- Займусь тобой позже. Маттун. Вайн. Что вы по этому поводу думаете? - Ничего, - сказал Маттун. - Ничего, Коуди. Ты это знаешь. Серебряная маска осталась бесстрастной. - Я сделал лучше для вас. Теперь слушайте. Все, что я сказал, по-прежнему остается в силе. Передайте племени Алверса, что им придется искать себе другого вождя. Это все. Он шагнул вперед. Его руки обхватили Алверса, и кочевники испуганно вскрикнули. И снова вспыхнул красный свет. Когда он погас, обе фигуры исчезли. - Есть еще виски, Беркхальтер? - спросил Вайн. 4 Коуди установил мысленный контакт с Немым, Хобсоном. Как и остальные трое Коуди, он носил шлем Немых с частотным модулятором; для любого Болди или параноика было невозможно настроиться на эту зашифрованную, закамуфлированную длину волны. Прошло два часа после заката солнца. "Алверс мертв, Хобсон." В телепатии не было разговорных терминов, выражаемых языковыми средствами. "Необходимость?" "Да." (Абсолютное подчинение Коуди - удивительно перемешанная концепция четырех в одном - жизненно необходима. Никто не смеет бросить вызов Коуди и остаться безнаказанным.) "Какие-нибудь последствия?" "Нет. Маттун и Вайн согласны. Они работают с Беркхальтером. Что с ним происходит, Хобсон?" В тот же миг, когда он задал этот вопрос, он уже знал ответ. У телепатов нет секретов, кроме подсознательных - а шлем Немых мог немного проникать даже в них. "Влюблен в параноика?" - Коуди был шокирован. "Он этого не знает. Он пока не должен осознавать это. Ему придется переориентироваться; это потребует времени; именно сейчас мы не можем позволить себе держать его в резерве. Мы на грани беды." "Что?" "Фред Сэлфридж. Он пьян. Ему известно, что сегодня у Беркхальтера были вожди кочевников. Он боится, что помешают его торговым махинациям. Я сказал Беркхальтеру, чтобы он держался на виду." "Тогда я останусь поблизости, на тот случай, если буду нужен. Я пока не пойду домой". - Хобсон ненадолго увидел, что значило слово "дом" для Коуди: секретная долина в канадской глуши, местоположение которой было известно лишь носящим шлемы Немым, которые даже при всем желании не могли выдать ее. Именно туда ученые-Болди посылали через Немых свои специальные разработки. Разработки, которые позволяли выстроить в сердце лесов отлично оборудованный штаб, это был центр, местоположение которого тщательно скрывалось не только от врагов, но и от друзей. Здесь, в долине, в лаборатории, создавались устройства, сделавшие Коуди легендарной фигурой среди кочевников - Это совмещал невероятные физические доблести с чистой магией Пол Баньян. Только такая фигура могла снискать уважение и поклонение у жителей лесов. "Беркхальтер надежно спрятан, Хобсон? А то я..." "Он спрятан. Там сейчас Общий Круг, но Сэлфридж не может воспользоваться этим и выследить его." "Хорошо. Я подожду." Коуди прервал контакт. Хобсон послал ищущую мысль сквозь мили мрака к десятку других Немых, разбросанных по всему континенту от Ниагары до Сэлтона. Каждый из них по отдельности был готов к проведению тайной мобилизации, которая могла теперь потребоваться в любой момент. Потребовалось девяносто лет, чтобы подготовить бурю, начало которой могло стать катастрофой. Внутри Общего Круга был тихий полный мир, известный лишь Болди. Беркхальтер позволил своему сознанию занять место среди остальных, легкими касаниями узнавая друзей, входя в единую телепатическую цепь. Он почувствовал немного озадаченное волнение Дюка Хита; потом глубокое спокойствие связи поглотило их обоих. Сначала, на внешних кругах психического объединения были волнение и течения легкого беспокойства, случайные страдания, неизбежные в любом общающемся сообществе, а особенно среди невероятно чувствительных Болди. Но очищение древнего обычая исповеди быстро стало эффективным. Между Болди не существовало барьеров. Основная ячейка - семья - была куда более всеохватывающей, чем у обыкновенных людей, а в широком масштабе, вся группа Болди была связана узами, не менее сильными, несмотря на их неуловимую утонченность. Доверие и дружба - эти вещи были необходимы. Не могло быть недоверия, после того, как разделяющая языковая стена рухнула. Древнее одиночество любого высокоразвитого интеллектуального организма было смягчено единственным возможным способом - через родство более тесное, чем даже брак, и превосходившее его. Любое меньшинство, стремящееся сохранить свою обособленность, всегда проигрывает. Это вызвано подозрительностью. Во всей общественной истории только Болди могли на равных входить в преобладающую группу и сохранять при этом тесную связь родства. Это было парадоксально, поскольку Болди были, возможно, единственной группой, стремившейся к расовой ассимиляции. Они могли себе это позволить, поскольку телепатическая мутация была доминирующей: дети отца-Болди и обыкновенной женщины - или наоборот - были Болди. Но поддержка Общих Кругов была необходима; они были символом той пассивной битвы, которую Болди вели на протяжении поколений. Здесь телепаты находили полное единство. Они не разрушали и никогда бы не разрушили жизненный инстинкт соревнования, наоборот, они укрепляли его. Они и забирали, и отдавали. И, к тому же, они были чистейшей религией. Сначала, не испытывая никаких чувств, знакомых обыкновенному человеку, вы мягко и восприимчиво касались сознания ваших друзей. Там было место для вас, и вы были желанным гостем. Медленно, по мере того, как распространялось ощущение мира, вы приближались к центру, этому совершенно не поддающемуся описанию месту в пространстве-времени, представлявшему собой синтез интеллигентных, живых умов. Только по аналогии можно представить это место. Это полусон. Это похоже на тот момент, когда сознание уже вернулось, чтобы вы могли понять, что еще не проснулись, и можете насладиться спокойным расслаблением дремоты. Если бы вы могли оставаться в сознании во время сна - это возможно было бы похоже. В этом не было ничего наркотического. Шестое чувство, достигшее столь высокой отметки, что оно смешивается и отталкивается от других чувств. Каждый Болди вносит что-то свое. Сначала беды и беспокойства, эмоциональные неуравновешенности и тревоги - все это бросается в Круг, просматривается и растворяется в кристально-чистой воде единства. Потом очищенные и укрепленные Болди приближаются к центру, где мысли сливаются в единую симфонию. Оттенки цвета, ощущаемые одним из членов общества, оттенки звука, света и чувства - все они отдельными нежными нотами входили в оркестровку. И каждая нота объемна, поскольку она несет личную индивидуальную реакцию каждого Болди на воздействия. Здесь женщина вспоминает чувственную мягкость бархата на своей ладони, с соответствующим ментальным толчком. Мужчина приносит сюда кристально-острое удовольствие решения сложного математического уравнения - интеллектуальный противовес низшему ощущению бархата. Шаг за шагом выстраивалась связь, пока не возникало ощущение единого мозга, работающего в полном согласии, гармонии, без единой фальшивой ноты. Тогда начинал выстраиваться единый разум. Он начинал думать. Это был психический коллоид, по сути - интеллектуальный гигант, силу и разум которому придавали эмоции, чувства и желания каждого человека. Потом в это прозрачное единство ворвалась мысль-сообщение, которая на миг заставила сознания слиться вместе в финальном отчаянном объятии, где смешались страх, надежда и дружественность. Общий Круг распался. Теперь каждый Болди ждал, помня, что сказала мысль Хобсона: "Погром начался." Он не передал эту мысль сам. Мысли одетого в шлем Немого не в состоянии прочесть никто, кроме другого Немого. Дюк Хит, сидевший с Хобсоном на залитой лунным светом земле возле госпиталя, выслушал устное предупреждение и передал его другим Болди. Сейчас его мысли продолжали вспыхивать над Секвойей. "Идите в госпиталь. Избегайте обыкновенных людей. Если вас увидят, то могут линчевать." В десятках домов встречались взгляды, в которых мгновенно вспыхивал полной силой страх. В этот миг по всему миру что-то сверкнуло невыносимым напряжением от одного мозга к другому чувствительному сознанию. Этого не заметил ни один из обыкновенных людей. Но со скоростью мысли это знание облетело планету. От тысяч Болди, разбросанных по поселениям, вертолетам и наземным машинам, пришла мысль поддержки. "Мы одно целое, - говорила она. - Мы с вами." Это - от Болди. От параноиков, которых было гораздо меньше, пришли послания ненависти и триумфа. "Убивайте людей, у которых есть волосы!" Но ни один телепат за пределами Секвойи не знал, что же происходило. Беркхальтер скрывался в старом пластиковом доме на самой окраине города. Сейчас он выскользнул через боковую дверь в прохладную тишину ночи. Над головой висела полная желтая луна. Рассеянный свет поднимался с далекой Рэдвуд-Стрит, более расплывчатые полосы света в воздухе отмечали другие улицы. Мышцы Беркхальтера напряглись. Он чувствовал, как горло сжимало чувство, близкое к панике. Годы ожидания выстроили в каждом Болди сильный страх, и сейчас, когда час пробил... Барбара Пелл настойчиво лезла в его мысли, и когда его разум вспоминал ее образ, ее мысль мгновенно коснулась его, дикая и фееричная, злорадно-триумфальная, все его существо отпрянуло от нее, хотя против его воли, казалось, что-то заставляло его принимать ее сообщения. "Он мертв, Беркхальтер! Он мертв! Я убила Фреда Сэлфриджа!" Слово "убила" отсутствовало в мысли параноика, но там дымящаяся вспышка триумфа, влажного от крови, - кричащая мысль, от которой содрогался разум любого здорового человека. "Дура! - кричал ей Беркхальтер через далекие улицы, его мысли немного прониклись ее дикостью, и