у турникета Стоит, пуста его рука... Я ж -- неразменная монета -- Опять в кармане пиджака. Я -- неразменная монета, Ты до сих пор не понял это. И мне не д\'{о}лжно быть в кармане Ни дурака, ни чужака. Я -- неразменная монета В твоем кармане пиджака. *** Никакой в этом мире поэзии, Никакой, в самом деле, мечты. И подушечки пальцев порезаны, И страницы скандально пусты. Ну, помаешься, позаикаешься, Ну, посетуешь ты на судьбу -- Но не очень--то перепугаешься, А покрепче закусишь губу. Други близкие, други далекие -- Я гляжу ваших взглядов поверх. Ожиданья огни одинокие -- Худосочный такой фейерверк. Матерь божья, какая поэзия, Матерь божья, какая мечта? Я и шита, и крыта, и резана -- А страница пуста и пуста. Няня Ничего не помню больше -- нет и не было покоя. Нет и не было покоя, детство билось о края: -- Няня, что это такое, няня, что это такое? -- Детка, что ж это такое? Это -- Сретенка твоя. Ничего не помню дальше -- нет и не было покоя. Нет и не было покоя, стыла птица у воды. -- Няня, что это такое, няня, что это такое? -- Детка, что ж это такое? Это -- Чистые пруды. Ничего не помню, кроме -- нет и не было покоя. Нет и не было покоя, звезды падали со лба. -- Няня, что это такое, няня, что это такое? -- Детка, что ж это такое? Это все -- твоя судьба. Ничего не помню больше, голос делается глуше, Я отстала, я пропала, я осталась позади. Няня, няня, баба Груша, няня, няня, баба Груша, Няня, няня, баба Груша, подожди, не уходи! Няня, няня, баба Груша, няня, няня, баба Груша, Няня, няня, баба Груша, подожди, не уходи... 1982 Не в альбом Давно забыть тебя пора, А сердцу хочется иначе. Подружка, юности сестра, Я о тебе поныне плачу. Тогда сошла на землю мгла, Был одинок мой зов напрасный К тебе, которая смогла Забыть меня в мой день ненастный. Как отсеченная рука Болит и ноет в месте жеста, В душе моей саднит пока Твое пустующее место. Была, как яблоко, смугла, Была, как облако, прекрасна -- Все ты, которая смогла Забыть меня в мой день ненастный. Немало дней прошло с тех пор, Когда душа любила душу, Ты нарушала уговор -- Ну что ж, и я его нарушу. Я знаю все твои дела, Твой путь прямой и безопасный -- Ты та, которая смогла Забыть меня в мой день ненастный. Ни слова больше о тебе, А позабыть смогу едва ли -- Ты по моей прошла судьбе, Но, слава богу, лишь в начале. Когда бы юность не зажгла В душе моей тот свет бесстрастный, То ты бы снова предала Мой черный день, мой день ненастный, Мой черный день, мой день ненастный. *** -- Ну как вообще? -- Говоришь ты уверенно, Дрожащие губы мои пригубя. -- Да видишь -- жива, -- отвечаю растерянно, -- Жива без тебя, без тебя, без тебя, без тебя. Об истории Не хр\'{и}стианин, не католик -- Пошире держите карман, Он просто российский историк, Историк Натан Эйдельман. Он грудью к столу приникает, Глядит на бумаги хитр\'{о}, Чернила к себе придвигает, Гусиное точит перо. Средь моря речей и риторик, Средь Родины нашей большой -- О, как же нам нужен историк, Историк с российской душой. Историк без лишних истерик С вельможи потянет парик. Он не открывает Америк, Россия -- его материк. Не пишет стихов или песен, Но грезит себе наяву, Ему улыбается Пестель, Апостол склоняет главу. Из душных задымленных залов, Где лоб холодеет, как лед, Потомок идет ганнибалов И руку беспечно дает. Историка ночи бессонны. А впрочем, и в нашей ???сечи Стоят восковые персоны И мчат дилетанты в ночи, Иные плутают в тумане, Тех сладкий окутал дурман... И ходит с пером между нами Историк Натан Эйдельман, И ходит с пером между нами Историк Натан Эйдельман. Одна она Судьбу свою пройдя до середины, Берусь сказать немного наперед -- Мы будем жить, мы будем невредимы, Одна любовь нас дальше поведет. Ведь вот -- природа, царственный политик, Всего превыше ставит естество, Наука знает очень много гитик, Одна любовь не знает ничего. Едва таясь, томясь и задыхаясь, Скажу еще, дойдя до полпути -- Одна она, ее дремучий хаос Чего--то стоит, господи, прости. Остановлюсь, найдя себя такою, Детей своих увижу вдалеке, Да и прижмусь холодною щекою К ее сухой горячечной руке. Омерта И снова упаду на дно конверта, Да так, как я не падала давно. Омерта, говорю себе, омерта, Омерта, итальянское кино. А немота поет нежней свирели, Мотивчик прихотливый, не любой. Утихли мои песни, присмирели... Да ты меня не слышишь -- бог с тобой. Не слышишь -- и опять проходишь мимо, Не слышишь, отворя чужую дверь. Омерта, вот и все, аморе мио, Омерта, и особенно теперь. Заплаканную, вид неавантажный, Озябшую, как ни отогревай -- Увиденную в раме эрмитажной -- Запомни, никому не отдавай. И поплывет конверт во время \'{о}но, В размякшую, расслабленную даль, Где пьется амаретто ди сароно, Не горестный, а сладостный миндаль. И знаешь, эта музыка не смертна, Пока ты светишь у меня внутри. Омерта, говорю себе, омерта, Омерта... Дорогой мой, повтори. *** От этих мальчиков с их окаянной смуглостью Мне не спастись со всей моей премудростью. У них прохладный лоб, во лбу горение -- Ну, сочини со мной стихотворение. От этих мальчиков с загадочною внешностью Такою веет нерастраченною нежностью, Когда они от слез, от