льфред, что прорычала волчица? - спросил Эмиль. - Я что-то не разобрал. Альфред покачал головой: - И я ничего не понял. - А мне и дела нет до ее слов, - сказал Эмиль. - Дай-ка мою ружейку, Альфред. Тогда старостиха заорала: - Вы что, ослепли, что ли, это же я свалилась в яму! - Что она говорит? - спросил Эмиль. - Хочет знать, видели ли мы ее тетку? - Мы ее не видали, - поддержал мальчика Альфред. - Нет, куда там, да и, к счастью, тетку ее тетки тоже, - выпалил Эмиль. - Иначе яма была бы битком набита старыми волчицами-оборотнями. Дай мою ружейку, Альфред! Тут уж Командорша заголосила что было мочи, а потом, всхлипывая, за- бормотала: - Вот злодеи, вот уж злодеи-то! - Она говорит, что любит пальты? - удивленно спросил Эмиль. - Да, ясное дело, любит, - ответил Альфред, - только у нас ни одного пальта нет. - Не-а, во всем Смоланде не осталось больше ни единого пальта, - подтвердил Эмиль. - Все слопала Командорша. Старостиха завыла пуще прежнего. Она поняла, что Эмиль узнал, как подло она обошлась с Дурнем-Юкке и другими бедняками. Она так убивалась, что Эмилю стало жаль ее, потому что сердце у этого мальчика было золо- тое. Но если хочешь, чтобы жизнь в богадельне стала лучше, так просто отпустить старостиху нельзя. - Послушай-ка, Альфред, - сказал он, - приглядись получше к волчице, по-моему, она чем-то похожа на Командоршу из богадельни, а? - Ой, чур меня, упаси и помилуй! - воскликнул Альфред. - Да Командор- ша будет почище всех смоландских оборотней, вместе взятых. - Это уж точно, - согласился Эмиль. - Ясное дело, волчицы-оборотни просто добрые по сравнению с ней. Она-то никому добра не сделает! Все-таки интересно, кто в самом деле стащил ту колбаску из шкафа на чер- даке? - Я! - жалобно закричала Командорша. - Я! Сознаюсь во всем, только вытащите меня отсюда! Эмиль и Альфред с улыбкой переглянулись. - Альфред, - сказал Эмиль. - Ты что, ослеп? Неужто не видишь, что это Командорша, а никакой не оборотень! - Что за наваждение! - воскликнул Альфред. - И как это мы могли так обознаться? - Сам не понимаю, - ответил Эмиль. - Она похожа на волчицу-оборотня, только у той не может быть такой шали. - Нет, шали у оборотней нет. Но вот усы тоже есть, верно? - Ну и дела. Теперь, Альфред, надо помочь Командорше, тащи лестницу! Наконец в волчью яму спустили лестницу. Старостиха с громким плачем выбралась наверх и бросилась наутек, только пятки засверкали. Никогда в жизни ноги ее больше не будет в Каттхульте! Но прежде чем старостиха скрылась за холмом, она обернулась и крикнула: - Колбаску взяла я! Прости меня, Господи, но под Рождество я совсем запамятовала про это! Клянусь, что запамятовала! - Хорошо, что ей пришлось посидеть здесь часок и вспомнить про свои подлости, - сказал Эмиль. - Видать, не такая уж глупая выдумка эти волчьи ямы. Командорша неслась вниз с холма во весь дух и порядком запыхалась, когда наконец добежала до богадельни. Все ее старички и старушки спали в своих завшивленных постелях, и Командорша ни за что на свете не рискнула бы теперь потревожить их сон. Она кралась по дому неслышно, словно приз- рак, чего никогда раньше не делала. Они все до одного были целы и невре- димы. Она пересчитала их, как овец: Дурень-Юкке, КаллеЛопата, Юхан-Грош, Придурок-Никлас, ПройдохаФия, Кубышка, Виберша и Блаженная Амалия - все были здесь, она всех их видела. Но вдруг она увидела еще кое-что. На столике возле постели Блаженной Амалии маячило... о ужас! там маячило привидение! Конечно, привидение, хотя оно и было похоже на поросенка. А может, это оборотень стоял и глазел на нее своими жуткими белесыми гла- зами? Слишком много страхов выпало на долю Командорши за один день, и серд- це ее не выдержало. Она со стоном рухнула на пол. Так она и лежала, словно убитая, пока солнце не заглянуло в окна богадельни. Как раз в этот день родственники из Ингаторпа должны были приехать в гости в Каттхульт. Но вот беда, чем же их потчевать? Разве что свежепро- соленным шпиком, сохранившимся в бочонке в кладовой, да жареной свининой с картошкой и луковым соусом - свининой, которую не стыдно подать на стол самому королю, случись ему заехать на хутор! Но когда вечером мама Эмиля записывала в синюю тетрадь историю того дня, надо признаться, она была очень огорчена, и листки бумаги по сей день хранят расплывшиеся кляксы, словно над листками этими кто-то пла- кал. "ДЕНЬ МОЕЙ ВИДЫ, - вывела она заголовок. И потом: - Сиводня он целый день просидел в столярке, бедный рибенок. Конечно, он мальчик благачис- тивый, но порой, сдается мне, он малость не в себе". А жизнь в Катт- хульте шла своим чередом. Минула зима, и наступила весна. Эмиль час- тенько сидел в столярной, а все остальное время играл с маленькой Идой, ездил верхом на Лукасе, возил в город молоко, дразнил Лину, болтал с Альфредом и выдумывал все новые и новые проказы, которые делали его жизнь богатой событиями и разнообразной. Так что к началу мая он уже вы- резал не менее ста двадцати пяти деревянных старичков, красовавшихся