способом. Его мне тоже дядюшка подсказал. И он непременно придумает новый способ вызволить вас, моя королева. Дядя Джен, он страсть какой смекалистый. - В этом я не сомневаюсь, - пробормотала Моргейз. Итак, забрезжила новая надежда. Гэалдан. - А давно ты из Андора? Месяц? Два? Пайтр кивнул. - Стало быть, ты не знаешь, что происходит сейчас в Кэймлине, - со вздохом промолвила королева. Молодой человек облизал губы: - Я... Мы остановились в Амадоре у одного человека, который держит голубей. Почтовых голубей. Он купец. К нему поступают известия отовсюду. И из Кэймлина тоже. Но это дурные вести, дурные для вас, моя королева. Однако дядя непременно придумает, как вас выручить, только на это потребуется время. День-другой, не больше. А я просто хотел дать вам знать, что помощь близка. Ну что ж, может, так и поступить. Взять да и устроить состязание между Пейдроном Найолом и смекалистым дядюшкой Дженом. Жаль только, что нетрудно догадаться, кто, скорее всего, одержит победу. - Пусть твой дядюшка думает, а ты тем временем расскажешь мне все, что тебе известно о событиях в Кэймлине. - Моя королева, меня просили лишь сообщить, что у вас есть верные подданные. Дядя рассердится, если я задержусь, и... - Я - твоя королева, Пайтр, - твердо заявила Моргейз. - Твоя и твоего дядюшки. Он не станет возражать, если ты ответишь на некоторые мои вопросы. Судя по его виду, Пайтру больше всего хотелось удрать, но королева устроилась в кресле и принялась по крупицам выжимать из него правду. Когда Пейдрон Найол спешился во дворе Цитадели Света и бросил поводья конюху, он чувствовал себя превосходно. Для того чтобы поприжать Моргейз, ему даже не пришлось лгать. Лгать Лорд Капитан-Командор не любил. Разумеется, он интерпретировал события по-своему, но ничуть не сомневался в том, что Ранд ал'Тор - Лжедракон и орудие Башни. Увы, в мире слишком много глупцов, неспособных думать самостоятельно и готовых принять на веру всякие россказни. Но Последняя Битва вовсе не будет титаническим поединком между Темным и Возрожденным Драконом, который, пусть он и впрямь возродится, останется всего лишь человеком. Нет, Творец уже давным-давно перестал мешаться в дела человечества, предоставив его собственной судьбе. Когда настанет Тармон Гай'дон, произойдет примерно то же, что и во время Троллоковых Войн, когда - две тысячи лет назад - бесчисленные орды троллоков и прочей нечисти, хлынув из Великого Запустения, прорвались сквозь Пограничные Земли и едва не утопили весь мир в крови. Он, Пейдрон Найол, не позволит человечеству встретить эту опасность слабым и разъединенным. Весь путь по каменным коридорам Цитадели до его личных покоев Лорду Капитан- Командору сопутствовала рябь поклонов - Чада Света в белоснежных плащах приветствовали своего главу. В передней поспешно поднялся на ноги Балвер, его личный секретарь, и принялся перечислять бумаги, дожидавшиеся подписи Лорда Капитана. Однако внимание Найола привлек рослый мужчина, легко поднявшийся со стула возле стены. На его плаще, под эмблемой солнца, красовался темно-красный пастушеский посох, а ниже три золотистых банта - знаки высокого ранга. Джайхим Карридин, Инквизитор Руки Света, выглядел человеком суровым, каким и был. Со времени последней встречи с Найолом на висках у него изрядно прибавилось седины, а в глубоко посаженных темных глазах таилась тревога. Что и неудивительно, ибо он провалил два данных ему поручения подряд - такое едва ли простительно для человека, лелеявшего надежду сделаться со временем Верховным Инквизитором, а возможно, даже и Лордом Капитан-Командором. Бросив плащ Балверу, Найол жестом предложил Карридину проследовать за собой в приемную. Отделанные темными панелями стены украшали трофейные знамена поверженных недругов Цитадели, а на полу красовался огромный, сверкающий знак солнечной вспышки. Золота на него пошло столько, что глаза слепило. В остальном убранство комнаты было по-солдатски простым и непритязательным - под стать самому Найолу. Он уселся в кресло с высокой спинкой, добротное, ничем не украшенное. В обоих концах комнаты высились каменные камины, вычищенные и холодные, тогда как в это время года в них должно было вовсю бушевать пламя. Это ли не явное свидетельство того, что Последняя Битва не за горами? Карридин отвесил низкий поклон и преклонил колена на золотом многолучевом солнце, за многие века гладко отполированном коленями и ступнями. - Ты размышлял о том, почему я послал за тобой, Карридин? После того, что случилось на Равнине Алмот, при Фалме и в Танчико, Карридин вполне мог полагать, что его собираются взять под стражу. Но, если он и имел в виду такую возможность, это никак не сказалось на его голосе. И как обычно, Инквизитор не удержался, чтобы не показать, что знает больше, нежели кто-либо другой Гораздо больше, чем можно было от него ждать. - Айз Седай появились в Алтаре, милорд