ерых пиратов, выброшенных ударом за борт. Неуправляемый баркас продолжал мчаться по озеру. 4 - Бедная твоя голова, - сказала Свайнхильда, пожертвовавшая нижней юбкой ради того, чтобы наложить холодный компресс на одну из многочисленных шишек О'Лири. - Ребята швыряли, тебя, как мешок с капустой. Лафайет застонал, дотрагиваясь до распухшего горячего уха, по форме напоминающего картошку, и чуть повернул румпель, вглядываясь в туман. - Они оказали нам услугу, - пробормотал он. - На веслах нам никогда не удалось бы дойти до города так скоро. - До чего раздражает твоя дурацкая привычка во всем плохом видеть хорошее, - недовольно ответила Свайнхильда. - Одумайся, пока не поздно. - Сейчас не время для мрачных размышлений, - подбодрил ее Лафайет. - Правда, мы продрогли, промокли и проголодались, но худшее позади. Пострадали моя голова да твое достоинство. Ничего страшного. Через несколько минут мы будем кушать вкусный суп и пить вино, а потом снимем номер в отеле и как следует выспимся. Он ловко повернул баркас под ветер, проходя мимо высоких строений на гранитной набережной, чем-то напоминавшей амстердамскую, и причалил к молу, у которого покачивались несколько барж и шаланд. Свайнхильда бросила швартов сторожу, обмотавшему канат вокруг низкого каменного столбика. Газовые фонари раскачивались на ветру, освещая территорию порта, заваленную мусором и пищевыми отходами. Несколько матросов безразлично смотрели, как Лафайет помог Свайнхильде сойти на берег. Шелудивый пес с поджатым хвостом прошмыгнул мимо, а так как он явно торопился по своим собачьим делам в Миазмы, они пошли следом. - Какой огромный город, - испуганно озираясь по сторонам, сказала Свайнхильда. - И порт... такой большой и красивый, даже не ожидала. - Она рассеянно поправила упавший на лоб локон. - Да-а, - с сомнением в голосе отозвался Лафайет и, взяв девушку за руку, повел ее к освещенному входу в таверну, над которым висела засаленная вывеска: "ПИЩА НА СЛАВУ". В дымной, но теплой комнате они заняли угловой столик. Заспанный хозяин молча принял заказ и удалился. - Совсем другое дело, - со вздохом облегчения произнес Лафайет. - Вечер начался неудачно, зато сейчас - грех жаловаться. Поедим горячего, пойдем в отель, и сразу спать. Жить можно. - Мне страшно, Лэйф, - сказала Свайнхильда. - Очень уж он большой, этот город. И бездушный. Люди спешат куда-то, друг на друга не смотрят. У них совсем не осталось маленьких радостей. Я так не смогу. - Спешат? - пробормотал Лафайет. - Как покойники в морге. - Посуди сам, - продолжала Свайнхильда. - Глубокая ночь, а таверна открыта. Никогда такого не видывала. - Послушай, сейчас десять вечера, - резонно возразил Лафайет. - Совсем не... - И к тому же мне надо выйти, а поблизости ни одного куста. - Для этого существует специальное помещение, - торопливо объяснил Лафайет. - Видишь, написано "ЛЕДИ". - Внутри?! - Конечно. Ведь мы в городе, Свайнхильда. Придется тебе привыкать... - Ладно, неважно. Я быстренько сбегаю за угол... - Свайнхильда! Немедленно в туалет! - Тогда пойдем со мной. - Не могу, он для женщин. Для мужчин рядом. - Надо же! - Свайнхильда неодобрительно покачала головой. - Иди скорее, через несколько минут принесут суп. - Пожелай мне ни пуха ни пера. Она встала со стула и неуверенно пошла вперед. Лафайет вздохнул, подвернул намокшие кружевные манжеты рубашки, вытер влажное лицо салфеткой, лежавшей рядом с тарелкой, и принюхался к восхитительным ароматам жарящегося цыпленка и лука, доносившимся с кухни. При мысли об ужине рот его наполнился слюной. Кроме нескольких кусочков салями и сомнительных сосисок, приготовленных Свайнхильдой, он с утра ничего не ел... Утро, - десять часов и миллион лет тому назад. Резной столик на террасе, белоснежная скатерть, начищенное серебро, безупречный дворецкий, наливающий легкое вино из замороженной и обернутой полотенцем бутылки, ломтики ветчины со специями, пшеничный хлеб, взбитые сливки, тоненькая, как папиросная бумага, фарфоровая чашечка с черным кофе... - Эй, ты! - загремел с другого конца комнаты грубый голос, нарушая сладостные мечты О'Лири. Решив, что в таверну забрел бродяга, которого собираются немедленно выставить за дверь, Лафайет обернулся. У входа стояли двое мужчин в треугольных шляпах, голубых мундирах, обшитых золотом, и белых бриджах до колен. Они смотрели на него в упор. - Точно, он, - заявил один из них, хватаясь за эфес шпаги. - Ух ты, целую неделю за ним гонялись. Теперь награда наша. Все денежки получим сполна. Смотри, Заскок, только не упусти. - Шпага со свистом вылетела из ножен и замелькала перед глазами О'Лири. - Лицом ко мне, руки на стол, приятель. Замри. Мы тебя арестуем именем герцога. Второй стражник вытащил из-за пояса обрез и направил дуло на голову Лафайета. - Сам пойдешь, мерзавец, или подстрелить тебя при попытке к бегству? - Послушайте, - раздраженно сказал О'Лири, - вы меня спутали с каким-то другим мерзавцем. Я только что появился в вашем городе и еще не успел нарушить законов; или у вас есть закон, по которому запрещено дышать? - Пока еще нет, но все впереди. - Острие шпаги кольнуло О'Лири в плечо. - Смотри, какой умник выискался. - Давай по-хорошему, приятель, - посоветовал Заскок. - Нам с Простофлем платят за живого, как за мертвого. - Я своими глазами видел, как ты отчебучил моих друзей, которые всего только хотели тебя арестовать, - добавил Простофль. - У меня руки чешутся с тобой посчитаться. Заскок взвел курки обреза. - С ума вы все посходили, что ли! - вскричал Лафайет. - Я никогда в жизни не был в этой богом забытой дыре! - Сказки рассказывай герцогу Родольфо! - Шпага еще раз кольнула его в плечо. - Ну-ка, лапки кверху, приятель! Не бойся, идти недалеко. Вставая со стула, Лафайет бросил красноречивый взгляд на хозяина таверны, потом на дверь женского туалета. Хозяин моргнул, перекрестился и уставился в пол, яростно протирая хрустальные фужеры. - Вы совершаете непоправимую ошибку, господа! - сказал Лафайет, подгоняемый острием шпаги на улицу. - Хватаете невиновного, в то время, как преступник разгуливает на свободе. Ваш начальник будет недоволен. - Нам все равно, за кого получать деньги, приятель. А теперь заткнись. Несколько случайных прохожих испуганно посмотрели вслед стражникам, ведущим Лафайета по узкой мощеной улице в направлении угрюмой высокой башни. Они миновали железные ворота, охраняемые часовыми в той же форме, что у Заскока и Простофля, пересекли большой двор и подошли к двери, над которой горел красный фонарь. За дверью находилась ярко освещенная комната, до потолка увешанная плакатами: ИХ РАЗЫСКИВАЕТ ПОЛИЦИЯ. Посередине стояли деревянная скамья и стол, заваленный грудами пыльных бумаг. - Гляди-ка, кто к нам пожаловал, - сказал сидящий за столом мужчина, обращаясь к Лафайету. Взяв гусиное перо, он придвинул к себе чистый бланк. - Неумно. Крайне неумно. Ты сделал большую ошибку, вернувшись в Миазмы. - Я не... Резкий удар в спину положил конец возражениям О'Лири. Его схватили под руки, втолкнули в длинный коридор через обитую железом дверь, свели вниз по лестнице. Пахло, как в обезьяннике Сент-Лу. - Ох, нет, - взмолился О'Лири. - Только не туда! - Туда, туда, - охотно отозвался Простофль. - Прощай, шут гороховый! И удар ногой в то место, на котором сидят, швырнул Лафайета вниз. Пролетев некоторое расстояние по воздуху, он свалился в камеру с низким потолком, освещенную светом одной-единственной свечи. По стенам камеры стояли клетки, из которых на него смотрели заключенные, напоминавшие обликом зверей. Между клетками сидел человек, поперек себя шире, и, раскачиваясь на трехногом табурете, чистил ногти огромным кинжалом. - Нашего полку прибыло, - сказал он голосом, похожим на скрежет тупой мясорубки, мелющей мясо вместе с костями. - Тебе повезло, что есть свободное место. Лафайет, не дослушав, бросился вверх по ступенькам, но не успел пробежать и трех шагов, как железная решетка с грохотом рухнула, чуть было не раздробив ему пальцы на ноге. - Эх, опять промахнулся! - сказал надзиратель. - Вечно мне не везет. Дюймом дальше, и пришлось бы отскребать тебя от пола. - Что все это значит? - дрожащим голосом спросил Лафайет. - Попался - терпи. Второй раз тебе не удастся улизнуть. - Я требую адвоката. Не знаю, в чем меня обвиняют, но в чем бы меня ни обвиняли, обвинять меня не в чем! - Да ну? - осведомился надзиратель, поднимая бровь в притворном изумлении. - Ты никогда ни с кем не дрался? - Ах, вот оно что. Но я... - Никогда ничего не крал? - Без злого умысла. Плоскодонка... - Никогда никого не соблазнял? Не пробирался по ошибке в чужую постель? - Но я могу объяснить! - вскричал Лафайет. - Можешь не стараться. - Надзиратель зевнул, перебирая связку ключей. - Твое дело слушалось в суде, и ты признан виновным по всем статьям уголовного кодекса. Советую как следует выспаться, ведь завтра твоя премьера. - Завтра? Какая премьера? - Да ты не волнуйся. - Надзиратель схватил Лафайета за воротник окончательно пришедшего в негодность пиджака и втолкнул в клетку. - Маленькое отрубание головы на заре. Ты - в главной роли. Лафайет забился в угол клетки, стараясь не обращать внимания на боль и ломоту во всем теле. По полу взад-вперед бегали мыши; от зловония нечем было дышать; мощный храп раздавался со всех сторон. Изредка Лафайет почесывался, вылавливая неуемных насекомых и отгоняя мысль о неприятном событии, ожидавшем его в такую рань. - Свайнхильда подумает, что я ее бросил, - пробормотал он, обращаясь к своим коленям. - Никогда больше не будет доверять она женским уборным. Бедная девочка: одна, в средневековом городе, без денег, без друзей... - Эй, Лэйф, - прошептал знакомый голос. - Иди сюда. Нам надо добраться до ворот минут за пять-шесть, пока не начнется обход. - Свайнхильда! - Лафайет