угодно, - сказала Пиппи, - но могу ли я пойти с вами в цирк, я не знаю. Ведь я не знаю, что за штука такая - цирк. А больно не будет? - Ну и дурочка же ты, - сказал Томми. - Вовсе он не делает больно! Это ведь удовольствие, ясно? Там и лошади, и клоуны, и красивые дамы, которые ходят по канату! - Но билет стоит денег, - добавила Анника, разжав свой маленький ку- лачок, чтобы посмотреть, по-прежнему ли там лежит блестящая двухкроновая монета и две монетки по пятьдесят эре. - Я богата, как тролль [3], - сказала Пиппи, - так что могу всегда купить себе даже весь цирк. Хотя если у меня будет много лошадей, на мо- ей вилле станет тесно. Клоунов и красивых дам я могу, правда, загнать в чулан, где хранится каток для белья, но с лошадьми будет труднее. - Дурочка! - сказал Томми. - Незачем тебе покупать цирк. Деньги пла- тят за вход туда и за то, что там увидят, понятно тебе? - Как бы не так! - заорала Пиппи и сощурилась. - Платить за то, чтобы смотреть! А я и без того хожу здесь целыми днями и только и делаю, что глазею по сторонам. Разве сосчитаешь, на сколько денег я уже насмотре- лась всякой всячины! Мало-помалу она осторожно приоткрыла один глаз, и тут у нее голова пошла кругом. - Сколько будет стоить, столько и будет! - сказала она. - Я должна хоть одним глазком взглянуть на этот цирк! Однако в конце концов Томми и Аннике удалось растолковать Пиппи, что такое цирк, и тогда она взяла из своего чемодана несколько золотых мо- нет. Затем она надела свою шляпу величиной с мельничное колесо, и они пустились бежать к цирку. Перед палаткой цирка толпился народ, а у окошечка кассы тянулась длинная очередь. Но наконец подошла и очередь Пиппи. Она сунула голову в окошечко и, пристально взглянув на сидевшую там пожилую приветливую да- му, сказала: - Сколько будет стоить посмотреть на тебя? Но пожилая дама приехала из-за границы и не поняла, что имела в виду Пиппи. - Милая девошка, - ответила она, - мешт в первый ряд штоит пять крон, во второй - три кроны, а ешли штоять - одна. - Ладно, идет, - сказала Пиппи, - но ты должна мне обещать, что прой- дешься по канату. Тут Томми вмешался и сказал, что Пиппи нужен билет во втором ряду. Пиппи протянула в окошечко золотую монету, а пожилая дама недоверчиво взглянула на нее. Она даже попробовала монету на зуб, чтобы убедиться: монета не фальшивая. В конце концов дама уверилась, что монета в самом деле золотая, и Пиппи получила свой билет. Кроме того, ей вернули сдачу: много серебряных монеток. - Еще чего! На что мне все эти мелкие, противные белые денежки? - не- довольно сказала Пиппи. - Знаешь, возьми их обратно, а я за это смогу посмотреть на тебя два раза. На штоячем мешт! Поскольку Пиппи абсолютно не желала брать сдачу, дама обменяла ее би- лет на место в первом ряду и дала также Томми и Аннике места в первом ряду совершенно бесплатно. Им не пришлось платить ни единого эре. Таким образом, Пиппи, Томми и Аннике достались очень красивые, обитые красной материей кресла возле самой арены. Томми и Анника много раз оборачива- лись, чтобы помахать рукой своим школьным товарищам, сидевшим гораздо дальше. - Какой смешной чум! Точь-в-точь - как у лопарей! - сказала Пиппи, удивленно оглядываясь вокруг. - Но, как я вижу, они рассыпали на полу опилки. Не такая уж я чистюля, но, сдается мне, тут работали грязнули и неряхи. Томми объяснил Пиппи, что в цирках всегда рассыпают опилки, чтобы ло- шадям было легче бегать. На небольшом помосте расположился оркестр, который внезапно заиграл бравурный марш. Пиппи бешено захлопала в ладоши и запрыгала в кресле от восторга. - А слушать тоже стоит денег или это бесплатно? - спросила она. И тут занавес, прикрывавший дверь, откуда выходили артисты, отодви- нулся и директор цирка в черном фраке с хлыстом в руке выбежал на арену, а вместе с ним десяток белых лошадей с алыми плюмажами на гривах. Директор цирка щелкнул хлыстом, и лошади стали бегать вокруг арены. Тогда директор щелкнул хлыстом снова, и все лошади встали передними но- гами на барьер, окружавший арену. Одна из лошадей очутилась прямо против кресел, где сидели дети. Аннике не понравилось, что лошадь стоит так близко от нее, и она забилась как можно глубже в кресло. А Пиппи, наобо- рот, наклонившись вперед, подняла переднюю ногу лошади и сказала: - Привет, лошадка, как поживаешь? Тебе кланяется моя лошадь. У нее сегодня тоже день рождения, правда, бантики у нее не на голове, как у тебя, а на хвосте. К счастью, Пиппи опустила ногу лошади еще до того, как директор цирка ударил хлыстом в следующий раз. Потому что все лошади спрыгнули с барьера и снова начали носиться по арене. Когда номер подошел к концу, директор вежливо поклонился и лошади ум- чались. Миг - и занавес снова отодвинулся, чтобы впустить ослепительно белую лошадь, на спине которой стояла прекрасная дама в зеленом шелковом трико. В программе было написано, что ее зовут мисс Карменсита. Лошадь трусила по опилкам, а мисс Карменсита улыбалась, спокойно стоя на ее спине. Но тут случилось нечто непредвиденное. В тот самый миг, когда лошадь гарцевала мимо кресла, где сидела Пиппи, в воздухе что-то просвистело. И это был не кто иной, как Пиппи - собственной персоной. И вот она уже стоит на спине лошади, позади мисс Карменситы. Сперва мисс Карменсита была так ошарашена, что чуть не свалилась с лошади. Но потом она разозлилась и начала размахивать за спиной руками, чтобы заставить Пиппи спрыгнуть. Но не тут-то было. - Успокойся грамм на двести! - завопила Пиппи. - Думаешь, тебе одной хочется повеселиться? Другие тоже платили за билет! Тогда мисс Карменсита захотела сама спрыгнуть с лошади, но опять-таки не тут-то было, потому что Пиппи цепко обхватила руками ее живот. И тог- да зрители, все до одного, не могли сдержать смех. Все это казалось ка- ким-то несусветным безумством. Прекрасная мисс Карменсита, за которую судорожно держалась какая-то рыжеволосая девчонка в огромных туфлях, стоявшая на спине лошади с таким видом, словно она никогда не занималась ничем иным, как только выступала в цирке. Но директору цирка было не до смеха. Он дал знак своим одетым в крас- ное униформистам, чтобы те выбежали на арену и остановили лошадь. - Неужели номер уже окончен? - разочарованно спросила Пиппи. - Как раз когда нам так весело! - Жамолши, девшонка! - прошипел сквозь зубы директор. - Убирайся вон! Пиппи горестно взглянула на него. - Что случилось? - спросила она. - Почему ты злишься? А я-то думала, тут хотят, чтобы нам было весело и приятно. Соскочив с лошади, она пошла и уселась на свое место. Но тут появи- лись двое здоровенных служителей, чтобы вышвырнуть ее из балагана. Схва- тив ее с обеих сторон, они попытались приподнять девочку. Но это им не удалось. Пиппи как раз сидела очень спокойно, но все равно не было ни малейшей возможности сдвинуть ее с места, хотя служите- ли старались изо всех сил. И тогда, пожав плечами, они отошли от нее. Тем временем начался следующий номер. Мисс Эльвира собиралась пройти по канату. Мелкими шажками взбежала она на канат. Она балансировала на ка- нате и выделывала всевозможные трюки. Ее номер выглядел очень мило. Она продемонстрировала также, что может пройтись по узенькому канату задом наперед. Но когда она вернулась на небольшую площадку, где начинался ка- нат, и обернулась, там уже стояла Пиппи. - Ну, что ты скажешь теперь? - восторженно спросила Пиппи, увидев удивленное лицо мисс Эльвиры. Мисс Эльвира не произнесла ни слова, а только спрыгнула вниз с каната и бросилась на шею директора цирка, который был ее папой. И директор цирка снова послал своих служителей, чтобы те вышвырнули Пиппи вон из балагана. На этот раз их было пятеро. Но тут все зрители в цирке закри- чали: - Оставьте ее в покое! Хотим видеть рыжую девчонку! И они затопали ногами и захлопали в ладоши. Пиппи выскочила на канат. И все трюки мисс Эльвиры ничего не стоили по сравнению с тем, что умела Пиппи. Выйдя на середину каната, она зад- рала ногу высоко-высоко вверх, а ее огромная туфля распростерлась, слов- но крыша, у нее над головой. Затем Пиппи чуточку согнула ногу так, что смогла почесать у себя за ухом. Директор цирка был не очень-то доволен тем, что Пиппи выступает в его цирке. Он хотел избавиться от нее. И поэтому он тихонько подкрался поб- лиже к канату и выключил механизм, который держал его натянутым. Дирек- тор наверняка рассчитывал, что Пиппи тут же рухнет вниз. Но Пиппи вовсе не рухнула. Вместо этого она стала раскачиваться на провисшем вниз канате. Пиппи раскачивалась все быстрее и быстрее то в одну, то в другую сторону. И вдруг, подпрыгнув, свалилась прямо на спину директора. Он так испугался, что бросился бежать. - Ну и веселая лошадка! - сказала Пиппи. - Только почему у тебя в гриве нет кисточек, как у настоящих цирковых лошадок? А потом Пиппи решила, что пора вернуться обратно к Томми и Аннике. Она сползла со спины директора цирка, пошла и села на свое место. Тут как раз должен был начаться следующий номер. Но он задержался, потому что директору цирка нужно было сначала уйти с арены, выпить стакан воды и причесать волосы. Но после этого он, выйдя на арену, поклонился публи- ке и сказал: - Дамы и гошпода! Шереж минуту вы увидите величайшее чудо вшех времен - шамого шильного человека в мире. Шилач Адольф, которого еще никто не шмог победить! Пожалуйшта, дамы и гошпода, шейшаш перед вами выштупит Шилач Адольф! И вот на арену вышел гигантского роста мужчина. Он был одет в трико цвета мяса, а шкура леопарда прикрывала его бедра. С очень довольным ви- дом он поклонился публике. - Пошмотрите только, какие мушкулы, - сказал директор цирка и нажал на руку Силача Адольфа, где мышцы набухали как шар под кожей. - А теперь, дамы и гошпода, я выштупаю, в шамом деле, ш прекрашным предложением! Кто иж ваш пошмеет вштупить в единоборштво ш Шилачом Адольфом? Кто попробует победить шамого шильного человека в мире? Што крон будет выплачено тому, кто шможет победить Шилача Адольфа, што крон. Подумайте хорошенько, дамы и гошпода! Пожалуйшта! Кто