снем. Но четырнадцать детей не могут лежать молча, поэтому сразу не заснул никто. Нанна, старшая дочка тети Йенни, рассказала нам об одном кладе, который какой-то рыцарь давным-давно зарыл поблизости от их дома. Лассе решил тут же идти искать этот клад. Но Нанна сказала, что его никто не может найти, потому что он заколдован. Не знаю, может быть, Лассе все-таки ходил искать клад, я заснула. Домой мы отправились только к концу второго дня. Было уже почти темно. Мы больше ничего не кричали друг другу, потому что очень устали. Я лежала в санях на спине и смотрела на звезды. Их было много-много, и все они были страшно далеко. Я забралась поглубже под меховую полость и шепотом запела, так, чтобы меня не услыхали Лассе и Боссе: Где ты, звездочка, живешь? Что ты ешь и что ты пьешь? Мне очень хочется и в будущем году поехать на праздник к тете Йенни. Прославленный фигурист из Бюллербю проваливается в прорубь Если пересечь загон, где летом пасутся коровы Анны и Бритты, выйдешь прямо к небольшому озеру. Зимой мы там катаемся на коньках. В этом году лед на озере был особенно гладкий. Но мама запретила ходить на озеро, потому что там сделали прорубь, когда рубили лед для нашего погреба. Я сказала маме: - Да ведь ее оградили можжевельником, мы его увидим и не станем подходить близко. И мама нас отпустила. Но на Лассе иногда находит дурь. Особенно, когда ему хочется, чтобы все обратили на него внимание. Так было и на этот раз. Лассе стал кататься у самой проруби. - Смотрите на прославленного фигуриста из Бюллербю! - кричал он, подъезжая к самой проруби и сворачивая в последнюю секунду. - Осторожней, Лассе! - предупредил его Улле. Мы стали ругать Лассе, но это не помогло. Он катался вокруг проруби и выделывал всякие кренделя. Лассе умеет ездить даже задом наперед! - Вот как мчится великий фигурист из Бюллербю! - крикнул он снова. В самом деле Лассе мчался задом наперед, спиной к проруби. На этот раз он не успел свернуть и плюхнулся в воду. Мы, конечно, заорали. И Лассе тоже, даже еще громче, чем мы. Нам было очень страшно, что Лассе утонет. Но потом мы легли на лед цепочкой и ухватили друг друга за ноги. Ближе всех к проруби лежал Боссе, Улле держал его за ноги, а мы держали Улле. Боссе протянул Лассе руку, помог ему выбраться на лед, и мы со всех ног пустились домой. - А если бы ты сейчас был усопленником, как бы ты пришел домой? - спросил Боссе. - Дурак, не усопленником, а утопленником! - огрызнулся Лассе. Но конечно, он был очень благодарен Боссе за то, что Боссе помог ему выбраться из проруби. Иначе он ни за что не подарил бы ему всех своих оловянных солдатиков. Мама ужасно рассердилась на Лассе. Она заставила его лечь в постель и выпить горячего молока. И не разрешила встать до самого вечера. "Пусть полежит и подумает о своих грехах", - сказала мама. Вот после того как Лассе полежал и подумал, он и подарил Боссе своих солдатиков. А вечером, когда мы строили снежные крепости и бросались снежками, Лассе был уже с нами. У нас с Бриттой и Анной была одна крепость, а у мальчишек - другая. Но вообще-то мы не любим играть с мальчишками в снежки. У них снежки слишком твердые, и бросают они их слишком сильно. Они ринулись на нашу крепость, и Лассе орал во все горло: - Смерть или победа! На вас идет Гроза Севера! Бритта крикнула ему в ответ: - Какая еще Гроза? А где же прославленный фигурист, который провалился в прорубь? И Лассе замолчал. Но крепость нашу они захватили, нас взяли в плен и приказали нам весь вечер лепить снежки, иначе нас ждет смерть. - Зачем вам столько снежков? - спросила Анна. - Запас на лето! Сама знаешь, летом снежков не достать, - ответил Лассе. - До лета ты еще сто раз провалишься в прорубь! - сказала Анна. Но вскоре мы с Бриттой и Анной замерзли и побежали в хлев греться. Там было тепло и уютно. Мы стали играть в чижа. Мальчишки тоже пришли в хлев. Коровы смотрели на нас во все глаза. Наверно, они не понимали, зачем люди играют в чижа. По очереди мы ударяли палкой по заостренному концу чурки, стараясь попасть чуркой в круг. Но гораздо чаще чиж попадал в стойла к коровам. Конечно, это не очень умная игра, но играть в нее весело. А потом пришел папа и запретил нам шуметь. Он сказал, что одна корова вот-вот отелится. Эту корову звали Лотта. Мы стали смотреть на Лотту. Когда теленок родился, папа принял его на руки. Это был маленький хорошенький бычок. Счастливая Лотта начала его облизывать. Папа попросил нас придумать теленку имя. - Гроза Севера! - тут же предложил Лассе, который признавал только старинные имена. Я сказала, что глупо давать такое имя хорошенькому теленочку. - А может, он вырастет в злющего быка! - сказал Лассе. Улле предложил назвать нашего теленка Петером, и папа согласился, что такое имя теленку подходит гораздо больше. - Тогда пусть его зовут Северный