возникнет явная угроза их жизни, нас перебьют или посадят на поводки - это лишь вопрос времени! На миг она почувствовала на шее холодок аидам, превращающего в собаку на привязи. Выдрессированную, беспрекословно повинующуюся собаку. Девушку пробрала дрожь, и она порадовалась, что в палатке темно. Тени скрывали и лицо Суан. Та, кажется, открыла рот, но Эгвейн не дала ей вставить и слова. - Кто бы об этом говорил, но только не ты, Суан! - сердито выпалила девушка, скрывая за гневом свой страх. Никогда больше никто не наденет на нее ошейник. - Сама-то, освободившись от Трех Обетов, не упустила ни одной возможности. И правильно сделала. Не лги ты напропалую, мы до сих пор торчали бы в Салидаре и толкли воду в ступе. Все, и ты в том числе. Без твоей лжи насчет Логайна и Красных меня в жизни не провозгласили бы Амерлин! Элайда получила бы возможность править без помех, и уже через год никто бы не вспомнил, что она незаконно захватила Престол Амерлин. И вот она точно погубила бы Башню, будь уверена. Разве ты не понимаешь, как она с Рандом поступила? Я не удивлюсь. вздумай она похитить его даже сейчас. А не похитить, так устроить еще какую-нибудь пакость. Скорее всего, Айз Седай сражались бы теперь с Аша'манами, и это при том, что Тармон Гай'дон не за горами! - Я лгала, когда ложь казалась целесообразной, - вздохнула Суан, - когда она была необходима. - Плечи ее поникли, слова звучали, как признание в преступлении, в котором страшно сознаваться даже себе самой. - Действительно лгала, почти всем. Кроме тебя. Но не думай, будто мне не приходило в голову попытаться ложью подтолкнуть тебя к решению или отвратить от него. И удержала меня вовсе не боязнь лишиться твоего доверия. - Даже в темноте было видно, как она умоляюще простерла руки. - Свету ведомо, как много значит для меня твоя дружба, но главная причина не в этом. И не в том, что, обнаружив обман, ты содрала бы с меня шкуру. Просто я знала, что полностью потеряю себя, если не стану придерживаться Обетов. Поэтому я не лгу ни тебе, ни Гарету Брину, чего бы мне то ни стоило. И при первой же возможности. Мать, я снова принесу Обеты на Клятвенном Жезле. - Почему? - тихо спросила Эгвейн. Значит, Суан подумывала о возможности лгать и ей. За это и вправду стоило содрать шкуру, но гнев куда-то исчез. - Обычно я не прощаю лжи, Суан. Лишь тогда, когда это на самом деле необходимо. - Она вспомнила время, проведенное среди Айил, и добавила: - Во всяком случае, когда ты готова за это платить. Я видела сестер, поплатившихся за куда меньшее. Но ты, Суан, одна из первых Айз Седай нового сорта. Свободная, ничем не связанная. Я верю, когда ты говоришь, что не лгала мне. - И лорду Брину, - промелькнула быстрая мысль. Странно, при чем здесь Брин? - Почему же ты отказываешься от свободы? - Отказываюсь? - рассмеялась Суан. - Я ни от чего не отказываюсь! - Она выпрямила спину, голос обрел силу и страстность. - Именно Обеты делают нас чем-то большим, чем группа женщин, вмешивающихся в дела мира. Или семь групп. Или пятьдесят. Обеты - нить веры, связующая воедино всех сестер, и живущих, и умерших, начиная с первой, возложившей руки на Жезл. Они, а не саидар, делают нас Айз Седай. Направлять способна и любая из дичков. Люди могут рассматривать сказанное нами как угодно, но услышав от сестры: "Это так", каждый знает, что услышал правду, и верит услышанному. Благодаря Обетам ни одна королева не боится, что сестры произведут опустошение в ее городах. Худший из. негодяев знает, что может не опасаться за свою жизнь, пока сам не посягнул на жизнь сестры. О да, Белоплащники считают Обеты ложью, а кое у кого странные представления о том, что они за собой влекут, но в мире найдется немного мест, куда не смогла бы явиться Айз Седай и где бы ее не выслушали благодаря Обетам. Три Обета - сама суть принадлежности к Айз Седай, следовать им - это и значит быть Айз Седай. Выброси их в мусорную кучу, и останется лишь песок, смываемый приливом. Отказываюсь? Нет, я хочу обрести себя! - А Шончан? - нахмурясь, спросила Эгвейн. Так вот что значит быть Айз Седай. Почти со дня своего прибытия в Тар Валон она стремилась к тому, чтобы стать сестрой, но никогда по-настоящему не задумывалась, что именно делает женщину Айз Седай. Суан снова рассмеялась, на сей раз суховато. Кажется, она покачала в темноте головой; во всяком случае голос ее звучал устало. - Не знаю, Мать. Помоги мне Свет, не знаю. Но мы пережили и Тролоковы Войны, и Белоплащников, и Артура Ястребиное Крыло, и множество иных напастей. Найдем способ справиться и с этими Шончан, оставшись самими собой. Эгвейн не разделяла ее уверенности. Многие сестры в лагере считали Шончан столь серьезной угрозой, что готовы были отложить осаду Тар Валона, словно промедление не укрепило бы Элайду на Престоле Амерлин. Иные - и тоже в немалом числе - верили, будто достаточно снова, любой ценой, восстановить единство Башни, и опасность со стороны Шончан отпадет сама собой. Жизнь, конечно, прекрасна, но только если это не жизнь на поводке, а Элайда предоставила бы покорившимся ей ненамного больше свободы, чем Шончан. Это тоже значило быть Айз Седай. - Нет нужды держать Гарета Брина на почтительном расстоянии - неожиданно сказала Суан. - Конечно, он ходячее несчастье. Если не считать его достаточным наказанием за мою ложь, то меня остается только сжечь заживо. Он заслуживает, по моему, хорошей оплеухи каждое утро и по две каждый вечер, но ты можешь говорить ему все. Хуже не будет. Брин верен тебе, однако беспрестанно тревожится, гадая, знаешь ли ты, что делаешь. Виду, разумеется, не подает, но я-то замечаю. Внезапно обрывки мыслей замелькали в голове Эгвейн как кусочки разгаданной головоломки. Разгадка потрясла ее. Поведение Суан объяснялось легко: она просто-напросто влюблена в Брина! Только влюбленная женщина способна так переживать из-за мужчины. Она и сама ненамного лучше - без конца думает о Гавине. Где он? Может быть, ранен, может быть, замерзает? Довольно! - сказала себе девушка. Сейчас не до того. - Можешь отвешивать Брину оплеухи или стелить ему постель, Суан, - промолвила она, стараясь, чтобы голос звучал сурово и властно, как подобает голосу Амерлин, - но при этом ты будешь следить за собой. И ни словом, ни намеком не позволишь ему догадаться о том, чего он еще не должен знать. Понятно? Суан резко выпрямилась. - У меня нет обыкновения распускать язык, чтоб он болтался как рваный парус. Мать, - горячо заверила она. - Рада это слышать, Суан. - Несмотря на то, что с виду они казались почти ровесницами, по годам Суан вполне могла быть ее матерью, но в этот момент Эгвейн чувствовала себя так, словно поменялась с ней возрастом. Возможно, Брин был первым мужчиной, с которым Суан имела дело не как Айз Седай, а как женщина. При всем небогатом сердечном опыте - несколько лет она считала себя влюбленной в Ранда и несколько месяцев флиртовала напропалую с Гавином, - Эгвейн казалось, что на сей счет ей известно все, что только можно знать. - Думаю, нам незачем больше здесь оставаться, - заключила она, беря Суан под руку. - Пойдем. Внутри думалось, будто стены палатки ничуть не защищают от стужи, но снаружи мороз кусался гораздо злее. Полная луна светила так ярко, что, пожалуй, можно было даже читать, но и отражавшееся от снега сияние казалось студеным. Брин исчез, словно и не появлялся. Лиане, закутанная в шерстяные одежды, полностью скрывавшие ее стройную фигуру, вынырнула на миг из теней, сообщила, что никого не видела и, озираясь, скрылась в ночи. Никто не подозревал о какой-либо связи между Лиане и Эгвейн, а насчет Лиане и Суан все считали, что они на ножах. Придерживая рукой плащ, Эгвейн сосредоточилась на том, чтобы не поддаваться холоду и следить, не появится ли кто-нибудь поблизости. Маловероятно, чтобы в такое время и в такую погоду кто-то попался им навстречу случайно. - Лорд Брин прав, - сказала она Суан. - Прав насчет того, что лучше бы Пеливар и Арателле верили тем рассказам. Или хотя бы терялись в сомнениях. Терялись настолько, чтобы не решились на битву и вообще ни на что, кроме переговоров. Как, по-твоему, они отнесутся к визиту Айз Седай? Суан, ты меня слушаешь? Суан, отрешенно смотревшая перед собой, вздрогнула, поскользнулась, едва не свалившись на тропку вместе с Эгвейн, но все же устояла на ногах и тут же ответила: - Да, Мать. Разумеется, я слушаю. Возможно, они встретят сестер не слишком доброжелательно, но едва ли отошлют их назад. - В таком случае разбуди Мирелле, Анайю и Беонин. Не позже чем через час они должны отправиться на север. Раз лорд Брин ждет ответа к завтрашнему вечеру, времени у нас в обрез. - Она жалела, что не знала точного расположения армии, но расспрашивать Брина значило вызвать подозрения. В конце концов у этих сестер на троих пять Стражей, и уж, наверное. Стражи сумеют найти целое войско. Суан молча выслушала распоряжения. Разбудить надлежало не только помянутых сестер. Шириам, Карлиний, Морврин и Нисао следовало знать, что говорить за завтраком. Пришло время для семян, которые она боялась высевать раньше из опасения, что всходы появятся до поры, хотя теперь приходилось опасаться, успеют ли они прорасти. - С удовольствием вытряхну их из-под одеял, - пробормотала Суан, как только Эгвейн закончила. - Коли уж мне приходится болтаться туда-сюда в такую стужу... - Она уже отпустила руку Эгвейн и повернулась, намереваясь уйти, но вдруг остановилась и с серьезным, если не с мрачным видом сказала: - Я знаю, ты хочешь стать второй Геррой Кишар или, может быть, Серейлле Баганд. Тебе достанет сил сравниться с ними обеими. Но будь осторожна, чтобы не уподобиться Шейн Чунла. Доброй ночи, Мать. Суан удалилась, поскальзываясь и бормоча при этом ругательства, порой довольно-таки громко. Эгвейн проводила взглядом закутанную в плащ фигуру, размышляя о последних словах. Герра и Серейлле прославились как величайшие Амерлин, при которых влияние и престиж Белой Башни возросли до такой степени, какой редко достигали до войны с Артуром Ястребиное Крыло. Обе самовластно управляли Башней: Герра - за счет умения искусно стравливать между собой группировки в Совете, а Серейлле - прежде всего благодаря несгибаемой воле. В отличие от них Шейн Чунла утратила власть, восстановив против себя многих и многих сестер. Считалось будто она сохраняла титул до самой смерти, случившейся примерно четыреста лет назад, но глубоко сокрытая правда заключалась в том, что ее низложили и отправили в пожизненную ссылку. А потом, после того как были раскрыты четыре заговора, направленных на восстановление Шейн на Престоле, охранявшие ее сестры удушили бывшую Амерлин во сне подушкой. Эгвейн поежилась и уверила себя, что это от холода. Повернувшись, она медленно побрела к своей палатке. Неплохо бы как следует выспаться, но, хотя на небе еще висела круглая луна и до рассвета оставалось немало времени, девушка сомневалась, что ей вообще удастся заснуть. ГЛАВА 16. Неожиданное отсутствие На следующее утро, прежде чем над горизонтом появился ободок восходящего солнца, Эгвейн созвала Совет Башни. В Тар Валоне это сопровождалось бы соответствующими церемониями и, даже выступив из Салидара, сестры некоторое время, пытались придерживаться обычаев, но теперь Шириам попросту обошла палатки Восседающих, громко возглашая, что Престол Амерлин призывает Совет Воссесть. В действительности они даже не сидели. В сером предрассветном сумраке восемнадцать женщин стояли полукругом на снегу, зябко кутались, выдыхая пар, и слушали Эгвейн. Едва Совет собрался, стали появляться и другие сестры - послушать о чем идет речь. Поначалу таких было совсем немного, но, поскольку никто не приказывал им удалиться, группа любопытствующих росла, пока не собралась довольно внушительная компания. Сестры негромко переговаривались, не смея повышать голос: немногие решились бы досаждать и одной Восседающей, не говоря уж о всем Совете. За спинами Айз Седай сгрудились Принятые: эти, само собой, разговаривали еще тише. А стоявшие позади них послушницы позволяли себе разве что перешептываться. Послушниц набралось немало, благо теперь обучающихся девушек в лагере насчитывалось в полтора раза больше, чем сестер. Лишь некоторые из них имели подобающий белый плащ, прочие обходились обычным послушническим платьем, поверх которого накидывали что у кого найдется. Кое-кому из сестер еще верилось, что старые времена вернутся, но очень многие сожалели о тех годах, когда число Айз Седай уменьшалось. Сама-то Эгвейн едва не содрогалась всякий раз, когда думала о том, какой могла стать Башня. Эта перемена была одной из тех, против которых не находилось возражений даже у Суан. Как раз в середине собрания появилась Карлиния. Увидев Эгвейн и Восседающих, обычно невозмутимая до кончиков ногтей Белая сестра опешила. Ее бледные щеки покраснели, она поспешно отошла в сторону, оглядываясь через плечо. Эгвейн состроила гримаску. Нынешним утром все слишком озабочены, а потому едва ли что-то заметили, но рано или поздно кто-нибудь да заметит, а заметив, задумается... Распахнув изящно расшитый плащ и выставив напоказ узкую голубую накидку Хранительницы, Шириам присела перед Эгвейн в реверансе, столь церемонном, какой только позволяло сделать громоздкое одеяние, и заняла место рядом. Эта женщина с огненными волосами всем своим видом являла воплощенное хладнокровие. По кивку Эгвейн она выступила вперед и звонким голосом, нараспев, произнесла древнюю ритуальную фразу: - Она грядет, грядет! Идет Блюстительница Печатей, Пламя Тар Валона, Престол Амерлин! Воззрите и внемлите, ибо она грядет! В нынешних обстоятельствах это торжественное возглашение казалось, мягко говоря, неуместным, особенно с учетом того, что Эгвейн вовсе не шла, а стояла на месте. Восседающие молча ждали. Некоторые нетерпеливо нахмурились, угрюмо теребя плащи или юбки. Эгвейн распахнула свой плащ, открыв семицветную накидку-палантин. Необходимо постоянно напоминать этим женщинам, что она занимает Престол Амерлин. Напоминать любым доступным способом. - Путешествие в непогоду всех основательно вымотало, - заявила она не так громко, как Шириам, но достаточно громко, чтобы услышали все. Напряжение отзывалось комом в горле. - Я приняла решение остановиться здесь - дня на два, может быть, на три. При этих словах многие подняли головы, в глазах появился интерес. Эгвейн надеялась, что Суан находится в толпе слушательниц. Она все-таки старалась придерживаться Обетов. - Лошадям тоже нужен отдых, а многие повозки нуждаются в починке. Нужные распоряжения отдаст Хранительница Летописей. Эгвейн не ожидала ни возражений, ни даже вопросов, и никто и вправду не осмелился возразить или спросить. То, что она говорила Суан, не было преувеличением. Слишком многие сестры надеялись на чудо, которое позволит им не продолжать поход на Тар Валон на глазах у всего мира. Даже среди искренне веривших в необходимость свержения Элайды ради блага Башни, даже среди немало сделавших ради этой цели, многие с радостью ухватились бы за любую отсрочку: вдруг чудо все-таки свершится. Одна из таковых, Романда, не стала дожидаться пока Шириам официально распустит Совет. Едва Эгвейн умолкла, эта женщина, выглядевшая еще моложавее обычного благодаря тому, что ее седину скрывал капюшон, просто отошла в сторону. Вслед за ней, хлопая плащами, поспешили Магла, Саройя и Варилин, на каждом шагу по щиколотку проваливаясь в снег. Несмотря на положение Восседающих, все они, похоже, не смели и вздохнуть без разрешения Романды. Увидев, что Романда уходит, Лилейн в тот же миг жестом вызвала из полукруга Файзеле, Такиму и Лирелле и удалилась, не оглядываясь, словно лебедь в сопровождении боящихся отстать от матери птенцов. По правде сказать, и остальные Восседающие начали разбредаться, когда слова Шириам: "А теперь удалитесь в Свете!" еще не отзвучали. Эгвейн тоже повернулась, чтобы уйти. - Три дня, - пробормотала Шириам. предлагая Эгвейн руку и помогая спуститься на одну из протоптанных в снегу троп. Ее раскосые зеленые глаза удивленно щурились. - Не понимаю вас. Мать! Простите, но совсем недавно вы и слушать меня не хотели, стоило мне заговорить о задержке хотя бы на день. - Поговори лучше с кузнецами, коновалами и возницами, - отвечала Эгвейн. - Мы далеко не уйдем, если начнут падать кони, а повозки на ходу разваливаться. - Как вам угодно. Мать, - в голосе Шириам слышалась если не покорность, то полное согласие. Ноги скользили; Амерлин и Хранительница Летописей продолжали путь, поддерживая друг друга. Пожалуй, Шириам поддерживала Эгвейн крепче, чем требовалось. Но не хватало еще, чтобы Престол Амерлин шлепнулась на глазах у пятидесяти сестер и сотни слуг. Впрочем, ни сестрам, ни слугам не должно показаться, что Амерлин ведут, словно обессилевшую лошадь, - нет, она просто шагает рука об руку со своей Хранительницей Летописей. Большинство из Восседающих, принесших клятву Эгвейн, поклялись просто-напросто из страха. Узнай Совет, что они послали сестер в Тар Валон сеять слухи и сомнения среди сторонниц Элайды, причем послали тайно, подозревая существование Приспешниц Темного среди самих Восседающих, ссылка и покаяние им были обеспечены. Так и вышло, что те самые женщины, которые надеялись сделать Эгвейн своей марионеткой, оказались вынужденными поклясться ей в верности. О таком даже в тайной истории упоминалось крайне редко. Айз Седай подобало повиноваться Амерлин, но подобная клятва представляла собой нечто иное. Повиноваться-то они повиновались, однако, похоже, до сих пор не оправились от потрясения. Больше всех переживала Карлиния, но Эгвейн помнила, что, увидев ее с Восседающими после принесения клятвы, и Беонин заскрежетала зубами. На самом деле! Морврин всякий раз взирала на Эгвейн с удивлением, словно до сих пор не могла поверить случившемуся. Нисао беспрестанно хмурила брови, Анайя прищелкивала языком, а Мирелле частенько вздрагивала. Правда, у нее на то имелись и другие причины. А вот Шириам стала Хранительницей Летописей при Эгвейн, настоящей Хранительницей при настоящей Амерлин. - Позвольте, Мать, воспользоваться этой задержкой, чтобы выяснить, нельзя ли раздобыть в окрестностях провизию и фураж. Наши запасы подходят к концу. -Шириам озабоченно нахмурилась. - Чай и соль так и вовсе на исходе. Хотя не думаю, что здесь их можно отыскать... - Делай, что сочтешь нужным, - отозвалась Эгвейн. Сейчас ей казалось странным, что не так уж давно она трепетала перед Шириам, боясь вызвать у той малейшее неудовольствие. Но не менее странным казалось другое: перестав быть Наставницей Послушниц и лишившись возможности принуждать Эгвейн, Шириам, похоже, только обрадовалась. - Я во всем полагаюсь на тебя, Шириам, - промолвила Эгвейн. От этой похвалы женщина буквально расцвела. Солнце еще не поднялось над восточной линией фургонов и палаток, но лагерь был полон деловой суеты. Поварихи, с помощью оравы послушниц, уже занимались мытьем посуды. Послушницы скребли котлы снегом так рьяно, словно пытались хоть так согреться, а сами поварихи частенько отрывались от работы, натужно разгибали спины и, кутаясь в плащи, подолгу таращились на снег под ногами. Служанки и слуги, напялившие на себя все что отыскали в сундуках, но все равно дрожавшие от холода, по заведенному порядку, едва позавтракав, начали разбирать лагерь, а теперь с кряхтением ставили заново уже снятые палатки и вытаскивали из фургонов кладь. Усталые возницы, успевшие запрячь лошадей, распрягали животных и, сгорбившись, шаркая ногами, уводили к коновязям. Некоторые, не замечая проходящих поблизости сестер, тихонько ворчали, но в большинстве своем люди слишком