выштупит вперед? Никто не выступил. - Что он сказал? - спросила Пиппи. - И почему он говорит по-арабски? - Он сказал, что тот, кто поколотит эту громадину, получит сто крон, - сказал Томми. - Это могу сделать я, - заявила Пиппи. - Но я думаю, жалко колотить его. Он с виду добрый. - Да и где тебе, - возразила Анника. - Ведь это же самый сильный па- рень в мире! - Парень - да, - согласилась Пиппи, - но я - самая сильная девочка на свете, запомни это! Тем временем Силач Адольф занимался тем, что поднимал огромные желез- ные ядра и сгибал пополам толстые железные штанги, чтобы показать, какой он сильный. - Ну, гошпода, - вскричал директор цирка, - неушто шреди вас не най- дется никого, кто желает жаработать шотню крон? Неужто я, в шамом деле, буду вынужден шохранить ее для шамого шебя?! - сказал он, размахивая ас- сигнацией в сто крон. - Нет, не думаю, чтобы мне этого в шамом деле хотелось, - сказала Пиппи и перелезла через барьер на арену. Директор цирка совершенно обезумел, снова увидев девочку. - Уходи, ишчезни, не желаю тебя больше видеть! - шипел он. - Почему ты всегда такой неприветливый? - упрекнула директора Пиппи. - Я ведь только хочу подраться с Силачом Адольфом. - Ждешь не мешто для шуток, - сказал директор. - Убирайшя, пока Шилач Адольф не ушлышал твои бешшовештные шлова! Но Пиппи, не обращая ни на кого внимания, прошла мимо директора цирка прямо к Силачу Адольфу. Взяв его огромную руку в свою, она сердечно по- жала ее. - Ну, сейчас мы с тобой немного поборемся! - заявила она. Силач Адольф смотрел на нее, ничего не понимая. - Через минуту я начинаю! - заявила Пиппи. Так она и сделала. Прежде чем кто-либо смог понять, что произошло, она крепко схватила Силача Адольфа за пояс и уложила его на обе лопатки на ковер. Силач Адольф тут же вскочил, лицо его было багрово-красным. - Браво, Пиппи! - закричали Томми и Анника. Услыхав эти слова, публика в цирке тут же подхватила их: "Браво, Пип- пи! " Директор цирка сидел на барьере, в отчаянии ломая руки. Он был страш- но зол. Однако Силач Адольф разозлился еще сильнее. Ни разу в жизни он не попадал в такую ужасную переделку. Зато теперь он, по крайней мере, покажет этой рыжей девчонке, что за парень Силач Адольф! Кинувшись к ней, он железной хваткой схватил девочку за пояс. Но Пиппи неколебимо и твердо, как скала, стояла на ногах. - Ты можешь лучше, - сказала она, желая подбодрить его. Но тут же вырвалась из его объятий: миг - и Силач Адольф снова оказался на ковре! Пиппи стояла рядом и ждала. Ждать ей пришлось не долго. С воплем вскочив на ноги, он снова как ураган ринулся на нее. - Тидде-ли-пум и пидде-ли-дей! - вскричала Пиппи. Все зрители в цирке топали ногами и, подбрасывая свои шапки к потол- ку, орали: - Браво, Пиппи! Когда Силач Адольф ринулся на нее в третий раз, Пиппи высоко подняла его вверх и понесла на вытянутых руках вокруг арены. Затем она снова уложила его на обе лопатки на ковер и крепко прижала к полу. - Ну, милый старикашка, сдается мне, больше мы к этому возвращаться не станем, - сказала она. - Веселее этого все равно ничего больше не бу- дет. - Пиппи - победительница, Пиппи - победительница! - закричала публи- ка. Силач Адольф тут же улизнул, умчавшись во всю прыть. А директор цирка был вынужден выйти на арену и вручить Пиппи ассигнацию в сто крон. Хотя вид у него был такой, что он охотнее съел бы ее. - Пожалуйшта, мой маленький фрекен! - сказал он. - Пожалуйшта, што крон! - Вот это? - презрительно сказала Пиппи. - А на что мне эта бумажка? Можешь взять ее себе и завернуть в нее селедку, если хочешь! И она пошла назад, на свое место. - Какой жутко скучный этот цирк! - сказала она Томми и Аннике. - Вздремнуть никогда не помешает. Но разбудите меня, если еще чем-то надо помочь! И, откинувшись на спинку кресла, она внезапно заснула. Она лежала и храпела, пока все эти клоуны, и шпагоглотатели, и люди-змеи показывали свои трюки Томми и Аннике и всем другим зрителям в цирке. - Но мне все-таки кажется, что Пиппи была лучше всех, - шепнул Томми Аннике. ВОРЫ НАНОСЯТ ВИЗИТ ПИППИ После выступления Пиппи в цирке в маленьком городке не нашлось бы че- ловека, который не знал, какая она ужасно сильная. О ней даже напечатали в газете. Но люди, жившие в других местах, конечно же, не знали, кто та- кая Пиппи. Темным осенним вечером по дороге мимо Виллы Вверхтормашками шли двое бродяг. Бродяги эти были отпетые ворюги, которые отправились по стране, чтобы посмотреть, не удастся ли что-нибудь украсть. Увидев в окнах Виллы Вверхтормашками свет, они решили войти туда и выпросить по бутерброду. В тот самый вечер Пиппи вывалила все свои золотые монеты из чемодана на пол кухни и пересчитывала их. Считать она, конечно, хорошенько не умела, но все же иногда это делала. Порядка ради. - ...