где-либо в шестидесяти километрах от штаба фронта. Правда, по пустякам, ради каприза он никогда никого не вызывал. По многим вопросам он обращался лично к Сталину. Его разговоры с Верховным Главнокомандующим отличались смелостью суждений. Он не просто комментировал обстановку, а высказывал свои конкретные предложения. Доклады Мехлиса отличались широтой охвата событий, концентрировались на узловых вопросах. Нам, политработникам, было чему у него поучиться. Он не полагался только на свою память, хотя она была у него довольно цепкая, а возил с собой большой блокнот, куда записывал все, что привлекало его внимание в войсках. Вернувшись в штаб, Мехлис вызывал к себе ответственных людей и вел с ними далеко не лицеприятный разговор. Как-то у нас взорвались два вагона боеприпасов. Мехлис звонит мне и говорит: - Приезжайте ко мне и привозите Малышева. Приезжаем, входим в кабинет. - Знаю, будете оправдываться. Генерал, мол, не может проследить за каждым ящиком снарядов, - упредил он наши объяснения. - Но научить людей охранять военное имущество и боеприпасы, проявлять бдительность вы должны и обязаны. Мехлис отругал меня и начальника тыла, потом доверительно сказал: \363\ - Поймите, товарищи: успех в войне на четыре пятых зависит сейчас от того, выдержим ли мы экономически, сумеем ли в достатке обеспечить армию оружием и боеприпасами. Расход снарядов, бомб неимоверно огромный, а тут по чьей-то нерадивости вагоны взлетают на воздух. Учтите это, чтобы к такому разговору впредь не возвращаться. По делам службы мне довелось заехать в гвардейский истребительный авиационный полк, где заместителем командира по политической части был подполковник Зуб. Я и раньше слышал об Иване Андреевиче немало хорошего: храбрый летчик, лично сбил четырнадцать вражеских самолетов, награжден орденом Ленина, двумя орденами Красного Знамени, орденами Отечественной войны и Александра Невского. Отвага и пилотажное мастерство в нем сочетались с прекрасными организаторскими способностями и душевными качествами. Я далек от мысли идеализировать людей. Но при более близком знакомстве с подполковником Зубом у меня невольно мелькнула мысль: вот человек, который по праву носит гордое имя политического работника. Я бы не сказал, что Иван Андреевич сам вникал в каждую мелочь, хотя, как говорится, политработнику до всего есть дело. Прекрасно зная людей, он умел опереться на них, вовлекал в работу весь партийный актив. Благодаря хорошо поставленной информации он всегда был в курсе происходящих событий в полку, своевременно реагировал на каждое явление. Чего греха таить: встречаются еще такие политработники, которые стараются всюду поспеть сами. Мечутся они. нервничают и вроде стараются, а дело стоит, то там, то здесь обнаруживаются прорехи. Подполковник Зуб поступал по-другому. В каждой эскадрилье у него были надежные помощники - коммунисты, которые охотно выполняли все его поручения. В итоге - и политическая работа шла неплохо, и летать замполит успевал. В день моего приезда в полку проводилось совещание летного и технического состава. Обсуждались особенности полетов и боевых действий над горной местностью. Ведь наши наземные войска подошли к Карпатам. \364\ Полк, ранее воевавший на Кавказе, уже имел в этом отношении некоторый опыт. Такие асы, как майор Гнидо, капитан Дударь, старшие лейтенанты Ясанис, Карачинский, лейтенант Рейдель, сбили не по одному самолету над горами. Приглашенный на совещание командир штурмовой авиаэскадрильи майор Можейко тоже уже пять раз водил свои экипажи над гористой местностью и успел уничтожить шесть вражеских эшелонов. Но дело в том, что осенью 1944 года полк пополнился большой группой молодых летчиков. Их-то и учили ветераны, чтобы не нести потом напрасных жертв. На совещании шел разговор об особенностях ориентировки над районом .предстоящих боевых действий, о тактике истребителей при ведении группового боя в этих условиях и по другим важным вопросам. Послушал я выступавших и подумал: "Дельные советы высказывают, почему бы этот опыт не распространить в других частях?" После совещания поговорил на этот счет с подполковником Зубом. - У нас тут кое-что написано, вроде памятки летчику,-сказал он.- Если подойдет другим, будем только рады. "Молодец! -- подумал я об Иване Андреевиче. - Ведь никто ему не приказывал ни таких совещаний проводить, ни разрабатывать памятку. Сам додумался, увидел, что польза от этого будет немалая". Памятку я, конечно, взял. Мы ее потом размножили типографским способом и разослали по другим частям. Но этим не ограничились. Опытные летчики Гнидо, Дударь, Ясанис и другие по нашей просьбе побывали почти во всех истребительных авиаполках и провели беседы. Мы обращали внимание летчиков и на то, чтобы они умели хорошо ориентироваться непосредственно в горах и в лесу, на случай если придется выпрыгнуть. На совещаниях и в беседах острее, чем раньше, ставились также вопросы взаимной выручки между авиаторами и бойцами наземных войск. Приводились поучительные примеры. ...