утомились для того, чтобы жаловаться. Айз Седай, чьи палатки не успели снять или установили заново, скрылись внутри, другие командовали слугами, иные спешили оледенелыми тропами по своим делам. В отличие от прочих, сестры выказывали не больше признаков усталости, чем Стражи, которые как-то ухитрялись выглядеть так, словно превосходно выспались и теперь радуются чудесному весеннему утру. По подозрению Эгвейн, узы между ними, помимо всего прочего, позволяли айз Седай черпать силу у Стража. Они взаимно подкрепляли друг друга: когда твой Страж ни за что не желает признаться себе, что замерз, устал или голоден, тебе не остается ничего другого, как держаться столь же стойко. На одной из тропок показалась Морврин, вцепившаяся в руку Такимы, - наверное, чтобы не упасть; хотя Морврин обладала внушительной комплекцией, и рядом с ней низенькая Такима казалась еще миниатюрнее. А может, чтобы не дать Такиме улизнуть? Эгвейн сдвинула брови. От Морврин вполне можно ожидать излишней настойчивости в разговорах с Восседающими из своей Айя, из Коричневой; и почему Такима - уж скорее Джания или Эскаральда... Перед тем как обе сестры скрылись за крытым парусиной фургоном, Морврин склонилась к своей спутнице и прошептала ей что-то на ухо. - Что-то случилось. Мать? - спросила Шириам. - Ничего особенного, - выдавила улыбку Эгвейн. - Ничего особенного. У Кабинета Амерлин они расстались: Шириам отправилась по делам, Эгвейн же вошла внутрь, где все было готово. Как раз в этот момент Сейлем ставила на письменный стол поднос с чаем. Худая как щепка женщина, с вечно задранным носом, в платье, ярко расшитом бисером по корсажу и рукавам, с первого взгляда мало походила на служанку, но со своими обязанностями справлялась отменно. Две жаровни с тлеющими угольями несколько смягчали стужу, хотя большая часть тепла уходила в дымовое отверстие. Брошенные на уголья сушеные травы придавали дымку приятный аромат. Лампа была заправлена и очищена от нагара, сальные свечи подровнены и зажжены. Никто не собирался оставлять полог открытым и довольствоваться светом дня. Суан уже дожидалась Эгвейн со стопкой бумаг в руках, неспокойным выражением на лице и чернильным пятном на носу. Должность секретаря Амерлин предоставляла Суан возможность открыто разговаривать с Эгвейн, а Шириам нимало не возражала против того, что ее избавили от бумажной волокиты. Правда, сама Суан частенько ворчала. Для женщины, почти не покидавшей Башни со дня принятия в послушницы, она казалась на удивление непоседливой. А в настоящий момент являла собой живой образец женщины, проявляющей недюжинное терпение и желающей, чтобы все это знали. Сейлем так жеманно кланялась и приседала, снимая с Эгвейн плащ и перчатки, что это действо превратилось в целую церемонию. Она беспрестанно ворковала, предлагая всяческие мелкие услуги: "Не угодно ли Матери, чтобы я укутала ей колени?!", - и это продолжалось до тех пор, пока Эгвейн ее не выставила. Чай отдавал мятой. В такую-то погоду! Временами Сейлем казалась несносной, да и верность ее внушала сомнения, но услужить она старалась изо всех сил. Времени рассиживаться и распивать чай не оставалось, хотя Эгвейн, расправив накидку, устроилась за письменным столом и невольно подергала за ножку складного стула, который частенько складывался прямо под ней. Суан примостилась по другую сторону стола на расшатанном табурете. Чай остыл. Они не говорили о Гарете Брине, о своих планах и надеждах: на сей счет все было сказано. Но день за днем возникало множество рутинных вопросов, разобраться с которыми не позволяли спешка и усталость. Задержка предоставляла такую возможность. То, что впереди стояла армия, ничего не меняло. Порою Эгвейн просто диву давалась: откуда берется столько бумаги, коли всего прочего в лагере недостает. В бумагах Суан методично перечислялось, в чем ощущается недостаток. А недоставало не только помянутых Шириам соли и чая, но и угля, гвоздей, железа для подков и тележных ободов, кожи и вощеной нити для шорников, масла для ламп, свечей и еще целой уймы всякой всячины, даже мыла. Запасы иссякали, одежда, обувь и палатки изнашивались... Не удивительно, что даже в почерке составлявшей эти списки Суан сквозило раздражение, а отчет о состоянии казны буквально дышал яростью. И с этим ничего нельзя было поделать. Правда, среди бумаг Суан имелось несколько обращений от Восседающих, предлагавших Эгвейн свои способы пополнения казны. Точнее сказать, сообщавших о своем намерении вынести эти предложения на рассмотрение Совета. Если какой-либо из этих планов и имел определенный смысл, то его с лихвой покрывало огромное число недостатков. Морайя Карентанис предлагала приостановить выплату жалования солдатам: про себя Эгвейн отметила, что подобная мера уже рассматривалась Советом, осознавшим-таки, что армия тогда растает, как снег под лучами весеннего солнца. Майлинд Накенин представила воззвание