и у развилки. Шаста затаил дыхание. Тут раздался голос: -- Помните мой приказ! Завтра, в Нарнии, каждая капля их крови будет ценней, чем галлон вашей. Я сказал: "завтра". Боги пошлют нам лучшие дни, и мы не оставим живым никого между Кэр-Паравелом и Западной Степью. Но мы еще не в Нарнии. Здесь, в Орландии, в замке Лума, важно одно: действовать побыстрей. Возьмите его за час. Вся добыча -- ваша. Убивайте всех мужчин, даже новорожденных младенцев, а женщин, золото, камни, оружие, вино делите, как хотите. Если кто уклонится от битвы, сожгу живьем. А теперь, во имя великой Таш -- вперед! Звеня оружием, отряд двинулся по другой дороге. Шаста много раз за эти дни повторял слова: "двести лошадей", но до сих пор не понимал, как долго проходит мимо такое войско. Наконец последний звук угас в тумане, и Шаста вздохнул с облегчением. Теперь он знал, какая из дорог ведет в Анвард, но двинуться по ней не мог. "Что же делать?" -- думал он. Тем временем и он, и конь шли по другой дороге. "Ну, куда-нибудь я приеду", -- утешал себя Шаста. И впрямь, куда-то дорога вела; лес становился все гуще, воздух -- все холоднее. Резкий ветер словно бы пытался и не мог развеять тумана. Если бы Шаста бывал в горах, он бы понял, что это значит: они с конем были уже очень высоко. "Какой я несчастный!.. -- думал Шаста. -- Всем хорошо, мне одному плохо. Король и королева Нарнии, да и свита их, бежали из Ташбаана, а я остался. Аравита, Уинни и Игого сидят у отшельника и горя не знают, а меня, конечно, послали сюда. Король Лум и его люди, наверно уже в замке, и успеют закрыть ворота, а я... да что и говорить!.." От голода, от усталости и от жалости к себе он горько заплакал. Но плакал он недолго -- он очень испугался. Кто-то шел за ним. Он не видел ничего, слышал -- дыхание, и ему казалось, что неведомое существо -- очень большое. Он вспомнил, что в этих краях живут великаны. Теперь ему было о чем плакать -- но слезы сразу высохли. Что-то (или кто-то) шло (шел?) так тихо, что Шаста подумал, не померещилось ли ему, и успокоился, но тут услышал очень глубокий вздох и почувствовал на левой щеке горячее дыхание. Если бы конь был получше -- или если бы он знал, как с ним справиться -- он бы пустился вскачь; но он понимал, что это невозможно . Конь шел неспешно, а существо шло почти рядом. Шаста терпел, сколько мог; наконец, он спросил: -- Кто ты такой? -- и услышал негромкий, но очень глубокий голос: -- Тот, кто долго тебя ждал. -- Ты... великан? -- тихо спросил Шаста. -- Можешь звать меня великаном, -- отвечал голос. -- Но я не из тех, о ком ты думаешь. -- Я не вижу тебя, -- сказал Шаста и вдруг страшно испугался. -- А ты... ты не мертвый? Уйди, уйди, пожалуйста! Что я тебе сделал? Нет, почему мне хуже всех? Теплое дыхание коснулось его руки и лица. -- Ну как, живой я? -- спросил голос. -- Расскажи мне свои печали. И Шаста рассказал ему все -- что он не знает своих родителей, что его растил рыбак, что он бежал, что за ним гнались львы, что в Ташбаане случилась беда, что он настрадался от страха среди усыпальниц, а в пустыне выли звери, и было жарко, и хотелось пить, а у самой цели еще один лев погнался за ними и ранил Аравиту. Еще он сказал, что давно ничего не ел. -- Я не назвал бы тебя несчастным, -- сказал голос. -- Что же, по-твоему, приятно встретить столько львов? -- спросил Шаста. -- Лев был только один, -- сказал голос. -- Да нет, в первую ночь их было два, а то и больше, и еще... -- Лев был один, -- сказал голос. -- Только он быстро бежал. -- А ты откуда знаешь? -- удивился Шаста. -- Это я и был, -- отвечал голос. Шаста онемел от удивления, а голос продолжал: -- Это я заставил тебя ехать вместе с Аравитой. Это я согревал и охранял тебя среди усыпальниц. Это я, -- уже львом, а не котом, отогнал от тебя шакалов. Это я придал лошадям новые силы в самом конце пути, чтобы ты успел предупредить короля Лума. Это я, хотя ты того и не помнишь, пригнал своим дыханьем к берегу лодку, в которой лежал умирающий ребенок, -- И Аравиту ранил ты? -- Да, я. -- Зачем же? -- Сын мой, -- сказал голос, -- я говорю о тебе, не о ней. Я рассказываю каждому только его историю. -- Кто ты такой? -- спросил Шаста. -- Я -- это я, -- сказал голос так, что задрожали камни. -- Я -- это я, -- громко и ясно повторил он. -- Я -- это я, -- прошептал он едва слышно, словно слова эти прошелестели в листве. Шаста уже не боялся, что кто-то его съест, и не боялся, что кто-то -- мертвый. Но он боялся -- и радовался. Туман стал серым, потом белым, потом сияющим. Где-то впереди запели птицы. Золотой свет падал сбоку на голову лошади. "Солнце встает", -- подумал Шаста и, поглядев в сторону, увидел огромнейшего льва. Лошадь его не боялась, или не видела, хотя светился именно он, солнце еще не встало. Лев был очень страшный и невыразимо прекрасный. Шаста жил до сих пор так далеко, что ни разу не слышал тархистанских толков о страшном демоне, который ходит по Нарнии в обличье льва. Тем более не слышал он правды об Аслане, великом Отце, Царе царей. Но взглянув на льва, он соскользнул на землю и поклонился ему. Он ничего не сказал и сказать не мог, и знал, что говорить не нужно. Царь царей коснулся носом его лба. Шаста посмотрел на него, глаза их встретились. Тогда прозрачное сиянье воздуха и золотое сиянье льва слились воедино и ослепили Шасту, а когда он прозрел, на зеленом склоне, под синим небом, были только он и конь, да на деревьях пели птицы. 