на полке в столярке! Что за мастер был этот ребенок! Альфред не проказничал, но и у него были свои огорчения, вот так-то. Ведь он до сих пор не отважился сказать Лине, что не хочет на ней же- ниться. - Давай уж лучше я скажу, - предлагал Эмиль, но Альфред и слышать об этом не хотел. - Я же тебе говорил, надо половчее, чтобы не обидеть ее. Альфред, право же, был добрый малый, и он никак не находил нужных слов, чтобы сказать о своем решении Лине. Но как-то субботним вечером в начале мая, когда Лина сидела на крыльце людской и упорно ждала, когда он подсядет к ней, Альфред решил: будь что будет! Свесившись из окна людской, он закричал ей: - Слышь, Лина! У меня к тебе дельце. Я давно хотел тебе сказать... Лина фыркнула. "Наконец-то дождалась чего хотела", - подумала она. - Чего же, милый Альфред, - отозвалась она, - говори, что там у тебя? - Да все, вишь, о женитьбе, ну, о чем мы раньше толковали... слышь, наплюем на эту женитьбу, ладно? Да, так он и сказал, бедняга Альфред! То есть употребил еще более крепкое словцо. Ужасно, что все это приходится пересказывать. Может, и не следовало бы этого делать, так как я не хочу учить тебя скверным сло- вам, наверное, ты уже немало знаешь их сам. Но ты должен помнить, что Альфред был всего-навсего простой работник из Леннеберги, куда ему до тебя! И он не сумел получше выразить свои мысли, хотя ломал себе голову много-много дней, бедняга Альфред! Кстати, Лина не обиделась. - Ты так думаешь? - спросила она. - Нуну, поживем - увидим! И Альфред понял тогда, что, видно, ему никогда не избавиться от Лины. Но в тот вечер ему все же хотелось быть счастливым и свободным, и потому он вместе с Эмилем пошел на хуторское озеро удить окуней. Вечер был такой прекрасный, какие бывают, наверное, только весной в Смоланде. Вся черемуха в Каттхульте стояла в цвету, пели дрозды, жужжала мошкара, и бойко клевали окуни. Эмиль с Альфредом сидели, глядя, как на зеркальной водной глади покачиваются поплавки. Говорили они мало, но им было хорошо. Так до самого захода солнца просидели они на берегу, а по- том отправились домой. Альфред нес на рогульке окуней, а Эмиль дул в дудку, которую Альфред вырезал ему из вербы. Они шли извилистой дорожкой по пастбищу, и над их головами шумели по-весеннему нежно-зеленые березо- вые листочки. Эмиль так здорово дудел, что даже дрозды притихли от удивления. Вне- запно Эмиль смолк, вынул дудку изо рта и спросил: - Знаешь, что я сделаю завтра? - Не-а, - ответил Альфред. - Небось опять напроказничаешь? Эмиль снова сунул дудку в рот и стал наигрывать. Он шел, дудел и ду- мал. - Сам пока не знаю, - под конец сказал он. - Я никогда не знаю напе- ред, что еще натворю.  * ЖИВ ЕЩЕ ЭМИЛЬ ИЗ ЛЕННЕБЕРГИ! *  Во всей Леннеберге, во всем Смоланде, во всей Швеции и, кто знает, может, на всем свете никогда не было большего проказника, чем Эмиль, ко- торый в прежние времена жил на хуторе Каттхульт близ Леннеберги, в про- винции Смоланд. И подумать только! Ведь именно он, когда вырос, стал председателем муниципалитета. Да-да, он стал председателем и лучшим пар- нем во всей Леннеберге. Видишь ли, даже самые отчаянные проказники вы- растают и со временем могут стать полезными людьми. Верно, это хорошо? Ты не согласен со мной? Да ты, конечно, и сам немало проказничал, а? Ах нет? Неужели я ошибаюсь? Мама Эмиля, Альма Свенссон из Каттхульта, писала о всех его проделках в синих школьных тетрадях, которые прятала в ящике комода. В конце кон- цов их там столько набилось, что ящик едва выдвигался, так как то одна, то другая тетрадка загибалась и вставала торчком. Эти синие тетради и по сей день хранятся в том же старом комоде, все, кроме трех, которые Эмиль однажды, когда ему понадобились деньги, пытался продать учительнице воскресной школы. Когда же она не захотела их купить, он взял да и смас- терил из них бумажные кораблики и пустил плавать в хуторской ручей, так что их больше никто не видел. Учительница воскресной школы никак не могла понять, зачем ей покупать какие-то тетради у Эмиля. - На что они мне? - удивленно спросила она. - Чтобы читать детям и учить детей не быть такими плохими, как я, - сказал Эмиль. Уж кто-кто, а Эмиль знал, каким он был озорником, но если когда и за- бывал об этом, то рядом всегда была Лина, служанка из Каттхульта, кото- рая тут же напоминала ему, какой он сорванец. - Что за прок держать тебя в воскресной школе, - твердила она. - С тебя все как с гуся вода. Нет, не бывать тебе в раю! Разве что там пот- ребовалась бы гроза, понятно? Лина хотела сказать, что, где бы ни появлялся Эмиль, там тотчас под- нималась суматоха, гремел гром и сверкали молнии. - Сроду не видывала этакого пострела! - вздыхала Лина и брала с собой на пастбище маленькую Иду, сестренку Эмиля, которая собирала землянику, пока Лина доила хуторских коров. Ида нанизывала ягоды на соломинку и приносила домой по пять соломинок, густо усаженных земляникой. А Эмиль выклянчивал у нее всего лишь две соломинки - вот какой он был великодуш- ный! Только