семьдесят пять, семьдесят шесть, семьдесят семь, семьдесят во- семь, семьдесят девять, семьдесят десять, семьдесят одиннадцать, семьде- сят двенадцать, семьдесят тринадцать, семьдесят семнадцать... фу, как у меня в горле засемерилозасвербило! Ну и ну! Какие еще цифры-то бывают? Эй, где вы там, цифры-мифры?! Ага, теперь я вспоминаю: сто четыре, тыся- ча, - это, право слово, куча денег, - сказала Пиппи. Как раз в эту минуту в дверь постучали. - Либо входите, либо оставайтесь там, за дверью, как вам угодно! - воскликнула Пиппи. - Я никого не неволю! Дверь отворилась, и вошли двое бродяг. Отгадай, сделали ли они большие глаза при виде рыжеволосой девчонки, сидевшей в совершенном оди- ночестве на полу и считавшей деньги! - Никак ты одна дома? - хитро спросили они. - Ни в коем случае, - ответила Пиппи. - Господин Нильссон тоже дома. Ведь воры при всем желании не могли знать, что господин Нильссон - маленькая обезьянка, которая как раз спала в своей выкрашенной в зеленый цвет маленькой кроватке с кукольным одеяльцем на животе. Они думали, что это хозяина дома зовут Нильссон, и понимающе подмигнули друг другу, как бы говоря: "Мы можем вернуться сюда чуть позднее". Но, обратившись к Пиппи, они сказали: - Мы зашли к тебе только узнать, что такое часы, вернее, который час [4]. Бродяги так взбодрились, что начисто забыли про всякие бутерброды. - Здоровенные сильные дяденьки, а даже не знаете, что такое часы, - съехидничала Пиппи. - Ну и дрянцовское же воспитание вы получили! Часы - это такая маленькая кругленькая штучка, которая говорит "тик-так", кото- рая идет и идет, а никогда до дверей не дойдет. Если вы знаете еще дру- гие загадки, валяйте, выкладывайте, - ободряюще произнесла Пиппи. Бродяги решили, что Пиппи слишком мала, чтобы разбираться в часах, поэтому они, не говоря ни слова, вышли из дома. - Я вовсе не требую, чтобы вы сказали "так" [5], - закричала им вслед Пиппи, - но вы могли бы, по крайней мере, поднапрячься и сказать "тик". У вас даже обыкновенного ума, как у часов, не хватает! Да ну вас, уби- райтесь с миром, - сказала Пиппи и вернулась к своим деньгам. Удачно избежав неприятностей, бродяги в восторге потирали руки. - Ты видел, сколько денег? Ну и ну! - сказал один. - Да, везуха пошла! - сказал второй. - Единственное, что остается, - подождать, пока девчонка и этот Нильссон заснут. А потом тихонько проб- раться в дом и наложить на все лапу. Усевшись под дубом в саду, воры стали ждать. Моросил мелкий дождик, а они к тому же страшно проголодались. Нельзя сказать, что им было очень уютно, но мысль об огромных деньгах поддерживала в них бодрость духа. Мало-помалу во всех домах погас свет, но окна Виллы Вверхтормашками светились по-прежнему. В тот вечер Пиппи как раз училась танцевать шот- тис и не желала ложиться спать, пока не убедится, что она в самом деле уже выучилась танцевать этот танец. В конце концов, однако, и на Вилле Вверхтормашками погас свет. Бродяги немножко подождали, желая удостовериться в том, что господин Нильссон заснул. Но под конец они прокрались к кухне с черного хода и приготовились открыть дверь своими отмычками. Между тем один из взломщи- ков - вообще-то его фамилия была Блум - совершенно случайно коснулся двери. И она оказалась незапертой. - Что они тут, чокнулись? - прошептал он своему сообщнику. - Дверь-то не заперта! Ну и дела! - Тем лучше для нас, - ответил его сообщник, черноволосый взломщик, которого все, кто его знал, звали Громила-Карлссон. Громила-Карлссон зажег карманный фонарик, и они прокрались на кухню. Там никого не было. Но в комнате рядом спала Пиппи, и там же стояла ма- ленькая кукольная кроватка господина Нильссона. Громила-Карлссон открыл дверь и осторожно заглянул в комнату. Там бы- ло спокойно и тихо, а свет фонарика заплясал по всей комнате. Когда лучи света коснулись кровати Пиппи, бродяги, к своему величай- шему удивлению, не увидели ничего, кроме пары ног, покоившихся на подуш- ке. Голова Пиппи, как обычно, лежала под одеялом у изножья кровати. - Должно быть, это и есть та самая девчонка, - прошептал Громи- ла-Карлссон Блуму. - И теперь, верно, она крепко спит. А где, как ты ду- маешь, где может быть этот Нильссон? - Господин Нильссон, с вашего позволения, - послышался спокойный го- лос Пиппи. - Господин Нильссон лежит в маленькой выкрашенной в зеленый цвет кукольной кроватке. Бродяги так перепугались, что их просто затрясло от страха. Но тут они осознали то, что сказала Пиппи. В кукольной кроватке спал господин Нильссон. При свете карманного фонарика они разглядели также кукольную кроватку и лежавшую в ней маленькую обезьянку. Громила-Карлссон не смог удержаться от смеха. - Блум, - сказал он, - господин-то Нильссон - обезьяна, ха-ха-ха! - Да, а ты думал, кто он? - раздался из-под одеяла спокойный голос Пиппи. - Машинка для стрижки газонов, что ли? - А твои мама с папой дома? - спросил Блум. - Нет, - ответила Пиппи. - Их нет! Они уехали! Совсем уехали! Громила-Карлссон и Блум просто закудахтали от восторга. - Послушай-ка, милая детка, - сказал Громила-Карлссон. - Вылезай из-под одеяла, поболтаем! - Не, я сплю! - сказала Пиппи. - Что, опять хотите поговорить о за- гадках? Тогда, может, сначала отгадаете эту: что за