Петер, - попросил Лассе. А потом было уже пора ложиться спать. Когда мы с Лассе и Боссе поднялись на чердак и я собиралась уйти в свою комнату, Лассе сказал: - А мне все-таки здорово повезло, что я не утонул! - Смотри не провались еще раз! - сказал Боссе. Как Бритта была учительницей и как мы обманули настоящую учительницу первого апреля Каникулы кончились, и мы снова пошли в школу. Вернее, не пошли, а поехали. На финских санках. У нас трое финских санок. Иногда мы составляем их вместе, и у нас получаются одни длинные санки с тремя сиденьями. В школе было очень весело. Все переменки мы обменивались глянцевыми картинками. Конечно, только девочки, а не мальчишки. Мальчишки на переменах только и делают, что бросаются снежками. Это зимой. А весной они играют в чижа. Когда им нечем заняться, они дерутся. И шумят на уроках. Шумят они в любое время года. Учительница говорит, что у них руки так и чешутся, чтобы напроказить. У нашего Лассе они наверняка чешутся сильнее, чем у всех. Однажды он знаете что проделал! Боссе подарил ему резинового поросенка, которого можно было надувать. Когда из поросенка выходил воздух, поросенок громко пищал. Лассе принес поросенка в школу. Мы с Лассе учимся в разных классах, но сидят все классы в одном помещении, потому что в школе всего двадцать три ученика и всего одно помещение. И учительница тоже только одна. У нашего класса было чтение. Это мой любимый предмет. Мы читали про короля Густава Васу. Подошла моя очередь читать. - "Тогда король разразился слезами", - прочла я, и тут же раздался громкий печальный писк. Как будто заплакал сам Густав Васа. Это в парте у Лассе пищал поросенок. Дети засмеялись. Сперва нам показалось, что учительница тоже засмеется, но она не засмеялась, а поставила Лассе в угол. Вместе с поросенком. Но не только Лассе шалит на уроках. Все мальчишки шалят. Однажды нашей учительнице нужно было уйти на совещание. Она велела нам самостоятельно считать и рисовать. А Бритту попросила сесть за ее стол и быть за учительницу. Это потому, что Бритта учится лучше всех. Не успела учительница выйти за дверь, как мальчишки начали шуметь. - Эй, учительница! Учительница! - кричали они Бритте и тянули вверх руки. - Чего вам? - спросила Бритта. - Нам нужно выйти! - закричали они хором. А Стиг поднял руку и спросил: - Скажите, пожалуйста, сколько котлет получается из одной коровы? А Боссе спросил: - Вы, наверно, слышали, что в нынешнем году будет урожай на картошку? - Да, слышала, - ответила Бритта. - Какой у вас тонкий слух! - сказал Боссе. Потом поднял руку Лассе и спросил, можно ли показать "учительнице" свой рисунок. Он подошел к столу и показал лист бумаги, весь закрашенный черной краской. - Это что такое? - спросила Бритта. - А это пять негров в темной комнате, - ответил Лассе. Бритте ни капельки не понравилось быть учительницей. Она очень обрадовалась, когда урок кончился. И учительнице она честно сказала, что мальчишки ее не слушались. Учительница выбранила мальчишек и оставила их на час после уроков решать примеры. А на перемене Стиг обозвал Бритту ябедой и стукнул портфелем. Нет, быть учительницей очень трудно. В тот день мы плелись домой еле-еле, чтобы Лассе, Боссе и Улле успели догнать нас. Ведь если бы они пришли на целый час позже, чем мы, наши мамы сразу догадались бы, в чем дело, и наказали бы их еще раз. А мы решили, что они уже достаточно наказаны. Но однажды мы провинились целым классом. Это было первого апреля. Мы обманули нашу учительницу. Конечно, так делать не следует, но первого апреля за это никого не наказывают. Обычно занятия у нас начинаются в восемь часов. А мы договорились, что первого апреля придем в школу в шесть. После уроков Лассе прокрался в класс и перевел стрелки классных часов на два часа вперед. Первого апреля мы нарочно громко топали и шумели в сенях, чтобы разбудить учительницу. Лассе побежал к ней наверх и постучал в дверь. Учительница спросила сонным голосом: - Кто там? - Это Лассе! - ответил он. - А у нас будут сегодня занятия? - Ой, дети, ведь я проспала! - воскликнула учительница. - Подождите минутку, я сейчас приду! У учительницы наверху есть другие часы, но она так спешила, что даже не взглянула на них. Учительница впустила нас в класс, когда часы на стене показывали двадцать минут девятого. - Ничего не понимаю, - сказал она. - Должно быть, мой будильник испортился. Мы с трудом удерживались от смеха. Первый урок у нас был арифметика. В конце урока наверху у учительницы зазвенел будильник. Ведь по-настоящему было только семь часов, хотя часы в классе показывали девять. - Что это? - удивилась учительница. Мы закричали: Первого апреля Никому не верю! - Ах, дети, дети! - сказала учительница и покачала головой. Но так обманывать учителей можно только первого апреля! Когда кончились все