не думай, что Эмилю хотелось тащиться вместе с Линой и Идой на пастбище. Как бы не так! Ему по душе было занятие повеселее! Он хватал свои "шапейку" и "ружейку" и несся с ними прямиком на лужайку, где пас- лись лошади. Там он вскакивал на Лукаса и мчался во весь опор сквозь за- росли орешника, только земля из-под копыт летела в разные стороны. "Гу- сары Смоланда идут в атаку..." - вот как называлась эта игра. Гусаров он видел на снимке в газете и знал, как они скачут верхом. "Шапейка", "ружейка" и Лукас были, пожалуй, самыми дорогими сокрови- щами Эмиля. Лукаса Эмиль сам раздобыл на ярмарке в Виммербю после одного из своих лихих приключений. Потрепанную синюю кепчонку купил ему как-то папа. Ружье было игрушечное - его вырезал из дерева работник из Катт- хульта, Альфред, потому что он очень любил Эмиля. Вообще-то Эмиль и сам запросто мог бы выстругать себе ружье. Уж если и был на свете мастак ре- зать по дереву, так это Эмиль. Да и упражнялся он в этом деле прилежно. И вот почему. После каждой проделки Эмиля запирали в столярную, и там он обычно стругал из дерева маленького забавного старичка. Под конец у него набралось триста шестьдесят девять деревянных старичков. Они целы и по сей день - все, кроме одного, которого мама Эмиля закопала в землю за кустами смородины: уж больно он был похож на пастора! "Нельзя выставлять пастора в таком виде", - говорила мама. Ну вот, теперь ты примерно знаешь, каким был Эмиль. Ты знаешь, что он проказничал круглый год - зимой и летом. А я как-то прочитала все эти синие тетради, и потому мне досконально известны все его приключения. Эмиль совершил немало и добрых дел. Справедливости ради надо вспомнить все, а не только его ужасные проказы. Впрочем, не все они были ужасны, многие и совсем безобидны. Собственно, только третьего ноября случилось нечто умопомрачительное... Нет, ни за что, и не проси, все равно не расскажу, что он натворил третьего ноября. Я этого никогда не сделаю, раз я обещала его маме. Лучше для примера возьмем день, когда Эмиль вел себя вполне прилично, хотя его папа наверняка думал иначе. А именно... СУББОТА, 12 ИЮНЯ Как Эмиль заключил несколько сногсшибательных, но удачных сделок на аукционе в Бакхорве В одну из июньских суббот в Бакхорве проходил аукцион. Все хотели там побывать, так как во всей Леннеберге и во всем Смоланде не было зрелища более увлекательного. Папа Эмиля, Антон Свенссон, разумеется, тоже отп- равился туда, за ним увязались работник Альфред со служанкой Линой, и, уж конечно, дело не обошлось без Эмиля. Если тебе когда-нибудь доводилось бывать на аукционе, ты знаешь, чем там занимаются. Ты знаешь, что когда люди хотят продать свои вещи, они устраивают аукцион, чтобы другие могли поехать и купить то, что им приг- лянется. Хуторяне из Бакхорвы хотели распродать все до нитки, потому что собирались уезжать в Америку, как многие в те времена. Не тащить же им, в самом деле, с собой из Бакхорвы деревянные кухонные диваны и сковород- ки, коров, поросят и кур. Вот почему в тот год, в самом начале лета, там должен был состояться аукцион. Папа Эмиля надеялся подешевле купить корову, а если повезет, и поро- сую свинью, а может, и парочку кур. Вот почему он хотел побывать в Бак- хорве, и вот почему Альфреду с Линой разрешено было сопровождать его. Ведь кто-то должен помочь ему пригнать домой скотину и птицу, которых он задумал купить! - А вот зачем ехать с нами Эмилю, этого я никак в толк не возьму, - сказал папа. - Там, поди, и без него шуму и грому хватает, нечего еще тащить с со- бой Эмиля, - поддакнула Лина. Лина знала, как много свар и драк случается обычно на таких аукционах в Леннеберге и во всем Смоланде, так что по-своему она была права. Но мама Эмиля с укором взглянула на Лину и сказала: - Если Эмиль хочет поехать со всеми на аукцион, то пусть едет, не твоего ума это дело. Подумай-ка лучше, как ты сама будешь вести себя. Не кривляйся и не гогочи, - ты ведь всегда это делаешь на людях. Тут Лина смолкла. Эмиль напялил свою кепчонку и собрался в дорогу. - И мне что-нибудь купите, - попросила маленькая Ида, умильно склонив головку. Она попросила, ни к кому, собственно, не обращаясь, просто так, но папа нахмурил брови: - Купи да купи! Только и слышу. Разве я не купил тебе недавно мятных леденцов на целых десять эре? В день твоего рождения, в январе, неужто забыла? Эмиль как раз подумывал попросить у папы монетку - не ехать же на аукцион без единого эре в кармане, - но теперь это само собой отпало. Время было самое неподходящее. Это он понимал. Во всяком случае, если просить, то не теперь, когда все спешили и папа, готовый тронуться в путь, уже сидел в большой тележке, на которой возили молоко. "Но чего нельзя получить так, можно раздобыть иначе", - подумал Эмиль. С минуточ- ку он напряженно размышлял, а потом сказал: - Езжайте вперед, а я прискачу следом на Лукасе! Папа Эмиля сразу заподозрил неладное, но ему хотелось уехать поско- рее, и он сказал: - Давай, давай, а то и вовсе