ах, Перрин вновь возвысил голос: - Двуречье, ко мне! Все ко мне, во имя Света! Ко мне! Сюда! Он не переставал звать, пока среди деревьев не появились знакомые фигуры. Люди брели спотыкаясь, поддерживая друг друга. Их лица - потрясенные, вопрошающие лица - были перепачканы кровью. Некоторые потеряли свои луки. Появились и айильцы. Они, кажется, не пострадали, хотя Гаул слегка прихрамывал. - Троллоки появились не там, где мы их ждали, - промолвил Гаул. Ночь оказалась холоднее, чем мы ждали. Дождь был сильнее, чем мы ждали. Он мог бы произнести это тем же тоном, что и эти ужасные слова. Невесть откуда появилась Фэйли, вместе с лошадьми. С половиной лошадей, среди которых оказались Ходок и Ласточка, и девятью из двенадцати оставленных с нею парней. На щеке девушки красовалась царапина, но она была жива. Жива! Перрин бросился навстречу, порываясь обнять ее, но Фэйли отстранилась и, что-то сердито бормоча, принялась расстегивать его кафтан, чтобы осмотреть место, откуда торчал обломок толстой стрелы. Перрин окинул взглядом подошедших товарищей. Кое-кого недоставало: Кенли Ахана, Били ал'Дэй, Тивена Марвина. Он заставил себя вспомнить имена всех, кого не видел перед собой, и сосчитать их. Двадцать семь человек. - Раненые все здесь? - хрипло спросил Перрин. - Там кто-нибудь остался? Рука Фэйли дрожала на его боку, лицо девушки выражало тревогу и гнев. Она имела право сердиться. Как он посмел втравить ее в эту историю? - Остались только мертвые, - ответил Бан ал'Син. Лицо его было свинцово-серым, и голос казался таким же. - Я видел Кенли, - промолвил Вил, содрогаясь при этом воспоминании, - его голова застряла между сучьями дуба, а тело валялось у подножия. Насморк бедолагу больше не мучает. - Вил чихнул. Выглядел он напуганным. Перрин тяжело вздохнул и тут же горько пожалел об этом - нестерпимая боль в боку заставила его стиснуть зубы. Фэйли порывалась вытащить засевшую в боку стрелу, но он мягко отстранил девушку, несмотря на ее протесты. Времени заниматься своими ранами не было. - Раненых - на лошадей, - приказал Перрин. - Айвон, нападут они на нас снова? - В лесу стояла странная тишина. - Айвон! Тот подошел, ведя под уздцы свирепого на вид боевого коня мышастой масти, и Перрин повторил свой вопрос. - Может, да, а может, и нет. Сами троллоки рисковать не любят и без Получеловека скорее набросятся на беззащитную ферму, чем на отряд стрелков. Поэтому прикажи всем держать наготове луки, даже тем, у кого нет сил натянуть тетиву. Возможно, тогда троллоки решат, что овчинка не стоит выделки. Перрин поежился. Если троллоки все-таки нападут, они без труда расправятся с обессилевшими, израненными людьми. Только Гаул, Девы и Айвон способны дать им отпор. И Фэйли. Ее темные глаза пылали гневом. Он, Перрин, обязан позаботиться о ее безопасности. Страж и не подумал предложить своего коня для перевозки раненых, и это было разумно. Во-первых, свирепый жеребец вряд ли подпустил бы к себе чужака, а во-вторых. Страж верхом на боевом коне представлял собой грозную силу, а сила, если троллоки все же нападут, потребуется. Перрин попытался было посадить Фэйли на Ласточку, но девушка сердито фыркнула: - Ты же сам сказал - лошади для раненых. Разве нет? Более того, как Перрин ни противился, она настояла, чтобы сам он взобрался на Ходока. Он ожидал, что другие возмутятся, ведь он навлек на товарищей беду, но никто не проронил ни слова. Лошадей хватило не только тем, кто не мог идти, но и способным кое-как ковылять, а Перрин вынужден был признать, что принадлежит к последним. Кончилось тем, что он взгромоздился на Ходока. Большинство раненых припали к шеям своих коней, но он, скрипя зубами, старался держаться в седле прямо. И ехавшие верхом, и те, кому пришлось, спотыкаясь, плестись пешком, сжимали в руках луки, словно ища в них надежду на спасение. У Перрина лук был тоже наготове, как и у Фэйли, хотя трудно было поверить, что она сумеет натянуть длинный двуреченский лук. Теперь главной задачей было создать у врага впечатление готовности отряда к бою. В действительности готов был Айвон, а также Гаул и Девы, скользившие впереди с роговыми луками в руках. Свои копья айильцы заткнули за ремни заброшенных за спины налучий. Прочие, включая самого Перрина, почти ни на что не годились. Они мало походили на тот горделивый, уверенный в себе отряд, который выступил в этот злосчастный поход. Однако уловка удалась. Пришлось проехать около мили, прежде чем ветер перестал доносить смрадный запах троллоков. Они подкрадывались, высматривали, вынюхивали, но, так и не решившись напасть, в конце концов отстали. Фэйли шла рядом с Ходоком, не отрывая руки от стремени. То и дело она поглядывала на Перрина и ободряюще улыбалась, но в то же время тревожно хмурилась. Перрин пытался улыбаться в ответ, но у него это плохо получалось. Двадцать семь человек. Имена их не шли у него