а! Но вечно - по рельсам, по сердцу, по коже - Колеса, колеса, колеса, колеса! УХОДЯТ ДРУЗЬЯ Памяти Фриды Вигдоровой На последней странице газет печатаются объявления о смерти, а на первых - статьи, сообщения и покаянные письма. Уходят, уходят, уходят друзья, Одни - в никуда, а другие - в князья... В осенние дни и в весенние дни, Как будто в году воскресенья одни. Уходят, уходят, уходят, Уходят мои друзья! Не спешите сообщить по секрету: Я не верю вам, не верю, не верю! Но приносят на рассвете газету, И газета подтверждает потерю. Знать бы загодя, кого сторониться, А кому была улыбка - причастьем! Есть уходят - на последней странице, Но которые на первых - те чаще... Уходят, уходят, уходят друзья, Каюк одному, а другому - стезя. Такой по столетию ветер гудит, Что косит своих, и чужих не щадит, Уходят, уходят, уходят Уходят мои друзья! Мы мечтали о морях - океанах, Собирались прямиком на Гавайи! И, как спятивший трубач, спозаранок, Уцелевших я друзей созываю. Я на ощупь, и на вкус, и по весу, Учиняю им проверку, но вскоре Вновь приносят мне газету-повестку К отбыванию повинности горя. Уходят, уходят, уходят друзья! Уходят, как в ночь эскадрон на рысях, Им право - не право, им совесть - пустяк, Одни наплюют, а другие простят! Уходят, уходят, уходят, Уходят мои друзья! И когда потеря громом крушенья Оглушила, полоснула по сердцу, Не спешите сообщить в утешенье, Что немало есть потерь по соседству! Не дарите мне беду, словно сдачу, Словно сдачу, словно гривенник стертый! Я ведь все равно по мертвым не плачу, Я ж не знаю, кто живой, а кто мертвый. Уходят, уходят, уходят друзья - Одни в никуда, а другие - в князья... В осенние дни и в весенние дни, Как будто в году воскресенья одни, Уходят, уходят, уходят, Уходят мои друзья... ЗАСЫПАЯ И ПРОСЫПАЯСЬ Все снежком январским припорошено, Стали ночи долгие лютей... Только потому, что так положено, Я прошу прощенья у людей. Воробьи попрятались в скворешники, Улетели за море скворцы... Грешного меня - простите, грешники, Подлого - простите подлецы! Вот горит звезда моя субботняя, Равнодушна к лести и хуле... Я надену чистое исподнее, Семь свечей расставлю на столе. Расшумятся к ночи дурни - лабухи: Ветра и поземки чертовня... Я усну, и мне приснятся запахи Мокрой шерсти, снега и огня. А потом из прошлого бездонного Выплывет озябший голосок - Это мне Арина Родионовна Скажет: "Нит гедайге *, спи, сынок." Сгнило в вошебойке платье узника, Всем печалям подведен итог, А над Бабьим Яром - смех и музыка... Так что, все в порядке, спи, сынок. Спи, но в кулаке зажми оружие - Ветхую Давидову пращу!" ...Люди мне простят от равнодушия, Я им - равнодушным - не прощу! // * "Нит гедайге" - не расстраивайся, не огорчайся. ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЕ Ой, не шейте вы, евреи, ливреи, Не ходить вам в камергерах, евреи! Не горюйте вы, зазря не стенайте, Не сидеть вам ни в Синоде, ни в Сенате. А сидеть вам в Соловках да в Бутырках, И ходить вам без шнурков на ботинках, И не делать по субботам "ле-хаим" *, А таскаться на допрос с вертухаем. Если ж будешь торговать ты елеем, Если станешь ты полезным евреем, Называться разрешат Россинантом И украсят лапсердак аксельбантом. Но и ставши в ремесле этом первым, Все равно тебе не быть камергером, И не выйти на елее в Орфеи... Так не шейте ж вы ливреи, евреи! ** // * Ле-хаим! (иврит) - за здравие! // ** Вариант: вместо двух последних четверостиший: // // Это правда, это правда, это правда, // Это было, и боюсь, будет завтра. // Может, завтра, может, даже скорее... // Ой, так не шейте ж вы ливреи, евреи! ПЕСНЯ ПРО ОСТРОВА Говорят, что есть на свете острова, Где растет на берегу забудь - трава, Забудь о гордости, забудь про горести, Забудь о подлости! Забудь про хворости! Вот какие есть на свете острова! Говорят, что где-то есть острова, Где с похмелья не болит голова, А сколько есть вина, пей все без просыпу, А после по морю ходи, как по-суху! Вот какие есть на свете острова! Говорят, что где-то есть острова, Где четыре не всегда дважды два, Считай хоть до слепу - одна испарина, Лишь то, что по сердцу, лишь то и правильно. Вот какие есть на свете острова! Говорят, что где-то есть острова, Где неправда не бывает права! Где совесть - надобность, а не солдатчина! Где правда нажита, а не назначена! Вот какие я придумал острова! ОСТРОВА (вариант) Говорят, что где-то есть острова Где растет на берегу трын-трава И от хворости, и от подлости И от горести, и от гордости Вот какие есть на свете острова. Говорят, что где-то есть острова, Где с похмелья не болит голова, А сколько есть вина, пей все без просыпу, А после по морю ходи, как по-суху! Вот какие есть на свете острова! Говорят, что где-то есть острова Где четыре навсегда - дважды-два. Ищи хоть сотни, нет решенья лучшего, Четыре - дважды