своих спутниц, что им удалось узнать насчет Айз Седай и Гвардии Башни в Андоре. - Немного, - с недовольным видом ответила Суан. Мохнатой Беле снег не доставлял заметных затруднений, чего никак нельзя было сказать о наезднице. Одной рукой Суан судорожно сжимала поводья, другой вцепилась в луку седла. - Насколько мне удалось выяснить, слухов ходит множество, но все они ничем не подкреплены. Пустые россказни, да и только, - но некоторые могут оказаться правдивыми. - Передние копыта Белы провалились в снег, Суан встряхнуло, и она охнула. - Испепели Свет всех лошадей! Шириам выяснила не больше. - Мне все это кажется чепухой. Мать, - сказала она с досадливым вздохом, покачивая головой. - Нигде нет недостатка в слухах о сестрах, куда-то там тайно пробирающихся. Самое обычное дело. Ты все еще не научилась ездить верхом, Суан? - прозвучал неожиданный вопрос, в котором слышалась насмешка. - Смотри, к вечеру таких болячек натрешь, что ходить не сможешь. Не будь нервы Шириам напряжены до предела, она не стала бы вести себя столь вызывающе. Тем паче что сама ерзала в седле так, словно уже пребывала в состоянии, которое обещала Суан. Глаза Суан потемнели, она чуть ли не зарычала, совершенно позабыв о ехавших позади знамени и смотревших в ее сторону сестрах. - А ну прекратите, обе! - сердито буркнула Эгвейн и глубоко вздохнула, чтобы восстановить спокойствие. Арателле могла думать что угодно, но будь у Элайды намерение нанести удар, собранные для этого силы были бы слишком велики, чтобы пробираться в Андор тайно. Оставалась одна возможная цель - Черная Башня. Начав ощипывать цыпленка, никто не бросит его и не полезет в курятник ловить другого. Особенно если курятник находится в другой стране и там может вовсе не быть никакого цыпленка. Эгвейн хотелось устроить обеим хорошую выволочку, но она обуздала себя и принялась давать Шириам наставления насчет того, что делать по прибытии в лагерь. Она - Амерлин, а, стало быть, несет ответственность за всех Айз Седай, даже за тех, которые поддерживали Элайду. Однако ее голос сохранял твердость скалы. Поздно пугаться, когда схватила волка за уши. Когда Шириам выслушала приказы, ее глаза расширились. - Мать, - воскликнула она, - могу ли я спросить, зачем?.. - Но под строгим взглядом Эгвейн запнулась, сглотнула и медленно пробормотала, - Все будет, как вы сказали. Мать... Странно. Я помню день, когда вы и Найнив прибыли в Башню: две девушки, не знавшие, радоваться им или бояться. Как много изменилось с той поры. Все изменилось. - Ничто не вечно, - с этими словами Эгвейн многозначительно посмотрела на Суан, но предпочла не заметить ее взгляда. У той был надутый вид. А у Шириам, так просто больной. Вернувшийся Брин сразу почувствовал настроение женщин и, вместо того чтобы сказать что-нибудь ободряющее, предпочел промолчать. Мудрый мужчина. Широко раскинувшегося солдатского лагеря они достигли, когда солнце уже касалось макушек деревьев. Фургоны и палатки отбрасывали на снег длинные тени, и повсюду трудились люди, сооружавшие шалаши и прочие походные пристанища. Палаток не хватало даже для солдат, не говоря уж о шорниках, прачках, мастерах, изготовлявших стрелы, и прочем люде, неизбежно следующем за любой армией. Без устали стучали молоты кузнецов и оружейников. Уно распустил эскорт: позаботившись первым делом о лошадях, солдаты поспешили к горевшим повсюду кострам, где их ждали тепло и горячая пища. Но Брин, к удивлению Эгвейн, остался рядом с ней. - Позвольте я немного провожу вас, Мать, - промолвил он, и Шириам буквально извернулась в седле, воззрившись на него в изумлении. Суан уставилась прямо перед собой, видимо, не желая оборачиваться и показывать ему, что у нее вытаращились глаза. Что он задумал? Охранять ее? Глупо, против сестер от него не больше проку, чем от того сопливого слуги. Решил показать, что полностью на ее стороне? Рановато. Это будет кстати завтра утром, если все задуманное на вечер пройдет как надо, но сейчас может подтолкнуть Совет к действиям, которые трудно предсказать. - Сегодня меня ждут дела, касающиеся только Айз Седай, - твердо сказала она, чувствуя при этом, что в долгу перед ним за столь явно выраженную готовность пойти ради нее на риск. Независимо от причин: кому вообще под силу понять, почему мужчина поступает так, а не иначе? В долгу еще и за это, помимо всего прочего. - Если вечером я не пришлю к вам Суан, лорд Брин, вам необходимо будет покинуть лагерь прежде, чем наступит утро. Коль скоро вину за сегодняшнее возложат на меня, вы тоже пострадаете. Остаться здесь - значит подвергнуть себя опасности, возможно, смертельной. Я не думаю, что они затруднят себя поисками обвинений. - Я дал слово, - тихо отозвался он, похлопав Путника по шее. - Дал слово следовать до Тар Валона. - Помедлив, Брин взглянул в сторону Суан и продолжил: - Чем бы ни закончились ваши сегодняшние дела, помните: за вами стоят тридцать