полудетской робости Вдруг переходят к каменной суровости. Ах, этих мальчиков в цепях непогрешимости Я не спасу при всей моей решимости: В глазах зеленый лед, в губах -- смирение... Ну, сочини со мной стихотворение. Все, худо--бедно, все идет, как полагается, К моей любви всегда блокнотик прилагается. Но с тем, кто музыке моей не подчиняется, С тем никогда и ничего не сочиняется. *** От твоего дома -- до моего сада, От твоего дома -- до моего взгляда, От моего чуда -- до твоего чада, От моего худа -- до твоего ада, От моего Клина -- до твоего Крыма, От моего сына -- до твоего сына, От твоего гроба -- до моего хлеба, От моего нёба -- до твоего неба, От твоей соли -- до моей силы, От твоей боли -- до моей были, От твоей Камы и до моей Истры Твоего пламени -- все мои искры. Памяти Хармса Как канули во тьму все алеуты -- Так канули в дыму обериуты, Как будто бы жило такое племя, Но время их прошло, ушло их время. Фасон широких шляп их выдал, Весь мир таких растяп не видел. Их вывели во двор по одиночке -- И не было с тех пор от них ни строчки. Где голы короли -- опасны дети, Глядят на нас с земли -- а мы в ответе. Зачем глядишь, дитя, так ясно? -- Все сорок лет спустя -- напрасно. Покуда голый зад людей дурачит -- Ребенок невпопад заплачет. Покуда твердый лоб людей морочит -- Ребенок все поймет и напророчит. Беспечные чижи, стрекозы -- Уж не страшнее лжи угрозы. Где певчие дрозды, синицы -- Запали, как пруды, глазницы. Преданья островов тех, алеутских, Преданья островов обериутских... Но жив же алеут на свете, И жив обериут в поэте. Пауза Вдали истаял контур паруса, паруса, паруса, Вдали истаял контур паруса, просторы пусты. И наступает долгая пауза, пауза, пауза, И наступает долгая пауза -- готова ли ты? Судьба трепещет за пазухой, трепещет за пазухой, Судьба трепещет за пазухой, оплавив края. А что там будет за паузой, что там за паузой, А что там будет за паузой -- готова ли я? И вновь зовет и колышется, зовет и колышется, И вновь зовет и колышется зеркальная твердь. И все же музыка слышится, музыка слышится, И все же музыка слышится... И пауза -- не смерть. Перед богом и стихом А за все, что выйдет боком И представится грехом, Я отвечу перед богом, Перед богом и стихом. Подожду, не стану плакать И не стану кликать смерть. Кто же я -- земная мякоть Или неземная твердь? Кто же я -- земная мякоть Или неземная твердь? Подведу тебя к порогу И скажу, как на духу: -- Отвечаю только богу, Только богу и стиху. Подожду, не стану плакать -- И узнаю наизусть: Кто же я -- земная слякоть Или неземная грусть? Кто же я -- земная слякоть Или неземная грусть? Наживу с годами грузность -- Как и вся моя семья. Кто же я -- земная трусость Или тайна бытия? Освещаю ли дорогу, Горожу ли чепуху -- Отвечаю только богу, Только богу и стиху. Отвечаю только богу, Только богу и стиху. Песня о маленькой любви У маленькой любви -- коротенькие руки, Коротенькие руки, огромные глаза. В душе ее поют неведомые звуки, Ей вовсе не нужны земные голоса. Бесценных сил твоих живет не отнимая, Не закрывая глаз, не открывая рта. Живет себе, живет, твоя глухонемая Святая глухота, святая немота. У маленькой любви -- ни зависти, ни лести, Да и зачем, скажи, ей зависть или лесть? У маленькой любви -- ни совести, ни чести, Да и почем ей знать, что это где--то есть? У ней короткий век, не плюй в ее колодец, А посмотри смелей самой судьбе в глаза. Пускай себе живет на свете твой уродец, Пускай себе -- хоть час, пускай -- хоть полчаса. У маленькой любви -- ни ярости, ни муки. Звездой взошла на миг, водой ушла в песок. У маленькой любви -- коротенькие руки, Огромные глаза да грустный голосок. *** Под ветром грозовым дрожа, Ладони лодочкой держа, Я -- глухо, я -- тревожно... А если будет все нельзя, Но вот однажды все нельзя -- То можно, если все нельзя, Лишь это будет можно? По гладкой наледи скользя, От детской робости дерзя, Я -- путано, я -- сложно... А если будет все нельзя, Определенно все нельзя -- То можно, если все нельзя, Пусть это будет можно? Я в затрапезном, я в бреду, Не о любезном речь веду -- О том, что непреложно. Ведь, если будет все нельзя -- Не может быть, чтоб все нельзя -- А все же, если все нельзя, Пусть это будет можно. Польская песня Назови меня ``пани'', поцелуй мне пальцы -- Так нигде больше, как было в Польше. Вот как это было -- я бы все забыла! Да не будет больше так, как было в Польше. Помню все, забываю, но помню все, Забываю, но помню все, не хочу забывать. А мудрёное пиво, а чудн\'{ы}е поляки, Подающие исподволь мне какие--то знаки. -- Пани есть французска, пани югославска? -- И глядит фарцовщик с потаенной лаской. Помню все, забываю, но помню все, Забываю, но помню все, не хочу забывать. Не хочу просыпаться, не хочу возвращаться -- Никакого же проку от меня домочадцам. Все в себе обрываю -- да что я ни затеваю, Даже маленький шрамик твой я не забываю. Помню все, забываю, но помню все, Забываю, но помню все, Забываю, но помню... Засыпаю, но помню все, Просыпаюсь, но помню все -- Не хочу забывать. Полнолуние И была на целом свете тишина, И плыла по небу рыжая луна. И зайчоночка волчиха