го коммунизма"). Коммунисты утверждают, что то, что для рабовладельцев было добром, например, торговля рабами, а при крепостном праве - торговля крестьянами, то для раба и крепостного было злом. То, что для дворянина было добром, например, право первой ночи, для крестьян было злом. То, что для капиталиста было добром, например, увольнение работающих, безработица, снижение уровня заработной платы, то для работающих было злом. Что можно возразить на это? Только после отмирания классов, отмирания государства станут общими для всех людей понятия добра и зла. VIII. "Но нигде, - говорил в той же речи Солженицын, - в социалистическом учении не содержится требования нравственности, как сути социализма, - нравственность лишь обещается, как самовыпадающая манна, после обобществления имущества. Соответственно: нигде на земле нам еще в натуре не был показан нравственный социализм". Опять неверна речь Солженицына, опять он хочет увести нас от сути спора. Дело совсем не в обобществлении имущества (это Сталин так представлял социализм). Обобществление лишь средство, а цель нового бесклассового общества, когда "прекратится работа, диктуемая нуждой" (К. Маркс). Марксисты никогда не обещали самовыпадающей манны. Наоборот, с самого возникновения марксизма это учение призывает к борьбе за новое общество. Насчет правильности утверждения А.И. Солженицына, что в "социалистическом учении не содержится требования о нравственности" приведу выдержку из книги Маркса: "Если человек черпает все свои ощущения, знания и т.д. из внешнего мира, то надо, стало быть, так устроить окружающий его мир, чтобы он получал из этого мира достойные его впечатления, чтобы он привык к истинно-человеческим отношениям, чтобы он чувствовал себя человеком. Если правильно понятый личный интерес есть основа всякой нравственности, то надо, стало быть, позаботиться о том, чтобы интересы отдельного человека совпадали с интересами человечества. Если человек не свободен в материалистическом смысле этого слова, то есть если свобода заключается не в отрицательной способности тех или иных поступков, а в положительной возможности проявления своих личных свойств, то надо, стало быть, не карать отдельных лиц за их преступления, а уничтожить противообщественные источники преступлений и отвести в обществе свободное место для деятельности каждого отдельного человека. Если человеческий характер создается обстоятельствами, то надо, стало быть, сделать эти обстоятельства достойными человека". (К. Маркс, приложение No 1 к брошюре Ф. Энгельса "Людвиг Фейербах"). Как видно из приведенной цитаты, Маркс, в противоположность утверждениям Солженицына, дал развернутую программу того, как следует обеспечить нравственную атмосферу для полного расцвета отдельной личности и общества. Может ли такая программа быть осуществлена при капитализме или при диктатуре пролетариата, где человек находится в тисках разного рода обстоятельств? Конечно, нет! Только при социализме, в том понимании, какое он получил у Маркса, когда интересы отдельного человека будут совпадать с интересами общества, между людьми могут установиться подлинно нравственные отношения. Неосновательны утверждения Солженицына, что нигде на земле нам еще в натуре не был показан нравственный социализм. Но ведь нигде еще и социализма не было. То, что Сталин назвал социализмом, не имеет ничего общего с социализмом в марксистском понимании. IX. "В современных экономических работах доказано, - писал А.И. Солженицын, в сборнике "Из-под глыб", - что после мануфактурного периода, капитализм, вопреки К. Марксу, не эксплуатирует рабочих, что главные ценности создаются не трудом рабочих, а умственным трудом, организацией и механизацией. Рабочие же, особенно вследствие удачных забастовок, получают все большую и большую долю продукции, не выработанную ими". Обходя экономически безграмотные формулировки А.И. Солженицына, следует выяснить, что в его утверждениях правильно и что ошибочно? Правильно то, что по мере развития капитализма норма прибавочной стоимости относительно снижается, и это доказано не против Маркса и Энгельса. Именно они показали, что с ростом органического состава капитала на стоимость товаров переноситься все в меньшей и меньшей мере стоимость живого труда и увеличивается стоимость овеществленного, прошлого труда (машин, оборудования и т.