тысяч человек и Гарет Брин. Это кое-чего стоит, даже в глазах Айз Седай. До завтра. Мать. - Уже натянув поводья своего могучего гнедого, он внезапно обернулся и окликнул Суан. - Тебя я тоже жду завтра. Для нас ничто не меняется. Суан проводила отъезжавшего всадника сердитым взглядом. Эгвейн тоже проводила Брина взглядом. До сих пор он ни разу не был столь откровенен. И почему вдруг решил открыться именно сейчас? Когда они миновали сорок-пятьдесят шагов, отделявшие воинский стан от лагеря Айз Седай, Эгвейн кивнула Шириам, которая натянула поводья у первых палаток. Сама она вместе с Суан поехала дальше. Позади послышался громкий, неожиданно твердый голос Шириам: - Престол Амерлин созывает сегодня вечером Совет Башни! Все приготовления да будут сделаны незамедлительно! Эгвейн не оглянулась. Возле ее палатки костлявая женщина в толстом шерстяном платье торопливо приняла поводья Дайшара и Белы и, едва поклонившись, поспешила с лошадьми прочь, торопясь спрятаться с мороза, уже пощипывавшего щеки. Внутри тлели жаровни, и Эгвейн только сейчас по- настоящему почувствовала, какая же стоит стужа. И как она замерзла. Чеза приняла у нее плащ и охнула, коснувшись ее ледяных рук. - Мать, да вы же промерзли до костей! - тараторила служанка, сворачивая плащи Эгвейн и Суан, разглаживая аккуратно подвернутые одеяла на койке и словно ненароком прикасаясь к стоявшему на сундуке подносу. - Случись мне так застыть, я бы сразу нырнула под одеяло да обложилась горячими кирпичами. Только наперед поевши; ежели уж греться, так поначалу изнутри, а там и снаружи. А лучше и то, и другое разом; садитесь, поужинайте, а я вам под ноги кирпичиков подставлю, все теплее будет. И Суан Седай, конечно, тоже. Ох, как же вы, наверное, проголодались. Будь я с утра не евши. точно все проглотила бы не жуя, хоть у меня после такого глотания завсегда желудок болит. Чеза помедлила у подноса и с довольным видом кивнула, услышав от Эгвейн, что та торопиться не собирается и поест как следует. Хотя девушку так и подмывало отпустить какую-нибудь шуточку. После столь нелегкого дня оказаться в тепле и слушать трескотню Чезы было очень приятно, тем более что пока все шло как надо. А у Чезы все было готово. На подносе стояли две миски с чечевицей, кувшин вина с пряностями, два серебряных кубка и две булки. И как только Чеза догадалась, что Эгвейн прибудет не одна и потребуется ужин для двоих? Над мисками и кувшином поднимался пар. Служанка не могла знать заранее, когда вернется Эгвейн, но та могла не сомневаться - в любое время ее встретила бы горячая еда. Сколько же раз пришлось Чезе менять подносы? Она заботилась об Эгвейн как мать. Или как верный друг. -К сожалению, сейчас мне не до постели, Чеза, - промолвила девушка. - Сегодня у меня еще есть дела. Ты не могла бы оставить нас наедине? - Ты уверена, что она не состояла у тебя в услужении с самого твоего младенчества? - пробормотала, покачав головой, Суан, когда за пухлой женщиной опустился полог палатки. Взяв миску и булку, Эгвейн со вздохом устроилась на стуле, обняла Источник и выставила у палатки малого стража от подслушивания. К сожалению, саидар обострял чувствительность, и ей тут же пришлось вспомнить о замерзших руках и ногах. Впрочем, и все тело было ненамного теплее. Миска и даже булка, казалось, обжигали пальцы. Ох, как бы кстати пришлась сейчас согретая постель! - Можем мы еще что-нибудь сделать? - спросила она и быстро проглотила полную ложку чечевицы. Волчьему аппетиту удивляться не стоило, ведь с самого завтрака, причем весьма раннего, ей не перепало ни крошки. - Мне ничего не приходит в голову, но может, ты придумаешь? - Все, что надлежало сделать, уже сделано, а остальное в руке Создателя. - Суан взяла другую миску, уселась на низкий табурет, но, вместо того чтобы есть, принялась с отсутствующим видом помешивать чечевицу ложкой. - Ты ведь не скажешь ему, правда? - робко спросила она через некоторое время. - Если он узнает, я этого не вынесу. - Во имя Света, но почему? - не поняла Эгвейн. - Он не преминет воспользоваться полученным преимуществом, - мрачно обронила Суан и тут же, вспыхнув, добавила: - Не в том смысле, конечно. - В некоторых отношениях ее отличала, пожалуй, излишняя щепетильность. - Но он превратит мою жизнь в Бездну Рока. Можно подумать будто ежедневная стирка белья наряду с чисткой сапог и седел представляли собой нечто лучшее. Эгвейн вздохнула, гадая, как могла такая здравомыслящая женщина совершенно потерять голову, но тут же перед ее мысленным взором предстал иной образ. Она сама, сидящая на коленях Гавина и целующаяся с ним! В таверне! Отогнать это видение удалось с большим трудом. - Суан, мне нужен твой опыт. Твой ум. И я не могу допустить, чтобы ты вконец спятила из-за лорда Брина. Или ты возьмешь себя в руки, или я заплачу твой долг и запрещу тебе видеться с ним. Клянусь, так я и сделаю! -Я обещала отработать