Капитан-Командор. Вот прекрасная возможность расправиться с половиной тарвалонских колдуний прямо у нашего порога. Это было явным преувеличением - в Салидаре собралось не более трети сестер. - Ты обсуждал это со своими друзьями? Найол сомневался в том, что у Карридина были друзья, но собутыльники водились. В последнее время этот человек выпивал куда больше и чаще, чем следовало. Тем не менее он обладал некоторыми весьма полезными способностями. - Нет, милорд Капитан-Командор. Я знаю, что о таких вещах не говорят. - Это очень хорошо, - промолвил Найол. - Хорошо, поскольку ты не поедешь в Салидар. Ни ты, ни кто-либо другой из Чад. Найолу показалось, что по лицу Карридина промелькнула тень облегчения. Впрочем, скорее всего, просто померещилось - чего-чего, а трусости за Джайхимом до сих пор не замечалось. Да и отклик его не указывал на облегчение. - Но ведь они сами просятся нам в руки. Это явное доказательство того, что слухи верны. Башня раскололась, и, значит, мы можем прижать эту компанию, а остальные и пальцем не шевельнут. Эту проклятую Башню можно ослабить, разбив Айз Седай по частям, и тогда она падет сама. - Ты так думаешь? - сухо спросил Найол и тут же постарался смягчить тон. Эти Вопрошающие - Рука Света не жаловала такое название, но тем не менее его использовал даже Лорд Капитан-Командор - порой не видят дальше своего носа. - Неужто ты не понимаешь, что даже Башня не может открыто выступить в поддержку Лжедракона вроде этого Ранда ал'Тора? Они должны подумать о том, что будет, если и он выйдет из повиновения, как Логайн. Вот для чего нужны "бунтовщицы". Они помогут Ранду, но если все обернется не так, как ими задумано, юбки Айз Седай из Башни останутся незапятнанными. - Найол был уверен, что дела обстоят именно так. Он не верил в раскол среди Айз Седай, иначе не преминул бы использовать его, чтобы ослабить Башню. - В любом случае главное не то, что существует на самом деле, а то, что видит мир. И я не допущу, чтобы он увидел просто-напросто борьбу между Чадами и Башней. - Во всяком случае, до тех пор, полагал Найол, пока мир не поймет, что в действительности представляет собой пресловутая Башня, пока люди не осознают, что в ее стенах собрались гнусные Приспешницы Темного, занимающиеся делами, которых человеку не пристало касаться. Теми самыми, какие некогда привели к Разлому Мира. - Мир должен ополчиться против Лжедракона ал'Тора. - Но каковы будут приказы мне, милорд КапитанКомандор, раз я не поеду в Алтару? Найол со вздохом откинул назад голову. Неожиданно он почувствовал себя смертельно уставшим и ощутил груз прожитых лет. - Ты поедешь в Алтару, Карридин. О Ранде ал'Торе Пейдрон Найол узнал вскоре после памятных событий при Фалме, где Чада потеряли тысячу воинов. Этот заговор Айз Седай положил начало распространению массового безумия и хаоса в Тарабоне и Арад Домане. Он знал, кто таков этот ал'Тор, и полагал, что сумеет использовать его появление, чтобы объединить народы и государства. Объединить под его, Найола, властью. Тогда мир сможет и избавиться от ал'Тора, и своевременно подготовиться ко вторжению троллоков. Лорд Капитан-Командор уже разослал гонцов ко всем правителям, чтобы предупредить их об угрозе, исходящей от Лжедракона. Однако и ал'Тор действовал на удивление быстро. Найол поначалу рассчитывал, что этот бешеный лев будет только пугать людей своим ревом, носясь по улицам, но он оказался громадным и стремительным, как молния, и очень опасным. Но Найол верил, что еще не все потеряно. Более тысячи лет назад Возрожденным Драконом объявил себя некий Гвайр Амаласан, умевший направлять Силу. Поначалу этот Лжедракон захватил куда больше земель, чем Ранд ал'Тор, но молодой король по имени Артур Пейндраг Танриал выступил против него, ниспроверг и создал собственную империю. Найол, конечно же, не считал себя новым Артуром Ястребиное Крыло, но похоже, кроме него, миру не на кого надеяться. А он не откажется от борьбы, пока жив. И он уже начал противодействовать растущей мощи ал'Тора. Помимо гонцов, направленных к правителям, Найол послал в Тарабон и Арад Доман верных людей, чтобы те распускали нужные слухи. Виновниками всех бед и несчастий объявляли Приспешников Темного, глупцов, называющих себя Принявшими Дракона, и, конечно же, Белую Башню. Из Тарабона распространялись известия о причастности Айз Седай к тамошнему кровопролитию. Людей готовили к тому, чтобы они могли выслушать и принять правду. Пожалуй, теперь настало время перейти к следующему этапу плана и показать всем колеблющимся, на чью сторону им надлежит встать. Время. Времени у Найола в обрез, но все же он улыбнулся. Некогда он знавал людей, говаривавших: "Найол улыбается - смерть подбирается". Ныне все они уже были мертвы. - Движение Принявших Дракона подобно чуме, - заявил Лорд Капитан-Командор, обращаясь к Карридину. - Наш долг - излечить Алтару и Муранди от этой