12. Шаста в Нарнии "Снилось мне это или нет?" -- думал Шаста, когда увидел на дороге глубокий след львиной лапы (это была правая лапа, передняя). Ему стало страшно при мысли о том, какой надо обладать силой, чтобы оставить столь огромный и глубокий след. Но тут же он заметил еще более удивительную вещь; след на глазах наполнялся водою, она переливалась через край, и резвый ручеек побежал вниз по склону, петляя по траве. Шаста слез с коня, напился вволю, окунул в ручей лицо и побрызгал водой на голову. Вода была очень холодная и чистая, как стекло. Потом он встал с колен, вытряхивая воду из ушей, убрал со лба мокрые волосы и огляделся. По-видимому, было очень рано. Солнце едва взошло; далеко внизу, справа, зеленел лес. Впереди и слева лежала страна, каких он до сих пор не видел: зеленые долины, редкие деревья, мерцанье серебристой реки. По ту сторону долины виднелись горы, невысокие, но совсем не похожие на те, которые он только что одолел. И тут он внезапно понял, что это за страна. "Вон что! -- подумал он. -- Я перевалил через хребет, отделяющий Орландию от Нарнии. И ночью... Как мне повезло, однако! Нет, причем тут "повезло", это все он! Теперь я в Нарнии". Шаста расседлал коня, который тут же принялся щипать траву. -- Ты очень плохой конь, -- сказал Шаста, но тот и ухом не повел. Он тоже был о Шасте невысокого мнения. "Ах, если бы я ел траву! -- подумал Шаста. -- В Анвард идти нельзя, он осажден. Надо спуститься в долину, может быть кто-нибудь меня накормит". И он побежал вниз по холодной, мокрой траве. Добежав до рощи, он услышал низкий, глуховатый голос: -- Доброе утро, сосед. Шаста огляделся и увидел небольшое существо, которое вылезло из-за деревьев. Нет, оно было небольшим для человека, а для ежа -- просто огромным. -- Доброе утро, -- отвечал он. -- Я не сосед, я нездешний. -- Да? -- сказал еж. -- Да, -- ответил Шаста. -- Вчера я был в Орландии, а еще раньше... -- Орландия -- это далеко, -- сказал еж. -- Я там не бывал. -- Понимаешь, злые тархистанцы хотят взять Анвард, -- сказал Шаста. -- Надо сказать об этом вашему королю. -- Ну, что ты! -- сказал еж. -- Эти тархистанцы очень далеко, на краю света, за песчаным морем. -- Не так они далеко, -- сказал Шаста -- Что-то надо делать. -- Да, делать надо, -- согласился еж. -- Но сейчас я занят, иду спать. Здравствуй, сосед! Слова эти относились к огромному желтоватому кролику, которому еж немедленно рассказал новость. Кролик согласился, что делать что-то надо, и так и пошло: каждые несколько минут то с ветки, то из норы появлялось какое-нибудь существо, пока наконец не собрался отрядец из пяти кроликов, белки, двух галок, козлоногого фавна и мыши, причем все они говорили одновременно, соглашаясь с ежом. В то золотое время, когда, победив Колдунью, Нарнией правил король Питер с братом и двумя сестрами, мелкие лесные твари жили так счастливо, что несколько распустились. Вскоре пришли два существа поразумней: гном по имени Даффл и прекрасный олень с такими тонкими, красивыми ногами, что их, казалось, можно переломить двумя пальцами. -- Клянусь Асланом! -- проревел гном, услышав новость. -- Что же мы стоим и болтаем? Враг в Орландии! Скорее в Кэр-Паравел! Нарния поможет доброму королю Луму. -- Ф-фух! -- сказал еж, -- Король Питер не в Кэр-Паравеле, он на севере, где великаны. Кстати о великанах, я вспомнил... -- Кто же туда побежит? -- перебил его Даффл. -- Я не умею быстро бегать. -- А я умею, -- сказал олень. -- Что передать? Сколько там тархистанцев? -- Двести, -- едва успел ответить Шаста, а олень уже несся стрелой к Кэр-Паравелу. -- Куда он спешит? -- сказал кролик. -- Короля Питера нету... -- Королева Люси в замке, -- ответил гном. -- Человечек, что это с тобой? Ты совсем бледный. Когда ты ел в последний раз? -- Вчера утром, -- сказал Шаста. Гном сразу же обнял его коротенькой рукой. -- Идем, идем, -- сказал он. -- Ах, друзья мои, как стыдно! Идем, сейчас мы тебя накормим. А то стоим, болтаем... Даффл быстро повел путника в самую чащу маленького леса. Шаста не мог пройти и нескольких шагов, ноги дрожали, но тут они вышли на лужайку. Там стоял домик, из трубы шел дым, дверь была открыта. Даффл крикнул: -- Братцы, а у нас гость! В тот же миг Шаста почуял дивный запах, неведомый ему, но ведомый нам с вами -- запах яичницы с ветчиной и жарящихся грибов. -- Смотри, не ушибись, -- предупредил гном, но поздно -Шаста уже стукнулся головой о притолоку. -- Теперь садись к столу. Он низковат, но и стул маленький. Вот так. -- Перед Шастой поставили миску овсянки и кружку сливок. Он еще не доел кашу, а братья Даффла, Роджин и Брикл, уже несли сковороду с яичницей, грибы и дымящийся кофейник. Шаста в жизни не ел и не пил ничего подобного. Он даже не знал, что за ноздреватые прямоугольники лежат в особой корзинке, и почему карлики покрывают их чем-то мягким и желтым (в Тархистане есть только оливковое масло). Домик был совсем другой, чем темная, пропахшая рыбой хижина или роскошный дворец в Ташбаане. Все правилось ему -- и низкий потолок, и деревянная мебель, и часы с кукушкой, и букет полевых цветов, и скатерть в красную клетку, и белые занавески. Одно было плохо: посуда оказалась для него слишком маленькой; но справились и с этим -- и миску его, и чашку наполняли много раз, приговаривая: "Кофейку?", "Грибочков?", "Может, еще яичницы?" Когда пришла пора мыть посуду, они бросили жребий. Роджин остался убирать; Даффл и Брикл вышли из домика, сели на скамейку и с облегчением вздохнув, закурили трубки. Роса уже высохла, солнце припекало. Если бы не ветерок, было бы жарко. -- Чужеземец, -- сказал Даффл, -- смотри, вот наша Нарния. Отсюда видно все до южной границы, и мы этим очень гордимся. По правую руку -- Западные горы. Именно там -- Каменный Стол. За ними... Однако тут он услышал легкий храп -- сытый и усталый Шаста заснул. Добрые гномы стали делать друг другу знаки, и так шептались, кивали и суетились, что он бы проснулся, если бы мог. Однако, к ужину он проснулся, поел и лег на удобную постель, которую соорудили для него на полу из вереска, ибо в их деревянные кроватки он бы не влез. Ему даже сны не снились, а утром лесок огласили звуки труб. Гномы и Шаста выбежали из домика. Трубы затрубили снова -- не грозные, как в Ташбаане, и не веселые, как в Орландии, а чистые, звонкие и смелые. Вскоре зацокали копыта, и из лесу выехал отряд. Первым ехал лорд Перидан на гнедом коне и в руке у него было знамя -- алый лев на зеленом поле. Шаста сразу узнал этого льва. За ним следовали король Эдмунд и светловолосая девушка с очень веселым лицом; на плече у нее был лук, на голове -- шлем, у пояса -- колчан, полный стрел. ("Королева Люси", -- прошептал Даффл). Дальше, на пони, ехал принц Корин, а потом -- и весь отряд, в котором, кроме людей и говорящих коней, были говорящие псы, кентавры, медведи и шестеро великанов. Да, в Нарнии есть и добрые великаны, только их меньше, чем злых. Шаста понял, что они -- не враги, но смотреть на них не решился, тут надо привыкнуть. Поравнявшись с домиком (гномы стали кланяться), король крикнул : -- Друзья, не пора ли нам отдохнуть и подкрепиться? Все шумно спешились, а принц Корин стрелою кинулся к Шасте и обнял его. -- Вот здорово! -- ликовал он. -- Ты здесь! А мы только высадились в Паравеле, сразу подбежал Черво, олень, и все нам рассказал. Как ты думаешь... -- Не представишь ли ты нам своего друга? -- спросил король Эдмунд. -- Вы не помните, ваше величество? -- спросил Корин. -- Это его вы приняли за меня в Ташбаане. -- Как они похожи! -- вскричала королева. -- Чудеса, просто близнецы! -- Ваше величество, -- сказал Шаста, -- я вас не предал, вы не думайте. Что поделаешь, я все слышал. Но никому не сказал! -- Я знаю, что ты нас не предал, друг, -- сказал король Эдмунд, и положил ему руку на голову. -- А вообще-то, не слушай то, что не предназначено для твоих ушей. Постарайся уж! Тут начался звон и шум -- ведь все были в кольчугах -- и Шаста минут на пять потерял из виду и Корина, и Эдмунда, и Люси. Но принц был не из тех, кого можно не заметить, и вскоре раздался громкий голос. -- Ну, что это, клянусь Львом?! -- говорил король. -- С тобой, принц, больше хлопот, чем со всем войском. Шаста пробился через толпу и увидел, что король разгневан, Корин немножко смущен, а незнакомый гном сидит на земле и чуть не плачет. Два фавна помогали ему снять кольчугу. -- Ах, было бы у меня то лекарство! -- говорила королева Люси. -- Король Питер строго-настрого запретил мне брать его в сраженья. А случилось вот что. Когда Корин поговорил с Шастой, его взял за локоть гном Торн. -- В чем дело? -- спросил Корин. -- Ваше высочество, -- сказал гном, отводя его в сторонку. -- Надеюсь, к ночи мы прибудем в замок вашего отца. Возможно, тогда и будет битва. -- Знаю, сказал Корин. -- Вот здорово! -- Это дело вкуса, -- сказал гном, -- но король Эдмунд наказал мне, чтобы я не пускал ваше высочество в битву. Вы можете смотреть, и на том спасибо, в ваши-то годы! -- Какая чепуха! -- вскричал Корин. -- Конечно, я буду сражаться! Королева Люси будет с лучниками, а я... -- Ее величество вольны решать сами, -- сказал Торн, -- но