ты достаточно крепок, чтобы справиться с инфекцией. Этот вирус - какая-то новая мутация старого вируса гриппа. Он продолжал. Кто-то окликнул Беркхальтера с другой стороны улицы, и консул незаметно ускользнул, только Сэлфридж бросил на него мимолетный взгляд. Стройная рыжеволосая девушка ждала под деревом на углу. Беркхальтер внутренне поморщился, когда понял, что встречи не избежать. Он никогда не мог полностью контролировать ту бурю чувств, которую вызывал в нем сам вид или мысль Барбары Пелл. Он встретился с ее узкими яркими глазами, полными искорок света. Он увидел ее округлую стройную фигуру, казавшуюся столь мягкой, и должно быть такую же жесткую при прикосновении, каким было ее сознание при мысленном контакте. Ее яркий рыжий парик, едва не слишком шикарный, разбрасывал вокруг ее правильного настороженного лица тяжелые локоны, разметавшиеся по ее плечам словно щупальцам медузы, когда она поворачивала голову. Интересно, у нее было типичное для рыжеволосых лицо с высокими скулами, рискованно живое. У нее были типичные качества рыжей, более глубокие, чем цвет волос, хотя Барбара Пелл, несомненно, родилась такой же безволосой, как и любой Болди. - Глупый, - сказала она, когда он оказался рядом с ней. - Почему ты не разделался с Сэлфриджем? Беркхальтер покачал головой. - Нет. И ты не пытайся. - Я предупредила тебя, что он в таверне. И я оказалась здесь раньше всех, за исключением Хита. Если бы мы работали вместе... - Мы не можем. - Десятки раз мы спасали вас, предатели, - горько сказала женщина. - А вы будете ждать, пока люди вышибут из вас дух. Беркхальтер прошел мимо нее и свернул на тропинку, поднимавшуюся по крутому склону и уводившую из Секвойи. Он ясно чувствовал, что Барбара Пелл смотрит ему вслед. Он мог видеть ее столь ясно, будто у него были глаза на затылке, ее опасно яркое лицо, ее прекрасное тело, ее яркие, восхитительные безумные мысли... Ведь не считая переполняющей их ненависти мысли параноика были столь же прекрасны и соблазнительны, как и красота Барбары Пелл. Рискованно соблазнительными. Свободный мир, в котором Болди могли бы в безопасности ходить, жить и думать, не сдерживая своих мыслей в искусственные стесняющие рамки, как люди когда-то сгибали свои спины, раболепствуя перед хозяевами. Согнутая спина - это унизительно, но даже у раба сознание свободно. Стеснять мысль - все равно, что стеснять душу, и никакое другое унижение не может превзойти этого. Но такого мира, о котором мечтали параноики, не существовало. Его цена была бы слишком высока. "Что получит человек, - зло подумал Беркхальтер, если он заполучит весь мир и потеряет собственную душу?" Эти слова, наверное, впервые были произнесены по этому случаю и подходили к нему, как никакие другие. Ценой должно было стать убийство, и кто бы ни заплатил эту цену, он бы этим автоматически запятнал купленный им мир и, если бы он был нормальным существом, он никогда не смог бы наслаждаться тем, что он купил столь дорого. Беркхальтер восстановил в памяти отрывок стихотворения и снова, может быть более поздно, чем сам поэт, писавший эти строки, ощутил вкус его горькой меланхолии. Я вижу вдалеке страну, Где никогда не буду. Но сердце пройдет, где не ступит нога, В страну обетованную. Мысль Барбары Пелл выпустила ему вслед гневную, полную злобы стрелу презрения и ненависти. "Глупец, все вы глупцы, вы недостойны телепатии, если ведете ее к упадку. Если бы вы только присоединились к нам..." Ее мысль потеряла ясность и внезапно стала злорадно красной от льющейся крови, солоноватой и испаряющейся, будто все ее сознание с восторгом купалось в людской крови. Беркхальтер, чувствуя слабость, оборвал мысленный контакт с ней. С неожиданной ясностью он осознал, что не окончательной свободной жизни они хотят, а предметом их вожделения являются средства достижения цели. Они утратили образ свободного мира. Все, чего они хотят, это убийство. "Глупец, глупец, глупец! - летели ему вслед мысли Барбары Пелл. - Подожди и увидишь! Подожди пока - один на два есть два, дважды два - четыре, трижды два..." Беркхальтер мрачно подумал: "Они к чему-то готовятся". И осторожно послал мысль на разведку за внезапный искусственный барьер, которым она пыталась скрыть мысль, когда осознала свою неосторожность. Она злобно сопротивлялась прощупыванию. Он чувствовал только смутные кровавые видения, кипящие за барьером. Потом она беззвучно засмеялась и швырнула ему ясную ужасную мысль параноика, отвратительно отчетливую картину, которая разве что не плеснула ему в лицо льющей через край кровавостью. Чисто рефлекторно он стремительно отдернул свою мысль. Прикасаться к ее мыслям было столь же безопасно, что и к огню. Это был один из способов, которыми параноики могли при необходимости отогнать назойливую мысль обыкновенного Болди. И конечно же обычно ни один Болди не помышлял о прощупывании чужого сознания без приглашения. Беркхальтер содрогнулся. Определенно, они к чему-то готовились. Он должен передать этот эпизод тем, чьим делом было знать все о параноиках. В любом случае мозг Барбары Пелл вряд ли дал бы много информации о секретных планах. Она была исполнителем, а не идеологом. Он отозвал от нее свои мысли, привередливо отряхивая грязь подобно тому, как кот отряхивает с лап воду. Он поднимался по крутому склону, ведшему из Секвойи к его дому, намеренно отрывая мысль от всего, что оставалось позади. Пятнадцатиминутная прогулка привела его к простому дому из бревен и пластика, выстроенному у самого Западного Канадского Леса. Это и было его консульство, и только будка братьев Сэлфридж стояла дальше в лесистой пустыне, тянувшейся на север до моря Бофорта, сливающегося с Северным Ледовитым океаном. Мигающий красный огонек рядом с его столом сообщал ему, что на терминале пневмопочты, вытянувшейся на шесть миль вглубь леса, для него есть послание. Он внимательно прочитал его. Скоро должна прибыть делегация представителей трех групп племен кочевников. Ладно... Он проверил запасы, осмотрел главный склад и сел за стол в ожидании. Скоро к нему должен был присоединиться Хит. А пока он, закрыл глаза и сосредоточился на свежем запахе ели, вливавшемся через открытые окна. Но свежий чистый аромат был загрязнен отравлявшими воздух бродячими потоками мыслей. Беркхальтер вздрогнул. 2 Секвойя лежала у границы бывшей Канады - ныне необъятной пустыни, в основном, покрытой лесами. Ее промышленность занималась переработкой побочных продуктов целлюлозного производства, и здесь же находился огромный психиатрический госпиталь, что объяснялось присутствием в городе большого количества Болди. С другой стороны Секвойю выделяло из сотен тысяч других городов, усеивающих Америку, недавнее создание здесь дипломатического поста, консульства, который должен был стать средством официального контакта с кочующими племенами, которые отходили в леса по мере расширения цивилизации. Это был город в долине, ограниченной крутыми склонами с бескрайними хвойными лесами и белыми водопадами, несущимися со снежных вершин. Чуть западнее пролива Джорджии и острова Ванкувер раскинулся Тихий океан. Но шоссейных дорог было очень мало; транспорт был воздушным. И связь в основном осуществлялась по телерадио. Четыре сотни человек, или около того, жили в Секвойе, тесном, маленьком, полунезависимом поселении, обменивающем свою особую продукцию на креветок и помпано из Лафитта; книги из Модока; кинжалы из бериллиевой стали и мотоплуги из Америкэн Гана; одежду из Демпси и Ги Ай. Бостонские текстильные фабрики исчезли вместе с Бостоном; эта дымящаяся серая пустошь не изменилась со дня Взрыва. Но в Америке как и прежде хватало пространства, как бы ни разрасталось население; война сильно проредило его. С развитием техники совершенствовались использование засушливых и неудобренных почв, и твердые зерна растения кудзу открыли новые пути для земледелия. Но сельское хозяйство было далеко не единственным производством. Никогда не расширяясь до солидных размеров, города специализировались и разбрасывали споры, выраставшие в новые поселения - или, иначе, разрастались подобно побегам малины, что пускали корни там, где они коснулись земли. Беркхальтер старался не думать о рыжеволосой женщине, когда вошел Дюк Хит. Врач-священник уловил напряженную, негативную мысленную картину и кивнул. - Барбара Пелл, - сказал он. - Я видел ее. - Оба мужчины затуманили поверхность своего сознания. Это не могло скрыть мысли, но если бы чей-то мозг начал прощупывание, последовало бы мгновенное предупреждение, которое дало бы им возможность принять меры предосторожности. Однако, при этом беседа неизбежно велась в устной форме, а не телепатически. - Они могут учуять приближение беды, - сказал Беркхальтер. - Последнее время они прибывают в Секвойю, не так ли? - Да. В тот момент, когда ты стал консулом, они начали приезжать, - Хит кусал пальцы. - За сорок лет параноики выстроили что-то похожее на организацию. - Шестьдесят лет, - сказал Беркхальтер. - Мой дед видел, как это началось в восемьдесят втором. Тогда в Модоке был параноик - одинокий волк в те времена, но это был один из первых симптомов. А с тех пор... - Да, они выросли качественно, не количественно. Сейчас истинных Болди больше, чем параноиков. Психологически они в невыгодном положении. Они не терпят смешанных браков с обыкновенными людьми. А мы делаем это, и доминирующий признак продолжается, расширяется. - На время, - сказал Беркхальтер. - У Коломбиа Кроссинг нет никакой эпидемии, - нахмурился Хит. - мне нужно было как-то отцепить Сэлфриджа от тебя, а у него сильный отцовский инстинкт к его брату. Это сработало, но не надолго. С некоторой поправкой часть равна