заразы. Всем своим видом - сводчатым, украшенным лепниной потолком, искусно сработанными коврами на выложенном белой плиткой полу, резными панелями на стенах - это помещение напоминало дворцовую гостиную. Только вот находилось оно очень далеко от любого дворца. И, по правде говоря, вообще от любого места, в том смысле, какой вкладывают в это понятие обычные люди. Красновато-коричневое платье Месаны шуршало, когда она перемещалась вокруг инкрустированного столика, сооружая для забавы башенку из костяшек домино, причем такую, что каждый верхний этаж был шире нижнего. Она гордилась тем, что делает это только на основе расчета прочности и давления, не прибегая к Единой Силе. Башенка поднялась уже на девять этажей. Если быть точнее, возня с башенкой была не столько забавой, сколько предлогом, позволявшим избежать разговора с другой находившейся в той же комнате женщиной. В кресле с высокой спинкой, обтянутом красным гобеленом, сидела за вышиванием Семираг. Ее длинные изящные пальцы проворно делали стежок за стежком, создавая изысканный узор из мельчайших цветов. Очень странно, что ей нравится занятие столь... заурядное. Черное платье резко выделялось на фоне обивки кресла. Даже Демандред не решался сказать Семираг в лицо, что она так часто носит черное в пику Ланфир, предпочитавшей белый цвет. В тысячный раз Месана попыталась понять, почему она чувствует себя в присутствии Семираг как-то неуютно. Месана прекрасно знала свои преимущества и недостатки как в отношении Единой Силы, так и в любом другом. В чем-то она уступала Семираг, но в чем- то превосходила ее. Причина коренилась в другом. Семираг испытывала удовольствие, причиняя страдания, но это вряд ли смутило бы Месану. Она сама, если требовалось, могла проявить не меньшую жестокость и уж вовсе не интересовалась тем, что проделывает Семираг с другими. Какая-то причина несомненно была, но Месане никак не удавалось уразуметь, в чем она заключается. Досадуя на себя, она неверно положила очередную костяшку, и башенка со стуком развалилась. Щелкнув языком, Месана отвернулась от стола и сложила руки на груди: - Где Демандред? Сколько можно ждать? Он уже семнадцать дней как отправился в Шайол Гул, но чтото не торопится сообщить нам послание. И даже не появляется. Самой ей довелось побывать у Бездны Рока два раза. Дважды прошла она под касавшимися волос каменными клыками, но не видела никого, кроме странного, слишком рослого Мурддраала, не желавшего говорить. Отверстие там, безусловно, было, оно ощущалось, но Великий Повелитель молчал. И оба раза она там не задерживалась. Месана считала себя неспособной испытывать страх и уж во всяком случае думала, что ее не испугаешь взглядом Получеловека, но под молчаливым взором этого Мурддраала невольно ускоряла шаги. Ей приходилось напрягать всю свою волю, чтобы не пуститься бежать. Направлять там было равносильно гибели, не то она или уничтожила бы Получеловека, или сама Переместилась бы из Шайол Гул. - Где же он, в конце концов? - воскликнула Месана. Семираг подняла взгляд от своего шитья - темные немигающие глаза на гладком смуглом лице. Затем она отложила рукоделие и плавно поднялась. - Когда надо, тогда и появится, - спокойно промолвила Семираг. Она всегда была спокойна и всегда грациозна. - А не хочешь ждать, уходи. Месана непроизвольно приподнялась на цыпочки. Ростом Семираг превосходила большинство мужчин, но была так превосходно сложена, что это не бросалось в глаза, пока она не оказывалась рядом. - Уйти? Вот как? Я, значит, уйду, а он... Разумеется, никакого предупредительного знака не было. Его и не должно быть - женщина не может почувствовать, как направляет Силу мужчина. В воздухе возникла яркая вертикальная щель. Затем она расширилась - открылся проем. В комнате появился Демандред и слегка поклонился, приветствуя обеих женщин. Сегодня он предстал перед ними в темно-сером камзоле, оттененном полосой бледных кружев у ворота. Он без труда освоил манеры и моды этой Эпохи Его ястребиный профиль был довольно красив, но не той красотой, что заставляет женское сердце биться сильнее. "Почти" и "не вполне" - эти слова во многом определяли всю его судьбу. Демандреду всегда недоставало самой малости. Он имел несчастье родиться на один день позже Льюса Тэрина Теламона, ставшего впоследствии Драконом. Всю свою жизнь Бэрид Бел Медар, как звали Демандреда тогда, когда он соперничал с Теламоном, "почти" повторял его достижения, но "не вполне" достиг его славы. А ведь не будь Льюса Тэрина, Бэриду не было бы равных. Если бы в ту Эпоху первенство досталось ему, разве сейчас здесь стоял бы Демандред? Но тогда предпочтение было отдано этому глупцу Теламону, осторожному, но удачливому. Демандред всегда презирал Дракона и теперь, когда тот Возродился, ничуть не изменил своего мнения. - Почему ты?.. Демандред поднял руку: - Подожди, Месана. Расскажу, когда соберутся все, тогда мне повторяться не придется. Она ощутила саидар за мгновение до того, как появилась еще одна светящаяся щель и открылся новый проем. Грендаль ступила вперед, и отверстие за ее спиной исчезло почти мгновенно, так же как и за спиной Демандреда. На сей раз эту плотную женщину с причудливо завитыми золотыми волосами не сопровождала обычная свита из полудюжины полуодетых слуг. Ей каким-то образом удалось раздобыть стрейт для своего платья с высоким воротом. Эта ткань меняла цвет в зависимости от настроения и сейчас выглядела полупрозрачной дымкой. Порой Месане казалось, что Грендаль и впрямь не интересуется ничем, кроме чувственных удовольствий. - А я-то гадала, явитесь ли вы вообще, - беззаботным тоном промолвила новоприбывшая. - Вы ведь все такие скрытные... Она рассмеялась - весело и слегка дурашливо. Но было бы серьезной ошибкой судить о Грендаль по манере держаться и недооценивать ее. Считавшие эту женщину простушкой в большинстве своем уже расстались с жизнью. - Саммаэль придет? - спросил Демандред. Грендаль махнула рукой: - Не думаю. Он вам не доверяет. По-моему, он уже и себе-то перестал доверять. - Строит потемнел, превратившись в плотный туман. - Он собирает в Иллиане войска и сокрушается, что не может вооружить их шоковыми копьями. А когда не занят этим, пытается найти пригодный ангриал или са'ангриал. Само собой, подходящий по мощи. Все взоры обратились к Месане, и она глубоко вздохнула. Любой из них отдал бы... почти все что угодно за подходящий ангриал или са'ангриал. Конечно, каждый из Избранных обладал несравненно большей мощью, чем любая из этих недоученных девиц, которые ныне именуют себя Айз Седай, но, объединившись, эти девицы, пожалуй, смогли бы сокрушить их всех. Правда, они давным-давно забыли, как это делается, да хоть бы и помнили... Теперь среди Айз Седай не было мужчин, а между тем, чтобы осуществить связь более чем из тринадцати человек, требовался по меньшей мере один мужчина, а чтобы связать свыше двадцати семи человек - несколько. По существу, эти девчонки - самые старшие из них действительно казались ей девчонками, ведь она прожила более трехсот лет, не считая времени, проведенного вне мира, но по понятиям своей Эпохи лишь вступала в зрелый для Айз Седай возраст, - так вот, эти девчонки реальной угрозы не представляли, что, впрочем, ничуть не умаляло желания всех собравшихся в комнате завладеть ангриалом, а еще лучше са'ангриалом, гораздо более мощным. С помощью этих предметов, остатков их собственной Эпохи, они могли бы направлять такие потоки Силы, которые в противном случае уничтожили бы их. Ради такой возможности стоило рискнуть многим. Однако же не всем, и едва ли следовало рисковать без крайней необходимости. Сейчас такой необходимости вроде бы не было, но желание от этого меньше не становилось. Месана непроизвольно заговорила нравоучительным тоном: - Теперь в Белой Башне охрана и малые стражи оберегают не только входы, но и сами хранилища, к тому же они пересчитывают там все по четыре раза на дню. А Великое Хранилище в Тирской Твердыне опутано какой-то гадкой сетью из потоков, свитых так хитро, что я чуть в нее не угодила. Распутать такую паутину под силу только той, что сама ее свила. Это самая настоящая западня для любой женщины, способной направлять Силу. - Насколько я слышал, это хваленое Хранилище - всего-навсего свалка запыленного хлама, - презрительно заметил Демандред. - Тирские невежды попросту прибирали к рукам все, что казалось им имеющим отношение к Силе. Месана подозревала, что Демандред располагал на сей счет не только слухами. А еще она подозревала, что вокруг Великого Хранилища соткана ловушка и для мужчин. В противном случае Демандред сам давно овладел бы са'ангриалом и обрушился на Ранда ал'Тора. - Вне всякого сомнения, что-то осталось в Руидине или Кайриэне, но там непременно нарвешься если не на самого ал'Тора, то на целую ораву женщин, умеющих направлять Силу. - На этих невежественных девчонок! - фыркнула Грендаль. - Когда кухарка всадит тебе в спину нож, - невозмутимо заметила Семираг, - разве ты будешь не так же мертва, как если бы пала в поединке ша'дже при Куал? Месана кивнула: - Итак, остается лишь то, что погребено под древними развалинами или просто завалялось где-нибудь на чердаках. Если кому-то из вас хочется искать вслепую, полагаясь на случай, - пожалуйста. Но я не стану этого делать, пока кто-нибудь не укажет местонахождение хотя бы одного стасис-накопителя. Последние слова прозвучали суховато. Даже Разлом Мира не мог уничтожить стасис- накопители, но все они в результате этого катаклизма скорее всего оказались погребенными под горами или канули на дно океана. Мало что сохранилось от мира, который они знали, кроме разве что некоторых имен и преданий. Улыбка Грендаль источала сладость. - Мне казалось, ты всегда хотела стать учительницей... Ох, прости, я совсем забыла. Лицо Месаны помрачнело. Ее путь к Великому Повелителю начался как раз с того, что для нее не нашлось места в Коллам Даане. Ее, видите ли, сочли неспособной к самостоятельным исследованиям. Правда, они все же решили, что она может учить. Вот она и учила, покуда не нашла способ научить уму-разуму их всех! - А вот я все еще хочу услышать, что сказал Великий Повелитель, - будто невзначай пробормотала Семираг. - Да. Должны ли мы убить Ранда ал'Тора? - Месана осеклась, поняв, что вцепилась руками в подол. Странно, она-то считала, что умеет скрывать свои чувства. - Если все пойдет, как задумано, то месяца через два, в крайнем случае через три, я сумею его заполучить. Ничто ему не поможет. - Как это ты сумеешь его заполучить? - выгнула бровь Грендаль. - Где ты устроила себе берлогу? Впрочем, это неважно. Думаю, этот план не хуже любого другого, о котором мне приходилось в последнее время слышать. Демандред по-прежнему хранил молчание, глядя не на Грендаль, а на Месану и Семираг. Когда же он наконец заговорил, то, казалось, обращался к себе в той же мере, что и к собеседницам: - Всякий раз, размышляя о том, где вы - вы обе - пребываете, я диву даюсь. Интересно, многое ли известно Великому Повелителю? И давно ли? И что из случившегося произошло по его замыслу? - Ответа не было. Демандред немного помолчал и продолжил: - Итак, вы хотите знать, что сказал мне Великий Повелитель. Хорошо. Но все это останется между нами. Раз Саммаэль не счел нужным явиться сюда, он ничего не узнает. И остальные - как живые, так и мертвые. А Великий Повелитель сказал мне следующее: "Пусть правит Властелин Хаоса". Таковы его точные слова. - Уголки рта Демандреда дернулись - Месане даже показалось, что он улыбнулся. Затем было рассказано остальное. Слушая, Месана поймала себя на том, что дрожит, но сама не знала, что тому причиной - страх или возбуждение. План этот безусловно мог сработать и сулил очень многое, однако был рассчитан на везение и столь рискован, что ей стало не по себе. Другое дело Демандред - он игрок по натуре. И в одном безусловно прав - Льюс Тэрин сам творил свою удачу, словно чеканщик монет. Возможно, и Ранд ал'Тор таков же. Если только... Если только у Великого Повелителя нет иного, тайного плана. Такая возможность пугала ее больше всего. Зеркало в золоченой раме отражало комнату без дверей и окон, с изысканным мозаичным панно на стене, роскошно обставленную и устланную великолепными коврами. А еще оно отражало нервно расхаживающую по комнате женщину в кроваво- красном платье. На лице женщины - надо признать, весьма привлекательном - отражались гнев и недоверие. Но в зеркале отражалось и другое, мужское лицо, интересовавшее его гораздо больше. Он даже не удержался и чуть ли не в сотый раз коснулся своего носа, губ и щек, чтобы удостовериться, что они настоящие. Лицо было не слишком молодым, но все же моложе, чем принадлежавшее ему после того, первого пробуждения от бесконечно долгого, полного кошмаров сна. Однако ничем не примечательное лицо, а он терпеть не мог заурядности. Уловив, как в горле зарождается булькающий смех, он подавил его. Он не безумен. Несмотря ни на что, все же не безумен. Теперь у него было не только новое тело, новое лицо, но и новое имя, данное во время этого второго, короткого, но еще более наполненного кошмарами сна. Имя, названное издревле знакомым голосом, которого он страшился и которому нельзя было перечить. Теперь его звали Осан'гар. Прежнее имя, полученное в насмешку, но принятое в гордыне, кануло в небытие. Так решил его господин, так изрек его голос. Женщину же звали Аран'гар; она тоже рассталась с прежним именем. Имена были выбраны со значением. Осангар и арата? называли некогда кинжалы для правой и левой руки, поединки на которых были одно время в ходу. Происходили они в том длинном здании... Да, начиная с того дня, как проделали Скважину, и до подлинного начала Войны Силы. Воспоминания его были обрывочны - слишком многое исчезло и за долгий его сон, и за короткий, но это он помнил. Впрочем, мода на такие поединки быстро прошла, ибо, как правило, в них гибли оба противника. Клинки кинжалов смазывались смертельным, медленно действующим ядом. В зеркале зарябило, и он обернулся, хотя не слишком поспешно. Он уже вспомнил, кто он таков, а значит, об этом следовало помнить и другим. Дверей по-прежнему не было, однако теперь в комнате оказался Мурддраал. В этом не было бы ничего необычного, если бы не рост Получеловека. Такого высокого Мурддраала Осан'гар еще никогда не видел. Он не спешил, давая Получеловеку время признать его, а потому, когда он открыл наконец рот, первой отрывисто заговорила Аран'гар: - Что это такое? Почему меня поместили в это тело? Почему? - Последние слова звучали почти как вопль. Не знай Осан'гар о неспособности Мурддраалов улыбаться, он бы, пожалуй, подумал, что бескровные губы Получеловека