из головы: Колли Гаррен, Джаред Айдар, Даэль ал'Тарон, Рен Чандин... Двадцать семь двуреченских парней, сложивших головы из-за его глупости. Двадцать семь. Двигаясь самым коротким, прямым путем, они примерно после полудня вышли из Мокрого Леса. Определить время точнее было непросто - небо затягивали плотные серые облака. Впереди расстилались поросшие высокой травой луга с редкими купами деревьев. Кое-где щипали траву овцы. В отдалении виднелось несколько фермерских домов, но ни над одной трубой не поднимался дым. Значит, фермы были заброшены, иначе сейчас в домах непременно горели бы очаги. Ближайший дымок виднелся не ближе чем в пяти милях. - Надо найти какой-нибудь хутор, где можно будет остановиться, - промолвил Айвон. - Нужна крыша - вдруг пойдет дождь. Огонь. Пища. - Он посмотрел на двуреченцев и добавил: - Вода и повязки. Перрин молча кивнул. Стражу виднее, что делать. Ходок последовал за серым жеребцом Айвона. Они проехали не более мили, когда чуткое ухо Перрина уловило отдаленные звуки музыки, - флейты и скрипки наигрывали веселую мелодию. Поначалу юноша решил, что это ему мерещится, но звуки становились все громче, и вскоре их услышали все его спутники. Двуреченцы с облегчением переглядывались, на лицах у многих появились улыбки. Музыка. Где музыка, там и люди, причем, если судить по мелодии, люди беззаботные и веселые. У кого-то сейчас праздник. Измученные двуреченцы прибавили шагу. Глава 41. У ТУАТА'АН Вскоре показалась группа высоких деревянных фургонов, похожих на небольшие, ярко раскрашенные и покрытые блестящим лаком домики на колесах, выстроившиеся большим неровным кругом под несколькими раскидистыми дубами. Неподалеку щипали траву стреноженные кони. Именно со стороны фургонов и слышалась музыка. Перрину говорили, что в Двуречье объявились Лудильщики, но до сих пор он их здесь не встречал. - Я к ним не пойду, - решительно заявил Гаул, увидев, что Перрин направляется к стоянке Странствующего Народа, и, не дожидаясь ответа, свернул в сторону. Байн и Чиад тихо, но настойчиво в чем-то убеждали Фэйли. Кажется, они доказывали, что лучше заночевать в ближайшей рощице, чем под одной крышей с Потерянными. Судя по всему, они не хотели даже разговаривать с Лудильщиками, не говоря уже о том, чтобы разделить с ними кров и трапезу. Фэйли тоже тихо, но твердо отказалась. Девы хмуро переглянулись - озабоченные голубые глаза встретились с такими же озабоченными серыми - и удалились следом за Гаулом, так и не приблизившись к стоянке Странствующего Народа. Похоже, они несколько воспряли духом, во всяком случае Перрин слышал, как Чиад предлагала подбить Гаула сыграть в какую-то игру, которую они называли "Поцелуй Девы". Уходя, обе Девы смеялись. Обитатели лагеря - и мужчины, и женщины - не сидели без дела: кто шил, кто чинил упряжь, кто готовил еду, стирал или купал детишек. Многие ребятишки бегали, играли или беззаботно плясали под звуки полудюжины скрипок и флейт. Все Лудильщики от мала до велика носили одеяния еще более яркие и пестрые, чем их фургоны, причем цвета были подобраны в совершенно невообразимых сочетаниях. Мало кто в здравом уме, даже женщины, решился бы нацепить на себя такое. Когда потрепанный отряд приблизился к фургонам, в лагере воцарилась тревожная тишина. Музыка смолкла. Люди замерли на местах. Женщины прижимали к груди младенцев, детишки прятались за взрослых и боязливо выглядывали из-за материнских юбок. Седовласый жилистый мужчина выступил вперед и, прижав руки к груди, поклонился. Он был в ярко-синем кафтане с высоким воротом и изумрудно-зеленых, чуть ли не светящихся мешковатых штанах, заправленных в высокие сапоги. - Добро пожаловать к нашим кострам, - церемонно произнес он. - Знаете ли вы песню? Перрин замер на месте, боясь потревожить стрелу, и изумленно вытаращился. Он знал этого невысокого человека - Махди, или Ищущий, по имени Раин. Надо же такому случиться - из всех Лудильщиков он наткнулся именно на знакомых. Случайно ли? Случайные совпадения вызывали у Перрина беспокойство. Если сплетение Узора часто приводит к таким совпадениям, значит, вращение Колеса ускоряет ход событий. Я уже начинаю рассуждать, как Айз Седай, подумал юноша. Поклониться в ответ он не мог, но слова ритуального приветствия помнил: - Ваш радушный прием. Раин, согревает душу, как ваши костры согревают тело. Но песня мне неведома. Фэйли, Айвон и все двуреченцы удивленно уставились на Перрина. Послышался гул голосов - судя по всему, он снова дал землякам пищу для разговоров. - Стало быть, мы продолжим поиски, - в тон ему откликнулся вожак Лудильщиков. - Так было, и так будет, но мы будем помнить, искать и найдем. - Он сокрушенно поморщился при виде окровавленных лиц обступивших его людей, отводя глаза от их оружия. Странствующий Народ никогда не прикасался к орудиям убийства. - Добро пожаловать к нашим кострам, - промолвил Махди. - У нас найдется горячая вода, повязки и лечебные снадобья. Тебе известно мое имя, - добавил он, внимательно глядя на Перрина и припоминая. - Ну конечно, как же... твои глаза... Пока Раин говорил, к нему подошла жена - плотная женщина с седыми волосами, но гладкими щеками, на голову выше мужа. От ее наряда - алая блузка, ярко-желтая юбка и зеленая шаль с бахромой - рябило в глазах, но держалась она по-матерински доброжелательно и уверенно. - Я узнала тебя, - заявила женщина. - Ты - Перрин Айбара. А Илайас с тобой? Перрин покачал головой: - Нет, Ила. Я давно его не видел. - Жизнь Илайаса полна насилия, - печально промолвил Раин, - впрочем, как и твоя. А жизнь, связанная с насилием, может быть длинна, но никогда не будет чиста. - Не пытайся наставить его на Путь Листа своими речами, Раин, - отрывисто произнесла Ила. - Он ведь ранен. Да и все остальные тоже. - И о чем я только думаю, - виновато пробормотал Раин и, возвысив голос, призвал своих людей. - Здесь раненые, им нужна помощь. Идите сюда и помогите нуждающимся. Лудильщики, мужчины и женщины, обступили двуреченцев. Сочувственно приговаривая, они помогли раненым сойти с лошадей и повели, а некоторых и понесли к фургонам. Иные, как, например, Вил, беспокоились оттого, что их раздевают, но Перрин знал, что тревожиться нечего. Туата'ан отвергали всякое насилие. Никто из них не прибегал к силе даже для защиты своей жизни. Чтобы спешиться, Перрину пришлось воспользоваться помощью Айвона. Боль в боку была почти невыносимой. - Раин, - промолвил он, еле дыша, - вам опасно здесь оставаться. Отведи своих людей в Эмондов Луг. Там вы будете в безопасности. Троллоки напали на нас всего в пяти милях отсюда. К удивлению Перрина, Раин призадумался, потом покачал головой: - Нет, Перрин. Ежели я и соглашусь, люди мои все равно откажутся. Мы стараемся держаться подальше даже от самых крохотных деревушек, и не только потому, что селяне возводят на нас напраслину, подозревая то в воровстве, то в том, что мы пытаемся обратить их детишек на Путь Листа. Дело в том, что там, где люди поставили хотя бы десяток домов, таится угроза насилия. Туата'ан это ведомо еще с Разлома Мира. Истинная безопасность только в наших фургонах, в непрестанном движении и постоянном поиске песни. - Тень набежала на его лицо. - Мы повсюду видим зло и насилие, Перрин, не только у вас в Двуречье. Такое ощущение, что мир ждут большие перемены. Грозные перемены Потрясения. Несомненно, мы скоро найдем песню. Иначе просто быть не может. - Вы ее найдете, - спокойно ответил Перрин. Наверное, их ненависть к насилию сильнее, чем воздействие та'верена. Возможно, и та'верен не может преодолеть тяготение Пути Листа, который и ему самому когда-то казался привлекательным. - Воистину я надеюсь на это. - Что будет, то будет, - вздохнул Раин. - Все умирает в свое время. Возможно, даже песня. Желая успокоить мужа. Ила обняла его, но взгляд женщины был таким же тревожным. - Хватит, - заявила она, пытаясь скрыть беспокойство, - пойдем-ка в фургон. Ох уж эти мужчины, будут молоть языком, даже если на них штаны горят. А ты очень хороша, дитя, - промолвила она, обращаясь к Фэйли. - Пожалуй, тебе надо быть поосторожнее с Перрином. Я всегда встречала его только в обществе красивых девушек. Фэйли смерила Перрина оценивающим взглядом, но быстро отвела глаза. Он кое-как доковылял до желтого, с красной отделкой фургона на высоких, с красным ободом и красными и желтыми спицами колесах, стоявшего рядом с горевшим в центре лагеря костром, но едва занес ногу на первую ступеньку, как колени у него подогнулись. Айвон и Раин подхватили юношу и почти внесли его в фургон. Ила и Фэйли поспешно поднялись следом. Перрина уложили на прилаженную к передней стенке фургона койку. Рядом с ней находилась сдвигающаяся вбок дверца, ведущая к сиденью возницы. Фургон и впрямь напоминал маленький домик - на двух крохотных окошках даже висели розовые занавески. Перрин лежал навзничь, уставясь в потолок. Лудильщики и внутри разукрасили фургон по-своему - лакированный потолок был небесно-голубым, а стенные шкафы - желтыми и зелеными. Фэйли расстегнула его пояс и, пока Ила рылась в одном из шкафов, отложила в сторону топор и колчан. Перрин казался безучастным ко всему. - Всякого можно застать врасплох, - произнес Айвон. - Пусть это послужит тебе уроком, но не принимай случившееся слишком близко к сердцу. Даже Артуру Ястребиное Крыло случалось проигрывать битвы. - Артур Ястребиное Крыло... - Перрин попытался рассмеяться, но смех превратился в стон. - Да, я уж точно не Артур Ястребиное Крыло... Ила сердито посмотрела на Стража, точнее, на его меч, похоже, вызывавший у нее еще большую неприязнь, чем топор Перрина, и подошла к постели с ворохом сложенных тряпиц. Откинув полу рубахи, она взглянула на обломок стрелы и нахмурилась: - Боюсь, его нелегко будет удалить. Слишком