ньи, равняют с великими созданиями Вальтера Скотта. Разумеется, что их гонения столь же несправедливы, как и любовь. Между молодыми талантами нынешнего времени Сент-Бев менее всех известен, а между тем он чуть ли не самый замечательный. Стихотворения его, конечно, очень оригинальны и, что важнее, исполнены искреннего вдохновения. В "Литературной газете" упомянули о них с похвалою, которая показалась преувеличена. Ныне V. Hugo, поэт и человек с истинным дарованием, взялся оправдать мнения петербургского журнала: он издал под заглавием "Les Feuilles d'automne" {1} том стихотворений, очевидно писанных в подражание книге Сент-Бева "Les Consolations" {2}. РУССКОЕ ДВОРЯНСТВО ЧТО НЫНЕ ЗНАЧИТ?.. Русское дворянство что ныне значит? - какими способами делается дворянин? - что из этого следует. Глубокое презрение к сему званию. Дворянин-помещик. Его влияние и важность - рекрутство - права. Дворянин в службе - дворянин в деревне. Происхождение дворянства. Дворянин при дворе. О НИЧТОЖЕСТВЕ ЛИТЕРАТУРЫ РУССКОЙ Долго Россия оставалась чуждою Европе. Приняв свет христианства от Византии, она не участвовала ни в политических переворотах, ни в умственной деятельности римско-кафолического мира. Великая эпоха Возрождения не имела на нее никакого влияния; рыцарство не одушевило предков наших чистыми восторгами, и благодетельное потрясение, произведенное крестовыми походами, не отозвалось в краях оцепеневшего севера... России определено было высокое предназначение... Ее необозримые равнины поглотили силу монголов и остановили их нашествие на самом краю Европы; варвары не осмелились оставить у себя в тылу порабощенную Русь и возвратились на степи своего востока. Образующееся просвещение было спасено растерзанной и издыхающей Россией... {1} Духовенство, пощаженное удивительной сметливостию татар, одно - в течение двух мрачных столетий - питало бледные искры византийской образованности. В безмолвии монастырей иноки вели свою беспрерывную летопись. Архиереи в посланиях своих беседовали с князьями и боярами, утешая сердца в тяжкие времена искушений и безнадежности. Но внутренняя жизнь порабощенного народа не развивалась. Татаре не походили на мавров. Они, завоевав Россию, не подарили ей ни алгебры, ни Аристотеля. Свержение ига, споры великокняжества с уделами, единовластия с вольностями городов, самодержавия с боярством и завоевания с народной самобытностью не благоприятствовали свободному развитию просвещения. Европа наводнена была неимоверным множеством поэм, легенд, сатир, романсов, мистерий и проч., но старинные наши архивы и вивлиофики, кроме летописей, не представляют почти никакой пищи любопытству изыскателей. Несколько сказок и песен, беспрестанно поновляемых изустным преданием, сохранили полуизглаженные черты народности, и "Слово о полку Игореве" возвышается уединенным памятником в пустыне нашей древней словесности. Но и в эпоху бурь и переломов цари и бояре согласны были в одном: в необходимости сблизить Россию с Европою. Отселе сношения Ивана Васильевича с Англией, переписка Годунова с Данией, условия, поднесенные польскому королевичу аристократией XVII столетия, посольства Алексея Михайловича... Наконец, явился Петр. Россия вошла в Европу, как спущенный корабль, при стуке топора и при громе пушек. Но войны, предпринятые Петром Великим, были благодетельны и плодотворны. Успех народного преобразования был следствием Полтавской битвы, и европейское просвещение причалило к берегам завоеванной Невы. Петр не успел довершить многое, начатое им. Он умер в поре мужества, во всей силе творческой своей деятельности. Он бросил на словесность взор рассеянный, но проницательный. Он возвысил Феофана, ободрил Копиевича, невзлюбил Татищева за легкомыслие и вольнодумство, угадал в бедном школьнике вечного труженика Тредьяковского. Семена были посеяны. Сын молдавского господаря воспитывался в его походах; а сын холмогорского рыбака, убежав от берегов Белого моря, стучался у ворот Заиконоспасского училища. Новая словесность, плод новообразованного общества, скоро должна была родиться. В начале 18-го столетия французская литература обладала Европою. Она должна была иметь на Россию долгое и решительное влияние. Прежде всего надлежит нам ее исследовать. Рассмотря бесчисленное множество мелких стихотворений, баллад, рондо, вирле, сонетов и поэм аллегорических, сатирических, рыцарских романов, сказок, фаблио, мистерий etc., коими наводнена была Франция в начале 17-го столетия, нельзя не сознаться в бесплодной ничтожности сего мнимого изобилия. Трудность, искусно побежденная, счастливо подобранное повторение, легкость оборота, простодушная шутка, искреннее изречение - редко вознаграждают усталого изыскателя. Романтическая поэзия пышно и величественно расцветала по всей Европе. Германия давно имела свои Нибелунги, Италия - свою тройственную поэму, Португалия - Лузиаду, Испания - Лопе де Вега, Кальдерона и Сервантеса, Англия - Шекспира, а у французов Вильон воспевал в площадных куплетах кабаки и виселицу и почитался первым народным поэтом! Наследник его Марот, живший в одно время с Ариостом и Камоенсом, rima des triolets, fit fleurir la ballade {1}. Проза уже имела решительный перевес. Скептик Монтань и циник Рабле были современники Тассу. Люди, одаренные талантом, будучи поражены ничтожностию и, должно сказать, подлостью французского стихотворства, вздумали, что скудность языка была тому виною, и стали стараться пересоздать его по образцу древнего греческого. Образовалась новая школа, коей мнения, цель и усилия напоминают школу наших славяно-руссов, между коими также были люди с дарованиями. Но труды Ронсара, Жоделя и Дюбелле остались тщетными. Язык отказался от направления ему чуждого и пошел опять своей дорогою. Наконец, пришел Малерб, с такой яркой точностию, с такою строгой справедливостию оцененный великим критиком. Enfin Malherbe vint et le premier en France Fit sentir dans les vers une juste cadence, D'un mot mis en sa place enseigna le pouvoir Et reduisit la Muse aux regles du devoir. Par ce sage ecrivain la langue reparee. N'offrit plus rien de rude a l'oreille epuree. Les stances avec grace apprirent a tomber Et le vers sur le vers n'osa plus enjamber {2}. Но Малерб ныне забыт подобно Ронсару, сии два таланта, истощившие силы свои в усовершенствовании стиха... Такова участь, ожидающая писателей, которые пекутся более о наружных формах слова, нежели о мысли, истинной жизни его, не зависящей от употребления! Каким чудом посреди сего жалкого ничтожества, недостатка истинной критики и шаткости мнений, посреди общего падения вкуса вдруг явилась толпа истинно великих писателей, покрывших таким блеском конец XVII века? Политическая ли щедрость кардинала Ришелье, тщеславное ли покровительство Людовика XIV были причиною такого феномена? или каждому народу судьбою предназначена эпоха, в которой созвездие гениев вдруг является, блестит и исчезает?.. Как бы то ни было, вслед за толпою бездарных, посредственных или несчастных стихотворцев, заключающих период старинной французской поэзии, тотчас выступают Корнель, Буало, Расин, Мольер и Лафонтен, Паскаль, Боссюэт и Фенелон. И владычество их над умственной жизнью просвещенного мира гораздо легче объясняется, нежели их неожиданное пришествие. У других европейских народов поэзия существовала прежде появления бессмертных гениев, одаривших человечество своими великими созданиями. Сии гении шли по дороге уже проложенной. Но у французов возвышенные умы 17-го столетия застали народную поэзию в пеленках, презрели ее бессилие и обратились к образцам классической древности. Буало, поэт, одаренный мощным талантом и резким умом, обнародовал свое уложение, и словесность ему покорилась. Старый Корнель один остался представителем романтической трагедии, которую так славно вывел он на французскую сцену. Несмотря на ее видимую ничтожность, Ришелье чувствовал важность литературы. Великий человек, унизивший во Франции феодализм, захотел также связать и литературу. Писатели (во Франции класс бедный, дерзкий и насмешливый) были призваны ко двору и задарены пенсиями, как и дворяне. Людовик XIV следовал системе кардинала. Вскоре словесность сосредоточилась около его трона. Все писатели получили свою должность. Корнель, Расин тешили короля заказными трагедиями, историограф Буало воспевал его победы и назначал ему писателей, достойных его внимания, камердинер Мольер при дворе смеялся над придворными. Академия первым правилом своего устава положила: хвалу великого короля. Были исключения: бедный дворянин (несмотря на господствующую набожность) печатал в Голландии свои веселые сказки о монахинях, а сладкоречивый епископ в книге, исполненной смелой философии, помещал язвительную сатиру на прославленное царствование... Зато Лафонтен умер без пенсии, а Фенелон в своей епархии, отдаленный от двора за мистическую ересь. Отселе вежливая, тонкая словесность, блестящая, аристократическая, немного жеманная, но тем самым попятная для всех дворов Европы, ибо высшее общество, как справедливо заметил один из новейших писателей, составляет во всей Европе одно семейство. Между тем великий век миновался. Людовик XIV умер, пережив свою славу и поколение своих современников. Новые мысли, новое направление отзывались в умах, алкавших новизны. Дух исследования и порицания начинал проявляться во Франции. Умы, пренебрегая цветы словесности и благородные игры воображения, готовились к роковому предназначению XVIII века... Ничто не могло быть противуположнее поэзии, как та философия, которой XVIII век дал свое имя. Она была направлена противу господствующей религии, вечного источника поэзии у всех народов, а любимым орудием ее была ирония холодная и осторожная и насмешка бешеная и площадная. Вольтер, великан сей эпохи, овладел и стихами, как важной отраслию умственной деятельности человека. Он написал эпопею, с намерением очернить кафолицизм. Он 60 лет наполнял театр трагедиями, в которых, не заботясь ни о правдоподобии характеров, ни о законности средств, заставил он свои лица кстати и некстати выражать правила своей философии. Он наводнил Париж прелестными безделками, в которых философия говорила общепонятным и шутливым языком, одною рифмою и метром отличавшимся от прозы, и эта легкость казалась верхом поэзии; наконец и он, однажды в своей жизни, становится поэтом, когда весь его разрушительный гений со всею свободою излился в цинической поэме, где все высокие чувства, драгоценные человечеству, были принесены в жертву демону смеха и иронии, греческая древность осмеяна, святыня обоих заветов обругана... Влияние Вольтера было неимоверно. Следы великого века (как называли французы век Людовика XIV) исчезают. Истощенная поэзия превращается в мелочные игрушки остроумия; роман делается скучною проповедью или галереей соблазнительных картин. Все возвышенные умы следуют за Вольтером. Задумчивый Руссо провозглашается его учеником; пылкий Дидрот есть самый ревностный из его апостолов. Англия в лице Юма, Гиббона и Вальполя приветствует Энциклопедию. Европа едет в Ферней на поклонение. Екатерина вступает с ним в дружескую переписку. Фридрих с ним ссорится и мирится. Общество ему покорено. Наконец Вольтер умирает в Париже, благословляя внука Франклина и приветствуя Новый Свет словами, дотоле неслыханными!.. Смерть Вольтера не останавливает потока. Министры Людовика XVI нисходят в арену с писателями. Бомарше влечет на сцену, раздевает донага и терзает все, что еще почитается неприкосновенным.Старая монархия хохочет и рукоплещет. Старое общество созрело для великого разрушения. Все еще спокойно, но уже голос молодого Мирабо, подобный отдаленной буре, глухо гремит из глубины темниц, по которым он скитается... Европа, оглушенная, очарованная славою французских писателей, преклоняет к ним подобострастное внимание. Германские профессоры с высоты кафедры провозглашают правила французской критики. Англия следует за Францией на поприще философии, Ричардсон, Фильдинг и Стерн поддерживают славу прозаического романа. Поэзия в отечестве Шекспира и Мильтона становится суха и ничтожна, как и во Франции; Италия отрекается от гения Dante, Метастазио подражает Расину. Обратимся к России. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 1 А не Польшею, как еще недавно утверждали европейские журналы; но Европа в отношении к России всегда была столь же невежественна, как и неблагодарна. (Прим. Пушкина.) О БАЙРОНЕ И О ПРЕДМЕТАХ ВАЖНЫХ Род Байронов, один из самых старинных в английской аристокрации, младшей между европейскими, произошел от норманца Ральфа де Бюрон (или Бирона), одного из сподвижников Вильгельма Завоевателя. Имя Байронов с честию упоминается в английских летописях. Лордство дано их фамилии в 1643 году. Говорят, что Байрон своею родословною дорожил более, чем своими творениями. Чувство весьма понятное! Блеск его предков и почести, которые наследовал он от них, возвышали поэта: напротив того, слава, им самим приобретенная, нанесла ему и мелочные оскорбления, часто унижавшие благородного барона, предавая имя его на произвол молве. Капитан Байрон, сын знаменитого адмирала и отец великого поэта, навлек на себя соблазнительную славу. Он увез супругу лорда Carmarthen и женился на ней тотчас после ее развода. Вскоре потом она умерла в 1784 году, оставя ему одну дочь. На другой год расчетливый вдовец для поправления своего расстроенного состояния женился на мисс Gordon, единственной дочери и наследнице Георгия Гордона, владельца гайфского. Брак сей был несчастлив; 23 500 f. st. (587 500 руб.) были расточены в два года; и mistriss Байрон осталась при 150 f. st. годового дохода. В 1786 году муж и жена отправились во Францию и возвратились в Лондон в конце 1787. В следующем году 22 января леди Байрон родила единственного своего сына Георгия Гордона Байрона. (Вследствие распоряжений фамильных наследница гайфская должна была сыну своему передать имя Гордона.) При его рождении повредили ему ногу, и лорд Байрон полагал тому причиною стыдливость или упрямство своей матери. Новорожденного крестили герцог Гордон и полковник Доф. В 1790 леди Байрон удалилась в Абердин, и муж ее за нею последовал. Несколько времени жили они вместе. Но характеры были слишком несовместны - вскоре потом они разошлись. Муж уехал во Францию, выманив прежде у бедной жены своей деньги, нужные ему на дорогу. Он умер в Валенсьене в следующем 1791 году. Во время краткого пребывания своего в Абердине он однажды взял к себе маленького сына, который у него и ночевал; но на другой же день он отослал неугомонного ребенка к его матери и с тех пор уже его не приглашал. Мистрис Байрон была проста, вспыльчива и во многих отношениях безрассудна. Но твердость, с которой умела она перенести бедность, делает честь ее правилам. Она держала одну только служанку, и когда в 1798 году повезла она молодого Байрона вступить во владение Ньюстида, долги ее не превышали 60 f. st. Достойно замечания и то, что Байрон никогда не упоминал о домашних обстоятельствах своего детства, находя их унизительными. Маленький Байрон выучился читать и писать в Абердинской школе. В классах он был из последних учеников - и более отличался в играх. По свидетельству его товарищей, он был резвый, вспыльчивый и злопамятный мальчик, всегда готовый подраться и отплатить старую обиду. Некто Патерсон, строгий пресвитерианец, но тихий и ученый мыслитель, был потом его наставником, и Байрон сохранил о нем благодарное воспоминание. В 1796 году леди Байрон повезла его в горы для поправления его здоровья после скарлатины. Они поселились близ Баллатера. Суровые красоты шотландской природы глубоко впечатлелись в воображение отрока. Около того же времени осьмилетний Байрон влюбился в Марию Доф. 17 лет после того, в одном из своих журналов он описал свою раннюю любовь: "J'ai beaucoup pense dernierement a Marie Duff. Comme il est etrange qui j'aie ete si completement devoue, et si profondement attache a cette jeune fille, a un age ou je ne pouvais ni sentir la passion, ni meme comprendre la signification de ce mot. Et pourtant c'etait bien la chose! Ma mere avait coutume de me railler sur cet amour enfantin; et plusieurs annees apre;s, je pouvais avoir seize ans, elle me dit un jour: "Oh! Byron, j'ai recu une lettre d'Edimbourg, de miss Abercromby; votre ancienne passion, Marie Duff, aepouse un M. C." Et quelle fut ma reponse? Je ne puis reellement expliquer ni concevoir mes sensations a ce moment. Mais je tombai presque en convulsions; ma mere fut si fort alarmee qu'apres que je fus remis, elle evitait toujours ce sujet avec moi, et se contentait d'en parler a toutes ses connaissances. A present je me demande ce que pouvait-ce etre? je ne l'avais pas revue depuis que, par suite d'un faux pas de sa mere a Aberdeen, elle etait allee demeurer chez sa grand'-mere, a Banff; nousetions tout deux des enfants. J'avais et j'ai aime cinquante fois depuis cette epoque; et cependant je me rappelle tout ce que nous nous disions, nos caresses, ses traits, mon agitation, l'absence de sommeil, et la faon dont je tourmentai la femme de chambre de ma mere pour obtenir qu'elle ecrivita Marie en mon nom; ce qu'elle fit a la fin pour me tranquilliser. La pauvre fille me croyait fou, et comme je ne savais pas encore bien ecrire, elle devint mon secretaire. Je me rappelle aussi nos promenades, et le bonheur d'etre assis pres de Marie, dans la chambre des enfants, dans la maison o u elle logeait pres de Plainstones a Aberdeen, tandis que sa plus petite sur jouait a la poupee, et que nous nous faisions gravement la cour, a notre maniere. Comment diable tout cela a-t-il pu arriver si tot? quelle enetait l'origine et la cause? je n'avais certainement aucune idee de sexes, meme plusieurs annees apres; et cependant mes chagrins, mon amour pour cette petite fille etaient si violents que je doute quelquefois que j'aie jamais veritablement aime depuis. Quoi qu'il en soit, la nouvelle de son mariage me frappa comme un coup de foudre; je fus pres d'en etouffer, a la grande terreur de ma mere et a l'incredulite de presque tout le monde. Et c'est un phenomene dans mon existence (car je n'avais pas huit ans) qui m'a donne a penser, et dont la solution me tourmentera jusqu'a ma derniere heure. Depuis peu, je ne sais pourquoi, le souvenir (non l'attachement) m'est revenu avec autant de force que jamais. Je m'etonne si elle en a garde memoire, ainsi que de moi? et si elle se souvient d'avoir plaint sa petite sur Helene de ce qu'elle n'avait pas aussi un adorateur? Que son image m'est restee charmante dans la tete! ses cheveux châtains, ses yeux d'un brun clair et doux; jusqu'a son costume! Je serais tout-a-fait malheureux de la voir a present. La realite, quelque belle qu'elle fut, detruirait ou du moins troublerait les traits de la ravissante Peri qui existait alors en elle, et qui survit encore en moi, apres plus de seize ans; j'en ai maintenant vingt-cinq et quelques mois..." {1} В 1798 году умер в Ньюстиде старый лорд Вильгельм Байрон. Четыре года пред сим родной внук его скончался в Корсике, и маленький Георгий Байрон остался единственным наследником имений и титула своего рода. Как несовершеннолетний, он отдан был в опеку лорду Карлилю - дальному его родственнику, и восхищенная