поперхнулся и, оглянувшись, увидел всклокоченные белокурые волосы, свисавшие из треугольного отверстия в стене, у которой стояла клетка. - Где - как... что... - Чш-шш! Ты разбудишь надзирателя! Лафайет бросил взгляд на тюремщика, восседающего на табурете, подобно мечтающему Будде. Сложив пальцы на необъятном животе и прислонившись к стене, он спал. - Я буду пятиться, а ты ползи вперед, - шепнула Свайнхильда. - Здесь не развернуться. Лафайет вскочил на ноги и в мгновение ока залез в грубый каменный тоннель, по которому дул холодный ветер. - Положи камень на место, - вполголоса сказала Свайнхильда. - Как? Ногами? - А, черт! Ладно, может, никто не заметит. Неожиданно они стукнулись лбами, и губы Лафайета случайно скользнули по ее щеке. Девушка захихикала. - Ну, ты даешь, Лэйф! Нашел, когда приставать! Любой другой только и думал бы, как унести ноги! - Как тебе удалось меня найти? - спросил Лафайет, продолжая осторожно ползти вперед. - Хозяин таверны сказал, что тебя сцапали. Я шла следом до самых ворот, а там познакомилась с мальчиками. Один из них показал мне подземный ход. Какой-то заключенный удрал им дня три назад. - И они тебе все рассказали, едва успев познакомиться? - Сам посуди, что у них за жизнь, Лэйф? Вкалывают от зари до зари, денег не получают... жалко им, что ли, если какой-нибудь бедняга вырвется из когтей Родольфо? - Вот уж действительно благородно с их стороны. - Да, но как тяжело было моей спине! Ну и холодный этот каменный пол, на котором ребятам приходится выстаивать часами! - Свайнхильда, ты хочешь сказать... ладно, неважно, - поспешно добавил Лафайет. - Я предпочитаю ничего не знать. - Осторожно, милый, - предупредила девушка. - Здесь тоннель поднимается и выходит наружу за кустом. А рядом - часовой. Цепляясь локтями, пальцами и ногтями, Лафайет полз вверх. У самого выхода он замер и стал ждать, когда Свайнхильда разведает обстановку. - Давай! - услышал он сдавленный шепот, и мгновением позже они скрылись в тумане, а еще через несколько минут, пробежав по аллее, перемахнули через невысокую ограду и очутились в парке. Осторожно пробираясь между деревьями, они вышли на небольшую поляну, окруженную кустарником. - Знаешь, Свайнхильда, а я о тебе думал, - признался Лафайет, в изнеможении опускаясь на землю. - Представляешь, мне собирались отрубить голову, и только благодаря тебе я остался жив. До сих пор не верится. Это просто чудо. - А ты спас меня от пиратов, - ответила Свайнхильда. - Если б не ты, эти образины и сейчас бы со мной развлекались. - Да, но ведь из-за меня ты ушла из дома, и... - А ты из-за меня поругался с Боровом. Не такой уж он плохой, вот только мозгов маловато, и вечно меня в чем-то подозревает. Могу поклясться, окажись он здесь, закатил бы жуткий скандал, застукав нас в кустах! - Э-э-э... ты права, - согласился Лафайет, незаметно отодвигаясь от мягкого теплого тела. - Но сейчас надо решить, что делать дальше. Я не могу показаться людям на глаза: либо меня с кем-то путают, либо эти матросы - олимпийские чемпионы по плаванию! - Нам так и не удалось перекусить, - напомнила Свайнхильда. - Тебя накормили в тюрьме? - У них, наверное, повар был выходной, - печально ответил Лафайет. - С каким наслаждением поел бы я колбасок, которые остались в нашей корзинке. - Ты подглядывал, - с упреком сказала Свайнхильда, разворачивая пакет и доставая салями, яблоко, кухонный нож и бутылку сомнительного вина, которые в последний раз О'Лири видел на борту баркаса. - Умница моя, - восторженно прошептал бывший заключенный и принялся за дело, толсто накромсав пахнущую чесноком колбасу, разделив яблоко пополам и вытащив пробку из бутылки. - Нет ничего лучше ужина на свежем воздухе, - пробормотал он, прожевывая жесткое мясо. - О такой жизни я могла только мечтать, - согласилась Свайнхильда, придвигаясь к нему и расстегивая две верхние пуговицы рубашки. - Большой город, полная свобода, встречи с интересными людьми, осмотр достопримечательностей... - Осмотр местных тюрем не доставил мне удовольствия, - возразил Лафайет. - Не можем же мы вечно жить под кустом. Придется возвращаться на баркас. - Как? Ты хочешь уехать? Мы ведь даже не успели сходить в Музей восковых фигур! - Досадное упущение, но, учитывая привычки местной полиции сначала рубить голову, а потом требовать паспорт, я переживу это несчастье. - Обидно, Лэйф. И еще говорят, у них есть статуя Штурмбана, убивающего дракона, который так похож на настоящего, что из него течет кровь. - Очень соблазнительно, - согласился О'Лири, - но жизнь - соблазнительней. - Вот увидишь, если мы вернемся, Борову это не понравится, - предупредила Свайнхильда. - А зачем тебе возвращаться? Оставайся здесь, в большом городе. Ведь топор плачет по моей шее. К тому же я собираюсь переправиться на другой берег озера. Ты случайно не знаешь, что там находится? - Ничего особенного. Волшебные