Книгу можно купить в : Biblion.Ru 76р.
Оцените этот текст:


----------------------------------------------------------------------------
   Оригинал на Russian Gothic Page
   OCR: Shapeshift
----------------------------------------------------------------------------



   Были и лето и осень дождливы;
   Были потоплены пажити, нивы;
   Хлеб на полях не созрел и пропал;
   Сделался голод; народ умирал.

   Но у епископа милостью неба
   Полны амбары огромные хлеба;
   Жито сберег прошлогоднее он:
   Был осторожен епископ Гаттон.

   Рвутся толпой и голодный и нищий
   В двери епископа, требуя пищи;
   Скуп и жесток был епископ Гаттон;
   Общей бедою не тронулся он.

   Слушать их вопли ему надоело;
   Вдруг он решился на страшное дело:
   Бедных из ближних и дальних сторон,
   Слышно, скликает епископ Гаттон.

   "Дожили мы до нежданного чуда:
   Вынул епископ добро из-под спуда;
   Бедных к себе на пирушку зовет", -
   Так говорил изумленный народ.

   К сроку собралися званые гости,
   Бледные, чахлые, кожа да кости;
   Старый огромный сарай отворен:
   В нем угостит их епископ Гаттон

   Вот уж столпились под кровлей сарая
   Все пришельцы из окружного края:
   Как же их принял епископ Гаттон?
   Был им сарай и с гостями сожжен.

   Глядя епископ на пепел пожарный,
   Думает: будут мне все благодарны;
   Разом избавил я шуткой моей
   Край наш голодный от жадных мышей.

   В замок епископ к себе возвратился,
   Ужинать сел, пировал, веселился,
   Спал как невинный и снов не видал...
   Правда! но боле с тех пор он не спал.

   Утром он входит в покой, где висели
   Предков портреты, и видит, что съели
   Мыши его живописный потрет,
   Так, что холстины и признака нет.

   Он обомлел; он от страха чуть дышит:
   Вдруг он чудесную ведомость слышит:
   "Наша округа мышами полна,
   В житницах съеден весь хлеб до зерна".

   Вот и другое в ушах загремело:
   "Бог на тебя за вчерашнее дело!
   Крепкий твой замок, епископ Гаттон,
   Мыши со всех осаждают сторон".

   Ход был до Рейна от замка подземный,
   В страхе епископ дорогою темной
   К берегу выйти из замка спешит:
   В Реинской башне спасусь", - говорит.

   Башня из реинских волн поднималась;
   Издали острым утесом казалась,
   Грозно из пены торчащим, она;
   Стены кругом ограждала волна.

   В легкую лодку епископ садится;
   К башне причалил, дверь запер и мчится
   Вверх по гранитным крутым ступеням;
   В страхе один затворился он там.

   Стены из стали казалися слиты,
   Были решетками окна забиты,
   Ставни чугунные, каменный свод,
   Дверью железною запертый вход.

   Узник не знает, куда приютиться;
   На пол, зажмурив глаза, он ложится:
   Вдруг он испуган стенаньем глухим:
   Вспыхнули ярко два глаза над ним.

   Смотрит он: кошка сидит и мяучит;
   Голос тот грешника давит и мучит;
   Мечется кошка; Невесело ей:
   Чует она приближенье мышей.

   Пал на колени епископ и криком
   Бога зовет в исступлении диком.
   Воет преступник: а мыши плывут:
   Ближе и ближе: доплыли: ползут:

   Вот уж ему в расстоянии близком
   Слышно, как лезут с роптаньем и писком;
   Слышно, как стену их лапки скребут;
   Слышно, как камень их зубы грызут.

   Вдруг ворвались неизбежные звери
   Сыплются градом сквозь окна, сквозь двери,
   Спереди, сзади, с боков, с высоты:
   Что тут, епископ, почувствовал ты?

   Зубы об камни они навострили,
   Грешнику в кости их жадно впустили,
   Весь по суставам раздернут был он:
   Так был наказан епископ Гаттон.