msr. Байрон осенью того же года оставила Абердин и отправилась в древний Ньюстид с одиннадцатилетним сыном и верной служанкой Мэри Гре. Лорд Вильгельм, брат адмирала Байрона, родного деда его, был человек странный и несчастный. Некогда на поединке заколол он своего родственника и соседа г. Чаворта. Они дрались без свидетелей, в трактире при свечке. Дело это произвело много шуму, и палата пэров признала убийцу виновным. Он был, однако ж, освобожден от наказания и с тех пор жил в Ньюстиде, где его причуды, скупость и мрачный характер делали его предметом сплетен и клеветы. Носились самые нелепые слухи о причине развода его с женою. Уверяли, что он однажды покусился ее утопить в ньюстидском пруду. Он старался разорить свои владения из ненависти к своим наследникам. Единственные собеседники его были старый слуга и ключница, занимавшая при нем и другое место. Сверх того дом был полон сверчками, которых лорд Вильгельм кормил и воспитывал. Несмотря на свою скупость, старый лорд имел часто нужду в деньгах и доставал их способами, иногда весьма предосудительными для его наследников. Но такой человек не мог об них и заботиться. Таким образом продал он Рочдаль, родовое владение, безо всякого на то права (что знали и покупщики; но они надеялись выручить себе выгоды, прежде нежели наследники успеют уничтожить незаконную куплю). Лорд Вильгельм никогда не входил в сношения с молодым своим наследником, которого звал не иначе, как мальчик, что живет в Абердине. Первые годы, проведенные лордом Байроном в состоянии бедном, не соответствовавшем его рождению, под надзором пылкой матери, столь же безрассудной в своих ласках, как и в порывах гнева, имели сильное продолжительное влияние на всю его жизнь. Уязвленное самолюбие, поминутно потрясенная чувствительность оставили в сердце его эту горечь, эту раздражительность, которые потом сделались главными признаками его характера. Странности лорда Байрона были частию врожденные, частью им заимствованы. Мур справедливо замечает, что в характере Байрона ярко отразились и достоинства и пороки многих из его предков: с одной стороны, смелая предприимчивость, великодушие, благородство чувств, с другой - необузданные страсти, причуды и дерзкое презрение к общему мнению. Сомнения нет, что память, оставленная за собою лордом Вильгельмом, сильно подействовала на воображение его наследника - многое перенял он у своего странного деда в его обычаях, и нельзя не согласиться в том, что Манфред и Лара напоминают уединенного ньюстидского барона. Обстоятельство, по видимому, маловажное имело столь же сильное влияние на его душу. В самую минуту его рождения нога его была повреждена - и Байрон остался хром на всю свою жизнь. Физический сей недостаток оскорблял его самолюбие. Ничто не могло сравниться с его бешенством, когда однажды мистрис Байрон выбранила его хромым мальчишкою. Он, будучи собою красавец, воображал себя уродом и дичился общества людей, мало ему знакомых, опасаясь их насмешливого взгляда. Самый сей недостаток усиливал в нем желание отличиться во всех упражнениях, требующих силы физической и проворства. МНОЖЕСТВО СЛОВ И ВЫРАЖЕНИЙ... Множество слов и выражений, насильственным образом введенных в употребление, остались и укоренились в нашем языке. Например, трогательный от слова touchant (смотри справедливое о том рассуждение г. Шишкова). Хладнокровие, это слово не только перевод буквальный, но еще и ошибочный. Настоящее выражение французское есть sens froid - хладномыслие, а не sang froid. Так писали это слово до самого 18 столетия. Dans son assiette ordinaire. Assiette значит положение, от слова asseoir, но мы перевели каламбуром - "в своей тарелке": Любезнейший, ты не в своей тарелке. Горе от ума. ЗАМЕТКА К "СЛОВУ О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ" В ПЕРЕЛОЖЕНИИ А.Ф. ВЕЛЬТМАНА "Хочу копье преломити, а любо испити..." Г-н Сенковский с удивлением видит тут выражение рыцарское. Нет, это значит просто неудачу: "Или сломится копье мое, или напьюсь из Дону". Тот же смысл, как и в пословице: либо пан, либо пропал. "ПЕСНЬ О ПОЛКУ ИГОРЕВЕ" "Песнь о полку Игореве" найдена была в библиотеке графа А.