верю, что он скоро вернется назад. - И это после того, что рассказывали вы сами о нем, - сказал я, - после того, как он вас бросил? - Он всегда был ласков со мною, - отвечала она, - очень ласков. Он уехал за золотом в Калифорнию. Там, я в этом не сомневаюсь, он многого добьется и вернется обратно с большими деньгами. - Но вы только что сказали мне, что он вас бросил. Где же его нежность к вам? - Это правда, он оставил меня, но дела наши были очень плохи и он ничем не мог бы помочь нам. Я не сомневаюсь, что, оставляя меня, он очень горевал. - Но ведь в Калифорнию он бежал с другой женщиной. Это правда? - Он уехал в Калифорнию, - ответила моя безумная мать, - и я подозреваю, что мисс Дэвис уехала с ним. Только я обвиняю ее больше, чем его. Я не хочу дурно говорить о ней, тем более, что я слышала, что она умерла; бедная девочка! - Зная, что он дважды бросал вас и убегал, вы все-таки думаете, что он вернется к вам опять? - Потому что я знаю, как он меня любит! Он всегда обращался со мною с такою нежностью и любовью! Женщина, которая убежала с ним, теперь не может уже удерживать его, и я знаю, что он вернется ко мне. - Моя бедная, несчастная, безумная мать! Я эти слова произнес тихо, она их не слышала. - Теперь, кстати, - продолжала она, - открыли золото и в Австралии. Значит, не надо ездить за золотом за океан. Много диггеров вернулось домой. Многие собираются вернуться. Я уверена, что вместе с ними скоро вернется и мистер Лири. Это правда, он совершил ошибку, но он в этом не слишком виноват. Он вернется к своей жене, и мы будем еще счастливее, чем раньше. - Мать! Я вижу, что вы отказываетесь ехать со мною в Англию? - Роланд, мой сын, - сказала она нежным и ласковым голосом, с глубоким волнением, - как ты можешь убеждать меня уехать отсюда, когда я каждый день ожидаю возвращения своего мужа? Подожди немного, пока он приедет, и тогда мы все вместе поедем в Англию. Разубеждать ее дальше было бы безумием. На нее не действовали никакие резоны, никакие факты. Она слепо верила в мистера Лири. Сообщить же ей о печальном конце последнего я не решался. Марта рассказала мне про безумную любовь матери к мистеру Лири. Для него она готова была пожертвовать своей жизнью и даже счастьем своих детей. Когда она отыскала Лири в Сиднее, тот согласился жить с нею, когда узнал, что у нее есть деньги, вырученные от продажи дома. Он оставался до тех пор, пока не пропил все эти деньги до последнего шиллинга. - Сколько дней нам приходилось сидеть впроголодь, - говорила Марта, - потому только, что нужно было беречь деньги для мистера Лири! О! Я надеюсь, что мы никогда больше не увидим его. - Вы никогда больше не увидите его, - сказал я, - он ушел туда, куда наша бедная мать не может больше следовать за ним: он умер. Марта была непосредственной натурой. Услышав это известие, она воскликнула: - Вот слава-то Богу! Нет! Нет! - продолжала она, как бы раскаиваясь в том, что сказала. - Я хотела сказать не это; но если он умер, то это хорошо для матери: он уже не будет больше мучить ее. Я подробно рассказал сестре о смерти мистера Лири. Она согласилась, что если рассказать все это матери, то ее бедный ум не выдержит такого потрясения. - Я никогда не слыхала, - сказала Марта, - чтобы какая-нибудь женщина в мире любила человека так, как наша мать любит мистера Лири. Я убеждена, Роланд, что ее убьет сообщение о смерти Лири. Тогда мы с сестрою решили постепенно подготавливать мать к известию о том, что Лири нет больше в живых. Конечно же, то, какой смертью он умер, мы решили от нее скрыть. Но увы! Случилась непредвиденная вещь, которая полностью разбила все наши планы. В "Сиднейской газете", которую ежедневно читала мать, появилась корреспонденция из Калифорнии, где обстоятельно описывался суд над Лири, а затем его казнь. Эту корреспонденцию прочитала мать. Бедный ее рассудок не выдержал: она сошла с ума. Здоровье ее тоже было совершенно подорвано. Она недолго прохворала, и через несколько дней умерла. Ее смерть, помимо глубокого горя, навела меня на мрачные мысли. Я вспомнил о печальном конце Ричарда Гайнена. Мой старый друг Бурный Джек также погиб жестокой смертью вскоре после нашей встречи. А теперь, после того, как я нашел мою бедную мать, я потерял навсегда и ее... Как это все странно и тяжело. 