оставайся дома! Спокойней будет! Он щелкнул кнутом, и лошади понеслись. Альфред помахал Эмилю, Лина - маленькой Иде, а мама закричала папе: - Глядите, не поломайте там руки-ноги, возвращайтесь домой целе- хоньки! Мама сказала это, потому что она тоже знала, какие безобразия творят- ся порой на аукционах. Пока молочная повозка не скрылась за поворотом, Эмиль стоял в дорож- ной пыли и глядел ей вслед. Но потом он заторопился, так как надо было срочно раздобыть денег. Как ты думаешь, что он для этого сделал? Если бы ты жил в Смоланде и был ровесником Эмиля, ты бы знал, сколько ворот стояло, к счастью, в те времена на дорогах. Их ставили для того, чтобы быки, коровы и овцы каждого смоландского крестьянина паслись только на пастбищах своих хозяев. А может, и для того, чтобы смоландские малыши могли хоть изредка заработать монетку в два эре, открывая ворота какомунибудь ленивому крестьянину, которому надо было проехать дальше, но не хотелось слезать с повозки и самому отворять ворота. Были ворота и в Каттхульте, но, по правде говоря, Эмиль не очень-то разжился на них, так как хутор стоял на отшибе и туда редко кто наведы- вался из прихода. Лишь один хутор лежал еще дальше Каттхульта - Бакхор- ва, где как раз и должен был состояться аукцион. "Значит, тому, кто туда поедет, не миновать наших ворот", - решил Эмиль, этакий плутишка. Битый час простоял он сторожем у ворот и заработал - подумать только - целых пять крон и семьдесят четыре эре. Повозки с лошадьми тянулись одна за другой, и только он закрывал ворота, как тотчас надо было снова их отворять. Все крестьяне, спешившие в Бакхорву, были в хорошем настроении, пото- му что ехали на аукцион, и охотно швыряли монетки в два и пять эре в кепчонку Эмиля. Некоторые богатые крестьяне даже раскошеливались на де- сять эре, хотя, понятно, мигом в этом раскаивались. А торпарь из Кроки разозлился, когда Эмиль захлопнул ворота перед са- мой мордой его сивой кобылки. - Чего затворяешь ворота! - закричал он. - Надо же мне сначала их закрыть, чтобы потом открыть. - Чего ж ты в такой день не оставишь ворота открытыми? - зло спросил хуторянин из Кроки. - Что я, рехнулся! - ответил Эмиль. - Это нынче-то, когда мне впервые есть хоть какая-то польза от этих старых ворот? Но торпарь из Кроки огрел Эмиля кнутом и не дал ему ни пол-эре. Когда все, кто собирался побывать на аукционе, проехали через Катт- хульт и стоять у ворот стало незачем, Эмиль вскочил на Лукаса и понесся вскачь так резво, что в кармане его брючек забренчали монетки. Аукцион в Бакхорве был уже в полном разгаре. Люди толпились вокруг вещей, расставленных рядами во дворе. При ярком солнечном свете они ка- зались совсем неприглядными. Посреди толпы на бочку взобрался аукцион- щик. Ему давали хорошую цену за сковородки и кофейные чашки, за старые деревянные стулья и еще за многое другое. Понимаешь, так вот и бывает на аукционе: кто-нибудь выкрикивает, объявляя аукционщику, сколько он хочет заплатить за какую-нибудь вещь, ну а если найдется такой, кто хочет зап- латить больше, то ему и достается кухонный диван или чтолибо другое. Когда на двор прискакал Эмиль верхом на Лукасе, народ всколыхнуло словно ветром. В толпе зашушукались: - Раз явился этот мальчишка из Каттхульта, лучше, пожалуй, ехать до- мой! Эмиль же был настроен на крупные сделки, ему не терпелось начать тор- говаться, да и деньжата у него завелись, так что было от чего голове пойти кругом. Не успев спешиться, он уже предложил три кроны за старую железную кровать, которая была ему нужна как телеге пятое колесо. К счастью, одна крестьянка предложила за кровать четыре кроны, и Эмиль из- бавился от ненужной покупки. Но он азартно продолжал набивать цену почти на все без исключения и не успел опомниться, как - бах - стал хозяином трех вещей. Первой была выцветшая бархатная шкатулочка с мелкими голубы- ми ракушками на крышке - ну она-то еще пригодится маленькой Иде. Второй была лопата с длинной ручкой - сажать хлебы в печь. А третьей - старая ржавая пожарная помпа [12], за которую во всей Леннеберге никто не дал бы и десяти эре. А Эмиль выложил двадцать пять и тотчас получил ее. "Вот беда, зачем она мне?" - подумал Эмиль. Но ничего не поделаешь - хотел он этого или нет, помпой теперь владел он. Пришел Альфред, взглянул на покупки Эмиля и рассмеялся. - Владелец помпы Эмиль Свенссон, - сказал он. - На что тебе, собственно говоря, эта штуковина? - А если грянет гром и вспыхнет пожар? - ответил Эмиль. И в тот же миг грянул гром - так, во всяком случае, вначале подумал Эмиль. Но это был всегонавсего папа Эмиля, который схватил сына за шиво- рот и тряхнул так, что кудри мальчика растрепались. - Ах ты неслух! - крикнул папа Эмиля. - Что ты еще надумал? А дело было так. Антон Свенссон спокойно прогуливался возле хлева и присматривал себе корову, когда примчалась запыхавшаяся Лина. - Хозяин, хозяин, Эмиль тут - вовсю скупает помпы и еще всякую всячи- ну. Разве ему позволено? Папа не знал, что у Эмиля были свои собственные деньги, и подумал, что ему самому придется расплачиваться за покупки Эмиля. Поэтому неуди- вительно, что папа побледнел и затрясся, услыхав о насосе. - Пусти меня! Я все купил на свои деньги!.. - кричал Эмиль. Ему все же удалось растолковать отцу, как он добыл свое великое бо- гатство - всего-навсего открывая ворота в Каттхульте. Папе Эмиля, конеч- но, понравилось, что Эмиль такой дельный и толковый. Но ему не понрави- лось, что Эмиль так не по-деловому и бестолково сорит деньгами. - Ни о каких дурацких сделках я и знать не хочу, - строго сказал па- па. Он потребовал показать ему все, что приобрел Эмиль. И очень расстро- ился, увидев покупки сына: старую бархатную, ни на что не годную шкату- лочку и лопату для хлеба - к чему она, когда дома в Каттхульте у них своя, хорошая. Дурацкие покупки! Хотя никудышнее всего, конечно, помпа. - Заруби себе на носу! Покупать надо только самое необходимое, - из- рек папа Эмиля. Может, он и прав, кто спорит, но как знать, что необходимо? Лимонад, например, необходим? Эмиль, во всяком случае, был убежден, что необхо- дим. Огорченный отцовской взбучкой, он слонялся без дела, пока не обна- ружил беседку среди кустов сирени, где продавали пиво и лимонад. Ох уж эти хуторяне из Бакхорвы, вечно что-нибудь придумают! Из пивоварни в Виммербю они привезли на аукцион несколько ящиков с пивом и лимонадом, чтобы напоить жаждущих. Эмиль как-то раз в жизни уже пил лимонад. И он очень обрадовался, когда увидел, что здесь его тоже продают. А у него ведь карман набит деньгами. Подумать только, как все сошлось, какая везуха! Эмиль попросил три кружки лимонада и выпил их разом. Но тут снова грянул гром. Неожиданно откуда-то опять вынырнул отец. Схватив сына за шиворот, он так тряхнул его, что лимонадный газ, шипя, ударил Эмилю в нос. - Экий неслух! Стоишь тут и прохлаждаешься, лимонад пьешь! В кои-то веки удалось заработать немного деньжат... Но тут Эмиль разошелся не на шутку. - Ты что это, в самом деле! - сердито заорал он, не скрывая своего возмущения. - По-твоему, нет у меня денег - я не могу пить лимонад! А есть у меня деньги - мне нельзя пить лимонад! Когда же мне, черт возьми, пить лимонад? Папа Эмиля строго посмотрел на него: - Вот запру тебя в столярке, когда вернемся домой! И, не говоря больше ни слова, исчез на задворках. А Эмиль остался на месте. Он горько каялся, понимая, как плохо вел себя. Мало того, что на- грубил отцу, так еще - хуже некуда - помянул черта. Это ведь почти руга- тельство, а ругательства в Каттхульте строго-настрого запрещены. Ведь папа Эмиля был церковным старостой!.. Эмиль раскаивался несколько минут, а потом купил еще кружку лимонада и угостил Альфреда. Они сели у Дровя- ного сарая и болтали, пока Альфред не выпил свой лимонад. - Ничего вкуснее я за всю свою жизнь не пробовал, - сказал он. - Ты не видел Лину? - спросил Эмиль. Тут Альфред показал большим пальцем туда, где, прислонившись к изго- роди, на траве сидела Лина. Возле нее пристроился торпарь из Кроки, тот самый, который огрел Эмиля кнутом. Сразу было видно, что Лина забыла на- каз хозяйки, - она кривлялась и гоготала, как всегда, когда бывала на людях. Видно было также, что торпарю нравилось ее кривлянье, и, увидев это, Эмиль повеселел. - Знаешь, Альфред, женить бы нам Лину на торпаре из Кроки, - мечта- тельно сказал он. - Тогда бы ты, может, и вовсе от нее избавился. Дело в том, что Лина определила Альфреда себе в женихи и собиралась выйти за него замуж, хотя Альфред противился этому изо всех сил. Альфред с Эмилем уже давно ломали голову, как им спасти Альфреда от Лины. А тут оба они воспрянули духом. Подумать только, заполучить этого торпаря из Кроки в женихи Лине! Никто не спорит, он стар, ему под пятьдесят, и он совсем лысый, но все же у него есть свой хуторок, хоть и арендованный, и Лине наверняка при- дется по душе там хозяйничать. - Мы уж позаботимся о том, чтобы никто не подошел и не помешал им, - сказал Эмиль. Он знал, что Лине придется немало покривляться и поломаться, пока торпарь из Кроки совсем потеряет голову и в самом деле попадется на крю- чок. Тем временем на задворках возле хлева начали продавать скот, и Альфред с Эмилем пошли туда поглазеть. Папа Эмиля очень удачно выторговал свинью, которая вот-вот должна бы- ла опороситься. Но из-за коров начался спор. Один крестьянин из Бастефа- ля хотел заграбастать всех семерых коров, и папе Эмиля пришлось предло- жить восемьдесят крон за ту корову, которую он себе присмотрел. Он тихо постанывал, выкладывая этакую неслыханную сумму, и у него уже не остава- лось денег даже на покупку кур. Их купил тот же крестьянин из Бастефаля. Только одну он не захотел взять. - На что мне хромая курица, - сказал он. - Сверните ей шею, и делу конец. У хохлатки, которой крестьянин из Бастефаля советовал свернуть шею, была сломана ножка, кость срослась неправильно, и злосчастная курица от- чаянно хромала. На пригорке возле хлева рядом с Эмилем стоял один из хо- зяйских мальчишек, вот он и буркнул