глубоко засел. - Наконечник зазубренный, - невозмутимо заметил Айвон. - Троллоки редко используют луки, но если стреляют, то стрелы у них всегда с зазубренными наконечниками. - Ну-ка выйди, - решительно заявила Ила, обернувшись к Стражу. - И ты, Раин, тоже. Уход за ранеными не мужское дело. Проверь лучше, поставил ли Моши новое колесо. - Хорошая мысль, - отозвался Раин, - возможно, завтра мы уже тронемся в путь. В прошлом году нам пришлось поездить, - добавил он, обращаясь к Перрину. - Нелегко было. И в Кайриэн мотались, и в Гэалдан возвращались, и в Андор... Да, наверное, завтра тронемся. Когда за ним и Айвоном затворилась дверь, Ила обеспокоенно повернулась к Фэйли: - Если наконечник зазубренный, я не сумею его извлечь. Коли другого выхода нет, придется попробовать, но лучше бы отыскать поблизости кого-нибудь более сведущего во врачевании... - В Эмондовом Лугу наверняка такой найдется, - ответила Фэйли, - но не опасно ли оставлять обломок до завтра? - Думаю, что вырезать его неумеючи всяко опаснее. Пожалуй, дам я ему чего-нибудь, чтобы унять боль, и примочку сделаю, а то вдруг рана загноится. - Эй! - обратился к женщинам Перрин, сверля их взглядом. - Вы обо мне случаем не забыли? А то я ведь здесь! Обе обернулись к нему. - Не давай ему шевелиться, Фэйли, - заявила Ила. - Языком пусть болтает, но не двигается, а то рану растревожит. - Уж об этом я позабочусь, - заверила ее Фэйли. Когда с него стягивали кафтан и рубаху, Перрин стиснул зубы, чтобы не застонать. Однако раздеть его было необходимо. Он чувствовал себя слабым и податливым, как худшее сварочное железо. Обломок черного дерева в четыре дюйма длиной торчал над его последним ребром из рваной, покрытой коркой запекшейся крови раны. Потом женщины заставили его опустить голову на подушку - мол, нечего разглядывать рану. Фэйли промыла ее, а Ила в ступе из гладкого серого камня - пожалуй, в стане Лудильщиков только этот предмет и не был выкрашен в яркие цвета - растерла пестиком какие-то травы. Снадобьем щедро обмазали рану вокруг стрелы и наложили поверх повязку. - Мы с Райном сегодня заночуем под фургоном, - сказала Ила, вытирая руки. Бросив на Перрина еще один взгляд, она горестно покачала головой: - Когда-то я верила, что в конце концов он обратится на Путь Листа. Такой был добрый парнишка. - Путь Листа не для всех, - мягко заметила Фэйли, но Ила вновь покачала головой. - Для всех, - возразила она так же мягко, но с легкой грустью, - жаль только, что не все это понимают. Она вышла. Фэйли присела на краешек постели и утерла Перрину лоб. Кажется, он почему-то сильно потел. - Я совершил непростительную ошибку, - пробормотал юноша. - Да что там непростительную, это мягко сказано. Я и слов-то подходящих не подберу... - И нечего подбирать, - перебила его Фэйли. - Ты делал то, что считал правильным. То, что было правильным тогда. Я до сих пор в толк не возьму, как эти троллоки подобрались к нам сзади. И Гаула провели, а уж он-то всегда знает, откуда ждать врага. Айвон прав, Перрин. Тебя застали врасплох, но такое со всяким могло случиться. Зато ты собрал нас всех вместе и вывел из лесу. Перрин покачал головой. - Это Айвон нас вывел, а я... Я понапрасну погубил двадцать семь человек, - с горечью произнес он и попытался приподняться и заглянуть ей в глаза. - Некоторые из них были моими друзьями, Фэйли. И они погибли по моей вине... Фэйли взяла его за плечи и уложила обратно. Это далось ей легко, видать, он вконец обессилел. - Лежи, лежи, хватит того, что завтра придется сажать тебя в седло, - твердо сказала она. - И учти, это ты нас вывел, а не Айвон. Ему, кажется, ни до кого из нас, кроме тебя, и дела-то не было. Если бы не ты, здешние парни разбежались бы кто куда и угодили прямо в лапы троллоков. Чужак не сумел бы собрать их вместе. Что же до твоих друзей... - Вздохнув, она снова уселась на край постели. - Перрин, мой отец всегда говорил, что полководец может или думать о живых, или оплакивать мертвых, но никак ни то и ни другое одновременно. - Но я-то не полководец, Фэйли. Я всего-навсего кузнец, возомнивший, что он имеет право ради справедливого возмездия рисковать чужими жизнями. Я по-прежнему хочу отомстить, но не желаю, чтобы за мои ошибки расплачивались другие. - Ты думаешь, троллоки уйдут отсюда лишь оттого, что ты счел свои побуждения недостаточно чистыми? - Горячность в ее голосе заставила Перрина приподнять голову, но девушка бесцеремонно уложила его обратно. - Оттого, что тебя мучают угрызения совести? Они от этого злобы лишатся? Тебе что, требуются более основательные причины, чтобы бить троллоков? Знаешь, что еще говорил мой отец? Худшее, что может совершить полководец, - это покинуть доверившихся ему людей. Такое хуже любого поражения. Послышался стук, и в дверь просунулся стройный красивый молодой Лудильщик в красно-зеленом полосатом кафтане. Он одарил