конструкций самолеты и танки не были застигнуты врасплох, расстреляны и уничтожены на приграничных аэродромах и полигонах, если бы к моменту нападения немецкой армии они были сосредоточены на решающих направлениях, а не разбросаны по всем частям, если бы танки и самолеты вместе со стрелковыми частями были вовремя приведены в боевую готовность - наступление немецкой армии неминуемо захлебнулось бы с первых дней войны и, во всяком случае, сразу получило бы мощный отпор. Но в том-то и дело, что фашисты не встретили организованного сопротивления Красной Армии на рубежах нашей страны, ибо ее к этому сопротивлению не готовили. Причины были все те же: уверенность Сталина в незыблемости подписанного им с Гитлером пакта о ненападении и вытекающие отсюда ошибки в определении срока начала войны и запрет вовремя ввести в действие план стратегического развертывания войск на границах. Вот почему не только не были использованы, но прямо были загублены огромные потенциальные возможности наших вооруженных сил. Впрочем, об этом прямо (правда, не называя Сталина) говорится и в "Истории Великой Отечественной войны". (т.II, стр. 49) "Запоздалая разработка плана прикрытия, несвоевременный ввод его в действие, а также медлительность советского военного командования в сосредоточении и развертывании Красной Армии в условиях непосредственной угрозы войны привели к тому, что группировка советских войск к моменту нападения немецко-фашистской армии оказалась не соответствующей требованиям обстановки. Этим в значительной мере можно объяснить то, что огромные возможности, которыми располагали советские вооруженные силы, не были использованы в полной мере для успешного отражения удара врага". * * * Так все-таки, научил ли чему-нибудь Сталина провал его стратегии и тактики, которыми он руководствовался в предвоенный период? Проявил ли он себя в ходе войны как - не скажу выдающийся, но хоть сколько-нибудь вдумчивый - полководец? Нет, и этого не было. И после того как война началась, Сталин продолжал некомпетентно и неуклюже вмешиваться в непосредственное руководство военными действиями, сплошь и рядом мешая генеральному штабу и командующим фронтами. Так, в первый период войны, в условиях разгрома советской обороны, разъединения и окружения крупных частей Красной Армии и быстрого продвижения немецких армий вглубь советской территории, все советские военные специалисты предлагали единственно возможную тактику: отвод войск из-под ударов врага и сосредоточение их на новых рубежах. Сталин же безапелляционно и необоснованно требовал невозможного - немедленного развернутого наступления по всей линии фронта. Это не только не помогало войскам выйти из окружения, но, наоборот, вносило неразбериху и сумятицу в управление войсками. Вот что, например, вспоминает Г.К. Жуков: "Н.Ф. Ватутин сказал, что И.В. Сталин одобрил проект директивы No 3 наркома и приказал поставить мою подпись. - Что это за директива? - спросил я. - Директива предусматривает переход наших войск к контрнаступательным действиям с задачей разгрома противника на главных направлениях, притом с выходом на территорию противника. - Но мы еще точно не знаем, где и с какими силами противник наносит свои удары, - возразил я. - Я разделяю вашу точку зрения, но дело это решенное..." (стр. 25I). Директива No 3 была нелепа, безграмотна, а главное - совершенно бессмысленна: выполнить ее было невозможно. Она требовала от отступавших по всему фронту от границы, потерявших всякую связь друг с другом, командованием и генштабом, потерявших значительную часть вооружения и частично окруженных противником войск немедленного перехода в наступление и выхода на вражескую территорию. Ни о чем, кроме потери чувства реальности - самой опасной потери для полководца, - такая директива не свидетельствовала. Но Сталин не только подписал ее, он со свойственной ему манерой перекладывать ответственность на чужие плечи потребовал, чтобы ее подписали не согласные с нею руководители генштаба. И те, повинуясь приказу, подписали. Гибельное вмешательство Сталина в оперативные дела сказалось также при решении вопроса об отводе войск из Киева. Уже в августе 1941 года в районе Киева под угрозой окружения находилась крупная группировка войск Юго-Западного фронта - свыше пяти армий, несколько сот тысяч воинов. Начиная с 20 августа, маршал В.М. Шапошников, генералы Г.К. Жуков, А.М. Василевский, Кирпонос, Тупиков и другие компетентные военные специалисты ставили перед Сталиным вопрос об оставлении Киева и отводе войск за Днепр. Однако Сталин категорически запретил оставлять Киев. 7-го сентября командующий Юго-Западным фронтом генерал Кирпонос направил в адрес генштаба и командования тревожное донесение о реальной опасности окружения всей группировки. Но никакие попытки Василевского и Шапошникова убедить Сталина в необходимости отвода войск успеха не имели. "При одном упоминании о жестокой необходимости оставить Киев, - писал А.