д.). Но в стоимости овеществленного труда также имеется доля прибавочной стоимости, созданной в предшествующий период, когда создавались эти машины и оборудование. Правильно то, что в создании ценностей участвуют не только рабочие, непосредственно занятые на производстве, но и ученые, инженеры, учителя, обучающие ученых, рабочих и инженеров и другие высококвалифицированные работники. Но опять-таки, это говорит не против Маркса, а вытекает из его учения о простом и сложном труде. При жизни Маркса соотношение между трудом ученого, инженера и рабочего было в пользу последнего. Сейчас это соотношение меняется все в большей и большей мере в пользу ученых и инженеров. Маркс это предвидел, когда писал, что технический прогресс приведет к тому, что наука станет непосредственной производительной силой. Но это не меняет принципов учения К. Маркса. Правильно также и то, что благодаря классовой борьбе рабочих (хотя Солженицын не признает такого понятия, как классовая борьба), стачечной борьбе им удалось увеличить свою долю в национальном доходе. Все остальное, что после мануфактурного периода капитализм уже не эксплуатирует рабочих (а чуть ли не рабочие эксплуатируют капиталистов, как это выходит у Солженицына), и что рабочие получают долю, не выработанную ими, - это домысел, ибо никто не может взвесить это на весах и подсчитать, кто больше эксплуатируется: рабочий, или ученый рабочий, или инженер и т.д. И это, вообще говоря, не имеет значения, так как и рабочие, и инженеры, и ученые - те же наемные работники, которые противостоят капиталисту на рынке труда. То, что Маркс подразумевал под рабочими всех участников процесса производства, этого Солженицын или не знает, или не хочет знать. X. В своем обращении к руководителям СССР А.И. Солженицын иронизирует по поводу ошибки марксистов в оценке роли, какую сыграли колонии в развитии капитализма. Он обращает внимание на то, что передовые капиталистические страны после того, как они лишились своих колоний, добились значительно больших успехов как в развитии народного хозяйства, так и в улучшении жизни своих граждан, чем при колониализме. В истории развития капитализма колонии сыграли свою роль дважды. Первый раз в эпоху торгового капитала. Ограбление колоний стало одним из источников первоначального накопления капитала, за счет некапиталистической среды. Сначала нужно было накопить капитал, чтобы двинуть его в сферу производства. Эту роль для передовых стран капитализма выполнили колонии. Об этом ярко рассказано в 24-ой главе "Капитала" Маркса. Второй раз колонии сыграли свою роль в эпоху возникновения монополистического капитала. Для укрепления своих позиций на мировом рынке монополии нуждались в расширении внутреннего рынка, опираясь на который они становились способными выдержать конкуренцию на международном рынке с монополиями других капиталистических стран. Именно поэтому борьба за передел мира была наиболее характерной чертой монополистического этапа капитализма. Захват новых колоний обеспечивал расширение внутреннего рынка, огражденного таможенными барьерами от других передовых стран капитализма. Анализ этой эпохи, так называемого монополистического капитала, о сращивании промышленного и финансового капитала был дан уже не Марксом, а Р. Гильфердингом в его книге "Финансовый капитал" и Лениным в его книге "Империализм как высшая стадия капитализма". Улучшение положения рабочих в последние десятилетия произошло за счет гигантского роста производительных сил и производительности труда. XI. Говоря об отношении основоположников коммунизма к женщинам, единомышленник Солженицына Шафаревич в статье "Социализм", помещенной в сборнике "Из-под глыб", писал: "Отношение к этому деликатному вопросу можно проследить в различных переводах "коммунистического манифеста". В собрании сочинений, изданном в 1929 году, мы читаем: "Коммунистов можно было бы упрекнуть разве лишь в том, что они хотят поставить официальную открытую общность жен на место лицемерно скрываемой". В издании 1955 года слова "что они" заменены на "будто они". Таким образом, Шафаревич высказывает подозрение, что в позднем издании современные коммунисты пытаются причесать своих вождей. Такие обвинения не новы. В 1917-1919-х годах монархическая и белогвардейская печать в России и за границей перепевали этот тезис насчет общности жен. Как же в действительности записано в "коммунистическом манифесте" отношение коммунистов к женщинам? "Но вы, коммунисты, хотите ввести общность жен, - кричит нам хором вся буржуазия (и Шафаревич, который, как видим, присоединился к этому хору через 128 лет после издания манифеста). Буржуа смотрит на свою жену как на простое орудие производства, - продолжают Маркс и Энгельс, - он слышал, что орудия производства предполагается предоставить в общее пользование, и, конечно, не может отрешиться от мысли, что и женщин постигает та же учесть. Он даже и не подозревает, что речь идет как раз об устранении такого положения женщин, когда она является простым орудием производства..." "Буржуазный брак является в действительности общностью жен. Коммунистам можно было бы сделать упрек лишь разве в том, будто они хотели ввести вместо лицемерно скрытой общности жен официально открытую". Шафаревич привел только последний абзац из манифеста и посчитал, что факт планирования коммунистами общности жен доказан. Но Шафаревич оборвал цитату, а вот ее продолжение: "Но ведь само собой разумеется, что с уничтожением нынешних производственных отношений