Эмилю: - Ну и глупый же дед, не хочет брать ЛоттуХромоножку. А она несется лучше всех кур, ей-ей! Тогда Эмиль громко крикнул: - Двадцать пять эре за Лотту-Хромоножку! Все рассмеялись. Разумеется, все, кроме папы Эмиля. Он подскочил к Эмилю и схватил его за шиворот: - Ах ты неслух! Сколько еще глупостей ты собираешься натворить за один день? Погоди, насидишься у меня в столярке! Но сказано - сделано. Эмиль предложил двадцать пять эре, и отступать было поздно. ЛоттаХромоножка стала его собственностью, нравилось это па- пе или нет. - Во всяком случае, теперь у меня две собственные животинки, - сказал он Альфреду. - Один конь и одна курица. - Да, верно, конь и хромая курица, - добродушно поддакнул Альфред и, как всегда, рассмеялся. Эмиль посадил Лотту-Хромоножку в ящик и поставил его у дровяного са- рая среди прочих своих сокровищ. Там у него были: помпа, лопата, бархат- ная шкатулочка и стреноженный Лукас. Эмиль оглядел свое имущество и ос- тался очень доволен. Ну, а как там дела у Лины с торпарем из Кроки? Эмилю и Альфреду приш- лось прогуляться туда-сюда, прежде чем удалось выяснить обстановку, и они порадовались, что Лина их не подвела: торпарь из Кроки обнимал ее за талию, а Лина кривлялась и гоготала больше, чем обычно. Время от времени она так толкала локтем своего кавалера, что он отлетал к изгороди. - Видать, это ему по вкусу, - сказал Эмиль. - Только бы она не зашиб- ла его до смерти. Эмиль и Альфред от души радовались тому, как вела себя Лина. Но кое-кому кривлянье Лины не понравилось. И это был Бультен из Бу. Он был самый отчаянный драчун и самый горький пьяница во всей Ленне- берге, и если на аукционах случались свалки, то главным образом по вине Бультена: ведь чаще всего затевал их он. Ты должен знать, что в те вре- мена работник трудился не разгибая спины от зари до зари, не зная ника- ких развлечений, весь год напролет. Поэтому такой вот аукцион был для него настоящим праздником, и больше всего ему хотелось на празднике под- раться. Иначе он не знал, как совладать с той неведомой темной силой, которая вдруг вскипала в нем, когда он появлялся на людях и пропускал несколько стаканчиков крепкого вина. К сожалению, не все на аукционе пи- ли только лимонад. По крайней мере, Бультен из Бу лимонада не пил. Он проходил мимо и, увидев, как Лина кривлялась перед торпарем из Кроки, сказал: - И не стыдно тебе, Лина! На что тебе сдался этот облезлый старый кролик? Уж больно стар он для тебя, неужто ты сама не видишь? Вот так и начинаются драки. Эмиль с Альфредом увидели, как разозленный торпарь из Кроки отпрянул от Лины. Хорошенькое дело, только этого недоставало! Неужто Бультен из Бу разрушит все, что задумали Эмиль с Альфредом? - Сиди, сиди, пожалуйста! - испуганно закричал Эмиль торпарю из Кро- ки. - С Бультеном я разделаюсь сам! Подняв свою лопату, он легонько саданул Бультена по спине. Этого-то и не следовало делать. Бультен обернулся и схватил Эмиля. От злости лицо его перекосилось. Эмиль повис в огромных ручищах Бультена, думая, что настал его последний час. - Отпусти мальчонку, - закричал Альфред, - а не то костей не собе- решь, не будь я Альфред! Альфред был тоже не робкого десятка, да и руки у него чесались под- раться. Не прошло и двух секунд, как он схватился с Бультеном так, что кости затрещали. Все этого только и ждали. "Не пора ли и нам подраться?" - думали работники. Теперь они бежали со всех сторон, чтобы успеть принять участие в драке. - Это они из-за меня дерутся! - заголосила Лина. - Вот драма-то ка- кая! Вот беда-то! - Большой беды не случится, ведь у меня в руках лопата, - утешил ее Эмиль. Бросившиеся в драку молодцы сбились в огромную кучу и, сцепившись, шевелились в ней, точно раки: они толкались и вырывались, кусались, били и молотили друг друга, ругались и орали. Из-под этой кучи силились выб- раться Альфред вместе с Бультеном и торпарем из Кроки и еще кое-кто. Эмиль испугался, что они раздавят его дорогого Альфреда, и сунул ло- пату в кучу, стараясь помочь ДРУГУ. Но из этого ровно ничего не вышло: куда бы ни бросался Эмиль, отовсюду высовывалась чья-нибудь грозная пя- терня, которая пыталась сбить его с ног и втянуть в драку. Эмилю этого вовсе не хотелось. Поэтому он вскочил на Лукаса и давай скакать вокруг дерущихся! Гарцуя на коне с развевающимися волосами и с лопатой в правой руке, он немного смахивал на рыцаря, который с поднятым копьем бросается в самую гущу сражения. На скаку Эмиль расталкивал своей лопатой драчунов. Верхом на лошади сподручнее управляться с лопатой, и Эмилю в самом деле удалось разогнать тех, кто был на самом верху. Но то и дело набегали новые молодцы и очер- тя голову бросались в драку. И как бы ловко ни орудовал Эмиль лопатой, высвободить Альфреда он не мог. Женщины и дети плакали и кричали от испуга, а папа Эмиля и другие рассудительные хуторяне держались в стороне и тщетно взывали: - Ну, парни, пора кончать! Поди, много будет еще аукционов. Побереги- те кровушку и для другого раза! Но парни вошли