долг, - упрямо проворчала Суан. -У меня не меньше чести, чем у лорда Гарета, этого проклятущего Брина. Столько же, а то и больше! Он всегда держит слово, а чем я хуже? К тому же и Мин говорила, что мне следует держаться рядом с ним, не то мы оба умрем... Или что-то в этом роде. Но пунцовые щеки выдавали правду: честь и видения Мин являлись не более чем предлогом. Она просто хотела быть с ним рядом. - Очень хорошо, - понимающе кивнула Эгвейн, - Ты одурела, и если я велю держаться от него подальше, или не послушаешься, или захандришь и лишишься остатков рассудка. И что ты дальше собираешься делать? Суан довольно подробно расписала, что собирается сделать с Гаретом проклятущим Брином. Все это ему бы не понравилось, а кое-чего он бы не пережил. - Суан! - предостерегающе оборвала Эгвейн. - Попробуешь еще раз отрицать то, что яснее ясного, я действительно расскажу ему все и деньги отдам! Суан плаксиво надулась. Плаксиво! Надулась! И кто - Суан Санчей! - У меня нет времени на любовь, - выдавила она. - Я разрываюсь между работой на вас и на него: подумать толком и то некогда. А если сегодня все пойдет как задумано, дел у меня будет вдвое больше. Кроме того... - голос ее совсем упал. - А что, если он не ответит на мое чувство? Ведь он даже не разу не попытался меня поцеловать. Чисты ли рубашки - вот все, что его заботит. Эгвейн поскребла ложкой по дну и с удивлением обнаружила, что миска пуста. От булки тоже ничего не осталось, не считая крошек на платье. И при этом желудок оставался совершенно пустым. Она с надеждой посмотрела на Суан, продолжавшую размешивать варево, не проявляя ни малейшего интереса к содержимому своей миски. И тут ее осенило. Почему лорд Брин настаивал, чтобы Суан отрабатывала свой долг даже после того, как узнал, кто она такая? Просто потому, что она дала слово? Вздор! Их соглашение представляло бы собой полнейшую нелепицу, не будь оно единственным предлогом, позволявшим ему удерживать Суан возле себя. Она и раньше частенько задумывалась о том, чего ради Брин согласился собрать армию для мятежных Айз Седай, прекрасно понимая, что рискует сложить голову на плахе. И предоставить эту армию в распоряжение Амерлин, не имевшей, настолько он мог знать, друзей среди сестер, за исключением Суан. Неужто на все эти вопросы имелся один простой ответ - он любит Суан? Конечно, хотя от мужчин можно ожидать чего угодно - у них у всех в голове ветер, - в подобное легкомыслие верилось с трудом. Эгвейн сомневалась в верности своей догадки, но все же высказала ее, чтобы приободрить Суан. Та хмыкнула, недоверчиво, но весьма выразительно, и суховато сказала: - Он ведь не круглый идиот. У него есть голова на плечах. По большей части Брин думает и рассуждает почти как женщина. - Я пока еще не слышала твоего обещания взять себя в руки, - напомнила Эгвейн. - Ты даешь его, или как? - Да, Мать, разумеется. Я обещаю, - ответила Суан. - Сама не понимаю, что со мной творится? Можно подумать, будто я в жизни не целовала мужчин. - Глаза Суан сузились, словно, по ее мнению, Эгвейн должна была именно так и подумать. - Вовсе не вся моя жизнь прошла в Башне. Это смехотворно! - Она уставилась в миску, не иначе как только сейчас обнаружив, что там еда, зачерпнула ложку и сделала жест в сторону Эгвейн. - Ты должна быть осторожна и расчетлива, как никогда. Если Романда или Лилейн перехватят румпель, тебе уже никогда не взять его в свои руки. Что бы ни говорила Суан насчет смехотворности, но по какой-то причине к ней вернулся аппетит. С чечевицей она расправилась быстрее, чем Эгвейн, да и от булки не оставила даже крошки, Эгвейн попыталась соскрести что- нибудь пальцем со дна собственной пустой миски, но ей удалось подцепить лишь несколько прилипших зернышек. В действительности обсуждать предстоящее сегодня вечером не имело смысла. Они столько раз выверяли каждое слово, которое надлежало сказать Эгвейн, что та удивлялась, как ей до сих пор все это не снится. Однако Суан с удивительной настырностью - с такой настырностью, что порой Эгвейн хотелось ее выбранить, - возвращалась к возможным поворотам событий. Причем, как ни странно, настроение у нее явно улучшилось. Иногда она даже отпускала шуточки, чего в последнее время за ней почти не замечалось. Правда, шуточки из тех, какие именуют юмором висельника. - А ты знаешь, что Романда сама хотела стать Амерлин? - заметила Суан по ходу разговора. - Только, как я слышала, палантин и посох заполучила Тамра, а ей пришлось убираться восвояси, как чайке с общипанным хвостом. Ставлю серебряную марку, которой у меня нет, против рыбьей чешуи, что у нее глаза вылупятся в два раза больше, чем у Лилейн. - Хотелось бы мне быть там, послушать, как они взвоют, - промолвила она чуть позже. - Кому-то рано или поздно придется взвыть, так уж лучше им, чем нам. У меня голос не годится; никогда петь не умела. Суан частенько напевала песенку про девицу, заглядевшуюся