два, как ни выкручивай. Вот какие есть на свете острова. Говорят, что где-то есть острова, Где неправда не бывает права Где не от ленности и не от бедности И нет и не было черты оседлости Вот какие я придумал острова ВИНОВНИКИ НАЙДЕНЫ // Вариант названия: // "Пропавшая рифма" "Может быть, десяток неизвестных рифм Только и остался, что в Венесуэле..." В. Маяковский Установлены сроки и цены (По морям, по волнам) И в далекий путь между рифами (По морям, по волнам)... Установлены сроки и цены И в далекий путь между рифами Повезли нам из Венесуэлы Два контейнера с новыми рифмами, По морям, по волнам, по морям, по волнам По морям, по волнам! Так, с пшеницей и ананасами (По морям, по волнам) Плыли рубленые и дольные (По морям, по волнам)... Так, с пшеницей и ананасами Плыли рубленые и дольные, Современные, ассонансные, - Не какие - нибудь глагольные! По морям, по волнам, по морям, по волнам, По морям, по волнам... Не снимает радист наушники (По морям, по волнам), А корабль подплывает к пристани (По морям, по волнам)... Не снимает радист наушники, А корабль подплывает к пристани, Но биндюжники - есть биндюжники!, Два бочонка с рифмами свистнули. По морям, по волнам, по морям, по волнам, По морям, по волнам... Хоть всю землю шагами выстели (По морям, по волнам) Хоть расспрашивай всех и каждого (По морям, по волнам)... Хоть всю землю шагами выстели, Хоть расспрашивай всех и каждого, С чем рифмуется слово ИСТИНА - Не узнать ни поэтам, ни гражданам! По морям, по волнам, по морям, по волнам, По морям, по волнам... ПЕСНЯ О ПРЕКРАСНОЙ ДАМЕ (Женский вальс) Как мне странно, что ты жена, Как мне странно, что ты жива! А я-то думал, что просто Ты мной воображена.. Не считайте себя виноватыми, Не ищите себе наказанья, Не смотрите на нас вороватыми, Перепуганными глазами, Будто призваны вы, будто позваны, Нашу муку терпеньем мелете... Ничего, что родились поздно вы, - Вы все знаете, все умеете! Как мне странно, что ты жена, Как мне странно, что ты жива! А я-то думал, что просто Ты мной воображена... Никаких вы не знали фортелей, Вы не плыли бутырскими окнами, У проклятых ворот в Лефортове Вы не зябли ночами мокрыми. Но ветрами подует грозными - Босиком вы беду измерите! Ничего, что родились поздно вы, - Вы все знаете, все умеете! Как мне странно, что ты жена, Как мне странно, что та жива! А я-то думал, что просто Ты мной воображена... Не дарило нас время сладостью, Раздавало горстями горькости: Мы хлебнули и кровь и подлость, Но великою вашей слабостью Вы не жизнь нам спасли, а гордость! Вам сторицей не будет воздано, И пройдем мы по веку розно, Ничего, что родились поздно вы, - Воевать никогда не поздно! Как мне страшно, что ты жена! Как мне страшно, что ты жива! В Ярославле, на пересылке, Ты была воображена... x x x Я в путь собирался всегда налегке, Без долгих прощальных торжеств, И маршальский жезл не таскал в рюкзаке. На кой он мне, маршальский жезл! Я был рядовым и умру рядовым. Всей щедрой земли рядовой, Что светом дарила меня даровым, Поила водой даровой. До старости лет молоко на губах, До тьмы гробовой - рядовой. А маршалы пусть обсуждают в штабах Военный бюджет годовой. Пускай заседают за круглым столом Вселенской охоты псари, А мудрость их вся заключается в том, Что два - это меньше чем три. Я сам не люблю старичков - ворчунов И все-таки истово рад, Что я не изведал бесчестья чинов И низости барских наград. * Земля под ногами и посох в руке Торжественней всяких божеств, А маршальский жезл у меня в рюкзаке - Свирель, а не маршальский жезл. 9 марта 1972 г. // * Вариант: // И низость сановных наград СТАРЫЙ ПРИНЦ Карусель городов и гостиниц, Запах грима и пыль париков... Я кружу, как подбитый эсминец, Далеко от родных берегов... Чья-то мина сработала чисто, И, должно быть, впервые всерьез В дервенеющих пальцах радиста Дребезжит безнадежное SOS. Видно, старость-жестокий гостинец, Не повесишь на гвоздь, как пальто. Я тону, пораженный эсминец, Но об этом не знает никто! Где-то слушают чьи-то приказы, И на стенах анонсов мазня, И стоят терпеливо у кассы Те, кто все еще верит в меня. Сколько было дорог и отелей, И постелей, и мерзких простынь, Скольких я разномастных Офелий Навсегда отослал в монастырь! Вот - придворные пятятся задом, Сыпят пудру с фальшивых седин. Вот - уходят статисты, и с залом Остаюсь я один на один. Я один! И пустые подмостки. Мне судьбу этой драмы решать... И уже на галерке подростки Забывают на время дышать. Цепенея от старческой астмы, Я стою в перекрестье огня. Захудалые, вялые астры Ждут в актерской уборной меня. Много было их, нежных и сирых, Знавших славу мою и позор. Я стою и собраться не в силах, И не слышу, что шепчет суфлер. Но в насмешку над немощным телом Вдруг по коже волненья озноб. Снова слово становится делом И грозит потрясеньем основ. И уже не по тексту