искривились в ухмылке. Даже троллоки обладали чувством юмора, хотя и извращенным. Но не Мурддраалы. - Вам дали лучшие тела, какие удалось раздобыть в Пограничных Землях. - Голос Получеловека звучал как шелест гадюки, ползущей в сухой траве. - Прекрасные тела, сильные, здоровые. И уж это всяко не худший вариант. Все сказанное Получеловеком соответствовало действительности. Тело у Осан'гара и впрямь было хоть куда, в самый раз для танцовщика-д диен в прежние времена: гладкое, крепкое. Матовое лицо с зелеными глазами, обрамленное блестящими черными волосами. И уж всяко это было предпочтительнее худшего варианта. Однако Аран'гар, по-видимому, воспринимала все иначе. Ее прекрасное лицо исказилось от ярости. В таком состоянии она могла выкинуть что угодно, и Осан'гар, не раздумывая, потянулся к саидин. Конечно, направлять Силу здесь опасно, но никак не опаснее, чем позволить ей совершить нечто непоправимое. Он потянулся - и ничего не ощутил. Даже щита, что ограждал бы его от Источника, - он бы почувствовал щит и знал, как обойти или пробить этот барьер, требовалось лишь время, если щит не чересчур крепок. Но это могло означать, что его отъединили. Осан'гар остолбенел от ужаса. Аран'гар, скорее всего, сделала такое же открытие, но повела себя иначе. Она с пронзительным криком бросилась на Мурддраала, словно кошка, пытаясь вцепиться в безглазое лицо. Конечно же. от подобной выходки не было никакого толку. Даже не изменив позы. Получеловек схватил ее за горло и поднял в воздух. Крик перешел в хриплое бульканье, Аран'гар обеими руками вцепилась в запястье Получеловека, тщетно стараясь ослабить хватку. Держа извивающуюся женщину на весу, Мурддраал повернулся к Осан'гару: - Ты не отъединен. Но направлять Силу не будешь, пока тебе не позволят. И никто из вас не сможет повредить мне. Я - Шайдар Харан. Осан'гар попытался сглотнуть, но во рту у него пересохло. Безусловно, Мурддраал не имел отношения к случившемуся. Некоторыми возможностями Мурддраалы обладают, но уж несомненно не такими. Однако этот Получеловек явно знал, в чем дело. Осан'гар никогда не любил Мурддраалов. Он помогал создавать троллоков и гордился своими знаниями, позволявшими смешивать животную и человеческую природу. Но Мурддраалы - другое дело. Они всегда внушали ему некоторое беспокойство. Между тем Шайдар Харан вновь обернулся к задыхающейся в его хватке женщине. - Ты привыкнешь,- прошелестел он.- Тело подбирается под душу, а разум - под тело. Ты уже привыкаешь. Скоро тебе будет казаться, что оно от рождения твое. Хотя, если хочешь, можешь отказаться. Тогда твое место займет кто-то другой, а тебя, в этаком состоянии, отдадут моим... собратьям. - Тонкие губы Мурддраала вновь слегка дрогнули. - Они истосковались по забавам. В Пограничье последнее время недостает развлечений. - Она ведь не может ответить, - вмешался Осан'гар. - Ты задушишь ее. Разве ты не знаешь, кто мы такие? Отпусти ее немедленно! Делай, что тебе сказано! Эта тварь обязана повиноваться одному из Избранных. Однако Мурддраал довольно долго вглядывался в потемневшее лицо Аран'гар и только потом ослабил хватку. - Я повинуюсь лишь Великому Повелителю. Только ему и никому больше. - Женщина продолжала висеть, пытаясь набрать в грудь воздуха. - А ты? Покоришься воле Великого Повелителя? - Да... да... - хрипло выдохнула она, и лишь тогда Шайдар Харан отпустил ее. Женщина качнулась, растирая горло. Осан'гар двинулся было к ней, но она резко отпрянула, сверкнув глазами, и даже показала ему кулак. Ну что ж, он не собирался с ней ссориться. Зачем, если все обстоит совсем неплохо. Прекрасное новое тело и возможность повеселиться. Он всегда гордился своим чувством юмора, а она вела себя забавно. - Неужто вы не испытываете благодарности? - спросил Мурддраал. - Вы были мертвы, а теперь вернулись к жизни. Подумайте хотя бы о Равине, чья душа оказалась за гранью спасения, за пределами времени. у вас есть возможность снова послужить Великому Повелителю и заслужить его прощение за свои ошибки. Осан'гар поспешно заверил Мурддраала в своей безграничной благодарности и преданности Великому Повелителю. Выходит, Равин умер, размышлял он. Что же с ним случилось? Впрочем, это не так уж важно. Чем меньше останется Избранных, тем больше величия и власти обретет каждый из них после освобождения Великого Повелителя. Ради этого Осан'гар готов забыть о низкой природе Мурддраала, который, как и троллоки, мог быть его собственным творением. К тому же он слишком хорошо помнил, что такое смерть, и готов был пресмыкаться перед червем, лишь бы не испытать этого снова. И Аран'гар тоже, несмотря на всю ее ярость. - Пора вам вернуться в мир и вновь послужить Великому Повелителю, - заявил Шайдар Харан. - О том, что вы живы, неведомо никому, кроме него и меня. Если вы преуспеете, то будете жить вечно и возвыситесь над прочими, но если вновь допустите