исчезнет и вытекающая из них общность жен, то есть официальная и неофициальная проституция..." Весь дух выдержки из "коммунистического манифеста", который мы привели, относящийся к вопросу об общности жен при коммунизме, вопиет против того толкования, которое дал ему Шафаревич. Итак, основное расхождение между идеалами Солженицына и идеологией коммунизма состоит в следующем. В то время как Солженицын видит свою основную задачу в защите национальных интересов русского народа, марксист своей главной задачей считает интернациональные интересы рабочего класса, интересы мировой революции. Солженицын готов бороться всеми силами против использования русского народа в интересах "властей нездешних". В "Августе 1914" Солженицын писал: "Разлом войны и революции не был совсем неожиданным для русского исторического сознания. В этом сознании шла перед войной трудная и многомысленная работа - разрослось широко изучение истории, одарив изобилием конкретно-исторических исследований, напряглась и укрепилась философская мысль, принесшая нам раздолье историософских построений". Почему же, несмотря "на многомысленную работу", история России пошла не по пути идеалов Солженицына? "Но как не успели младотурки с преобразованием армии, - писал Солженицын, - не было дано поспеть и с этой работой исторического сознания. Смотришь Россию в катаклизме революции, и видишь как бы большое и беспомощное тело агнца семипудового - терзают его вне его стоящие силы, власти нездешние, и тело это не может ни сообразоваться с этими силами, ни осмыслить их не умеет". Как же так получилось, что истинно русские патриоты не сумели поспеть с подготовкой русского народа к катаклизму революции, который надвигался на Россию постепенно, в течение почти сотни лет? Ведь воспитательная работа в духе пропаганды самодержавия, православия и народности велась в России славянофилами еще с двадцатых годов прошлого столетия. Распространению их философских взглядов ничего не мешало. А вот распространение взглядов русских просветителей демократов, а позднее русских социал-демократов было под постоянным преследованием самодержавия и церкви, и несмотря на это, Солженицын жалуется, что "не дано было поспеть с этой работой исторического сознания". Тут дело было не в том, что русские патриоты не успели довести до сознания народа свои идеалы, а в том, что они, эти идеи, находились в противоречии с классовыми интересами трудящихся масс России. Народ не увлекали такие абстрактные идеи, как самодержавие, православие, народность, ему нужно было еще что-то, а этого национальные партии России не могли предложить народу, не изменив своим идеалам. "Народ всегда считал, - писал Н. Бердяев, - крепостное право неправдой и несправедливостью, но виновниками этой несправедливости он считал не царя, а господствующие классы, дворянство..." Верно, что в предвоенные годы в сознании людей России шла напряженная работа. Появилось много партий, каждая со своей программой и философской концепцией, одни легальными, другие нелегальными путями обращались к народу, к различным классам России. Большевики потому сумели увлечь за собою народ, что они выдвинули самую простую и понятную для масс программу: прекращение войны, передачу земли, принадлежащую помещикам в руки крестьян, национализацию промышленности и банков. Широкие массы крестьян, главным образом тех, что были в армии, не откликнулись на патриотические лозунги партий, не откликнулись на призывы православной церкви и пошли за большевиками потому, что программа последних отражала интересы крестьян, и это они вполне осмыслили Массы рабочих, жестоко эксплуатируемых жадной и малоцивилизованной буржуазией, тоже пошли за большевиками вполне осмысленно. Вот и сегодня, отвергая марксистскую идеологию, - не ту, которую защищают сегодняшние вожди России, а подлинную, - что предлагает взамен марксизма Солженицын? Он говорит "о непостижимой ткани истории". "Пути истории, - говорит Солженицын словами своего героя Варсонофьева, -сложнее, чем вам хочется... Живя в этой стране, надо для себя решить однажды и уже придерживаться - ты действительно ей принадлежишь душой? Или нет? Если нет, можешь ее разваливать, можно из нее уехать, не имеет разницы. Но если да, надо включаться в терпеливый процесс истории, работать, убеждать и понемногу сдвигать". Если бы в основе исторического процесса действительно лежали какие-то непостижимые законы, как писал Солженицын, то никаким умникам не удалось бы их нарушить. Если история, как считает Солженицын, это река, то не следует ли из этой концепции, что история пореволюционной России тоже река, которая вот уже 60 лет течет в определенном направлении? Но вот приходит Солженицын (тут я пользуюсь его сравнением) и утверждает, что это не река, а загнивающий пруд... То, что романовская Россия просуществовала 300 лет, а Советская Россия - 60 лет, не меняет сути дела. Нам кажется, что по отношению к сегодняшней