Шекспира (Я и помнить его не хочу), - Гражданин полоумного мира, Я одними губами кричу: - РАСПАЛАСЬ СВЯЗЬ ВРЕМЕН... И морозец, морозец по коже, И дрожит занесенный кулак, И шипят возмущенные ложи: - Он наврал, у Шекспира не так! Но галерка простит оговорки, Сопричастна греху моему. А в эсминце трещат переборки, И волна накрывает корму. x x x Когда-нибудь дошлый историк Возьмет и напишет про нас, И будет насмешливо горек Его непоспешный рассказ. Напишет он с чувством и толком, Ошибки учтет наперед, И все он расставит по полкам, И всех по костям разберет. И вылезет сразу в середку Та главная, наглая кость, Как будто окурок в селедку Засунет упившийся гость. Чего уж, казалось бы, проще Отбросить ее и забыть? Но в горле застрявшие мощи Забвенья вином не запить. А далее кости поплоше Пойдут по сравнению с той, - Поплоше, но странно похожи Бесстыдной своей наготой. Обмылки, огрызки, обноски, Ошметки чужого огня: А в сноске - вот именно в сноске - Помянет историк меня. Так, значит, за эту вот строчку, За жалкую каплю чернил, Воздвиг я себе одиночку И крест свой на плечи взвалил. Так, значит, за строчку вот эту, Что бросит мне время на чай, Веселому щедрому свету Сказал я однажды: "Прощай!" И милых до срока состарил, И с песней шагнул за предел, И любящих плакать заставил, И слышать их плач не хотел. Но будут мои подголоски Звенеть и до Судного дня... И даже не важно, что в сноске Историк не вспомнит меня! 15 января 1972 г. ** ОБЛАКА ПЛЫВУТ В АБАКАН ** ОБЛАКА Облака плывут, облака, Не спеша плывут, как в кино. А я цыпленка ем табака, Я коньячку принял полкило. Облака плывут в Абакан, Не спеша плывут облака. Им тепло, небось, облакам, А я продрог насквозь, на века! Я подковой вмерз в санный след, В лед, что я кайлом ковырял! Ведь недаром я двадцать лет Протрубил по тем лагерям. До сих пор в глазах снега наст! До сих пор в ушах шмона гам!.. Эй подайте ж мне ананас И коньячку еще двести грамм! Облака плывут, облака, В милый край плывут, в Колыму, И не нужен им адвокат, Им амнистия - ни к чему. Я и сам живу - первый сорт! Двадцать лет, как день, разменял! Я в пивной сижу, словно лорд, И даже зубы есть у меня! Облака плывут на восход, Им ни пенсии, ни хлопот... А мне четвертого - перевод, И двадцать третьего - перевод. И по этим дням, как и я, Полстраны сидит в кабаках! И нашей памятью в те края Облака плывут, облака... И нашей памятью в те края Облака плывут, облака... ПЕСНЯ О СИНЕЙ ПТИЦЕ Был я глупый тогда и сильный, Все мечтал я о птице синей, А нашел ее синий след - Заработал пятнадцать лет: Было время - за синий цвет Получали пятнадцать лет! Не солдатами - номерами, Помирали мы, помирали. От Караганды по Нарым - Вся земля, как один нарыв! Воркута, Инта, Магадан! Кто вам жребий тот нагадал?! То вас шмон трясет, а то цынга! И чуть не треть зэка из ЦК. Было время - за красный цвет Добавляли по десять лет! А когда пошли миром грозы - Мужики на фронт, бабы - в слезы! В желтом мареве горизонт, А нас из лагеря, да на фронт! Севастополь, Курск, город Брест... Нам слепил глаза желтый блеск. А как желтый блеск стал белеть, Стали глазоньки столбенеть! Ох, сгубил ты нас, желтый цвет! Мы на свет глядим, а света нет! Покалечены наши жизни! А, может, дело все в дальтонизме!? Может, цвету цвет не чета, А мы не смыслим в том ни черта?! Так, подчаливай, друг, за столик, Ты дальтоник, и я дальтоник... Разберемся ж на склоне лет, За какой мы погибли цвет! ЛЕВЫЙ МАРШ Левой, левой, левой, Левою, шагом марш! Нет, еще не кончены войны, Голос чести еще невнятен, И на свете, наверно, вольно, Дышат йоги, и то навряд ли! Наши малые войны были Ежедневными чудесами В мутном облаке книжной пыли Государственных предписаний. Левой, левой, левой, Левою, шагом марш! Помнишь, сонные понятые Стали к притолоке головой, Как мечтающие о тыле Рядовые с передовой?! Помнишь, вспоротая перина, В детской комнате - зимний снег?! Молча шел, не держась за перила, Обесчещенный человек. Левой, левой, левой, Левою, шагом марш! И не пули, не штык, не камень, - Нас терзала иная боль! Мы бессрочными штрафниками Начинали свой малый бой! По детдомам, как по штрафбатам - Что ни сделаем - все вина! Под запрятанным шла штандартом Необъявленная война. Левой, левой, левой, Левою, шагом марш! Наши малые войны были Рукопашными зла и чести, В том проклятом военном быте, О котором не скажешь в песне. Сколько раз нам ломали ребра, Этот - помер, а тот - ослеп, Но дороже, чем ребра - вобла, И соленый мякинный хлеб. Левой, левой, левой, Левою, шагом марш! И не странно ли, братья серые, Что по-волчьи мы, налету, Рвали горло - за милосердие, Били морду - за доброту! И ничто нам не мило, кроме Поля боя при лунном свете! Говорили - до первой крови, Оказалось - до самой смерти... Левой, левой, левой, Левою, шагом марш! ЧЕХАРДА С БУКВАМИ В Петрограде, в