он не вполне управлял собой. - Ты сумасшедшая дура, ты начала это?" "Он собирался найти тебя. Он был опасен. Его речи все равно бы спровоцировали погром - люди начинали думать..." "Это нужно остановить!" "Это произойдет! - Ее мысль была страшно уверенной. - У нас есть план." "Что случилось?" "Кто-то видел, как я убила Сэлфриджа. Его брат Ральф напомнил о... прежнем законе Линча. Слушай." - Ее мысль была головокружительной от триумфа. И тогда он услышал это - звенящий вой толпы, пока далекий, но нарастающий. Звучание мыслей Барбары Пелл было топливом для огня. Он уловил ее страх, но страх извращенный, связанный с желанием того, что его вызывало. Та же кровожадная ярость звучала и в крике толпы, и в красном пламени безумного сознания Барбары Пелл. Они приближались к ней, все ближе... На мгновение Беркхальтер почувствовал себя женщиной, бегущей по сумеречной улице, спотыкаясь, вставая, соревнуясь с толпой линчевателей, преследующих ее по пятам. Мужчина-Болди выскочил на дорогу перед толпой. Он сорвал с себя парик и помахал им в воздухе. Ральф Сэлфридж с мокрым от пота узким лицом взвизгнул от ненависти и повернул поток за новой жертвой. Женщина скрылась в темноте. Они поймали мужчину. Когда умирает Болди, в эфире возникает пустота, мертвая тишина, которой ни один телепат не коснется сознательно. Но перед тем, как вспыхнула эта пустота, агонизирующая мысль Болди сверкнула на Секвойей с оглушающим ударом, и тысяча сознаний на мгновение вздрогнула от него. "Убивайте людей, у которых есть волосы!" - визжала яростная и безумная мысль Барбары Пелл. Это было то, что называлось фурия. Когда разуму женщины дают волю, он попадает в такие бездны дикости, в которые никогда не проникнет мужской рассудок. С незапамятных времен женщина жила ближе к пропасти, чем мужчина - ей приходилось делать это, чтобы спасти свое потомство. Первобытная женщина не могла позволить себе сомневаться. Нынешнее безумие Барбары Пелл было красным, струящимся, первобытным по силе. И это было феерическое явление, зажигавшее нечто в каждом сознании, к которому оно прикасалось. Беркхальтер почувствовал, как на границах его сознания вспыхивают крохотные язычки пламени, и все здание его личности дрожит и отступает. Но он чувствовал и другие мысли, безумные мысли параноиков, тянущиеся к ней и в экстазе бросающие себя в бойню. "Убивайте их, убивайте... убивайте!" - ревели ее мысли. "Повсюду? - изумился Беркхальтер, ошеломленный напряжением, которое он почувствовал со стороны вихря ликующей ненависти. - Сегодня ночью, во всем мире?" - Неужели параноики поднялись повсюду, или же только в Секвойе? И потом он неожиданно ощутил предельную ненависть Барбары Пелл. Она мысленно ответила ему, и в том, как она ответила, он опознал все зло этой рыжеволосой женщины. Если бы она полностью растворилась в отравленном пламени толпы, думал Беркхальтер, он все равно ненавидел бы ее, но ему не пришлось бы ее презирать. Она ответила ему довольно холодно, отключив часть своего сознания от ревущей ярости, которая брала свой огонь от воющей толпы и передавала его как факел другим параноикам, чтобы разжечь их ненависть. Она была очаровательной и сложной женщиной, Барбара Пелл. У нее было странное, зажигающее качество, которое столь полно не демонстрировала ни одна женщина со времен, вероятно, Жанны Д'Арк. Но она не полностью отдавала себя пылавшему в ней огню, мыслям и запаху крови. Она намеренно бросала себя в кровавую купель, осмотрительно купаясь в неистовстве своего безумия. И купаясь, она могла все так же спокойно отвечать, что было еще ужаснее, чем ее пыл. "Нет, только в Секвойе, - ответил ее разум, еще секунду назад бывший слепым ревущим призывом к убийству. - Ни один человек не должен выжить, чтобы рассказать об этом, - сказала она мысленными образами, источавшими холодный яд, обжигавший сильнее, чем горячая кровожадность ее мыслей-трансляций. - Мы захватили Секвойю. Мы захватили взлетные площадки и электростанцию. Мы вооружены. Секвойя отрезана от остального мира. Погром начался только здесь. Как рак. Он должен быть здесь и остановлен." "Как?" "А как ты уничтожаешь раковую опухоль?" - Яд бурлил в ее мыслях. "Радием", - подумал Беркхальтер. "Радиоактивностью. Атомными бомбами." "Испепелить?" - удивился он. Обжигающий холод подтверждения был ему ответом. Ни один человек не должен выжить, чтобы рассказать об этом. Города и раньше уничтожались - другими городами. На сей раз можно обвинить Пайнвуд - между ним и Секвойей была конкуренция. "Но это невозможно. Если телеаудиосвязь Секвойи мертва..." "Мы посылаем фальшивые сообщения. Любые прилетающие вертолеты будут остановлены. Но покончить с этим необходимо быстро. Если хоть один человек спасется..." - ее мысль растворилась в нечеловеческом неразборчивом нытье, подхваченном и жадно повторенном хором других разумов. Беркхальтер резко оборвал контакт. Он был немного удивлен, обнаружив, что в течение всего разговора шел к госпиталю, петляя по предместьям Секвойи. Теперь он будучи в полном сознании слышал далекий вой, который нарастал, спадал почти до полной тишины и снова поднимался. Этой ночью даже обыкновенный человек мог ощутить бег по улицам безумного зверя. Некоторое время он молча двигался сквозь мрак, ослабленный и потрясенный как контактом с сознанием параноика, так и угрозой того, что случилось, и что еще могло произойти. "Жанна Д'Арк, - думал он. - У нее тоже была эта воспламеняющая умы сила. Она тоже слышала... "голоса?" Может быть, она была невольным телепатом, рожденным задолго до своего времени? Но, во всяком случае, за проявляемой ею мощью был разум. А Барбара Пелл..." Как только ее образ возник в его сознании, ее мысль тут же настойчиво коснулась его, ужасающе холодная и трезвая среди намеренно поднятой ею резни. Видимо случилось нечто, нарушающее ее планы, иначе... "Беркхальтер, - беззвучно спросила она. - Беркхальтер, слушай. Мы будем сотрудничать с вами." "Мы не собирались делать этого, но... где Немой, Хобсон?" "Я не знаю." "Запас бомб исчез. Мы не можем их найти. Потребуются часы, прежде чем новый груз бомб будет доставлен по воздуху из ближайшего города. Он уже в пути. Но каждая потерянная нами секунда повышает риск, что все откроется. Найди Хобсона. Это единственное сознание в Секвойе, которое мы не можем затронуть. Заставь Хобсона сказать нам, где они. Заставь его понять, Беркхальтер. Это касается не только нас. Если хоть слово о происходящем просочиться во внешний мир, каждому телепату в мире будет грозить опасность. Раковая опухоль должна быть уничтожена прежде, чем она распространится." Беркхальтер ощущал текущие к нему убийственные потоки мыслей. Он свернул к темному дому, отошел за куст и подождал, пока толпа протекла мимо него, сверкая факелами. Он чувствовал себя слабым и потерявшем надежду. То, что он увидел на лицах людей, было ужасно. Существовали ли эти ненависть и ярость на протяжении поколений в глубине сознания - это безумное насилие толпы, обрушившееся на Болди от такой мелкой провокации? Здравый смысл подсказал ему, что провокация была достаточной. Когда телепат убил обыкновенного человека, это была не дуэль - это было убийство. Кости были брошены. И уже много недель в Секвойе работала психологическая пропаганда. Обыкновенные люди не просто убивали чуждую расу. Они хотели уничтожить личного врага. Сейчас они были уверены, что Болди собирались завоевать весь мир. Пока что еще не сказал, что Болди едят детей, но, возможно, до этого недалеко, подумал Беркхальтер. Предпосылки. Децентрализация помогала Болди, поскольку она делала возможным временное информационное эмбарго. Связи, соединявшие Секвойю с остальным миром, были блокированы; они не смогут оставаться закрытыми навсегда. Он проскочил через двор, перепрыгнул через изгородь и оказался среди елей. Он ощутил желание пойти прямо на север, в чистую глушь, оставляя позади сумятицу и ярость. Но вместо этого он повернул на юг, к далекому госпиталю. По счастью ему не пришлось при этом переправляться через реку; мосты, несомненно, охранялись. Возник новый звук, нестройный и истерический. Лай собак. Животные, как правило, не могут принимать телепатические мысли людей, но бушующий сейчас в Секвойе ментальный шторм увеличил частоту - или энергию - до куда более высокого уровня. И мысли тысяч телепатов всего мира были сосредоточены на маленьком городке Тихоокеанского побережья. Слушайте, слушайте! Лают собаки! Нищие в город идут... Но есть и другая поэма, думал он, роясь в памяти. Другая, которая подходит даже лучше. Как же... Надежды и страхи всех лет... 5 Бездумный лай собак был хуже всего. Он поднимал напряжение воя, сумасшедшей дикости, что бушевала вокруг госпиталя подобно приливным волнам. Пациенты тоже откликались на это; потребовались мокрые простыни и водная терапия, а в некоторых случаях и смирительные рубашки. Хобсон смотрел через поляроидное стекло окна на раскинувшийся далеко внизу город. - Сюда им не добраться, - сказал он. Хит, осунувшийся и бледный, но с каким-то новым огнем в глазах, кивнул в сторону Беркхальтера. - Ты пришел одним из последних. Семеро наших были убиты. Один ребенок. Десять других еще в пути. Остальные здесь - в безопасности. - Насколько в безопасности? - спросил Беркхальтер, прихлебывая сваренный Хитом кофе. - Настолько же, что и везде. Это здание построено так, чтобы невменяемые путешественники не могли выбраться наружу. Эти окна не бьются. Причем с любой стороны. Толпа сюда не ворвется. Во всяком случае, эту будет непросто. И, само собой, здесь ничего не горит. - А что насчет персонала? Я имею в виду обыкновенных людей. Седовласый