   До рассвета поднявшись, коня оседлал
   Знаменитый Смальгольмский барон;
   И без отдыха гнал, меж утесов и скал,
   Он коня, торопясь в Бротерстон.

   Не с могучим Боклю совокупно спешил
   На военное дело барон;
   Не в кровавом бою переведаться мнил
   За Шотландию с Англией он;

   Но в железной броне он сидит на коне;
   Наточил он свой меч боевой;
   И покрыт он щитом; и топор за седлом
   Укреплен двадцатифунтовой.

   Через три дни домой возвратился барон,
   Отуманен и бледен лицом;
   Через силу и конь, опенен, запылен,
   Под тяжелым ступал седоком.

   Анкрамморския битвы барон не видал,
   Где потоками кровь их лилась,
   Где на Эверса грозно Боклю напирал,
   Где за родину бился Дуглас;

   Но железный шелом был иссечен на нем,
   Был изрублен и панцирь и щит,
   Был недавнею кровью топор за седлом,
   Но не английской кровью покрыт.

   Соскочив у часовни с коня за стеной,
   Притаяся в кустах, он стоял;
   И три раза он свистнул-и паж молодой
   На условленный свист прибежал.

   "Подойди, мой малютка, мой паж молодой,
   И присядь на колена мои;
   Ты младенец, но ты откровенен душой,
   И слова непритворны твои.

   Я в отлучке был три дни, мой паж молодой;
   Мне теперь ты всю правду скажи:
   Что заметил? Что было с твоей госпожой?
   И кто был у твоей госпожи?"

   "Госпожа по ночам к отдаленным скалам,
   Где маяк, приходила тайком
   (Ведь огни по горам зажжены, чтоб врагам
   Не прокрасться во мраке ночном).

   И на первую ночь непогода была,
   И без умолку филин кричал;
   И она в непогоду ночную пошла
   На вершину пустынную скал.

   Тихомолком подкрался я к ней в темноте;
   И сидела одна-я узрел;
   Не стоял часовой на пустой высоте;
   Одиноко маяк пламенел.

   На другую же ночь-я за ней по следам
   На вершину опять побежал,
   - О творец, у огня одинокого там
   Мне неведомый рыцарь стоял.

   Подпершися мечом, он стоял пред огнем,
   И беседовал долго он с ней;
   Но под шумным дождем, но при ветре ночном
   Я расслушать не мог их речей

   И последняя ночь безненастна была.
   И порывистый ветер молчал;
   И к маяку она на свиданье пошла;
   У маяка уж рыцарь стоял.

   И сказала (я слышал): "В полуночный час,
   Перед светлым Ивановым днем,
   Приходи ты; мой муж не опасен для нас;
   Он теперь на свиданье ином;

   Он с могучим Боклю ополчился теперь;
   Он в сраженье забыл про меня-
   И тайком отопру я для милого дверь
   Накануне Иванова дня".

   "Я не властен прийти, я не должен прийти,
   Я не смею прийти (был ответ);
   Пред Ивановым днем одиноким путем
   Я пойду... мне товарища нет".

   "О, сомнение прочь! безмятежная ночь
   Пред великим Ивановым днем
   И тиха и темна, и свиданьям она
   Благосклонна в молчанье своем.

   Я собак привяжу, часовых уложу,
   Я крыльцо пересыплю травой,
   И в приюте моем, пред Ивановым днем,
   Безопасен ты будешь со мной".

   "Пусть собака молчит, часовой не трубит,
   И трава не слышна под ногой,
   Но священник есть там; он не спит по ночам:
   Он приход мой узнает ночной".

   "Он уйдет к той поре: в монастырь на горе
   Панихиду он позван служить:
   Кто-то был умерщвлен; по душе его он
   Будет три дни поминки творить".

   Он нахмурясь глядел, он как мертвый бледнел,
   Он ужасен стоял при огне.
   "Пусть о том, кто убит, он поминки творит:
   То, быть может, поминки по мне.