часы, которые идут и идут, а никогда до двери не дойдут? Но тут Блум решительно сорвал одеяло с Пиппи. - Ты умеешь плясать шоттис? - спросила Пиппи, серьезно глядя ему в глаза. - А я умею! - Ты задаешь слишком много вопросов, - сказал Громила-Карлссон. - Не можем ли мы немного расспросить тебя тоже? Где у тебя, например, деньги, которые только что валялись на полу? - В чемодане на шкафу, - чистосердечно ответила Пиппи. Громила-Карлссон и Блум ухмыльнулись. - Надеюсь, дружок, ты ничего не имеешь против, если мы их заберем? - спросил ГромилаКарлссон. - О, пожалуйста, - сказала Пиппи. - Ясное дело, нет. После чего Блум подошел к шкафу и снял оттуда чемодан. - А теперь, дружок, надеюсь, ты ничего не имеешь против, если я забе- ру их обратно, - сказала Пиппи; она вылезла из кровати и подошла к Блу- му. Блум так хорошенько и не понял, как это произошло, но чемодан вдруг быстро и весело очутился в руках у Пиппи. - Хватит шутить! - злобно произнес Громила-Карлссон. - Давай сюда че- модан! Схватив Пиппи крепко за руку, он попытался рвануть к себе желанную добычу. - Шутки в сторону! - изрекла Пиппи. Она подняла Громилу-Карлссона и посадила на шкаф. Через минуту рядом с ним там уже сидел и Блум. Вот тут-то оба бродяги испугались. Они нача- ли понимать, что Пиппи уж точно не какая-то там заурядная девчонка. Но чемодан влек их к себе настолько, что они забыли всякий страх. - Вместе и сразу, Блум! - вскричал ГромилаКарлссон, и они, соскочив со шкафа, накинулись на Пиппи, державшую чемодан в руках. Но Пиппи ткнула в каждого из них указательным пальцем так, что они тут же очутились в разных углах. И не успели они подняться на ноги, как Пиппи вытащила веревку и молниеносно скрутила руки и ноги обоим ворам. Теперь они запели другую песню. - Милая, добрая фрекен! - заныл ГромилаКарлссон. - Прости нас, мы ведь только пошутили! Не обижай нас. Мы ведь всего лишь несчастные нищие бродяги, которые зашли в твой дом попросить немного еды. Блум даже чуточку всплакнул. Пиппи аккуратно поставила чемодан обратно на шкаф. А потом поверну- лась к своим пленникам: - Умеет кто-нибудь из вас танцевать шоттис? - Хы, хы! - захныкал Громила-Карлссон. - Я думаю, мы оба сумеем. - Ой, до чего же весело! - воскликнула Пиппи, хлопая в ладоши. - А мы не можем немного потанцевать? Понимаете, я только что научилась. - Да, пожалуйста, - немного обескураженно ответил Громила - Карлссон. Тогда Пиппи взяла огромные ножницы и разрезала веревку, опутавшую ее гостей. - Но у нас нет музыки, - огорченно произнесла Пиппи. Тут у нее возникла новая идея. - А ты не можешь поиграть на гребенке? - спросила она Блума. - Тогда бы я потанцевала с ним. - Она указала на Громилу-Карлссона. Ну да, Блум мог, разумеется, поиграть на гребенке. И он заиграл, да так громко, на весь дом. Господин Нильссон, проснувшись, уселся в своей кроватке, словно для того, чтобы увидеть, как Пиппи кружится по всей комнате с ГромилойКарлссоном. Она была чрезвычайно серьезна и торжест- венна, а танцевала так старательно, словно речь шла о ее жизни. Под конец Блуму не захотелось больше играть на гребенке; он утверж- дал, что от этого немилосердно щекотно его губам. А у Громилы-Карлссона, который целый день таскался по дорогам, начали уставать ноги. - Милые вы мои, ну еще хоть немножко, - клянчила, продолжая танце- вать, Пиппи. И Блуму с Громилой-Карлссоном оставалось только продолжить игру на гребенке и танцы. В три часа ночи Пиппи сказала: - О, я могла бы танцевать до самого четверга! Но вы, может быть, ус- тали и хотите есть? Да, они устали и были голодны, хотя едва ли осмелились бы ей об этом сказать. Но Пиппи достала из кладовки и хлеб, и сыр, и масло, и ветчину, и холодное жаркое, и молоко, и все они уселись за стол. И Блум, и Громи- ла-Карлссон, и Пиппи ели до тех пор, пока не растолстели и чуть ли не превратились в четырехугольники. Пиппи плеснула себе немного молока в ухо. - Это полезно от глухоты. - Бедняжка, ты что, глохнешь? - спросил Блум. - Не-а, - ответила Пиппи, - но, может, еще буду глохнуть. Под конец оба бродяги поднялись из-за стола, от души поблагодарили хозяйку за угощение и попросили разрешения откланяться. - Как мило, что вы пришли ко мне! Вам в самом деле пора уже уходить? - жалобно спросила Пиппи. - Никогда не встречала я никого, кто бы так отплясывал шоттис, как ты, мой сахарный поросеночек, - сказала она Гро- миле-Карлссону. - Упражняйся прилежней в игре на гребенке, - сказала она Блуму, - тогда ты про щекотку и думать забудешь. Когда бродяги уже стояли в дверях, Пиппи подбежала к ним и дала каж- дому из них золотую монетку. - Вы их честно заработали! - сказала она. ПИППИ ПРИГЛАШАЮТ НА ЧАШКУ КОФЕ Мама Томми и Анники пригласила на чашку кофе несколько дам. И пос- кольку она напекла столько всякой всячины, что ее на всех бы хватило, она и подумала: пожалуй, Томми с Анникой могли бы заодно пригласить и Пиппи. По крайней мере, думала она, у нее будет меньше хлопот с собственными малышами. Томми и Анника от всего сердца