вас его величество поручил мне. Дайте мне слово, что ваш пони не отойдет от моего, или, по приказу короля, нас обоих свяжут. -- Да я им!.. -- вскричал Корин. -- Хотел бы я на это поглядеть, -- сказал Торн. Такой мальчик, как Корин, вынести этого не мог. Корин был выше, Торн -- крепче и старше, и неизвестно, чем кончилась бы драка, но она и не началась -- гном поскользнулся (вот почему не стоит драться на склоне), упал ничком и сильно ушиб ногу -- так сильно, что выбыл из строя недели на две. -- Смотри, принц, что ты натворил! -- сказал король Эдмунд. -- Один из лучших наших воинов выбыл из строя. -- Я его заменю, сир, -- отвечал Корин. -- Ты храбр, -- сказал король, -- но в битве мальчик может нанести урон только своим. Тут короля кто-то позвал, а Корин, очень учтиво попросив прощения у гнома, зашептал Шасте на ухо: -- Скорее, садись на его пони, бери его щит! -- Зачем? -- спросил Шаста. -- Да чтобы сражаться вместе со мной! -- воскликнул Корин. -- Ты что, не хочешь? -- А, да, конечно... -- растерянно сказал Шаста. Корин, тем временем, уже натягивал на него кольчугу (с гнома ее сняли, прежде чем внести его в домик) и говорил: -- Так. Через голову. Теперь меч. Поедем в хвосте, тихо, как мыши. Когда начнется сраженье, всем будет не до нас. 13. Битва Часам к одиннадцати отряд двинулся к западу (горы были от него слева). Корин и Шаста ехали сзади, прямо за великанами. Люси, Эдмунд и Перидан были заняты предстоящей битвой, и хотя Люси спросила: "А где этот дурацкий принц?", Эдмунд ответил: "Впереди его нет, и то спасибо". Шаста тем временем рассказывал принцу, что научился ездить верхом у коня, и не умеет пользоваться уздечкой. Корин показал ему, потом -- описал, как отплывали из Ташбаана. -- Где королева Сьюзен? -- спросил Шаста. -- В Кэр-Паравеле, -- ответил Корин. -- Люси у нас -- не хуже мужчины, ну, не хуже мальчика. А Сьюзен больше похожа на взрослую. Правда, она здорово стреляет из лука. Тропа стала уже, и справа открылась пропасть. Теперь они ехали гуськом, по одному. "А я тут ехал, -- подумал Шаста, и вздрогнул. -- Вот почему лев был по левую руку. Он шел между мной и пропастью". Тропа свернула влево, к югу, по сторонам теперь стоял густой лес. Отряд поднимался все выше, Если бы здесь была поляна, вид открывался бы прекрасный, а так -- иногда над деревьями мелькали скалы, в небе летали орлы. -- Чуют добычу, -- сказал Корин. Шасте это не понравилось. Когда одолели перевал и спустились пониже, и лес стал пореже, перед ними открылась Орландия в голубой дымке, а за нею, вдалеке -- желтая полоска пустыни. Отряд -- который мы можем назвать и войском -- остановился ненадолго, и Шаста только теперь увидел, сколько в нем говорящих зверей, большей частью похожих на огромных кошек. Они расположились слева, великаны -- справа. Шаста обратил внимание, что они все время несли на спине, а сейчас надели огромные сапоги, высокие, до самых колен. Потом они положили на плечи тяжелые дубинки, и вернулись на свое место. В арьергарде были лучники, среди них -- королева Люси. Стоял звон -- все рыцари надевали шлемы, обнажали мечи, поправляли кольчуги, сбросив плащи на землю. Никто не разговаривал. Это было очень торжественно и страшно, и Шаста подумал: "Ну, я влип... ". Издалека донеслись какие-то тяжкие удары. -- Таран, -- сказал принц. -- Таранят ворота. Теперь даже Корин казался серьезным. -- Почему король Эдмунд так тянет? -- проговорил он. -- Поскорей бы уже! И холодно... Шаста кивнул, надеясь, что по нему не видно, как он испуган. И тут пропела труба! Отряд тронулся рысью, и очень скоро показался небольшой замок со множеством башен. Ворота были закрыты, мост поднят. Над стенами, словно белые точки, виднелись лица орландцев. Человек пятьдесят били стену большим бревном. Завидев отряд, они мгновенно вскочили в седла (клеветать не буду, тархистанцы прекрасно обучены). Нарнийцы понеслись вскачь. Все выхватили мечи, все прикрылись щитами, все сжали зубы, все помолились Льву. Два воинства сближались. Шаста себя не помнил от страха: но вдруг подумал: "Если струсишь теперь, будешь трусить всю жизнь". Когда отряды встретились, он перестал понимать что бы то ни было. Все смешалось, стоял страшный грохот. Меч у него очень скоро выбили. Он выпустил из рук уздечку. Увидев, что в него летит копье, он наклонился вбок и соскользнул с коня, и ударился о чей-то доспех, и... Но мы расскажем не о том, что видел он, а о том, что видел в пруду отшельник, рядом с которым стояли лошади и Аравита. Именно в этом пруду он видел, как в зеркале, что творится много южнее Ташбаана, какие корабли входят в Алую Гавань на далеких островах, какие разбойники или звери рыщут в лесах Тельмара. Сегодня он от пруда не отходил, даже не ел, ибо знал, что происходит в Орландии. Аравита и лошади тоже смотрели. Они понимали, что пруд волшебный -- в нем отражались не деревья, и не облака, а странные, туманные картины. Отшельник видел лучше, четче, и рассказывал им. Незадолго до того, как Шаста начал свою первую битву, он сказал так: -- Я вижу орла... двух орлов... трех... над Вершиной Бурь. Самый большой из них -- самый старый из всех здешних орлов. Они чуют битву. А, вот почему люди Рабадаша так трудились весь день!.. Они тащат огромное дерево. Вчерашняя неудача чему-то их да научила. Лучше бы им сделать лестницы, но это долго, а Рабадаш нетерпелив. Какой, однако, глупец!.. Он должен был вчера уйти подобру-поздорову. Не удалась атака -- и все, ведь он мог рассчитывать только на внезапность. Нацелили бревно... Орландцы осыпают их стрелами... Они закрывают головы щитом... Рабадаш что-то кричит. Рядом с ним его приближенные. Вот -- Корадин из Тормунга, вот Азрох, Кламаш, Илгамут, и какой-то тархан с красной бородой... -- Мой хозяин! -- вскричал Игого. -- Клянусь Львом, это Анрадин. -- Тише!.. -- сказала Аравита. -- Таранят ворота. Ну и грохот, я думаю! Таранят... еще... еще... ни одни ворота не выдержат. Кто же это скачет с горы? Спугнули орлов... Сколько воинов! А. вижу, знамя с алым львом! Это Нарния. Вот и король Эдмунд. И королева Люси, и лучники... и коты! -- Коты? -- переспросила Аравита. -- Да, боевые коты. Леопарды, барсы; пантеры. Они сейчас нападут на коней... Так! Тархистанские кони мечутся. Коты вцепились в них. Рабадаш посылает в бой еще сотню всадников. Между отрядами сто ярдов... пятьдесят... Вот король Эдмунд, вот лорд Перидан... И какие-то дети... Как же это король разрешил им сражаться? Десять ярдов... Встретились. Великаны творят чудеса... один упал... В середине ничего не разберешь, слева яснее. Вот опять эти мальчики... Аслане милостивый! Это принц Корин и ваш друг Шаста. Они похожи, как две капли воды. Корин сражается, как истинный рыцарь. Он убил тархистанца. Теперь я вижу и середину... Король и царевич вот-вот встретятся... Нет, их разделили... -- А как там Шаста? -- спросил Аравита. -- О, бедный, глупый, храбрый мальчик! -- воскликнул старец. -- Он ничего не умеет. Он не знает, что делать со щитом. А уж с мечом... Нет, вспомнил! Размахивает во все стороны... чуть не отрубил голову своей лошадке... Ну, меч выбили. Как же его пустили в битву!? Он и пяти минут не продержится. Ах, ты, дурак! Упал. -- Убит? -- спросили все трое сразу. -- Не знаю, -- отвечал отшельник. -- Коты свое дело сделали. Коней у тархистанцев теперь нет -- кто погиб, кто убежал. А коты опять бросаются в бой! Они прыгнули на спину этим, с тараном. Таран лежит на земле... Ах, хорошо! Ворота открываются, сейчас выйдут орландцы. Вот и король Лум! Слева от него -- Дар, справа -- Дарин. За ними Тарн и Зар, и Коль, и брат его Колин. Десять... двадцать... тридцать рыцарей. Тархистанцы кинулись на них. Король Эдмунд бьется на славу. Отрубил Корадину голову... Тархистанцы бросают оружие, бегут в лес... А вот этим бежать некуда -- слева коты, справа великаны, сзади Лум, твой тархан упал... Лум и Азрох бьются врукопашную... Лум побеждает... так, так... победил. Азрох -- на земле. О, Эдмунд упал! Нет, поднялся. Бьется с Рабадашем в воротах замка. Тархистанцы сдаются, Дарин убил Илгамута. Не вижу, что с Рабадашем. Наверное, убит. Кламаш и Эдмунд дерутся, но битва кончилась. Кламаш сдался. Ну, теперь все. Как раз в эту минуту Шаста приподнялся и сел. Он ударился не очень сильно, но лежал тихо, и лошади его не рас-- топтали, ибо они, как это ни странно, ступают осторожно даже в битве. Итак, он приподнялся и, как ни мало он понимал, догадался, что битва кончилась, а победили Орландия и Нарния. Ворота стояли широко открытыми, тархистанцы -- их осталось немного -- явно были пленными, король Эдмунд и король Лум пожимали друг другу руки поверх упавшего тарана. Лорды взволнованно и радостно беседовали о чем-то; и вдруг все засмеялись. Шаста вскочил, хотя рука у него сильно болела, и побежал посмотреть, чему они смеются. Увидел он нечто весьма странное: царевич Рабадаш висел на стене замка, яростно дрыгая ногами. Кольчуга закрывала ему половину лица, и, казалось, что он с трудом надевает тесную рубаху. На самом деле случилось вот что: в самый разгар битвы один из великанов наступил на Рабадаша, но не раздавил его (к чему стремился), а разорвал кольчугу шипами своего сапога. Таким образом, когда Рабадаш встретился с Эдмундом в воротах, на спине в кольчуге у злосчастного царевича была дыра. Эдмунд теснил его к стене, он вспрыгнул на нее, чтобы поразить врага сверху. Рабадашу казалось, что он грозен и велик; казалось это и другим -- но лишь одно мгновение. Он крикнул: "Таш разит метко!", тут же отпрыгнул в сторону, испугавшись летящих в него стрел, и повис на крюке, который за много лет до того вбили в стену, чтобы привязывать лошадей. Теперь он болтался, словно белье, которое вывесили сушиться. -- Вели