М. Василевский, - Сталин выходил из себя и на мгновение терял самообладание". Потерпел неудачу и Жуков, также настаивавший перед Сталиным на оставлении Киева и отводе войск за Днепр. В результате Сталин отстранил Жукова от поста начальника генштаба. Киев мы, конечно, все равно потеряли, но одновременно потеряли и всю киевскую группировку войск, окончательно окруженную немецкими войсками. Когда Сталин разговаривал по прямому проводу с командующим Юго-Западным фронтом Кирпоносом, еще можно было спасти сотни тысяч советских воинов. Но Сталин исходил не из интересов советского народа, не из соображений сохранения человеческих жизней, не из азбучной для всякого специалиста военной логики. Его волновали только соображения личные, престижные. Он требовал вот сейчас, сию минуту доказать справедливость его довоенной концепции насчет того, что война будет вестись на чужой территории, хотя она уже реально велась на нашей земле, и гибли наши люди. Еще до войны, в 1936 году, Л.Д. Троцкий в книге "Что такое СССР" писал: "Нынешняя официальная формула внешней политики, широко разрекламированная не только советской дипломатией, которой позволительно говорить на условном языке своей профессии, но и Коминтерном, которому полагается говорить на языке революции, гласит: "Ни пяди чужой земли не хотим, но не уступим и вершка своей земли". Как будто дело идет о простом столкновении из-за чужой земли, а не о мировой борьбе двух непримиримых социальных систем". (стр.147). Как явствует из предвоенной политики Сталина, он вовсе не считал эти социальные системы непримиримыми и охотно шел на сговор с фашизмом. В результате он ослабил нашу армию, ухудшил позиции наших войск и облегчил врагу условия для захвата большой территории с богатыми землями и мощными промышленными предприятиями. И теперь он хотел заставить забыть об этом приказами, требовавшими немедленного продвижения вперед. Большинство историков признает, что именно Сталин был виновником тяжелых поражений нашей армии в начальный период войны. Те, кто пристально анализируют ход войны, считают также, что Сталин играл отрицательную роль и во многих дальнейших военных событиях. Это признают даже официальные советские авторы. Так, в статье, напечатанной в "Военно-историческом журнале" (No 10 за 1965 г. стр. 33) говорится: "Историк не может не отметить, например, того большого вреда, который принесла нашей стране и армии разработанная еще перед войной Сталиным концепция, основанная на двух догмах: "ни пяди своей земли не отдадим врагу" и "будем вести войну на территории противника". Под влиянием этих догм Сталиным были отвергнуты различные предложения некоторых военных относительно создания на западе нашей страны глубоко эшелонированной обороны. Стратегический план возможной войны, как его представлял Сталин, исключал возможность прорыва противником нашей обороны и сколько-нибудь значительного углубления на советскую территорию. Поэтому ни промышленные предприятия западных районов, ни население не были подготовлены к возможной эвакуации. Это создавало возможность окружения и крайне мешало использованию войсками естественных рубежей (реки Неман, Августовского канала и пр.). Поэтому, хотя для защиты границы были дислоцированы 12 армий, этих сил оказалось мало для отражения концентрированного по отдельным направлениям немецкого наступления". А вот что говорит о сталинском руководстве военными действиями "История Великой Отечественной войны": "Требование Ставки во что бы то ни стало удержать занимаемые рубежи, даже в условиях фланговых обходов и охватов, осуществляемых противником, а также отсутствие у некоторой части командного состава Красной Армии необходимого опыта в руководстве крупными соединениями часто являлись причиной того, что группировки советских войск не выводились вовремя из-под ударов врага. Обычно это заканчивалось тяжелыми боями в окружении и влекло за собой большие потери в людях и в боевой технике". (т. 1, стр. 58). Можно ли списать все это со сталинского счета, ибо мы победили? Можно ли, как это делают некоторые историки сталинской школы, приписать Сталину честь этой победы? Что думают об этом люди, которые этой победы добились? Характерна сдержанная формулировка Г.К. Жукова, когда в его мемуарах всплывает вопрос о полководческих заслугах Сталина. Жуков задает себе риторический вопрос: "Действительно ли Сталин являлся выдающимся военным мыслителем в области строительства вооруженных сил и знатоком оперативно-стратегических вопросов?" Но далее, не отвечая на поставленный им вопрос, он пишет: "Лично Сталину приписывали: (подчеркнуто мной - Авт.) ряд принципиальных разработок, в том числе о методе артиллерийского наступления, о завоевании господства в воздухе, о методах окружения противника, о рассечении группировок врага и уничтожении их по частям и т.д. Все эти важнейшие вопросы военного искусства являются плодами, добытыми на практике, в боях и в сражениях с врагом, плодами глубокого размышления военачальников и самих войск". (стр. 297) Сказано осторожно, но недвусмысленно. Достаточно такого выражения, как "лично Сталину приписывали...", чтобы в прах разлетелась сочиненная угодливыми подхалимами легенда о "десяти ударах товарища Сталина", якобы обусловивших победу Советского Союза над фашистской Германией. К этому можно только добавить, что такое "приписывание" происходило по указаниям самого Сталина. Еще более откровенную оценку Сталину как полководцу дает в своих воспоминаниях маршал Советского Союза Бирюзов: "Не Сталин преподносил нам готовые рецепты, где, когда и как ударить противника. Планы этих ударов создавались коллективным умом многих людей - больших и малых военачальников. А осуществлялись они волей и несгибаемым мужеством всего советского народа, воодушевленного идеями защиты социалистического отечества". (Бирюзов, "Советский солдат на Балканах", стр. 56). "Анализируя сейчас факты военных лет, - продолжает Бирюзов, - убеждаешься, как далеко он стоял от армии. Сталин был Верховным Главнокомандующим, но войска никогда не видали его на фронтах, и сам он ни разу не лицезрел солдата в боевых условиях. Больше того, в самый тяжкий начальный период войны действующая армия не получала даже оперативных документов, подписанных самим Сталиным... Только тогда, когда советские войска стали одерживать одну победу за другой, появились приказы за подписью Сталина". (там же, стр. 247). Как видим, тот же почерк: от ответственности за просчеты и провалы уклониться, а чужую славу присвоить себе. Да и некомпетентное, необоснованное вмешательство в оперативные дела Сталин позволял себе в течение всей войны, от чего неоднократно гибли и попадали в окружение советские воины. А Р.А. Медведев утверждал, что не было раздела Польши, и одобрял действия Советского Правительства, связанные с присоединением части Польши к СССР. Примером такого преданного отношения к Сталину является Якир, который, будучи арестован, был уверен, что Сталин ничего не знает о том, что творится. Умирая, он выкрикивал: "Да здравствует Сталин!" На расположении запасов вблизи государственной границы настаивали, в частности, Г.И. Кулик, Д.З. Мехлис, Е.А. Щаденко. Мотивировали они, как вспоминает маршал Василевский, это тем, что "агрессию удастся быстро отразить", и "война во всех случаях будет перенесена на территорию противника". Известно, что в сталинских лагерях длительное время сидели такие выдающиеся ученые-конструкторы как С. Королев, А. Туполев и многие другие.  ***** book2partsiv.doc IV. НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС 24. Введение Прежде чем перейти к вопросу о том, как во времена Сталина и его наследников была искажена ленинская национальная политика, как произошло сползание партии на путь великодержавного национализма, мне хочется напомнить читателям о тех основах, на которых держалась ленинская национальная политика, в верности которой клялся Сталин и его продолжатели. Национальный вопрос, как известно, был предметом длительного спора в рядах Российской Социал-демократической Рабочей партии (РСДРП). По сравнению с другими партиями II-го Интернационала, в РСДРП этот спор принял особо острый характер вследствие тех особенностей, которые были связаны с многонациональным составом бывшей Российской империи, народы которой, входившие в ее состав, находились на самом различном уровне цивилизации. Спор возник при рассмотрении программы РСДРП(б) по национальному вопросу, а также при обсуждении проблем, связанных с отношениями между РСДРП и "Бундом". В связи с началом 1-ой империалистической войны выявились разногласия между революционным и реформистским крылом II Интернационала по вопросу о защите своего отечества. Основоположники марксизма, а за ними и Ленин, утверждали, что по мере продвижения общества к коммунизму национальные предрассудки людей будут постепенно изживаться. Ломка национальных перегородок и взглядов начинается, по мнению Ленина, еще в рамках капиталистического общества, за счет интернационализации капитала и рабочего движения. С точки зрения марксизма, такая интернационализация была процессом прогрессивным, подготовляющим еще в недрах капиталистического общества условия для быстрейшего перехода от капитализма к социализму. "Кто не погряз в националистических предрассудках, - писал Ленин, - тот не может не видеть в... процессе ассимиляции наций капитализмом величайшего прогресса, разрушения национальной заскорузлости различных медвежьих углов, особенно в отсталых странах вроде России". (том 24, стр. 127). Социал-демократ не должен потворствовать национализму. Наоборот, он должен решительно бороться со всяким проявлением национализма, хотя бы самым ничтожным. Социал-демократическая партия должна всячески содействовать ассимиляции, слиянию наций. Такова принципиальная основа национальной политики Ленина. "Марксизм непримирим с национализмом, - писал В.И. Ленин, - будь он самый "справедливый", "чистенький", тонкий и цивилизованный. Марксизм выдвигает на место всякого национализма - интернационализм, слияние всех наций в высшем единстве, которое растет на наших глазах с каждой верстой железной дороги, с каждым международным трестом, с каждым рабочим союзом". (том 24, стр. 131). Национализм обедняет взгляды людей, суживает их сознание, выпячивает их национальные амбиции. Постоянное подчеркивание достоинств своей нации незаметно ведет к убеждению в своем превосходстве над людьми других национальностей, что приводит на практике к нарушениям равенства между людьми разных национальностей. Именно поэтому марксизм непримирим к национализму. В мире широко распространено такое мнение, что существование различных национальностей является залогом культурного богатства человечества. С этой точки зрения, каждая нация вносит свою лепту в мировую сокровищницу человеческой культуры, и это делает жизнь на земле богаче, разнообразнее и интереснее. Поэтому, утверждают они, всякая попытка социалистов слить нации неизбежно должна будет привести к обеднению, обкрадыванию человечества. Мне кажется, что такая точка зрения искусственна и навеяна впечатлением от сталинского социализма. На самом деле, как показала жизнь, на протяжении тысячелетий национализм был одной из главных причин разъединения людей и вражды между ними. Национализм свернул людей с широкой дороги на узкую тропинку, отгородил их друг от друга, создал между ними искусственные барьеры, называемые границами, натравил одних людей на других. Социализм не исключает разнообразия характеров и красок, свойственных отдельным народностям. Разве в пределах одной нации не существует местных особенностей, местных традиций, местных наречий, местного фольклора? Все эти положительные факторы, украшающие человеческую жизнь, останутся и при социализме, а все отрицательные стороны, такие как обособленность, чванливость и ненависть одних народов к другим, будут постепенно отмирать и окончательно исчезнут. Однако, покуда нации существуют, марксист, как реалист, должен исходить в своей национальной политике из этого факта. Владимир Ильич постоянно предостерегал против всякой односторонности и торопливости при проведении основных принципов национальной политики РСДРП(б), которые могли бы на практике привести к конфликтам между пролетариями наций угнетающих и наций угнетенных. Для того чтобы предотвратить национальную рознь, Ленин предлагал такую политику, которая бы решительно препятствовала любым привилегиям любой нации, входящей в состав России. Только такая политика в национальном вопросе могла вызвать желание у пролетариев разных наций к их слиянию, а не обособлению. Задача пролетарской партии до революции, говорил Ленин, так разумно проводить пропаганду идей интернационализма, чтобы после революции ни у одного пролетария любой нации не возникло желания выйти из состава единого государства. Пропаганда свободы отделения каждой нации, если она того пожелает, из состава бывшей Российской Империи как раз и должна была подготовить такое единство пролетариев разных национальностей, которое обеспечивало бы согласие со стороны бывших угнетенных наций оставаться в составе единого социалистического государства. "Социалистическая революция, - писал Ленин, - вполне возможна в самом близком будущем... Национальные антипатии так быстро не исчезнут. Ненависть - и вполне законная - у нации угнетаемой к нации угнетающей останется на время. Она испарится лишь после победы социализма и после окончательного установления вполне демократического отношения между нациями. Если мы хотим быть верны социализму, мы должны уже теперь вести интернационалистское воспитание масс, невозможное в угнетающих нациях без проповеди свободы отделения для угнетенных наций". (Ленин, том 30, стр. 51). Для того, чтобы обеспечить при социализме возможность полного слияния наций, Ленин в предреволюционные годы добился внесения в программу партии пункта о самоопределении наций, который должен был обеспечить создание обстановки для взаимного доверия между пролетариями угнетающих и угнетенных наций. Такова постановка вопроса у Ленина в той части, которая касается пункта программы РСДРП(б) о "самоопределении наций". Вторая линия разногласий по национальному вопросу проходила в спорах о "культурно-национальной автономии". "Бунд" настаивал на образовании внутри социал-демократической партии отдельной еврейской организации, которая входила бы в состав РСДРП на основе федерирования и которая, по мнению руководителей "Бунда", должна была вести социал-демократическую работу среди еврейских трудящихся. Ленин и Плеханов, Мартов и Троцкий, а также целый ряд других лидеров социал-демократической партии выступали на втором съезде партии против требований "Бунда". Ленин выступил также против лозунга "Бунда" "о национально-культурной автономии", считая, что лозунг национальной культуры - не марксистский лозунг. Он отвергал его в равной мере как для пролетариев нации угнетающей, так и для пролетариев угнетенной нации. "Не дело Российских социал-демократов соединять в одну нацию немцев (или евреев) Лодзинских, Рижских, Питерских, Саратовских. Наше дело бороться за полный демократизм и отмену всех национальных привилегий..." (Ленин, том 23, стр. 318). Рассматривая сегодня взгляды Ленина на культурно-национальную автономию, я думаю, что Владимир Ильич поторопился с отрицанием прав малых народов на культурно-национальную автономию. В ходе практического осуществления национальной политики Советской властью были внесены в эту политику существенные коррективы. Так, например, в отношении евреев после Октябрьской революции была фактически осуществлена культурно-национальная автономия. При ЦК РКП(б) была организована "еврейская секция", на которую была возложена задача ведения культурно-политической работы среди евреев СССР, особенно в местах сосредоточения евреев - в западных областях Украины и Белоруссии, - и такая политика себя целиком оправдала. Было разрешено издание книг и газет, создание школ и библиотек на еврейском языке. Были организованы еврейские театры, из них два в Москве, один на идиш, другой на иврите. При Сталине эта культурная автономия евреев была ликвидирована в 1947 году, а неосторожно высказанные Лениным взгляды на национальную автономию евреев послужили обоснованием этой акции. 25. Сталин и ленинская национальная политика Во всех документах и официальных историях партии, изданных после смерти Ленина, утверждается, что Сталин и партия последовательно проводили ленинскую национальную политику. Отношение Сталина к национальному вопросу коренилось в его низкой культуре, узости его кругозора, отсутствии широкой марксистской подготовки, в характерном для его натуры примитивизме, а главное - в отсутствии у него твердых убеждений, основанных на марксистском фундаменте и нравственных принципах. Его взгляды по национальному вопросу, как, впрочем, и по другим теоретическим вопросам, были нахватаны из мелких брошюр и из бесед с выдающимися марксистами. Зато всякие конфликты и противоречия, возникающие в партии, Сталин умел использовать для своего личного возвышения и продвижения к власти. Так он поступил и в отношении конфликта, возникшего в Грузии в 1922 году по вопросу о так называемой "национальной автономизации" Закавказской федерации, чтобы отстранить от руководства оппозиционно настроенный против него ЦК КП Грузии. Десятого августа 1922 года оргбюро ЦК РКП(б) образовало комиссию "о взаимоотношениях РСФСР и независимых национальных республик". Комиссию возглавил Сталин. Комиссия разработала проект организационного строительства советских республик, предусматривающий вхождение Украины, Белоруссии, Азербайджана, Армении, Грузии в Российскую Федерацию на правах автономных республик. ЦК КП Грузии и ЦК КП Азербайджана высказались против этого проекта. На заседании ЦК КП Грузии 15 сентября 1922 года было принято такое решение: "Предлагаемое на основании тезисов тов. Сталина объединение в форме автономизации независимых республик считать преждевременным". ЦК КП Грузии не возражал против объединения с РСФСР в Союзе Советских республик, но возражал против вступления в РСФСР на правах автономии. Такую же линию занял Владимир Ильич. 26 сентября 1922 года он послал на имя Каменева письмо в ЦК РКП(б), в котором писал: "По-моему, вопрос архиважный... Одну уступку Сталин уже согласился сделать. В параграфе первом сказать: вместо вступления - формальное объединение вместе с РСФСР в Союз Советских республик Европы и Азии. Дух этой уступки, надеюсь, понятен: мы признаем себя равноправными с Украинской ССР и вместе и наравне с ними входим в новый Союз". (Ленин, том 45, стр. 211). В предложениях комиссии Сталина п.1 был сначала сформулирован так: "1. Признать целесообразным заключение договора между Советскими республиками Украины, Белоруссии, Азербайджана, Армении, Грузии и РСФСР о формальном вступлении в состав РСФСР..." После критических замечаний Ленина этот пункт был сформулирован Сталиным в следующей редакции: "1. Признать необходимым заключение договора между Украиной, Белоруссией, Федерацией Закавказских республик и РСФСР об объединении их в Союз Советских Социалистических республик с оставлением каждой из них права свободного выхода из состава "Союза". Однако в представленном Сталиным новом проекте, наряду с приемлемым изменением формулировки о порядке объединения республик, Сталин внес другую, неприемлемую для закавказских республик поправку. Вместо Азербайджана, Армении и Грузии, как это было записано в первой редакции, во второй редакции в пункт первый Сталин внес "Федерацию Закавказских республик". Такое изменение редакции было принято Сталиным единолично, без предварительного обсуждения ее в республиках по партийной и советской линии и без согласования этого вопроса с трудящимися закавказских республик. ЦК КП Грузии и Азербайджана высказались против вступления республик в "Союз" через Закавказскую федерацию, а настаивали на прямом вступлении в "Союз" каждой республики отдельно. Вопрос об образовании Закавказской федерации был поставлен Сталиным еще в 1921 году. Соглашаясь со Сталиным по существу, Ленин возражал против всякой поспешности с федерированием. Он писал Сталину, что нужно: "Поставить вопрос о федерации пошире на обсуждение партии и рабочих и крестьянских масс, энергично вести пропаганду за федерацию и провести ее через съезды Советов в каждой республике: в случае большой оппозиции точно и своевременно донести в Политбюро ЦК РКП(б)". (Ленин, том 44, стр. 255). Сталин расценил такую позицию Ленина как "национальный либерализм". Несмотря на предупреждение Ленина против поспешности с федерированием, Сталин 6-го октября 1922 года поставил этот вопрос на пленуме ЦК, на котором он провел постановление о включении в СССР не отдельных республик, а Закавказской федерации. Владимир Ильич не присутствовал на этом пленуме по болезни и не знал о том, что ЦК принял такое поспешное решение. Почему Сталин торопился с осуществлением Закавказской федерации? Потому, что назревала борьба Сталина против Троцкого. Большинство грузинского ЦК было на стороне последнего. Сталин хотел отстранить их от руководства и передать бразды правления в руки Кавказского бюро ЦК, которым руководил С. Орджоникидзе, бывший тогда сторонником и другом Сталина. Между тем на Кавказе проект об образовании СССР вызвал большие споры. В ходе дискуссии между членами ЦК Грузии и Серго Орджоникидзе, последний в пылу спора позволил себе ударить одного из своих оппонентов. Об этом инциденте Ленин ничего не знал. Члены ЦК КП Грузии К.М. Цинцандзе и С.К. Кавтарадзе послали, через Н.И. Бухарина, телеграмму Ленину, в которой жаловались на поведение Орджоникидзе и просили его вмешаться в этот вопрос. В своем ответе упомянутым членам ЦК Ленин упрекнул их за неприличный тон. "Я был убежден, - писал он там, - что все разногласия исчерпаны резолюциями ЦК, при моем косвенном участии и при прямом участии Мдивани. Поэтому я решительно осуждаю брань против Орджоникидзе..." (том 54, стр. 229). Эта телеграмма Ленина, которая в ПСС Ленина значится под номером 476, была использована Сталиным и сталинскими историками для доказательства того, что Ленин был против грузинских "уклонистов". Других доказательств того, что Ленин был против "уклонистов", официальные историки привести не смогли. В действительности дело было не так. Когда В.И. Ленин узнал, что Орджоникидзе ударил своего идейного оппонента Кобахидзе, и что Сталин, вопреки протестам ЦК КП Грузии и Азербайджана, включил в проект закона об образовании СССР не отдельные республики, а Закавказскую федерацию, он весь огонь критики перенес на Сталина и Орджоникидзе, а не на "уклонистов". 25 ноября 1922 года Политбюро по жалобе Цинцадзе и Кавтарадзе создало комиссию во главе с Ф.Э. Дзержинским. 12 декабря 1922 года, после возвращения Дзержинского из Грузии, он был у Ленина и доложил ему о работе своей комиссии. После того, как Владимир Ильич узнал от Дзержинского историю вопроса, он обрушился не на грузинский национализм, а на великодержавный шовинизм Сталина, Орджоникидзе и Дзержинского. Несмотря на это редакция ИМЛ продолжает выгораживать Сталина от критики Ленина. "В.И. Ленин, - пишет редакция ИМЛ, - не только не поддерживал, но и критиковал ошибочную позицию Мдивани и его сторонников по вопросам о Закавказской федерации и образовании СССР (см. настоящий документ No 476), но, видя в то время главную опасность в великодержавном шовинизме и считая, что задача борьбы с последним ложится, прежде всего, на коммунистов ранее господствовавшей нации, Ленин сосредоточил внимание на ошибках Сталина, Дзержинского, Орджоникидзе в грузинском вопросе". (Ленин, том 54, стр. 674 и 299-300). В приведенной выше выдержке редакция ИМЛ допустила три искажения, противоречащих друг другу и общей концепции ИМЛ по этому вопросу. 1. Если, как правильно пишет редакция ИМЛ, в споре по грузинскому вопросу Ленин видел тогда главную опасность в великодержавном шовинизме Сталина, Дзержинского и Орджоникидзе, то тогда непонятно, почему на ХII-ом съезде партии были обойдены ошибки Сталина, а огонь был сосредоточен только против так называемых грузинских уклонистов? Непонятно также, почему во всех документах и материалах, исходящих от ИМЛ и изданных после смерти Сталина, говорится только об ошибках грузинских уклонистов, а линия Сталина на ХII-м съезде партии изображается как ленинская? 2. Если по вопросу о Закавказской федерации Ленин "требовал проявить в деле создания закавказских республик больше мягкости, осторожности и проведения основательной подготовительной работы" (см. примечание No 116 ИМЛ в 44 томе ПСС Ленина), то как это согласуется с другой формулой ИМЛ, что "В.И. Ленин не поддерживал ошибочную позицию Мдивани и его сторонников по вопросам Закавказской федерации", которая как раз и была направлена против торопливости с ее проведением. (см. примечание No 539 ИМЛ к 54 тому ПСС Ленина). 3. Если Ленин "в то время... сосредоточил внимание на ошибках Сталина, Дзержинского и Орджоникидзе", то как это утверждение согласуется у редакторов ИМЛ с признанием правоты Сталина в спорах с Троцким, Бухариным, Раковским и Радеком по национальному вопросу до ХII-го и на самом ХII-м съезде партии? После беседы с Дзержинским Владимир Ильич 30 и 31 декабря 1922 года продиктовал письмо ЦК РКП(б) "К вопросу о национальностях и об автономизации". Мысли, высказанные в этом письме, являлись продолжением его мысли, высказанной им ранее, еще на III-м съезде партии и в статьях, опубликованных до и после Октябрьской революции. Эти его взгляды и предложения являлись развитием взглядов основоположников марксизма, примененные к конкретной политической обстановке. Сопоставляя письмо Ленина к Цинцадзе (документ ИМЛ No 476) с письмом "об автономизации", мы видим, что в первом случае он писал о своем "косвенном участии" в принятии резолюции ЦК на октябрьском пленуме в 1922 году. Во втором случае Владимир Ильич уже прямо писал, что: "ни на октябрьском, ни на декабрьском пленумах мне не удалось быть, и, таким образом, вопрос миновал меня почти совершенно", и что о том, что происходило в Грузии, он узнал только от Дзержинского после его возвращения в Москву. Таким образом, своим письмом "об автономизации" В.И. Ленин отклонил утверждение о его участии в решении, направленном против Грузинского ЦК и за вхождение Грузии в состав СССР через Закавказскую федерацию. Самое главное свидетельство Владимира Ильича, сделанное им в письме по вопросу об автономизации, против приписываемой ему враждебности к "уклонистам", - это его обвинение в адрес Сталина, что он не принял с достаточной заботливостью меры, чтобы защитить инородцев от истинно русского держиморды. В письме "об автономизации" Владимир Ильич разобрал до мельчайших деталей вопрос о том, как должен относиться партийный руководитель к людям малой нации, чувствовать и понимать, как на них отражаются малейшие несправедливости. "Необходимо, - писал Ленин, - отличать национализм нации угнетающей и национализм нации угнетенной, национализм большой нации и нации маленькой. По отношению ко второму национализму почти всегда в исторической практике мы, националы большой нации, оказываемся виноватыми в бесконечном количестве насилия и даже больше того - незаметно для себя совершаем бесконечное количество насилий и оскорблений". (том 45). Мысль Ленина о возмещении неравенства со стороны нации большой к нации маленькой свидетельствует о его линии, проникнутой только одной заботой: как сохранить пролетарское единство. Как реагировал Сталин на это принципиальное предложение Ленина? Если Ленин думал о пролетарском единстве, то Сталин думал о том, каким способом наиболее удобно и безболезненно отстранить от руководства членов президиума ЦК КП Грузии. Поэтому письмо Ленина "об автономизации" он сделал секретным и не довел его до сведения делегатов ХII-го съезда партии. 25 января 1923 года Политбюро утвердило выводы комиссии Дзержинского, которые Ленин требовал решительно отвергнуть и провести дополнительное расследование "на предмет исправления той громадной массы несправедливостей и пристрастных суждений, которые там, несомненно, имеются". Таким образом, Сталин, Дзержинский и Орджоникидзе не только не стали ответственными за политически-ошибочную линию: наоборот, виновными и "уклонистами" они сделали Грузинский ЦК. Сам же Сталин в речи на пленуме ЦК КП назвал их грузинскими "полунационалистами, полукоммунистами", тогда как по политической характеристике Ленина, он сам не только "социал-национал", но и великорусский держиморда. Февральский пленум ЦК 1923 года утвердил Сталина докладчиком по национальному вопросу на ХII-м съезде партии вместо больного Ленина, чем проявил пренебрежительное отношение к политическим рекомендациям последнего по одному из важнейших вопросов революции. С тех пор национальный вопрос на съездах не ставился и не обсуждался, а концепция Ленина была отброшена раз и навсегда Сталиным. Владимир Ильич не знал об этих решениях Политбюро и февральского пленума ЦК и продолжал изучать грузинское дело. В дневниках дежурных секретарей Ленина, помещенных в 45-м томе его сочинений, подробно, день за днем освещался вопрос о том, как тщательно Владимир Ильич готовился к докладу на ХII-м съезде партии по национальному вопросу, как детально он изучал взгляды обеих сторон конфликта. Накануне второго инсульта, опасаясь, что из-за болезни он не сможет сделать доклад на ХII-м съезде партии по национальному вопросу, он 5 марта 1923 года обратился к Л.