пустыни, Заговоренные холмы, дикари, Бескрайний Лес, драконы. И Стеклянное Дерево. - А городов нет? - Говорят, в замке под горой живет король гномов. Зачем ты спрашиваешь? - Похоже, мне надеяться не на что, - пробормотал Лафайет. - Централь обычно посылает агентов только в крупные населенные пункты. - Значит, ты влип, Лэйф. На Меланже единственный город - Миазмы. - Не смеши меня, - проворчал О'Лири. - Не может быть на всей планете один город. - Это почему? - А потому... сам не знаю. - Он вздохнул. - Ты, конечно, права. Значит, придется мне все-таки увидеться с герцогом. Неплохо бы обзавестись кой-каким костюмом, фальшивой бородой, повязкой на глаз... - Эх, ведь могла я украсть для тебя солдатскую форму, - сказала Свайнхильда. - Не подумала. И лежала-то она рядом со мной на стуле... - Главное - проникнуть в замок. Если удастся увидеть герцога и доказать, что мне необходимо на Артезию, - дело в шляпе. - Не торопись, Лэйф. Я слышала, Родольфо не жалует посетителей, в особенности после того, как один из них надел герцогу на голову его любимое кресло для отдыха. - Что толку рассуждать, - буркнул О'Лири, - если я все равно не могу показаться на улице. Нужна маскировка. - Он отрезал еще один кусочек салями и принялся задумчиво жевать. - Да не убивайся ты так, Лэйф, - попыталась утешить его Свайнхильда. - Кто знает, может, ты найдешь костюм прямо на дереве. В жизни все бывает. - Ты права, девочка, и сама того не знаешь. Достаточно сфокусировать пси-энергию, и можно изменить любое событие, которое еще не произошло, и получить любую вещь, которую ты еще не видел. Когда-то я это умел. - Ой, как здорово, Лэйф, - мечтательно сказала Свайнхильда. - Ты бы мог навыдумывать всяких украшений, вроде шелковых чулок или подушечек с вышивкой... - Согласен на обыкновенный фальшивый нос с усами и вставной челюстью, - перебил ее Лафайет. - И, может, рыжий парик и монашеское одеяние с небольшой подушкой. И чтоб все это лежало вот за тем кустом, - он указал пальцем, - случайно забытое неизвестным, который... Вздрогнув, О'Лири умолк и вцепился в Свайнхильду. Глаза его широко раскрылись от изумления. - Ты ничего не чувствуешь? - Чувствую. Сделай так еще раз. - Разве ты не слышала... какой-то удар... мурашки по коже... - Нет. Ты не дал мне досказать. А еще я хотела бы красивые кружевные штанишки с маленьким цветочком на... - Свайнхильда!.. Чш-шш! Лафайет наклонил голову, прислушиваясь. Из-за ближайших кустов донесся подавленный смешок, шуршание одежды... - Жди меня здесь. Лафайет осторожно пополз вперед, раздвигая листву карликового лимонного дерева. Звуки доносились откуда-то сбоку. Внезапно под его рукой треснула сухая ветка. - Черт возьми, Пуделья, ты слышала? - зашептал нервный голос. В зашевелившихся кустах появилась рыбья физиономия с бородой мышиного цвета. Голубые навыкате глаза тупо уставились на обомлевшего Лафайета. Раздался придушенный крик, и лицо исчезло. - Твой муж! - зашептал дрожащий голос. - Разбегайся в разные стороны! Вслед за женским визгом послышался топот убегающих ног. Лафайет облегченно вздохнул, выпрямился и неожиданно увидел на кусте что-то странное. Он подошел ближе. На ветке висела простая серая ряса из грубой шерсти, а рядом лежала черная шелковая подушка, расшитая золотыми и розовыми цветами. - Великий боже! - прошептал Лафайет, чувствуя, как сердце на мгновение перестало биться. - Неужели же... Он нагнулся и стал лихорадочно шарить по траве, почти сразу наткнувшись на неподвижного зверька, пушистого и мягкого. Дрожащими руками О'Лири поднес свою находку к глазам. - ...Рыжий парик! - Лэйф, что случилось? - раздался у него над ухом голос Свайнхильды. - Откуда у тебя?.. - Отсюда. Здесь... лежало. - Ряса священника. И... моя подушечка! Свайнхильда завизжала от радости и, схватив подушку, прижала ее к груди. - Лэйф, ты опять подсматривал! Сознавайся! Решил надо мной подшутить и морочил голову всякими желаниями! - Не хватает еще одного предмета, - пробормотал Лафайет, вновь наклоняясь и шаря по земле. - Нашел! В лунном свете блеснули фальшивый нос с усиками и вставная челюсть. - И мои штанишки, те самые! - в полном восхищении вскричала Свайнхильда, прижимая воздушное одеяние к груди другой рукой. - Ах ты, плут! И не выпуская подушки и штанишек, она обхватила Лафайета за шею и горячо поцеловала в губы. - О, господи, - сказал Лафайет, высвобождаясь из ее объятий. - Ко мне вернулись старые способности! Я не знаю почему, но... - Он закрыл глаза. - За миртовым деревом, - пробормотал он. - Роллс-ройс. С дизельным двигателем. - Выжидающе застыв, О'Лири открыл один глаз, подошел к дереву и осторожно заглянул за ствол. - Странно. Попробуем еще раз. - Позади скамейки. Маузер. Калибр семьсот шестьдесят пять. В черной кожаной кобуре. Заряженный. С запасной обоймой. - Он бросился к скамейке, переворошил все листья, но безуспешно. - Ничего не понимаю. Опять заколодило! - Хватит, Лэйф, пошутил и будет. Пора сматывать удочки. Повезло тебе: парень наверняка оделся как священник, чтобы встретиться со своей куколкой. Еще и лучше, чем солдатская форма. - Могло ли это быть простым совпадением? - бормотал Лафайет, отбирая у Свайнхильда подушку и засовывая ее за пояс рясы. Надев парик, он начал прилаживать фальшивый нос. Девушка захихикала. - Как я выгляжу? - Как обычный монах: того и гляди надуешь кого-нибудь. - Ладно, сойдет. - Конечно, сойдет. Послушай, Лэйф, плюнь ты на герцога. Из тебя получится совсем неплохой монах. Мы подыщем себе домик, повесим занавесочки на окна... - Не говори глупостей, Свайнхильда, - укоризненно произнес Лафайет. - Родольфо - моя единственная надежда. Без его помощи мне никогда отсюда не выбраться. Свайнхильда схватила его за руку. - Лэйф, не ходи во дворец. Если поймают, ты и пикнуть не успеешь, как останешься без головы. Давай жить спокойно, как все. Заведем корову... - Спокойно? Ты думаешь, мне доставляет удовольствие получать по голове, сидеть в тюрьме или прятаться в кустах? - Я... я буду прятаться вместе с тобой, Лэйф. - Спасибо, Свайнхильда, ты девушка хорошая, и я очень благодарен тебе за помощь, но не могу. Меня жена ждет. - Ну и что? Она - там, а я - здесь. - Нет, Свайнхильда. - Он потрепал ее по руке. - Смело иди вперед и не упусти своего счастья. Я уверен, тебя ждет большой успех. А мне надо закончить одно дело, и рассчитывать я могу только на себя. Прощай. - М-может, в-возьмешь с собой? - она протянула ему бутылку вина и остатки колбасы. - Вдруг тебя опять запрячут в кутузку? - Не надо. Надеюсь, в скором времени я отобедаю в более фешенебельной обстановке... По аллее, скрытой кустарником, зацокали копыта. Осторожно пробравшись между деревьями, Лафайет выглянул из-за ствола и увидел приближающийся верховой отряд кирасиров в лимонного цвета кожаных куртках и шлемах с плюмажами, за которыми великолепная пара вороных влекла золоченую карету красного дерева. В открытом окне кареты мелькнула изящная рука в перчатке, бледно-голубой рукав бархатного платья, склоненная голова, лицо в профиль... - Дафна!!! - закричал Лафайет на весь парк. Кучер взмахнул кнутом, и лошади перешли на галоп. Не обращая внимания на боль, Лафайет продрался сквозь колючий кустарник и спустя мгновение бежал рядом с подножкой кареты. Пассажирка уставилась на него широко открытыми от изумления глазами. - Дафна! - вскричал О'Лири, тяжело дыша и хватаясь за дверцу. - Дафна! Остановись! Подожди! Ближайший к нему всадник эскорта проревел какую-то команду, и внезапно Лафайета окружили со всех сторон. Он увернулся от сабельного удара, споткнулся о камень и растянулся на земле, стукнувшись подбородком. С трудом подняв голову, он увидел исчезающую вдали карету и свирепое лицо с угрожающе закрученными усами. - Бросьте негодяя в темницу! - взревел капитан эскорта. - Закуйте его в цепи! Положите его на голые доски! Но не убивайте. Пусть леди Андрагорра увидит, как он корчится в предсмертных судорогах! - Дафна, - пробормотал Лафайет, чувствуя, что сердце его навек разбито. - Даже не оглянулась... 5 Новая камера Лафайета была еще хуже старой. Он стоял в колодках на сыром цементном полу, площадью с ломберный столик. За решеткой работал человек с непомерно длинными руками, одетый с ног до головы во все черное. Весело насвистывая, он помешивал угли в небольшой раскаленной жаровне, над которой висели стальные зажимы, клещи, крюки и набор щипцов самых разнообразных размеров. Справа от жаровни стояла поставленная на попа кровать, а слева - гроб, утыканный длинными ржавыми гвоздями. - Выслушай меня, - в девятый раз повторил Лафайет. - Это недоразумение. Прошу тебя, разреши мне переговорить с герцогом или хотя бы написать ему письмо. Человек в черном посмотрел на О'Лири и широко улыбнулся. - Эх, друг! Побереги нервы! Тебе это все в новинку, а знаешь, сколько вас прошло через мои руки? Расслабься, успокойся и подумай о чем-нибудь приятном. Например, о цветах. Цветы - это хорошо. Представь себе, как они склоняют маленькие головки, забрызганные росой, распускаясь под лучами солнца, и ты почти ничего не почувствуешь. - Тебе виднее, - сказал Лафайет, искоса посмотрев на раскаленную жаровню. - Но я - простой турист, и ни в чем не виновен. Позволь мне хоть на минутку увидеться с герцогом, и обещаю, что замолвлю о тебе словечко... - Ай-ай-ай. Побереги силы, друг. Сам виноват. Зачем ты пошел на дело, не сняв монашеской рясы? Разве не знаешь, что стража с ног сбилась, разыскивая этого соблазнителя, который под носом герцога обделывал свои грязные делишки? Ты совсем с ума сошел, набросившись на Ее светлость перед воротами замка. Заметь, я тебя ни в чем не виню. Она - лакомый кусочек. - И это все, что мне... гм-м... инкриминируют? - А тебе мало? Ее светлостью интересуется сам герцог. И вряд ли ему понравится, что к ней приставал