   Но полуночный час благосклонен для нас:
   Я приду под защитою мглы".
   Он сказал... и она... я смотрю... уж одна
   У маяка пустынной скалы".

   И Смальгольмский барон, поражен, раздражен,
   И кипел, и горел, и сверкал.
   Но скажи наконец, кто ночной сей пришлец?
   Он, клянусь небесами, пропал!"

   "Показалося мне при блестящем огне:
   Был шелом с соколиным пером,
   И палаш боевой на цепи золотой,
   Три звезды на щите голубом".

   "Нет, мой паж молодой, ты обманут мечтой;
   Сей полуночный мрачный пришлец
   Был не властен прийти: он убит на пути;
   Он в могилу зарыт, он мертвец".

   "Нет! не чудилось мне: я стоял при огне
   И увидел, услышал я сам,
   Как его обняла, как его назвала:
   То был рыцарь Ричард Кольдингам".

   И Смальгольмский барон, изумлен, поражен,
   И хладел, и бледнел, и дрожал.
   "Нет! в могиле покой; он лежит под землей.
   Ты неправду мне, паж мой, сказал.

   Где бежит и шумит меж утесами Твид.
   Где подъемлется мрачный Эльдон.
   Уж три ночи, как там твой Ричард Кольдингам
   Потаенным врагом умерщвлен.

   Нет! сверканье огня ослепило твой взгляд;
   Оглушен был ты бурей ночной;
   Уж три ночи, три дня, как поминки творят
   Чернецы за его упокой".

   Он идет в ворота, он уже на крыльце,
   Он взошел по крутым ступеням
   На площадку, и видит: с печалью в лице,
   Одиноко-унылая, там

   Молодая жена - и тиха, и бледна,
   И в мечтании грустном глядит
   На поля, небеса, на Мертонски леса,
   На прозрачно бегущую Твид.

   "Я с тобою опять, молодая жена".-
   "В добрый час, благородный барон.
   Что расскажешь ты мне? Решена ли война?
   Поразил ли Боклю иль сражен?"

   "Англичанин разбит: англичанин бежит
   С Анкрамморских кровавых полей:
   И Боклю наблюдать мне маяк мой велит
   И беречься недобрых гостей".

   При ответе таком изменилась лицом
   И ни слова... ни слова и он;
   И пошла в свой покой с наклоненной главой,
   И за нею суровый барон.

   Ночь покойна была, но заснуть не дала.
   Он вздыхал, он с собой говорил:
   "Не пробудится он; не подымется он;
   Мертвецы не встают из могил".

   Уж заря занялась; был таинственный час
   Меж рассветом и утренней тьмой;
   И глубоким он сном пред Ивановым днем
   Вдруг заснул близ жены молодой.

   Не спалося лишь ей, не смыкала очей...
   И бродящим, открытым очам,
   При лампадном огне, в шишаке и броне
   Вдруг явился Ричард Кольдингам.

   "Воротись, удалися",-она говорит.
   "Я к свиданью тобой приглашен;
   Мне известно, кто здесь, неожиданный, спит,
   Не страшись, не услышит нас он.

   Я во мраке ночном потаенным врагом
   На дороге изменой убит;
   Уж три ночи, три дня, как монахи меня
   Поминают-и труп мой зарыт.

   Он с тобой, он с тобой, сей убийца ночной!
   И ужасный теперь ему сон!
   И надолго во мгле на пустынной скале,
   Где маяк, я бродить осужден;

   Где видалися мы под защитою тьмы,
   Там скитаюсь теперь мертвецом;
   И сюда с высоты не сошел бы... но ты
   Заклинала Ивановым днем".

   Содрогнулась она и, смятенья полна,
   Вопросила: "Но что же с тобой?
   Дай один мне ответ-ты спасен ли иль нет?.. "
   Он печально потряс головой.

   "Выкупается кровью пролитая кровь,-
   То убийце скажи моему.
   Беззаконную небо карает любовь,-
   Ты сама будь свидетель тому".