целому. Ты получил консульство; у него был маленький приятный рэкет, обжуливая кочевников; он ненавидит тебя - и бьет по твоему самому уязвимому месту. К тому же он не дурак. он говорит себе, что если бы у тебя не было того досадного преимущества, что ты - Болди, ты бы никогда не получил консульство. - Это было несправедливо. - Он был вынужден сделать это, - сказал Хит. - Обыкновенные люди не должны узнать, что мы выстраиваем среди кочевников. В один прекрасный день лесной народ даст нам безопасность. Если бы консулом стал обыкновенный человек... - Я работаю в потемках, - сказал Беркхальтер. - И знаю лишь, что должен во всем слушаться Немых. - Мне известно ненамного больше. У параноиков есть их Мощь - секретный диапазон связи, не поддающийся перехвату - и только Немые могут бороться с их оружием. Помни, что покат мы не можем прочитать мысли Немых, параноики тоже не могут этого сделать. Если ты узнаешь их секреты, то твой мозг будет открытой книгой - любой телепат сможет прочитать их. Беркхальтер промолчал. Хит вздохнул и посмотрел на еловые иглы, блестевшие в солнечном свете за окном. - Мне это тоже нелегко, - сказал он, - быть суррогатом. Ни одному обыкновенному человеку не приходилось быть ни священником, ни врачом. А я должен. Доктора в госпитале разбираются в этом лучше меня. Они знают, сколько случаев психоза было вылечено благодаря нашему умению читать мысли. А пока... - он пожал плечами. Беркхальтер посмотрел на север. - Что нам нужно, так это новая земля, - сказал он. - Нам нужен новый мир. И когда-нибудь мы его получим. Поперек двери легла тень. Оба мужчины повернулись. Там стояла маленькая фигура, толстый маленький человечек с короткими вьющимися волосами и кроткими голубыми глазами. Кинжал не его поясе казался настолько неуместным, словно его короткие толстые пальцы были в состоянии только нелепо скользить по рукоятке. Ни один Болди не будет намеренно читать мысли обыкновенного человека, но друг друга Болди всегда узнавали. Так что Беркхальтер и Хит мгновенно определили, что вошедший был телепатом... но следом за этой мыслью пришло неожиданное пугающее понимание, что там, где должна быть мысль, была пустота. Это было все равно, что ступить на чистый лед и обнаружить на его месте чистую воду. Только несколько человек могли настолько полно защищать свое сознание. Это были Немые. - Привет, - сказал странник, входя и усаживаясь на край стола. - Похоже, вы меня знаете. Если вы не против, поговорим вслух. Я могу читать ваши мысли, но вы не можете прочитать мои. - Он усмехнулся. - Не стоит этому удивляться, Беркхальтер. Если ты будешь знать, то и параноики тоже узнают. Итак. Меня зовут Бен Хобсон. - Он выдержал паузу. - Плохи дела, да? Ладно, мы обдумаем это позже. Сначала дайте перевести дух. Беркхальтер быстро взглянул на Хита. - В городе параноики. Не говори мне слишком многого, иначе... - Не волнуйся. Я не собирался, - усмехнулся Хобсон. - Что вам известно о кочевниках? - Потомки бродячих племен, не пожелавшие после Взрыва присоединиться к поселениям. Цыгане. Люди леса. Довольно дружелюбны. - Верно, - сказал Хобсон. - То, что я говорю вам теперь известно всем, даже параноикам. Вы должны знать это. У нас есть несколько агентов-Болди среди кочевников. Началось это случайно, сорок лет назад, когда Болди по имени Линк Коуди был принят кочевниками и воспитан в неведении о своем даре. Позже он узнал об этом. Он до сих пор живет среди кочевников, и с ним его сыновья. - Коуди? - тихо переспросил Беркхальтер. - Я слышал истории о Коуди... - Психологическая пропаганда. Кочевники - это варвары. Но нам нужна их дружба, мы хотим сделать все, чтобы соединиться с ними, как только в этом возникнет нужда. Двадцать лет назад мы начали создавать лесного идола, живой символ, который внешне был похож на шамана, а на самом деле стал бы нашим представителем. Мы взяли за основу африканского идола мумбо-юмбо. Линк Коуди нарядился в цирковые одежды, получил от нас необходимые атрибуты, и в конце концов у кочевников появилась легенда о Коуди - великом лесном духе, мудром учителе. Они любят его, они поклоняются ему, и они боятся его. Особенно с тех пор, как он научился появляться одновременно в четырех местах. - Как? - спросил Беркхальтер. - У Коуди три сына, - улыбнулся Хобсон. - Одного из них вы увидите сегодня. Твой друг Сэлфридж организовал небольшой заговор. Один из вождей кочевников, которые прибудут на встречу, должен будет убить тебя. Я сам не смогу помешать ему, но это сделает Коуди. Тебе придется подыграть ему. Не подавай виду, что ждешь беду. Когда войдет Коуди, вожди будут весьма поражены. - Не лучше ли было не говорить Беркхальтеру, что его ждет? - сказал Хит. - Нет. По двум причинам. Он может читать мысли кочевников - я разрешаю ему использовать этот козырь - и он должен действовать