родила, И волчоночка зайчиха родила. И зайчиха была верная жена, И волчиха была честная жена, Но зайчиха теперь мужу не нужна, И волчиха теперь мужу не нужна. -- Ты зачем, жена, зайчонка принесла? Он от голода, от холода помрет! -- Ты зачем, жена, волчонка родила? Он окрепнет, осмелеет -- нас пожрет! Та качает свое серое дитя, Та качает свое сирое дитя, Та качает свое хищное дитя, Та качает свое лишнее дитя. И стоять на целом свете тишине, И луне на небо черное всходить, И зайчоночка родить одной жене, А другой жене -- волчоночка родить. *** Помню свечку, помню елку -- Я гляжу на елку в щелку. Помню, помню волшебство -- Детство, елка, Рождество. За окошком -- тишина, И деревья, и луна. Добрый, милый ангелок -- У камина мой чулок. Спят собачки, спят овечки, Меркнут звезды, гаснут свечки, Милый, добрый ангелок, Брось монетку в мой чулок. Помню свечку, помню елку -- Я гляжу на елку в щелку. Помню, помню волшебство -- Детство, елка, Рождество. После турнира Подними забрало и шагай за гробом, Чтоб тебя пробрало мертвенным ознобом. Это уж не шутки, не игра в герои -- Опустили дудки, не трубят герольды. Что теперь настои, зелья травяные? -- Завтра дождик смоет пятна кровяные, Через год -- не позже -- проржавеют латы, Менестрели сложат длинные баллады. Да и ты поляжешь, как герой вчерашний, Если день настанет и хмельной, и страшный. Не успеешь охнуть, не сумеешь крикнуть -- Будет роза сохнуть, а хотела вспыхнуть. Последняя песня Не боюсь ни беды, ни покоя, Ни тоскливого зимнего дня -- Но меня посетило такое, Что всерьез испугало меня. Я проснулась от этого крика, Но покойно дышала семья... -- Вероника, -- кричат, -- Вероника, Я -- последняя песня твоя! -- Что ты хочешь? -- Я тихо сказала. -- Видишь, муж мой уснул и дитя, Я сама на работе устала. Кто ты есть, говори не шутя?! Но ни блика, ни светлого лика, И вокруг -- темноты полынья... -- Вероника, -- зовут, -- Вероника, Я -- последняя песня твоя! -- Что ж ты кружишь ночною совою, Разве ты надо мною -- судья? Я осталась самою собою, Слышишь, глупая песня моя? Я немного сутулюсь от груза, Но о жизни иной не скорблю. О, моя одичавшая муза, Я любила тебя и люблю. Но ничто не возникло из мрака, И за светом пошла я к окну, А во тьме заворчала собака -- Я мешала собачьему сну. И в меня совершенство проникло И погладило тихо плечо: -- Вероника, -- шепча, -- Вероника, Я побуду с тобою еще... Вероника, -- шепча, -- Вероника, Я побуду с тобою еще... *** Пожалей, стрела, оленя, Пожалей стрелу, охотник, Пожалей стрелка, дубрава, Пожалей, любовь, меня. Не бери стрелка, истома, Не пыли его, дорога, Не студи его, водица, Не пытай, любовь, меня. Пощади, огонь, поленья, Пожалей стрелу, охотник, Не кали ее, не надо, На оленя не готовь. Пожалей, стрела, оленя, Пожалей стрелу, охотник, Пожалей стрелка, дубрава, Пожалей меня, любовь. Притча Кого--то святость увела, Кого--то позвала чужбина, А скольких сытость, сытость отняла, А скольких сытость погубила. Живут -- до времени робки, Живут -- до времени невинны, Пока невидимы куски, Пока куски неочевидны, И до доски до гробовой Танцуют возле каравая. Но от тоски от мировой Война возможна мировая, Солдаты этой мировой В поход идут не из--под палки, Бегут в атаке лобовой, Друг друга топчут -- и не жалко. Кого-то святость увела, Кого--то позвала чужбина, А скольких сытость, сытость отняла, А скольких сытость погубила. *** Пустеет дом, пустеет сад, И флигель спит, и флюгер, Как--будто много лет назад Тут кто--то жил, да умер. А здесь любовь моя жила, Жила -- не выбирала. Она горела, но дотла, Зола не выгорала. Костер из листьев -- погляди, В нем ни тепла, ни жара, Но он дымится посреди Всего земного шара. Разговор -- Ах, дочка, о чем ты плачешь, За что ты платишь? Ах, дочка, Я в твои годочки Уже с твоим отцом Стояла под венцом. -- Ах, мама, Венчаться мало, Но и венчалась ты с отцом -- С чужим птенцом, совсем юнцом. -- Ах, дочка, Я в твои годочки Давно с твоим отцом Рассталась, с подлецом. -- Ах, мама, Расстаться мало, Один подлец, другой глупец... И не о том я, наконец! -- Ах, дочка, Я в твои годочки Хоть не жила уже с отцом, А все ж бела была лицом. -- Ах, мама, Лица--то мало. А что и н\'{е} бела лицом -- Так я же балуюсь винцом, Ведь ты же знала. -- Ах, дочка, Я в твои годочки Хоть и жила почти вдовой, Была румяной и живой. А ты девица, не вдова, А только теплишься едва. -- Ах, мама, Осталось мало. И не жена, и не вдова, И не жива и не мертва, А то, что черное ношу -- О том не спрашивай, прошу. -- Ах, дочка, о чем ты плачешь, За что ты платишь? Чем согрешила, Куда спешила, Себя решила... *** Разве ради прогулки по лестнице Ты приехал тогда в город К.? Для тебя это -- бесполезица, Бесполезица и тоска. Ты найдешь городок поформенней, Улетишь на исходе дня, И попомнишь меня -- покорную, Переплавленную меня. Ну так ради моей покорности, Ради музыки поутру -- Разбери апельсин по корочкам, А я долечки разберу. Я не знаю жара и холода, Я не знаю зла и добра, Говорю тебе - вся я из золота, Только горло -- из серебра. Расстегни мне цепочку нашейную -- Я снимаю с себя табу. Может, этих цепей ношение Сотворило