23. ИЗВЕСТИЯ О ЛЕОНОРЕ Похоронив мать, мы с Мартой стали рассуждать о том, как быть дальше. Я желал вернуться в Ливерпуль и, конечно, взять с собой мою сестру. Я предполагал сделать это в самом скором времени. - Я очень огорчена, что тебе не нравится в Австралии, - сказала мне Марта. - Я уверена, что если ты поживешь здесь немного подольше, то сам не захочешь уехать. - Не думай этого, - ответил я, - я приехал сюда только с намерением разыскать вас и затем отправиться на родину. Теперь нас больше ничего не удерживает. - Роланд, милый брат, - сказала Марта и заплакала. - Зачем ты хочешь бросить меня? - Я вовсе не желаю бросать тебя, Марта, - сказал я. - Напротив, я хочу уехать вместе с тобой. Я теперь уже не бездомный авантюрист. Если бы я не мог устроиться более или менее прилично и обеспечить тебе безбедное существование, я не предлагал бы тебе ехать со мною. - Роланд, Роланд, - воскликнула она, - не оставляй меня. Ты, может быть, единственный близкий мне человек на всем свете. Ты не оставишь меня! - Успокойся, Марта, - сказал я. - Объясни, как мне понимать тебя? Я приглашаю тебя ехать вместе со мною в Ливерпуль, и в ответ на это приглашение ты начинаешь плакать и просишь не покидать тебя. Скажи, наконец, хочешь ли ты ехать со мною в Ливерпуль? Если нет, то объясни почему. - Я не желаю ехать в Ливерпуль, - ответила она. - Я не желаю покидать Сидней. Я прожила здесь несколько лет. Это моя вторая родина, и я не хочу и не могу оставить ее, Роланд! Несмотря на все мои попытки, я не мог добиться откровенного объяснения, почему Марта не желает покинуть Сидней, и начал подозревать, что у моей сестры такие же препятствия, какие были и у моей бедной умершей матери. Я решил пока подождать и посмотреть, что будет дальше. Оставлять же в Австралии сестру я не хотел, несмотря на страстное желание поскорее увидеться с Леонорой, которую отделял от меня океан. Я очень часто ходил на пристань, когда приходили корабли из Англии, надеясь встретить кого-нибудь из старых знакомых. Однажды я был приятно удивлен. Я встретил Мейсена, который служил на "Леоноре" у капитана Хайленда. Мейсен, как помнит читатель, помог мне разоблачить мистера Адкинса. Мейсен, со своей стороны, тоже очень обрадовался мне. Мы зашли в гостиницу и принялись вспоминать старину и пересказывать друг другу события, случившиеся с нами после нашего последнего свидания. - Вы помните миссис Хайленд и ее дочь? - неожиданно спросил Мейсен во время своего рассказа. - Впрочем, что же я спрашиваю? Конечно, помните, ведь дом капитана Хайленда был вашим родным домом. - Конечно, - ответил я. - Я никогда не забуду их. - После этого я, естественно, попросил рассказать все, что он знает о них. - Миссис Хайленд теперь живет в Лондоне, - продолжал моряк. - Она живет у своей дочери, которая вышла замуж. - Что? Леонора Хайленд вышла замуж! - вскричал я. - Да. Разве вы не слышали об этом? Она вышла замуж за капитана корабля, торгующего с Австралией. После свадьбы они поселились в Лондоне. - Правда ли это? Не ошибаетесь ли вы? - спросил я дрожащим голосом. - Да, это правда, - ответил Мейсен. - Но что с вами? Вам, кажется, неприятно продолжать разговор об этом? - О, ничего, ничего. Только почему вы так уверены, что она вышла замуж? - спросил я, пытаясь казаться хладнокровным. - Я сам слышал это. Кроме того, я видел ее в доме капитана в Лондоне, куда я заходил по делу. - Но уверены ли вы, что та особа, которую вы видели, это Леонора, дочь капитана Хайленда? - Конечно. Как я мог ошибаться? Вы знаете, что я бывал в доме капитана Хайленда много раз, не говоря уже о той сцене, когда мы были вместе с вами и разоблачали клевету Адкинса. Я не мог ошибиться; я говорил с нею в то время, когда был в ее доме в Лондоне. Она вышла замуж около двух лет тому назад за капитана австралийского корабля. Он человек довольно пожилой и скорее годился бы ей в отцы. Теперь не оставалось уже никаких сомнений. Как мрачен для меня сделался свет! Я оставил все свои мечты о возвращении в Ливерпуль. Я ничего не сказал моей сестре о перемене моих планов. Горе мое было слишком велико. Я решил отправиться опять на золотые прииски, надеясь, что тяжелый труд и наполненная различными опасностями жизнь рудокопа хоть отчасти заглушат те страдания, которые терзали мое сердце. Я отбросил намерение отправиться в Америку, и решил остаться в Австралии, чтобы не очень отдаляться от моей сестры. Простившись с Мартой, которая сильно была опечалена разлукой со мной, я через двадцать четыре часа после разговора с Мейсеном выехал из Сиднея в Мельбурн. 24. НА БЕРЕГАХ ЗОЛОТОНОСНЫХ РЕК В Мельбурне я пробыл недолго, запасся там всем необходимым и отправился на прииски. Условия работы на приисках в Австралии оказались гораздо тяжелее, чем в Калифорнии. Чтобы добывать золотую руду, приходилось рыть очень глубокие шахты. Золотая руда обыкновенно находилась на так называемых криках. Крик - высохший глубокий ручей. В период дождей крики быстро наполнялись водой и превращались в целые реки, но потом также быстро и высыхали. Я работал на различных приисках и зарабатывал очень хорошо. В Каллао, городке, лежащем близ приисков, я познакомился с двумя джентльменами - Вэном и Канноном, которые убедили меня вместе с ними принять участие в охотничьей экспедиции на Ярру-Ярру, отправившись к одному знакомому скваттеру. Мы были уже недалеко от