заодно с Коуди. Хорошо, Беркхальтер? - Да, - кивнул консул. - Тогда я исчезаю, - Хобсон поднялся, продолжая улыбаться. - Счастливо. - Подожди минуту, - сказал Хит. - Что насчет Сэлфриджа? - Не убивайте его. Ни один из вас. Вы знаете, что ни один Болди не должен сражаться на дуэли с обыкновенным человеком. Беркхальтер почти не слушал его. Он знал, что должен сказать о мысли, так поразившей его в сознании Барбары Пелл, и оттягивал момент, когда ему придется назвать ее ненавистное имя, и тем самым достаточно широко открыть ворота своих мыслей, впустив туда ее образ, восхитительный образ, восхитительной изящное тело, яркое опасное и безумное сознание... - Недавно я видел в городе одного из параноиков, - сказал он. - Барбара Пелл. Мерзкое создание эта женщина. Она позволила уловить кое-что из их планов. Закрылась слишком быстро, чтобы я смог выудить много, но ты можешь это обдумать. Мне показалось, они готовы к чему-то, что должно произойти в ближайшее время. Хобсон улыбнулся. - Спасибо. Мы понаблюдаем за ними. И за женщиной. Что ж, все в порядке. Счастливо. Он вышел. Беркхальтер и Хит посмотрели друг на друга. Немой не спеша шел по тропинке вниз, к поселению. Рот его был сложен для свиста, пухлые щеки дрожали. Пройдя мимо высокой ели, он внезапно выхватил кинжал и бросился за дерево. Прятавшийся там человек был захвачен врасплох. Сталь безошибочно нашла цель. Перед смертью параноик успел послать лишь мысленный отчаянный крик. Хобсон вытер свой кинжал и пошел дальше. Под плотно пригнанным коричневым париком заработал сделанный в виде облегающей шапочки аппарат. Ни Болди, ни телепат не могли получить сигналы, которые сейчас принимал и отправлял Хобсон. - Они знают, что я здесь. - Иногда им это удается, - ответил беззвучный собеседник. - Они не могут уловить модулированную частоту шлемов, но способны заметить защиту. И все же, пока ни один из них не знает, почему... - Я только что убил одного. - Одним негодяем меньше, - донесся холодный удовлетворенный ответ. - Я думаю, мне лучше некоторое время побыть здесь. Параноики прибывают. И Хит, и Беркхальтер думают так. Возможно, есть какой-то план, который я пока не смог прочитать; параноики думают о нем только на своем диапазоне. - Тогда оставайся. Держи связь. Что с Беркхальтером? - Как мы и подозревали. Он влюблен в параноика Барбару Пелл. Но он об этом не знает. Потрясенное отвращение и, вместе с тем, неохотная симпатия были в ответной мысли. - Я не помню, чтобы подобное случалось прежде. Он может читать ее мысли; знает, что она параноик... Хобсон улыбнулся. - Если бы он разобрался в своих чувствах, это его бы сильно расстроило, Джерри. Очевидно, ты выбрал не того человека для этой работы. - Это не похоже на Беркхальтера. Он всегда жил очень уединенно, но характер его больше чем безупречен. Его склонность к сопереживанию была очень высока. И он полгода изучал социологию в Новом Йеле. - Он изучал ее, но так и остался далек от нее. Он знает Барбару Пелл всего шесть недель. Он влюблен в нее. - Но как - даже подсознательно? Болди инстинктивно ненавидят и не доверяют параноикам. Хобсон достиг предместий Секвойи и продолжал идти мимо сделанной в виде террасы площадки, на которой стояли на отшибе блоки электростанции. - Так что это извращение, - сказал он другому Немому. - некоторых мужчин привлекают отвратительные женщины. С этим не поспоришь. Беркхальтер влюбился в параноика, и я молю небо, чтобы он никогда этого не осознал. Он может покончить с собой. Или может что-нибудь произойти. Это... - Его мысль двигалась с некоторым напором. - Это самая опасная ситуация, с какой когда-либо сталкивались Болди. Скорее всего, никто не придал значения словам Сэлфриджа, но ущерб нанесен. Люди слышали. А обыкновенные люди всегда не доверяли нам. Если будет взрыв, мы автоматически окажемся козлами отпущения. - Каким образом, Бен? - В Секвойе может начаться погром. Раз уж шахматная партия началась, то остановить ее было невозможно. Это долго копилось. Параноики, извращенная ветвь параллельной телепатической мутации, не были безумны; это была психоневротическая патология. У них имелось одно-единственное заблуждение. Они были высшей расой. На этом фундаменте они выстроили доктрину всепланетного саботажа. Обыкновенных людей было больше, и бороться с процветавшей во времена децентрализацией техникой параноики не могли. Но если бы культура обыкновенных людей ослабла, разрушилась... Убийства, искусно замаскированные под дуэли или несчастные случаи; тайные диверсии во многих отраслях, от инженерного до издательского дела; пропаганда, осторожно распространенная в нужных местах - и цивилизация должна была идти к своей гибели, если бы не одно препятствие. Настоящие Болди сражались за более древнюю расу. Им приходилось делать это. Они, в отличие от ослепленных