твою рабу. Разве ради прогулки по лестнице Ты приехал бы в город К.? Для тебя это безболезненно -- Разве будет саднить слегка. Романс (``Не все же мне девчонкой быть...'') Не все же мне девчонкой быть, Изменчивой и скверной -- Позвольте мне Вас полюбить, Позвольте быть Вам верной. Я знаю, как я поступлю -- Толкуйте, как причуду, Позвольте, я Вас полюблю, Позвольте, я Вас полюблю, Позвольте, верной буду. О, наше женское житье -- Забавнейшая штука -- Мужей питье, детей нытье -- Наука нам, наука. Но как мне хочется унять Свой голос музыкальный! Позвольте Вам не изменять -- Позвольте к Вам не применять Сей меры радикальной. Не стану Вас обременять Любовью чрезмерной, Позвольте Вам не изменять, Позвольте быть Вам верной. Мы будем жить и не тужить Уж д\'{о} ста лет наверно -- Позвольте только с Вами жить, Позвольте только с Вами жить, Позвольте быть Вам верной. Романс (``Жизнь была бы иной, не такою дурной...'') Жизнь была бы иной, не такою дурной, Кабы ближних своих от лукавства избавить!.. Упаси тебя боже лукавить со мной, Упаси тебя боже лукавить. Я привыкла платить дорогою ценой, Да такой, что тебе нипочем не измерить. Помоги тебе боже лукавить со мной, Только так, чтобы я не могла не поверить. Эту тяжесть нести до конца суждено, Между тем я хотела бы ношу оставить. Упаси тебя боже лукавить со мной, Помоги тебе боже лукавить. Это промысел божий -- такие дела, Жить не так, как другие, негоже. Научи меня, боже, чтоб лукавить могла, Научи, научи, научи меня тоже. Научи меня, боже, чтоб лукавить могла, Научи, научи, научи меня тоже. Рыжий Джек Рыжий, рыжий дружище Джекки, Рыжий, рыжий Джекки О'Нил. Лучше б ты не родилс\'{я} вовеки, Только б ты в палачи не ходил. Будь ты шорник, кузнец иль плотник, Будь разбойник -- ищи--свищи, -- Будь лесничий или охотник -- Только, Джек, не ходи в палачи. Рыжий Джек, твои Дженни и Кэтти Не пойдут за тебя нипочем, Будешь маяться в целом свете, Если станешь, Джек, палачом. Будь моряк и покинешь сушу -- И отыщешь свой свет в ночи. А кто спасет твою рыжую душу, Если, Джек, ты пойдешь в палачи? Рыжий Джек, самый рыжий в мире, Вот и новые времена -- Ты устал, твоя лошадь в мыле, Брось уздечку и стремена. Стань бродяга, последний бражник, Все пропей с головы до ног, Но не будь ни тюремщик, ни стражник -- Это все палачи, сынок. Се ля ви Се ля ви -- так се ля ви, Тель--Авив -- так Тель--Авив, До свиданья, Женька, Пой там хорошенько. У прибоя на песке, С разговорником в руке Молодой -- не старый, Ты сидишь с гитарой. Там, на сахарных лугах, На зеленых берегах Вспомнишь бестолковый Климат наш суровый. Се ля ви -- так се ля ви, По любви -- так по любви. По любви, по страсти -- Бог не даст пропасти. Серая Шейка Какие тут шутки, когда улетает семья. Последствия жутки -- об этом наслышана я. Судьба -- не копейка, мне попросту не повезло, Я -- Серая Шейка, и мне перебили крыло. Семья улетает: -- Прощайте, прощайте, семья! -- Меня угнетает, что сестры сильнее, чем я. -- Взлетай, неумейка! -- Мне эхо с небес донесло. Я -- Серая Шейка, и мне перебили крыло. Гляжу близоруко, гляжу безнадежно во мглу. Но я однорука, и, значит, лететь не могу. -- Счастливо, счастливо! -- Кричу я вдогонку семье. Тоскливо, тоскливо одной оставаться к зиме. Тоскливо и жутко -- готовиться к лютой зиме. Последняя утка, последняя утка на этой земле. -- Судьба -- не копейка, -- мне здешние птицы твердят. Я -- Серая Шейка, пускай меня лисы съедят. Сиротка Я нищая сиротка, горбунья и уродка, И в небо синее смотрю задумчиво и кротко. Хромуша и бедняжка, безродная бродяжка, В пыли бреду в полубреду, притом вздыхаю тяжко. Ах, где же тот, о боже, кому я всех дороже? Ах, где же тот, что тоже ждет, спешит навстречу тоже? Быть может, он -- волынщик, а может быть -- корзинщик? Ах, только б мне кольцо надел на скрюченный мизинчик. Но нет, он не в дороге -- сидит сейчас в остроге, Сидит и песенки поет, не ведая тревоги. А завтра ровно в десять его должны повесить За конокрадство и разбой -- прощай, любимый мой. Я нищая сиротка, горбунья и уродка, И в небо синее смотрю задумчиво и кротко... Сказочки на потолке Много--много чего я люблю В разноцветии жизни московской -- Я люблю продавцов винно--водочных И болельщиков в Лужниках. Но особенно я люблю Иностранцев на ``Маяковской'', Когда их вспышки посверкивают В наших копях и рудниках. Я люблю их на эскалаторе, Когда они, на детей похожие, Головами крутят бессовестно И бесстыдно, как птицы, галдят. А мы для них -- ископаемые Угрюмые, серокожие, И они меж собой щебечут, И почти на нас не глядят. Но когда они все замрут Под одним медальоном моз\'{а}ичным, И, как Рональд и Нэнси Рейган, Стоят -- и рука в руке, -- Тут--то я, пробегая мимо Этим шагом московским заячьим, Просто плакать готова от нежности -- Я сама их люблю до ужаса, Эти сказочки на потолке. Слушатель Ой, какой алкаш колоритный Слушал тут вчера мои песни, Ой, как он глазами ворочал, Как он рот разевал. Все--то для него было ново -- И моя девчачья походка, И мой гардероб немудрящий, И неэстрадный мой голосок. Видимо, хотелось бедняге Сбегать за Серегой, за Колькой, Быть не одному в этой