какой-то бродяга. - И мне не отрубят голову на заре? - Голову? Что ты, друг. Тебе назначена обычная процедура: каленое железо. А голову должны были отрубить парню, который превратился в летучую мышь и улетел в трубу. - Жаль, я так не умею, - пробормотал Лафайет и зажмурился. - Я нахожусь на Артезии, - страстно прошептал он. - Прекрасная ночь, светят звезды, и мне надо пройти всего двадцать миль по пустыне... - Заклинания? - с упреком в голосе спросил палач. - Доиграешься, друг, что тебя обвинят в колдовстве. - Бесполезно, - простонал О'Лири. - Опять ничего не получается. Я застрял здесь... застрял навеки... если не удастся договориться с герцогом. Послушай, - сказал он с отчаянием в голосе, - может, ты сам сходишь к Родольфо? Если окажется, что я говорю правду, тебя наверняка повысят в должности. - Но я не хочу другой должности, друг. В нашей профессии лучше меня не сыщешь. Я очень доволен работой. - Тебе нравится быть палачом? Человек в черном поморщился. - Нам, добистам, не к лицу называться таким некрасивым именем, - сказал он расстроенным тоном. - Мы - добывающие истину специалисты - не чета палачам, которые только позорят наше доброе имя. Попади ты в руки какому-нибудь мяснику, я бы тебе не позавидовал. - Ты считаешь, надо закончить университет, чтобы научиться жечь раскаленным железом? - Не упрощай, друг. Вот, например, мне строго-настрого приказано не превышать полномочий и считать тебя "абитуриентом" - есть у нас такой термин - до тех пор, пока не вернется Ее светлость. А так как приедет она не раньше, чем через две-три недели, сам понимаешь, какая тонкая, деликатная работа меня ждет. - Послушай, - с фальшивой веселостью заявил Лафайет. - Почему бы тебе просто не забыть обо мне, пока Ее светлость не вернется? Тогда ты сможешь разрисовать меня красками и сделать парочку рубцов из воска... - Как тебе не стыдно! - сурово перебил его добист. - Будем считать, я ничего не слышал. Позволь я себе такой обман, меня немедленно выгнали бы из гильдии. - Давай договоримся, - предложил Лафайет. - Если ты дашь честное слово никому не говорить, то и я не скажу. - Эх, заманчиво, но... нет. - Добист поворошил угли, поворачивая докрасна раскаленный железный прут. - Ничего не могу сказать, это ты неплохо придумал, но я не имею права нарушать традиций. Дело чести. Он поднял прут, критически осмотрел его, лизнул палец и слегка дотронулся до железа. Послышалось громкое шипение. - В самый раз. Если тебе не трудно, разденься до пояса. Можно начинать. - О, я не тороплюсь, - быстро сказал Лафайет, отступая к задней стене камеры и лихорадочно ощупывая каменную кладку за спиной. "Один-единственный расшатанный камень, - взмолился он. - А за ним - ма-аленький потайной ход..." - Честно говоря, я уже отстал от графика. Что ты скажешь, если мы потихоньку начнем с эпидермы и постепенно перейдем к нервным центрам? А потом сделаем перерыв на ужин. Да, кстати, забыл спросить, тебе нужен паек? Всего полтора доллара за салат с цыпленком и пирожок с вареньем. - Спасибо, не надо. Во-первых, я провожу лечебное голодание, а во-вторых, сижу на диете. Разве я не говорил, что нахожусь под наблюдением врача? И в особенности мне противопоказан шок. Так что... - Если б от меня зависело, я бы накормил тебя бесплатно, по-американски, но... - Что ты знаешь об Америке? - вскричал Лафайет. - Кто не знает Луиджи Американо, рубаху-парня, главного поставщика яиц. Жаль, конечно, что герцог у нас скряга... - Я все слышу, Стонруб, - прогремел вибрирующий баритон. Высокий мускулистый мужчина с одутловатым лицом, зачесанными назад гладкими седыми волосами и в очках в тонкой золотой оправе стоял в дверях у дальней стены. На нем были желтые вельветовые джинсы, кожаные туфли с закругленными носами, кружевная рубашка и короткий, отороченный горностаем плащ. На пальцах сверкали кольца с драгоценными камнями. Лафайет уставился на неге, потеряв дар речи. - Привет, Ваша светлость, - спокойно сказал палач. - Кушайте на здоровье. Сами знаете, я не шепчусь за вашей спиной, режу правду-матку прямо в глаза. - Когда-нибудь ты зайдешь слишком далеко, - буркнул герцог. - Оставь нас. Мне надо поговорить с заключенным. - Ваша светлость! Это нечестно! Мой стержень номер четыре только-только нагрелся до рабочей температуры! - Как ты думаешь, я смогу здесь сидеть, если будет пахнуть горелым? - Гм-мм... верно. Стонруб швырнул прут на жаровню, с сожалением глядя на О'Лири. - Прости, друг. Я не виноват. Седовласый, прищурившись, смотрел на Лафайета в упор, и как только дверь за добистом закрылась, подошел к решетке. - Итак, это все-таки вы, - резко сказал он и умолк, нахмурившись. - В чем дело? Что вы на меня уставились? - Н-н-никодим? - прошептал О'Лири. - Если это пароль, я его не знаю, - сурово ответил герцог. - Вы... не Никодим? Не инспектор Централи? Вы не можете позвонить, чтобы меня быстренько отправили обратно на Артезию? Родольфо возмущенно посмотрел на Лафайета. - Прекратите издеваться надо мной, Ланцелот! Сначала вы врываетесь в мой кабинет и устраиваете скандал, затем удираете из моей самой надежной тюрьмы на глазах моей самой неподкупной стражи. После этого вы, не скрываясь, появляетесь на пристани, прямо-таки напрашиваясь на арест. Затем вы опять удираете и появляетесь в третий раз, приставая к одной леди - не будем называть ее имени - у ворот моего дворца. Очень хорошо, может, я немного упрям, но мне кажется, я вас понял: вы хотите мне что-то сказать. - Да? - слабым голосом произнес Лафайет. - О, да... значит, вы поняли? - Я вас слушаю. - Вы... меня? Герцог нахмурился. - Значит, ты решил меня шантажировать? Ничего у тебя не выйдет. Валяй, исчезай снова, развлекайся! Но не жди, что я приползу на коленях, умоляя сообщить сведения о леди Андрагорре... Последнюю фразу он закончил вопросительным тоном и посмотрел на Лафайета тоскливым взглядом. - Леди Андрагорре? - пробормотал О'Лири. - Сведения?.. Герцог вздохнул. - Хорошо. Допускаю, я вел себя некорректно и готов признать ошибку. Я был неправ, Ланцелот. Хотя вряд ли ты можешь упрекнуть меня, если вспомнишь историю с тухлым яйцом и бутылкой чернил! И тем не менее, я согласен помириться. Я даже извинюсь, хотя это против моих правил. Теперь ты согласен поговорить со мной, как джентльмен с джентльменом? - Э-э-э... давайте мириться, - ответил Лафайет, лихорадочно думая, как бы чего не ляпнуть. - Но камера для пыток - неподходящее место для дружеской беседы. Герцог хмыкнул и, секунду подумав, громко позвал Стонруба. - Проследи, чтобы этого дворянина освободили, помыли, накормили, одели, согласно его положению в обществе, и привели в мои апартаменты через полчаса, - приказал он и, бросив на Лафайета угрожающий взгляд, добавил: - И никаких исчезновений, Ланцелот. - Ну вот, подфартило, - философски заметил Стонруб, глядя в спину герцога, закрывающего за собой дверь. - Жаль, не успел показать тебе несколько славных приемов, но все равно, приятно было познакомиться. До встречи, друг. - Спасибо, - сказал Лафайет. - Послушай, Стонруб, что ты знаешь о леди Андрагорре? - Не больше других. Она - самая богатая и самая красивая леди на всем Меланже, а страсть герцога к ней горит как огонь в Чикаго. - Ты слышал о чикагском пожаре? - Конечно. Пивнушка. Сгорела на прошлой неделе. А что? - Ладно, неважно. Ты говоришь?.. - Увы! Его светлости никогда не удается близко познакомиться с Ее светлостью. - Почему? Стонруб ухмыльнулся и игриво ткнул Лафайета локтем в бок. - Потому что у нее есть другой. Это все знают. - Другой? О'Лири почувствовал, что его сердце подпрыгнуло до горла, ушло в пятки и вернулось на прежнее место. Стонруб понизил голос до шепота: - Герцог Родольфо ничего не знает, но он играет вторую скрипку после одного мошенника по имени Лоренцо Долговязый, или Ланцелот Счастливчик - точно не помню, как его зовут. - Лоренцо Долговязый? - прохрипел О'Лири, морщась от боли и глядя, как добист снимает с него колодки. - Если верить официальному сообщению, миледи отправилась навестить свою тетку-старушку и ее двенадцать кошек, - доверительно сообщил Стонруб. - Но между нами говоря, ходят слухи, что леди Андрагорра уехала в Закличарье и намерена провести медовый месяц в охотничьей избушке. - М-медовый месяц? - Да. Пойдем, друг. Отведу тебя к служанке, а дальше - ее забота. Когда Лафайета, принявшего ванну, прекрасно накормленного и одетого по последней моде, ввели в кабинет, герцог Родольфо сидел в мягком кожаном кресле за небольшим столиком, уставленном бутылками, фужерами и рюмками. - Садись, Ланцелот, - сказал он, явно заставляя себя разговаривать дружеским тоном. - Бокал вина? Сигару? - Благодарю. - Со вздохом облегчения Лафайет опустился в кресло и зевнул, рискуя вывихнуть челюсть. - Прошу прощенья, - извинился он и на всякий случай добавил: - Привык ложиться рано. И кстати, мое имя - Лафайет. - Хорошо пообедал? - Немного мешали девушки, которые вшестером терли мне спину, накладывали пластырь на ссадины и массировали ушибы. Но я ценю твою доброту. - Превосходно. А теперь поговорим без обиняков. Какие у тебя... э-э-э... отношения с леди Андрагоррой? - Отношения с леди Андрагоррой... - повторил Лафайет. - Гм-мм... как тебе сказать... я - ее муж. Лицо герцога окаменело. - Муж?! - голос его рубанул воздух, подобно падающему ножу гильотины. - Троюродный муж, - торопливо поправился Лафайет. - Мы почти незнакомы. - Миледи никогда не была замужем, - чеканя каждое слово, сообщил Родольфо. Он потянулся за бутылкой виски, налил себе на два пальца и опрокинул рюмку одним глотком. - К тому же она разведена. - Очаровательная девушка, - все так же торопливо продолжал Лафайет. - Веселая, жизнерадостная... - Меня не интересуют интимные подробности, - перебил Родольфо и закусил нижнюю губу. - Капитан Пифпаф