Над Карпатами был подбит летчик 181-го гвардейского истребительного авиаполка Герой Советского Союза Виктор Дудниченко. Ему пришлось оставить горящий \365\ самолет и выпрыгнуть с парашютом. Вернулся старший лейтенант через трое суток - грязный, обросший, усталый, с простреленной ногой. Его тут же отправили в госпиталь. А через день - звонок из стрелкового корпуса. Спрашивают: - Как себя чувствует Дудниченко? - Лечится в госпитале. - Командир корпуса выражает ему благодарность. - За что? - поинтересовались наши товарищи. - А разве сам он не докладывал? - Сказал только, что задание выполнил, что был подбит и выпрыгнул с парашютом. - Вот скромняга! Да ведь он нашего тяжелораненого пулеметчика спас. - Где, при каких обстоятельствах? - Когда Дудниченко переходил линию фронта, увидел между нашими и немецкими позициями советского солдата, лежавшего без сознания. Он не бросил его, хотя сам был в очень плохом состоянии. Фамилия пулеметчика Туболкин. О благородном поступке офицера-летчика мы в тот же день сообщили во все политотделы дивизий, посвятили ему листовку. Когда Виктора спросили, почему не сказал о спасении солдата, он ответил: - А зачем хвалиться? Каждый поступил бы так же. Не погибать же товарищу. Друзья пехотинцы платили авиаторам тем же. Вспоминается такой эпизод. Герой Советского Союза старший лейтенант С. Г. Глинкин во главе пятерки "Лавочкиных" прикрывал штурмовиков. Внезапно из-за облаков его атаковали два "мессершмитта". Пуля пробила летчику ногу, самолет загорелся. Глинкин устремился вслед за атаковавшим его фашистом, догнал "мессера" и винтом отрубил ему хвостовое оперение. Тот сразу же свалился в пике и врезался в землю. Советскому летчику с трудом удалось сбросить фонарь и выпрыгнуть из охваченной пламенем кабины. Приземлился он на ничейной полосе, в ста метрах от вражеских позиций. Немцы бросились к месту приземления парашютиста, чтобы захватить его живым. Но наши пехотинцы открыли дружный огонь из пулеметов и автоматов, а затем и из минометов. Несколько смельчаков рванулись вперед и спасли летчика. \366\ Узнав об этом случае, мы написали командиру стрелковой части благодарственное письмо. Оно заканчивалось словами: "Пусть дружба и взаимная выручка между нашими войсками крепнет и развивается. В этом - залог победы над врагом". Хорошо помогала летчикам знакомиться с характером боевых действий в горах армейская газета. В частности, она опубликовала письмо младшего лейтенанта Белова. Этого молодого летчика в первом полете постигла неудача: плохо ориентируясь на местности, он не смог отыскать цель. "Как правильно действовать в горах?" - спрашивал Белов. На его вопрос откликнулись многие ветераны армии, в том числе и участники боев за Карпаты. На страницах газеты состоялся полезный разговор о путях повышения боеготовности подразделений, тактике действий истребителей, штурмовиков, бомбардировщиков. Свои суждения люди подкрепляли примерами из боевой практики. Таким образом, были использованы все формы пропаганды боевого опыта накануне штурма Карпат. Некоторые события заставили советские войска перейти в решительное наступление раньше намеченного срока, В конце августа в Словакии вспыхнуло народное восстание против немецко-фашистских оккупантов. Его поддержала значительная часть словацкой армии, в том числе летчики, насильно мобилизованные гитлеровцами. Захватив самолеты, они перелетели на нашу сторону. Дело было так. В один из безоблачных дней в небе появилась большая группа немецких самолетов. Они шли курсом на восток. Затем часть из них отвернула и направилась в сторону полевого аэродрома под Перемышлем, где стоял один из наших бомбардировочных полков. Советские зенитчики, разумеется, встретили их огнем. Но вскоре заметили, что противник ведет себя как-то странно. Снижаясь, самолеты не бросали бомб, не открывали огня. От них отделилось лишь несколько белых ракет. Командир полка вначале растерялся: что делать? Не провокация ли? Самолеты один за другим пошли на посадку. Солдат-финишер выхватил ракетницу и стал палить по их кабинам. Все самолеты благополучно сели и срулили с посадочной полосы. К ним бежали поднятые по тревоге наши солдаты. Фонари некоторых машин открылись, и на землю \367\ спрыгнули летчики в немецкой военной форме. Послышались голоса, обращенные к нашим воинам: - Здрасте, друзи. Мы до вас из Словакии. Разумеете? До вас, до нашего генерала Свобода. Летчики тут же начали срывать с себя погоны фашистской армии. Они с ожесточением бросали их на землю и топтали сапогами. Стало совершенно ясно: на немецких самолетах к нам прилетели словаки. В кабинете командующего армией раздался звонок: - На аэродром села группа неприятельских самолетов. Их пригнали словаки. Что