снять меня, Эдмунд! -- ревел Рабадаш. -- Сразись со мной, как мужчина и король, а если ты слишком труслив, вели меня прикончить! Король Эдмунд шагнул к стене, чтобы снять его, но король Лум встал между ними. -- Разрешите, ваше величество, -- сказал Лум Эдмунду и обратился к Рабадашу. -- Если бы вы, ваше высочество, бросили этот вызов неделю тому назад, ни в Нарнии, ни в Орландии не отказался бы никто, от короля Питера до говорящей мыши. Но вы доказали, что вам неведомы законы чести, и рыцарь не может скрестить с вами меч. Друзья мои, снимите его, свяжите, и унесите в замок. Не буду описывать, как бранился, кричал и даже плакал царевич Рабадаш. Он не боялся пытки, но боялся смеха. До сих пор ни один человек не смеялся над ним. Корин тем временем подтащил к королю Луму упирающегося Шасту и сказал: -- Вот и он, отец. -- А, и ты здесь? -- сказал король принцу Корину. -- Кто тебе разрешил сражаться? Ну, что за сын у меня? -- Но все, в том числе Корин, восприняли эти слова скорее как похвалу, чем как жалобу. -- Не браните его, государь, -- сказал лорд Дарин. -- Он просто похож на вас. Да вы и сами бы огорчились, если бы он... -- Ладно, ладно, -- проворчал Лум, -- на сей раз прощаю. А теперь... И тут, к вящему удивлению Шасты, король Лум склонился к нему, крепко, по-медвежьи обнял, расцеловал, и поставил рядом с Корином. -- Смотрите, друзья мои! -- крикнул он своим рыцарям. -- Кто из вас еще сомневается? Но Шаста и теперь не понимал, почему все так пристально смотрят на них и так радостно кричат: -- Да здравствует наследный принц! 14. О том, как Игого стал умнее Теперь мы должны вернуться к лошадям и Аравите. Отшельник сказал им, что Шаста жив и даже не очень серьезно ранен, ибо он поднялся, а король Лум с необычайной радостью обнял его. Но отшельник только видел, он ничего не слышал, и потому не мог знать, о чем говорили у замка. Наутро лошади и Аравита заспорили о том, что делать дальше. -- Я больше не могу, -- сказала Уинни. -- Я растолстела, как домашняя лошадка, все время ем и не двигаюсь. Идемте в Нарнию. -- Только не сейчас, госпожа моя, -- отвечал Игого. -- Спешить никогда не стоит. -- Самое главное, -- сказала Аравита, -- попросить прощения у Шасты. -- Вот именно! -- обрадовался Игого. -- Я как раз хотел это Сказать. -- Ну, конечно, -- поддержала Уинни. -- А он в Анварде. Это ведь по дороге. Почему бы нам не выйти сейчас? Мы же шли из Тархистана в Нарнию! -- Да... -- медленно проговорила Аравита, думая о том, что же она будет делать в чужой стране. -- Конечно, конечно, -- сказал Игого. -- А все-таки спешить нам некуда, если вы меня понимаете. -- Я не понимаю, -- сказала Уинни. -- Как бы это объяснить? -- замялся конь. -- Когда возвращаешься на родину... в общество... в лучшее общество... надо бы поприличней выглядеть... -- Ах, это из-за хвоста! -- воскликнула Уинни. -- Ты хочешь, чтобы он отрос. Честное слово, ты тщеславен, как та ташбаанская тархина. -- И глуп, -- прибавила Аравита. -- Лев свидетель, это не так! -- вскричал Игого. -- Просто я уважаю и себя, и своих собратьев. -- Скажи, Игого, -- спросила Аравита, -- почему ты часто поминаешь льва? Я думала, ты их не любишь. -- Да, не люблю, -- отвечал Игого. -- Но поминаю я не каких-то львов, а самого Аслана, освободившего Нарнию от злой Колдуньи. Здесь все так клянутся. -- А он лев? -- спросила Аравита. -- Конечно, нет, -- возмутился Игого. -- В Ташбаане говорят, что лев, -- сказала Аравита. -- Но если он не лев, почему ты зовешь его львом? -- Тебе еще этого не понять, -- сказал Игого. -- Да и сам я был жеребенком, когда покинул Нарнию, и не совсем хорошо это понимаю. Говоря так, Игого стоял задом к зеленой стене, а Уинни и Аравита стояли к ней (значит -- и к нему) лицом. Для пущей важности он прикрыл глаза и не заметил, как изменились вдруг и девочка, и лошадь. Они просто окаменели и разинули рот, ибо на стене появился преогромный ослепительно-золотистый лев. Мягко спрыгнув на траву, лев стал приближаться сзади к коню, беззвучно ступая. Уинни и Аравита не могли издать ни звука от ужаса и удивления. -- Несомненно, -- говорил Игого, -- называя его львом, хотят сказать, что он силен, как лев, или жесток, как лев, -- конечно, со своими врагами. Даже в твои годы, Аравита, можно понять, как нелепо считать его настоящим львом. Более того, это непочтительно. Если бы он был львом, он был бы животным, как мы. -- Игого засмеялся. -- У него были бы четыре лапы, и хвост, и усы... Ой-ой-ой-ой! Дело в том, что при слове "усы" один ус Аслана коснулся его уха. Игого отскочил в сторону и обернулся. Примерно с секунду все четверо стояли неподвижно. Потом Уинни робкой рысью подбежала ко льву. -- Дорогая моя дочь, -- сказал Аслан, касаясь носом ее бархатистой морды. -- Я знал, что тебя мне ждать недолго. Радуйся. Он поднял голову и заговорил громче. -- А ты, Игого, -- сказал