Петербурге, в Ленинграде, на Неве, В Колокольном переулке жили-были А, И, Б. А служило, Б служило, И играло на трубе, И играло на трубе, говорят, что так себе, Но его любили очень и ценили А и Б. Как-то в вечер неспокойный Тяжко пенилась река, И явились в Колокольный Три сотрудника ЧК, А забрали, Б забрали, И не тронули пока. Через год домой к себе Возвратились А и Б, И по случаю такому И играло на трубе. Но прошел слушок окольный, Что, мол, снова быть беде, И явились в Колокольный Трое из НКВД. А забрали, Б забрали, И забрали и т. д. Через десять лет зимой А и Б пришли домой, И домой вернулось тоже, Все сказали: "Боже мой!" Пару лет в покое шатком Проживали А, И, Б Но явились трое в штатском На машине КГБ - А, И, Б они забрали, обозвали всех на "б". А - пропало навсегда, Б - пропало навсегда, И - пропало навсегда, Навсегда и без следа! Вот, понимаете, какая у этих букв вышла в жизни ерунда! ВСЕ НЕ ВОВРЕМЯ Посвящается В. Т. Шаламову А ты стучи, стучи, а тебе Бог простит, А начальнички тебе, Леха, срок скостят! А за Окой сейчас, небось, коростель свистит, А у нас на Тайшете ветра свистят. А месяц май уже, все снега белы. А вертухаевы на снегу следы, А что полнормы, тьфу, это полбеды, А что песню спел - полторы беды! А над Окой летят гуси-лебеди, А за Окой свистит коростель, А тут по наледи курвы-нелюди Двух зэка ведут на расстрел! А первый зэка, он с Севастополя, Он там, черт чудной, Херсонес копал, Он копал, чумак, что ни попадя, И на полный срок в лагеря попал. И жену его, и сынка его, И старуху-мать, чтоб молчала, блядь! Чтобы знали все, что закаяно Нашу родину сподниза копать! А в Крыму теплынь, в море сельди, И миндаль, небось, подоспел, А тут по наледи курвы-нелюди Двух зэка ведут на расстрел! А второй зэка - это лично я, Я без мами жил, и без папи жил, Моя б жизнь была преотличная, Да я в шухере стукаря пришил! А мне сперва вышка, а я в раскаянье, А уж в лагере - корешей в навал, И на кой я пес при Лехе-Каине Чумаку подпел "Интернационал"?! А в караулке пьют с рафинадом чай, И вертухай идет, весь сопрел. Ему скучно чай, и несподручно, чай, Нас в обед вести на расстрел! ПЕСНЯ О ПОСЛЕДНЕЙ ПРАВОТЕ Ю. О. Домбровскому Подстилала удача соломки, Охранять обещала и впредь, Только есть на земле Миссолонги, Где достанется мне умереть! Где, уже не пижон, и не барин, Ошалев от дорог и карет, Я от тысячи истин, как Байрон, Вдруг поверю, что истины нет! Будет серый и скверный денечек, Небо с морем сольются в одно. И приятель мой, плут и доносчик, Подольет мне отраву в вино! Упадет на колени тетрадка, И глаза мне затянет слюда, Я скажу: "У меня лихорадка, Для чего я приехал сюда?!" И о том, что не в истине дело, Я в последней пойму дурноте, Я - мечтавший и нощно и денно О несносной своей правоте! А приятель, всплакнув для порядка, Перейдет на возвышенный слог И запишет в дневник: "Лихорадка". Он был прав, да простит его Бог! БЕССМЕРТНЫЙ КУЗЬМИН "Отечество нам Царское Село..." А. Пушкин "Эх, яблочко, куды котишься..." Песня Покатились всячины и разности, Поднялось неладное со дна! - Граждане, Отечество в опасности! Граждане, Отечество в опасности! Граждане, Гражданская война! Был май без края и конца, Жестокая весна! И младший брат, сбежав с крыльца, Сказал: "Моя вина!" У Царскосельского дворца Стояла тишина И тот, другой, сбежав с крыльца, Сказал, - "Моя вина!" И камнем в омут ледяной Упали те слова, На брата брат идет войной, Но шелестит над их виной Забвенья трын-трава!.. ...А Кузьмин Кузьма Кузьмич выпил рюмку "хлебного", А потом Кузьма Кузьмич закусил севрюжкою А потом Кузьма Кузьмич, взяв перо с бумагою, Написал Кузьма Кузьмич буквами печатными, Что, как истый патриот, верный сын Отечества, Он обязан известить власти предержащие... А где вы шли, там дождь свинца, И смерть, и дело дрянь! ... Летела с тополей пыльца На бронзовую длань. Там в царскосельской тишине, У брега сонных вод... И нет как нет конца войне, И скоро мой черед! ... Было небо в голубиной ясности, Но сердца от холода свело: - Граждане, Отечество в опасности! Граждане, Отечество в опасности! Танки входят в Царское Село! А чья вина? Ничья вина! Не верь ничьей вине, Когда по всей земле война, И вся земля в огне! Пришла война - моя вина, И вот за ту вину Меня песочит старшина, Чтоб понимал войну. Меня готовит старшина В грядущие бои. И сто смертей сулит война, Моя война, моя вина, И сто смертей мои! ...А Кузьмин Кузьма Кузьмич выпил стопку чистого А потом Кузьма Кузьмич закусил огурчиком, А потом Кузьма Кузьмич, взяв перо с бумагою, Написал Кузьма Кузьмич буквами печатными, Что, как истый патриот, верный сын Отечества, Он обязан известить дорогие "органы"... А где мы шли, там дождь свинца, И смерть, и дело дрянь! ...