к местной знати, звучавшее как повеление - лучший из возможных способов восстановить против себя всех и каждого. Не считая намерения Салиты Торанес обложить налогом все города и деревни на пути проходящей армии. Смяв в кулаке все три обращения, Эгвейн погрозила ими Суан, искренне жалея, что в руке у нее бумаги, а не глотки Восседающих. - Неужто они и впрямь полагают, что все должно происходить, как им хочется? Свет, да они же ведут себя как дети! - Башне нередко удавалось обратить свою волю в действие. - миролюбиво заметила Суан. - Вспомни, о тебе тоже говаривали, будто ты оторвана от действительности. Эгвейн хмыкнула. К счастью, каково бы ни было решение Совета, оно не могло вступить в силу без ее утверждения. Даже в нынешних, весьма затруднительных обстоятельствах она обладала некоторой властью. Совсем небольшой, но достаточной для противодействия этаким поползновениям. - Суан, а Совет всегда был таким несносным? - спросила она. Суан кивнула. - Бывало и хуже. Напомни, чтобы я рассказала тебе про Год Четырех Амерлин. В те дни - лет через полтораста с основания Тар Валона - дела Башни обстояли не лучше нынешних. Чуть ли не каждая рука тянулась к румпелю. Существовало два соперничавших Совета, и оба находились в Тар Валоне. И конечно же, многие желали спасти Башню, причем каждая хотела сделать это по-своему. Впрочем, Башня все равно устояла. Многое в изобиловавшей событиями трехтысячелетней истории Башни оставалось сокрытым почти для всех, но Суан, похоже, знала мельчащие подробности, будто все проведенные в Башне годы только и делала, что корпела над тайными хрониками. Эгвейн, вспоминая известные ей истории, надеялась избежать участи Шейн, однако опасалась оказаться в положении Семейле Сорентайн. Задолго до конца своего правления эта Амерлин лишилась возможности принимать решения более важные, чем выбор нарядов. Эгвейн собиралась попросить Суан рассказать ей про этот Год Четырех Амерлин, однако полагала, что услышанное ее не порадует. Луч света, ворвавшийся в палатку через дымовое отверстие в крыше, подсказывал, что утро переходит в день, но пачка бумаг уменьшалась медленно. Любой перерыв казался желанным, но отвлекаться не стоило. - Что еще, Суан? - пробурчала Эгвейн. Уловив движение, Аран'гар пригляделась сквозь деревья к замыкавшему кольцо палатки Айз Седай войсковому лагерю. Вереница повозок медленно двигалась на восток в сопровождении верховых. Бледное солнце поблескивало на панцирях и наконечниках пик. Ей не удалось сдержать насмешливой улыбки. Копья и кони! Примитивно вооруженный, невежественный брод, тащится со скоростью пешего, да еще чуть ли не вслепую, поскольку предводители этого стада не знают, что находится и в ста милях впереди. С ними Айз Седай? Да она хоть сейчас могла уничтожить всех этих женщин, и они бы так и не поняли, отчего умирают. Правда, проявив подобное самовольство, она и сама пережила бы их ненадолго. Великий Повелитель мало кому дарил возможность вторично оправдать его доверие, и она не собиралась отказываться от выпавшей на ее долю удачи. Дождавшись, когда всадники скрылись в лесу она направилась обратно к лагерю, рассеянно думая о снах сегодняшней ночи. Оставшийся позади гладкий снег укроет погребенное ею до весны, а этого более чем достаточно. Впереди кое-кто из солдат уже заприметил ее. Некоторые оторвались от своих дел. Она невольно улыбнулась и расправила юбку на бедрах. Прошлая жизнь, жизнь мужчины, вспоминалась с трудом. Неужто тогда и она походила на этих остолопов, которыми так легко управлять? Пронести сквозь такую толпу труп было не так-то просто даже для нее, но зато возвращение доставляло ей удовольствие. Казалось, все утро пройдет в бесконечном копании в бумагах, но в конце концов случилось то, что Эгвейн предчувствовала. Тут не требовалось дара предвидения: ясно ведь, что сегодня опять будет стужа, снег, тучи на сером небе и ветер. И с той же неизбежностью к ней заявятся Лилейн и Романда. Устав сидеть в одной позе, Эгвейн вытянула ноги, и тут в палатку влетела Лилейн в сопровождении Фаолайн. И волны холодного воздуха, ворвавшиеся прежде, чем опустился полог. Оглядевшись со слегка неодобрительным видом, Лилейн стянула синие кожаные перчатки и позволила Фаолайн снять с нее подбитый рысьим мехом плащ. Облаченная в голубой шелк, стройная, исполненная достоинства сестра с проницательным взором держалась так, словно зашла в собственную палатку. Небрежным жестом она отослала Фаолайн в угол, где та стряхнула с плеч собственный плащ, так и держа в руках облачение Лилейн. Лицо Фаолайн выражало отрешенную покорность, вовсе не свойственную ей в общении со всеми прочими. Однако ее готовность во всем повиноваться Лилейн не вызывала сомнений. Неожиданно холодное лицо Лилейн озарилось удивительно теплой улыбкой, обращенной к Суан. Некогда они дружили, и Лилейн даже предлагала бывшей подруге свое покровительство - того рода, что приняла Фаолайн: защиту от насмешек и обвинений других сестер. Коснувшись щеки Суан, Лилейн прошептала что-то, звучавшее сочувственно, и Суан покраснела. На миг ее лицо сделалось необычно растерянным, и Эгвейн поняла - это не притворство. Суан никак не могла до конца разобраться в себе самой, освоиться с произошедшими переменами и осознать, насколько легко удалось ей приспособиться к новому положению. Лилейн, как всегда, взглянула на табурет у письменного стола, как всегда, отказалась от этого неустойчивого сиденья и лишь затем легким кивком признала присутствие Эгвейн. - Нам нужно поговорить о Морском Народе, Мать, - заявила она тоном несколько более решительным, нежели подобало при обращении к Амерлин. Сердце Эгвейн екнуло дважды: первый раз - когда она поняла, как боялась, что Лилейн уже прознала о рассказанном лордом Брином. Или даже о встрече, которую тот готовит. А второй - при упоминании о Морском Народе. Не может быть, чтобы Совет прознал о безрассудной сделке, заключенной Найнив и Илэйн. Она представить себе не могла, что довело их до такого безумия и как ей теперь с этим справиться. Она снова уселась прямо, ничем не выдавая волнения. И даже успела вовремя ухватить и рывком вернуть на место подвернувшуюся ножку дурацкого стула, так и норовившую подогнуться. Хотелось верить, что ей удалось не покраснеть. - О Морском Народе в Кэймлине или Кайриэне? - Да, голос звучит спокойно. - В Кайриэне, - неожиданно отозвалась Романда. - Конечно, же в Кайриэне! С приходом Романды поблекла даже самоуверенность Лилейн. Трудно было представить себе Романду, одаряющей кого бы то ни было теплой улыбкой; ее лицо, хоть, и красивое, казалось не созданным для улыбок. Романда сбросила плащ на руки вошедшей за ней Теодрин, махнула рукой, и стройная, со щеками, как наливные яблоки, сестра шмыгнула в угол напротив Фаолайн. Лицо Фаолайн не выражало ничего кроме покорности, а вот раскосые глаза Теодрин были расширены, словно от постоянного удивления, а полураскрытый рот заставлял предположить, что она вот-вот ахнет. Общего у них было одно - ни та, ни другая не могла рассчитывать на скорое возвышение. Властный взгляд Романды скользнул по Суан, словно она подумывала, не отослать ли в угол и ее, задержался на Лилейн и лишь потом остановился на Эгвейн. - Похоже, этот юноша вел переговоры с Морским Народом... Мать. Глаза-и-уши Желтых в Кайриэне взбудоражены. Не знаете ли вы, что могло привлечь его внимание к Ата'ан Миэйр? Романда употребила подобающий титул "Мать", но прозвучал он так, словно был обращен не к Престолу Амерлин, а просто к немолодой женщине. Впрочем, в ее устах он никогда иначе и не звучал. Кого она подразумевала под "тем юношей", уточнять не требовалось. Все сестры в лагере знали, кто таков Ранд и признавали его Возрожденным Драконом, но всякий, услышавший, как они о нем говорили, счел бы, что речь идет о беспутном юнце, которому ничего не стоит заявиться на обед мертвецки пьяным и опрокинуть стол. - Едва ли известно, что у этого юноши на уме, - встряла Лилейн прежде, чем Эгвейн успела открыть рот. На сей раз ее улыбка отнюдь не была теплой. - Если нам и суждено найти ответ, то вовсе не в Кайриэне, а в Кэймлине. Там Ата'ан Миэйр не сидят безвылазно на своих кораблях. К тому же я сильно сомневаюсь, чтобы столь высоко о себе мнящий Морской Народ заплыл так далеко без важной причины. Я вообще не слышала, чтобы они удалялись от своих драгоценных волн. Видимо, их привел туда интерес к нему. Теперь они уже должны знать, кто он такой. - Что толку обсуждать очевидное, Лилейн ? - промолвила Руанда с усмешкой, от которой стены палатки могли бы покрыться инеем. - Вопрос в том, как выяснить, что им друг от друга надо. - Как раз об этом я и собиралась поговорить, Романда, когда заявилась ты. Когда Мать в следующий раз встретится с Найнив или Илэйн в Тел'аран'риоде, она может передать им необходимые указания. Жаль, конечно, что девушки не условились о регулярных встречах: об этом стоит подумать. Добравшись до Кэймлина, Мерилилль выяснит, чего хотят Ата'ан Миэйр, а возможно, и что делает этот юноша. А потом сможет встретиться в Тел'аран'риоде с одной из Восседающих. - Невольный жест Лилейн показал, что этой Восседающей должна стать она. - Думаю, Салидар будет самым подходящим местом. Романда хмыкнула. - Давать наставления Мерилилль легко, только ждать ли от нее успехов? Я полагаю, ей самой известно, что она неизбежно столкнется с серьезными затруднениями. Чашу Ветров следовало доставить нам. Ни одна из сестер в Эбу Дар не сильна в Танце Облаков. Они взялись не за свое дело, и мы видим, что из этого вышло. Я подумываю о том, чтобы устроить Совет, посвященный Чаше. Помнится... - тут голос Романды сделался масляным, - ты как раз высказывалась за то, чтобы послать Мерилилль. Лилейн вскинулась, глаза ее вспыхнули. - Я поддерживала тех, кого выдвинули Серые, Романда, и