цели нашего путешествия, как во время одной ночной стоянки пропал наш вьючный мул с багажом. Вэн и Каннон отправились на розыски пропавшего мула, а я остался их ждать. Но проходил час за часом, а мои спутники все не возвращались. Я теперь уже раскаивался в том, что остался их ждать. Дело в том, что дом скваттера должен был находиться не более чем в пяти милях от нашей стоянки. Очень возможно, что мои спутники были уже там и ждали меня. От скуки и досады я пошел немного прогуляться. Я вышел на какую-то тропинку, которая привела меня на берег реки. Это была Ярра-Ярра. Весь ее берег был покрыт богатой растительностью. День был очень жаркий, и я почувствовал большое облегчение, когда укрылся в тени от жарких лучей солнца. Я не хотел идти к скваттеру один, так как не был с ним знаком. Берег реки был очень живописным. Передо мной протекали серебристые струи Ярры-Ярры. Мягкий ветер время от времени нежно шелестел листвой. Я задумался. Противный рев осла вывел меня из задумчивости. Животное было недалеко, и, следовательно, я был очень близко от жилья скваттера. Я медленно стал пробираться вперед сквозь кустарник. Вдруг пронзительный женский голос заставил меня вздрогнуть. Голос раздавался с берега реки, из-за кустов. Я быстро пошел вперед, пробираясь через кусты, и вышел на открытый берег реки. Я увидел молодую девушку, готовившуюся броситься в реку. Мое внезапное появление заставило ее переменить намерение. Обернувшись ко мне и указывая на реку, она тем же отчаянным голосом крикнула: - Спасите ее! О, спасите ее! Взглянув по указанному направлению, я увидел маленькую девочку, барахтавшуюся на поверхности воды. Ее быстро уносило течением. В следующий же миг я был в воде и держал ребенка в руках. Берег реки на довольно значительном расстоянии был высок и крут. После двух или трех неудачных попыток выбраться на него я решил спуститься вниз по течению и там уже выйти на твердую землю. Молодая девушка, видя мои неудачные попытки, несколько раз пыталась броситься в воду, чтобы помочь мне. Но так как помощь она никакой оказать не могла, а, напротив, мне пришлось бы еще заняться спасением двоих вместо одной, то я строгим голосом крикнул ей, чтобы она этого не делала. Спустившись вниз по течению, я, наконец, выбрался на берег и передал спасенного ребенка девушке. В течение некоторого времени все внимание девушки было обращено на спасенного ребенка. Она проявила столько нежности и трогательной любви к маленькому существу, что я невольно вспомнил Леонору. Девушке было на вид лет шестнадцать. У нее были золотые волосы и необычайно изящная и грациозная фигурка. Немного успокоившись, она принялась в трогательных словах выражать свою благодарность мне за то, что я спас жизнь ее сестре. Я остановил ее и предложил проводил ее до дому. Ребенок после испытанного потрясения едва был способен стоять на ногах, и я предложил донести его до дому на руках. Мое предложение было принято, и мы отправились вдоль берега реки. За нами шла большая собака из породы догов, и молодая девушка обратила мое внимание на этого четвероногое. - Роза побежала впереди меня, - начала она, - и играла с догом. Она подбежала к реке, дог за нею, и он неосторожно толкнул ее, так что она упала в реку. Я боюсь, что наша мать не станет больше пускать нас гулять на Ярру-Ярру, а я так люблю эту реку. Нам теперь идти недалеко, - прибавила она, - дом сразу же за этим холмом. Вы его сейчас увидите. Он не больше чем в миле отсюда. Прежде чем мы дошли до дому, я узнал всю простую историю ее жизни. Она была дочерью того самого скваттера, к которому мы с Канноном и Вэном направлялись. Я узнал, что ее зовут Джесси. Жизнь скваттера и его семьи была очень однообразной, и появление нового лица было для них необыкновенным событием. Джесси сказала также, что они ждут посещения друга отца с двумя своими приятелями. - Этот друг - мистер Каннон? - спросил я. - Да, и вы один из его приятелей, который должен был приехать с ним? - спросила она весело, женским чутьем сразу определив причину моего появления. - Мы будем очень счастливы видеть вас у себя. Еще до прихода в дом мы сделались с Джесси большими приятелями. Когда мы вошли в дом, последовала трогательная сцена, виновницей которой была маленькая Роза. Джесси, казалось, решила выставить меня настоящим героем и описала событие такими красками, что я сразу попал в знаменитости и сделался центром всеобщего внимания, потому что маленькая Роза была любимицей семьи. В доме скваттера я застал своих товарищей по путешествию, которые прибыли за час до меня. Скваттер занимался скотоводством и специально разводил овец для шерсти. Дело у него было поставлено на широкую ногу, и он получал большие барыши от своих предприятий. Это был прямодушный человек лет пятидесяти. Колонистом в Австралии он был уже более двадцати лет. Нас всех приняли с большим радушием и старались скрасить наше пребывание различными доступными удовольствиями, чтобы мы не почувствовали скуки. На следующий же день по прибытии была устроена охота на кенгуру. Во время охоты я очень удивил своих спутников, Вэна и Каннона, умением прекрасно ездить верхом на лошади. Они знали, что я моряк, а моряки редко умеют ездить верхом. Но я ведь недаром служил в американской кавалерии. Им, впрочем, это обстоятельство не было известно. 