Летела с тополей пыльца На бронзовую длань, У Царскосельского дворца, У замутненных вод... И нет как нет войне конца, И скоро твой черед! Снова, снова - громом среди праздности, Комом в горле, пулею в стволе - - Граждане, Отечество в опасности! Граждане, Отечество в опасности! Наши танки на чужой земле! Вопят прохвосты-петухи, Что виноватых нет, Но за вранье и за грехи Тебе держать ответ! За каждый шаг и каждый сбой Тебе держать ответ! А если нет, так черт с тобой, На нет и спроса нет! Тогда опейся допьяна Похлебкою вранья! И пусть опять - моя вина, Моя вина, моя война, И смерть опять моя! ... А Кузьмин Кузьма Кузьмич хлопнул сто "молдавского", А потом Кузьма Кузьмич закусил селедочкой, А потом Кузьма Кузьмич, взяв перо с бумагою, Написал Кузьма Кузьмич буквами печатными, Что, как истый патриот, верный сын Отечества, Он обязан известить всех, кому положено... И не поймешь кого казним, Кому поем хвалу?! Идет Кузьма Кузьмич Кузьмин По Царскому Селу! В прозрачный вечер у дворца - Покой и тишина И с тополей летит пыльца На шляпу Кузьмина... ЗАКЛИНАНИЕ Получил персональную пенсию, Заглянул на часок в "Поплавок", Там ракушками пахнет и плесенью, И в разводах мочи потолок, И шашлык отрыгается свечкою, И сулгуни воняет треской... И сидеть ему лучше б над речкою, Чем над этой пучиной морской. Ой, ты море, море, море, море Черное, Ты какое-то верченое-крученое! Ты ведешь себя не по правилам, То ты Каином, а то ты Авелем! Помилуй мя, Господи, помилуй мя! И по пляжу, где б под вечер, п_о двое, Брел один он, задумчив и хмур. Это Черное, вздорное, подлое, Позволяет себе чересчур! Волны катятся, чертовы бестии, Не желают режим понимать! Если б не был он нынче на пенсии, Показал бы им кузькину мать! Ой, ты море, море, море, море Черное, Не подследственное жаль, не заключенное! На Инту б тебя свел за дело я, Ты б из черного стало белое! Помилуй мя, Господи, помилуй мя! И в гостинице, странную, страшную, Намечтал он спросонья мечту - Будто Черное море под стражею По этапу пригнали в Инту. И блаженней блаженного во Христе, Раскурив сигаретку "Маяк", Он глядит, как ребятушки-вохровцы Загоняют стихию в барак. Ой, ты море, море, море, море Черное, Ты теперь мне по закону порученное! А мы обучены этой химии - Обращению со стихиями! Помилуй мя, Господи, помилуй мя! И лежал он с блаженной улыбкою, Даже скулы улыбка свела... Но, должно быть, последней уликою Та улыбка для смерти была. И не встал он ни утром, ни к вечеру, Коридорный сходил за врачом, Коридорная Божию свечечку Над счастливым зажгла палачом... И шумело море, море, море, море Черное, Море вольное, никем не прирученное, И вело себя не по правилам - То было Каином, то было Авелем! Помилуй мя, Господи, в последний раз! ЖЕЛАНИЕ СЛАВЫ "...Что там услышишь из песен твоих? Чудь начудила, да Меря намерила Гатей, дорог, да столбов верстовых..." А. Блок Непричастный к искусству, Не допущенный в храм, Я пою под закуску И две тысячи грамм. Что мне пениться пеной У беды на краю?! Вы налейте по первой, А уж я вам спою! А уж я позабавлю, Вспомню Мерю и Чудь, И стыда ни на каплю, Мне ж не стыдно ничуть! Спину вялую сгорбя, Я ж не просто хулу, А гражданские скорби Сервирую к столу! - Как живете караси? - Хорошо живем, мерси! ...Заходите, люди добрые, (Боже правый, помоги!) Будут песни, будут сдобные, Будут с мясом пироги! Сливы-ягоды соленые, Выручайте во хмелю, Вон у той глаза зеленые, Я зеленые люблю! Я шарахну рюмку первую, Про запас еще налью, Песню новую, непетую, Для почина пропою: "Справа койка у стены, слева койка, Ходим вместе через день облучаться, Вертухай и бывший "номер такой-то", Вот где снова довелось повстречаться! Мы гуляем по больничному садику, Я курю, а он стоит "на атасе", Заливаем врачу-волосатику, Что здоровье - хоть с горки катайся! Погуляем полчаса с вертухаем, Притомимся и стоим отдыхаем. Точно так же мы "гуляли" с ним в Вятке, И здоровье было тоже в порядке! Справа койка у стены, слева койка..." Опоздавшие гости Прерывают куплет, Их вбивают, как гвозди, Ибо мест уже нет, Мы их лиц не запомним, Мы как будто вдвоем, Мы по новой наполним И в охотку допьем! Ах, в "мундире" картошка - Разлюбезная Русь! И стыжусь я... немножко, А верней, не стыжусь. Мне, как гордое право, Эта горькая роль, Эта легкая слава И привычная боль! - Как жуете, караси? - Хорошо жуем, мерси! Колокольчики-бубенчики, Пьяной дурости хамеж! Где истцы, а где ответчики - Нынче сразу не поймешь. Все подряд истцами кажутся, Всех карал единый Бог, Все одной зеленкой мажутся, Кто от пуль, а кто от блох! Ладно, пейте, рюмки чистые, Помолчите только впредь, Тише, черти голосистые, Дайте ж дьяволы допеть: "Справа койка у стены, слева койка, А за окнами февральская вьюга, Вертухай и бывший "номер такой-то" - Нам теперь невмоготу друг без друга, И толкуем мы о разном и ясном, О больнице и больничном начальстве, Отдаем предпочтение язвам, Помереть хотим в одночасье. Мы на пенсии теперь, на покое, Наши койки, как суда на приколе, А под ними на паркете из липы Наши тапочки, как дохлые рыбы. Спит больница, тишина, все в порядке, И сказал он, приподнявшись на локте: "Жаль я, сука, не добил тебя в Вятке, Больно ловки вы, зэка, больно ловки..." И упал он, и забулькал, заойкал, И не стало вертухая, не стало, И поплыла вертухаева койка В те моря, где ни конца, ни начала! Я простынкой вертухая накрою... Все снежок идет, снежок над Москвою, И сынок мой по тому по снежочку Провожает вертухаеву дочку... ...