Ив. Мусина-Пушкина и издана в 1800 году. Рукопись сгорела в 1812 году. Знатоки, видевшие ее, сказывают, что почерк ее был полуустав XV века. Первые издатели приложили к ней перевод, вообще удовлетворительный, хотя некоторые места остались темны или вовсе невразумительны. Многие после того силились их объяснить. Но, хотя в изысканиях такого рода последние бывают первыми (ибо ошибки и открытия предшественников открывают и очищают дорогу последователям), первый перевод, в котором участвовали люди истинно ученые, все еще остается лучшим. Прочие толкователи наперерыв затмевали неясные выражения своевольными поправками и догадками, ни на чем не основанными. Объяснениями важнейшими обязаны мы Карамзину, который в своей Истории мимоходом разрешил некоторые загадочные места. Некоторые писатели усумнились в подлинности древнего памятника нашей поэзии и возбудили жаркие возражения. Счастливая подделка может ввести в заблуждение людей незнающих, но не может укрыться от взоров истинного знатока. Вальполь не вдался в обман, когда Чаттертон прислал ему стихотворения старого монаха Rowley. Джонсон тотчас уличил Макферсона. Но ни Карамзин, ни Ермолаев, ни А.X. Востоков, ни Ходаковский никогда не усумнились в подлинности "Песни о полку Игореве". Великий скептик Шлецер, не видав "Песни о полку Игореве", сомневался в ее подлинности, но, прочитав, объявил решительно, что он полагает ее подлинно древним произведением и не почел даже за нужное приводить тому доказательства; так очевидна казалась ему истина! Других доказательств нет, как слова самого песнотворца. Подлинность же самой песни доказывается духом древности, под который невозможно подделаться. Кто из наших писателей в 18 веке мог иметь на то довольно таланта? Карамзин? но Карамзин не поэт. Державин? но Державин не знал и русского языка, не только языка "Песни о полу Игореве". Прочие не имели все вместе столько поэзии, сколь находится оной в плаче Ярославны, в описании битвы и бегства. Кому пришло бы в голову взять в предмет песни темный поход неизвестного князя? Кто с таким искусством мог затмить некоторые места из своей песни словами, открытыми впоследствии в старых летописях или отысканными в других славянских наречиях, где еще сохранились они во всей свежести употребления? Это предполагало бы знание всех наречий славянских. Положим, он ими бы и обладал, неужто таковая смесь естественна? Гомер, если и существовал, искажен рапсодами. Ломоносов жил не в XII столетии. Ломоносова оды писаны на русском языке с примесью некоторых выражений, взятых им из Библии, которая лежала пред ним. Но в Ломоносове вы не найдете ни польских, ни сербских, ни иллирийских, ни болгарских, ни богемских, ни молдавских и других наречий славянских. Слово о плъку Игоревѣ, Игоря сына Святославля, внука Ольгова "Не лѣпо ли ны бяшетъ, братiе, начати старыми словесы трудныхъ повѣстiй о плъку Игоревѣ, Игоря Святославича! начатися же тъй пѣсни по былинамъ сего времени, а не по замышленiю Бояню". У1. Все занимавшиеся толкованием "Слова о полку Игореве" перевели: "Не прилично ли будет нам, не лучше ли нам, не пристойно ли бы нам, не славно ли, други, братья, братцы, было воспеть древним складом, старым слогом, древним языком трудную, печальную песнь о полку Игореве, Игоря Святославича?" Но в древнем славянском языке частица ли не всегда дает смысл вопросительный, подобно латинскому ne; иногда ли значит только, иногда - бы, иногда - же; доныне в сербском языке сохраняет она сии знаменования. В русском частица ли есть или союз разделительный, или вопросительный, если управляет ею отрицательное не; в песнях не имеет она иногда никакого смысла и вставляется для меры так же, как и частицы и, что, а, как уж, уж как (замечание Тредьяковского) {1}. В другом месте "Слова о полку" ли поставлено так же, но все переводчики решили, что это есть ошибка, и перевели не вопросом, а утвердительно. То же надлежало бы сделать и здесь. Во-первых, рассмотрим смысл речи. По мнению переводчиков, поэт говорит: Не воспеть ли нам об Игоре по-старому? Начнем же песнь по былинам сего времени (то есть по-новому) - а не по замышлению Боянову (то есть не по-старому). Явное противуречие! {2} Если же признаем, что частица ли смысла вопросительного не дает, то выдет: Не прилично, братья, начать старым слогом печальную песнь об Игоре Святославиче; начаться же песни по былинам сего времени, а не по вымыслам Бояна. Стихотворцы никогда не любили упрека в подражании, и неизвестный творец "Слова о полку Игореве" не преминул объявить в начале своей поэмы, что он будет петь по-своему, по-новому, а не тащиться по следам старого Бояна. Глагол бяшетъ подтверждает замечание мое: он употреблен в прошедшем времени (с неправильностию в склонении, коему примеры встречаются в летописях) и предполагает условную частицу: неприлично было бы. Вопрос же требовал бы настоящего или будущего. "Боянъ бо вѣщiй, аще кому хотяше пѣснь творити, то растекашется мыслiю по древу, сѣрым волкомъ по земли, шизымъ орломъ подъ облакы". У2. Не решу, упрекает ли здесь Бояна или хвалит, но, во всяком случае, поэт приводит сие место в пример того, каким образом слагали песни в старину. Здесь полагаю описку, или даже поправку, впрочем незначительную: растекашется мыслию по древу - тут пропущено слово славiем, которое довершает уподобление; ниже сие выражение употреблено {3}. "Помняшеть бо рѣчь первыхъ временъ усобицѣ". У3. Ни один из толкователей не перевел сего места удовлетворительно. Дело здесь идет о Бояне; все это продолжение прежней мысли: поминая предания о прежних бранях (усобица значит ополчение, брань, а не междуусобие, как перевели некоторые. Междуусобие есть уже слово составленное), напускал он и проч. "Помняшеть бо рѣчь первыхъ временъ усобицѣ; тогда пущаше i соколовъ на стадо лебедѣй etc.", то есть 10 соколов, напущенные на стадо лебедей, значили 10 пальцев, возлагаемых на струны. Поэт изъясняет иносказательный язык Соловья старого времени, и изъяснение столь же великолепно, как и блестящая аллегория, приведенная им в пример. А.С. Шишков сравнивает сие место с началом поэмы "Смерть Авеля" {4}. Толкование Александра Семеновича любопытно (т. 7, стр. 43). "Итак, надлежит паче думать, что в древние времена соколиная охота служила не к одному увеселению, но тако ж и к некоторому прославлению героев, или к решению спора, кому из них отдать преимущество. Может быть, отличившиеся в сражениях военачальники или князья, состязавшиеся в славе, выезжали на поле каждый с соколом своим и пускали их на стадо лебединое с тем, что чей сокол удалее и скорее долетит, тому прежде и приносить общее поздравление в одержании преимущества над прочими". Г-н Пожарский с сим мнением не согласуется: ему кажется неприличным для русских князей "доказывать первенство свое, кровию приобретенное", полетом соколов. Он полагает, что не князья, а стихотворцы пускали соколов, а причина такого древнего обряда, думает он, была скромность стихотворцев, не хотевших выставлять себя перед товарищами. А.С. Шишков, в свою очередь, видит в мнении Я. Пожарского крайнюю неосновательность и несчастное самолюбие (т. 11, стр. 388). К крайнему нашему сожалению, г. Пожарский не возразил. "Почнемъ же, братiе, повѣсть сiю от стараго Владимера до нын ѣшняго Игоря (здесь определяется эпоха, в которую написано Слово о полку Игореве); иже истягнулъ умъ крѣпостiю". (Истянул - вытянул, натянул, изведал, испробовал. Пожарский - опоясал, первые толкователи - напрягши ум крепостию своею.) Истянул, как лук, изострил, как меч, - метафоры, заимствованные из одного источника. "Наплънився ратнаго духа, наведе своя храбрыя полки на землю Половецкую за землю Русскую. Тогда Игорь возрѣ на свѣтлое солнце и видѣ отъ него тьмою вся своя воя прикрыты, и рече Игорь къ дружинѣ своей: братiе и дружино! луце жъ бы потяту быти, неже полонену быти" - лучше быть убиту, нежели полонену. "А всядемъ, братiе, на свои борзыя комони, да позримъ синяго Дону". Суеверие, полагавшее затмение солнечное бедственным знаменованием, было некогда общим. "Спала Князю умъ похоти, и жалость ему знаменiе заступи, искусити Дону великаго". - Слова запутаны. Первые издатели перевели: "Пришло князю на мысль пренебречь (худое) предвещание и изведать (счастия на) Дону великом". Печаль ему заступить имеет несколько значений: омрачить, помешать, удержать. Пришлось князю, мысль похоти и горесть знамение ему удержало. Спали князю в ум желание и печаль. Ему знамение мешало (запрещало) искусити Дону великого. "Хощу бо, рече (так хочу же, сказал), копие преломити конецъ поля Половецкаго, а любо испити шеломомъ Дону». "О бояне, соловию стараго времени! абы ты сиа плъкы ущекоталъ, скача, славию, по мыслену древу, летая умомъ подъ облаками, сплетая хвалы на все стороны сего времени (если не ошибаюсь, ирония пробивается сквозь пышную хвалу), рища въ тропу Трояню чресъ поля на горы". ("Четыре раза упоминается в сей песни о Трояне, то есть тропа Трояня, вечи Трояни, земля Трояня и седъмый век Троянов: но кто сей Троян, догадаться ни по чему не возможно", - говорят первые издатели), 5 стр., изд. Шишкова. Прочие толкователи не последовали скромному примеру: они не хотели оставить без решения то, чего не понимали. Чрез всю Бессарабию проходит ряд курганов, памятник римских укреплений, известный под названием Троянова вала. Вот куда обратились толкователи и утвердили, что неизвестный Троян, о коем четыре раза упоминает "Слово о полку Игореве", есть не кто иной, как римский император. Но и тропа Троянова может ли быть принята за Троянов вал, когда несколько ниже определяется (стр. 14, изд. Шишкова): "Вступила Д ѣвою на землю Трояню, на синем морѣ у Дону". Где же тут Бессарабия? "Следы Трояна в Дакии, видимые по сие время, должны были быть известны потомкам дунайских славян" (Вельтман). Почему же? "Пѣти было пѣсь Игореви, того Олга внуку. Не буря соколы занесе чрезъ поля широкая; галици стады бѣжать къ Дону великому; чили въспѣти было вѣщей Бояне, Велесовь(и) внуче!" Поэт повторяет опять выражения Бояновы и, обращаясь к Бояну, вопрошает: "Или не так ли петь было, вещий Бояне, Велесов внуче?" "Комони ржуть за Сулою; звенить слава въ Кыевѣ; трубы трубять въ Новѣградѣ; стоять стязи въ Путивлѣ; Игорь ждетъ мила брата Всеволода". Теперь поэт говорит сам от себя не по вымыслу Бояню, по былинам сего времени. Должно признаться, что это живое и быстрое описание стоит иносказаний соловья старого времени. "И рече ему Буй-Туръ Всеволодъ: одинъ братъ, одинъ свѣт св ѣтлый, ты Игорю, оба есвѣ Святославичи; сѣдлай, брате, свои борзые комони, а мои ти готовы (готовы - значит здесь известны, значение сие сохранилось в иллирийском словинском наречии: ниже мы увидим, что половцы бегут неготовыми - неизвестными - дорогами. Если же неготовыми значило бы немощеными, то что ж бы значило готовые кони?), ос ѣдланы у Курьска на переди; а мои ти Куряни свѣдомы (сие повторение того же понятия другими выражениями подтверждает предыдущее мое показание. Это одна из древнейших форм поэзии. Смотри Священное писание) къмети, подъ трубами повиты" (г. Вельтман пишет: "Кмет значит частный начальник, староста". Кметь значит вообще крестьянин, мужик. Kargospoda stori krivo, kmeti morjo plazhat shivo {1}). 1 Замечание 1-е. В русском языке сохранилосьодно слово, где ли после не не имеет силы вопросительной - неже-ли. Слово неже употреблялось во всех славянских наречиях и встречается и в "Слове о полку Игореве": "луце жъ потяту быти, неже полонену быти". (Прим. Пушкина.) 2 Очень понимаем, почему А.С. Шишков не отступил от того же мнения. Ему, сочинителю "Рассуждения о древнем и новом слоге", было бы неприятно видеть, что и во время сочинителя "Слова о полку Игореве" предпочитали былины своего времени старым словесам. (Прим. Пушкина.) 3 Примечание. Г-н Вельтман перевел это место: былое воспеть, а не вымысел Бояна, коего мысли текли в вышину, как соки по дереву. Удивительно! (Прим. Пушкина.) 4 Но что есть общего между манерной прозою господина Геснера и поэзией "Песни об Игоре"? (Прим. Пушкина.) ИЗ РАННИХ РЕДАКЦИЙ НАБРОСОК ПРЕДИСЛОВИЯ К ТРАГЕДИИ "БОРИС ГОДУНОВ" 19 июля, Арзрум С величайшим отвращением решаюсь я выдать в свет "Бориса Годунова". Успех или неудача моей трагедии будет иметь влияние на преобразование драматической нашей системы. Боюсь, чтоб собственные ее недостатки не были б отнесены к романтизму - и чтоб она тем самым не замедлила хода... - Хотя успех "Полтавы" ободряет меня... ИЗ ЗАМЕТОК О ВТОРОМ ТОМЕ "ИСТОРИИ РУССКОГО НАРОДА" Н.А. ПОЛЕВОГО Освобождение городов не существовало в России. Новогород на краю России и соседний ему Псков были истинные республики, а не общины (communes), удаленные от Великокняжества и обязанные своим бытием сперва хитрой своей покорности, а потом слабости враждующих князей. Феодализм мог наконец родиться как первый шаг учреждений независимости (общины второй), но он не успел. Он развился во время татар, был подавлен Иоанном III, гоним, истребляем Иоанном IV, стал развиваться во время междуцарствия, постепенно упразднялся искусством Романовых и наконец разом уничтожен Петром и Анною Ивановною (указом 31 года уничтожившей указ Петра). ОПЫТ ОТРАЖЕНИЯ НЕКОТОРЫХ НЕЛИТЕРАТУРНЫХ ОБВИНЕНИЙ Планы 1 О китайских анекдотах - [О личностях] - О нравственности - [О дворянстве] Об аристократии - О примеч. Литературной газеты. Разговор - Обо мне - О личностях. 2 У1.О личной сатире - Китайский анекдот - Сам съешь. У 2. О нравственности - О Графе Нулине. Что есть безнравственное сочинение - О Видоке. У 3. Об литературной аристократии - О дворянстве. У 4. Разговор о примечании. Заключение. 3 Приписки к плану [О г. Киреевском - хи-хи]. [О невинности наших критиков] [О цене Евг. Онегина] ПУТЕШЕСТВИЕ ИЗ МОСКВЫ В ПЕТЕРБУРГ ИЗ ЧЕРНОВОЙ РЕДАКЦИИ После слов "Людовика XV и его преемника": Все это, конечно, переменилось, и я полагаю, что французский земледелец ныне счастливее русского крестьянина {1}. Однако строки Радищева навели на меня уныние. Я думал о судьбе русского крестьянина. К тому ж подушное, боярщина, оброк - И выдался ль когда на свете Хотя один мне радостный денек?.. Подле меня в карете сидел англичанин, человек лет 36. Я обратился к нему с вопросом: что может быть несчастнее русского крестьянина? Англичанин. Английский крестьянин. Я. Как? Свободный англичанин, по вашему мнению, несчастнее русского раба? Он. Что такое свобода? Я. Свобода есть возможность поступать по своей воле. Он. Следственно, свободы нет нигде, ибо везде есть или законы, или естественные препятствия. Я. Так, но разница покоряться предписанным нами самими законам или повиноваться чужой воле. Он. Ваша правда. Но разве народ английский участвует в законодательстве? разве власть не в руках малого числа? разве требования народа могут быть исполнены его поверенными? Я. В чем вы полагаете народное благополучие? Он. В умеренности и соразмерности податей. Я. Как? Он. Вообще повинности в России не очень тягостны для народа. Подушная платится миром. Оброк не разорителен (кроме в близости Москвы и Петербурга, где разнообразие оборотов промышленности умножает корыстолюбие владельцев). Во всей России помещик, наложив