на паренька на другом берегу реки и не имевшую лодки, чтобы к нему переправиться. Голос она имела в своем роде приятный, но петь и впрямь не умела - никак не могла ухватить мелодию. Следующий образчик ее юмора оказался и того чище. - Хорошо, что у меня нынче такая милая мордашка. Если дело сорвется, нас обеих обрядят как куколок и усадят на полку, чтобы все глазели и восхищались. Ну а там что получится: куклы, они, бывает, падают и бьются. Придумают какой-нибудь "несчастный случай". Придется Гарету Брину подцепить кого-нибудь еще. И над всем этим она действительно смеялась! Эгвейн почувствовала заметное облегчение, когда полог колыхнулся, давая понять, что кто-то хочет войти, но не решается сделать это без предупреждения, зная, что палатка ограждена против подслушивания. Шутками Суан Эгвейн была уже сыта по горло. Как только Эгвейн убрала малого стража, внутрь вошла Шириам, сопровождаемая порывом ветра, который показался вдесятеро холоднее, чем раньше. - Время пришло. Мать. Все готово, - промолвила она, не поднимая глаз, и облизнула губы кончиком языка. Суан поднялась на ноги, взяла с кушетки Эгвейн свой плащ, но, помедлив перед тем, как накинуть его на плечи, сказала: - Знаете, мне ведь доводилось ходить под парусом в темноте в Пальцах Дракона. И однажды я поймала в сеть рыбу-льва тоже: мы вытащили ее вдвоем с отцом... Может, и получится. Когда Суан вышла, впустив внутрь еще больше холода, Шириам нахмурилась. - Иногда я думаю... - начала она, но так и не сказав, о чем, неожиданно спросила, - Почему вы так поступаете, Мать? Зачем устроили это представление на озере, зачем велели созвать вечером Совет? Зачем приказали вчера говорить со всеми встречными-поперечными насчет Логайна? Думаю, вы могли бы поделиться со мной. Я - ваша Хранительница Летописей. Я поклялась вам в верности. - Ты знаешь все, что тебе следует, - ответила Эгвейн, набрасывая плащ. Не могла же она сказать, что доверяет клятве, вырванной силой, лишь постольку-поскольку, даже если клятву принесла сестра. Кто поручится, что Шириам не обронит лишнее слово там, где не надо, несмотря на свой обет? Все Айз Седай мастерицы отыскивать лазейки, позволяющие обходить обещания. Не то чтобы Эгвейн действительно ожидала от Шириам чего-то подобного, но, как и в случае с Брином, не желала допускать даже малейшей возможности разоблачения. - Должна сказать вам, - с горечью вымолвила Шириам, - сдается мне, уже завтра вашей Хранительницей Летописей станет Романда или Лилейн. и я понесу наказание за то, что не предупредила Совет. А вы, возможно, мне еще позавидуете. - Все возможно, - кивнула Эгвейн. - Мы идем? Багровая краюха заходящего солнца еще виднелась над верхушками деревьев, озаряя снег зловещими кровавыми отблесками. Слуги, что приветствовали шествовавшую по протоптанной тропе Эгвейн поклонами и реверансами, выглядели обеспокоенно - настроение Айз Седай передавалось им едва ли не так же быстро, как Стражам. По дороге не попалось ни одной сестры - все они, разбившись на кучки, уже толпились вокруг навеса, установленного на единственной в лагере достаточно просторной для этой цели открытой площадке, месте, использовавшемся сестрами для Скольжения в Салидар, к : голубятням, и Перемещения обратно с донесениями от соглядатаев. Соорудить латаный-перелатанный балдахин из тяжелых тканей- сущее убожество по сравнению с тем, что стоял на озере, - стоило немалых трудов и усилий. В последние два месяца Совет чаще собирался под открытым небом, как вчера утром, а коли донимало ненастье - в какой-нибудь большой палатке. После выступления из Салидара навес устанавливали лишь дважды. И оба раза для суда. Заметив Эгвейн и Шириам, Айз Седай расступились, открыв для них проход. Все взоры обратились к ним, однако по глазам невозможно было догадаться, понимают ли сестры, что происходит. И мыслей не прочесть. Пройдя сквозь кольцо стоявших вокруг навеса жаровен и ступив на яркие, подобранные невпопад ковры дюжины разных расцветок, Эгвейн услышала голос Шириам, в соответствии с принятым церемониалом возглашавшей: "Она грядет. Шествует Блюстительница Печатей...". Голос звучал чуть менее торжественно, чем обычно, с оттенком неуверенности, которой едва ли стоило удивляться. Здесь снова нашлось применение побывавшим у озера полированным табуретам и обтянутым материей коробам, благо они создавали куда более официальную обстановку, чем использовавшиеся ранее разномастные стулья. Сиденья Восседающих стояли двумя образующими угол косыми линиями, в каждой по девять, разделенных на три группы для Айя. Места по одну сторону предназначались для Зеленых, Серых и Желтых, по другую - для Белых, Коричневых и Голубых. Впереди, напротив вершины угла, находился семицветный помост Амерлин. Усевшись там, Эгвейн оказывалась в самом центре, перед восемнадцатью парами внимательных глаз. Одна, против восемнадцати сестер. Эгвейн порадовалась тому, что