25. ДЖЕССИ Возвращаясь домой, мы каждый вечер проводили в обществе красавицы Джесси. Редко случалось встретить такую благовоспитанную девушку, хотя ее единственным воспитателем была природа. Она умела поддерживать беседу с каждым из нас на самые разнообразные темы, и в этих беседах проявляла много ума и такта. Вэн влюбился в Джесси с первого же взгляда, но его любовь не встретила никакого сочувствия со стороны девушки. Я кое-что понимал в любовных делах и видел, что Вэн не может рассчитывать на ответное чувство. Я стал замечать, что она почувствовала особенную склонность ко мне. Без сомнения, тут сыграло известную роль и мое первое внезапное появление в роли спасителя маленькой Розы. Леонора была для меня потеряна. Я стал размышлять, не постараться ли мне полюбить эту молодую красивую и милую девушку, относившуюся ко мне с таким обожанием. Но после долгого размышления и тщательного анализа своих чувств, я понял, что полюбить Джесси не могу, что я все еще продолжаю любить одну только Леонору, несмотря на всю безнадежность моей любви. Придя к такому заключению, я осознал, что дальнейшее мое пребывание у скваттера будет неудобно, и что мне необходимо как можно скорее уехать ради полюбившей меня девушки. - Мисс Джесси, - сказал я, - я должен вас покинуть. - Вы нас покидаете! - воскликнула она, и голос ее дрогнул. - Да, я должен вернуться в Мельбурн завтра утром. В продолжение нескольких минут она молчала; я видел, что Джесси побледнела. - Очень жаль, - тихо сказала она, - очень жаль. - Очень жаль! - повторил я, не зная, что сказать. - Почему это вас огорчает? - Я не желал задавать подобного вопроса и сразу почувствовал, что сделал большую ошибку, задав его. Я увидел на глазах ее слезы и почувствовал, что эта девушка меня любит. - Мисс Джесси, - сказал я, - можно ли так волноваться при отъезде просто хорошего знакомого? - Ах, - ответила она, - я думаю о вас, как о друге, но только о таком, какого раньше у меня никогда не было. Моя жизнь очень однообразна. Мы здесь, как вам известно, живем вдали от всего света. Друзей у нас очень мало. Ваша дружба внесла неведомую прежде радость в мою жизнь. Вы постоянно в моих мыслях, с тех пор, как я в первый раз увидела вас. - Вы должны постараться забыть меня, забыть, что мы когда-либо встречались. Я буду помнить вас только как друга. Она положила свою руку на мое плечо и дрожащим голосом спросила: - Вы любите другую? - Да, я люблю другую, хотя безнадежно. Она никогда не может быть моею и я, вероятно, никогда ее уже не увижу. Мы выросли вместе. Я воображал, что она меня любит. Но я ошибался. Она не любила меня. Она вышла замуж за другого. - Как это странно! Для меня это было бы невозможно! Вся ее невинность и чистота души сказались в этом восклицании. - И несмотря на то, что она с вами так поступила, вы все еще продолжаете ее любить? - продолжала она. - Увы! Такая уж моя несчастная судьба! - О, сэр, если бы вы знали только, какое сердце вы отталкиваете от себя, какую преданность и постоянство, вы никогда бы не покинули меня, остались бы здесь и были бы счастливы. Вы научились бы меня любить. Вы не найдете ни одной женщины, которая полюбила вас так, как я. И это уже будет до конца моей жизни! Я ничего не мог ответить, так как, несмотря на безнадежность моего чувства, все-таки любил Леонору. Мы пришли домой. Вечером я объявил всем, что завтра утром уезжаю в Мельбурн. Несмотря на все уговоры, я твердо стоял на своем и с рассветом уехал. 26. ФАРРЕЛЬ И ЕГО РОМАН В сущности, с Вэном и Канноном у меня было очень мало общего. Я им совсем не подходил. Оба они любили прожигать жизнь и были охотниками до легкой наживы, оба были совершенно не способны к труду. Поэтому, когда они вслед за мною прибыли в Мельбурн, я решил как можно скорее от них отделаться и уехать из Мельбурна. Я направился к золотым приискам, находившимся близ Балларата. Первым, кого я там встретил по прибытии на место, был мой старый знакомый по Калифорнии, Фаррель, которого я в последний раз видел в Сан-Франциско. Само собою разумеется, что мы отправились в ближайшую гостиницу и потребовали бутылку виски. - Я думаю, - сказал Фаррель, - что вы знаете, чем окончился мой маленький роман, о котором я вам рассказывал в Сан-Франциско. - Даже и не представляю себе, - ответил я, - хотя и был очень опечален случившимся. Сознаюсь, что