куче, Не быть одному. Но никак не мог оторваться, Но никак не мог отлепиться -- И с лицом дурацким счастливым Стоял и стоял. Вот вам -- элитарные штучки, Вот вам -- посиделки в каминной, Вот вам -- ``песня наша -- не наша'', Огни ВТО. Ничего такого не нужно, Человек открыт перед песней, Человек доверчив и мягок. Но играть на этом -- ни--ни! *** Смотрю кругом -- какие рожи! Встряхнусь -- зато какие души! Иду от мясника Сережи До парикмахера Андрюши. Один из них радеет, дабы Мясные разгружались фуры. Другого обожают бабы -- Он может делать куафюры. А я живу, как замарашка, Душа везде торчит наружу, И так доходит до маразма, Пока не навестишь Андрюшу. Потом едва дождешься часу, Напялишь мятую одежу И, восклицая: -- Мясо, мясо! -- Пойдешь разыскивать Сережу. И я -- кустарь, конечно, тоже, И цеховое не нарушу -- Люблю я мясника Сережу И парикмахера Андрюшу. Так покалякать по--советски -- Да и оттаять понемногу, И голову держа по--светски, И волоча баранью ногу. Снежная баба Была я -- баба нежная, А стала -- баба снежная. Стою ничьей женой Под горкой ледяной. Была я -- баба нежная, А стала -- баба снежная. Вот и вся любовь, Вот и нос -- морковь, И колпак из ведра, И метла у бедра. Была я -- баба нежная, А стала -- баба снежная. А глаза мои -- страшны, А глаза мои -- смешны, А глаза мои -- из \'{у}гля, А черны! -- Видать, грешны. Была я -- баба нежная, А стала -- баба снежная. И стою -- смеюсь, Зареветь боюсь, Потому что я считаю: Зареву -- сейчас растаю. *** Собраться разобраться, Убраться к январю. Наивный пафос братства -- О чем и говорю. И это тоже средство, И сладок этот хрип, Наивный пафос детства, Чумной телеги скрип. Собраться разобраться, Убраться невзначай. Наивный пафос братства, Прощай, прощай, прощай. Ты видишь, как негордо Я жду твоей руки -- И сглатывает горло Комки, комки, комки. *** Сова, сова, седая голова, Неси ты нам бубенчик. Темна дорога и крива, Уснул младенчик. Сова, сова, седая голова, На нас перо уронишь. Темна дорога и крива, Уснул детеныш. Сова, сова, седая голова, Лети в свой лес обратно. Темна дорога и крива, Но спит дитя -- и ладно. Темна дорога и крива, Но спит дитя -- и ладно. Советские сумасшедшие Нет, советские сумасшедшие Не похожи на остальных, Пусть в учебники не вошедшие, Сумасшедшее всех иных. Так кошмарно они начитанны, Так отталкивающе грустны -- Беззащитные подзащитные Безнадежной своей страны. Да, советские сумасшедшие Непохожи на остальных, Все грядущее, все прошедшее Оседает в глазах у них. В гардеробе непереборчивы, Всюду принятые в тычки, Разговорчивые, несговорчивые, Недоверчивые дичк\'{и}. Что ж, советские сумасшедшие -- Ежли болтика нет внутри? Нет, советские сумасшедшие Не такие, черт побери! -- Им Высоцкий поет на облаке, Им Цветаева дарит свет, В их почти человечьем облике Ничего такого страшного нет. Сретенка Картинка иль, может, отметинка, Отметинка на судьбе? -- Кретинка, ведь это же Сретенка Висит у тебя на губе. Дело не в водоворотах, А опять во мне одной, Дело в Сретенских воротах, Что захлопнулись за мной. Я не то чтобы с нею выросла, Но она меня родила, Это палочка детского вируса Оболочку мою взяла. Дело не в водоворотах, А опять во мне одной, Дело в Сретенских воротах, Что захлопнулись за мной. Уж не знаю я, чт\'{о} есть Родина, Но никто меня не украдет, Ибо Сретенка -- это родинка, Это д\'{о} смерти не пройдет. Дело не в водоворотах, А опять во мне одной, Дело в Сретенских воротах, Что захлопнулись за мной. Дело не в водоворотах, А опять во мне одной, Дело в Сретенских воротах, Что захлопнулись за мной. Старая драма Так уж лучше бы зеркало треснуло -- То, настенное, в мутной пыли... Из мирка захудалого пресного -- В номера интересной любви Поспеши, поспеши, легкокрылая, Вот и лампы уже зажжены! Легкокрылая, бабочка, милая -- Без любви, без судьбы, без вины. ``Не любил он'' -- и номер гостиничный Пробирает нездешняя дрожь. ``Не любил он'' -- на площади рыночной Отступился за ломаный грош. Погоди, погоди, бесприданница, Ты любила всего одного. Тот, кто знает любовь без предательства -- Тот не знает почти ничего. Человек с человеком не сходится, Хоть в одной колыбели лежат. ``Не любил он'' -- и сердце колотится, ``Не любил он'' -- и губы дрожат. На пути ли в Москву ли из Нижнего, По дороге ли на Кострому -- Легковерная, нежная, книжная -- Не достанешься ты никому. Старики Помилуй, боже, стариков, Их головы и руки. Мне слышен стук их башмаков На мостовых разлуки. Помилуй, боже, стариков, Их шавок, васек, мосек, Пучок петрушки и морковь, И дырочки авосек. Прости им злые языки И слабые сосуды, И звук разбитой на куски Фарфоровой посуды. И пожелтевшие листки Забытого романа, И золотые корешки Мюссе и Мопассана. Ветхи, как сами старики, Нем\'{о}дны их одежды, Их каблуки, их парики -- Как признаки надежды. На них не ляжет пыль веков -- Они не из таковских. Помилуй, боже, стариков, Помилуй, боже, стариков! Особенно -- московских. Старое фортепиано Мое расстроенное старое фон\'{о} -- Я полагаю, ты недаром мне дано. Ты мне досталось, как я помню, по наследству От детства, миновавшего давно. Как сильно стерся твой