России, равно как и по отношению к царской России перед войной 1914 года, правильными были и остаются утверждения, что это, выражаясь языком Солженицына, не река, а "загнивающий пруд". Солженицын прав, когда говорит "о поднимающихся волнах бурлящих сил", но он не учитывает, что эти силы образовались под влиянием революционных партий России. В результате их борьбы с самодержавием стало ясно, что "большое семипудовое тело агнца" стало беспомощным благодаря бездарности царской администрации и самодержавного, устаревшего строя, показавших себя неспособными управлять Россией. Из солженицынской терминологии не ясно, что он подразумевает под "терпеливым процессом истории". Он неоднократно и в различных своих произведениях проводит мысль о том, что для "России нужны работники, делатели" ("Август 1914"), что "делают делатели, а не мятежники". Он писал: "Что... заставит людей думать о душе, что отвратит их от корыстолюбия, что и как настроит их душу на "разгадку" загадки лучшего человеческого строя? Душа всех, всего народа, потому что если одиночек, то снова вожди, политика и тактика в ущерб справедливости и этике, снова насилие над естественным иррациональным ходом истории... ...Какой же исторический путь России, каким должно было бы быть естественное, непрерываемое извне течение русской истории? Кто это может сказать? Я чувствую, что это мысль об истории и ее движущих силах - бездонна, поэтому никак не получается донырнуть до дна, достать песок истины, которая объяснила бы все необходимости и противоречия". ("Август 1914"). Солженицын считает, что разгадать перспективу развития России может только душа народа. Но кто же станет выразителем этих душевных стремлений народа? На этот вопрос он не отвечает. Он откровенно признает, что определить движущие силы русской истории он не может. Напряду с этим, он решительно отвергает философскую концепцию марксистов. В "Нобелевской лекции по литературе", он писал: "...и страны, и целые континенты повторяют ошибки друг друга с опозданием бывает и на века, когда кажется, так все наглядно видно, а нет, то что одними народами пережито, обдумано и отвергнуто, вдруг обнаруживается другими, как самое новейшее слово". Солженицын не может понять, почему во всех странах происходит повторение общественных форм, несмотря на наглядно зримые их недостатки. У меня сложилось такое впечатление, что взгляды Солженицына выработались у него не в спокойной обстановке, не как взгляды ученого, а как борца. Он отверг навязанную ему сначала в школе, затем в вузе идеологию, потому, что она была навязана ему так же, как она была навязана сотням, тысячам и миллионам других людей. Он не проникся желанием глубже познать марксистскую философию, и это естественно, ибо он был переполнен чувством ненависти к сталинской системе, стремлением сбросить с себя это наваждение. Он обратился к произведениям Маркса не для того, чтобы познать эту идеологию и взвесить все за и против, а для того, чтобы опровергнуть эту доктрину, и он стал выискивать материал для опровержения ставшей ему ненавистной идеологии. Отвергая марксистскую идеологию, он тем самым отверг единственно обоснованное объяснение причин непонятной для него монотонности исторического процесса. Маркс и Энгельс выработали свои взгляды на основе глубокого изучения естественных наук, философии, истории, экономических наук, а также на изучении произведений всех утопистов-социалистов. Не было при их жизни ни одной, заслуживающей внимание книги во всех указанных областях науки, которая бы не стала предметом их пристального изучения. Для своего времени они стояли на вершине человеческих знаний. Солженицын выхватывает из их учения 20 - 30 случайно подобранных фраз - то, что такие фразы не связаны с основами их учения, мы показали путем разбора всех примеров, взятых Солженицыным из их высказываний, - не связанных с их учением и между собою, и делает попытку таким образом опрокинуть систему взглядов, которая в течение ста с лишним прошлых лет была властителем дум, и которая сейчас продолжает оставаться властителем дум огромного количества мыслящих людей. Конечно, никакая концепция не может претендовать на вечность. Бесспорно, кое-что устарело в учении Маркса-Энгельса. Сами основоположники коммунизма неоднократно подчеркивали, что их теория не догма, что она должна систематически сверяться с новейшими открытиями в области естественных и экономических наук и с практикой. "Теория не есть вексель, который можно предъявить действительности ко взысканию, - писал Л.