оплошность... Но вы ведь ее не допустите, не правда ли? И Получеловек улыбнулся. Действительно улыбнулся - но так могла бы улыбнуться сама смерть. ГЛАВА 1. Лев на холме Вращается Колесо Времени, и Эпохи приходят и уходят, оставляя воспоминания, которые становятся легендами. Легенды превращаются в мифы, но даже мифы оказываются давно забытыми к тому дню, когда породившая их Эпоха возвращается вновь. В Эпоху, которую некоторые называли Третьей, Эпоху давно минувшую, ту, которой еще предстоит настать, над покрытыми жухлой буроватой порослью холмами Кайриэна поднялся ветер. Он не был началом, ибо нет ни начала, ни конца в обращении Колеса Времени. Но чему-то он положил начало. Ветер дул на запад над заброшенными деревнями и фермами, порой представлявшими собой лишь груды обугленных бревен. Кайриэн был разорен войной, мятежами и раздорами, повергшими страну в хаос, и даже сейчас, когда с этим было покончено, немногие решались вернуться в свои дома. Ветер не нес ни облачка, ни тумана, а солнце палило так, словно вознамерилось напрочь иссушить все живое, что еще осталось на этой земле. Там, где река Эринин отделяла маленький городок Мироун от смотревшего на него с противоположного берега Арингилла, города побольше, ветер перенесся в Андор. Солнце пропалило оба города, и если мольбы о дожде чаще возносились в Арингилле, битком набитом беженцами из Кайриэна, то и собравшиеся вокруг Мироуна солдаты частенько поминали Творца. Обычно в это время уже выпадал первый снег, но многие страдавшие от жары люди боялись даже задуматься о том, что могло нарушить естественный порядок, не то что высказать свои страхи вслух. Ветер дул на запад, сметая сухие опавшие листья и поднимая рябь на поверхности усохших, обмелевших водоемов. Некогда полноводные реки превратились в ручьи, с трудом пробивающиеся сквозь корку пересохшей глины. В Андоре села не лежали в развалинах, но крестьяне в отчаянии поднимали глаза на раскаленное солнце, стараясь даже не смотреть на поля, где засуха победила урожай. Ветер дул дальше на запад и, пролетев над Кэймлином, подхватил и заколыхал два знамени, реявших над королевским дворцом в центре построенного огир Внутреннего Города. На одном, кроваво-красном полотнище был изображен диск, разделенный пополам извилистой линией: одна половина сияюще белая, а другая черная, как бездна. Рядом расчерчивало небо снежно-белое знамя с изображением странного существа - четвероногого златогривого змея с золотистыми, как солнце, глазами и ало-золотой чешуей. Казалось, что он оседлал ветер. Трудно сказать, какой из символов вызывал больший трепет. Оба внушали страх, но порой он соседствовал с надеждой. Ибо то, что грозило гибелью, должно было принести и спасение. Многие называли Кэймлин вторым по красоте городом мира, причем не только андорцы, нередко называвшие его первым, превосходящим даже Тар Валон. Город окружала огромная стена с множеством круглых башен, сложенная из серого с серебристыми и белыми прожилками камня. Внутри высились другие башни - золотые и белоснежные купола сверкали в лучах безжалостного солнца. Город взбирался по холмистым уступам к своему сердцу, древнему Внутреннему Городу, окруженному собственной, ослепительно белой стеной. За ней красовались свои башни и купола - пурпурные, белые, золотые или выложенные узорчатой мозаичной плиткой. Они будто смотрели свысока на Новый Город, которому не было еще и двух тысяч лет. Если Внутренний Город был сердцем Кэймлина, и не только потому, что находился в его центре, то сердцем Внутреннего Города являлся королевский дворец - подобная сказочному видению поэма белоснежных шпилей, золотых куполов и кружевной каменной резьбы. Сердце столицы, бившееся под сенью двух знамен. Ранд, обнаженный по пояс и балансирующий на цыпочках, в этот момент не осознавал, что находится на вымощенном белыми каменными плитами внутреннем дворе дворца, как не видел и глазеющих на него людей, толпившихся среди окружающих двор колонн. Он истекал потом, полузажившая рана на боку жестоко болела, но и это почти не достигало его сознания. Его предплечья обвивали изображения диковинных зверей, подобных тем, что красовались на белом знамени. Ало-золотая чешуя отливала металлическим блеском. Айильцы называли эти существа Драконами, и другие переняли у них это слово. Он смутно осознавал только впечатавшиеся в его ладони изображения цапли, да и то лишь потому, что они прижимались к длинной рукояти деревянного учебного меча. Ранд слился с мечом воедино и, отрешившись от всех мыслей, плавно скользил по плитам, переходя из позиции в позицию. "Лев на холме" сменялся "Яркой луной", перетекавшей в "Башню утра". Пятеро мужчин, как и он, обнаженные по пояс и истекавшие потом, окружали его с мечами наготове; они наступали и отступали, мгновенно реагируя на каждое его движение. Только их присутствие Ранд и осознавал. Бывалые, знающие себе цену