параноиков, знали, что стоит обыкновенным людям догадаться об этой шахматной партии, ничто не сможет остановить всемирный погром. У параноиков пока что имелось одно преимущество - секретный диапазон, на котором они могли телепатически общаться, не поддающаяся перехвату длина волны. Тогда ученые Болди разработали кодирующие шлемы, с высокочастотной модуляцией, которая была так же неуловима. Пока Болди носил под париком шлем, его мысли могли быть прочитаны только другим Немым. Так теперь называлась та маленькая тесная группа истребителей, поклявшихся полностью уничтожить параноиков - по сути, тайная полиция, никогда не снимающая шлемов, согласившихся оторваться от общего ментального единства, которое играло такую важную роль в психической жизни расы Болди. Они добровольно отказались от большей части своего наследия. Любопытный парадокс заключался в том, что только жестко ограничивая свою телепатическую силу, эти несколько Болди могли применить свое оружие против параноиков. Они боролись за то время, когда наступит всеобщее объединение, когда основная мутация станет достаточно сильной численно, чтобы не было необходимости в ментальных барьерах и психических эмбарго. Между тем, будучи самыми могущественными из расы Болди, они лишь отчасти могли постичь то нежное удовольствие ментальных Общих Кругов, когда сотня или тысяча разумов сливались в глубинах вечного мира, доступного лишь телепатам. Они были нищими в бархате. 3 Беркхальтер неожиданно спросил: - Что с тобой, Дюк? Хит не шелохнулся. - Ничего. - Не стоит так говорить. Твои мысли похожи на зыбучий песок. - Возможно, - сказал Хит. - Дело в том, что мне нужен отдых. Я люблю эту работу, но иногда она проглатывает меня. - Что ж, возьми отпуск. - Не могу. Мы слишком заняты. Наша репутация настолько высока, что к нам идут отовсюду. Мы один из первых ментальных санаториев, занимающихся всеобщим психоанализом Болди. Это, конечно, происходило годами, но исподволь, ни шатко, ни валко. Людям не нравится, что Болди могут подсматривать мысли своих сородичей. Однако с тех пор, как мы начали показывать результаты... - Его глаза загорелись. - Мы в состоянии справиться даже с психосоматическими расстройствами, а дурное настроение - это просто наш хлеб. Большой вопрос, как ты знаешь, это почему. Почему они кладут яд в пищу пациента, почему они следят за ним - и так далее. Стоит один раз ответить на такой вопрос, и это даст нужный ход мысли. А средний пациент склонен замолкать, как моллюск, стоит психиатру начать задавать вопросы. Но... - Возбуждение Хита возросло, - это величайшая вещь в истории медицины. Болди существовали со времен Взрыва, но только сейчас доктора открывают нам двери. Предельное сопереживание. Психический пациент закрывает свой мозг, и его трудно лечить. Но у нас есть ключи... - Чего ты боишься? - спокойно спросил Беркхальтер. Хит резко замолчал. Теперь он рассматривал свои ногти. - Это не страх, - сказал он наконец. - Это профессиональная тревога. А, да черт с этим. Простые слова. На самом деле все проще; ты можешь сделать из этого аксиому. Нельзя прикоснуться к грязи и не испачкаться. - Понятно. - В самом деле, Гарри? В этом все дело, действительно. Моя работа состоит в посещении ненормальных умов. не так, как это делает обыкновенный психиатр. Я вхожу в эти мысли. Я вижу и чувствую их точки зрения. Я знаю все их страхи. Невидимый кошмар, поджидающий их в темноте, для меня - не просто слова. Я разумен, но я вижу глазами сотни безумных людей. На минуту выйди из моего сознания, Гарри. - Он отвернулся. Беркхальтер поколебался. - Порядок, - сказал Хит, оборачиваясь. - Впрочем, я рад, что ты это заметил. Я временами замечаю, что становлюсь даже слишком сопереживающим. Тогда я или поднимаю свой вертолет, или вхожу в Общий Круг. Посмотрим, смогу ли я сегодня вечером присоединиться к этой связи. Ты чувствуешь мое сознание? - Конечно, - сказал Беркхальтер. Хит небрежно кивнул и вышел. Вернулась его мысль. "Мне лучше не быть здесь, когда придут кочевники. А то ты..." "Нет, - подумал Беркхальтер. - Я буду в порядке." "Хорошо. Здесь тебе посылка." Беркхальтер как раз вовремя открыл дверь, чтобы встретить посыльного от бакалейщика, оставившего снаружи свою тележку. Он помог разгрузить припасы, проверил, что пиво будет достаточно охлажденным, и нажал несколько кнопок, чтобы обеспечить запас приготовленных под давлением прохладительных напитков. Кочевники любили поесть. После этого он оставил дверь открытой и сел за стол, расслабившись и ожидая. В офисе было жарко; он расстегнул воротник и сделал стены прозрачными. Кондиционер принялся охлаждать комнату, но и вид широкой долины внизу тоже освежал. Высокие ели покачивали на ветру ветвями. Это совершенно не походило на Новый Йель, один из более крупных городов, специализирующийся на обучении. Секвойя с ее огромным госпиталем и целлюлозной фабрикой была более полным и завершенным поселением. Изолированная от всего мира, если не считать авиатранспорта и телевидения, она лежала чистая и привлекательная, растянувшаяся белым, зеленым и пастельным пластиком вокруг быстрых вод реки, бежавшей к морю. Беркхальтер сцепил руки за головой и вздохнул. Он испытывал необъяснимую усталость, которая время от времени наваливалась на него в последние недели. Не то, чтобы его работа была тяжела, наоборот. Но переход к новой работе не будет столь легким, как он ожидал. Прежде он не предполагал обнаружить столько скрытых сложностей. Например, Барбара Пелл. Она была опасна. Возможно, она в большей степени, чем кто-то другой, была ведущим духом параноиков Секвойи. Не в смысле планирования действий, нет. Но она зажигала, как пламя. Она была прирожденным лидером. А здесь сейчас было столько параноиков, что это вызывало неудобства. Они проникали сюда - по внешне благовидным поводам, для работы, в командировки и отпуска, но город буквально кишел ими. Обыкновенных людей все еще было больше, чем Болди и параноиков, как и во всем мире... Он вспомнил своего деда, Эда Беркхальтера. Уж если кто-то из Болди ненавидел параноиков, так это Эд Беркхальтер. И на то была по-видимому, весомая причина, поскольку один из первых заговоров параноиков - тогда это был всего-навсего одиночка - был направлен косвенно на внушение идей сыну Эда, отцу Гарри Беркхальтера. Странно, но Беркхальтер более живо помнил худое, жесткое лицо деда, чем более мягкое лицо отца. Он снова зевнул, стараясь проникнуться спокойствием пейзажа за окнами. Другой мир? Наверное, только в далеком космосе Болди смогли бы освободиться от этих назойливых обрывков мыслей, которые он ощущал даже сейчас. А без этого отвлекающего фактора, с полностью нестесненным сознанием - он с удовольствием потянулся, стараясь представить ощущения тела без гравитации и расширить это на сознание. Но это было невозможно. Болди родились слишком рано, конечно - искусственно ускоренная мутация, вызванная действием радиации на человеческие гены и хромосомы. Таким образом их нынешнее окружение было неподходящим. Беркхальтер лениво играл идеей расы глубокого космоса, где каждое индивидуальное сознание отстроено столь точно, что любой хоть немного чуждый разум создал бы помеху в непрерывном процессе совершенной мысли. Приятно, но непрактично. Это было бы тупиком. Телепаты не были суперменами, как утверждали параноики; в лучшем случае они обладали лишь одним фатально чудесным чувством - фатальным, поскольку оно смешивалось с общепринятыми порядками. У подлинного супермена телепатия была бы одним из десятка других невероятных свойств. А Барбара Пелл - имя и образ снова всплыли в его сознании, и ее восхитительное тело, опасное и привлекательное как огонь - а Барбара Пелл, например, бесспорно считала себя явно высшим существом, как и все извращенные телепаты такого рода. Он думал о ее ярких узких глазах, алых губах с насмешливой улыбкой. Он думал о ее рыжих локонах, ниспадающих подобно змеям на ее плечи, и о того же цвета мыслях, подобно змеям кишевшим в ее сознании. Он отбросил мысли о ней. Он был очень усталым. Чувство утомления, совершенно непропорциональное затраченной им энергии, поднималось и поглощало его. Если бы не ожидавшийся приход вождей кочевников, он бы с удовольствием полетал бы на вертолете. Окружающие стены гор ушли бы вниз, по мере того, как аппарат поднимался бы в пустую синеву, все выше и выше, пока не завис бы в пространстве над туманным невыразительным ландшафтом, полустертым плывущими облаками. Беркхальтер думал о том, как выглядела бы земля, туманная, сказочная иллюстрация Сайма - и в своих фантазиях он потянулся медленно к ручке управления. Вертолет провалился вниз, падая все более и более отвесно, пока не понесся самоубийственно к гипнотически разворачивающемуся миру, подобному волшебному разворачивающемуся ковру. Кто-то приближался. Беркхальтер мгновенно затемнил свое сознание и поднялся. За открытой дверью был лишь безлюдный лес, но он уже мог различить слабые нарастающие отзвуки песни. Кочевники пели при ходьбе старые напевы и баллады, простые и оттого хорошо запоминающиеся, которые дошли еще со времен, предшествовавших Взрыву, хотя их первоначальный смысл был забыт. Растет зеленая сирень, сверкает вся росой; Мне одиноко, милая, когда я не с тобой... Предки кочевников мурлыкали эту песню вдоль границ прежней Мексики задолго до того, как война стала не только далекой романтикой. Дед одного из нынешних певцов был мексиканцем, бродившим вдоль калифорнийского берега, обходя деревни и следуя ленивой страсти к путешествиям, приведшей его в конце концов в канадские леса. Его звали Раймон Альварес, но имя внука было уже Кит Карсон Алверс, и его черная борода дрожала, когда он пел. Но к новой нашей встрече я правду докажу, И сменю зеленую сирень на красную, белую и голубую. Среди кочевников не было менестрелей - они все были менестрелями, что и поддерживало жизнь народных песен. Продолжая петь, они шли по тропинки, и замолчали, увидев дом консула. Беркхальтеру показалось, что перед ним ожили страницы прошлого. Он читал о кочевниках, до последних шести недель не сталкивался с этими новыми первопроходцами. Их причудливые костюмы до сих пор интриговали его. В костюмах практичность сочеталась с украшением. Рубашки из оленьих шкур, сливающиеся с лесной игрой света и тени, были отделаны кистями и узелками; на Алверсе была енотовая шапка, на всех людях были сандалии, сделанные из тонкой, мягкой, но прочной кожи. На их поясах висели ножи в кожаных ножнах, охотничьи ножи, более короткие и широкие, чем кинжалы горожан. Их лица выражали распутную энергию, худые, загорелые, проникнутые роднившим их духом независимости. В диких лесах поколения кочевников боролись за жизнь примитивным оружием вроде лука, что висел сейчас на плече одного из гостей, и они никогда не поощряли дуэли. Они не дрались на дуэлях. Они убивали, когда убийство было необходимо для выживания. Беркхальтер вышел на порог. - Заходите, - сказал он. - Я консул, Гарри Беркхальтер. - Ты получил наше послание? - спросил высокий, похожий на шотландца вождь с густой рыжей бородой. Та штука, что вы установили в лесах, выглядела раздраженной. - Пневмопочта? Она работает, все в порядке. - Неплохо. Я Кобб Маттун. Это Кит Карсон Алверс, а это Ампайр Вайн. Вайн оказался чисто выбритым, похожим на медведя, гигантом, чьи острые карие глаза бросали по сторонам настороженные взгляды. Он что-то промычал и пожал руку Беркхальтеру. Так же поступили и остальные. Сжав ладонь Алверса, Болди уже знал, что именно этот человек собирается убить его. Но виду не подал. - Рад вас видеть здесь. Садитесь и давайте выпьем. Что желаете? - Виски, - промычал Вайн. Его огромные руки стиснули стакан. Он усмехнулся при виде сифона и хватил такой глоток, что у Беркхальтера перехватило дыхание от жалости. Алверс тоже пил виски; Маттун выбрал джин с лимоном. - У тебя здесь очень неплохо с выпивкой, - сказал он, уставясь на распахнутый Беркхальтером бар. - Я не могу разобрать некоторые этикетки, но... что это? - Драмбуйе. Попробуете? - Конечно, - сказал Маттун, и его поросшая рыжей щетиной глотка заработала. - Отличная штука. Лучше, чем кукурузная водка, которую мы готовим в лесах. - Вы шли издалека, и должно быть, проголодались, - сказал Беркхальтер. Он выдвинул овальный столик, выбрал накрытые блюда с ленты транспортера и предоставил гостей самим себе. Те без церемоний взялись за дело. Алверс посмотрел на него через стол. - Ты один из Болди? - неожиданно спросил он. Беркхальтер кивнул. - Да. А что? - Значит, ты - один из них, - сказал Маттун. Он открыто наблюдал. - Я никогда не видел Болди вблизи. Может, конечно, и видел, но с вашими париками ни в чем нельзя быть уверенными. Беркхальтер усмехнулся, подавив знакомое чувство болезненного отвращения. На него и раньше так смотрели, и по той же причине. - Я выгляжу уродом, мистер Маттун? - Как давно ты стал консулом? - спросил Маттун. - Шесть недель. - Ладно, - сказал великан, и его голос звучал достаточно дружелюбно, хотя тон был резок. - Тебе следует помнить, что среди кочевников нет мистеров. Я Кобб Маттун. Кобб для друзей, Маттун для остальных. Нет, ты не похож на урода. А что, люди считают вас славными ребятами? - Большинство из них, - сказал Беркхальтер. - Еще вот что, - сказал Маттун, подбирая косточку, - в лесу мы на такие вещи внимания не обращаем. Если парень родился забавным - мы не смеемся над ним7 И так до тех пор, пока он остается верным племени и ведет честную игру. Среди нас нет Болди, но если бы они были, я думаю, что они, наверное, имели бы лучшую долю, чем они имеют сейчас. Вайн хрюкнул и налил себе еще виски. Черные глаза Алверса неподвижно смотрели на Беркхальтера. - Ты читаешь мои мысли? - поинтересовался Маттун. Алверс часто задышал. Не глядя на него, Беркхальтер сказал: - Нет. Болди этого не делают. Это безнравственно. - Довольно верно. Очень хорошее правило не совать нос в чужие дела. Я понимаю, как бы тебе следовало действовать. Смотри. Это первый раз, когда Алверс, Вайн и я пришли сюда. Ты не видел нас раньше. До нас доходили слухи о консульстве... - Он споткнулся на незнакомом слове. - До этого дня мы иногда торговали с Сэлфриджем, но с горожанами дел не имели. Ты знаешь, почему. Беркхальтер знал. Кочевники были изгнанниками, избегающими поселений, иногда устраивающими набеги на них. Они были вне закона. - Но сейчас наступает новое время. Мы не можем жить в городах; мы не хотим этого. Но места хватит для всех. Мы до сих пор не понимаем, зачем они создали эти кон... консульства; и все же мы следуем за вами. Нам дали слово. Беркхальтер знал и об этом. Это было слово Коуди, шепотом переданное по племенам кочевников - слово, которого они не могли ослушаться. - Некоторые кочевые племена следует уничтожить, - сказал он. - Их немного. Вы сами убиваете их при первой возможности... - Каннибалы, - сказал Маттун. - Да. Мы убиваем их. - Но их мало. Основная масса кочевников не ссорилась с горожанами. И те, со своей стороны, тоже. Мы хотим остановить набеги. - Как вы собираетесь это сделать? - Если племя переживает плохую зиму, то ему не надо голодать. У нас есть способы приготовления пищи. Это дешевые способы. Мы можем позволить себе дать вам пищу, когда вы голодаете. Вайн грохнул своим бокалом виски по столу и что-то прорычал. Маттун хлопнул большими ладонями. - Полегче, Ампайр. Мы не знаем... послушай, Беркхальтер. Кочевники иногда устраивают налеты, не без этого. Они охотятся, и они дерутся за то, что им достается. Но они не просят милостыни. - Я говорю о натуральном обмене, - сказал Беркхальтер. - Честный обмен. Мы не можем установить силовые экраны вокруг каждого поселения. И не можем бросать бомбы на кочевников. Большинство набегов всего лишь доставляют неприятности. Да и набегов, по сути, не так уж много; с каждым годом их становится все меньше. Но почему не отказаться от них совсем? Устраните причину, и само явление исчезнет. Бессознательно он прощупывал сознание Алверса. Там была мысль, коварная, бесчестная, голодная мысль, жадная настороженность хищника - и идея скрытого оружия. Беркхальтер мысленно отпрянул. Он не хотел этого знать. Он должен был ждать хода Коуди, хотя стремление спровоцировать открытую драку с Алверсом было опасно сильным. Это только вызовет вражду других кочевников; они не могли читать мысли Вайна, как это мог Беркхальтер. - Обмен чего? - прорычал Вайн. У Беркхальтера был наготове ответ: - Шкур. На них есть спрос. Они в моде. - Он не стал говорить, что эта мода была создана искусственно. - Меха, к тому же. И... - Мы не краснокожие индейцы, - сказал Маттун. - Посмотри, что с ними стало! Нам ничего не нужно от горожан, разве что если мы голодаем. Тогда - что ж, мы можем обмениваться. - Если бы кочевники объединились... Алверс усмехнулся. - В прежние времена, - сказал он высоким тонким голосом, - объединившиеся племена уничтожались бомбами. Мы не объединимся, брат! - Что ж, он прав, - сказал Маттун. - В этом есть смысл. Наши предки враждовали с поселениями. Мы довольно неплохо приспособились. Мое племя не голодало уже семь зим. Мы мигрируем, мы идем туда, где есть чем поживиться, и мы держимся. - Мое племя не совершает набегов, - промычал Вайн, снова наливая себе виски. Маттун и Алверс выпили лишь дважды; Вайн продолжал наливать себе, но его возможности казались неограниченными. Потом Алверс сказал: - Кажется, все в порядке. Мне не нравится только одно. Этот парень Болди. Вайн повернулся всем своим огромным торсом и не мигая уставился на Алверса. - Что ты имеешь против Болди? - спросил он. - Нам о них ничего не известно. Болтают всякое... Вайн сказал какую-то грубость. Маттун засмеялся. - Ты невежлив, Кит Карсон. Беркхальтер хозяин дома. Не бросайся словами. Алверс пожал плечами, отвел взгляд и потянулся. Он полез под рубашку, чтобы нащупать что-то - и неожиданно мысль об убийстве ударила его, как камень, выпущенный из рогатки. Потребовалась вся его сила воли, чтобы оставаться без движения, пока на свет не появился пистолет. Остальные кочевники увидели пистолет, но вмешаться не успели. Смертельная мысль опередила пулю. Сияние слепящего красного света мелькнуло в комнате. Нечто, движущееся подобно невидимому вихрю, блеснуло среди них; затем, когда их глаза привыкли, они оказались стоящими у своих стульев, глядя на фигуру напротив. На нем была облегающая красная одежда с широким черным поясом, лицо скрывала невыразительная серебряная маска. Из-под нее выбивалась, спускаясь на грудь, иссиня-черная борода. Облегающая одежда выдавала великолепно развитую мускулатуру. Он подбросил пистолет Алверса в воздух и поймал его. Затем, с глубоким смешком, он сжал оружие двумя руками и превратил его в искореженные металлические обломки. - Конец перемирия, да? - сказал он. - Ты ничтожество. Что нужно, так это чтобы тебе укоротили жизнь, Алверс. Он шагнул вперед и ударил Алверса ладонью. Звук удара разнесся в комнате. Алверс был подброшен в воздух и отброшен к дальней стене. Он вскрикнул, свалился и остался лежать без движения. - Поднимайся, - сказал Коуди. - Ничего с тобой не случилось. Ну, разве что сломалось ребро, не больше. Если б я хотел убить тебя, я бы просто свернул тебе шею. Вставай! Алверс с трудом выпрямился, его лицо было мертвенно-бледным и вспотевшим. Остальные два кочевника наблюдали, невозмутимые и настороженные.