доложил, что ты пытался заговорить с ней на улице. - Прекрасный человек, капитан Пифпаф, - радостно заявил Лафайет, довольный, что может переменить тему разговора. - И... э-э-э... очень настойчивый. - Хотел бы я знать, чем ты оскорбил несравненную леди? Она тебя просто презирает. - Все началось с хлопушки в постели, - охотно ответил Лафайет, но, увидев черную тучу, затмившую герцогское чело, мгновенно перестроился. - Хлопушка - это кошка, - объяснил он. - Андрагорра вбила себе в голову, что будет с ней спать. А у меня от кошек аллергия, так что сам понимаешь, какие у нас были отношения. - Ты хочешь сказать... что никогда... ни разу... - Вот именно. - Лафайет отер потный лоб рукавом кружевной рубашки и налил себе большую рюмку виски. - Считай, что тебе крупно повезло, Ланцелот, - сурово сказал Родольфо. - В противном случае я вынужден был бы немедленно отрубить тебе голову. - Меня зовут Лафайет. И давай не будем начинать все сначала, - ответил О'Лири, переводя дух после крепкого виски. - Ты хотел поговорить со мной, как джентльмен с джентльменом. Я тебя слушаю. Герцог забарабанил пальцами по столу. - Дело в том, что я испытываю чувство привязанности к данной леди, - признался он. - Естественно, я предложил ей провести вместе отпуск. Не пожелав оправдать оказанного мною доверия, она отказалась, сославшись на то, что еще раньше договорилась навестить престарелую родственницу. - Ну и что? - Возможно, я излишне мнителен, но мне показалось, она разговаривала без должной страсти. - Герцог наполнил свою рюмку. - А может, ты не в ее вкусе, - ответил Лафайет, следуя примеру герцога. - Не в ее вкусе? Что ты имеешь в виду? - Во-первых, ты ей в отцы годишься, - напомнил Лафайет. - Не имеет значения. - Для тебя. А во-вторых, только не обижайся, ты какой-то невеселый. Даф... леди Андрагорра любит порезвиться. - Невеселый? Как я могу веселиться, обремененный государственными делами, измученный бессонницей, изжогой и отсутствием денег? Герцог схватил бутылку за горлышко и наполнил рюмки до краев. - Вот и я говорю. Твоя светлость. Сплошная работа и никаких развлечений делают Родольфо скучным. - Сплошная работа и никаких... клянусь своими поджилками, сэр, неплохо сказано! Они чокнулись. Герцог задумчиво облизнул губы. - Теперь я все понял. Каким идиотом я был! Почему ж не подошел к ней честно, открыто, предложив, например, весело прогуляться по музею или бесшабашно поиграть в карты? - То-то и оно, Родольфо. На сей раз рюмки наполнил Лафайет. - Ты мог бы даже предложить ей прогулку в парке, отдых на пляже и пикник на лужайке. Когда муравьи ползают в картофельном салате, для любви нет преград. Твое здоровье! - Конечно, мой мальчик! Как это мне раньше в голову не пришло? - Наполняя рюмки, Родольфо расплескал виски на скатерть. - Я был дураком! Бесчувственным идиотом! - Не упрекай себя, Руди, - сказал Лафайет, поднимая рюмку. - В конце концов, тебе надо было управлять государством. - Верно. Но теперь я прозрел, и все благодаря тебе, мой мальчик. Я буду кормить ее своими любимыми яствами, мы будем слушать мою любимую музыку, я подарю ей изысканные вина, завалю моими любимыми книгами, духами, закидаю нарядами, которые пойдут ей больше всего... - Руди! Остановись! Не хочешь ли ты немного подумать о вкусах самой леди? - Как может она возражать, когда ей подадут нарубленную куриную печенку в белом вине, а мой оркестр сыграет "Траурный марш" Сеула? - И оденешь ты ее по последней моде? Трудно сказать, Руди. Женщины - странные животные. Никогда не знаешь, что они думают. Напомни мне как-нибудь об одной принцессе, с которой я был обручен... - И я начну сейчас, немедленно! - воскликнул Родольфо и ударил кулаком по столу. - Я... черт возьми, ничего не получится. Она уехала из города и вернется только через две недели. - Недурна была девочка, - сообщил Лафайет. - Но стоило мне на минутку отвернуться... - В конце концов, герцог я или не герцог? И какой смысл быть герцогом, если герцог не может отдать приказ? - Родольфо победоносно посмотрел на Лафайета. - Я прикажу, чтобы ее вернули. Кавалерийский отряд догонит ее за два часа, а я тем временем охлажу мое любимое вино. - Ах, Руди, - запротестовал Лафайет. - Поклонение, а не сила, разве ты забыл? - Это слишком хлопотно. - Неужели ты хочешь иметь забитую рабыню, угрюмо подчиняющуюся всем твоим прихотям, вместо ласковой и воркующей голубки, восхищенной твоими галантностью и умом? - Гм-мм... При такой постановке вопроса рабыня кажется мне куда практичнее. - Ерунда, Руди. Ты ведь не откажешься, если этот лакомый кусочек, этот созревший плод достанется тебе в целости и сохранности? Поэтому не посылай потных солдат, которые притащат ее за волосы, визжащую и царапающуюся, а отряди чрезвычайного посла, который передаст ей твои пожелания с учтивостью, достойной великого герцога. - Лафайет икнул и, опрокинув бутылку над рюмкой, посту