в раж и ничего не слышали. Они хотели только драться, драться и драться. Эмиль отшвырнул лопату в сторону. - Ну-ка, Лина, помоги мне, - сказал он. - Нечего нюни распускать. Ви- дишь, жених твой в самом низу! Я уже говорила, что Эмиль был мальчонка сметливый. Отгадай, что он сделал? У него была помпа, а в колодце была вода. Он велел Лине качать воду, а сам взялся за шланг, и вода хлынула так весело, что любо-дорого смотреть. Вся эта куча мала дрогнула, когда в нее что есть силы ударила струя холодной воды. И хочешь - верь, хочешь - нет, Эмиль поработал шлангом всего лишь несколько минут - драка стала стихать и сама по себе прекра- тилась. Одно за другим высовывались из кучи распухшие удивленные лица, и все драчуны постепенно поднимались на ноги. Запомни: коли попадешь в драку и захочешь положить ей конец - холод- ная вода куда лучше лопаты. Не забывай об этом! И работники вовсе не думали сердиться на Эмиля. Теперь, поразмявшись и избавившись от бродившей в них дикой силы, они были даже довольны, что драка кончилась. - К тому же через неделю будет аукцион в Кнасхульте, - сказал Бультен из Бу и сунул клочок мха в нос, чтобы остановить кровь. Эмиль тут же подскочил к хозяину Кнасхульта, который тоже был там и видел драку, и продал ему помпу за пятьдесят эре. - На этом деле я заработал двадцать пять эре, - сказал Эмиль Альфре- ду, и примерно тогда уже Альфред понял, что из Эмиля, когда он подрас- тет, выйдет крупный делец. Аукцион кончился, и все, собрав купленные в Бакхорве вещи, скотину и птицу, заторопились домой. Папа Эмиля тоже отправился домой со своей ко- ровой и свиньей. Свинью погрузили на повозку, и Лотту-Хромоножку - тоже, хотя папа Эмиля недовольно косился на ящик с курицей. Все думали, что купленная папой корова Релла побредет следом за повозкой, но никто не спросил у нее, что она сама думает об этом. О бешеных быках тебе, наверно, доводилось слышать. А знаешь ли ты что-нибудь о бешеных коровах? Могу тебе сказать, что когда корова разоз- лится по-настоящему, то даже у самых бешеных быков поджилки трясутся и они в страхе убегают и прячутся. Эта Релла всю жизнь была самой добродушной и кроткой скотиной, какую только можно вообразить. Но когда Альфред с Линой пришли, чтобы вывести ее из хлева на большак и погнать домой в Каттхульт, она с силой вырва- лась и заревела так бешено, что все, кто был на аукционе, в ужасе подс- кочили. Может, она видела, как дрались работники, и подумала: "На войне как на войне" или "Аукцион так аукцион". Во всяком случае, она словно взбесилась, и подойти к ней было просто опасно. Первую попытку сделал Альфред, а за ним - папа Эмиля. Но Релла, опустив рога, с безумными гла- зами и яростным ревом бросилась на них. Оба - и Альфред, и папа Эмиля - пустились наутек словно зайцы, спасая свою жизнь. На помощь прибежали другие крестьяне, но Релла никого не подпускала к хлеву и быстро всех разогнала. - Драма-то какая! Вот беда-то! - сказала Лина, увидев, как хозяин Бакхорвы, торпарь из Кроки, другие хуторяне, а также Бультен из Бу бегут сломя голову, а Релла гонится за ними по пятам. Под конец папа Эмиля совсем потерял голову и заорал: - Я отдал за это чучело коровы восемьдесят крон! С меня хватит! Где ружье? Ее надо пристрелить! Выговорив эти слова, он дрогнул. Но какой прок от бешеной коровы? Это он и сам понимал, да и другие тоже. Хозяин Бакхорвы принес заряженное ружье и сунул в руки папе Эмиля: - Лучше уж ты сам! Но тут Эмиль как закричит: - Стойте, погодите! Я уже говорила, что Эмиль был сметливый мальчонка. Он подошел к отцу и попросил: - Раз ты все равно хочешь убить Реллу, лучше отдай ее мне. - А тебе-то на что бешеная корова? - спросил папа. - Охотиться на львов? - Но папа-то знал, что Эмиль умеет обращаться со скотиной, и по- тому сказал: - Сумеешь довести Реллу до Каттхульта, она будет на веки вечные твоей собственной, какой бы бешеной она ни была. Тогда Эмиль пошел к крестьянину из Бастефаля, тому самому, что купил шесть коров, и спросил его: - Сколько ты мне заплатишь, если я погоню твоих коров до самого Катт- хульта? Хутор Бастефаль был далеко, на другом конце прихода, и гнать туда пе- ред собой шесть коров не очень-то весело, это хозяин Бастефаля хорошо знал. Поэтому он тотчас вытащил из кармана брюк двадцать пять эре. - Ступай! - согласился он. - Вот тебе монета. Угадай, что потом сделал Эмиль? Он шмыгнул мимо Реллы в хлев и отвя- зал коров, которые там стояли. Едва он выгнал их во двор, как Релла сра- зу перестала реветь и опустила глаза, словно ей стало стыдно. Но что бы- ло делать несчастной корове, когда ее выгоняли из родного хлева, где ос- тавались другие ее товарки, с которыми она привыкла всегда быть вместе? Она разозлилась и обиделась, но догадался об этом лишь один Эмиль. А теперь Релла послушно затрусила по дороге вместе с другими корова- ми, и все, кто был на аукционе, рассмеялись и решили: - Нет, этот мальчонка из Каттхульта не так уж и прост! И Альфред тоже смеялся. - Эмиль Свенссон - скотовладелец, - сказал он. - Теперь у тебя есть конь, хромая курица и бешеная корова, чего бы тебе еще хотелось? - Ладно, придет время, и у меня наверняка всего станет больше, - спо- койно ответил Эмиль. Мама Эмиля стояла у кухонного окна в Каттхульте, поджидая с аукциона мужа и сына. Когда она увидела на дороге величественный караван, глаза у нее полезли на лоб. Впереди - повозка с папой Эмиля и Альфредом, Линой, поросой свиньей и Лоттой-Хромоножкой, которая громко кудахтала, радуясь только что снесенному яйцу. За повозкой одна за другой семь коров и, на- конец, гарцующий на Лукасе Эмиль, который деревянной лопатой поддерживал порядок, следя за тем, чтобы ни одна корова не отбилась от стада. Мама Эмиля кинулась во двор, за ней выскочила маленькая Ида. - Семь коров! - закричала мама папе Эмиля. - Кто из нас спятил - ты или я? - Не мы, а корова, - буркнул папа. Но ему еще долго пришлось бурчать, прежде чем мама поняла, в чем де- ло. - Спасибо тебе, Эмиль! Но как ты все-таки мог узнать, что моя лопата на днях треснула надвое, когда я сажала хлебцы в печь? Потом она ахнула, увидев нос Альфреда, ставший вдвое толще прежнего. - Где это тебя угораздило? - спросила мама Эмиля. - На аукционе в Бакхорве, - ответил Альфред. - А в следующую субботу надо ехать в Кнасхульт с такой вот дулей. Лина, мрачная и раздосадованная, слезла с повозки. Теперь она не кривлялась и не гоготала. - Что это у тебя такой кислый вид? - спросила мама Эмиля. - Что стряслось? - Зуб болит, - отрезала Лина. Торпарь из Кроки то и дело угощал ее леденцами, и от них у нее так разболелся коренной зуб с дуплом, что голова прямо-таки раскалывалась. Но болит зуб или не болит, надо немедля отправляться на выпас доить хуторских коров, потому что время дойки уже миновало. Время доить Реллу и других коров с аукциона тоже давно прошло, и они напоминали об этом громким мычанием. - Я не виноват, что хозяина Бастефаля здесь нет и он не может подоить своих дохлых коров, - сказал Эмиль и уселся доить сам - сперва Реллу, а потом и остальных коров. И он надоил тридцать литров молока, которое мама поставила в погреб, а потом сварила из этого молока сыр. К радости Эмиля, ему досталась гро- мадная головка вкусного сыра, и он долго им лакомился. А яйцо, которое Лотта-Хромоножка снесла по дороге домой, Эмиль сразу же сварил и положил на кухонный стол, за которым его папа, насупив бро- ви, ждал ужина. - Это от Лотты-Хромоножки, - сказал Эмиль. Потом он налил папе стакан парного молока. - А это от Реллы, - угощал он. Папа молча ел и пил, пока мама Эмиля сажала в печь караваи хлеба. Ли- на положила горячую картофелину на больной зуб, и зуб заныл в семь раз сильнее прежнего - все было точь-в-точь как она и ждала. - Эй, знаю я тебя, - сказала Лина зубу. - Коли ты глуп, то я и подав- но могу быть глупой. Альфред рассмеялся. - Торпарь из Кроки сумел-таки подъехать к тебе с леденцами, - сказал он. - Вот теперь и иди за него замуж! Лина фыркнула: - Больно надо за этакого-то сморчка! Ему уже пятьдесят лет, а и не только двадцать пять. Потвоему, мне нужен муж в два раза старше меня? - Ну и что! - сказал Эмиль. - Какая разница? - Ишь какой, - ответила Лина. - Теперь еще куда ни шло, но поразмыс- ли: когда мне пятьдесят стукнет, а ему сто - вот тогда будет мороки с ним, упаси меня Бог! - По уму твоему, Лина, ты и счет ведешь, - сказала мама, затворяя печь заслонкой. - Ну что за чудесная лопата! - похвалила она. Когда папа съел яйцо и выпил молоко, Эмиль сказал: - Ну а теперь пойду-ка я в столярку! Папа буркнул, что, мол, на этот раз Эмилю вовсе не обязательно там сидеть, раз все обошлось. - Нет уж, слово есть слово! - заявил мальчик. Он молча и чинно отправился в столярную стругать сто двадцать девято- го деревянного старичка. А Лотта-Хромоножка уже сидела на своем насесте в курятнике; Релла же, вполне довольная, бродила на выпасе вместе с другими хуторскими корова- ми. Тем временем за своими шестью коровами пришел крестьянин из Бастефа- ля. Они с папой долго болтали об аукционе и обо всем, что там случилось, и прошло немало времени, прежде чем папа смог пойти за Эмилем, чтобы вы- пустить его. Но только хозяин Бастефаля отправился в путь, как папа пос- пешно направился к сыну. Подойдя к столярной, он увидел маленькую Иду - девочка пристроилась на корточках на скамейке под оконцем. В руках она держала бархатную шка- тулочку, украшенную ракушками. Она держала ее так, словно у нее в жизни ничего дороже не было. Собственно, так оно и было. И папа Эмиля буркнул: - Дурацкая покупка! Старая бархатная шкатулка! Маленькая Ида не заметила, как подошел папа; доверчиво и послушно повторяла она за Эмилем те слова, которые он ей шептал из темной столяр- ной. Папа побледнел, услышав их, ведь грубее этих слов в Каттхульте ни- когда не произносили. И они звучали ничуть не лучше оттого, что Ида про- износила их нежным, ласковым голоском. - Замолчи, Ида! - рявкнул папа. Просунув пятерню в оконце, он схватил Эмиля за шиворот: - Ах ты неслух! Сидишь т