не переоделась: все Восседающие оставались в тех же великолепных нарядах, что и на озере, добавив к ним лишь шали. Одно из сидений оставалось незанятым, но едва Шириам успела закончить свое возглашение, под навес вбежала запыхавшаяся Делана. Она выглядела взволнованной и плюхнулась на свое место между Варилин и Квамезой, словно подрастеряв присущую ей обычно величавую грацию. На лице блуждала растерянная улыбка, пальцы нервно теребили ожерелье из огневиков. Со стороны могло показаться, будто Делана готовится предстать перед судом. Спокойствие. Перед судом еще никто не предстал. Пока. Эгвейн медленно вышагивала по коврам к своему сиденью, и Шириам следовала за ней по пятам, когда смуглая стройная Квамеза, самая молодая из Восседающих, встала и окружила себя свечением саидар. Сегодня церемониал соблюдался без отступлений. - Вынесенное на Совет Башни надлежит решать одному лишь Совету, - объявила она. - Всякий, явившийся сюда незваным, мужчина или женщина, свой или чужой, со злым или с благим умыслом, будет предан мною в руки закона и понесет кару, какую предписывает закон. Ведайте: все изреченное мною - истина. Так должно быть и так будет. Формула, более древняя, чем клятва, не позволяющая лгать, сохранилась с тех дней, когда от рук убийц Айз Седай умирали чаще, чем от всех иных причин вместе взятых. Эгвейн продолжала свое неторопливое шествие, стараясь полностью сосредоточиться на семицветном помосте, и подавляя желание прикоснуться к накидке-палантину, чтобы напомнить себе, кто она есть. Квамеза села, так и не отпустив саидар, и тут, тоже окруженная свечением, поднялась Аледрин, одна из Белых. - Изреченное пред Советом Башни предназначено лишь для Совета, пока сам Совет не решит иначе, - молвила она. - Я обеспечу неприкосновенность секретов, оградив наши речи от чужих ушей. Свив малого стража, окружившего весь навес, Аледрин села, а сестры, остававшиеся снаружи, принялись заинтересованно переговариваться. Теперь они могли лишь видеть заседавший Совет, но не слышали ни слова. Странно, как много в положении Восседающих зависело от возраста, в то время как остальные Айз Седай разделение по возрасту категорически отвергали. Интересно, подумала Эгвейн, неужели в предположении Суан о возрасте Восседающих есть зерно истины? Нет, сейчас не до того. Главное - сосредоточенность. Спокойствие и сосредоточенность. Придержав полу плаща, Эгвейн ступила на разлинованный яркими полосами короб и повернулась. Лилейн уже стояла, затянув вокруг себя шаль с голубой бахромой, Романда тоже поднималась на ноги. Обе даже не дождались, пока Амерлин сядет. Нужно действовать незамедлительно - нельзя позволить ни одной из них перехватить румпель. - Я выношу на рассмотрение Совета вопрос, - произнесла Эгвейн холодным, твердым голосом. - Призываю встать тех, кто поддержит объявление войны беззаконно захватившей власть Элайде до Аврини а'Ройхан. Эгвейн села, отбросив распахнувшийся плащ за сиденье. Лицо стоявшей рядом с ней на ковре Шириам осталось невозмутимым, но Эгвейн показалось, что Хранительница тихонько икнула. Хотелось надеяться, что никто больше этого не слышал. На какой-то миг сидевшие перед ней женщины остолбенели от изумления: причиной чему, возможно, было не само предложение, а то, что она вообще поставила его перед Советом, не оповестив Восседающих заранее. Это не было принято: и из практических соображений, и, хуже того, в силу обычая. Первой опомнилась Лилейн. - Белая Башня не объявляет войн отдельному человеку, даже таким изменницам, как Элайда, - заявила она. - В любом случае я предлагаю отложить сей вопрос и разобраться сначала с по-настоящему безотлагательными делами. - Со времени приезда она успела восстановить самообладание и уже не выглядела такой мрачной, как в дороге. Расправив юбку с голубыми разрезами, словно отбрасывая в сторону Элайду - а может быть, Эгвейн! - Восседающая продолжила: - Нам и вправду следовало собраться сегодня, но по другому поводу. Легко сказать - "книга послушниц открыта", но к чему это приведет? Старухи будут осаждать нас, требуя, чтобы их испытали! Остаться здесь на месяц? Да я просто не в силах перечислить все трудности, какие начнутся после того как мы растратим половину нашего золота, не приблизившись к Тар Валону ни на фут. Что же до обещания не вступать в Андор... - Моя сестра Лилейн, погорячившись, забыла, кому принадлежит право говорить первой, - прервала Романда с улыбкой, в сравнении с которой выражение лица Лилейн могло показаться веселым. - Я хочу предложить Совету два вопроса, и второй из них касается того, чем озабочена Лилейн. Но к глубокому моему сожалению, первый связан с тем, достойна ли сама Лилейн своего места в Совете. Улыбка Романды сделалась еще шире, не став ни чуточки теплее. Лилейн медленно села, даже не пытаясь скрыть ярости во взоре. - Вопрос о войне не может быть отложен, - спокойно промолвила Эгвейн. - На