обрадовались, услыхав об этом кофепи- тии, и тотчас побежали к Пиппи, чтоб пригласить ее. Пиппи ходила по саду и поливала из старой заржавленной лейки чахлые цветы, которые еще оста- вались у нее. Поскольку именно в тот самый день с неба непрерывным пото- ком лил дождь, Томми сказал Пиппи, что, пожалуй, это совершенно ни к че- му. - Да, хорошо тебе говорить, - с досадой сказала Пиппи. - Я, может, всю ночь не спала и радовалась, что встану и буду поливать цветы. Так неужели я позволю, чтобы такой мелкий дождик помешал мне! Заруби себе это на носу! Но тут Анника преподнесла восхитительную новость: Пиппи приглашена на чашку кофе. - На чашку кофе... я? - вскричала Пиппи и на нервной почве, вместо куста роз, о котором, собственно говоря, и шла речь, стала поливать из лейки Томми. - О, как все это будет! Ой, как я волнуюсь! Подумать только, а что, если я не смогу как следует вести себя? - Нет, ты точно сможешь, - утешила ее Анника. - Не будь так уверена в этом, - сказала Пиппи. - Я, конечно, попыта- юсь, можешь не сомневаться, но я много раз замечала, что людям не нра- вится, как я себя веду. И это несмотря на то, что я стараюсь вести себя как нельзя лучше. На корабле мы никогда не придавали этому большого зна- чения. Обещаю, что буду стараться изо всех сил и вам не придется сты- диться меня. - Чудесно! - сказал Томми и помчался как стрела вместе с Анникой до- мой под дождем. - В три часа пополудни, не забудь! - крикнула Анника, выглядывая из-под зонтика. Ровно в три часа пополудни по лестнице дома семейства Сеттергрен под- нималась весьма изысканная фрекен. Это была Пиппи Длинныйчулок. Свои ры- жие волосы она, в виде исключения, распустила, и они, словно львиная грива, падали ей на плечи и спину. Она размалевала свои губы яркокрасным фломастером, а к тому же еще намазала сажей брови. Так что вид у нее был почти грозный и внушающий страх. Красным же мелком она размалевала также ногти, а туфли украсила огромными зелеными бантами. - Похоже, я буду самой шикарной на этом пиру, - удовлетворенно про- бормотала она себе под нос, когда звонила у дверей. В большой комнате семейства Сеттергрен сидели три важные дамы, а так- же Томми с Анникой и их мама. Стол был великолепно накрыт, а в камине горел огонь. Дамы спокойно и тихо беседовали между собой, а Томми и Ан- ника, сидя на диване, рассматривали альбом. Все было так мирно! Но внезапно мир был нарушен. - К оружииииииию! Пронзительный командный окрик раздался из прихожей, и в следующий миг на пороге уже стояла Пиппи Длинныйчулок. Она закричала так громко и так неожиданно, что дамы просто подскочили. - Отряд, вперед МАРШ! - раздался следующий окрик, и Пиппи, чеканя шаг, подошла прямо к фру Сеттергрен. - Отряд, СТОЙ! Она остановилась. - Руки вперед, АТЬ, ДВА! - закричала она и обхватила обеими руками руку фру Сеттергрен, которую начала сердечно трясти. - Колени СОГНУТЬ! - снова закричала она и сделала красивый книксен. Потом, улыбнувшись фру Сеттергрен, Пиппи приветливо сказала: - Вообще-то я зверски стеснительная, так что если бы я не отдавала приказания самой себе, то просто осталась бы в прихожей, тряслась бы от страха и не посмела бы войти. Затем она ринулась к другим дамам и расцеловала их в обе щеки. - Шармонт, шармонт [6], какая честь для меня, - сказала она, потому что слышала, как один шикарный господин говорил однажды при ней эти сло- ва одной даме. Потом Пиппи уселась в самое лучшее кресло, какое только попалось ей на глаза. Фру Сеттергрен предполагала, что дети поднимутся наверх, в комнату Томми и Анники. Но Пиппи спокойно продолжала сидеть, потом уда- рила себя рукой по коленям и, бросив взгляд на накрытый кофейный стол, сказала: - В самом деле, это выглядит ужасно аппетитно. Когда сядем к столу? Но тут вошла служанка Элла с кофейником, и хозяйка дома пригласила гостей: - Прошу к столу! - Чур, я первая! Я первая! - вскричала Пиппи и в два прыжка очутилась у стола. Она разом сгребла со стола столько пряников, сколько могло помес- титься на тарелке. Она швырнула пять кусков сахара в свою кофейную чаш- ку, вылила в ту же чашку полсливочника и двинулась со своей добычей об- ратно к креслу прежде, чем дамы успели даже подойти к столу. Вытянув вперед ноги, Пиппи поставила тарелку с пряниками на пальцы ног. Затем, бодро макая пряники в кофе, принялась впихивать их себе в рот, да столько, что не могла вымолвить ни слова, как ни старалась. Од- ним движением руки она опустошила целую тарелку с пряниками. Затем под- нялась, ударила в тарелку как в бубен и подошла к столу, чтобы посмот- реть, не осталось ли там еще пряников. Дамы неодобрительно смотрели на нее, но она их просто не замечала. Весело болтая, ходила она вокруг сто- ла и хватала пряники то тут, то там. - Как все-таки мило с вашей стороны пригласить меня, - говорила она. - Меня ведь никогда раньше не приглашали на чашку кофе. На столе стоял также большой торт со взбитыми сливками. Посредине торта красовался кусочек красной конфетки. Заложив руки за спину, Пиппи неотрывно смотрела на этот торт. Внезапно наклонившись вперед, она схва- тила губами вожделенный кусочек конфеты. Но нырнула она губами в торт слишком быстро. И когда оторвала от него губы, все лицо ее было сплошь залеплено сливками. - Ха-ха-ха! - залилась смехом Пиппи. - Теперь мы можем поиграть в жмурки, ну, в слепого козла [7]. Потому что здесь, по крайней мере, мы получаем слепого козла даром. Я не вижу ни грамма. Высунув язык, она слизнула со своего лица все сливки. - Да, ужасная беда случилась с этим тортом, - сказала она. - А раз торт все равно пропал, лучше всего мне его сразу съесть. Так она и сделала. Она пошла в наступление на торт, вооружившись спе- циальной лопаточкой, и очень скоро он весь был съеден. Пиппи удовлетво- ренно похлопала себя по животу. Фру Сеттергрен тем временем отлучилась на кухню и ничего не знала о беде, постигшей торт. Но остальные дамы очень строго взирали на Пиппи. Им, верно, тоже хотелось попробовать хотя бы маленький кусочек. Пиппи заметила, что у них кислый вид, и решила приободрить их. - Не надо расстраиваться из-за такой ерунды, - утешила их она. - Главное - здоровье. А когда приглашают на чашку кофе, нужно веселиться. Схватив сахарницу, где были кусочки сахара, она выбросила все на пол. - Ой! - пронзительно закричала она. - Как я могла так ошибиться! Я-то думала, что там сахарный песок. Но уж если беде суждено быть, то она тут как тут. К счастью, если тебя угораздило вывалить кусочки сахара на пол, есть только один способ помочь беде - кусать сахарный песок. С этими словами она схватила другую сахарницу, стоявшую на столе, вы- сыпала оттуда немного сахарного песку на язык и крепко стиснула зубы. - Классно! - проговорила она. - Если это не поможет, то уж ничто не поможет. Затем, снова схватив сахарницу, высыпала на пол целую кучу сахарного песку. - Заметьте хорошенько, что это сахарный песок, - сказала она. - Так что я в своем праве. Да и вообще, хотела бы я знать, на что нужен песок, хоть и сахарный, если его нельзя рассыпать? Но тут вошла фру Сеттергрен и, увидев разбросанный и рассыпанный по полу сахар, крепко взяла Пиппи за руку и отвела ее к дивану, на котором сидели Томми и Анника. Затем она подошла к дамам, сама села рядом с ними и предложила им еще по чашке кофе. То, что торт исчез, ее только обрадо- вало. Она подумала, что гостям торт так понравился, что они весь съели. Пиппи, Томми и Анника тихонько болтали, сидя на диване. Огонь трещал в камине. Дамы пили кофе, и все было снова мирно и спокойно. И как это бывает порой за чашечкой кофе, дамы начали говорить о своих служанках. Нельзя сказать, что им достались образцовые служанки. Дамы не были ими довольны, и все они сошлись на том, что держать служанок вовсе незачем. Гораздо лучше все делать самим, потому что тогда, по крайней мере, зна- ешь, что все сделано как нельзя лучше. Пиппи сидела на диване и слушала, а когда дамы ненадолго замолчали, она вмешалась в разговор: - У моей бабушки была как-то служанка, которую звали Малин. На ногах у нее были мозоли, а в остальном с нею все было классно. Пожалуй, единственно неприятное с ней было то, что, как только в дом приходили гости, она набрасывалась на них и кусала их за ноги. И лаяла! Ой, как она лаяла! По всему кварталу было слышно! Но это только тогда, когда она бывала в игривом настроении. Хотя гости не всегда это понимали. Когда Малин только-только нанялась в служанки, пришла к бабушке одна старая пасторша, и когда Малин примчалась и вонзила зубы в ее тощую ногу, пас- торша так взвыла, что напугала Малин до смерти, и та от страха еще креп- че вонзила в нее зубы. А потом никак не могла их вытащить, аж до самой пятницы. Так что в тот день бабушке пришлось самой чистить картошку. Но тогда-то наконец это было сделано на совесть. Она работала так умело, что, когда почистила всю картошку до конца, осталась только кожура. Ни одной картошки не было. Но после той пятницы пасторша никогда больше к бабушке не заявлялась. Она просто шуток не понимала. Как тут не пожалеть Малин, которая так любила шутить и веселиться! Хотя, пожалуй, и она иногда обижалась, да, и она тоже, уж этого у нее не отнимешь. Однажды, когда бабушка заехала вилкой ей в ухо, она целый день дулась. Посмотрев вокруг, Пиппи приветливо улыбнулась. - Ага, Малин была такая, да! - сказала она, вертя большими пальцами. Дамы сделали вид, будто они ничего не слышали. И продолжали болтать. - Была бы моя Руса хотя бы чистоплотна, - заявила фру Берггрен, - я, пожалуй, оставила бы ее. Но она - настоящая свинюшка. - Видели бы вы Малин, - снова встряла в разговор Пиппи. - Малин была такая грязнуля - ну второй такой не найти! "Одно удовольствие смотреть на нее", - говорила бабушка. Бабушка всегда считала Малин негритянкой, потому что она была такая темнокожая. Но все это дерьмо большей частью можно было смыть. А однажды на благотворительном базаре в городском оте- ле ей присудили первое место за самую лучшую траурную каемку под ногтя- ми. О ужас, о