делать? - Что делать? - отозвался Жданов. - Экипажи хорошо накормить, у самолетов выставить охрану. - И, повернувшись ко мне, сказал: - Случай очень необычный. Надо дать ему политическую оценку. Полагаю, нам следует самим съездить под Перемышль. На сборы ушло не более пяти минут. "Газик" ужо стоял возле штаба. Мы сели в машину и помчались на аэродром. Встреча со словацкими летчиками началась с рукопожатий и закончилась импровизированным митингом. На аэродроме собрался почти весь личный состав. Каждому хотелось посмотреть на людей, прилетевших с той стороны линии фронта, послушать, что они будут говорить. Словаки, в гневе сжимая кулаки, ругали Гитлера. Некоторые из них неплохо объяснялись по-русски. Вскоре все они стали нашими боевыми друзьями. Из них была создана особая боевая группа. Летали преимущественно на истребителях Ме-109 и ФВ-190. Сопровождали наших бомбардировщиков за Карпаты, туда, где их отцы и братья сражались с оккупантами. Вспоминается такой случай. Части 1-й Чехословацкой стрелковой бригады овладели горным участком шоссе Змигруд - Новы Дукия и закрепились на высоте 534. Гитлеровцы стремились во что бы то ни стало сбить их с занятых позиций, то и дело бросались в контратаки. Группа наших бомбардировщиков получила приказ нанести удар по мотопехоте врага. На горных петляющих дорогах отыскать такие подвижные цели очень трудно. К тому же экипажам приходилось постоянно осматриваться и внимательно следить за своими "фоккерами" и "мессершмиттами", на которых летали словацкие летчики. В случае \368\ воздушного боя их немудрено было перепутать с вражескими. На подходе к цели бомбардировщиков встретили фашистские истребители. Но путь им преградили словаки. Немцы пришли в замешательство: их атаковали свои самолеты. Пока они разгадывали эту загадку, наши пикировщики нанесли удар по их мотопехоте. Контратака противника была сорвана. Позже советское командование решило вернуть словацких летчиков на родную землю, чтобы они оттуда помогали нам громить врага. Наши товарищи сопровождали их. Маршрут проходил над горами. Надо было отыскать партизанский аэродром и там приземлиться. Погода, как нередко случается в горах, стояла неустойчивая, долины были затянуты облаками и туманом. Но словацкие летчики знали на родной земле каждую тропинку и уверенно шли к аэродрому Зална. Неожиданно в воздухе появились истребители противника. Короткая схватка. Атака фашистов отбита. Путь вперед открыт. ...Словацкие летчики успешно выполняли задания штаба словацкого народного восстания. Они и с нашим командованием поддерживали тесный контакт. Советские наземные войска продвигались вперед. Чтобы не отстать от них, нам приходилось совершенствовать захваченные и строить новые аэродромы. А эта задача очень нелегкая. И все же наша инженерная служба неплохо справилась со своими обязанностями. К 1 сентября 1944 года она подготовила к боевой работе три аэроузла: Ходоровский (три аэродрома), Стрыйский (четыре аэродрома) и Дрогобычский (четыре аэродрома). На них и базировалась потом авиация 8-й воздушной армии. Перед началом Карпатской операции мы имели: 241 штурмовик, 256 истребителей, 82 бомбардировщика, 47 самолетов-разведчиков. Это была, конечно, внушительная сила, если учесть, что противник мог противопоставить нам примерно 230 самолетов. Мы хорошо знали, на каких аэродромах базируется его авиация, сколько боевых машин на каждом на них, каких типов. Разведка работала неплохо. Дебрецен, Клуж, Ньиредьхаза, Ораде-Маре, Будапешт были не только помечены на картах. \369\ У нас были подробные схемы расположенных там аэродромов. 9 сентября 1944 года на участке южнее Санок началось наступление войск 4-го Украинского фронта. План его в общих чертах выглядел так: один стрелковый корпус 1-й гвардейской армии со средствами усиления наступает в направлении М. Буковско, Команча. К концу второго дня он достигает рубежа Новотансп, [так в тексте. - OCR редактор] Пшибышув, Щавне и седлает шоссе Щавне - Кросно. В дальнейшем выходит на границу со Словакией, соединяется со словацкими войсками и партизанами. 8-я воздушная армия прикрывает наступающих с воздуха. Для этой цели она планирует двести самолето-вылетов. Но погода, как назло, испортилась. Днем и ночью шли дожди, горы закрыла сплошная облачность. Ни о каких боевых вылетах, тем более самолетов-штурмовиков, и говорить не приходилось. Только 13 сентября во второй половине дня дождь прекратился, видимость несколько улучшилась. На аэродромах весело загудели моторы. И тут как по заказу поступил сигнал о вылете. 