него следует ответить прежде, чем поднимать любые другие. Таков закон. Восседающие обменялись быстрыми вопросительными взглядами. - Так ли это? - спросила наконец Джания и, полуобернувшись, обратила испытующий взгляд к сидевшей рядом с ней Такиме. - Такима, ты помнишь все, хоть раз тобой прочитанное. А я слышала, ты говорила, что читала и Закон Войны. Он и вправду таков? Эгвейн затаила дыхание. За последнюю тысячу лет Белая Башня посылала солдат на множество войн, но всегда в ответ на просьбу по меньшей мере двух тронов, и то были их воины, а не воины Башни. Сама Башня в последний раз вела объявленную войну против Артура Ястребиное Крыло. По словам Суан, ныне лишь немногие книжницы знали о Законе Войны больше того, что такой закон вообще существует. Низенькая, с длинными черными волосами и кожей цвета потемневшей от времени поделочной кости, Такима часто напоминала птицу, задумчиво склонившую набок головку. Но сейчас она больше походила на птицу, желавшую упорхнуть подальше. Она затянула шаль, без всякой нужды поправила усыпанный сапфирами и жемчугами чепец и коротко выдохнула: - Это так. Эгвейн перевела дух. - Кажется, - язвительным тоном заговорила Романда, - Суан Санчей многому вас научила... Мать. Но как вы можете говорить об объявлении войны? Войны женщине! - После этой отповеди она уселась на свой табурет. Эгвейн грациозно кивнула, поднялась и твердо взглянула в глаза всем Восседающим. Такима отвела взор. О Свет, она знала! Но молчала. Продлится ли ее молчание достаточно долго? В любом случае менять планы было уже слишком поздно. - Сегодня мы встретились с противостоящей армией, ее ведут люди, которые испытывают по отношению к нам сомнения. В противном случае эта армия здесь не появилась бы. - Эгвейн полагала, что в этом месте стоило заговорить более страстно, или хотя бы настоятельно, однако Суан рекомендовала полное хладнокровие, и под конец она согласилась. Они должны видеть владеющую собой женщину, а не девочку, руководствующуюся порывами сердца. - Вы слышали, как Арателле заявляла, что не желает быть втянутой в дела Айз Седай. Однако они привели армию в Муранди и намерены встать на нашем пути. Почему? Не потому ли, что не знают, кто мы такие и каковы наши цели? Вы говорили с ними, так неужели не почувствовали: они едва верят, что имеют дело с настоящими Восседающими? Майлинд, круглолицая Зеленая, шевельнулась, Салита дернула кончик шали с желтой бахромой, хотя выражение ее лица не изменилось. Берана, еще одна Восседающая, избранная в Салидаре, задумчиво нахмурилась. Эгвейн не упомянула о том, что и ее не воспринимали как настоящую Амерлин: не стоило заострять на этом внимание. - Мы перечислили преступления Элайды множеству правителей, - продолжила Эгвейн. - Мы объявили, что намерены низложить ее. Но они сомневаются. Они думают что, возможно, - возможно! - мы и вправду те, кем себя провозглашаем. Но не перестают искать в наших словах тайный смысл, скрывающий их истинное значение. А вдруг мы всего лишь часть какого-то хитроумного заговора, сплетенного той же самой Элайдой? Сомнение сбивает людей с толку. Сомнение придает Пеливару и Арателле смелость, чтобы заявить в лицо Айз Седай: "Дальше вы не пройдете". Да разве дерзнули бы они встать на нашем пути, вмешаться в наши дела, будь у них уверенность в том, кто мы такие? Именно отсутствие уверенности и делает их нашими противниками. И остался лишь один способ развеять эти сомнения - все остальные уже испробованы. Я не утверждаю, будто Пеливар и Арателле уйдут, как только услышат об объявлении войны, но и они, и все прочие будут знать, с кем имеют дело. Никто не позволит себе усомнится в вашем праве именовать себя Советом Башни; Никто не посмеет преградить нам путь, ибо препятствовать Белой Башне можно лишь по неуверенности или незнанию. Мы подошли к двери и уже взялись за ручку. Если вы боитесь отворить и войти, вам остается лишь упрашивать всех и вся поверить, будто вы не марионетки Элайды. Она села, дивясь собственному спокойствию. Снаружи, за спинами Восседающих, склоняя друг к другу головы, переговаривались сестры. Там наверняка стоял возбужденный гомон, не слышный под навесом благодаря малому стражу Аледрин. Сейчас все решится. Хоть бы только Такима не открыла рот раньше времени. Романда нетерпеливо хмыкнула и поднялась на ноги лишь для того, чтобы объявить: - Пусть встанут те, кто поддерживает объявление войны Элайде. Взгляд ее вернулся к Лилейн, и на лице снова появилась холодная, самодовольная улыбка, не оставлявшая сомнений в том, какой важный вопрос будет поднят, как только удастся покончить с чепухой. Джания поднялась столь поспешно, что колыхнулась коричневая бахрома ее шали. - Почему бы и нет? - промолвила она. По обычаю, говорить ей вовсе не следовало, однако вздернутый подбородок и решительный взгляд отбивали всякое желание заставить ее умолкнуть. Слова Джании звучали на редкость убежденно, хотя, как обычно, сыпались горохом. - Мы хотим исправить зло, и пусть мир это знает. Хуже не станет. Ну? Ну? Не понимаю, чего тут раздумывать? Сидевшая по другую сторону от Такимы Эскаральда кивнула и встала. Морайя чуть ли не вскочила, хмуро уставясь на Лирелле, уже подобравшую юбки, чтобы встать, но медлившую, вопросительно глядя на Лилейн, которая не замечала ее, ибо угрюмо рассматривала Романду. Две Зеленые, Самалин и Майлинд, поднялись разом, и Фэйзелле резко вскинула глаза. Меднокожая, коренастая, с широким лицом, Фэйзелле беспрестанно переводила взгляд с Самалин на Майлинд и обратно. Напугать ее было не так-то просто, но сейчас она выглядела напуганной. Салита встала, осторожно поправляя желтую бахрому своей шали и столь же осторожно избегая внезапно ставшего хмурым взора Романды. Поднялась Квамеза. К ней присоединилась Аледрин, потянувшая за собой за рукав Берану. Делана обернулась на сестер, толпившихся снаружи. Те казались взбудораженными - сбивались в кучки, переговаривались и не сводили взоров с Восседающих. Медленно, неохотно. Делана встала, держа руки на животе, словно ей сделалось дурно. Такима скривилась и воззрилась на собственные руки, сложенные на коленях. Саройя косилась на двух других Белых Восседающих, подергивая себя за мочку уха, как делала всегда, пребывая в глубоком раздумье. Остальные не шевелились. Эгвейн почувствовала во рту привкус желчи. Десять. Всего десять. А она была так уверена. И Суан тоже. Одного Логайна должно было хватить с лихвой, учитывая незнание закона. Не говоря уж о нежелании Пеливара и Арателле признавать их Восседающими. - Во имя Света! - взорвалась Морайя, обернулась к Лирелле с Лилейн и подбоченилась. Если высказывание Джании нарушало обычай, то уж это не лезло ни в какие ворота. Выказывать гнев в Совете строжайше запрещалось, однако глаза Морайи сверкали неприкрытой яростью, усилившей ее иллианский акцент. - Чего вы ждете? Элайда похитила палантин и жезл! Красные, ее Айя, сделали Лже драконом Логайна и лишь Свету ведомо, скольких мужчин еще. Ни одна женщина в истории Башни не заслужила объявления войны больше, чем она! Встаньте или, с этого момента, не смейте и заикаться, будто вы решили ее низложить! Лилейн ответила таким взглядом, будто ее клюнул воробышек. - Стоит ли так кричать, Морайя? - натянуто произнесла она. - Попозже мы непременно поговорим о соблюдении приличий. Но если речь идет о решимости... - Фыркнув, Лилейн встала и взмахом руки заставила Лирелле подскочить, как на пружинах. Кажется, ее удивило, что по этому жесту не поднялись и Фэйзелле с.Такимой. Такима, явно не собиравшаяся вставать, выглядела так, словно получила удар поддых. Ее светившийся неверием взгляд перебегал с одной стоявшей на другую, пересчитывая их снова и снова. Взгляд Такимы, всегда запоминавшей все с первого раза! Эгвейн вздохнула с глубоким облегчением. В это едва верилось, но дело было сделано. Помедлив, она прочистила горло, и Шириам чуть не подпрыгнула. Расширившиеся глаза Хранительницы Летописей походили на зеленые чайные блюдца. В свою очередь прокашлявшись, она не слишком твердым, но достаточно ровным голосом возгласила: - Малым согласием Совет Башни объявил войну Элайде до Аврини а'Ройхан. Теперь, во имя единства, я призываю к большому согласию. Пусть встанут все. Фэйзелле дернулась, затем стиснула лежащие на коленях руки. Саройя открыла рот, но не произнесла ни слова. На лице ее была написана тревога. Больше никто не пошевелился. - Этого не будет, - невыразительным голосом произнесла Романда. Куда более выразителен был ее взгляд, обращенный к Лилейн. Взгляд, явно дававший понять, почему уж она-то, по крайней мере, точно не встанет. - Теперь, когда мы покончили с незначительными делами, можно перейти к... - Я так не думаю, - прервала ее Эгвейн. - Такима, что говорится в Законе Войны о Престоле Амерлин? Романда так и осталась с открытым ртом. Скривившиеся губы Такимы придали ей еще большее сходство с желающей улететь птицей. - Закон... - начала миниатюрная Коричневая сестра, но запнулась, сделала глубокий вздох и, выпрямившись, продолжила: - Закон Войны гласит следующее: "Как лишь одни руки могут владеть мечом, так после объявления войны полнота власти во всем, что касается ее ведения, принадлежит Престолу Амерлин. Воля Амерлин объявляется в ее указах. Амерлин выслушивает мнение Совета, но Восседающие обязаны исполнять ее указы неукоснительно и, во имя единства... - она снова запнулась и с видимым усилием заставила себя закончить: - ...