   Он тяжелого шуйцей коснулся стола;
   Ей десницею руку пожал-
   И десница как острое пламя была,
   И по членам огонь пробежал.

   И печать роковая в столе вожжена:
   Отразилися пальцы на нем;
   На руке ж - но таинственно руку она
   Закрывала с тех пор полотном.

   Есть монахиня в древних Драйбургских стенах;
   И грустна и на свет не глядит;
   Есть в Мельроэской обители мрачный монах:
   И дичится людей и молчит.

   Сей монах молчаливый и мрачный - кто он?
   Та монахиня - кто же она? То убийца, суровый
   Смальгольмский барон;
   То его молодая жена.




   Бежит волна, шумит волна!
   Задумчив, над рекой
   Сидит рыбак; душа полна
   Прохладной тишиной.

   Сидит он час, сидит другой;
   Вдруг шум в волнах притих...
   И влажною всплыла главой
   Красавица из них.

   Глядит она, поет она:
   "Зачем ты мой народ
   Манишь, влечешь с родного дна
   В кипучий жар из вод?

   Ах! если б знал, как рыбкой жить
   Привольно в глубине,
   Не стал бы ты себя томить
   На знойной вышине.

   Не часто ль солнце образ свой
   Купает в лоне вод?
   Не свежей ли горит красой
   Его из них исход?

   Не с ними ли свод неба слит
   Прохладно-голубой ?
   Не в лоно ль их тебя манит
   И лик твой молодой?"

   Бежит волна, шумит волна...
   На берег вал плеснул!
   В нем вся душа тоски полна,
   Как будто друг шепнул!

   Она поет, она манит-
   Знать, час его настал!
   К нему она, он к ней бежит...
   И след навек пропал.




   Изменой слуга паладина убил:
   Убийце завиден сан рыцаря был.
   Свершилось убийство ночною порой
   И труп поглощен был глубокой рекой.

   И шпоры и латы убийца надел
   И в них на коня паладинова сел.
   И мост на коне проскакать он спешит:
   Но конь поднялся на дыбы и храпит.

   Он шпоры вонзает в крутые бока:
   Конь бешеный сбросил в реку седока.
   Он выплыть из всех напрягается сил:
   Но панцирь тяжелый его утопил,




   Кто скачет, кто мчится под хладною мглой?
   Ездок запоздалый, с ним сын молодой.
   К отцу, весь издрогнув, малютка приник;
   Обняв, его держит и греет старик.

   "Дитя, что ко мне ты так робко прильнул?"
   "Родимый, лесной царь в глаза мне сверкнул:
   Он в темной короне, с густой бородой".
   "О нет, то белеет туман над водой".

   "Дитя, оглянися; младенец, ко мне;
   Веселого много в моей стороне:
   Цветы бирюзовы, жемчужны струи;
   Из золота слиты чертоги мои".

   "Родимый, лесной царь со мной говорит:
   Он золото, перлы и радость сулит".
   "О нет, мой младенец, ослышался ты:
   То ветер, проснувшись, колыхнул листы;

   "Ко мне, мой младенец; в дубраве моей
   Узнаешь прекрасных моих дочерей:
   При месяце будут играть и летать,
   Играя, летая, тебя усыплять".

   "Родимый, лесной царь созвал дочерей:
   Мне, вижу, кивают из темных ветвей".
   "О нет, все спокойно в ночной глубине:
   То ветлы седые стоят в стороне".

   "Дитя, я пленился твоей красотой:
   Неволей иль волей, а будешь ты мой".

   "Родимый, лесной царь нас хочет догнать;
   Уж вот он: мне душно, мне тяжко дышать".

   Ездок оробелый не скачет, летит;
   Младенец тоскует, младенец кричит;
   Ездок погоняет, ездок доскакал...
   В руках его мертвый младенец лежал.

Last-modified: Sat, 20 Oct 2001 07:18:47 GMT
Оцените этот текст: