не-весенней кампании, обобщением и изучением во всех звеньях войск приобретенного опыта. Предстоящее наступление должно было стать важной составной частью летне-осенней кампании Красной Армии, грандиозной по масштабу и замыслу. Прежде чем рассказать о ее целях и задачах, коснусь некоторых событий, относящихся к участию в ней 38-й армии, ибо они ярко иллюстрируют необыкновенную тщательность и продуманность всех деталей подготовки Ставкой Верховного Главнокомандования плана этой кампании. Наша 38-я армия, как уже известно читателю, находилась в районе Станиславского выступа. Отразив попытки противника соединить разорванный у Восточных Карпат стратегический фронт и улучшить свои позиции, мы закрепились на занятом нами рубеже и готовились к наступлению. Представлялось очевидным, что наступать нам следует в северо-западном направлении - через Станислав на Львов, охватывая последний с юго-востока. Преимущества такого решения определялись сложившейся конфигурацией фронта. Действуя со Станиславского выступа, мы имели благоприятные условия для обхода войск противника, оборонявшихся по рубежу р. Стрыпа, проходившему к северу от Днестра. Сулило успех и то обстоятельство, что здесь находился стык 1-й немецкой танковой и 1-й венгерской армий. Наконец, в ходе наступления наш правый фланг прикрывался Днестром и мы получали возможность рассечь вражеский фронт и занять охватывающее положение по отношению ко всей группировке противника, оборонявшейся восточное Львова. Этот замысел армейской операции поддержали члены Военного совета А. А. Епишев и Ф. И. Олейник, а также наш штаб и командиры корпусов. Докладывая о нем командующему \364\ фронтом маршалу И. С. Коневу, я предложил использовать для развития успеха в полосе 38-й армии 1-ю гвардейскую танковую армию, дислоцировавшуюся в междуречье Днестра и Прута вместе с 10-м танковым корпусом 4-й танковой армии. Прежде чем принять решение, Иван Степанович приехал к нам на наблюдательный пункт, откуда ознакомился с местностью, на которой предстояло наступать. Он побывал также в частях на переднем крае, выслушал доклады командиров о группировке противника и состоянии его обороны. После всего этого командующий фронтом одобрил наш замысел и дал указание приступить к планированию прорыва и подготовке войск к наступлению. Он с удовлетворением отметил, что предложенная идея совпадает с его намерениями нанести один удар из района Станиславского выступа, а другой, не менее мощный, на правом крыле фронта, тоже на Львов с охватом вражеской группировки с севера. 19 июня командующий фронтом подписал план предстоящей операции и через несколько дней вместе с членом Военного совета К. В. Крайнюковым вылетел в Москву для представления своих соображений в Ставку. Идея фронтовой операции заключалась в разгроме вражеской группы армий "Северная Украина" нанесением ей трех ударов. Один из них предполагалось нанести из центра оперативного построения войск на Львов силами 60-й, 3-й гвардейской танковой армий и еще одного танкового корпуса, другой - правее, из района стыка 3-й гвардейской и 13-й армий, в обход Львова с севера. Эшелон развития прорыва составляли два танковых и два кавалерийских корпуса. Главный удар намечался на Станиславском направлении, в обход Львова с юго-востока силами 38-й и 18-й армий, в полосах которых соответственно вводились 1-я и 4-я танковые армии. Что касается 38-й армии, то план ее перегруппировки в соответствии с этим замыслом был утвержден командующим фронтом еще 17 июня{224}. План всей операции и был представлен в Ставку. Ставка внесла в него важнейшие коррективы, изменив не только замысел двухстороннего охвата, но и группировку наших войск, а также направление главного удара фронта. О причинах такого решения Ставки Иван Степанович рассказал мне тогда, позвонив по телефону из Москвы. Постараюсь на основе этого телефонного разговора, а также разъяснении И. С. Конева после возвращения из Ставки изложить содержание его беседы с Верховным Главнокомандующим. Я хочу коснуться данного вопроса, поскольку он связан с дальнейшими действиями 38-й армии. Докладывая в Ставке план разгрома львовской группировки противника, командующий 1-м Украинским фронтом изложил \365\ свое вышеприведенное решение. Необходимость удара на Станиславском направлении он мотивировал тем, что на стыке 1-й немецкой танковой и 1-й венгерской армий легче осуществить прорыв и охватить слева немецко-фашистскую группировку в районе Львова. И. С. Конев полагал, что предложенный план имел и военно-политическое значение, поскольку его осуществление предусматривало изолировать в Карпатах венгерскую армию от немецко-фашистских войск. Внимательно выслушав, Верховный Главнокомандующий, однако, не согласился с отдельными положениями предложенного плана. - Наши командующие фронтами, армиями и их штабы, - сказал И. В. Сталин, - научились хорошо планировать и осуществлять свои замыслы с чисто военной точки зрения, но им следует также овладеть уменьем учитывать политическую обстановку. С военной точки зрения выбор Станиславского направления заслуживает одобрения, так как учитывает выгодную конфигурацию фронта и особенности противостоящего противника. Но, подчеркнул Верховный, он не отвечает сложившейся политической ситуации. Далее И. В. Сталин пояснил: путем оккупации Венгрии гитлеровцам удалось несколько затормозить развал фашистского блока, и для того, чтобы ускорить его, необходимо сосредоточить усилия не в стыке венгерской и немецкой армий, а против главной группировки немецко-фашистских войск в районе Львова, разгром которых, естественно, приведет к выходу сателлитов из войны на стороне гитлеровской Германии. В связи с этим Ставка предложила сосредоточить главные силы фронта на львовском направлении и ударом на кратчайшем направлении на Львов разгромить противника. Удар на Станиславском направлении отменялся еще и потому, что паша группировка за Днестром и войска, наступавшие на Львов с востока, были разделены большим расстоянием, что вело к распылению сил фронта и лишало возможности маневрировать ими. Даже сейчас, когда прошло столько лет после окончания войны и нам хорошо известны все события ее последнего года, такое решение представляется примечательным по своему характеру. Чтобы принять его вопреки чисто военным преимуществам, надо было не только ясно видеть всю исключительную сложность политической обстановки того времени и правильно определить ход ее развития, но и найти наиболее действенные средства, влияющие на это развитие. Принятое Ставкой решение учитывало все эти моменты. Только так можно его оценивать теперь, когда, повторяю, мы знаем, что это решение в огромной степени способствовало последовавшему вскоре развалу фашистского блока. Но хочу подчеркнуть, что и тогда, в июне 1944 г., решение Верховного Главнокомандующего произвело HP меня огромное \366\ впечатление. Я перебирал в памяти события недавнего прошлого, первую встречу с хортистской армией. Еще в январе 1943 г. на Дону венгерские солдаты не хотели воевать за интересы гитлеровской Германии, но они еще только роптали. Теперь же, после того как 19 марта 1944 г. немецко-фашистские войска оккупировали Венгрию, абсурдность положения венгерских солдат и офицеров стала еще более очевидной, и они уже большими группами сдавались в плен и переходили на сторону Красной Армии. Вот некоторые из их заявлений, впоследствии переданные нами Советскому информбюро для опубликования. Ефрейтор 37-го венгерского полка: "Когда мы уезжали на фронт, у казарм собралась большая толпа женщин. Они плакали и говорили: - Немцы грабят Венгрию, а вы едете на фронт. Оставайтесь дома, и пусть немцы сами воюют"{225}. Один из 19 солдат 57-го венгерского полка, перешедших на сторону Красной Армии и принесших с собой винтовки и 6 ручных пулеметов: "Еще будучи в Венгрии, мы сговорились не воевать на стороне немцев. При первом удобном случае решили \367\ сдаться в плен. Воспользовавшись тем, что нас послали в боевое охранение, мы перешли к русским"{226}. Группа артиллеристов 1-й венгерской горнострелковой бригады: "Наш отряд в количестве 50 человек охранял склад, боеприпасов. Русские автоматчики приблизились к складу. Сержант Имре Бор запретил нам стрелять в русских и предложил организованно сдаться в плен. Все солдаты с радостью поддержали сержанта. До отъезда на фронт мы видели, как немцы оккупировали и грабили Венгрию. Никто из нас не хотел сложить свою голову за Гитлера"{227}. Коллективное заявление восьми солдат 27-й венгерской легкопехотной дивизии: "На днях офицеры объявили нам приказ командира корпуса, в котором говорилось, что жены, дети и все члены семей солдат, перешедших к русским, будут расстреливаться. Все имущество перебежчиков будет конфисковано. Такими приказами предатели венгерского народа думают удержать солдат на фронте и заставить их умирать за Гитлера. Но всех солдат им не запугать. Мы не хотим быть вместе с немцами и поэтому перешли на вашу сторону"{228}. В архиве Министерства обороны СССР сохранилось множество подобных документов. В одном из них зафиксировано, например, что на Станиславском направлении только в мае 1944 г., т. е. сразу после смены немецких частей венгерскими, перешли на сторону Красной Армии 570 хонведов{229}. В этом, как и в вышеприведенных фактах, отразилось принявшее в то время широкий размах антифашистское движение в Венгрии и в ее армии, подробно описанное впоследствии в исторической литературе{230}. Да и сам факт оккупации Венгрии войсками вермахта по существу означал, что это государство из сателлита фашистской Германии превратилось в порабощенную гитлеровцами страну. На волоске держался и союз правителей ряда других европейских стран с германским фашизмом. Несомненно, на всем этом и основывался вывод Ставки о том, что новое поражение гитлеровских войск неминуемо повлечет за собой развал фашистского блока. Как известно, именно таков и был один из важнейших итогов летне-осенней кампании Красной Армии в 1944 г. Что же касается венгерских войск на советско-германском фронте, то значительная их часть отказалась воевать против Красной Армии. В частности, начала вскоре разваливаться 1-я венгерская армия, ее командование сдалось в плен советским войскам. \368\ Итак, нашему замыслу нанесения удара в стыке немецкой и венгерской армий не суждено было осуществиться. И тем не менее 38-й армии предстояло не только наступать, но и выполнять одну из основных задач готовившейся операции. Об этом сказал мне И. С. Конев по возвращении из Москвы. Ставка, как я узнал от него, сначала настаивала на том, чтобы нанести один мощный удар - на львовском направлении, однако при вторичном обсуждении по предложению командующего фронтом было принято решение наступать одновременно и в направлении Равы-Русской. Вот как описывает это заседание Ставки присутствовавший на нем член Военного совета фронта К. В. Крайнюков: "... Мы были в кремлевском кабинете Верховного Главнокомандующего. Здесь собрались члены Политбюро ЦК ВКП(б) и ГКО, представители Ставки и Генштаба. И. В. Сталин предоставил слово маршалу Коневу, предложив в пределах 45-20 минут изложить идею плана. И. С. Конев объяснил замысел предстоящей операции, показав на карте, как наши войска двумя мощными ударами на львовском и рава-русском направлениях должны будут рассечь группу немецко-фашистских армий "Северная Украина", окружить и уничтожить противника в районе Броды. - А почему два удара?- зажигая трубку и разгоняя рукой сизый дымок, спросил Верховный Главнокомандующий. - Может быть, два удара и не стоит наносить? Пусть вместо двух ударов будет один мощный, сокрушительный удар на львовском направлении. Как вы думаете? И. С. Конев доложил, что один удар, пусть даже очень мощный, будет выталкивать противника, а не уничтожать его, и немецко-фашистское командование получит больше возможностей для маневра резервами, для парирования нашего удара. - Прошу вас, товарищ Сталин, - заявил И. С. Конев, - взять за основу наш оперативный план и утвердить его. Фронт - крупное войсковое объединение и в состоянии нанести мощные удары на двух направлениях. А два достаточно мощных удара сулят нам больше оперативных выгод. Я заметил, что Сталин, продолжая ходить по кабинету, спокойно выслушал доводы командующего. Потом он подошел близко к Ивану Степановичу. - Вы очень упрямы, Конев, - негромко, с характерным акцентом произнес И. В. Сталин, и, пряча усмешку в усы, добавил: - Что ж, может быть, это не так уж и плохо. При обсуждении нашего оперативного плана Верховный Главнокомандующий отнюдь не навязывал своего мнения, а, наоборот, согласился со всеми доводами Конева, предложив в рабочем порядке уточнить детали и на другой день завершить рассмотрение плана... Утвердив план операции, Верховный Главнокомандующий сообщил нам о первых удачах в наступлении Белорусских фронтов. \369\ Пожелав 1-му Украинскому фронту успехов, И, В. Сталин сказал: - Имейте в виду, Конев, операция должна пройти безупречно и принести желаемый результат"{231}. К тому времени Ставка Верховного Главнокомандования завершила огромную работу по планированию и подготовке летне-осенней кампании. Наступательные операции, проведенные Красной Армией зимой и весной 1944 г. против вражеских группировок под Ленинградом и на Украине, значительно улучшили стратегическую обстановку. Советские войска нанесли противнику тяжелое поражение, после чего временно перешли на всем фронте к обороне и развернули подготовку к летним наступательным операциям. Величественны были политические цели предстоящего наступления. Они были сформулированы в первомайском приказе Верховного Главнокомандующего и состояли прежде всего в том, чтобы "очистить от фашистских захватчиков всю нашу землю и восстановить государственные границы Советского Союза по всей линии, от Черного моря до Баренцева моря. Но наши задачи не могут ограничиться изгнанием вражеских войск из пределов нашей Родины... Чтобы избавить нашу страну и союзные с нами страны от опасности порабощения, нужно преследовать раненого немецкого зверя по пятам и добить его в его собственной берлоге. Преследуя же врага, мы должны вызволить из немецкой неволи наших братьев поляков, чехословаков и другие союзные с нами народы Западной Европы, находящиеся под пятой гитлеровской Германии"{232}. Ставка Верховного Главнокомандования наметила планы решительного наступления Красной Армии на всем советско-германском фронте. Формой его было избрано последовательное нанесение ударов на разных направлениях. Общее представление о замысле Ставки можно получить из посланий И. В. Сталина Ф. Рузвельту и У. Черчиллю. Так, 6 июня 1944 г. союзникам сообщалось: "Летнее наступление советских войск, организованное согласно уговору на Тегеранской конференции, начнется к середине июня на одном из важных участков фронта. Общее наступление советских войск будет развертываться этапами путем последовательного ввода армий в наступательные операции. В конце июня и в течение июля наступательные операции превратятся в общее наступление советских войск"{233}. В послании от 9 июня говорилось: "Подготовка летнего наступления советских войск заканчивается. Завтра, 10 июня, \370\ открывается первый тур нашего летнего наступления на Ленинградском фронте"{234}. 21 июня глава Советского правительства информировал союзников: "... Не позднее чем через неделю начнется второй тур летнего наступления советских войск (речь шла о Белорусской операции.-К. М.). В этом наступлении будет принимать участие 130 дивизий, включая сюда и бронетанковые дивизии. Я и мои коллеги рассчитываем на серьезный успех. Надеюсь, что наше наступление окажет существенную поддержку операциям союзных войск во Франции и в Италии"{235}. И еще одно послание - от 27 июня: "Относительно нашего наступления можно сказать, что мы не будем давать немцам передышку, а будем продолжать расширять фронт наших наступательных операций, усиливая мощь нашего натиска на немецкие армии"{236}. Отмечу, что идея последовательного нанесения ударов на различных направлениях была одним из новых достижений советского военного искусства. Ее рождение связано с боевыми действиями наших войск на юго-западном направлении в первой половине 1944 г. Если проследить за ходом наступательных операций 1, 2, 3 и 4-го Украинских фронтов, то легко заметить, что они как раз и представляли собой ряд последовательно нанесенных ударов, объединенных общим замыслом и единым руководством Ставки Верховного Главнокомандования и ее представителей Маршалов Советского Союза Г. К. Жукова и А. М. Василевского. Вот как это происходило. Житомирско-Бердичевская наступательная операция 1-го Украинского фронта началась 24 декабря 1943 г., Кировоградская 2-го Украинского фронта - несколько дней спустя, 5 января 1944 г. Завершились они почти одновременно: первая - 15 января, вторая - два дня спустя. И на первый взгляд может показаться, что они лишь проводились одновременно, но не были связаны единым замыслом. Это впечатление рассеивает проводившаяся непосредственно вслед за ними, с 24 января по 17 февраля, Корсунь-Шевченковская наступательная операция левого крыла 1-го и правого крыла 2-го Украинских фронтов. В те же дни - с 27 января по 11 февраля осуществлялась Ровно-Луцкая наступательная операция правого крыла 1-го Украинского фронта, а с 30 января по 29 февраля - Никопольско-Криворожская наступательная операция 3-го и 4-го Украинских фронтов. Итак, в первой половине января наступали войска двух, а в феврале уже всех четырех Украинских фронтов. При этом масштабы наступления значительно были расширены, а сами эти \371\ операции представляли собой звенья одной цепи, оперативно связанные между собой, несмотря на отделявшее их расстояние и время. Еще не заканчивалась одна операция, как начиналась другая. Такой метод полностью оправдал себя. Он позволял сковывать войска противника почти на всем фронте, резко затруднив для него создание крупных резервов и маневрирование ими. И хотя вражеское командование все же пыталось оперировать резервами, они были вынуждены метаться с одного участка фронта на другой, повсюду опаздывая. Когда же в результате этого к началу марта вражеские резервы оказались разбросаны и связаны, войска первых трех Украинских фронтов перешли в наступление всеми силами одновременно. Это была вершина блестяще осуществленного единого замысла по разгрому и изгнанию противника из пределов Правобережной Украины и выходу к западным и юго-западным государственным границам. И вот теперь Ставка Верховного Главнокомандования решила проверенный на практике группой фронтов метод последовательного нанесения ударов применить в масштабах всего советско-германского фронта в летне-осенней кампании 1944 г. План кампании разрабатывался заблаговременно, в период весенних боев. 12 апреля Государственный Комитет Обороны признал крайне невыгодным для нас начертание линии фронта на смоленско-минском направлении. Там, севернее р. Припять, на территории Белоруссии, образовался выступ, который вдавался в нашу сторону. Он представлял собой основу вражеской обороны и ограничивал действия наших войск на флангах. Удерживая этот "белорусский балкон", как называло его немецко-фашистское командование, оно прикрывало прямые пути к Берлину с востока и обеспечивало более устойчивое положение своих войск в Прибалтике и Западной Украине. Чтобы создать необходимые условия для наступления Красной Армии, нужно было прежде всего срезать этот выступ. Кроме того, здесь, в полосе Западного фронта, вражеские войска были ближе всего к Москве. Ставка Верховного Главнокомандования в связи с этим приняла решение о необходимости разгрома белорусской группировки противника. Так определилось направление главного удара. Для дезориентации врага Ставка решила демонстрировать ложное сосредоточение войск северо-восточнее Кишинева в полосе 3-го Украинского фронта, а в то же время скрытно провести перегруппировку для создания решающего превосходства в силах и средствах на центральном участке советско-германского фронта. К концу мая план наступления Красной Армии в 1944 г. окончательно сложился. Оно должно было начаться на Карельском перешейке. Затем планировалось нанести главный удар в кампании, осуществляемый на первом этапе силами 1-го Прибалтийского и трех Белорусских фронтов, а на втором - также \372\ и войсками 2-го и 3-го Прибалтийских фронтов с севера, а левого крыла 1-го Белорусского фронта и 1-го Украинского фронта - с юга. Полоса наступления расширялась от Чудского озера до Карпат. II Войска нашего фронта должны были разгромить группу армий "Северная Украина". План операции, в котором исключался удар на Станиславском направлении, был утвержден на заседании Ставки. Вкратце рассказав об этом заседании, И. С. Конев также сказал мне, что принял решение наступать на рава-русском направлении силами двух общевойсковых - 3-й гвардейской и 13-й, одной танковой армий и конно-механизированной группы, а на львовском нанести войсками 60-й, нашей 38-й, двух танковых армий, конно-механизированной группы, а также 5-й гвардейской армии генерала А. С. Жадова, находившейся во втором эшелоне фронта. Признаться, я был в недоумении. - 38-я - на Львов с востока? Иван Степанович объяснил: 38-я армия рокируется в район к северо-западу от Тернополя, откуда она и будет наступать на Львов в составе главной ударной группировки фронта. Теперь все было ясно, но легче от этого не стало. Ведь нам предстояло не более и не менее как передвинуться на 170-200 км к северу с переправой через Днестр почти всей армии. Но командующий фронтом "утешил" меня: одновременно должны были перегруппироваться в соответствии с новым замыслом операции и почти все другие армии. Дело в том, что по окончании весенних военных действий основная группировка фронта оказалась к югу от Тернополя. Там находилась большая часть войск 60-й, 1-я гвардейская, 38-я, 18-я общевойсковые и все три танковые армии. Следовательно, для осуществления плана предстоящей наступательной операции потребовалось произвести крупные перемещения, а именно: 3-я гвардейская армия должна была уплотнить свои боевые порядки. Высвободившуюся таким образом часть ее полосы слева предстояло занять 13-й армии. В свою очередь она передавала небольшой участок фронта своему левому соседу - 60-й армии, которой было приказано рокировать туда семь дивизий. Часть полосы, ранее занятой ими, отводилась нашей 38-й армии, а остальную ее часть и всю прежнюю полосу 38-й армии вместе с 18-м гвардейским стрелковым корпусом в составе четырех дивизий должна была принять 1-я гвардейская армия. Таким образом, ей, как и 13-й армии, полосы увеличивались, а остальным трем армиям - уменьшались. \371\ Перегруппировывались также танковые войска и артиллерия. 1-я гвардейская танковая армия в составе танкового и механизированного корпусов из района Городенки перебрасывалась по железной дороге на правое крыло фронта, в район стыка 3-й гвардейской и 13-й армий. Танковый корпус 4-й танковой армии, находившийся у Коломыи, должен был также по железной дороге прибыть в район к северу от Тернополя. Наконец, на участки прорыва перемещались с юга на север 39 артиллерийских полков и 7 артиллерийских бригад. Такая крупная перегруппировка сил и средств фронта сразу же показалась мне не вполне оправданной. Особенную озабоченность вызывала предстоявшая рокировка 38-й армии на новый, незнакомый участок фронта перед самым началом наступательной операции. Не проще ли было осуществить менее сложную передислокацию отдельных стрелковых соединений и средств усиления, с тем чтобы наступать смежными флангами 60-й и 1-й гвардейской армий? Тем более, что эти армии весьма успешно осуществили прорыв обороны противника в предыдущей Проскурово-Черновицкой операции и хорошо знали условия участка, на котором наносился новый удар... Не буду скрывать, это были всего лишь сомнения, так и не оформившиеся в какой-то определенный вывод. В конце концов во мне взяло верх стремление к тому, чтобы наша 38-я армия действовала на направлении главного удара войск фронта, и опасения, связанные с трудностями предстоявшей перегруппировки, уже не казались обоснованными. Но к этому вопросу мы еще вернемся. Наступательные операции Красной Армии летом 1944 г. начались так, как было предусмотрено планом Ставки. 10 июня войска Ленинградского фронта под командованием генерала армии Л. А. Говорова перешли в наступление на Карельском перешейке и уже через 10 дней освободили г. Выборг. Все мы были этому несказанно рады. Ведь фронт отдалился от города Ленина далеко на север, и измученные страшной блокадой герои-ленинградцы, наконец, вздохнули свободно. Тем временем пришло новое приятное известие: 21 июня войска Карельского фронта под командованием генерала армии К. А. Мерецкова также нанесли удар по врагу и спустя неделю очистили от вражеских войск столицу Карельской республики - Петрозаводск. Но врага ждали еще более мощные удары. 23 и 24 июня в Белоруссии перешли в наступление одновременно войска четырех фронтов - 1-го Прибалтийского (командующий генерал армии И. X. Баграмян, член Военного совета генерал-лейтенант Д. С. Леонов, начальник штаба генерал-лейтенант В. В. Курасов), 3-го Бе лорусского (командующий генерал-полковник И. Д. Черняховский, член Военного совета генерал-лейтенант В. Е. Макаров,, начальник штаба генерал-лейтенант А. П. Покровский), 2-го \374 - карта; 375\ Белорусского (командующий генерал-полковник Г. Ф. Захаров, член Военного совета генерал-лейтенант Л. 3. Мехлис, начальник штаба генерал-лейтенант А. Н. Боголюбов) и правого крыла 1-го Белорусского (командующий генерал армии К. К. Рокоссовский, член Военного совета генерал-лейтенант Н. А. Булганин, начальник штаба генерал-полковник М. С. Малинин). И сразу же начали приходить непрерывным потоком радостные вести, будоража и воодушевляя всех воинов нашего фронта, пока еще только готовившихся к наступлению. Под ударами Красной Армии на огромном участке советско-германского фронта от Полоцка на Западной Двине до Мозыря на Припяти была разгромлена группа армий "Центр", и ее остатки поспешно отступали на запад. Войска Прибалтийского и Белорусских фронтов 26 июня освободили Витебск, 27-го - Оршу, 28-го - Могилев, 29-го - Бобруйск. Большие группировки вражеских войск в районе Витебска, Бобруйска и восточнее Минска были окружены, уничтожены или пленены. 25 немецко-фашистских дивизий прекратили существование. 3 июля увидел своих избавителей Минск - столица Советской Белоруссии. Белорусская наступательная операция была блестящим образцом советского военного искусства. Это вынуждены были признать даже наши враги. Вот что писал о ней впоследствии Меллентин: "Эта битва явилась одним из крупнейших событии войны, а как военная операция значительно превосходила по своим масштабам вторжение союзников в Нормандию"{237}. Такой грандиозный размах наступления с одновременным участием войск четырех фронтов был делом еще невиданным. И за его блестящим развитием мы следили с радостным волнением,, вносившим особую приподнятость в трудные будни нашей подготовки к наступлению. Подготовка к бою неизменно накладывала на жизнь войск отпечаток деловитой сосредоточенности и озабоченности. И все же этот настрой не всегда был одинаков. Сколько раз в начале войны, в невыносимо тяжкие дни и месяцы, приходилось видеть в глазах наших воинов, готовившихся к бою, щемящую боль и немой вопрос: доколе же будет враг топтать нашу родимую землю? Но пришла пора, когда мы начали гнать захватчиков на запад. И хотя оставались суровыми наши будни, а война продолжала уносить жизни боевых товарищей, новое чувство жило в душе. То было радостное чувство торжествующей справедливости, ощущение близящейся победы. Было оно столь могучим и всеобъемлющим, что на любое трудное дело, на любую опасность шли наши воины с песней и веселой шуткой. И с каждым новым успехом в борьбе с врагом росло и ширилось это чувство, словно \376\ неиссякаемый родник, питавший неудержимый наступательный порыв войск. В обстановке огромного подъема готовились мы к наступлению. 24 июня была получена директива Ставки на проведение операции, получившей впоследствии наименование Львовско-Сандомирской. Командующий фронтом приступил к перемещению сил и средств в соответствии с новым планом перегруппировки, утвержденным им после возвращения из Москвы{238}. 38-я армия уходила в новую полосу с управлениями 67-го и 101-го стрелковых корпусов, 70-й гвардейской, 121, 211, 241 и 305-й стрелковыми дивизиями, а также частями усиления и тыловыми подразделениями. Марш в район Тернополя мы начали 28 июня. Стрелковые войска шли пешим порядком по заранее подготовленным маршрутам и только в ночное время. Артиллерия усиления двигалась по другим дорогам также скрытно. Перевозка боеприпасов, продовольствия и других материально-технических средств осуществлялась автомобильным и гужевым транспортом. Чтобы представить ее объем, отмечу, что только для переброски грузов армейской базы было произведено около 4 тыс. рейсов автомашин. Наибольшие трудности представлял путь через Днестр, так как переправы имелись лишь в Устечко и Залещиках. Проделав тяжелый, почти 200-километровый марш, 38-я армия к 7 июля сосредоточилась в указанных нам