я был очень тронут вашей откровенностью со мной. Наиболее интересная часть вашего романа, как вы его назвали, мне неизвестна. Я буду очень рад, если вы расскажите. - Хорошо, - ответил Фаррель, - я вам расскажу. Как я говорил вам, мой друг Фостер и жена моя бежали в Калифорнию, и я рассчитывал их встретить в Сан-Франциско. Но они скрывались так удачно, что я не мог найти и следов их в этом городе, хотя они, как я потом узнал, уже жили в Сан-Франциско девять дней. Наконец следы беглецов были найдены. Фостер снял на Сакраментской улице квартиру, хорошо обставил ее и накупил большой запас различных напитков. Он намеревался открыть большой ресторан, и его открытие как раз должно было состояться в то время, когда я их нашел. Как только я узнал его адрес, я немедленно отправился к нему. Фостера и моей жены я не застал. Они отправились за покупками - тратить остатки моих денег. В помещении я застал молодого человека, нанятого в качестве управляющего. Я немедленно вступил во владение делом и молодого человека нанял уже на службу к себе. Я оставался в этом доме около девяти недель и вел дело, которым намеревался воспользоваться Фостер, а затем продал ресторан за пять тысяч долларов. Ни Фостер, ни моя жена, хотя они находились все это время поблизости, не показывались. Они, конечно, знали, что я вступил во владение делом, а затем продал его, но с их стороны никакого протеста не последовало. Продав дело, я опять почувствовал желание отомстить преступной паре, и осведомился относительно их местопребывания. Я узнал, что они уехали в город Сакраменто, где оба поступили в услужение в гостиницу. Денег у них уже не было и, следовательно, самостоятельного дела открыть они не могли. Я решил поймать их, и отправился в Сакраменто. Но они, вероятно, тоже через кого-нибудь следили за мною. Когда я приехал в Сакраменто, то узнал, что они уехали из города только два часа тому назад. Гнев мой постепенно испарялся, и у меня уже не было особого желания преследовать их. Я вернулся в Сан-Франциско и в скором времени уехал в Мельбурн. Мой гнев теперь почти окончательно растаял. И притом я убедился, что они не могут быть счастливы. Вечная мысль о том, что каждое мгновение могу появиться я, должна была отравлять им жизнь и делать их очень несчастными. Всякое преступление в себе самом несет наказание. Вот к каким выводам я пришел. Так закончился рассказ Фарреля. 27. НЕПРИЯТНОЕ ТОВАРИЩЕСТВО На прииске Эврика я вынужденно вступил в компанию, которая мне совершенно не нравилась. Но выбора у меня никакого не было, так как все лучшие места уже были заняты. Все мои новые товарищи казались мне неподходящими работниками. Ни один из них не был похож на человека, привыкшего к тяжелой работе диггера. Они были бы на своем месте за конторкой или прилавком. Когда мы принялись за работу, я увидел, что никакого толку с моими новыми товарищами у меня не будет. Каждый из них старался как можно меньше работать и побольше времени проводить в разных увеселительных заведениях. У меня уже не единожды появлялась мысль продать свой пай и выйти из этого товарищества. Во время этого кризиса в нашу компанию вступил еще один новый человек, но совершенно другого типа, чем остальные мои товарищи. Этот был настоящим работником. У нас еще оставался один пай. Я его выкупил, чтобы он не достался "труженнику" вроде моих товарищей. Передать этот пай я предполагал одному молодому человеку, с которым я недавно познакомился. Этот молодой человек, по имени Джон Окс, несмотря на все свои старания, оказался невезучим. По профессии он был моряком. Прежде чем предложить Оксу свой пай, я поближе с ним познакомился и, только хорошенько узнав его, предложил ему вступить восьмым компаньоном в наше товарищество. - Для меня ничего лучшего не может быть в настоящее время, - сказал Окс, - как войти в товарищество вместе с вами. Вам всегда везет. Но, к несчастью, я не могу принять вашего предложения, так как не имею денег для покупки пая. - Не думайте об этом, - возразил я, - вы заплатите мне, когда выработаете достаточно золота. Прииск очень хороший, так что вы скоро отработаете стоимость пая. - В таком случае я принимаю ваше предложение, - сказал Окс, - и принимаю с глубочайшей благодарностью. Я ведь раньше не был в таком безвыходном положении, как теперь. Я заработал порядочное количество золота, только меня потом ограбили. Я вам не рассказывал об этом? - Не помню, кажется, нет, не рассказывали. - В таком случае я вам расскажу теперь. Я работал на приисках по реке Гилли, где вступил в компанию с двумя другими диггерами. Мы добыли около сорока восьми фунтов золота. Золото мы сдавали на хранение в сберегательную кассу. Когда мы полностью окончили разработку нашего прииска, мы все вместе отправились в кассу и взяли наше золото. Мои два товарища жили в одной