155-я стрелковая дивизия, наступавшая южнее Санок, натолкнулась на сильный артиллерийский и минометный огонь. Следует заметить, что в Карпатах самостоятельно действовали не только дивизии и полки, но даже батальоны. Часто между ними локтевой связи не было: они продвигались вперед с открытыми флангами. Поскольку боевая обстановка на земле часто менялась, мы стали закреплять экипажи за определенными районами. Это позволяло летчикам и штурманам лучше знать местность, расположение войск и бить врага наверняка. Итак, попытка 155-й стрелковой дивизии прорвать вражескую оборону с ходу не удалась. Своих сил для подавления огневого сопротивления противника у командира не оказалось. Не всякую пушку протащишь по узким горным дорогам. И комдив решил обратиться за помощью к летчикам. ...Штурмовики в воздухе. Авиационный представитель, находящийся на переднем крае, наводит их на те объекты, которые особенно мешают .продвижению. После штурмовки пехота снова поднимается в атаку и овладевает вражескими позициями. \370\ Через несколько дней гитлеровцы, подтянув свежие силы, предприняли очередную контратаку. Они бросили в бой двадцать танков и до полка пехоты. Хорошо бы встретить противника артиллерийским огнем! Но... снарядов нужного калибра у наших не оказалось, а на переброску их с других участков фронта уже не было времени. Под натиском врага некоторые подразделения начали отходить. Что делать? И опять выручили штурмовики. Словно порывистый ураган, шли они волнами к переднему краю и обрушивали на гитлеровцев ливень ракет, снарядов и пуль. Очередная контратака противника захлебнулась. К 1 октября войска 4-го Украинского фронта вышли к Главному хребту Восточных Карпат. Бои носили исключительно напряженный характер. Фашисты отчаянно сопротивлялись. Особые трудности выпали на долю 1-й гвардейской армии. Подступы к основному шоссе Цисна - Старина через Русский перевал были практически неприступны. Нашим войскам пришлось двигаться в обход главного хребта, по бездорожью. А в это время шли беспрерывные дожди, камни стали скользкими, грунт вязким. В результате артиллерия быстро отстала. Наши летчики злились, что почти ничем не могут помочь пехотинцам. Но как только погода немного улучшилась, они сразу же поднялись в воздух. Это случилось 14 декабря. Группа штурмовиков под командованием капитана Гуляева получила задачу уничтожить артиллерийские и минометные батареи на высоте 332, прикрывающей Кошице. В течение тридцати минут "горбатые" обрабатывали огневые позиции гитлеровцев. Первую группу сменила вторая, которую возглавлял старший лейтенант Яковлев. Зенитный огонь противника, вначале очень сильный, ослабевал. "Ильюшины" поработали на славу. Вражеские батареи были подавлены. Взяв высоту, наша пехота вышла на открытые подступы к Кошице. Находившийся на пункте управления командующий 1-й гвардейской армией генерал-лейтенант Гречко лично наблюдал эту картину. Он взял у авианаводчика микрофон и передал благодарность экипажам, участвовавшим в штурмовых налетах. Дружными усилиями сухопутных войск и авиации \371\ главный Карпатский хребет был взят. Это явилось выдающимся событием в истории Отечественной войны. Впервые большие массы войск на фронте, достигавшем трехсот километров, как лавина, перекатились через мощную и хорошо укрепленную естественную преграду. Правда, нам предстояло еще преодолеть юго-западные склоны Карпат, которые тоже были сильно защищены множеством различных инженерных сооружений. Но теперь уже ничто не могло остановить наступательного порыва советских воинов. Выход войск 2-го Украинского фронта в Венгерскую долину с юга создал угрозу коммуникациям и тылам 1-й венгерской армии. Там началось брожение, и в середине октября на нашу сторону перешел ее командующий генерал-полковник Миклош Бела со своим начальником штаба. Они поняли, что дальнейшее сопротивление бесполезно, и хотели спасти своих людей от уничтожения. И хотя гитлеровцы приняли самые суровые меры, начали беспощадно расстреливать всех колеблющихся, венгерская армия таяла, боеспособность ее резко снизилась. 26 октября советские войска овладели городом Мукачево. А на следующий день был освобожден Ужгород. Путь в Венгерскую долину стал свободным. Операция по овладению Восточными Карпатами продолжалась два с половиной месяца. В итоге была почти полностью выведена из строя 1-я венгерская армия и нанесено значительное поражение 1-й немецкой танковой армии. Противник потерял свыше 66 тысяч убитыми и ранеными, 28 тысяч пленными. В наши руки попали богатые трофеи. Продвижение наземных войск создало для авиации большие трудности. Она продолжала оставаться на прежних местах. Радиус действия увеличился, управление усложнилось. Штаб армии разместился в городе Добромиль, впереди основных аэродромов базирования. Чтобы повысить оперативность руководства авиацией, на главных направлениях были созданы три армейских пункта управления (АПУ). Каждый из них имел несколько авианаводчиков непосредственно на командных пунктах стрелковых корпусов и дивизий. Кроме того, наводчики с переносными радиостанциями поднимались на вершины гор, откуда особенно хорошо можно было наблюдать за \372\ перипетиями боя. Командиры авиадивизий поддерживали тесный контакт с командованием сухопутных войск. Трудно сейчас за давностью времени назвать всех героев-летчиков, которые на заключительном этапе войны проявили отвагу и непреклонную волю к борьбе. Их были тысячи. Я уже не говорю о ветеранах. О них сказано немало добрых слов. Мужество и воинскую зрелость проявляла также и наша замечательная молодежь, быстро впитавшая в себя богатейший опыт прославленных асов. Вот небольшая страничка фронтовой жизни двух комсомольцев, двух лейтенантов, двух закадычных друзей - Губанова и Костина. Впервые они познакомились в мае 1944 года в школе воздушного боя. Закончив ее, парни попросили послать их на фронт в одну часть. Командир полка сделал для них большее - включил в состав одной пары. И прикипели ребята сердцем друг к другу - водой не разольешь. Оба без страха на смерть шли. Губанов меньше чем за год сбил пять вражеских самолетов, Костин - три. В один из дней вылетели они в составе шестерки сопровождать группу штурмовиков. Над полем боя завязалась схватка с двадцатью "мессерами". Ведущий группы Герой Советского Союза Гнидо приказал паре Губанова набрать высоту пять тысяч метров и быть в готовности парировать неожиданные удары противника. Закончив набор, Губанов видит, что четверка Ме-109 готовится атаковать пару лейтенанта Матросова. Тут же" переводит самолет в пике и открывает заградительный огонь. Одна пара "мессеров" переворотом уходит вниз, другая становится в правый вираж. Сковав ее боем, Губанов и Костин дерутся с исключительной расчетливостью. И они выходят победителями. Сначала ведомый, а затем ведущий сбивают по одному вражескому истребителю. После завершения Карпатской операции наступило затишье. Войска приводили себя в порядок. Новое наступление намечалось на 15 января. Как всегда в таких случаях, офицеры штабов согласовывали вопросы взаимодействия, составляли различные оперативные документы. Политработники же дневали и ночевали на аэродромах и в тыловых подразделениях, готовя людей к новым боям. \372\ ПОСЛЕДНИЕ МАРШРУТЫ  На юге весна наступает рано. В Закарпатский край, на территорию Польши, она пришла в тот год нежданно-негаданно. В начале марта через юры нет-нет да и прорывались метели, по ночам земля покрывалась тонкой корочкой льда. Потом облака рассеялись, небо очистилось, и с голубой вышины хлынули потоки яркого солнца. Как-то под вечер, когда боевая работа закончилась, мы с полковником Щербиной зашли в кабинет командующего. Василий Николаевич Жданов стоял у открытого окна, которое выходило в сад. Ветка яблони с набухшими почками дотянулась до самого подоконника. Жданов осторожно тронул ее рукой и задумчиво сказал: - Вот он, закон природы. Война войной, а жизнь берет свое. Она неистребима. Я впервые видел командующего в таком настроении. Раньше лирики в нем не замечалось. Да, по правде сказать, и некогда было нам предаваться мечтам. А теперь вот наступила тишина, и опять каждый из нас стал чуточку романтиком. Но вот лицо Жданова снова посуровело. Обращаясь к нам, он спросил: - Список погибших летчиков составлен? - Составлен, - ответил я. - Но уж слишком большой получился, страшно брать в руки. Надо бы как-то увековечить память погибших. - Хорошая идея, - поддержал Жданов. - И заняться этим делом нужно без промедления, пока не ушли отсюда. Я был знаком с председателем Народной рады Закарпатской Украины Иваном Ивановичем Туряницей и поэтому обратился к нему за помощью. На наше официальное письмо он ответил: просьба будет удовлетворена. 19 марта Народная рада Закарпатской Украины на своем заседании решила увековечить память погибших летчиков: соорудить им памятник на одной из площадей города Ужгорода. С населением Закарпатской Украины, местными властями мы довольно быстро установили тесный контакт. Вначале жители проявляли к нам известную настороженность: ведь им так много твердили о "зверствах" большевиков. Говорили, будто бы Советы вышлют \374\ закарпатское население в Сибирь, храмы закроют, а священнослужителей репрессируют. Однако вскоре все убедились, что ничего подобного Красная Армия делать не собирается. Наоборот. Крестьянам передали наделы земли, ранее принадлежавшие богатеям, помогли обзавестись скотом, семенами. Больше того, мы находили возможность помогать землеробам обрабатывать наделы тракторами. Наши агитаторы и пропагандисты несли слово правды о Советской стране и ее армии, объясняли смысл происходящих событий. Нередко мы устраивали концерты в селах, демонстрировали кинофильмы. И лед отчуждения постепенно таял, жители гостеприимно принимали наших людей в своих домах, помогали нам строить дороги. Так было не только в Закарпатской Украине, но и в Польше и Чехословакии, когда наши войска, преследуя противника, освободили их от фашистского гнета. "Поляки жгуче ненавидят немцев, - писал в своем донесении заместитель командира по политической части 565-го штурмового авиаполка майор Рысаков. - В Бохие, Шурово и других селах крестьяне рассказывают, что оккупанты забрали у них весь скот, овощи, другие продукты, взорвали мосты, разрушили дороги. Все равно, мол, они не понадобятся: придет Красная Армия - и всех вас уничтожит. Но теперь поляки убедились в лживости геббельсовской пропаганды и благодарят командиров и бойцов нашей армии за освобождение. Так, например, в деревне Длуги крестьяне радушно угощали наших авиаторов и теперь целыми делегациями приходят посмотреть наши самолеты, помогают в погрузке и разгрузке боеприпасов, ремонтируют мосты и дороги". Сближению воинов с местным населением способствовала большая и многосторонняя работа политорганов. В городах и селениях проводились беседы об освободительной миссии Красной Армии, жителям рассказывалось о зверствах гитлеровцев на территории Советского Союза и Польши. Для разъяснительной работы мы привлекали антифашистов из числа местных жителей, использовали газеты, издававшиеся на украинском и польском языках. Агитация и пропаганда часто велась с помощью радиоустановок. Специально оборудованные машины выезжали обычно на центральную площадь населенного пункта, и \375\ тут же начинались передачи, которые нередко заканчивались массовыми митингами дружбы. Когда был освобожден центр Закарпатской Украины Ужгород, политотдел 18-й армии в короткое время организовал в разных районах города около четырехсот радиопередач, распространил среди населения более десяти тысяч брошюр, расклеил на улицах свыше пятидесяти тысяч лозунгов и плакатов. На киносеансах, устраиваемых для местных жителей, в первые же дни побывало более тридцати тысяч человек. Свои праздники мы проводили обычно вместе с населением. В городе Кросно мне довелось присутствовать на торжественном собрании, посвященном 27-й годовщине Красной Армии. Проводилось оно в самом большом кинотеатре. Зал был украшен алыми знаменами. Звучали гимны СССР и Польши. На второй день рабочие заводов и служащие учреждений послали свои делегации в госпитали, воинские части для вручения подарков. Однажды командующий, главный инженер армии и я прилетели в Мукачево, чтобы поблизости найти площадку, с которой могли бы работать наши истребители: строить аэродром по всем правилам инженерного искусства не было ни времени, ни материалов. Площадку мы нашли, но грунт оказался слабым. - А что, если сделать на полосе настил из толстых досок? - предложил инженер. - Лесу-то вон сколько! - обвел он взглядом растущие по склонам гор могучие ели. Крестьяне ближайшего поселка показали, где находится небольшой лесопильный завод, и на второй день началась работа. Готовые толстые доски отвозили трактором на аэродром, под руководством инженеров укладывали их и скрепляли болтами. Не прошло и недели, как полоса была готова. Посмотреть, как на деревянный настил будут садиться самолеты, пришли все жители поселка. Они стояли в сторонке и, довольные, цокали языками, когда приземлившиеся машины, закончив пробег, отруливали в сторону. Многие крестьяне помогали нам строить посадочную полосу, и мы поблагодарили их, оплатили труд и на прощание устроили дружеский обед. Нередко местные жители помогали нам в борьбе с вражескими агентами и диверсионными группами. Так, в \376\ ночь на 6 марта над одним из лесных массивов немцы сбросили парашютистов-разведчиков. Один из крестьян сообщил об этом в 312-й батальон аэродромного обслуживания. Вскоре специально организованная поисковая группа обнаружила вражеских разведчиков. Парашютисты пытались сопротивляться, но их быстро обезоружили. За смелые действия офицер БАО Коваль, оперативный уполномоченный старший лейтенант Боголюбов и старший сержант Донцов были представлены к правительственной награде. Командование поблагодарило и крестьянина, сообщившего о выброске десанта. Были случаи, когда местные жители спасали наших летчиков. Вот что рассказал польский крестьянин Геник Станиславский. В начале октября 1944 года в воздушном бою был подбит советский самолет. Когда он приземлился в поле, около одной из деревень, нагрянули немцы. Двух членов экипажа им удалось схватить. Третий же убил из пистолета стоявшего поблизости немецкого солдата, вскочил на его коня и скрылся. - Слышу, кто-то стучится ночью в окно, - рассказывал Станиславский. - Поднимаюсь, открываю дверь. Входит советский офицер. Я дал ему свой рабочий костюм, а его обмундирование спрятал на сеновале. Оставаться у меня летчик не мог - кругом немцы. Я проводил его в лес, в шалаш, и по ночам носил ему пищу. Когда стала приближаться Красная Армия, летчик перешел линию фронта. Геник Станиславский очень сожалел, что не спросил фамилию офицера. Мы сначала усомнились в достоверности рассказа крестьянина. Решили проверить. Оказалось, что такой случай действительно был. Недалеко от города Ясло немцы подбили другой наш самолет. Пилот Андрей Солтан выпрыгнул с парашютом. Польские жители несколько дней укрывали его, потом переправили к партизанам, откуда он возвратился в свою часть. Подобные факты служили для нас, политработников, хорошим материалом для пропаганды дружбы между советским и польским народами. Мы рассказывали жителям об участии выдающихся польских революционеров в борьбе против царизма в России, приводили примеры, когда \377\ наш народ приходил на помощь полякам в пору тяжелых для них испытаний. Мне довелось встречаться почти со всеми категориями людей на территории освобожденных от немецкого ига стран: с рабочими, крестьянами, интеллигенцией и даже духовенством. Однажды мне позвонил Лев Захарович Мехлис и предупредил, чтобы я подготовился к встрече группы священнослужителей, которые прибудут на один из наших аэродромов, откуда вылетят в Москву. - Что же я должен делать? - невольно улыбнулся я. Как-то не вязалось: коммунист и попы, война и медоречивые проповеди... - Да вы не смейтесь, - заметил Мехлис. - Дело серьезное, на уровне государственной политики. Духовенство надо встретить, как положено, с достоинством. - Но я не знаю церковных ритуалов, - высказал я сомнение. - Ритуал один - вежливость, - сказал Лев Захарович. К вечеру на машинах прибыла группа священнослужителей. На них были черные сутаны, бархатные шапочки, на ногах до блеска начищенные ботинки. Старший из них - престарелый отец Алексей с седой окладистой бородой вежливо поздоровался и представил остальных. Я отрекомендовался и сказал, что самолет для отправки в столицу Советского Союза готов. Ли-2 стоял неподалеку. В его салоне мы поставили столик, несколько мягких кресел - все сделали так, чтобы слуги всевышнего не испытывали неудобств в небесах. Приготовили чай, печенье, конфеты. Старший хозяйственник предусмотрительно захватил с собой бутылку коньяку. Заметив этот мирской напиток, отец Алексей замахал руками: - Что вы, что вы! Сие грешно, особливо перед поднятием в обитель божью. Когда мы в шутку сказали, что крепкий виноградный напиток согревает тело и душу веселит, отец Алексей отвел лукавый взгляд в сторону. Вернулись они на аэродром Берегово дней через восемь. Из штаба фронта позвонили, что завтра с ними хочет встретиться командующий. Надо было найти предлог задержать гостей до утра. Этому способствовали приближение вечера и не просохшие после дождя дороги. \378\ - Темнеет, - со вздохом говорю служителям божьим. - Куда в такую непогодь ехать? Сейчас поужинаете, отдохнете с дороги, а завтра побеседуете с генералом армии Петровым, командующим фронтом, и, как говорится, с богом по домам. Священнослужители переглянулись: а при чем, мол, тут командующий, коли мы были в самой Москве? Все ждали, что скажет отец Алексей. Он подумал, перекрестился и сказал: - Оно и в самом деле, утро вечера мудренее. А беседа с полководцем братьев освободителей будет весьма кстати. Этот мудрый поп был великолепным дипломатом. В одной из просторных комнат летной столовой был приготовлен ужин по всем правилам доброго гостеприимства. При свете люстр заманчиво искрились графины с наливками. "Православный" полковник Лисянский, начальник района аэродромного базирования, не поскупился на угощение. Когда мы его представили, слуги божьи с благодарностью пожали ему руку. И вот места заняты. Я вежливо попросил отца Алексея благословить трапезу. Он понимающе улыбнулся, поклевал рукой над столом, первым взял рюмку и произнес великолепный интернациональный тост: - За доблестное воинство российское. Да сопутствует ему скорая победа над супостатами нашими - врагами русских, белорусов, украинцев, чехов и всех других братьев славян и народов, живущих в соседних с нами землях. Отец Алексей широким взмахом руки опрокинул рюмку куда-то в середину дремучей бороды. Его примеру последовали и остальные гости. Все они оказались общительными и довольно интересными людьми. Много говорили о Москве, Загорске, о лавре, своих встречах с митрополитом, о пышном антигитлеровском богослужении, на котором им довелось присутствовать. Постепенно разговор перешел к проблемам войны. Духовенство уже не раз обращало свои мольбы к всевышнему, чтобы тот поскорее даровал Красной Армии победу. Мы знали, что это не просто дань уважения гостей к хозяевам. Их желание исходит из истинных и добрых побуждений. Церковь с первых же дней вероломного нападения немецких захватчиков на нашу Родину \379\ возносила свои молитвы к небу, чтобы оно жестоко покарало фашистов за разбой и глумление над людьми. На следующий день мы выехали к командующему фронтом под Ужгород. Священники остались очень довольны беседой с Иваном Ефимовичем. С первых же минут генерал Петров расположил их к себе тем, что заявил: - А ведь я тоже когда-то учился по духовной линии... Гостям особенно льстило, что он хорошо знает многие религиозные обряды, богослужение и даже помнит некоторые псалмы. Беседа носила непринужденный характер. На ней присутствовал и Лев Захарович Мехлис. Вначале он не вмешивался в беседу. Потом как-то незаметно включился в разговор, переводя его в русло политики, которая в одинаковой мере волновала тогда и нас, и местные власти, и, разумеется, духовенство. Речь шла о государственном устройстве Закарпатской Украины, о ее воссоединении с нашей Родиной, о неотложных проблемах, которые нужно было решать на месте. Было известно, что церковь оказывает большое влияние на население, и от того, какую позицию она займет во всех этих вопросах, зависело очень многое. Духовенство весьма благосклонно отнеслось ко всем нашим соображениям: оно ведь тоже немало натерпелось от притеснений фашистских оккупантов. Правда, священники многие вещи понимали по-своему, но мы сходились в одном: чтобы Закарпатская Украина восстала, как говорят, из пепла и никогда больше не попадала в кабалу чужеземцам, ей необходимо воссоединиться с Советской Россией. Наконец беседа закончилась. Мы проводили духовенство по домам, и Мехлис в шутку сказал мне: - Вот так-то, отец Андрей. Кое-кто из наших недооценивает духовенство. А ведь оно пока сила, и притом большая. Имейте в виду: маленькая горстка попов может иной раз сделать гораздо больше, чем сотня наших пропагандистов. Вскоре в этом мы убедились сами. Проповеди духовенства с амвонов церквей в значительной мере помогали и нам в политической работе с местным населением. В штаб 8-й воздушной армии поступило указание о формировании 1-й чехословацкой смешанной \380\ авиационной дивизии, которая вместе с другими соединениями должна была принять участие в освобождении Чехословакии. Базой для этого послужил 1-й чехословацкий истребительный авиаполк, созданный на территории Советского Союза. В сжатые сроки мне, сотруднику особого отдела Галузину и нескольким штабным офицерам предстояло провести большую работу: ознакомиться с личными делами авиаторов, прибывших в СССР различными путями из других стран, побеседовать с людьми, дать заключение о назначении каждого из них на ту или иную должность. Прежде чем приступить к ознакомлению с документами и беседам с чехословацкими летчиками, нам пришлось досконально изучить обстановку в стране и характер политической борьбы, которая велась между эмигрантским правительством в Лондоне и Коммунистической партией, руководящее ядро которой находилось в Москве. В первую очередь ознакомились с письмом Клемента Готвальда от 21 декабря 1943 года, в котором с предельной ясностью были изложены взгляды Компартии Чехословакии и президента республики Э. Бенеша о будущем государственном устройстве страны. К моменту формирования дивизии процесс политической перегруппировки еще не закончился, и при подборе кадров нельзя было не учитывать этих обстоятельств. Судьбы чехословацких летчиков складывались довольно путано. Одни из них после мюнхенской капитуляции оказались в Англии, другие во Франции, Африке. Всех их объединяла ненависть к немецко-фашистским захватчикам, все они сражались на стороне союзников против общего врага, но политические взгляды этих людей были далеко не одинаковыми. На должность начальника штаба авиадивизии мы рекомендовали штабс-капитана Яна Клана. Это был уже немолодой офицер, уроженец Чехии. В начале 1944 года он прибыл в Москву из Лондона, где работал в комиссариате обороны Чехословацкой республики. Храбрый летчик сбил над территорией Франции пять фашистских самолетов. Правда, опыта штабной работы в масштабе соединения Клан не имел, но хорошие организаторские способности давали основание полагать, что с новой должностью он освоится быстро. Штурманом дивизии был выдвинут подполковник \381\ Рипл Франтишек. Он командовал чехословацкой эскадрильей в Англии, был летчиком-инспектором, летчиком-референтом в канцелярии президента Чехословацкой республики. Летал днем и ночью на многих типах самолетов. Своеобразно сложилась судьба майора Файтл Франтишека, назначенного командиром 1-го истребительного авиационного полка. В армии он служил с 1932 года. Учился в пехотной школе и два года в военной академии, затем окончил повышенные летные курсы во Франции. После капитуляции страны попал в Англию, воевал против немцев в должности командира эскадрильи. Над Дюнкерком был сбит. Четыре месяца потребовалось ему для того, чтобы из Франции через Испанию снова попасть в Англию. Работал офицером связи воздушной армии от чехословацкой истребительной авиации, затем командиром авиационной базы в Исландии. Сбил четыре фашистских самолета. В СССР прибыл со своей эскадрильей в апреле 1944 года. Переучился и стал летать на самолете Ла-5. В сентябре с 1-м отдельным чешским истребительным полком прибыл на аэродром Три Дуба. В последнее время он формировал чехословацкие авиационные части. Его заместителем был назначен Людвиг Коза, а штурманом полка Миха