никого больше! - возмущенно воскликнула она. - Разве могла я помыслить, что они решат использовать Чашу Ветров? И впутать в это Морской Народ? Как они могли поверить, будто Ата'анМиэйр знают об управлении погодой не меньше Айз Седай?! Лилейн не могла совладать с гневом - ей пришлось оправдываться перед своей единственной соперницей в Совете, злейшим своим врагом, и, хуже того, вслух признать правоту Романды насчет Морского Народа. Молчаливое согласие - еще куда ни шло, но признание - совсем другое дело. Одна побледнела от ярости, другая холодно улыбалась. Лилейн тщетно искала способ уйти от опасной темы; Романда же тщательно разгладила золотистую юбку и сказала: - Посмотрим, что решит на сей счет Совет, Лилейн. Пока же, думаю, Мерилилль не должна встречаться ни с одной из Восседающих. Уж больно все это смахивает на тайный сговор. Если кому и следует с нею поговорить, то. вне всякого сомнения, мне. Лилейн удалось совладать с яростью. Она не была напугана - во всяком случае, не выглядела испуганной, - однако по ее лицу Эгвейн догадалась: Лилейн прикидывает, кто в Совете будет за нее и кто против. Тайный сговор считался не менее тяжким преступлением, чем измена, а для обвинения требовалось лишь согласие всех Восседающих. Конечно, Лилейн едва ли признают виновной, но оправдаться перед Советом будет непросто. Споры пройдут жаркие, прозвучит много язвительных слов, и число сторонниц Романды может возрасти. Эгвейн это сулило дополнительные трудности, независимо от того, осуществятся ли ее собственные замыслы. И она не имела возможности предотвратить такое развитие событий, не поведав всей правды о случившемся в Эбу Дар. С таким же успехом она могла просто попросить их позволить ей принять предложение, которое приняли Фаолайн и Теодрин. Эгвейн глубоко вздохнула: оставалось надеяться, что ей хотя бы удастся помешать им использовать Салидар как место встречи в Тел'аран'риоде. Ведь теперь она встречалась с Илэйн и Найнив именно там - когда получалось, а не получалось уже несколько дней. Восседающие так и сновали по Миру Снов, и найти место, где не существовало опасности столкнуться с одной из них, было очень непросто. - При следующей встрече с Илэйн или Найнив я передам ваши указания для Мерилилль. И дам вам знать, когда она будет готова встретиться. А этого не произойдет никогда, поскольку со всеми указаниями вскоре будет покончено. Обе Восседающие вскинули головы и уставились на девушку: они просто забыли о ее присутствии! Эгвейн поймала себя на том, что нервно постукивает ногой, и постаралась успокоиться. Придется потерпеть еще немного. Еще чуть-чуть. Комок в горле наконец-то пропал, его прогнала злость. В палатке повисло молчание, и тут, неся поднос с обедом для Эгвейн, вошла Чеза. Темноволосая, пухленькая, средних лет, но еще весьма миловидная, эта женщина умела оказывать подобающее почтение без раболепия. С реверансом, столь же безыскусным, как ее простенькое темно- серое платье, украшенное маленьким кружевным воротничком, она промолвила: - Прошу прощения, если помешала вам. Мать. Прошу прощения, Айз Седай. Я малость припозднилась, но Мери кажется, где-то болтается. - Она раздраженно прищелкнула языком и поставила поднос перед. Эгвейн. Где же может болтаться Мери? Эта строгая женщина не допускала небрежности сама и не терпела ее в других. Романда нахмурилась, но промолчала - не станет же она выказывать открытый интерес к одной из служанок Эгвейн. Тем паче если эта служанка ее шпионка. Так же как Сейлем - шпионка Лилейн. Эгвейн старалась не смотреть на Теодрин или Фаолайн: обе так и стояли замерли в своих углах, словно не Айз Седай, а Принятые. Чеза открыла рот - видно, хотела что-то добавить, но явно не решалась при Восседающих. В конце концов она пробормотала: "С вашего позволения. Мать", в очередной раз присела и упорхнула. Эгвейн вздохнула с облегчением. Чеза, особенно в присутствии посторонних, умела говорить обиняками не хуже любой сестры, но сейчас Эгвейн не хотелось выслушивать даже уклончивый совет поесть поскорее, пока еда не остыла. Едва служанка исчезла, Лилейн заговорила так, словно разговор и не прерывался: - Для нас очень важно выяснить, чего же хотят Ата'ан Миэйр. И что замышляет этот юноша. Быть может, ему вздумалось сделаться их правителем? - Она повела плечами, и Фаолайн тут же заботливо набросила на нее плащ, -Вы дадите мне знать, если у вас появятся мысли по этому поводу. Мать? - Это было простое пожелание. - Непременно, - заверила ее Эгвейн. Ей и самой хотелось увидеть хотя бы проблеск ответа. В отличие от Совета она знала: для Ата'ан Миэйр Ранд - Корамур; но о том, что нужно им от него и ему от них, не имела ни малейшего представления. Со слов Илэйн выходило, будто женщины из Морского Народа, направлявшиеся с ней в Андор, тоже ничего не знают. Или делают вид, что не знают. Эгвейн почти пожалела, что в лагере нет ни одной с