орнамент--позумент, Но как люблю я старый мамин инструмент За то, что он мою спасает душу В последний и опаснейший момент. Когда я трогаю расстроенный твой строй -- Сама в расстройстве, не в ладу сама с собой -- Я о своих вдруг забываю неполадках, Овладевает мною твой настрой. Мое расстроенное старое фон\'{о} -- О, ты одно мне в утешение дано, Я не хочу, чтоб приходил настройщик, Ведь быть в расстройстве не запрещено. Старуша Теребит меня старуша За рукавчик шаровар. Мы выходим, баба Груша, На Рождественский бульвар. Запахни мне туго шубку, Обвяжи кашне не зря, Ведь морозец не на шутку На седьмое января. Не забудь меня, старуша, Пригляди еще за мной, С этой горки, баба Груша, Соскользну я на Цветной. Понесет меня, былинку, Раскровившую губу, То ли к цирку, то ли к рынку, То ли в самую Трубу. Отведи меня, старуша, На бульвар под Рождество. Я зачем--то, баба Груша, Не забыла ничего. Не забыла, не забыла, Не забыла -- не смогла, Как мне Сретенка светила И Рождественка цвела. Судьба и кавалер Судьбу пытает кавалер, В глаза глядит судьбе. Он после долгого пути, Ему не по себе: -- Позволь стоять невдалеке, Позволь тебе служить. Чего ты кружишь надо мной, Довольно уж кружить. -- Судьбу пытает кавалер, Вздыхает тяжело: -- Позволь и мне хотя б разок Встать под твое крыло. Вот видишь -- старые рубцы, Их все не сосчитать. Не подставляй же грудь мою Под острие опять. -- Судьбу пытает кавалер, А ночь кругом тиха. Судьба молчит -- она всегда Была к нему глуха. Давно ушла его любовь, И он свой прожил век. Судьба молчит, но вновь и вновь Толкует человек. Свеча Не гаси меня--свечу, Я еще гореть хочу, Я жива еще покуда. Не гаси меня--свечу. Не протягивай ладонь, Мой дружок прекрасный -- Я пока храню огонь Маленький, но ясный. А без света нет ноч\'{и}, Без ноч\'{и} -- нет света. Без поэта нет свечи, Без свечи -- поэта. Для бродячих моряков Маяков есть пламя... Я -- горящих мотыльков Маленькое знамя. Оттого--то и хочу Я дожить до свету. Не гаси меня--свечу, Я свечу поэту. Не гаси меня--свечу, Я свечу поэту. Сын и сон Мне сын рассказывает сон: Там серый ослик, старый слон, И мотылек -- цветной флажок, Который крылышки обжег. Мне сын рассказывает сон: Он всем -- опора и заслон, Тому подмога мой сынок, Кто робок или одинок. Мне сын рассказывает сон: Он ясно помнит тихий звон, Он ясно видел слабый свет -- Такие снятся сны в пять лет. Мне сын рассказывает сон... Мне, слава богу, верит он, Я растолкую и пойму, Зачем приснился сон ему. Мне сын рассказывает сон... Не по земле шагает он, А по пустыням и по льдам, Как--будто по моим следам. *** Тебя, как сломанную руку, Едва прижав к груди, несу, Дневную дрожь, ночную муку Поддерживая на весу. Могла бы стать обыкновенной Сегодня же в теченье дня, Но и тогда в твоей вселенной Не будет места для меня. Тебя, как сломанную руку, Качать, укачивать хочу, Дневную дрожь, ночную муку Удерживая, как свечу. Безвременна, всенепременна -- Всего лишь гипс -- твоя броня, И все равно в твоей вселенной Не будет места для меня. Тебя, как сломанную руку, Должно быть, вылечу, сращу, Дневную дрожь, ночную муку Кому--то перепоручу. -- Все бесполезно, мой бесценный, -- Скажу, легонько отстраня... И никогда в твоей вселенной Не будет места для меня. Теснота В этой маленькой квартирке Есть помада и духи, И ``Веселые картинки'', И печальные стихи. Тютчев пишет на конторке, На доске -- Мижуев--зять, Ни фанерки, ни картонки Просто неоткуда взять. В этой маленькой квартирке Все мы соединены, Все четырки--растопырки, Вертуны и болтуны, ???Лутовин или Тургенев, И в Карабихе поэт. Я не гений, нету геньев, Прежде были -- нынче нет. Из русалок -- да в кухарки. Вот я челкою тряхну -- Берегись меня, Жихарки, Всех за щеку упихну. Чехов -- в Мелехово едет, Граф -- гуляет по стерне, Только мне ничто не светит, Скоро я остервене... Южный ветер дунет в ухо -- Ничего, мол, ничего, Продержись еще, старуха, И осталось--то всего. Этот сумрак прокопченный, Пропеченный утюгом -- Днем и ночью муж ученый Ходит по цепи кругом. Таллину Если б ратуш касалась бы ретушь, Как фотограф и глянец -- лица... Мы с тобою увиделись -- нет уж, Не забудем теперь до конца. Помнишь челку мою смоляную, Помнишь жилку на сгибе руки? Ты меня вспоминаешь иную, И без проседи и без тоски. Сквозь туман, как сон старинный, Проступают далеко -- Этот Герман вечно Длинный, Вечно Толстая Марго. Все, что дорого, длится недолго, Все не вспомнится, да и зачем? -- Посреди твоего ???