палатке и предложили мне отправиться к ним и там произвести дележ. По дороге мы зашли в таверну, с хозяином которой мои товарищи были хорошо знакомы; они попросили у него весы и гири. Купили они также и бутылку бренди - для бодрости, как они выразились, - чтобы приятнее и успешнее разрешить нашу задачу. Потом мы пошли домой. Когда мы зашли в палатку, то заперли дверь и занавесили окно, чтобы никто не помешал нам. Прежде чем приступить к дележке, каждый из моих товарищей выпил по доброму стакану бренди; мне не хотелось пить, но, не желая ссориться с ними, я взял стакан и тоже выпил. Сейчас же вслед за этим я потерял сознание и не помню, что происходило дальше... Я пришел в себя только на следующее утро. Мои товарищи исчезли, и в палатке никого не было, кроме меня. Они взяли все золото, в том числе мою долю, и скрылись. Больше я никогда не встречал никого из них. Это событие послужило для меня хорошим уроком. Я теперь всегда стараюсь избегать работать с людьми подозрительными и пьющими. Вы теперь вполне понимаете, что мне хотелось бы знать, какого сорта будут товарищи в нашей компании. - На этот счет я ничего утешительного сказать вам не могу, - ответил я. - Для нашей работы они не очень неподходящие. Один из них старый бездельник, другой в том же роде. Третий еще хуже первых двух. Двое остальных - пьяницы. Только один, который недавно вошел в наше товарищество, может быть назван настоящим работником. - Это просто беда, - сказал Окс, - но, к сожалению, у меня в настоящее время нет никаких видов на будущее. Я выйду на работу завтра утром вместе с вами. Может быть, когда наш прииск будет приносить хороший доход, эти люди сделаются более трудолюбивыми. На следующее утро в семь часов Окс был уже на работе. Джордж, один из наших товарищей, пришел немного позже. А еще позже пришел мистер Джон Дарби. Последний считал себя истинным джентльменом и презирал всякий труд. Только крайняя необходимость заставила его взяться за суровый труд рудокопа. При таких условиях работа его была, разумеется, ничтожна по своим результатам. К тому же и физически он был слаб для такой работы. Когда Окс и Дарби встретились, они оказались старыми знакомыми. Дарби сейчас же начал свою болтовню, как будто для этого только и пришел. Но так как еще не было двух товарищей, которых мы ждали с нетерпением, чтобы приступить к работе, то мы и не прерывали болтуна. Я обратился к членам нашего товарищества с предложением более энергично приступить к работе, а теперь дождаться остальных двух и с ними также поговорить об этом. Наконец, показались давно ожидаемые товарищи. Но как только они подошли немного ближе, случилось нечто совершенно неожиданное. Увидев нового товарища, оба они быстро повернули обратно и пустились бежать с невероятной быстротой. В течение нескольких секунд Окс стоял в недоумении, но затем их поведение, очевидно, для него сделалось понятным, и, крикнув мне, чтобы я шел за ним, он побежал, чтобы преследовать убегающих. Но оба беглеца с такою быстротою удирали от нас, что скоро скрылись из виду. Дальнейшее преследование было бесполезно. Когда мы остановились, Окс пояснил мне, что эти люди и есть те самые, которые его ограбили. Мы отправились в полицию и сделали заявление о случившемся. Затем мы поспешили к палатке беглецов. Само собой разумеется, нам осталось только констатировать факт, что "птички улетели". Так мы их потом и не нашли. Когда Окс и я вернулись назад после преследования воров, то выяснилось, что за время нашего отсутствия случилось другое событие. Мистер Дарби успел в это время продать свой пай другому человеку, который вместо Дарби и явился на работу. Такая перемена была нам на руку. Вместо бесполезного и ленивого члена товарищества мы приобрели настоящего трудолюбивого работника. Работа наша шла теперь очень успешно. Когда наш прииск был окончательно разработан и мы поделили добытое золото, ко мне пришел Окс и отдал мне за купленный у меня пай пятьдесят фунтов стерлингов. - Вы сделали меня счастливым, - сказал он, - и я завтра уезжаю. Я добыл то, что мне было необходимо. Я теперь могу сказать вам, что я намерен сделать с деньгами, которые заработал. У меня старик отец вот уже семь лет сидит в тюрьме за долги. Вся сумма его долгов - сто пятьдесят фунтов стерлингов. Шесть лет тому назад я ушел из дому и сделался моряком. Я задался целью заработать эти сто пятьдесят фунтов, чтобы вызволить отца из тюрьмы. Для меня эта сумма была очень велика. Проплавав немного, я увидел, что, оставаясь моряком, я никогда не заработаю нужной мне суммы. В это время в Австралии нашли золото. Я поехал в Мельбурн, а оттуда отправился на прииски. Я вступил в компанию с двумя диггерами. Счастье мне благоприятствовало. Казалось, что уже скоро наступит день, когда я обниму своего дорогого отца. Но когда я уже был у цели, мои компаньоны, как я вам уже рассказывал, меня обокрали. Вы себе и представить не можете мое отчаяние. Я был близок к самоубийству. В это время вы предложили мне вступить с вами в компанию. Я никогда не забуду того, что вы сделали для меня. Прощаясь, Окс обещал написать мне из Мельбурна и известить, на каком корабле он уедет. Свое обещание он исполнил. Через неделю я получил от него письмо, в котором он извещал, что уезжает в Лондон на корабле "Кент". Я мысленно пожелал ему попутного ветра. 