Д. Троцкому со следующим письмом: "Уважаемый тов. Троцкий! Я просил бы вас очень взять на себя защиту грузинского дела на ЦК партии. Дело это сейчас находится под преследованием Сталина и Дзержинского, и я не могу положиться на их беспристрастие. Даже совсем напротив. Если бы вы согласились взять на себя его защиту, то я бы мог быть спокойным. Если вы почему-нибудь не согласитесь, то верните мне дело. Я буду считать это признаком вашего несогласия. С наилучшим товарищеским приветом Ленин". (ПСС, том 54, стр. 329). Из приведенного письма Ленина видно, что только Троцкого он считал своим единомышленником по национальному вопросу. Из этого же письма следует, что Ленин был на стороне Грузинского ЦК и против Сталина. Всякие иные толкования находятся в противоречии с документами и с основами ленинской национальной политики. Владимир Ильич всегда был сторонником демократического решения национального вопроса и противником навязывания угнетенным нациям любых форм соглашений, в том числе и о государственном присоединении или отделении. А Сталин навязывал закавказским республикам форму их присоединения к СССР через Закавказскую федерацию. В дневниках секретарей Ленина за 6-е марта 1923 года сказано, что "Ленин спросил Володичеву об ответе Троцкого на его письмо". Ответа на этот вопрос нет. В скобках сказано: "ответ по телефону застенографирован". В примечании No 294 к 54 тому ПСС написано: "Это письмо было в тот же день прочитано Л.Д. Троцкому по телефону помощником секретаря СТО и СНК М.А. Володичевой. Троцкий, ссылаясь на болезнь, ответил, что не может взять на себя никакого обязательства". В своих воспоминаниях "Моя жизнь", относящихся к этому вопросу, Л.Д. Троцкий писал: "Стояли первые дни марта 1923 года, Ленин лежал в своей комнате, в большом здании судебных установлений. Надвигался второй удар, предшествуемый рядом мелких толчков. Меня на несколько недель приковал к постели прострел. ...Два секретаря Ленина Фотиева и Гляссер служат связью... "Владимир Ильич готовит против Сталина на съезде бомбу". Это дословная фраза Фотиевой. "Владимир Ильич просит вас взять грузинское дело в свои руки, тогда он будет спокоен". "Почему вопрос так обострился?" - спрашиваю я. Оказывается, Сталин снова обманул доверие Ленина: чтоб обеспечить себе опору в Грузии, он за спиной Ленина и всего ЦК совершил там при помощи Орджоникидзе и не без поддержки Дзержинского организационный переворот против лучшей части партии, ложно прикрываясь авторитетом ЦК. ...Что его при этом потрясло больше: личная нелояльность Сталина или его грубо-бюрократическая политика в национальном вопросе, трудно сказать... Ленин готовился к борьбе, но опасался, что не сможет на съезде выступить сам, и это волновало его. Не переговорить ли с Зиновьевым и Каменевым? - подсказывают ему секретари. Но Ленин досадливо отмахивается рукой. Он отчетливо предвидит, что, в случае его отхода от работы, Зиновьев и Каменев составят со Сталиным "тройку" против меня и, следовательно, изменят ему. - А вы не знаете, как относится к грузинскому вопросу Троцкий? - спрашивает Ленин. - Троцкий на пленуме выступил совершенно в вашем духе, - отвечает Гляссер, которая секретарствовала на пленуме. - Вы не ошибаетесь? - Нет, Троцкий обвинял Орджоникидзе, Ворошилова и Калинина в непонимании национального вопроса. - Проверьте еще раз, - требует Ленин. На второй день Гляссер подает мне на заседании ЦК, у меня на квартире, записку с кратким изложением моей вчерашней речи и заключает ее вопросом: "Правильно ли я вас поняла?" - Зачем вам это? - спрашиваю я. - Для Владимира Ильича, - ответила Гляссер. - Правильно, - отвечаю я. - Прочитав нашу с вами переписку, - рассказывает мне Гляссер, - Владимир Ильич просиял: "Ну, теперь другое дело!" И поручил передать Вам все те рукописные материалы, которые должны были войти в состав его бомбы к XII съезду. Намерения Ленина стали мне теперь совершенно ясны: на примере политики Сталина он хотел вскрыть перед партией, и притом беспощадно, опасность бюрократического перерождения диктатуры. - Каменев едет завтра в Грузию на партконференцию, - говорю я Фотиевой. Я могу познакомить его с ленинскими рукописями, чтобы побудить его действовать в Грузии в надлежащ