человек, сидевший за столом неподалеку, перестал заполнять карту и, взглянув на Беркхальтера, криво усмехнулся. Консул узнал его: доктор Вэйланд, главный психиатр. - Гарри, медики-профессионалы долго работали с Болди, - сказал Вэйланд. - Особенно психиатры. И если кто-нибудь из обыкновенных людей может понять точку зрения телепатов, то это мы. Мы не участвуем в войне. - Госпиталь должен работать без изменений, - сказал Хит. - Несмотря на происходящее. К тому же, мы совершили кое-что беспрецедентное. Мы прочитали мысли каждого обыкновенного человека в этих стенах. Трое из всего персонала относились к Болди с предубеждением и симпатизировали линчевателям. Мы попросили их уйти. Теперь здесь нет угрозы Пятой Колонны. - А еще один человек, доктор Уилсон, спустился в город и попытался урезонить толпу... - тихо сказал Хобсон. - Его принесли назад, - отозвался Хит. - Сейчас ему вводят плазму. Беркхальтер поставил чашку. - Ладно. Хобсон, ты можешь читать мои мысли. Что ты об этом думаешь? Круглое лицо Немого было бесстрастно. - У нас свои планы. Да, это я спрятал бомбы. Параноикам теперь до них не добраться. - Но скоро здесь будут новые бомбы. Секвойю собираются уничтожить. Ты не сможешь помешать этому. Запищал зуммер; доктор Вэйланд выслушал краткое сообщение селектора, взял несколько карт и вышел. Беркхальтер махнул большим пальцем в сторону двери. - Что насчет него? И остального персонала? Теперь они знают. Хит поморщился. - Они знают гораздо больше, чем нам бы хотелось. До сегодняшнего дня ни один обыкновенный человек даже не подозревал о существовании группы параноиков. Нельзя ожидать от Вэйланда, что он будет молчать об этом. Параноики представляют угрозу для обыкновенных людей. Беда в том, что средний человек не делает разницы между параноиками и обыкновенными Болди. Эти люди внизу... - он взглянул в окно. - Разве они видят эту границу? - В этом вся проблема, - согласился Хобсон. - С точки зрения логики ни один обыкновенный человек не должен остаться в живых. Но разве это выход? - Я не вижу другого пути, - упавшим голосом сказал Беркхальтер. Он внезапно подумал о Барбаре Пелл, и Немой бросил на него быстрый взгляд. - Что ты об этом думаешь, Хит? Врач-священник подошел к столу и перетасовал истории болезней. - Ты руководитель, Хобсон. Я не знаю. Я думаю о своих пациентах. Вот Энди Пелл. У него болезнь Алжаймера - ранний старческий психоз. Он бодр. Не все хорошо помнит. Приятный старик. Роняет пищу на рубашку, заговаривает меня на смерть и показывает фокусы медсестрам. И он, пожалуй, не был бы большой потерей для мира. Зачем тогда вообще подводить черту? Если уж мы пошли на убийства, то незачем делать исключения. А значит, обслуживающий персонал из обыкновенных людей не должен выжить. - Таково твое мнение? Хит сделал резкий злой жест. - Нет! Мое мнение не таково. Массовое убийство означало бы отказ от девяноста лет работы с тех пор, как родился первый Болди. Не будет ли это означать, что мы ставим себя на один уровень с параноиками? Болди не убивают. - Параноиков мы убиваем. - Тут есть отличие. Параноики с нами на равных. И... о, я не знаю, Хобсон. Мотив-то один и тот же - спасение своей расы. Но, так или иначе, мы не убиваем обыкновенных людей. - Даже линчующую толпу? - Они ничего не могут изменить, - спокойно сказал Хит. - Возможно, различие между параноиками и обыкновенными Болди - казуистика, но разница между ними есть. И для нас это очень большая разница. Мы не убийцы. Беркхальтер опустил голову. Снова вернулось ощущение невыносимой усталости. Он заставил себя выдержать спокойный взгляд Хобсона. - У тебя есть еще какое-нибудь объяснение? - спросил он. - Нет, - ответил Немой. - Но я поддерживаю связь. Мы попытаемся найти выход. - Еще шестеро невредимыми добрались сюда, - сказал Хит. - Один убит. Трое все еще в пути. - Толпа до сих пор не выследила, что мы в госпитале, - сказал Хобсон. - Давайте подумаем. Собравшиеся в Секвойе параноики - солидная сила, и они неплохо вооружены. Ими захвачены взлетные площадки и электростанция. Они посылают фальшивые телеаудиосообщения, так что во внешнем мире подозрений не возникает. Он пытаются выиграть время; как только сюда прибудет новый запас бомб, они обрушат его на город и уничтожат Секвойю. И нас, конечно. - Не можем ли мы уничтожить параноиков? Как насчет твоих угрызений совести, Дюк, если мы их уничтожим? Хит с улыбкой покачал головой; Хобсон сказал: - Это не поможет. Проблема все равно останется. Между прочим, мы могли бы перехватить вертолет с бомбами, но это будет означать лишь отсрочку. Сотня других вертолетов возьмут бомбовый груз и направятся в Секвойю; некоторые из них смогут прорваться. Даже пятьдесят груженых бомбами вертолетов будут слишком опасны. Ты знаешь, как действуют эти бомбы. Конечно же, Беркхальтер знал. Одной бомбы вполне достаточно, чтобы стереть Секвойю с карты. - Оправданное убийство меня не пугает, - сказал Хит. - Но убийство обыкновенных людей... если бы я играл в нем хоть какую-то роль, Каинова печать перестала бы быть для меня только символом. Она была бы у меня на лбу - или внутри головы, что не лучше. Где ее сможет увидеть любой Болди. Если бы мы могли использовать против толпы пропаганду... Беркхальтер покачал головой. - Мы не успеем. И даже если бы нам удалось охладить пыл линчевателей, распространение молвы о происшедшем это бы не остановило. Ты слышал лозунги толпы, Дюк? - Толпы? - Да. Сейчас они уже создали себе чудесный образ врага. Мы никогда не делали тайны из наших Общих Кругов, и кое-кого озарило. Оказывается, мы многоженцы. Правда, многоженцы только в мыслях, но сейчас они вопят об этом по всему городу. - Что ж, - сказал Хит, - пожалуй, они правы. Норма всегда произвольна, не так ли? То есть устанавливается более сильной группой. Болди являются отклонением от этой нормы. - Нормы меняются. - Только во время кризисов. Потребовался Взрыв, чтобы принять идею децентрализации. К тому же, какова истинная шкала ценностей? То, что верно для обыкновенных людей, не всегда верно для Болди. - Но есть же какие-то основы морали... - Слова, - Хит снова перетасовал истории болезни. - Кто-то однажды сказал, что сумасшедшие дома не найдут истинного назначения до тех пор, пока в мире девяносто процентов сумасшедших. Кучка нормальных может просто удалиться в санатории. - Он холодно рассмеялся. - Но ведь даже в психозах невозможно найти единый стандарт. После Взрыва стало намного меньше случаев шизофрении; большинство из них отмечены в городах. Чем больше я работаю с психическими пациентами, тем меньше мне хочется принимать какой-то произвольный стандарт как реальный. Вот человек, - поднял он медицинскую карту, - у которого очень распространенное заблуждение. Он заявляет, что когда он умрет, наступит конец света. Что ж - возможно, в данном случае это действительно так. - Ты сам говоришь как один из пациентов, - резко бросил Беркхальтер. Хобсон поднял руку. - Хит, распорядись раздать всем находящимся здесь Болди успокоительное. И нам тоже. Ты не чувствуешь напряжения? Все трое минуту помолчали, телепатически прислушиваясь. Теперь Беркхальтер был способен разобрать в нестройной мелодии мыслей, окруживших госпиталь, отдельные аккорды. - Пациенты, - сказал он. - Да? Хит нахмурился и нажал кнопку. - Фернальд? Раздайте успокоительное... - Он дал краткие рекомендации, выключил селектор и поднялся. - Многие пациенты слишком чувствительны, - сказал он Хобсону. - Может возникнуть паника. Ты чувствуешь депрессию... - он быстро создал мысленный образ. - Пожалуй, ему лучше сделать укол. И заодно проверить всех буйных. - Но он все еще чего-то ждал. Неподвижный Хобсон смотрел в окно. Через некоторое время он кивнул. - Вот и последний. Теперь все Наши здесь. В Секвойе остались только обыкновенные люди и параноики. Беркхальтер передернул плечами. - Ты что-нибудь придумал? - Даже если так, я все равно бы не сказал тебе, ты же знаешь. Твои мысли могут читать параноики. Что ж, это действительно так. Беркхальтер думал о Барбаре Пелл, которая сейчас забаррикадировалась на электростанции или на одной из вертолетных площадок города. Странное стесненное чувство шевельнулось в нем. Он почувствовал внимательный взгляд Хобсона. - Среди Болди не бывает добровольцев, - сказал Немой. - Никто не спрашивал тебя: хочешь ли ты быть втянутым в кризис, или нет. Да и меня тоже. Но когда рождается Болди, он автоматически принимает на себя опасную обязанность и остается готовым к мгновенной мобилизации. Так случилось, что кризис произошел в Секвойе. - Это должно было где-то случиться. Рано или поздно. - Верно. Быть Немым, кстати, нелегко. Мы полностью отрезаны. Мы никогда не испытываем на себе действие полного Общего Круга. Мы можем полно общаться только с другими Немыми. Для нас не существует отставки. - Даже другому Болди Немой не мог открыть само существование Шлема. - Мне кажется, наша мутация могла бы подождать еще тысячу лет, - сказал Беркхальтер. - Мы опередили свое время. - Нет. Но за все надо платить. Бомбы, кстати, были плодом знания. Если бы человек по-иному распорядился атомной энергией, телепатическая мутация прошла бы полный период созревания. И телепаты никогда бы не появились прежде, чем планета была готова встретить их. Или почти готова, - поправился он. - Но мы бы ни за что не получили в наследство весь этот хаос. - Я виню в этом параноиков, - сказал Беркхальтер. - И... в некоторой степени... себя. - Ты ни в чем не виноват. Болди поморщился. - Думаю, что виноват, Хобсон. Кто ускорил кризис? - Сэлфридж, - Хобсон наблюдал. - Барбара Пелл, - сказал Беркхальтер. - Она убила Фреда Сэлфриджа. Она не давала мне покоя с тех пор, как я прибыл в Секвойю. - По-твоему, она убила Сэлфриджа, чтобы досадить тебе? Это бессмыслица. - Мне кажется, это входило в основной план параноиков. Но это совпадало и с ее желанием. Она не могла подобраться ко мне, пока я был консулом. Но где теперь консульство? Круглое лицо Хобсона было очень серьезным. Вошел врач-Болди, предложил успокоительное, и оба молча проглотили барбитурат. Хобсон отошел к окну, наблюдая за факельным шествием со стороны деревни. Голос его стал глухим. - Идут, - сказал он. - Слушай. Они стояли в тишине, а далекие крики становились все громче. Ближе и громче. Беркхальтер подошел к Хобсону. Город сейчас казался пылающим буйством факелов, и река огня текла вверх по извилистой дорожке к госпиталю. - Они могут ворваться? - спросил кто-то приглушенным голосом. Хит пожал плечами. - Да. Рано или поздно. - Что мы можем сделать? - немного истерически спросил фельдшер. - Они, конечно, рассчитывают на численное превосходство, сказал Хобсон. - Этого у них хватает. Я полагаю, оружия у них нет - если не считать кинжалов. - Но для того, что они, похоже, собираются сделать, оружие им не нужно. На мгновение в комнате воцарилось молчание. Потом Хит слабым голосом спросил: - Что они думают?.. Немой кивнул в сторону окна. - Смотри. Все бросились к окну. Заглядывая друг другу через плечо, мужчины из комнаты смотрели на уходящую вниз по склону дорогу, видя авангард толпы настолько близко, что можно было уже различить отдельные факелы и первые ряды перекошенных в крике лиц. Отвратительных, ослепленных ненавистью и желанием убивать. Вновь послышался голос Хобсона - бесстрастный, словно грозящая катастрофа уже миновала. - У нас готов ответ, вы видите - мы знаем об этом. Но есть еще одна проблема, которую я никак не могу решить. И может быть, она самая важная. - Он посмотрел в затылок Беркхальтеру. Беркхальтер смотрел на дорогу. Внезапно он подался вперед и сказал: - Смотрите! Там, в лесу - что это? Что-то движется... люди? Слушайте... что это? Никто не обращал на это внимания, пока он не произнес первые несколько слов, хотя теперь это видели все. Все произошло очень быстро. Еще мгновение толпа неуправляемо двигалась по дороге, а затем из-за деревьев из-за деревьев показалась плотная колонна темных фигур. И, перекрывая хриплый крик толпы, послышался свирепый вой, от которого кровь стыла в жилах. Это был пронзительный фальцет Клича Повстанцев, что две сотни лет назад эхом звенел над кровавыми полями битв Гражданской войны, катился на запад вслед за подавляемыми бунтами, становясь кличем ковбоев. После Взрыва его несли по стране неукротимые великаны, не признававшие единообразия городской жизни. Теперь это был клич кочевников. Из окна госпиталя зрители наблюдали за всем этим, словно все это разыгрывалось на залитой светом сцене. Из темноты выступили люди, одетые в оленьи шкуры. Свет факелов отражался от длинных клинков их оружия, от наконечников стрел, наложенных на натянутые луки. Дикий, звенящий, устрашающий клич рос и опадал, подавляя беспорядочные крики толпы. Одетые в шкуры ряды сомкнулись вокруг толпы, заключая ее в кольцо. Горожане стали постепенно сбиваться в кучу, пока огромная беспорядочная толпа не превратилась в плотный неровный круг, оцепленный лесными людьми. Слышались крики горожан: "Смерть им! Смерть им всем!" - и эти беспорядочные вопли яростно пробивались сквозь накатывающийся волнами клич кочевников, но через пару минут уже можно было с уверенностью сказать, за кем останется победа. Не то, чтобы обошлось совсем без драки. Людям по краям толпа приходилось что-то делать. Они и делали - или пытались. Когда одежды из шкур сдвинулись, возникло что-то слегка большее, чем обычная драка. - Ведь это же всего-навсего горожане, - спокойно сказал Хобсон, словно лектор, объясняющий какие-то сцены из старых кинохроник. - Вам никогда не приходило в голову, насколько полно умерла профессия воина со времен Взрыва? Перед вами единственные солдаты, оставшиеся в мире к сегодняшнему дню. - Он кивнул на ряды кочевников, но никто не заметил его движения. Они с недоверчивым напряжением людей, получившим отсрочку, наблюдали за тем, как умело кочевники обращались с толпой, которая буквально на глазах превращалась в неорганизованный сброд по мере того, как таинственным образом из них улетучивался безымянный, могущественный, страшный дух, сплачивающий их в стаю. Все, что потребовалось - это превосходящая сила, высшая уверенность, угроза оружия в более умелых руках. На протяжении четырех поколений такими были лесные люди, чьи предки никогда не знали, что такое война. Четыре поколения кочевников жили лишь благодаря непрекращающейся войне, которую они вели против леса и человечества. Они спокойно продолжали теснить толпу. - Это ничего не решает, - сказал наконец Беркхальтер, медленно отворачиваясь от окна. Потом он замолчал, разразившись стремительным потоком мыслей, которые не могли слышать обыкновенные люди. Может быть, нам стоит сохранить все это в тайне? Неужели мы откажемся от их полного уничтожения? Конечно, мы спасли свои головы - но как же остальной мир? На лице Хобсона внезапно появилась хищная улыбка, такая странная на его округлом лице. Он заговорил вслух, обращаясь ко всем присутствующим. - Собирайтесь, - сказал он. - Мы покидаем госпиталь. Все. И обыкновенные люди из персонала - тоже. Хит, вспотевший и осунувшийся, задержал дыхание. - Постойте. Я знаю, вы руководитель, но... я не покину своих пациентов! - Мы берем с собой и их, - сказал Хобсон. Уверенность звучала в его голосе, но ее не было в его глазах. Он смотрел на Беркхальтера. Предстояло решить последнюю - и самую сложную - проблему. Сознания Хобсона коснулась мысль Коуди. "Все готово." "У тебя достаточно кочевников?" "Четыре племени. Они все были возле ручья Фрэзера. Создание нового консульства согнало их с севера. Курьез." "Сообщение группе." Разбросанные по континенту Немые обратились в слух. "Секвойя очищена. Жертв нет. Многих здорово отделали, но все они могут путешествовать." (Веселая ухмылка.) "Ваши горожане - солдаты никудышные." "Готовы к маршу?" "Готовы. Они все - мужчины, женщины, дети - окружены в северной долине. За этот сектор отвечает Ампайр Вайн." "Выступаем. С параноиками проблем нет?" "Никаких. Они все еще ничего не поняли. И до сих пор накрепко засели в городе. Впрочем, нам надо двигаться побыстрее. Если они попробуют выйти из Секвойи, мои люди поубивают их." - Возникла короткая пауза. Потом - "Поход начался." "Хорошо. Когда потребуется, завязывайте им глаза." "Под землей нет звезд", - насмешливо сообщила мысль Коуди. "Ни один обыкновенный человек не должен погибнуть, это вопрос чести. Наше решение, возможно, и не лучшее, но..." "Никто не умрет." "Мы эвакуируем госпиталь. Маттун готов?" "Готов. Эвакуируйте." Бартон потер подбородок. - Что случилось? - спросил он с трудом, озираясь в шелестящем мраке елового леса. Между деревьями скользнула тень. - Забираем готовых к транспортировке пациентов. Помнишь? Тебя ударили. Тот буйный... - Я вспомнил, - Беркхальтер почувствовал себя довольно глупо. - Мне следовало повнимательнее присмотреться к его мыслям. Я не мог. Он не думал... - Он слегка вздрогнул. Потом сел. - Где мы? - Всего в нескольких милях от Секвойи. - Я довольно забавно себя чувствую, - Беркхальтер поправил парик. Он поднялся, опираясь на дерево, и стоял, рассеянно моргая. Через минуту он сориентировался. Это, должно быть, гора Николс, высокий пик, поднимающийся над остальными горами, окружавшими Секвойю. Очень далеко, за загораживающими друг друга низкими сопками, он видел далекое сияние городских огней. А под ним, тремя сотнями футов ниже, через ущелье в стене гор двигалась процессия. Она выходила на лунный свет и быстро снова погружалась в тень. Там были и санитары-носильщики, и неподвижно лежащие фигуры в рубашках из оленьих шкур и меховых шапках, они тоже помогали, хотя на их плечах висели луки. Молчаливая процессия двигалась в глушь. - Болди Секвойи, - сказал Хобсон. - И персонал из обыкновенных людей. И пациенты. Не могли же мы их бросить. - Но... - Это было единственно возможное для нас решение, Беркхальтер. Послушай. Мы двадцать лет готовились - не к этому, а к погрому. Глубоко в лесах, в месте, известном только Немым, расположена система соединяющихся пещер. Теперь это город. Город без населения. Коуди - на самом деле их четверо - использовали его как лабораторию и как убежище. Там есть материал для гидропоники, искусственный солнечный свет, все что нужно для сельского хозяйства. Пещеры не настолько обширны, чтобы вместить всех Болди, но население Секвойи они вместят. Беркхальтер уставился на него. - Обыкновенных людей? - Да. Они будут на время изолированы, до тех пор, пока не смогут встретиться с правдой. Что ж, они будут пленниками - от этого никуда не денешься. У нас был выбор - убить их или просто изолировать. Они привыкнут к пещерам. Секвойя была тесным независимым сообществом. Семейные союзы не будут разрушены. Общественный уклад сохранится без изменения. Только... это будет под землей, в искусственной среде. - Не смогут ли параноики найти их? - Под землей нет звезд. Параноики могут прочитать мысли жителей Секвойи, но телепатической пеленгацией невозможно определить местоположение источника. Только Немые знают, где находятся пещеры, но ни один параноик не в состоянии прочитать мысли Немого. Скоро к нам присоединятся достаточно Немых, чтобы провести жителей Секвойи на последнем этапе. Даже кочевники не будут знать, куда мы направляемся. - Тогда можно не опасаться за сохранность этой тайны среди телепатов... а