28. ФАРРЕЛЬ И ЕГО ЖЕНА Вскоре после отъезда Окса я перебрался на другой прииск, Кресвикский, в тридцати милях от Балларата. Я вступил в компанию с двумя другими золотоискателями. Мы заняли прииск и начали работу. Почва была камениста, и наши кирки не годились для работы на такой почве. Необходимо было приобрести лом. Мы искали во всех приисковых лавках, но ни в одной из них лома не оказалось. Тогда, с согласия товарищей, я отправился за покупкой лома в город. На обратном пути я свернул с дороги, чтобы не проходить через деревню чернокожих, и пошел лесом. Я уже подходил к дому, как вдруг увидел дикаря, шедшего мне навстречу и размахивавшего большей дубиной. Я хотел уклониться от встречи с ним и повернул в другую сторону. Но он последовал за мной, проявляя враждебные намерения. Хотя, по-видимому, он был пьян, но это нисколько не мешало свободе его действий. Я пытался бежать, но он сделал невозможным для меня отступление. Я понял, что единственная надежда на спасение - остановиться и защищаться. Дикарь дважды попытался на меня напасть. Но я, хотя и с большим трудом, успел увернуться от него и отразить удар его страшной дубины купленным ломом. Наконец он сделал третью попытку, и хотя я и увернулся, но получил все-таки сильный удар дубиной. Рассерженный, я не мог уже больше сдерживаться. Я поднял обеими руками лом, нацелился прямо в голову дикаря и опустил лом быстрым и сильным движением руки. Дикарь упал, как подкошенный. Я не могу и теперь хладнокровно вспоминать звук треснувшего черепа дикаря. После этого я избегал ходить этим местом. Слишком было тяжело. Вскоре я опять встретился со своим калифорнийским знакомым Фареллем. Он очень обрадовался мне и на мой вопрос, что слышно о беглецах, рассказал следующее: - Я видел Фостера и мою жену. Оказывается, что я в продолжение четырех месяцев жил вблизи них и не догадывался об этом. - Что же вы с ними сделали? - Ничего. Судьба отомстила им за меня. Скажу лишь, что Фостер - самый несчастный человек, какого я только встречал на этом свете. Он уже в продолжение шести недель лежит в ужаснейшей лихорадке и еще не скоро окончательно поправится. Я расскажу вам, как я с ним встретился. Я был в своей палатке, когда услышал голос женщины, разговаривавшей с моим компаньоном перед палаткой. Женщина просила отдавать ей в стирку белье. Она говорила, что ее муж уже давно болен, и у нее нет денег, чтобы купить хлеба. Голос показался мне очень знакомым. Я встал, осторожно выглянул из палаты и увидел свою беглую жену! Я дождался, пока она закончила разговаривать с товарищем и пошла домой. Я тоже, стараясь быть незамеченным, шел за нею до ее собственной палатки. Она вошла в нее, не заметив меня. Я вошел вслед за нею и совершенно неожиданно предстал перед преступной парочкой. Моя жена стала бледною, как мел. Фостер же весь задрожал от страха. Они каждую минуту ожидали, что я их убью. "Не бойтесь, - сказал я, - я не трону вас. Сама судьба позаботилась отомстить за меня. Вам придется испытать еще более тяжелые бедствия, и я пальцем о палец не ударю, чтобы хоть немного облегчить вашу участь". Затем я обратился к своей жене и поблагодарил ее за то, что она была так добра, что оставила меня. Сказав им "прощайте", я ушел, оставив их размышлять о случившемся. На следующий день я опять посетил их. Бедность их была прямо поражающая. В палатке не было ни крошки хлеба, и в продолжение нескольких дней они голодали. Я не почувствовал на этот раз никакого удовольствия при виде их ужасной бедности. Мне даже стало жаль их. Потрясенный до глубины души их несчастьем, я ушел. И больше не рассчитывал встречаться с ними. Когда я вышел из палатки, жена моя последовала за мною. Она стала передо мною на колени и просила меня помочь ей вернуться к ее родителям. Она сказала, что поняла, кем я был для нее, когда лишилась меня, что она теперь любит меня больше всех на свете. Она сознает свою вину и не просит меня взять ее обратно. Единственно, о чем она просит, как о милости, это дать ей немного денег на дорогу. Мне стало ее жаль, и я отправил ее домой. Я еще продолжаю любить ее и думаю, что этот урок послужит ей на пользу. Я тоже скоро уезжаю на родину и надеюсь еще быть счастливым. Фостеру, которого подтачивает злой недуг, я также оставил немного денег, чтобы он не умер с голоду и скорее поправился. Так окончился "роман" Фарреля, как он это называл. Вскоре после этого он уехал в Нью-Йорк, и о дальнейшей жизни его я ничего не слышал. 