вояки с суровыми лицами были лучшими бойцами, каких ему удалось отыскать. Лучшими с тех пор, как ушел Лан, его учитель. Отрешившись от мыслей - как и учил Лан, - Ранд вел бой. Один против пятерых. Он резко рванулся вперед, и противники, пытаясь удержать его в центре, вынуждены были на миг разорвать свое кольцо - двое из пяти двинулись вперед. Сложившееся равновесие нарушилось, чем и воспользовался Ранд. Развернувшись на полушаге, он метнулся в противоположную сторону. Отреагировать соперникам не удалось - было слишком поздно. Ранд отразил своим сделанным из скрепленных планок клинком обрушившийся сверху удар учебного меча и одновременно правой ногой нанес удар в живот одному из бойцов - крепкому седеющему мужчине. Тот сложился пополам, хватая ртом воздух. Давя клинком на клинок другого противника - детины с перебитым носом, - Ранд заставил его повернуться и, сделав полный оборот, еще раз пнул седовласого. Тот повалился на каменные плиты. Горбоносый попытался отступить, чтобы получить возможность замахнуться мечом, но это освободило и меч Ранда. Он спиралью обвел свой клинок вокруг клинка противника - "Двойная виноградная лоза" - и ударил его прямо в грудь, да так, что тот свалился с ног. Однако уже в следующее мгновение на Ранда ринулись остальные трое. Приземистый, но проворный малый пытался атаковать, с воплем перепрыгнув через лежащего на земле горбоносого. Ранд полоснул его поперек голеней, едва не опрокинув, а затем уложил на каменные плиты мощным ударом по спине. Теперь остались только двое противников, но они были самыми умелыми. Один был строен и гибок - меч его двигался молниеносно, как змеиное жало. Другой, бритоголовый, на вид казался тяжеловатым, но он еще ни разу не допустил ни малейшей оплошности. Они немедленно разделились, чтобы атаковать с двух сторон, но Ранд не дал им на это времени. Он устремился навстречу гибкому худощавому малому с морщинистым обветренным лицом, стремясь разделаться с ним до того, как второй боец успеет обогнуть упавшего и напасть. Противник был не только быстр, но и умен - Ранд платил бойцам полновесным золотом, и к нему приходили лучшие из лучших. Для андорца он был довольно высок, хотя на добрую ладонь ниже Ранда. Впрочем, рост не дает особых преимуществ, когда дело касается боя на мечах, хотя сила и .может иметь некоторое значение. Ранд яростно атаковал; сжав зубы, его противник попятился. "Кабан, несущийся с горы" смог пробиться сквозь защитную позицию "Рассечение шелка". Не удержала его и "Трехзубцовая молния". Скрепленные планки полоснули бойца по шее, и он, задыхаясь, покатился по мощеному двору. Метнувшись вперед и вправо, Ранд упал на колени и нанес рубящий удар снизу - "Река подмывает берег". Бритоголовый был не так быстр, как только что поверженный соперник, но он словно предчувствовал этот выпад. В тот самый момент, когда меч Ранда полоснул его по животу, деревянный клинок бритоголового обрушился Ранду на макушку. У того искры из глаз посыпались. Он зашатался, замотал головой, чтобы восстановить зрение, и с трудом, опираясь на свой меч, поднялся на ноги. Бритоголовый тяжело дышал. На Ранда он смотрел настороженно. - Заплатите ему, - приказал Ранд, и лицо бритоголового просветлело. Непонятно, почему он вообще тревожился. Ясно же было сказано, что всякий, чей удар достигнет цели, получит одну монету сверх установленной дневной платы. А тому, кто одолеет его в поединке, Ранд посулил втрое больше. Это был лучший способ побудить бойцов драться по-настоящему, а не пытаться угодить Возрожденному Дракону, поддаваясь ему. Он никогда не интересовался именами своих противников. Если их это злило, тем лучше - злость в схватке не помешает. Ему нужны были соперники для упражнений на мечах, и только. Он не собирался обзаводиться новыми друзьями, полагая, что и старые рано или поздно проклянут день и час, когда его встретили. Если уже не прокляли. Остальные поверженные бойцы тоже поднимались, помогая друг другу. Малый, получивший удар по шее, крутил головой, пытаясь проморгаться. - Заплатите всем, - распорядился Ранд. - Больше сегодня упражняться не будем. По рядам теснившихся среди тонких, украшенных каннелюрами колонн лордов и леди, разряженных в яркие, украшенные вычурной вышивкой и галунами шелка, словно пробежала рябь: они захлопали в ладоши, всем своим видом выказывая восхищение. Ранд поморщился и отбросил в сторону меч. Эти люди низко-поклонствовали перед лордом Гейбрилом, в то время как королева Моргейз, их королева, была едва ли не пленницей в этом самом дворце. В ее собственном дворце. Но Ранд нуждался в них. Будешь рвать ежевику - уколешься, припомнилась ему поговорка. Он надеялся, что это его собственная мысль. Жилистая седовласая Сулин, командовавшая составляющими эскорт Ранда Девами и всеми Девами Копья по эту сторону Хребта Мира, вытащила из висевшего на поясе кошеля золотую тарвалонс