Голос глохнет, как в вате, Только струны бренчат. Все, приличия ради, С полминуты молчат. А потом, под огурчик Пропустив стопаря, - "Да уж, песня - в ажурчик, Приглашали не зря! Да уж, песенка в точку, Не забыть бы стишок, Как он эту вот - дочку Волокет на снежок!.." Незнакомые рожи Мокнут в пьяной тоске... И стыжусь я до дрожи, И желвак на виске!.. - Как стучите, караси? - Хорошо стучим, мерси! ...Все плывет и все качается, Добрый вечер! Добрый день! Вот какая получается, Извините, дребедень! "Получайник", "получайница", - Больно много карасей! Вот какая получается, Извините, карусель! ...Я сижу, гитарой тренькаю - Хохот, грохот, гогот, звон... И сосед-стукач за стенкою Прячет в стол магнитофон... ПЕСНЯ ПРО МАЙОРА ЧИСТОВА Я спросонья вскочил - патлат, Я проснулся, а сон за мной, Мне приснилось, что я - атлант, На плечах моих шар земной! И болит у меня спина, То мороз по спине, то жар, И с устатку пьяней пьяна, Я роняю тот самый шар! И ударившись об Ничто, Покатился он, как звезда, Через млечное решето В бесконечное Никуда! И так странен был этот сон, Что ни дочери, ни жене Не сказал я о том, что он Этой ночью приснился мне! Я и сам отогнал ту боль, Будто наглухо дверь забил, И часам к десяти ноль-ноль Я и вовсе тот сон забыл. Но в двенадцать ноль-ноль часов Простучал на одной ноге На работу майор Чистов, Что заведует буквой "Ге"! И открыл он мое досье, И на чистом листе, педант, Написал он, что мне во сне Нынче снилось, что я атлант!.. ПЛЯСОВАЯ Чтоб не бредить палачам по ночам, * Ходят в гости палачи к палачам, И радушно, не жалея харчей, Угощают палачи палачей. На столе у них икра, балычок, Не какой-нибудь "КВ" - коньячок, А впоследствии - чаек, пастила, Кекс "Гвардейский" и печенье "Салют", И сидят заплечных дел мастера И тихонько, но душевно поют: "О Сталине мудром, родном и любимом..." Был порядок, - говорят палачи, Был достаток, - говорят палачи, Дело сделал, - говорят палачи, - И пожалуйста - сполна получи. Белый хлеб икрой намазан густо, Слезы кипяточка горячей, Палачам бывает тоже грустно, Пожалейте, люди, палачей! Очень плохо палачам по ночам, Если снятся палачи палачам, И как в жизни, но еще половчей, Бьют по рылу палачи палачей. Как когда-то, как в годах молодых - И с оттяжкой, и ногою в поддых, И от криков, и от слез палачей Так и ходят этажи ходуном, Созывают "неотложных" врачей И с тоскою вспоминают о Нем, "О Сталине мудром, родном и любимом..." Мы на страже, - говорят палачи. Но когда же? - говорят палачи. Поскорей бы! - говорят палачи. - Встань, Отец, и вразуми, научи! Дышит, дышит кислородом стража, Крикнуть бы, но голос как ничей, Палачам бывает тоже страшно, Пожалейте, люди, палачей! // * Вариант: // Плохо спится по ночам палачам, // Вот и ходят палачи к палачам ЕЩЕ РАЗ О ЧЕРТЕ Я считал слонов и в нечет и в чет, И все-таки я не уснул, И тут явился ко мне мой черт, И уселся верхом на стул. И сказал мой черт: "Ну, как, старина, Ну, как же мы порешим? Подпишем союз, и айда в стремена, И еще чуток погрешим! И ты можешь лгать, и можешь блудить, И друзей предавать гуртом! А то, что придется потом платить, Так ведь это ж, пойми, - потом! Аллилуйя, Аллилуйя, Аллилуйя, - потом! Но зато ты узнаешь, как сладок грех Этой горькой порой седин. И что счастье не в том, что один за всех, А в том, что все - как один! И ты поймешь, что нет над тобой суда, Нет проклятия прошлых лет, Когда вместе со всеми ты скажешь - да! И вместе со всеми - нет! И ты будешь волков на земле плодить, И учить их вилять хвостом! А то, что придется потом платить, Так ведь это ж, пойми, - потом! Аллилуйя, Аллилуйя, Аллилуйя, - потом! И что душа? - Прошлогодний снег! А глядишь - пронесет и так! В наш атомный век, в наш каменный век, На совесть цена пятак! И кому оно нужно, это "добро", Если всем дорога - в золу... Так давай же, бери, старина, перо! И вот здесь распишись, "в углу". Тут черт потрогал мизинцем бровь... И придвинул ко мне флакон. И я спросил его: "Это кровь?" "Чернила", - ответил он... Аллилуйя, аллилуйя! "Чернила", - ответил он. ФАНТАЗИИ НА РУССКИЕ ТЕМЫ ДЛЯ ГОЛОСА С
ОРКЕСТРОМ И ДВУХ СОЛИСТОВ - ТЕНОРА И БАРИТОНА Тенор: Королевич, да и только, В сумке пиво и "сучок", Подрулила птица-тройка, Сел стукач на облучок. И - айда! И трали-вали, Все белым-бело вокруг, В леспромхозе, на канале Ждет меня любезный друг - Он не цыган, не татарин и не жид! Он надежа мой: камаринский мужик, Он утеха на обиду мою, Перед ним бутыль с "рябиновою"! Он сидит, винцо покушивает, Не идет ли кто, послушивает, То ли пеший, то ли конный, То ли "Волги" воркотня, И сидит мужик законный, Смотрит в сумрак заоконный, Пьет вино и ждет меня, Ты жди, жди, жди, обожди, не расстраивайся! Баритон: Значит, так... на Урале В предрассветную темь, Нас еще на вокзале Оглушила метель, И стояли пришельцы, Барахлишко сгрузив, Кулаки да лишенцы - Самый первый призыв! Значит, так... на Урале Холода - не пустяк, Города вымирали Как один - под косяк! Нежно пальцы на горле, Им сводила зима, А деревни не мерли, Не сходили с ума! Значит, так... на Урале Ни к чему лекаря: Всех не померших брали - И в тайгу, в лагеря! "Четвертак" на морозе, Под охраной, во вшах! А теперь в леспромхозе Я и сам в сторожах. Нету рая спасенным, Хоть и мертвый, а стой, Вот и шнырю по селам За хурдою-мурдой, Как ворье по закону - Самозванный купец - Где добуду икону, Где резной поставец! А московская наедет сволота - Отворяю я им, сявкам, ворота - Заезжайте, гости милые, пожаловайте... Тенорок: Славно гукает машина, Путь-дорожка в два ряда, Вьюга снегу накрошила, Доберемся - не беда! Мы своротим на проселок, Просигналим тра-та-та! Принимай гостей веселых, Отворяй им ворота. Ты, любезный мой, надежа из надеж! Всю вселенную проедешь - не найдешь! Самый подлинный, расподлинный, Не носатый, не уродливый, А что зубы подчистую - тю-тю, Так, верно, спьяну обломал об кутью! Не стесняйся, было - сплыло, Кинь под лавку сапожки, Прямо с жару, прямо с пылу, Ставь на стол "сучок" и пиво, Печь лучиной разожги! Ты жги, жги, жги, говори, поворачивайся!.. Баритон: Что ж... за этот, за бренный, За покой на душе. Гость с шофером по первой, Я вторую уже, Сладок угорь балтийский, Слаще закуси нет! "Николай Мирликийский" Запеленут в пакет. Что ж... хихикайте, падлы, Что нашли дурака! Свесив сальные патлы, Гость завел "Ермака". Пой, лягавый, не жалко, Я и сам поддержу, Я подвою, как шавка, Подскулю, подвизжу. Что ж - попили, попели, Я постелю стелю, Гость ворочает еле Языком во хмелю, И гогочет, как кочет, Хоть святых выноси, И беседовать хочет О спасеньи Руси. Мне б с тобой не в беседу, Мне б тебя на рога! Мне бы зубы, да нету! Знаешь слово "цинга"? Вертухаево семя! Не дразни - согрешу! Ты заткнись про спасенье, Спи, я лампу гашу! А наутро я гостей разбужу, Их, похмельных, провожу к гаражу... Заезжайте, гости милые, наведывайтесь... ПЕСНЯ БАЛЛАДА ПРО ГЕНЕРАЛЬСКУЮ ДОЧЬ "Он был титулярный советник, Она генеральская дочь..." Постелилась я, и в печь - уголек... Накрошила огурцов и мясца, А он явился, ноги вынул, лег - У мадам у его - месяца. А он и рад тому, сучок, он и рад, Скушал водочки, и в сон наповал!.. А там - в России - где-то есть Ленинград, А в Ленинграде том - Обводной канал А там маменька жила с папенькой, Называли меня "лапонькой", Не считали меня лишнею, Да им дали обоим высшую! Ой, Караганда, ты, Караганда! Ты угольком даешь на-гора года! Дала двадцать лет, дала тридцать лет, А что с чужим живу, так своего-то нет! Кара-ган-да... А он, сучок, из гулевых шоферов, Он барыга, и калымщик, и жмот, Он на торговской дает, будь здоров, - Где за рупь, а где какую прижмет! Подвозил он меня раз в "Гастроном", Даже слова не сказал, как полез, Я бы в крик, да на стекле ветровом Он картиночку приклеил, подлец! А на картиночке - площадь с садиком, А перед ней камень с "Медным Всадником", А тридцать лет назад я с мамой в том саду... Ой, не хочу про то, а то выть пойду! Ой Караганда, ты, Караганда! Ты мать и мачеха, для кого когда, А для меня была так завсегда нежна, Что я самой себе стала не нужна! Кара-ган-да! Он проснулся, закурил "Беломор", Взял пинжак, где у него кошелек, И прошлепал босиком в колидор, А вернулся и обратно залег. Он сопит, а я сижу у огня, Режу меленько на водку лучок, А ведь все-таки он жалеет меня, Все-таки ходит, все-таки дышит, сучок! А и спи, проспись ты, мое золотце, А слезы - что ж, от слез - хлеб не солится, А что мадам его крутит мордою, Так мне плевать на то, я не гордая... Ой, Караганда, ты Караганда! Если тут горда, так и на кой годна! Хлеб насущный наш, дай нам, Боже, днесь, А что в России есть, так то не хуже здесь! Кара-ган-да! Что-то сон нейдет, был, да вышел весь, А завтра делать дел - прорву адскую! Завтра с базы нам сельдь должны завезть, Говорили, что ленинградскую. Я себе возьму и кой-кому раздам, Надо ж к празднику подзаправиться! А пяток сельдей я пошлю мадам, Пусть покушает, позабавится! Пусть покушает она, дура жалкая, Пусть не думает она, что я жадная, Это, знать, с лучка глазам колется, Голова на низ что-то клонится... Ой Караганда, ты, Караганда! Ты угольком даешь