Фэйли очаровательной белозубой улыбкой и лишь потом взглянул на Перрина. - Дед сказал, что ты к нам наведался, вы ведь из этих краев. Вот я и подумал, а вдруг Эгвейн... - Неожиданно он нахмурился, уставившись на глаза Перрина. - Вот оно что. Вижу, ты все-таки последовал за Илайасом и стал водиться с волками. Я так и думал. Уверен был, что ты никогда не обратишься на Путь Листа. Этого малого по имени Айрам, внука Раина и Илы, Перрин знал и не слишком жаловал - улыбался он совсем как Вил ал'Син. Поэтому он промолвил: - Уходи, Айрам, я очень устал. - Эгвейн с тобой? - Эгвейн теперь Айз Седай, Айрам, - прорычал Перрин. - Вздумай ты пригласить ее танцевать, она вырвала бы твое сердце Единой Силой. Уходи! Айрам заморгал и поспешно закрыл за собой дверь. Перрин уронил голову на подушку. - Слишком много он улыбается, - пробормотал юноша, - терпеть не могу таких улыбчивых. Фэйли закашлялась, и Перрин подозрительно посмотрел на нее. Она кусала нижнюю губу. - Мне что-то в горло попало, - сдавленно пробормотала девушка, поспешно вставая. Глянув на широкую полку в изножье кровати, где Ила оставила свои снадобья, она налила воды из красно-зеленого кувшина в сине-желтую кружку. - Может, выпьешь? Ила сказала, что этот порошок унимает боль. Он поможет тебе уснуть. - Не хочу я никаких порошков, - буркнул он. - Фэйли, кто твой отец? Девушка словно окаменела. Лишь через минуту она обернулась к нему, сжимая кружку обеими руками. В ее раскосых глазах ничего нельзя было прочесть. Прошла еще минута, прежде чем она ответила: - Мой отец - лорд Даврам из Дома Башир, лорд Башира, Тайра и Сидоны, Защитник Рубежей Запустения, Хранитель Сердца Страны, Маршал-Генерал Королевы Тенобии Салдэйской. И ее дядя. - О Свет! А ты вроде бы говорила, что он торгует - то ли лесом, то ли мехами! А раз, помнится, упоминала ледяные перцы! - Я не лгала, - буркнула Фэйли и упавшим голосом добавила: - Просто это была не вся правда. Во владениях моего отца и лес рубят, и меха добывают, и ледяные перцы там есть, и еще много чего... Его управители все это продают, а выручка идет ему, вот и получается, что в каком-то смысле он торговец. - Что же ты сразу мне не сказала? Почему скрывала? Выходит, ты - леди! - Такого Перрин никак не ожидал. Он думал, что отец Фэйли - мелкий купец, может быть, бывший солдат, но чтобы он оказался такой важной персоной... - А коли так, почему же ты стала Охотницей за Рогом и болтаешься по всему свету? Только не говори мне, что этот владетель Башира и всего прочего сам спровадил тебя на поиски приключений. Держа кружку в руке, Фэйли снова присела рядом, почему-то не сводя с него глаз. - Оба моих старших брата умерли, Перрин. Один погиб в бою с троллоками, а другой разбился, упав с коня на охоте. Я стала старшей в семье, и мне пришлось учиться управлять родовыми землями и торговать. В то время как младшие братья изучали воинское искусство, готовясь вести жизнь, полную приключений, я должна была корпеть над счетами. Таков долг старшей. Зарыться в бумаги и иметь дело с одними управителями. Дом... Тоска смертная... А когда отец взял на Рубеж Запустения Мэдина, а Мэдин двумя годами моложе меня, я не выдержала. Девушек в Салдэйе не учат владеть мечом, но отец приставил ко мне одного старого солдата, когда-то служившего под его началом. Эран с удовольствием учил меня обращаться с ножами и драться голыми руками. По-моему, его это забавляло. Так или иначе, как раз когда отец с Мэдином уехали, была объявлена Великая Охота за Рогом, и я оставила матери письмо с объяснениями... сбежала. Сбежала, успела добраться до Иллиана и принести обет Охотницы... - Она вновь отерла пот с лица Перрина. - Лучше поспи, если сможешь. - Думаю, к тебе следует обращаться не иначе как леди Башир или как-то в этом роде. Как же вышло, что такой знатной особе понравился простой кузнец? - Не понравился, Перрин. Я его полюбила. - Голос ее звучал твердо, а прикосновения были мягкими и нежными. - К тому же сдается мне, ты совсем не простой кузнец... Кстати, а что имел в виду этот парень, когда сказал, будто ты водишься с волками? И Раин поминал какого-то Илайаса... Перрин похолодел. Надо же, а ведь он только что упрекал ее в скрытности. Держал бы лучше язык за зубами. Верно говорят: не маши молотом впопыхах, себе же палец зашибешь. Он тяжело вздохнул и выложил ей все. Как встретился с Илайасом и узнал, что способен разговаривать с волками. Как его глаза изменили цвет, зрение и слух обострились, а нюх стал тонким, как у волка. Рассказал про волчий сон и про то, что он может утратить человеческое начало. - Это очень просто, Фэйли. Иногда, особенно во сне, я могу забыть, что я человек, и почувствовать себя волком. Если вовремя не опомниться, можно так и остаться волком, во всяком случае считать себя им. Я могу превратиться в волка в человеческом обличье. А от меня, Перрина Айбара, ничего не останется. - Перрин умолк, ожидая, что Фэйли в ужасе отшатнется от него. - Если у тебя и впрямь такой острый слух, - промурлыкала она как ни в чем не бывало, - придется мне следить за своими словами, когда ты неподалеку. Перрин схватил ее за руку: - Слышала ты, что я тебе сказал, или нет? Фэйли, что подумают твои мать и отец? Мало того, что я кузнец, так еще и наполовину волк. А ты - леди! О Свет! - Я прекрасно слышала каждое твое слово. Отец меня не осудит. Он всегда говорил, что нашу кровь надобно освежить, поскольку ныне Баширы не так решительны и суровы, как прежде. Он считает меня не в меру кроткой девицей. - Она хищно, так, что впору было бы и волчице, улыбнулась Перрину: - Матушка, та всегда хотела, чтобы я вышла замуж за короля, способного одним ударом меча разрубить троллока надвое. Твой топор не хуже любого меча, а что до остального... Надо сказать ей, что ты - волчий король. Едва ли кто-нибудь решится оспорить твое право на этот трон. Вообще-то матушке хватило бы и того, что ты лихо кромсаешь троллоков, но в качестве короля ты устроишь ее еще больше. - О Свет! - только и смог прохрипеть Перрин. Она говорила все это почти серьезно. Если хоть наполовину серьезно, и то... Пожалуй, встреча с ее родителями будет пострашней любой схватки с троллоками. - Ну-ка, выпей воды, - сказала Фэйли, поднося кружку к его губам. - У тебя в горле пересохло. Глотнув, Перрин скривился. Вода оказалась горькой. Значит, подмешала-таки туда снадобье Илы. Он хотел отказаться пить, но Фэйли попросту влила ему в рот полкружки. Оставалось или проглотить, или захлебнуться. И почему эти лекарства всегда такие противные? Небось женщины специально такие делают. Наверняка сами они такую гадость ни за что пить не станут. - Я же сказал, не надо мне этого зелья! Бр-р-р! - Правда? Я, наверное, не расслышала. Ладно, тебе так или иначе нужно поспать. Она погладила его волнистые волосы: - Спи, мой Перрин. Он хотел возразить, сказать, что все она прекрасно слышала, но язык у него заплетался, слова спутались, а глаза закрылись сами собой. Открыть их не было сил. Последним, что он услышал, был ее ласковый шепот: - Спи, мой волчий король. Спи. Глава 42. ПРОПАВШИЙ ЛИСТ Перрин стоял один под яркими лучами солнца близ фургонов Туата'ан. В боку его не было стрелы, и он не ощущал боли. Между фургонами были сложены сучья для костров, над которыми на треногах висели железные котелки, на веревках сушилось белье, но ни людей, ни лошадей не было видно. Вместо обычного кафтана и рубахи на нем была длинная кожаная безрукавка, какие носят кузнецы. Перрин осознавал, что это сон. Он знал, что в волчьем сне все представляется прочным и реальным, от высокой травы под ногами и ворошившего волосы западного ветерка до разбросанных поодаль ясеней и тсуг. Так оно и было, правда, фургоны Лудильщиков выглядели какими-то нереальными. Казалось, они в любой миг могут задрожать и растаять. Наверное, это оттого, что Туата'ан никогда не задерживаются подолгу на одном месте. Никакая почва не может их удержать. Интересно, подумал Перрин, долго ли эта почва удержит его самого. Он положил руку на топор - и удивленно опустил глаза. В петле на поясе висел не топор, а тяжелый кузнечный молот. Перрин нахмурился. Когда-то он предпочитал именно молот, но это время миновало. Ныне он выбрал для себя топор. Навершие молота превратилось в отточенный полумесяц с отходящим от него большим шипом, но тут же вновь обернулось увесистым стальным цилиндром. Миг - и снова появился топор, затем опять молот... Наконец превращения закончились. На поясе у Перрина теперь висел топор, и он смог перевести дух. Раньше такого не случалось. Прежде, находясь здесь, он мог легко превращать одни вещи - во всяком случае свои - в другие. Мне нужен топор, твердо сказал себе юноша. Оглядевшись по сторонам, он приметил фермерский дом. На ячменном поле, окруженном шероховатой каменной оградой, пасся олень. Присутствия волков не ощущалось, и Перрин не стал призывать Прыгуна. Волк может услышать или не услышать, прийти или не прийти, но кто поручится, что где-то поблизости не затаился Губитель? Неожиданно у него на поясе появился увесистый, ощетинившийся стрелами колчан, уравновешивавший топор, а в руке - крепкий длинный лук. Левое предплечье прикрывал толстый кожаный наруч. Вокруг ничто не двигалось, кроме, конечно, того оленя. - Вряд ли я скоро проснусь, - пробормотал Перрин себе под нос. Что бы там Фэйли ни подмешала в воду, облапошила она его ловко. Он увидел всю эту картину, словно наблюдал ее через плечо девушки. - Влила свое зелье мне в рот, ровно младенцу, - прорычал он. Ох уж эти женщины! Он сделал шаг - земля вокруг расплылась - и ступил на фермерский двор. Из-под ног с кудахтаньем выскочили две или три курицы, похоже, уже успевшие одичать. Сложенный из камней овечий загон был пуст, а оба крытых соломой амбара заперты. На окнах висели занавески, но, несмотря на это, двухэтажный дом выглядел необитаемым. Если все это правдивое отражение реального мира - а в волчьем сне обычно так и бывало, - люди уже не один день как покинули ферму. Фэйли была права: его предостережение достигло и тех краев, где он сам не побывал. - Фэйли, - пробормотал Перрин, покачивая головой. - Надо же, она дочка лорда. И не просто лорда. Трижды лорда, полководца и дядюшки самой королевы. О Свет, выходит, она доводится королеве кузиной! - И полюбила простого кузнеца. Женщины - удивительные создания. Решив проверить, насколько далеко распространился его призыв, он зигзагами, делая шаги в милю и больше длиной, преодолел половину расстояния до Дивен Райд. Большая часть ферм, которые он видел, имела такой же заброшенный вид. Только одна из пяти выглядела обитаемой - двери и окна были открыты, на веревках сушилось белье, а у порога валялись куклы, обручи и резные деревянные лошадки. При виде игрушек сердце Перрина сжалось. Пусть хозяева не желают слушать его предостережений, но ведь в округе полно сожженных ферм. Закопченные трубы уставились в небо, как окоченевшие пальцы мертвецов. Неужто одного этого недостаточно? Он поднял куклу с улыбающимся стеклянным личиком, одетую в расшитое цветочками платьице - какая-то женщина любовно вышила их для дочурки, - и удивленно заморгал. Кукла по-прежнему лежала на крыльце, откуда он ее только что взял. Когда Перрин потянулся за ней, та, что была в руке, растаяла и пропала. Странно. Но тут в небе промелькнули темные тени, и он забыл о своем удивлении. Вороны. Стая воронов, десятка два или три, летела в сторону Западного Леса. К Горам Тумана, туда, где он впервые увидел Губителя. Он следил за воронами, пока они не превратились в темные точки и не исчезли, а потом двинулся следом. Длинные шаги уносили его на пять миль каждый, все вокруг расплывалось, обретая четкие очертания лишь в краткий миг между шагами. Густой, скалистый Западный Лес, поросшие кустарником Песчаные Холмы и, наконец, заснеженные горы с поросшми елями, соснами и болотным миртом склонами - теми самыми, где он в первый раз увидел того, кого Прыгун назвал губителем. Перед ним находились Путевые Врата. Запертые - лист Авендесоры красовался среди множества других листьев и виноградных лоз, вырезанных в камне. То здесь, то там росли сухие, приземистые деревца - почва на месте гибели Манетерена была бедной и каменистой. Внизу, на гладкой поверхности вод Манетерендрелле, играли солнечные блики. Легкий ветерок донес из долины запах оленей, кроликов и лисиц. Но нигде не было ни малейшего движения. Он уже собирался уйти, но неожиданно замер. Лист Авендесоры. Один лист! Но ведь Лойал запер Врата, поместив на эту сторону оба листа. Перрин обернулся, и мурашки пробежали по его коже. Путевые Врата открылись - две створки ожившей зелени будто шевельнулись под ветром, и он увидел собственное отражение на тусклой зеркальной поверхности. Как же так? - изумился Перрин. Ведь Лойал запер эту проклятую штуковину. Не осознавая, что делает, Перрин двинулся вперед и оказался у самых Путевых Врат. Трилистника среди причудливой резьбы с внутренней стороны не было Странно было думать, что в реальном мире в этот самый момент кто-то или что-то проходит Врата, возможно, в том самом месте, где он стоит. Коснувшись тусклой поверхности, юноша хмыкнул. Рука скользнула по ней все равно что по гладкому зеркалу. Краешком глаза Перрин приметил, что лист Авендесоры неожиданно появился на своем месте с внутренней стороны, и отпрянул назад. Он успел вовремя - Путевые Врата закрывались. Кто-то зашел или вышел из них. Перрину даже думать не хотелось о том, что в Двуречье, возможно, только что добавилось троллоков и Исчезающих. Врата закрылись, створки столкнулись, превратившись в резную каменную стену. Неожиданно почувствовав, что за ним следят, - это ощущение возникло само собой, неизвестно откуда, - Перрин прыгнул. Все вокруг расплылось, и он едва успел увидеть, что там, где он только что стоял, промелькнуло нечто черное. Приземлившись на дальнем склоне, Перрин, не задумываясь, прыгнул снова, из Манетеренской Долины в густой ельник, и снова, и снова. Он мчался, пытаясь на бегу восстановить в памяти то, что случилось у Врат. С какой стороны летела стрела, под каким углом... Стало быть, стрелявший находился... Последним прыжком Перрин вернулся на склон долины над погребенным Манетереном и припал к земле среди кривых сосенок, держа наготове лук. Та стрела была пущена снизу, из-за валунов и корявых деревьев. Губитель таился где-то внизу. Он должен быть внизу... Не размышляя, Перрин отпрянул - горы расплылись серыми, бурыми и зелеными пятнами. - Опять! - прорычал Перрин. Он едва не повторил свою ошибку. Опять, как и тогда, в Мокром Лесу, решил, что враг будет дожидаться там, где ему, Перрину, угодно. На этот раз он мчался изо всех сил, надеясь, что противник не успел его заметить. Всего тремя молниеносными прыжками одолев расстояние до Песчаных Холмов, Перрин сделал широкий круг и вернулся на тот же склон, но выше, туда, где воздух был разреженным и холодным, а немногочисленные деревца, похожие скорее на кусты, росли шагах в пятидесяти одно от другого. Выше того места, откуда вылетела стрела и где мог таиться в засаде невидимый враг. И там, в сотне шагов ниже по склону, Перрин увидел того, кого искал. Высокий темноволосый человек в темном кафтане припал к земле рядом с гранитным валуном величиной со стол. Держа в руках наполовину натянутый лук, он терпеливо изучал склон. Впервые Перрину удалось рассмотреть врага как следует - для волчьих глаз сто шагов не расстояние. Губитель был в темном, с высоким воротом кафтане, какие носят жители Порубежья, а лицом удивительно напоминал Лана - словно родной брат. Но Перрин знал, что у Стража нет братьев, да и вообще никаких родичей. Выходит, этот Губитель из Порубежья. Может, он шайнарец? Хотя нет, те обычно обривают голову, оставляя лишь прядь на макушке, а у этого волосы длинные, перехваченные кожаным ремешком, как у Лана. Но он не мог быть Малкири. Никого из Малкири не осталось в живых - никого, кроме Лана. Впрочем, откуда бы ни был Губитель родом, Перрин не испытывал угрызений совести, целясь ему в спину. Этот человек сам пытался убить Перрина из засады и едва не преуспел. То ли Перрин слишком долго целился, то ли враг почувствовал на себе его холодный взгляд, но неожиданно Губитель метнулся в сторону, расплылся в пятно и исчез на востоке. Выругавшись, Перрин бросился вдогонку. Три шага - и он у Песчаных Холмов, еще один - в Западном Лесу. Губитель затерялся среди дубов, миртов и густого подлеска. Перрин замер и прислушался. Тишина. Смолкли даже белки и птички. Он потянул носом - в воздухе висел запах недавно прошедшего оленьего стада и другой, едва ощутимый, - напоминающий человеческий, но слишком холодный, бесчувственный и неуловимо знакомый. Губитель был рядом. Но в лесу тихо, не было даже ветерка, который подсказал бы, откуда этот запах исходит. - Ловко ты придумал, Златоокий, запереть Путевые Врата. Перрин напряг слух. Невозможно было понять, из какого уголка чащобы доносится этот голос. Нигде даже лист не шелохнулся. - Если бы ты знал, сколько Отродий Тени погибло, пытаясь вырваться из Путей, тебя бы это порадовало. Мачин Шин пировал у этих ворот. Ловко придумал, да не очень. Сам видел, Врата-то снова открыты. Кажется, голос доносился справа. Перрин бесшумно, как на охоте, заскользил между деревьями. - Поначалу троллоков здесь было всего несколько сотен, Златоокий. Их вполне хватало, чтобы держать в напряжении этих глупцов в белых плащах и чтобы карать смертью всех отступников. - В голосе Губителя послышался гнев. - Поглоти меня Тень, если тот человек не столь же везуч, что и Белая Башня. - Неожиданно он издал смешок: - Но ты, Златоокий, явился так неожиданно и так кстати. Кое-кто мечтает увидеть твою голову насаженной на пику. Твое драгоценное Двуречье прочешут от края до края, но тебя рано или поздно выкорчуют с корнем. Что ты на это скажешь, Златоокий? Перрин замер возле толстого, узловатого ствола дуба и, холодея, всматривался в лес. Почему этот человек так разоткровенничался? Почему вообще заговорил? Да он просто подманивает меня! В лесу по-прежнему не было никакого движения. Губитель хочет, чтобы я подошел поближе, чтобы угодил в западню, это ясно. А я хочу добраться до него и вцепиться ему в глотку. Но если погибнуть суждено мне, я не проснусь и никто не узнает, что Путевые Врата открыты и через них сотнями, а то и тысячами проникают троллоки. Нет, я не стану играть в игру, которую навязывает мне Губитель. Решив покинуть волчий сон, Перрин, невесело усмехнувшись, велел себе проснуться, и... ...Фэйли обнимала его за шею и покусывала бородку маленькими белыми зубками, а возле походных костров наигрывали какую-то зажигательную мелодию скрипки Лудильщиков. Порошок Илы! Я не могу проснуться! Ощущение, что все происходит во сне, исчезло. Перрин со смехом заключил Фэйли в объятия и понес к теням, где трава была так мягка. x x x Пробуждение было медленным и мучительным. Вместе с сознанием возвращалась тупая боль в боку. Из маленьких окошек струился свет. Яркий свет. Утро. Перрин попытался сесть и со стоном откинулся назад. Фэйли вскочила с низенького табурета, - судя по запавшим глазам, она не спала всю ночь. - Лежи спокойно, ты и так до утра метался во сне, Чуть с кровати не свалился. Хорошо, я удержала, не то эта штуковина проткнула бы тебя насквозь. В дверях, словно темный клинок, маячила фигура Айвона. - Помогите мне подняться, - попросил Перрин. Говорить было больно, больно было даже дышать, но молчать он не имел права. - Я должен попасть в горы. К Путевым Вратам. Фэйли,