29. ИСПОВЕДЬ КАТОРЖНИКА Прошло еще немного времени. Я работал на приисках около Авоки. Моим компаньоном был на этот раз бывший преступник. Таких людей было в то время очень много в Австралии, особенно в Новом Южном Уэльсе. После отбытия каторги все эти люди устремлялись на золотые прииски, рассчитывая на быстрое обогащение. Мой новый товарищ был человек скромный, задумчивый. Как-то мы с ним разговорились, и я выразил желание узнать историю его жизни. - Вы хотите узнать мою жизнь, - сказал он. - Извольте, я доставлю вам это удовольствие. В моей жизни нет ничего такого, о чем бы мне стыдно было рассказывать. Я никогда не сделал ничего дурного, то есть никого не ограбил, никого не обворовал, никого не обманул. Я уроженец Бирмингема и в этом городе жил до двадцати лет. Мой отец был форменный пьяница, и те несчастные деньги, которые зарабатывал, он сразу же относил в кабак. Его самого и четырех маленьких детей содержали мы втроем - моя мать, я и мой брат, который был на один год моложе меня. В Бирмингеме не было детей, которые любили бы своих родителей больше, чем я и мой брат. Мы с необычайной нежностью относились к нашим маленьким братьям и сестрам. Всеми силами мы старались, насколько возможно, помогать нашей матери в ее трудах. Однажды вечером мой младший брат и я возвращались с работы. На улице, на небольшом расстоянии от нас, мы увидели нашего отца. Он был совершенно пьян. Его окружали три полисмена - двое из них держали его под руки. В пьяном виде мой отец был очень агрессивен. Полицейские старались "успокоить" его своими кулаками. Один из них ударил его палкой по голове с такой силой, что по лицу потекла кровь. Мой брат и я подбежали и попросили позволить нам отвести его домой. Но в это время мой отец набросился на полицейских и стал рвать на них одежду. Они отказались отпускать его с нами домой и решили доставить отца в полицейский участок. Мы просили, чтобы они поручили это сделать нам, и я, взяв отца за руку, стал уговаривать его идти спокойно вместе с нами. Полицейский грубо оттолкнул меня в сторону и схватил отца за шиворот. Он пытался потащить его вперед силой, подталкивая кулаками. Еще раз мы вмешались и обратились к полицейским с просьбой не бить отца и отпустить его с нами. В это мгновение один из полицейских крикнул: "А, вы отбивать", и все трое набросились на меня и на моего брата. Один из них схватил меня за горло и ударил меня несколько раз палкой по голове. Я вступил с ним в борьбу, и скоро мы оба лежали на земле. Пытаясь подняться, я повернул голову и увидел своего брата лежащим на мостовой, все лицо его было залито кровью. Полицейский, который упал вместе со мною, снова схватил меня за горло и начал бить меня палкой, как только мы оба встали на ноги. На мостовой лежал камень, фунтов девяти весу. Я, не помня себя, схватил этот камень и бросил его в голову моего противника. Полицейский упал, точно подкошенный. Когда я оглянулся вокруг, то увидел, что мой брат, который был очень силен, справился с двумя остальными полицейскими. Он скоро пришел в себя и помог мне поднять и отнести упавшего полицейского в ближайшую гостиницу. Там раненный мною человек умер несколько часов спустя после схватки. Меня судили и приговорили к каторжным работам на девять лет. Вскоре меня отправили в Новый Южный Уэльс. Я не буду вам рассказывать о тех мучениях, которые мне пришлось испытать в остроге. Скажу только, что по моим наблюдениям люди, попадавшие на каторгу за сравнительно легкие проступки, всегда выходили из острога вконец испорченными и готовыми к преступлениям. По отбытии срока наказания я вышел на свободу. Я искал работы и нанялся работником к одному скваттеру на ферму. При расчете он меня обманул. Я жаловался, но разве судья поверит бывшему каторжнику! Вскоре этот скваттер погорел. И хотя я в этом пожаре был совершенно невиновен, меня все-таки судили по обвинению в поджоге, и, несмотря на то, что против меня не было никаких улик, я был приговорен к тюремному заключению на пять лет. Я отбыл и этот срок. И вот теперь я опять на свободе. Но мои лучшие годы прошли в тюрьме! Куда мне теперь идти? На родину возвратиться я не могу. Там, по всей вероятности, даже самые близкие люди отвернутся от меня, как от бывшего каторжника. 30. ПОПАЛСЯ В СОБСТВЕННУЮ ЛОВУШКУ Рядом с нашим прииском, на котором я работал вместе со своим товарищем, находился другой, гораздо богаче нашего. Прииск этот принадлежал компании из трех человек. Двое из них были еще молодыми людьми и производили впечатление симпатичных, благовоспитанных джентльменов. Они постоянно были вместе и жили в одной палатке. Третьим товарищем их был старик, бывший каторжник. Именно он сначала заня