уроки, какие были у нас по расписанию, мы, конечно, собрались домой. Но учительница сказала: Первого апреля Расписанию не верю! И оставила нас еще на один урок. Но это было не очень строгое наказание, потому что весь урок она читала нам разные смешные рассказы. По дороге домой Улле спросил у Лассе: - Где это ты так штаны разорвал? Смотри, какая дыра! Лассе чуть не свернул себе шею, чтобы увидеть эту дыру, а Улле закричал: Первого апреля Никому не верю! Улле страшно обрадовался, что ему удалось обмануть самого Лассе. Потом мы встретили злого сапожника, и Улле захотелось обмануть и его. - Господин сапожник, смотрите, там под кустом сидит лиса! - закричал он. Но сапожник даже не взглянул в ту сторону. - Не вижу никого, кроме шести сопляков! - сказал он. Тут уж захохотал Лассе. А дома, после того как мы сделали уроки, Лассе побежал к Улле и сказал: - Давай скорей! К Бритте и Анне пришел старьевщик. Он покупает камни. - Какие камни? - спросил Улле, он совсем забыл про первое апреля. - Обыкновенные, какие всюду валяются, - ответил Лассе. Улле бросился собирать булыжники. Он собрал их столько, что с трудом дотащил. На кухне у Бритты и Анны в самом деле сидел старьевщик, но скупал он только пустые бутылки и тряпье. - Дяденька, вот я вам камней притащил, - сказал запыхавшийся Улле и показал на свой мешок. - Каких еще камней? - удивился старьеевщик. - Обыкновенных, - ответил Улле. - Булыжников. Я их у нас в саду набрал. - Ах вот оно что! - сказал старьевщик. - Ну, дружок, на этот раз ты дал маху. Тогда Улле вспомнил про первое апреля. Он покраснел как рак, схватил свой мешок и потащил его прочь. А Лассе стоял за изгородью и орал во всю глотку: Первого апреля Никому не верю! Яичный пир Наступила пасха. Папа с мамой были приглашены в гости в Большую деревню, а нам разрешили устроить яичный пир и пригласить на него Бритту, Анну и Улле. Ведь у мамы куриная ферма, так что яиц у нас достаточно. Правда, Боссе считает, что почти все яйца несет его Альбертина, но он ошибается. - Тебе, наверно, кажется, что твоя Альбертина строчит яйцами, как пулемеет? - спросил у него Лассе. Пировать мы собирались на кухне. По случаю праздника стол был накрыт синей скатертью, а мама разрешила нам взять красивые желтые тарелки. В вазе стояли березовые ветки. И все яйца были выкрашены в красный, желтый и зеленый цвет, потому что крашеные яйца гораздо вкуснее некрашеных. Мы даже написали на яйцах стихи. Например: Это яйцо предназначено Анне. Съешь его вместо оладий в сметане. Придумал это стихотворение, конечно, Лассе, но Боссе оно не понравилось. - При чем тут оладьи в сметане? - сказал он. - Нас и не собирались ими кормить. - А откуда ты знаешь, вместо чего мы будем есть эти яйца? - возразил Лассе. - Но если хочешь, давай напишем иначе: Это яйцо предназначено Анне Съешь его вместо котлеты в сметане. Боссе и это стихотворение не понравилось. Но больше мы ничего придумать не успели. Пришли Анна, Бритта и Улле, и мы сели пировать. Нам было очень весело. Мы соревновались, кто съест больше яиц. Я смогла съесть только три яйца, а вот Улле съел шесть. - Альбертина - незаменимая курица, чтобы мы без нее делали? - сказал Боссе после пира. Дома никого не было. Агда ушла куда-то с Оскаром. Мы погасили свет и стали в темноте играть в прятки. Сперва мы посчитались - эппель-пеппель-пирум-парум, - и водить выпало Боссе. Я спряталась очень хорошо: в гостиной на подоконнике за занавеской. Боссе несколько раз прошел мимо и ничего не заметил. Но оказалось, что Бритта спряталась еще лучше. У нас в сенях стоят папины резиновые сапоги и над ними висит плащ, который папа надевает по утрам, когда возит молоко в Большую деревню. Бритта влезла в эти сапоги и прикрылась плащом. Боссе долго-долго не мог ее найти. В конце концов мы даже зажгли свет и стали искать ее все вместе. Мы кричали: "Бритта, выходи!", но она молчала и не выходила. А заглянуть за плащ никому и в голову не пришло, он висел, как обычно. - Наверно, она умерла и уже никогда не ответит, - сказал Улле. Но тут из плаща раздался смех, и перед нами появилась живая Бритта в папиных сапогах. Бритта предложила нам играть в "Кота в сапогах", ей, конечно, хотелось быть котом, но Анна сказала, что лучше пойти к дедушке и угостить его гоголем-моголем. Мы взяли стаканы, яйца и сахарный песок и побежали к дедушке. Он, как всегда, сидел в качалке перед печкой и очень нам обрадовался. Мы уселись на полу и стали взбивать гоголь-моголь. Как мы с Анной ходили за покупками Лавка, где мы покупаем сахар, кофе и вообще все, что нужно, находится в Большой деревне, рядом со школой. Мама часто просит меня зайти в лавку после уроков. Но однажды она попросила меня сходить за покупками во время весенних каникул. День был солнечный, и я была не прочь прогуляться в Большую деревню. Я спросила у мамы: - А что нужно купить? Мама хотела составить список, но мы не нашли карандаша, и я сказала: - Подумаешь, я могу и так все запомнить! И мама начала перечислять, что я должна купить: палочку дрожжей, кусок самой лучшей телячьей колбасы, пакетик имбиря, банку анчоусов, сто граммов сладкого миндаля и бутылку уксуса. - Дрожжи, колбаса, имбирь, анчоусы, миндаль и уксус - все, я запомнила! - сказала я маме. В это время к нам прибежала Анна и спросила, не пойду ли я вместе с ней в лавку. - Ха-ха-ха! А я как раз собиралась позвать тебя! - сказала я. На Анне была новая красная шапка с кисточкой, а в руке - корзинка. Я тоже надела новую зеленую шапку с кисточкой и взяла в руки корзинку. Анна должна была купить кусок мыла, пачку хрустящих хлебцев, полкилограмма кофе, килограмм рафинада, два метра резины для продержки и кусок самой лучшей телячьей колбасы, так же, как я. Списка у Анны тоже не было. Перед уходом мы поднялись к дедушке узнать, не нужно ли и ему чего-нибудь в лавке. Дедушка попросил нас купить ему леденцов и баночку камфарной мази. Когда мы вышли за калитку, на крыльцо выбежала тетя Лизи, мама Улле. - Вы в лавку? - крикнула она нам. - Да! - ответили мы. - Мне тоже кое-что надо, - сказал она. - Пожалуйста, мы все купим! - сказали мы. Тетя Лизи попросила купить ей катушку белых ниток No 40 и ванильного сахара. - И еще что-то мне было нужно, только никак не вспомню, - сказала она, наморщив лоб. - Наверно, кусок самой лучшей телячьей колбасы, - сказала я. - Верно! - обрадовалась тетя Лизи. - А как ты догадалась? И мы с Анной отправились в лавку. Все-таки мы боялись чего-нибудь забыть и потому по нескольку раз перечислили друг другу все, что нас просили купить. Мы шли, взявшись за руки, и размахивали корзинками. Сверкало солнце, сладко, по-весеннему, пахли деревья. "И телячьей колбасы, самой, самой лучшей!" - пели мы во все горло. Так у нас получилась песня про колбасу. Мы пели ее на разные лады, даже на мотив марша. А под конец мы придумали такую печальную мелодию, что чуть сами не заплакали. - Какая грустная колбаса! - сказала Анна. - Хорошо, что мы уже пришли. В лавке было очень много народу, и нам пришлось бы долго стоять в очереди, если б нас не выручил дядя Эмиль, наш лавочник. Ведь взрослые считают, что детям спешить некуда, и норовят пролезть вперед. Но дядя Эмиль нас хорошо знает, и ему было интересно, как поживают все обитатели Бюллербю, сколько яиц мы съели на пасху и скоро ли мы с Анной выйдем замуж. - Еще не скоро, - сказали мы. - А что уважаемые барышни желают купить? Он всегда шутит с нами и очень нам нравится. У него маленькие рыжие усики и карандаш за ухом. И он всегда угощает нас леденцами из большой банки. Сперва Анна перечисляла все, что просили купить ее мама и дедушка, а дядя Эмиль складывал покупки в корзину. Потом настал мой черед, и я сказала дяде Эмилю все, что было нужно моей маме и тете Лизи. Нам казалось, что мы ничего не забыли. На прощание дядя Эмиль угостил нас кислыми леденцами, и мы зашагали домой. Когда мы дошли до развилки, где дорога сворачивает на Бюллербю, я спросили: - Ты не помнишь, я купила дрожжи или нет? Но Анна не помнила, купила ли я дрожжи, и мы стали ощупывать все пакеты в моей корзине. Дрожжей там не оказалось. Пришлось вернуться в лавку. Дядя Эмиль засмеялся, отпустил мне дрожжи и снова угостил нас кислыми леденцами. И мы ушли. Когда мы подошли к развилке, Анна воскликнула: - А камфарная мазь для дедушки! Мы опять вернулись в лавку. Дядя Эмиль посмеялся над нами, дал нам камфарную мазь и снова угостил нас кислыми леденцами. Когда мы в третий раз подошли к развилке, у Анны вдруг сделалось такое лицо, что мне стало ее жалко. - Лизи, - прошептала она, - а рафинад? Мы перещупали все пакеты в наших корзинах, но рафинада там не было. Дядя Эмиль чуть не упал за прилавок, когда увидел нас. Он дал нам рафинаду и кислых леденцов. - До свидания, - сказала Анна. - Больше мы уже не придем! Когда вдали показалась развилка, я сказала Анне: - Давай пробежим мимо этого места, иначе мы опять что-нибудь вспомним. И мы пробежали мимо развилки. - Это ты хорошо придумала, - сказала Анна. Наконец-то мы были уже недалеко от дома. Мы шли, взявшись за руки, и размахивали корзинами. Но не очень сильно, чтобы ничего не потерять. Сверкало солнце. В лесу пахло по-весеннему сладко. - Давай споем про колбасу, - предложила Анна. Нам так нравилась эта песня, что Анна решила обязательно спеть ее в школе. Мы распевали во все горло, поднимаясь к Бюллербю: "И телячьей колбасы, самой, самой вкусной!" Вдруг Анна остановилась. - Лизи! - с ужасом закричала она. - Мы забыли купить колбасу! Мы опустились на обочину и долго-долго молчали. Наконец Анна сказала: - Не понимаю, зачем люди придумали колбасу? Неужели нельзя есть вместо колбасы картошку? - Зря мы пробежали мимо