он, -- ты, бедный и гордый конь, подойди ближе. Потрогай меня. Понюхай. Вот мои лапы, вот хвост, вот усы. Я, как и ты, -- животное. -- Аслан, -- проговорил Игого, -- мне кажется, я глуп. -- Счастлив тот зверь, -- отвечал Аслан, -- который понял это в молодости. И человек тоже. Подойди, дочь моя Аравита. Я втянул когти, не бойся. На сей раз я не поцарапаю тебя. -- На сей раз?.. -- испуганно повторила Аравита. -- Это я тебя ударил, -- сказал Аслан. -- Только меня ты и встречала, больше львов не было. Да, поцарапал тебя я. А знаешь, почему? -- Нет, господин мой, -- сказала она. -- Я нанес тебе ровно столько ран, сколько мачеха твоя нанесла бедной девочке, которую ты напоила сонным зельем. Ты должна была узнать, что испытала твоя раба. -- Скажи мне, пожалуйста... -- начала Аравита и замолкла. -- Говори, дорогая дочь, -- сказал Аслан. -- Ей больше ничего из-за меня не будет? -- Я рассказываю каждому только его историю, -- отвечал лев . Потом он встряхнул головой и заговорил громче. -- Радуйтесь, дети мои, -- сказал он. -- Скоро мы встретимся снова. Но раньше к вам придет другой. Одним прыжком он взлетел на стену и исчез за нею. Как это ни странно, все долго молчали, медленно гуляя по зеленой траве. Примерно через полчаса отшельник позвал лошадей к заднему крыльцу, он хотел их покормить. Они ушли, и тут Аравита услышала звуки труб у ворот. -- Кто там? -- спросила она, и голос возвестил: -- Его королевское высочество принц Кор Орландский. Аравита открыла ворота и посторонилась. Вошли два воина с алебардами и стали справа и слева. Потом вошел герольд, потом трубач. -- Его королевское высочество принц Кор Орландский просит аудиенции у высокородной Аравиты, -- сказал герольд, и они с трубачом отошли в сторону, и склонились в поклоне, и солдаты подняли свои алебарды, и вошел принц. Тогда все, кроме него, вышли обратно, за ворота, и закрыли их. Принц поклонился (довольно неуклюже для столь высокой особы), Аравита склонилась перед ним (очень изящно, хотя и на тархистанский манер), а потом на него посмотрела. Он был мальчик как мальчик, без шляпы и без короны, только очень тонкий золотой обруч охватывал его голову. Сквозь короткую белую тунику не толще носового платка пламенел алый камзол. Левая рука, лежавшая на эфесе шпаги, была перевязана. Только взглянув на него дважды, Аравита вскрикнула: -- Ой, да это Шаста! Шаста сильно покраснел и быстро заговорил: -- Ты не думай, я не хотел перед тобой выставляться!.. У меня нет другой одежды, прежнюю сожгли, а отец сказал... -- Отец? -- переспросила Аравита. -- Король Лум, -- объяснил Шаста. -- Я мог бы и раньше догадаться. Понимаешь, мы с Корином близнецы. Да, я не Шаста, а Кор! -- Очень красивое имя, -- сказала Аравита. -- У нас в Орландии, -- продолжал Кор (теперь мы будем звать его только так), -- близнецов называют Дар и Дарин. Коль и Колин, и тому подобное. -- Шаста... то есть, Кор, -- перебила его Аравита, -- дай мне сказать. Мне очень стыдно, что я тебя обижала. Но я изменилась еще до того, как узнала, что ты принц. Честное слово! Я изменилась, когда ты вернулся, чтобы спасти нас от льва. -- Он не собирался вас убивать, -- сказал Кор. -- Я знаю, -- кивнула Аравита, и оба помолчали, поняв, что и он, и она беседовали с Асланом. Наконец Аравита вспомнила, что у Кора перевязана рука. -- Ах, я и забыла! -- воскликнула она. -- Ты был в бою. Ты ранен? -- Так, царапина, -- сказал Кор с той самой интонацией, с какой говорят вельможи, но тут же фыркнул: -- Да нет, это не рана, это ссадина. -- А все-таки ты сражался, -- сказала Аравита. -- Наверное, это очень интересно. -- Битва совсем не такая, как я думал, -- сказал Кор. -- Ах, Ша... нет, Кор! Расскажи мне, как король узнал, что ты -- это ты. -- Давай присядем, -- сказал Кор. -- Это быстро не расскажешь. Кстати, отец у меня -- лучше некуда. Я бы любил его точно также... почти также, если бы он не был королем. Конечно, меня будут учить и все прочее, но ничего, потерплю. А история моя такая: мы с Корином близнецы. Когда нам исполнилась неделя, нас повезли к старому доброму кентавру -- благословить, или что-то в этом роде. Он был пророк, кентавры часто бывают пророками. Ты их не видела? Ну и дяди! Честно, я их немножко боюсь. Тут ко многому надо привыкнуть... -- Да, -- согласилась Аравита, -- ну, рассказывай, рассказывай! -- Так вот, когда ему нас показали, он взглянул на меня и сказал: "Этот мальчик спасет Орландию от великой опасности". Его услышал один придворный, лорд Бар, который раньше был у отца лордом-канцлером и сделал что-то плохое (не знаю, в чем там дело), и отец его разжаловал. Придворным оставил, а канцлером -- нет. Вообще, он был очень плохой -- потом оказалось, что он за деньги посылал всякие сведения в Ташбаан. Так вот, он услышал, что я спасу страну, и решил меня уничтожить. Он похитил меня -- не знаю, как -- и