Катриорга Я стою, растерявшись совсем. Вот какая была я смешная, Все смешным мне казалось вокруг, Вот какая была я ручная, Даже белок кормила из рук. Сквозь туман, как сон старинный, Проступают далеко -- Этот Герман вечно Длинный, Вечно Толстая Марго. Долго помнили мы друг о друге И опять повстречались, как встарь. Снова здравствуй, заржавленный флюгер, Снова здравствуй, чугунный фонарь. Разговор поведем понемногу, Не отыщем местечка нигде. Не живу на широкую ногу, Но с тобой на короткой ноге. Сквозь туман, как сон старинный, Проступают далеко -- Этот Герман вечно Длинный, Вечно Толстая Марго. *** То призрачное, то прозрачное, Катило отрочество дачное, Но где витали сны зеленые -- Торчат уголья раскаленные. Давай делить мое землячество На шутовство и на ребячество -- Бубенчик или колпачок, Младенчик или дурачок? Вот я -- сутулая, чумазая, За сверстницами не поспевшая, Как юный суслик, черноглазая, Как старый ослик, поседевшая. Давай считать мое батрачество За озорство и за лихачество -- Лохань стихов, лохань белья, Лихая линия моя. А жизнь идет -- грибная, дачная, То погребная, то чердачная, Течет -- молочная, кисельная, Как старенькая колыбельная. Давай считать мое бодрячество За баловство и за чудачество -- Горит в огне вязанка дров, Горит во мне вязанка слов. Трещина И пытаясь в себе заглушить Нарастающий гул камнепада, Говорю себе: -- Надобно жить На краю этой трещины, надо! -- Эти злые кривые края Прорывают, ты видишь, бумагу. Эта трещина, милый, моя, И не двигайся дальше ни шагу. И по гладкому камню скребя, И срываясь с него беспощадно, Умоляю -- себя и тебя: -- Это -- трещина, трещина, ладно? -- Без обиды тебе говорю, Накопив непосильную кротость: -- Отойди же, не стой на краю, Эта трещина -- может быть пропасть. Из твоей оскудевшей любви, Из улыбки тяжелой, нервозной Вижу -- трещина в самой крови, Незапекшейся, черной, венозной. И пытаясь в себе заглушить Нарастающий гул камнепада, Говорю себе: -- Надобно жить На краю этой трещины, надо... *** Ты меня попрекаешь везучестью -- Иногда мне ужасно везет. Вот и сделался чуть ли не участью Небольшой путевой эпизод. То рассеянно смотришь, то пристально, И сидим -- к голове голова, Наклонись ко мне -- вот и истина, Остальное -- чужие слова. Мои дни непохожи на праздники, Мои ночи свирепо скупы, И пускай же чужая напраслина Не найдет между нами тропы. Эти встречи от случая к случаю, Разлитые по телу лучи... Ради бога, скажи, что я лучшая, Ради бога, скажи, не молчи. Таковы церемонии чайные -- Не в Японии, так на Руси. Положение чрезвычайное, Если можешь, то -- просто спаси. Вот гитара на гвоздик повешена -- Не туда, а сюда посмотри, Поцелуй -- и я буду утешена Года н\'{а} два, а то и на три. *** Ты просишь с тобой посекретничать, Приходишь средь ясного дня... Учти, я не буду кокетничать, Когда ты обнимешь меня. Ты думаешь, если я женщина, То женщину нужно понять... А женщину нужно разжечь еще, Разжечь -- и тихонько обнять. Имеют значенье условности, Но знак подают небеса -- Ты видишь, твердят о готовности Мои голубые глаза, Мои золотистые, карие... Зеленых угодно душе? Вот тренькаю тут на гитаре я, А можно обняться уже. *** Ты то мерещишься, то чудишься, Хотя я чуда не ищу. Когда--то ты совсем забудешься -- Тогда--то я тебя прощу, Тебя -- такого, звонко--медного Над теплой ямкою плеча, И лихорадящего, бледного, Растаявшего как свеча. Нет, все не так теперь рисуется, Не надо ближнего стращать, Что выпадет, что подтасуется -- И станет некого прощать. Но ты мерещишься, ты чудишься -- Полуразмытый, видный чуть... Когда--нибудь и ты забудешься -- Когда--нибудь, когда--нибудь... *** Уезжают мои родственники, Уезжают, тушат свет. Не Коржавины, не Бродские -- Среди них поэтов нет. Это вам такая палуба, Вот такой аэродром -- Ненадрывно, тихо, жалобно, Да об землю всем нутром. Ведь смолчишь, страна огромная, На все стороны одна, Как пойдет волна погромная, Ураганная волна. Пух--перо еще не стелется, Не увязан узелок, Но в мою племяшку целится Цепкий кадровый стрелок. Уезжают мои родственники, Затекла уже ладонь, Не Рокфеллеры, не Ротшильды -- Мелочь, жалость, шелупонь. Взоры станут неопасливы, Стихнут дети на руках -- И родные будут счастливы На далеких берегах. Я сижу, чаек завариваю, Изогнув дугою бровь, Я шаманю, заговариваю, Останавливаю кровь. Если песенкой открытою Капнуть в деготь не дыша -- Кровь пребудет непролитою, Неразбитою -- душа. Кровь пребудет непролитою, Неразбитою -- душа. *** Уйди из--под этой крыши -- Ты вырос выше, Ты вырос слишком -- Уйди же, слышишь! А дом твой отходит к брату, Ты в нем ничего не трогай, Пойди своею дорогой И забудь дорогу обратно. А землю твою разделим, Ведь мы ж за нее радеем, А ты -- все равно бездельник... Ведь ты ж -- бродяга, брательник. А невесту твою -- другому, Да он и покрепче будет, Она как уйдет из дому -- Поплачет и все забудет. Да что ж ты стоишь, постылый, Уйди, помилуй, У них ведь уже колечко, Иль хочешь держать им свечку, Ведь там уж и свадьба тоже! А он, уходя, в окошко: -- Прощай, -- кричит, -- моя крошка, Прости, -- кричит, -- меня боже! Уроки музыки Играйте все этюды ???Ч\'{е}рни -- И никакой на свете скверне На ваших пальцах не бывать, Все десять заняты этюдом -- Но ведь трудом, по сути -- чудом, Не будем это забывать. А звук прелюдий ???Мейкопара, А смены холода и жара, Которых стоил мне урок -- И как тогда мне не игралось, Откуда что брал\'{о}сь и бр\'{а}лось, Какой во мне, безрукой, прок? Но время шло, и я привыкла, И имя ???Гедики возникло -- И надорвался педагог. Да я не музыкой гнушалась, Но слишком явно мне внушалось -- Какой во мне, безрукой, прок! Так где ж вы были, Моцарт, Шуберт -- Они сейчас меня погубят! Где вы, Шопен и Мендельсон? -- Вот так урон непоправимый, Хотя, как сон, неуловимый Был мне когда--то нанесен. Картины эти невозвратны, Те имена невероятны -- Климентий ???