предпозиционных районах. В тот день завершилась и рокировка войск всего фронта, начавшаяся 26 июня. Таким образом, в течение более десяти дней почти на всем протяжении фронта сменялись и передвигались войска, одни армии растягивали свои силы по увеличившейся полосе, другие целиком покидали прежние позиции и занимали новые. Полностью передислоцировались из Станиславского выступа три армии - наша 38-я, 4-я танковая и 1-я гвардейская танковая. Последняя перегруппировывалась на правое крыло фронта для совместных действий с 3-й гвардейской и 13-й армиями. Наконец, прибывала по железной дороге из резерва Ставки 5-я гвардейская армия генерала А. С. Жадова - второй эшелон фронта. Командование фронта, несомненно, отдавало себе отчет в том, что столь крупная перегруппировка могла быть раскрыта противником. Это видно из того, что одновременно осуществлялись маскировочные мероприятия в полосах 1-й гвардейской и 18-й армий. Здесь имитировалось сосредоточение ударной группировки в составе двух общевойсковых, двух танковых армий и танкового \377\ корпуса. Для этого были изготовлены и применены макеты 453 танков, 612 орудий, 200 автомашин. Однако, как мы увидим далее, принятые меры оказались недостаточными. Противник, давно ожидавший нашего наступления на юге, систематически забрасывал парашютистов с рациями. Активизировалась и агентура гитлеровцев - националистическое подполье в западных областях Украины. И хотя действия и тех и других решительно пресекались, все же, очевидно, некоторые данные о подготовке наступления поступали к вражескому командованию, и оно усиленно готовилось к отражению удара 1-го Украинского фронта. Здесь необходимо указать еще на одно важное обстоятельство. Планы немецко-фашистского командования на лето и осень 1944 г. носили оборонительный характер. Перед лицом неминуемо надвигавшейся катастрофы гитлеровская клика стремилась выиграть время в надежде на то, что среди стран антигитлеровской коалиции начнется раскол. Именно это подразумевал Кейтель, когда он впоследствии, в июне 1945 г., сказал допрашивавшим его советским офицерам: "С лета 1944 г. я понял, что военные уже сказали свое слово и не могут оказать решающего воздействия - дело оставалось за политикой..."{239} \378\ В соответствии с этими надеждами был избран и метод действий на советско-германском фронте - стратегическая оборона. Были определены вероятные направления наступления советских войск, после чего там заранее подготовили оборонительные рубежи и сосредоточили крупные группировки войск. При этом враг допустил огромный просчет, вытекавший из неправильной оценки возможностей и намерений советского командования. Противник предполагал, что главный удар в летне-осенней кампании 1944 г. Красная Армия нанесет на юго-западном направлении, между Припятью и Черным морем. Поэтому там, на львовском и бухарестском направлениях, гитлеровское командование и сосредоточило свои главные силы - 45 % - лехотных и 73% танковых и моторизованных дивизий{240}. Начальник штаба верховного главнокомандования фашистской Германии генерал-фельдмаршал Кейтель, оценивая стратегическую обстановку, говорил в мае 1944 г. на совещании командующих армиями Восточного фронта: "На Восточном фронте положение стабилизировалось. Можно быть спокойным, так как русские не скоро могут начать наступление. Исходя из данных перегруппировки сил противника и общего военного и политического положения, надо считать, что русские, вероятно, свои главные \379 силы сконцентрируют на южном участке фронта. Они теперь не в состоянии одновременно вести бои на нескольких главных направлениях..."{241} Эту оценку подтвердил позднее на Нюрнбергском процессе возглавлявший штаб оперативного руководства Иодль: "Мы предполагали, что удар со стороны русских последует на южном участке, а именно в направлении румынской нефти, поэтому основное количество танковых дивизий и было сосредоточено нами в районе южных групп армий..."{242} Что касается белорусского направления, где в действительности готовился главный удар Красной Армии, то здесь обстановка не внушала противнику опасений. В трофейном "Бюллетене оценок положения противника на Восточном фронте" от 13 июня 1944 г. заявлялось, что готовящиеся наступательные действия советских войск "...против группы армий... "Центр" имеют цель ввести в заблуждение германское командование относительно направления главного удара и оттянуть резервы из района между Карпатами и Ковелем..."{243} Вот почему 21 из имевшихся на 1 июня на советско-германском фронте 30 танковых и моторизованных дивизий противника была сосредоточена в группах армий "Северная Украина" и "Южная Украина". Южнее Припяти находились три из четырех танковых и моторизованных дивизий, имевшихся в резерве главного командования сухопутных войск (ОКХ). Напомню, что в войну и до войны имели место просчеты и с нашей стороны. Так, мы предполагали, что в случае нападения на нашу страну немецко-фашистские войска нанесут главный удар на киевском направлении. Там и создавалась нами основная группировка войск. Между тем враг нанес главный удар на московском стратегическом направлении. Но просчет просчету рознь. Во-первых, ошибка в оценке намерений тогда еще потенциального противника была допущена до начала войны. Во-вторых, мы располагали временем и возможностями для исправления просчета. Вражеское же командование допустило большой просчет на исходе третьего года войны, не имея ни времени, ни возможностей для исправления ошибки. В результате были сорваны гитлеровские планы затяжки войны. Советское командование, со своей стороны, немало сделало для того, чтобы ввести противника в заблуждение. После весенних операций 1944 г. все шесть танковых армий, т. е. наиболее мощные подвижные объединения, были оставлены в районе южнее р. Припять. Лишь 5-я гвардейская танковая армия в последних числах мая была переброшена в район западнее Смоленска. \380\ Причем противник не заметил ее передислокации, осуществлявшейся одновременно с ложным сосредоточением войск северо-восточнее Кишинева. В Красной Армии имелись не только танковые армии, но и отдельные танковые и механизированные корпуса. Часть из них была в первую очередь доукомплектована личным составом и боевой техникой и сосредоточена на белорусском направлении. Последнее относится также к общевойсковым армиям, которые тогда или впоследствии вошли в состав Белорусских фронтов. Так было, например, с 28-й армией. В конце марта 1944 г., после освобождения г. Николаева, она была выведена из состава 3-го Украинского фронта в резерв Ставки ВГК, в кратчайший срок доукомплектована и к началу Белорусской операции находилась уже в районе Бобруйска в составе 1-го Белорусского фронта. В район Смоленска были переброшены после уничтожения крымской группировки противника 2-я гвардейская и 51-я армии, также предварительно доукомплектованные. Таким образом, упустив подготовку Белорусских фронтов к наступлению, противник пристально следил за советскими войсками южнее Припяти. В этом заключалась основная причина того, что последовавшее в июле наступление 1-го Украинского фронта не явилось неожиданностью для врага. Как нам стало известно уже в ходе наступления, 16 июля, Гитлер, за несколько дней до того издал специальный приказ противостоявшим 1-му Украинскому фронту войскам группы армий "Северная Украина", заявив, что "противник в настоящее время готов к наступлению, в связи с чем предстоят тяжелые боевые дни". "Фюрер" требовал любой ценой удержать позиции. Любопытно, что при этом он писал в том же приказе: "Дивизия, которая в случае прорыва русских не предпримет немедленных контратак с целью ликвидации брешей и удержания своих позиций до последнего солдата, подвергает опасности многие другие части..."{244} Как видим, даже в ходе разгрома войск группы армий "Центр"{245} противник придавал особенно важное значение мероприятиям по отражению предстоящего удара наших войск южнее Припяти. И усиленно к этому готовился. Таким образом, можно констатировать, что начавшаяся в первые дни Белорусской наступательной операции перегруппировка войск 1-го Украинского фронта способствовала тому, что немецко-фашистское командование утвердилось еще на некоторое время в своей ошибочной оценке. И это, с одной стороны, дало Красной Армии дополнительные преимущества при разгроме \381\ группы армий "Центр", но, с другой-в известной мере осложнило задачу советских войск на юго-западном направлении, где противник продолжал держать свои главные силы. III Здесь, на юге, враг в предшествовавший нашему наступлению период развернул и наиболее обширные оборонительные работы. Впоследствии, когда мы прорвали фашистскую оборону, знакомясь с ее характером, я невольно вспомнил Курскую битву. Создавалось впечатление, что нашу оборону, о которую летом 1943 г. разбилось последнее крупное наступление немецко-фашистских войск, они попытались скопировать ныне, год спустя. О многом подумалось в связи с этим. Гитлер и его клика вели агрессивную, захватническую войну с целью завоевания мирового господства. Орудием осуществления этих планов являлась прежде всего немецко-фашистская армия, которая должна была громить, разрушать, покорять. Места для обороны в гитлеровских планах не оставалось, поэтому в вермахте вопросами ее организации ни в теоретическом, ни в практическом плане никто не занимался. Когда же гитлеровская армия встретила отпор в битве под Москвой, где была разгромлена ее ударная группировка, она была вынуждена перейти к стратегической обороне. Но и тогда захватчики не создали прочной, глубоко эшелонированной обороны. Гитлер и его генералитет считали, что переход к оборонительным действиям - явление для них случайное, временное, и готовились с весны вновь н