вышел в море на корабле. Отец погнался за ним, нагнал на седьмой день, и у них был морской бой, с десяти часов утра до самой ночи. Этого Бара убили, но он успел спустить на воду шлюпку, посадив туда одного рыцаря и меня. Лодка эта пропала. На самом деле Аслан пригнал ее к берегу, туда, где жил Аршиш. Хотел бы я знать, как звали того рыцаря! Он меня кормил, а сам умер от голода. -- Аслан сказал бы, что ты должен знать только о себе, -- заметила Аравита. -- Да, я забыл, -- сказал Кор. -- Интересно, -- продолжала она, -- как ты спасешь Орландию. -- Я уже спас, -- застенчиво ответил Кор. Аравита всплеснула руками. -- Ах, конечно! Какая же я глупая! Рабадаш уничтожил бы ее, если бы не ты. Где же ты будешь теперь жить? В Анварде? -- Ой! -- сказал Кор. -- Я чуть не забыл, зачем пришел к тебе. Отец хочет, чтобы ты жила с нами. У нас при дворе (они говорят, что это двор, не знаю уж -- почему). Так вот, у нас нет хозяйки с той поры, как умерла моя мать. Пожалуйста, согласись. Тебе понравится отец... и Корин. Они не такие, как я, они воспитанные... -- Прекрати! -- воскликнула Аравита. -- Конечно, я соглашаюсь. -- Тогда пойдем к лошадям, -- сказал Кор. Подойдя к ним, Кор обнял Игого и Уинни, и все рассказал им, а потом все четверо простились с отшельником, пообещав не забывать его. Дети не сели в седла -- Кор объяснил, что ни в Орландии, ни в Нарнии никто не ездит верхом на говорящей лошади, разве что в бою. Услышав это, бедный конь вспомнил снова, как мало он знает о здешних обычаях и как много ошибок может сделать. Уинни предалась сладостным мечтам, а он становился мрачнее и беспокойней с каждым шагом, -- Ну что ты, -- говорил ему Кор. -- Подумай, каково мне. Меня будут воспитывать, будут учить -- и грамоте, и танцам, и музыке, и геральдике, а ты знай скачи по холмам, сколько хочешь, -- В том-то и дело, -- сказал Игого. -- Скачут ли говорящие лошади? А главное -- катаются ли они по земле? -- Как бы то ни было, я кататься буду, -- сказала Уинни, -- думаю, они и внимания не обратят. -- Замок еще далеко? -- спросил конь у принца. -- За тем холмом, -- отвечал Кор. -- Тогда я покатаюсь, -- сказал Игого, -- хотя бы в последний раз! Катался он минут пять, потом угрюмо сказал: -- Что же, пойдем. Веди нас, Кор Орландский. Но вид у него был такой, словно он везет погребальную колесницу, а не возвращается домой, к свободе, после долгого плена. 15. Рабадаш вислоухий Когда они, наконец, вышли из-под деревьев, то увидели зеленый луг, прикрытый с севера лесистой грядою, и королевский замок, очень старый, сложенный из темно-розового камня. Король уже шел им навстречу по высокой траве. Аравита совсем не так представляла себе королей -- на нем был потертый камзол, ибо он только что обходил своих псов и едва успел вымыть руки. Но поклонился он с такой учтивостью и с таким величием, каких она не видела в Ташбаане. -- Добро пожаловать, маленькая госпожа, -- сказал он. -- Если бы моя дорогая королева была жива, тебе было бы здесь лучше, но мы сделаем для тебя все, что можем. Сын мой Кор рассказал мне о твоих злоключениях и о твоем мужестве. -- Это он был мужественным, государь, -- отвечала Аравита.  Он кинулся на льва, чтобы спасти нас с Уинни. Король просиял. -- Вот как? -- воскликнул он. -- Этого я не слышал. Аравита все рассказала, а Кор, который очень хотел, чтобы отец узнал об этом, совсем не так радовался, как думал прежде. Скорее ему было неловко. Зато отец очень радовался, и много раз пересказывал придворным подвиг своего сына, отчего принц совсем уж смутился. С Игого и Уинни король был учтив, как с Аравитой, и долго с ними беседовал. Лошади отвечали нескладно -- они еще не привыкли говорить со взрослыми людьми. К их облегчению, из замка вышла королева Люси, и король сказал Аравите: -- Дорогая моя, вот наш большой друг, королева Нарнии. Не пойдешь ли ты с нею отдохнуть? Люси поцеловала Аравиту, и они сразу полюбили друг друга, и ушли в замок, беседуя о том, о чем беседуют девочки. Завтрак подали на террасе (то были холодная дичь, пирог, вино и сыр), и, когда все еще ели, король Лум нахмурился и сказал: -- Ох-хо-хо! Нам надо что-то сделать с беднягой Рабадашем. Люси сидела по правую руку от короля, Аравита -- по левую. Во главе стола сидел король Эдмунд, напротив него лорды -- Дарий, Дар, Перидан; Корин и Кор сидели напротив дам и короля Лума. -- Отрубите ему голову, ваше величество, -- сказал Перидан. -- Кто он, как не убийца? -- Спору нет, он негодяй, -- сказал Эдмунд. -- Но и негодяй может исправиться. Я знал такой случай, -- и он задумался. -- Если мы убьем Рабадаша, на нас нападет Тисрок, -- сказал Дарин. -- Ну что ты! -- сказал король Орландии. -- Сила его в том. что у него огромное войско, а огромному войску не перейти пустыню. Я не люблю убивать беззащитных. В бою -- дело другое, но так, хладнокровно... -- Возьмите с него сл