должны одобрять каждый указ Престола Амерлин большим согласием". Восседающие вытаращили глаза. Под навесом воцарилась мертвая тишина. Делана резко повернулась, и ее вырвало на ковер-позади табурета. Квамеза с Салитой, вскочив, бросились к ней, но она отмахнулась и, вытащив из рукава платок, стала вытирать рот. Магла, Саройя и некоторые другие из продолжавших сидеть, выглядели так, будто и их вот-вот Романда, казалось, готова была кусать гвозди. - Весьма умно. - язвительно вымолвила наконец Лилейн и после выдержанной паузы добавила, - Мать. Может, вы поведаете нам, какая же несказанная мудрость, почерпнутая из вашего великого опыта подскажет вам, что делать? Я имею в виду, как вести войну? Мне хочется прояснить для себя. - Позволь объяснить, - холодно отозвалась Эгвейн и, слегка подавшись вперед, вперила в Голубую Восседающую суровый взгляд. - Престолу Амерлин подобает выражать особое почтение, и с этого момента оно будет выказываться мне в полной мере, дочь моя. Благодари Свет, что у меня нет времени изгонять тебя из Совета и назначать наказание. Глаза Лилейн становились шире и шире от несказанного потрясения. Неужто эта женщина полагала, что все и дальше будет продолжаться, как раньше? Или, привыкнув встречать со стороны Эгвейн разве что намек на строптивость, вообразила, будто у нее вовсе нет собственной воли? На самом деле Эгвейн вовсе не собиралась смещать Лилейн: скорее всего. Голубые просто избрали бы ее снова, а по вопросам, не имеющим отношения к войне с Элайдой, Престолу Амерлин предстояло по-прежнему считаться с Советом. Уголком глаза Эгвейн приметила улыбку, тронувшую губы Романды. Не стоило затевать весь сыр-бор только ради того, чтобы одна из соперниц получила преимущество перед другой. - Сказанное относится ко всем, Романда, - добавила Эгвейн. - Понадобится, так у Такимы найдутся две розги вместо одной. Усмешка Романды мгновенно исчезла. - Коли мне позволено высказать свое мнение, Мать, - промолвила Такима, медленно поднимаясь и пытаясь изобразить улыбку - то я думаю, вы начали хорошо. Мы только выиграем, задержавшись здесь на месяц. Или подольше. - Резко обернувшись, Романда смерила Такиму негодующим взглядом, которого та предпочла не заметить. - На севере морозы наверняка еще крепче, а перезимовав тут, мы и от стужи побережемся, и сможем не торопясь все обдумать... - С проволочками покончено, дочь моя, - оборвала ее Эгвейн. - Хватит еле волочить ноги. Ровно через месяц мы Переместимся отсюда. - Кем ей суждено стать - новой Геррой или новой Шейн? Нет! Она - Эгвейн ал'Вир, и что бы тайная история Башни ни поведала в будущем о ее заслугах или ошибках, то будут ее собственные деяния, а не подражание чужим. - Ровно через месяц мы приступим к осаде Тар Валона. На сей раз тишину нарушил лишь один звук. Такима всхлипнула. ГЛАВА 20. В Андор Илэйн надеялась добраться до Кэйлина без особых затруднений, и поначалу казалось, что так оно и будет. Даже хотя и она сама, и Бергитте, и Авиенда еле держались на ногах от усталости, а их изорванная, перепачканная одежда была пропитана кровью, что сочилась из ран, полученных, когда взорвался проход, девушка верила, что самое большее через две недели ничто не помешает ей предъявить права на Львиный Трон, Там, на вершине холма, Найнив Исцелила их бесчисленные раны. Причем, что на нее совсем не похоже, почти не бранилась. На ее лице тревога мешалась с облегчением, вызванным тем, что они остались в живых. Прежде чем Исцелять Бергитте, нужно было вытащить из ее бедра шончанский арбалетный болт, для чего потребовалась сила Лана. Илэйн едва не закричала, ощутив через узы жуткую боль, а вот женщина-Страж, хотя кровь и отхлынула от ее лица, лишь тихонько застонала сквозь стиснутые зубы. - Таи шар Кандор, - пробормотал Лан, отбрасывая в сторону короткую, толстую стрелу, предназначенную для пробивания доспехов. Истинная кровь Кандора. Бергитте моргнула и он осекся. - Извини, если я ошибся. Ты одета по-кандорски, вот я и подумал... - О, да, - вздохнула Бергитте. - Кандор... Странную полуусмешку на ее лице вполне можно было приписать боли. Найнив торопливо отстранила Лана, чтобы возложить руки на раненую. Илэйн надеялась, что Бергитте слышала о Кандоре не только название: когда она возрождалась в последний раз, такой страны не существовало. Женщина могла бы воспринять это как знамение. Пять миль до небольшого, крытого шифером манора Бергитте тряслась позади Найнив на крепкой гнедой кобыле с игривым прозвищем Любовница, а Илэйн с Авиендой ехали на вороном жеребце Лана. Во всяком случае Илэйн сидела в седле Мандарба, Авиенда позади, обхватив ее за талию, а Лан вел могучего скакуна под уздцы. Обученные боевые кони сами по себе являлись оружием, как мечи, и представляя немалую опасность для незнакомых седоков. Будь уверена в себе, девочка, частенько наставляла ее Лини, только не чересчур. Илэйн старалась следовать этому совету. По крайней мере она понимала, что сейчас властна над событиями в большей степени, чем над Мандарбом. Возле трехэтажного каменного дома вовсю кипела работа. Мастер Хорнуэлл, седовласый толстяк и его чуть менее седая и толстая, но все же удивительно похожая на него жена собрали слуг со всего имения. Бок о бок с ними хлопотали и Пол, служанка Мерилилль, и одетые в бело-зеленые ли