развилки, - вздохнула я. Пришлось нам повернуть обратно. Больше мы не пели. Мы шли, и шли, и шли. Анна сказала, что песня про колбасу, пожалуй, не подходит для школы. - Да, - согласилась я, - глупая песня. Она вообще никуда не годится. Когда дядя Эмиль увидел нас, он схватился за голову и побежал за новой банкой леденцов. Но мы от них отказались, мы больше даже смотреть на них не могли. - Три куска самой лучшей телячьей колбасы, - сказала я. - Даже за самой лучшей телячьей колбасой не стоит столько ходить, - проворчала Анна. И мы поплелись домой. На развилке Анна оглянулась и сказала: - А вон едет мельник Юхан на своей Буланке. Мельница Юхана находится еще дальше, за Бюллербю. - Пожалуйста, подвезите нас! - попросили мы Юхана, когда он поравнялся с нами. - Садитесь, - сказал Юхан. Мы забрались в телегу позади Юхана и он довез нас до самого дома. Я стала напевать песню про колбасу, но Анна сказала: - Если ты сейчас же не замолчишь, я столкну тебя с телеги! Когда я пришла домой, мама спросила: - Почему вы ходили так долго? - Столько колбасы быстро не купишь, - ответила я. Мама выложила покупки на стол и похвалила меня: - Вот молодчина, ничего не забыла! В гостях у водяного Проселочная дорога доходит только до Бюллербю. А дальше, к мельнице Юхана, ведет узкая лесная дорожка. Сам Юхан - маленький смешной старичок. Он живет совершенно один в старом домишке, затерянном в глухом лесу. Рядом с домом стоит мельница. Она стоит на Ивовом ручье. Этот ручей нисколько не похож на наш. Наш - тихий и спокойный, а Ивовый - бурный и стремительный. Иначе на нем не поставили бы мельницу. Большое мельничное колесо не стало бы вертеться, если бы Ивовый ручей не обрушивался на него с такой силой. Мало народу мелет зерно у Юхана, только мы, из Бюллербю, да еще кое-кто из-за леса. На мельнице всегда пустынно. Юхан - странный человек, он не любит взрослых, он любит только детей. С нами он всегда разговаривает, а со взрослыми молчит и лишь односложно отвечает на вопросы. Однажды весной папа сказал, чтобы Лассе съездил на мельницу и смолол там два мешка ржи. - Вот хорошо, - сказали мы, - мы все поедем с Лассе. У нас есть старая вороная кобыла, ее зовут Шведка. Она уже очень давно живет у папы. Папа зовет ее Свахой. Потому что на ней он ездил свататься к маме. Папа не боится, когда мы ездим на Шведке. Он говорит, что она умнее всех детей из Бюллербю, взятых вместе. Два мешка ржи да шестеро детей - груз не маленький. Шведка повернула голову и с укором посмотрела на нас. Но Лассе щелкнул вожжами и сказал: - Ну, ну, Шведка, пошла! Нечего дурить! И наша телега покатилась по лесной дороге. Эта дорога такая неровная и каменистая, что мы все время падали друг на друга, когда колесо наезжало на камень или проваливалось в рытвину. Но мы только смеялись. Шум Ивового ручья разносится по всему лесу. Его слышно издалека, когда самой мельницы еще не видно. На мельнице очень красиво. И таинственно. И немного страшно. А если стоишь возле мельничного колеса, приходится кричать, иначе не слышно. Юхан ужасно обрадовался нашему приезду и повел нас на мельницу. Он все время посмеивался, и вид у него был хитрый-прехитрый. Мы отдали ему наши мешки, осмотрели мельницу, а потом уселись на траву и стали беседовать с Юханом. Наверно, он уже давно ни с кем не беседовал, потому что говорил больше, чем обычно. Он рассказал нам, что у него на мельнице живет гном, который очень любит проказничать. Схватится, например, за жернов, и тот перестает крутиться. Или высыплет на пол мешок муки. Однажды, когда Юхан пришел на мельницу слишком рано, гном рассердился и ударил его. Юхан даже опомниться не успел, как у него перед глазами что-то сверкнуло и гном исчез. Но вообще-то гном добрый. Когда у него хорошее настроение, он по вечерам подметает на мельнице пол и все прибирает. Чудное место эта мельница. На поляне перед домиком Юхана, например, часто танцуют эльфы. Юхан сидит у окна и из-за занавески смотрит на них. Если эльфы замечают Юхана, они сразу же прячутся. А однажды Юхан видел лесовичку. Она стояла за сосной, высунув нос, и хохотала на весь лес. Счастливый Юхан, он всегда видит что-нибудь интересное! - А знаете, кто здесь был сегодня ночью? - спросил он таинственным шепотом. Конечно, мы этого не знали, и Юхан сказал, что ночью на мельницу приходил водяной. Анна стиснула мою руку, а я - ее. Водяной сидел на камне возле плотины и играл на скрипке так трогательно, что Юхан даже прослезился. Юхан и камень нам показал, на котором сидел водяной. Но днем там водяного, конечно, не было. - Он приходит только по ночам, - сказал Юхан. - Каждую ночь? - спросил Боссе. - Да, весной он любит по ночам сидеть здесь на камне и играть на скрипке, - ответил Юхан. Шведке не терпелось вернуться домой, это было ясно по ее виду. Все стали прощаться с Юханом, а мы с Анной еще раз сбегали к камню, на котором сидел водяной. Одна дорога ведет от мельницы в Бюллербю, а другая в деревню, которая лежит за лесом. Лассе захотелось съездить и посмотреть эту деревню. Он взмахнул вожжами, но Шведка даже ухом не повела. Она стояла как вкопанная. Только повернула голову и взглянула на Лассе, будто хотела удостовериться, в своеем ли он уме. И пришлось нам ехать домой в Бюллербю. Тут уж Шведка весело бежала всю дорогу. Неожиданно Лассе сказал: - А я сегодня ночью пойду смотреть водяного. Кто со мной? Сперва мы решили, что он шутит, но он говорил серьезно. Тогда Боссе и Улле сказали, что они тоже пойдут с ним. - А девчонки могут не ходить, если не хотят, - сказал Лассе. - Кто это тебе сказал, что мы не хотим? - спросила Бритта. - Очень даже хотим, - сказала Анна. - Пожалуйста, я не против, - разрешил Лассе. - Надо же и вам взглянуть на водяного, не больно-то много вы их видели. - Столько же, сколько ты! - отрезала Бритта. Лассе ей не ответил, но напустил на себя такой таинственный вид, будто он видел тысячу водяных. Мы тут же обо всем договорились. Лассе сказал, что мы должны выйти из дому в полночь. Он считал, что разрешения лучше не спрашивать, он сам нас разбудит, у него есть будильник. Ночью я проснулась оттого, что Лассе стоял у моей постели и дергал меня за волосы. Я мигом вскочила. Как разбудить Анну и Бритту, Лассе придумал еще вечером. Он привязал к веревке камень и положил его к ним в комнату, а веревку протянул в мое окно. Теперь он подергал за веревку, камень запрыгал по полу, и девочки проснулись. Ну, а разбудить Улле было нетрудно: Боссе перелез по липе к нему в комнату и растолкал его. До сих пор не понимаю, как нам удалось незамеченными выбраться из дому. Я очень боялась, что папа с мамой проснутся от скрипа лестницы. Но они не проснулись. Вы были когда-нибудь ночью в лесу? Знаете, как там страшно! Я бы ни за что не осмелилась пойти одна ночью в лес! Всю дорогу я крепко держала за руки Бритту и Анну. А когда мы услыхали шум Ивового ручья, мне захотелось убежать домой. К тому же Лассе сказал: - Только к камню мы поползем поодиночке! - Как поодиночке? - испугалась я. - Нет уж, спасибочки! Одна я туда не пойду, не нужен мне твой водяной. - Вот дура! - возмутился Лассе. - Ты думаешь, к водяному можно явиться всем вместе, как на школьной экскурсии, и сказать, что мы всю жизнь мечтали его увидеть? Вы как хотите, а я иду один! Улле и Боссе решили, что они пойдут вдвоем. А мы с Бриттой и Анной - втроем. - Я поползу первый, - сказал Лассе. - Если водяного там нет, я вам крикну. Считайте до ста. А если не крикну, ползите за мной. Значит, водяной на месте. И он уполз. Мы лежали во мху и считали. Мне очень хотелось, чтобы водяного там не было, и чем ближе счет подходил к ста, тем громче стучало у меня сердце. Лассе не крикнул. - Водяной на месте, ползем! - прошептал Боссе, и они с Улле поползли к камню по одной тропинке, а мы - по другой. - Девочки, я сейчас умру! - прошептала Анна. Нам с Бриттой было тоже очень страшно. Вот наконец и мельница. И плотина. И камень рядом с плотиной. И водяной на камне! Водяной был голый и на чем-то играл. Но из-за шума воды мы почти не слышали, как он играет. Виден он был тоже плохо. Но что это водяной, не было никакого сомнения. - Ой! - прошептала Анна. - Давайте послушаем, - прошептала Бритта. - Это не скрипка, - прошептала я. - А песня знакомая. - Правда, мы ее в школе разучивали! - воскликнула Бритта. - Интересно, откуда водяной знает эту песню? - удивилась я. Но тут не было ничего удивительного, потому что это был не водяной, а наш Лассе. Это он, голый, сидел на камне и играл на губной гармошке. - Ну вот, теперь вы уже не сможете говорить, что никогда в жизни не видели водяного, - сказал он. А Боссе сказал, что, когда вырастет, он поколотит Лассе. Черстин - сестренка Улле Когда Лассе и Боссе чересчур меня донимают, мне начинает казаться, что без братьев гораздо спокойнее. Никто тебя не дразнит, если ты играешь в куклы. Не дерется. И не говорит, что опять твоя очередь вытирать посуду. Однажды Лассе сказал маме, что девчонки вообще никому не нужны. Ему бы хотелось, чтобы вместо меня у них с Боссе было девять братьев. Тогда бы их хватило как раз на футбольную команду. Но мама ответила ему: - А я очень рада, что у меня хоть одна дочка. Одиннадцать сыновей, избави боже! Хватит с меня и двоих. Наверно, Лассе понял, что сказал глупость. Но иногда иметь братьев очень приятно. С кем бы мы по вечерам кидались подушками и рассказывали страшные истории? И кто бы заступался за меня в школе? Как-то раз, например, я нечаянно толкнула одного мальчишку, и он меня стукнул. А Боссе стукнул его и сказал: - Попробуй еще раз ее тронуть! - А чего она сама толкается! - сразу заныл мальчишка. - Она тебя не видела, у нее на затылке глаз нет! - сказал Боссе. Нет, иметь братьев не так уж плохо. Хотя сестры гораздо лучше, это каждому ясно. А вот Улле говорит, что неважно, брат у тебя или сестра, важно, чтобы ты был не один. И по-моему, он прав. Он очень сердился на своих родителей и всегда говорил им: - Не понимаю, почему у всех много детей, а у вас только один ребенок? И вот наконец у Улле появилась сестренка. Он ужасно обрадовался, прибежал к нам и потащил нас смотреть его сестру. Мы, конечно, пошли. - Вот она! - сказал Улле с таким видом, будто показывал нам чудо. - Правда, хорошенькая. Но она не была хорошенькой. Она была красная и сморщенная. Мне она показалась даже страшной. Только ручки у нее были хорошенькие. Но больше всех при виде ее был поражен Лассе. Он вытаращил глаза и раскрыл рот. Но промолчал. - Да, она очень хорошенькая, - ответила за всех Бритта, и мы ушли. А дома Лассе сказал: - Бедный Улле! У него не сестра, а страшилище! Наша Лизи тоже не красотка, но она хоть на человека похожа. Улле будет стесняться такой сестры, когда она пойдет в школу. Больше мы не ходили смотреть сестру Улле, но он каждый день говорил нам, какая она хорошенькая, и каждый раз Лассе многозначительно поджимал губы. Мы не видели ее до тех пор, пока нас всех не пригласили на крестины. - Бедняжка! - сказал Лассе по дороге. - Такая уродина, как она будет жить! Гостиная у Улле была украшена цветами. На камине стоял кувшин с зелеными ветками, стол был накрыт. Улле разоделся, словно на праздник. Мы все, впрочем, тоже. Пастор уже ждал. Вдруг дверь отворилась, и в комнату вошла тетя Лизи с дочкой на руках. Но эта девочка была похожа на куклу. У нее были большие синие глаза, розовые щечки и маленький ротик. Лассе опять был поражен. - Улле, у тебя еще одна сестра? - шепотом спросил он. - Как это еще? - удивился Улле. Он так и не понял, что Лассе думает, будто это совсем разные девочки. И Лассе замолчал. Сестренку Улле назвали Черстин. А у меня ягненок! У нас в деревне много овец, и каждый год у них бывают ягнята. Ягнята такие хорошенькие! Они гораздо забавнее котят, поросят и щенков. По-моему, они даже забавнее, чем Черстин, но при Улле я этого не говорю. Когда овцы начинают ягниться, мы каждое утро бегаем в овчарню посмотреть, сколько ягнят прибавилось за ночь. Только приоткроешь дверь овчарни, как все овцы начинают блеять. И ягнята блеют, а голоски у них нежные-нежные. И почти каждая овца приносит по два ягненка. Как-то в воскресенье утром я пришла в овчарню и увидела, что на соломе лежит мертвый ягненок. Я побежала к папе и рассказал ему об этом. Папа пошел выяснить, отчего умер ягненок. Оказалось, что у его мамы не было молока. Бедный ягненок умер от голода. Я села на пороге овчарни и заплакала. Вскоре пришла Анна, узнала о смерти ягненка и тоже заплакала. - Я не хочу, чтобы ягнята умирали! - сказала я папе. - А кто хочет? - сказал папа. - Но и этот ягненок тоже умрет. Он показал мне ягненка, которого держал на руках. Это был брат умершего. Он тоже умирал от голода. Папа сказал, что ягненка придется зарезать, чтобы избавить его от страданий. Тут мы с Анной заплакали еще громче. - Не хочу! - кричала я, катаясь по траве. - Не хочу, чтобы ягнята умирали! Папа поднял меня на руки и сказал: - Ну, полно, Лизи! Успокойся! Лучше попробуй выкормить этого ягненка через соску, как кормят грудных детей. Я ужасно обрадовалась. Ведь я не знала, что ягнят можно кормить через соску. Правда, ягненок был очень слабенький, и папа боялся, что он все равно умрет. Но мы решили попробовать. Мы с Анной побежали к тете Лизи и попросили у нее соску и бутылочку, из которых она кормила Черстин. Потом мы вернулись к папе. - Давай дадим ягненку сливок, - предложила я ему. Но папа сказал, что если я накормлю ягненка сливками, он погибнет наверняка. Новорожденные ягнята могут пить только молоко, и то разведенное водой. Папа помог нам развести молоко и опустил бутылку в теплую воду, чтобы молоко согрелось. А потом я сунула соску ягненку в рот. И, представьте себе, он сразу начал сосать! Видно, он был очень голодный. - Ну вот, теперь ты приемная мама этого ягненка, - сказал мне папа. - Помни, его надо кормить и утром, чуть свет, и днем, и поздно вечером. Смотри, как бы тебе не надоело! Анна тут же сказала, что если мне надоест, я могу позвать ее, и она с радостью покормит ягненка вместо меня. Но я ответила: - И не думай! Мне никогда не надоест кормить ягненка! Я назвала ягненка Понтием, и папа сказал, что он будет только мой. К счастью, это произошло до того, как проснулись Лассе и Боссе, а то бы мы обязательно поссорились из-за Понтия. - Выходит, в воскресенье уже и поспать подольше нельзя? Ты спишь, а тем временем Лизи достается ягненок! - сказал Лассе. Он очень рассердился, что Понтий достался не ему. В первые дни все дети прибегали