Черни, ???Мейкопар -- Ведь до сих пор не понимаю, Но лихом их не поминаю, А помню -- холод, холод, жар, А помню -- холод, холод, жар... *** В нашей жизни стало пусто, Не вернешь себя назад -- Где вы, пирожки с капустой, Где ты, райский аромат? Продавали по соседству -- Там, у Сретенских ворот, Меня баловало детство. Все теперь наоборот. Мне уже все двадцать с гаком -- Как летят мои года! Не забуду сушки с маком, Не забуду никогда! О, мороженщик--шарманщик, О, любви запретной бес! Мне фруктового стаканчик Нынче нужен позарез. Где вы, уличные сласти, Где бушующие страсти, Где ты, св\'{я}точный уют? -- Ничего не продают. Я свое заброшу дело, Я пойду куда--то вновь, Я уже пойти хотела В престарелое кино. И откроются киоски -- Только выйду из кино -- Тетка с видом эскимоски Мне протянет эскимо. Я пойму -- в Москву большую Опустилось божество -- Пирожки с капустой чую, Ощущаю волшебство, Пирожки с капустой чую, Ощущаю волшебство... Вдвоем Вдвоем, вдвоем, вдвоем Нежны до устрашенья -- Давай, меня убьем Для простоты решенья. Я в землю бы вошла, Как ножик входит в масло, Была, была, была, Была -- да и погасла. Проблемы устраня Житья недорогого -- Давай убьем меня И никого другого. Программа решена, Душе мешает тело. Жила, жила, жила, Жила -- и улетела. В усталой голове -- Особая пружинка, По улицам Москвы Кружи, моя машинка. До дна, до дна, до дна Влюби--влюби--влюбиться. Одна, одна, одна Уби--уби--убийца. Веретено Если ты в стране далекой Утомишься и уснешь, Птица белая с рассвета Постучится в грудь мою -- Отложу веретено, Погляжу в свое окно, Но тебя, мой друг сердечный, Не увижу все равно. Если ты в краю пустынном Темной кровью истечешь, Птица алая с заката Постучится в грудь мою -- Отложу веретено, Погляжу в свое окно, Но тебя, мой друг прекрасный, Не увижу все равно. Если ты в дали туманной Позабудешь обо мне, Птица черная к полночи Постучится в грудь мою -- Отложу веретено, Погляжу в свое окно, Но тебя, мой друг бесценный, Не увижу все равно, А услышу, как под утро Смолкнет пенье соловья -- И душе твоей вдогонку Полетит душа моя. Упадет веретено, Хлопнет на ветру окно... Я с тобой и после смерти Не расстанусь все равно. Веселая кума Одна веселая кума Сводила муженька с ума, Предпочитая муженьку Любого мужика. Одна веселая кума Сводила мужиков с ума И обожала мужику Еще сказать ``ку--ку''. Одна веселая кума Почти что всех свела с ума, Когда пришла в селенье к ним Чума, чума, чума. Кума в обнимку с мужиком Грозит проклятой кулачком -- Мол, обходи, чума, мой дом Кругом, кругом, кругом! Так вот, веселая кума, Хоть невеликого ума, Хоть ставить некуда клейма -- Сильнее, чем чума, Сильнее, чем чума. Виртути--милитари Без ордена Виртути--милитари Домой не возвращайтесь, говорю. Но коль уснули вы в Афганистане -- Едва ли вы проснетесь к январю. Развернутые на закат пунцовый, Продлите вы почти невинный сон, А гроб свинцовый, да, а гроб свинцовый -- Вот это вышел всенародный звон. В Орле, Чите, Караганде, Тагиле, В любом на нас отпущенном раю, Во мгле, в черте оседлости, в могиле Вы спите -- я вам песенку спою. Крепчай, мое негромкое глиссандо, Взойдите в небо, сто усталых лун -- Во славу легконогого десанта, Уснувшего под переборы струн. Художник, супермен и пролетарий, Я, ваша мать, волнением горю, Без ордена Виртути--милитари Домой не приходите, говорю. В чем были -- как одели, как обули -- Спускаетесь по склону -- по судьбе. Привычные в Герате и в Кабуле, Сейчас сойдете вы над Душанбе. *** Вместо крикнуть: -- Останься, останься, прошу! -- Безнадежные стансы к тебе напишу. И подумаю просто -- что же тут выбирать? Я на теплый твой остров не приду умирать. Но в углы непокорного рта твоего Дай, тебя поцелую -- всего ничего. Я сама ничего тут не значу, Запою -- и сейчас же заплачу. Волшебный сурок Он играет, играет Элизе, Без конца повторяет урок, Но мерещится -- ближе и ближе Подступает волшебный сурок. Прихотлива прекрасная дева, Прихотлива и страшно строга, С ней, пожалуй, не сделаешь дела, Не получится с ней ни фига. На чахоточный слабый румянец Ты себя же, дурила, обрек. Но стоит под окном оборванец -- И шарманка при нем, и зверек. Эти фижмы, улыбки, оборки, Эта мягкая влажность руки... Девы мелочны и дальнозорки, Но светлы и пушисты сурки. Он играет, играет Элизе, Он повел бы ее под венец. Сердце будет дробиться, делиться, А потом разобьется вконец. Но играет -- молчите, молчите! -- И шарманка ему -- не пророк. Он не бабе играет -- мальчишке, У которого верный сурок. Воздухоплаватель Ну что ты все сидишь, Ну что ты все молчишь, Где ты витаешь? -- Сидишь уже века, Уставясь в облака, И их считаешь... Но ты же не бумажный змей И даже не воздушный шар, Да и не птица -- А все лететь, летать -- А нет, чтобы узнать, Как возвратиться. Ты знаешь -- на земле В огне или в золе, Но всяк на месте. Да, ты взлетишь, взлетишь Туда, куда глядишь -- Лет через двести. Ведь ты же не бумажный змей И даже не воздушный шар, Да и не птица -- А все лететь, летать -- А нет, чтобы узнать, Как возвратиться. Ты стал похож на тень, Уже котор