страх, до чего эта девица была вся в дерьме! - радостно сокрушалась Пиппи. Фру Сеттергрен бросила на нее строгий взгляд. - Можете себе представить, - произнесла фру Гранберг. - Как-то вече- ром, когда моей Бритте понадобилось уйти, она безо всяких церемоний на- дела мое голубое шелковое платье. Разве это не предел хамства? - Вот как, еще бы! - согласилась с ней Пиппи. - Ваша Бритта, по всему видно, во многом того же поля ягода, что и Малин. У бабушки была розовая нижняя рубашка, которую она жутко обожала. Но самое ужасное, что Малин тоже обожала эту рубашку. И каждое утро бабушка и Малин ругались, кто из них ее наденет. Под конец они сговорились, что будут носить ее через день, по очереди, ну, чтобы по справедливости! Но подумайте только, ка- кой ведьмой могла быть Малин! Иногда она, бывало, прибежит, даже когда был бабушкин черед надевать рубашку, и скажет: "Не видать вам брюквенное пюре на сладкое, если не дадите мне надеть розовую нижнюю рубашку". Хи! И как вы думаете, что оставалось бабушке? Ведь брюквенное пюре было ее любимым блюдом. И ей приходилось отдавать Малин рубашку. А потом, стоило Малин отхватить рубашку, как она сразу становилась как шелковая, доб- ренькая-предобренькая. Она тут же выходила на кухню и принималась взби- вать брюквенное пюре, да так усердно, что только брызги по стенам лете- ли. На мгновение в комнате наступила тишина. Но затем фру Александерссон сказала: - Я не до конца уверена в этом, но сильно подозреваю, что моя Хильда нечиста на руку. Я точно заметила, что некоторые вещи пропадают. - Малин... - снова завела Пиппи, но тут фру Сеттергрен решительно сказала: - Дети, немедленно поднимайтесь в детскую. - Да, но я только расскажу, что Малин тоже воровала, - сказала Пиппи. - Как сорока! Открыто и бессовестно. Бывало, она встанет среди ночи и немножко поворует, иначе, говорила она, ей спокойно не заснуть. А один раз она стибрила бабушкино пианино и засунула его в верхний ящик своего бюро. Она была очень ловка, и бабушка всегда восхищалась ею. Но тут Томми с Анникой взяли Пиппи под руки и потащили вверх по лест- нице. Дамы пили уже по третьей чашке кофе, а фру Сеттергрен сказала: - Я вовсе не собираюсь жаловаться на мою Эллу, но фарфор она бьет, это точно. На верхней ступеньке лестницы снова показалась рыжая головка. - Кстати о Малин, - сказала Пиппи, - может, вам интересно, била она фарфор или нет? Так вот, можно утверждать: била. Она выбрала себе специ- альный день на неделе, чтобы бить фарфор. Бабушка рассказывала, что это бывало по вторникам. И вот уже около пяти утра во вторник слышно было, как эта крутая девица бьет на кухне фарфор. Начинала она с кофейных ча- шечек и стаканов и других более мелких предметов, а затем уничтожала глубокие тарелки, потом мелкие, а под конец - блюда для жаркого и супо- вые миски. И до самого обеда, рассказывала бабушка, в кухне такой звон стоял, что просто сердце радовалось. А если у Малин находилось немного свободного времени и после обеда, то она шла в гостиную с крохотным мо- лоточком и кокала им античные восточноиндийские тарелки, развешанные по стенам. А по средам бабушка покупала новый фарфор, - сказала Пиппи и ис- чезла с верхней ступеньки лестницы, как попрыгунчик в коробке. Но тут терпение у фру Сеттергрен лопнуло. Она взбежала по лестнице, потом вошла в детскую и направилась прямо к Пиппи, которая только-только начала учить Томми стоять на голове. - Ты никогда больше не придешь сюда, - заявила фру Сеттергрен, - если будешь так плохо вести себя. Пиппи удивленно посмотрела на нее, и глаза ее медленно наполнились слезами. - Так я и думала, что не умею вести себя! - сказала она. - Не стоило и пытаться, мне все равно никогда этому не научиться! Лучше бы мне ос- таться на море! С этими словами она сделала книксен фру Сеттергрен, попрощалась с Томми и Анникой и стала медленно спускаться по лестнице. Но и дамам тоже пора было идти домой. Пиппи уселась на ящик для галош в прихожей и стала смотреть, как дамы надевают шляпы и плащи. - Как обидно, что вам не по душе ваши служанки, - сказала она. - Вам бы такую, как Малин. "Другой такой мировой девицы на свете нет", - всег- да говорила бабушка. Подумать только, однажды на Рождество, когда Малин надо было накрыть стол и поставить туда целиком зажаренного поросенка, знаете, что она сделала? Она прочитала в поваренной книге, что уши рож- дественского поросенка надо украсить цветами из гофрированной бумаги и сунуть ему в рот яблоко. А бедняжка Малин не поняла, что это поросенку надо сунуть в уши бумажные цветы, а в рот яблоко. Видели бы вы ее, когда она вошла в комнату рождественским вечером, вырядившись в нарядный пе- редник и с огромным надгробным камнем во рту. Бабушка сказала ей: "Ну и скотина же ты. Малин!" А Малин ведь ни слова не могла вымолвить в свою защиту, а только размахивала ушами, так что гофрированная бумага в ее ушах мелко тряслась. Верно, она пыталась что-то сказать, но памятник ме- шал, и получалось только "блюбб-блюбб-блюбб". Да и