смотреть, как я кормлю Понтия. Но вскоре им это надоело. Просто удивительно, как много едят ягнята! Каждое утро перед школой я бежала в овчарню кормить Понтия. Он увидит меня и сразу подбегает, а сам тихонько блеет и виляет крохотным хвостиком. Я отличала его от других ягнят по черному пятнышку на носу. Днем, когда я была в школе, Понтия кормила Агда. А после школы и поздно вечером - опять я. Однажды я попросила Анну покормить Понтия вместо меня, но она сказала: - Завтра! Сегодня мне некогда! А вот мне нисколько не надоедает кормить Понтия. Я его очень люблю. Особенно за то, что он так радуется, когда видит меня. Я даже спросила у Лассе и Боссе, не думают ли они, что Понтий думает, что я его мама, и Лассе ответил: - Конечно, думает, ведь ты очень похожа на овцу! Через некоторое время папа сказал, что надо научить Понтия пить молока из ведерка. Ведь большому барану стыдно сосать соску. В первый раз Понтий никак не мог понять, почему вместо соски я сую ему в нос какое-то ведерко. Он тыкался в меня носом, искал соску и жалобно блеял. Боссе долго смотрел на Понтия. - Ну, что же ты не пьешь, это же так просто! - сказал он ягненку. - Вот дурачок! Я обиделась за Понтия. - Сам ты дурачок! Лучше помалкивай, если ничего не смыслишь в ягнятах! - сказала я. А Понтий продолжал нюхать ведерко и жалобно блеять. Все-таки я придумала, как научить Понтия пить молоко, потому что смыслю в ягнятах гораздо больше, чем Боссе. Я обмакнула руку в молоко и дала Понтию облизать мои пальцы. Потом снова обмакнула и снова дала облизать. Так я делала, пока молоко не кончилось. Правда, и на землю немного пролилось. Несколько дней Понтий облизывал мои пальцы. Но однажды ему так хотелось есть, что он не стал дожидаться, пока я обмакну в молоку руку, а сунул в ведро мордочку и начал пить. И выпил все без остатка. Теперь Понтий обходится без меня. И мне жалко, что я уже не очень нужна ему. Когда стало теплее, овец выпустили в загон. И Понтий вместе с другими ягнятами научился есть траву. Но молоко ягнята тоже еще пили. Поэтому я каждый день ходила к загону с ведерком молока. Подойду к изгороди и кричу: "Понтий! Понтий!" На другом конце загона слышится блеяние, и Понтий со всех ног бежит ко мне, виляя крохотным хвостиком. Понтий идет в школу Лассе очень любит дразнить меня. - А все-таки собака лучше, чем ягненок! - сказал он однажды. Улле, конечно, тут же с ним согласился: ведь у него собака, а не ягненок. - Понятно, собака лучше! - сказал он. - Это еще почему? - обиделась я. - Потому что собаку можно всюду брать с собой, - сказал Улле. - Собака всегда ходит за человеком. - А твой Понтий не выходит из загона, - сказал Лассе. - И все равно ягненочек лучше! - сказала Анна, чтобы поддержать меня. Это мы говорили, когда шли из школы домой. Наутро я, как обычно, пошла к загону кормить Понтия. Он прибежал ко мне такой беленький и хорошенький, что я подумала, что не променяла бы его даже на тысячу собак. А еще я подумала: "Как жалко, что он бегает только по загону, где никто не видит, какой он хорошенький". Быстрый часто провожает Улле до самой школы. Это правда: собака всюду следует за человеком. Однажды учительница даже впустила Быстрого в класс и разрешила ему лечь возле парты Улле. Пока Понтий пил молоко, я все думала, почему так несправедливо устроено, что собаки бегают, где хотят, а ягнята - только по загону. И я решила взять Понтия в школу, чтобы утереть Лассе нос. Ребята ждали меня возле калитки. - Скорей, Лизи, а то опоздаем! - крикнула Бритта. Я повернулась к Понтию и сказала: - Слышишь, Понтий? Скорей, а то опоздаем! Никогда бы не подумала, что дети могут так изумиться, как изумились и Лассе, и Боссе, и Улле, и Бритта, и Анна, когда они увидели Понтия. - Ку... ку... куда это он? - спросил Лассе. - В школу! - ответила я. - Может, вы теперь перестанете говорить, что только собаки всюду ходят с человеком! - Лизи, а ты, случайно, не заболела? - спросил Лассе. - А папа и мама знают об этом? - спросил Боссе. Я немного смутилась, потому что не подумала о папе и маме. Но тут Анна захлопала в ладоши и сказала, что если Быстрому разрешили сидеть на уроках, то уж Понтию и подавно разрешат. Как раз то, что я думала. Лассе засмеялся. - Ладно, пусть идет, - сказал он. - Учительница, конечно, в обморок упадет! И мы побежали в школу, а Понтий - за нами. Иногда он ненадолго останавливался, как будто удивлялся: что все это значит? Но я звала его: "Понтий! Понтий!", он послушно отвечал "Бе-е!" и догонял меня. В школу в этот день мы, разумеется опоздали. Звонок уже прозвенел, и все ребята давно ушли в класс. На ступеньках крыльца Понтий споткнулся, и мне пришлось взять его на руки. - А может, он еще слишком мал для школы? - неуверенно спросил Лассе. Когда сам Лассе в первый раз пришел в школу, он так вертелся за партой, чт