на-гора года, А на картиночке - площадь с садиком, А перед ней камень... Ка-ра-ган-да!.. ** "ЭРИКА" БЕРЕТ ЧЕТЫРЕ КОПИИ ** ЛЕТЯТ УТКИ Посвящается Л. Пинскому С севера, с острова Жестева Птицы летят, Шестеро, шестеро, шестеро Серых утят, Шестеро, шестеро к югу летят... Хватит хмуриться, хватит злобиться, Ворошить вороха былого, Но когда по ночам бессоница, Мне на память приходит снова - Мутный за тайгу Ползет закат, Строем на снегу Пятьсот зэка, Ветер мокрый хлестал мочалкою, То накатывал, то откатывал, И стоял вертухай с овчаркою И такую им речь откалывал: "Ворон растудыть, не выклюет Глаз, растудыть, ворону, Но ежели кто закосит, - То мордой в снег, И прошу, растудыть, запомнить, Что каждый шаг в сторону Будет, растудыть, рассматриваться Как, растудыть, побег!.." Вьюга полярная спятила - Бьет наугад! А пятеро, пятеро, пятеро Дальше летят. Пятеро, пятеро к югу летят... Ну, а может, и впрямь бессовестно Повторяться из слова в слово?! Но когда по ночам бессонница, Мне на память приходит снова - Не косят, не корчатся В снегах зэка, Разговор про творчество Идет в ЦК. Репортеры сверкали линзами, Кремом бритвенным пахла харя, Говорил вертухай прилизанный, Непохожий на вертухая: "Ворон, извиняюсь, не выклюет Глаз, извиняюсь, ворону, Но все ли сердцем усвоили Чему учит нас Имярек?! И прошу, извиняюсь, запомнить, Что каждый шаг в сторону Будет, извиняюсь, рассматриваться Как, извиняюсь, побег!" Грянул прицельно с надветренной В сердце заряд, А четверо, четверо, четверо Дальше летят!.. И если долетит хоть один, значит, стоило, значит надо было лететь!.. ГУСАРСКАЯ ПЕСНЯ По рисунку Палешанина Кто-то выткал на ковре Александра Полежаева В черной бурке на коне. Тезка мой и зависть тайная, Сердце горем горячи! Зависть тайная, "летальная" - Как сказали бы врачи. Славно, братцы, славно, братцы, славно братцы - егеря! Славно, братцы-егеря, рать любимая царя! Ах кивера да ментики, ах соколы-орлы, Кому вы в сердце метили, ле-пажевы стволы? Не мне ль вы в сердце метили, ле-пажевы стволы! А беда явилась за полночь, Но не пулею в висок, Просто в путь, в ночную заволочь, Важно тронулся возок. И не спеть, не выпить водочки, Не держать в руке бокал! Едут трое, сам в середочке, Два жандарма по бокам. Славно, братцы, славно, братцы, славно, братцы - егеря! Славно, братцы-егеря, рать любимая царя! Ах, кивера да ментики, пора бы выйти в знать, Но этой арифметики поэтам не узнать, Ни прошлым и не будущим поэтам не узнать. Где ж друзья твои, ровесники? Некому тебя спасать! Началось все дело с песенки. А потом - пошла писать! И по мукам, как по лезвию... Размышляй теперь о том, То ли броситься в поэзию, То ли сразу - в желтый дом... Славно, братцы, славно, братцы, славно, братцы-егеря! Славно, братцы-егеря, рать любимая царя! Ах, кивера да ментики, возвышенная речь! А все-таки наветики страшнее, чем картечь Доносы и наветики страшнее, чем картечь! По рисунку Палешанина Кто-то выткал на ковре Александра Полежаева В черной бурке на коне. Но оставь, художник, вымысел, Нас в герои не крои, Нам не знамя жребий вывесил, Носовой платок в крови... Славно, братцы, славно, братцы, славно, братцы-егеря! Славно, братцы-егеря, рать любимая царя! Ах, кивера да ментики, нерукотворный стяг! И дело тут не в метрике, столетие - пустяк! Столетие, столетие, столетие - пустяк... ПАМЯТИ Б. Л. ПАСТЕРНАКА "...правление Литературного Фонда СССР извещает о смерти писателя, члена Литфонда, Бориса Леонидовича Пастернака, последовавшей 30 мая сего года, на 71 году жизни, после тяжелой и продолжительной болезни, и выражает соболезнование семье покойного". Единственное, появившееся в газетах, вернее, в одной - "Литературной газете", - сообщение о смерти Б. Л. Пастернака. Разобрали венки на веники, На полчасика погрустнели... Как гордимся мы, современники, Что он умер в своей постели! И терзали Шопена лабухи, И торжественно шло прощанье... Он не мылил петли в Елабуге. И с ума не сходил в Сучане! Даже киевские "письмэнники" На поминки его поспели!.. Как гордимся мы, современники, Что он умер в своей постели! И не то, чтобы с чем-то з_а сорок, Ровно семьдесят - возраст смертный, И не просто какой-то пасынок, Член Литфонда - усопший сметный! Ах, осыпались лапы елочьи, Отзвенели его метели... До чего ж мы гордимся, сволочи, Что он умер в своей постели! "Мело, мело, по всей земле, во все пределы, Свеча горела на столе, свеча горела..." Нет, никая не свеча, Горела люстра! Очки на морде палача Сверкали шустро! А зал зевал, а зал скучал - Мели, Емеля! Ведь не в тюрьму, и не в Сучан, Не к "высшей мере"! И не к терновому венцу Колесованьем, А как поленом по лицу, Голосованьем! И кто-то, спьяну вопрошал: "За что? Кого там?" И кто-то жрал, и кто-то ржал Над анекдотом... Мы не забудем этот смех, И эту скуку! Мы поименно вспомним всех, Кто поднял