Д. Троцкий в книге "Что такое СССР?", - если теория ошибается, надо ее пересмотреть или пополнить ее пробелы. Надо вскрыть те реальные общественные силы, которые породили противоречия между советской действительностью и традиционной марксистской концепцией. Во всяком случае, нельзя бродить впотьмах, повторяя ритуальные фразы, которые могут быть полезны для престижа вождей, но зато бьют живую действительность в лицо". (стр. 83-84). Следует, однако, подчеркнуть, что все открытия в области естественных наук, которые произошли за время после смерти Маркса и Энгельса, в том числе и в области генетики, кибернетики, физики, химии не только не опрокинули теоретических основ диалектического материализма, а наоборот, уложились в рамки учения основоположников коммунизма. Осуждения, которые получили при Сталине открытия в области физики, генетики, кибернетики, не являются марксистскими так же, как порочный сталинский режим не является социализмом. Единственно, на чем основываются все ниспровергатели марксизма, это на опыте русской, китайской и других социалистических революций. Удивительно не то, что марксистское учение в век гигантского прогресса науки и техники требует внесения коррективов, а то, что в самый динамичный период человеческой истории оно подверглось таким ничтожно малым попрекам и изменениям. В письме, направленном советским руководителям в сентябре месяце 1973 года, А.И. Солженицын утверждает, что все беды России проистекают от марксистской идеологии, положенной в основу государственной политики СССР. Он обращается к современным вождям России публично отказаться от коммунистической идеологии и отдать ее Китаю, который добивается главенства в международном коммунистическом движении и готов ради этого начать войну с СССР. Высказываясь по существу письма Солженицына, А.Д. Сахаров, хотя и не согласен со многими аспектами его письма к вождям партии, в вопросе об отказе от коммунистической идеологии поддерживал это предложение Солженицына. И тот, и другой против идеологии коммунизма. А.И. Солженицын потому, что России нет дела до международного коммунизма, у нее своя историческая судьба. А.Д. Сахаров потому, что коммунистическая идеология уже давно потеряла свою первоначальную сущность и не лежит в основе внутренней и международной политики СССР, а является только ее фасадом, и скорейший отказ правительства СССР от этой идеологии может привести только к оздоровлению государства. Обе приведенные точки зрения исходят не из существа теории Маркса-Энгельса, а из опыта применения этой теории на практике в СССР и в ряде других социалистических стран. Однако слабость этого движения обнаружилась не в дефектах учения, а в отступлении от него и в порочности практики. А.И. Солженицын исходит из того, что теория научного социализма в ходе русской революции потерпела крах. Причины краха он не анализирует. Потому ли, что сама теория лишена гуманной основы и привлекательности ее для людей, или потому, что она была осуществлена людьми, которые были увлечены другими интересами, ничего общего с социализмом не имеющими. В V-ой части "Архипелага Гулага" А.И. Солженицын оправдывает всех тех, кто во имя ликвидации сталинского режима в России во время войны с Гитлером стал на сторону врага, кто в этих целях участвовал в восстаниях против СССР, боролся против России в частях, сформированных врагом, и т.д. и т.п. А.И. Солженицын писал: "В 1-ой части я говорил о тех власовцах, которые взяли оружие от отчаяния, от пленного голода, от безвыходности... А теперь... надо же и о тех сказать, кто еще до 41-го ни о чем другом не мечтал, как только взять оружие и бить этих "красных комиссаров, чекистов и коллективизаторшиков? Помните, у Ленина: "Угнетенный класс, который не стремится к тому, чтобы научиться владеть оружием, заслуживал бы лишь того, чтобы с ним обращались как с рабами". Так вот, на гордость нашу, показала советско-германская война, что не такие-то мы рабы, как нас заплевывали во всех либерально-исторических исследованиях: не рабами тянулись к сабле снести голову Сталину-Батюшке... Эти люди, пережившие на своей шкуре 24 года коммунистического счастья, уже в 1941 году знали то, чего не знал еще никто в мире: что на всей планете и во всей истории не было режима более лукавого, изворотливого, чем большевистский, самоназвавшийся "советским". Что ни по числу замученных, ни по вкоренчивости на долготу лет, ни по дальности замысла, ни сквозной унифицированной тоталитарностью не может сравниться с ним никакой другой земной режим, ни даже ученический гитлеровский, к тому времени затмивший западу все глаза. И вот пришла пора, оружие давалось этим людям в руки - и неужели они должны были смирить себя, дать большевизму пережить свой смертельный час, снова укрепиться в жестоком угнетении - и только тогда начать борьбу (и по сегодня не начатую почти нигде в мире). Нет, естественно было повторить прием самого большевизма, как он сам вгрызся в тело России, ослабленное первой мировой войной, так и бить его в подобный же момент во второй". (А.И. Солженицын "Архипелаг Гулаг", ч. V, стр. 30-31). Меня поражает во всей этой позиции А.И. Солженицына то, что он оправдывает действия тех, кто стал на сторону врага во время войны, войны не обычной, такой, скажем, какой была война 1914-1917-х годов, а войны, поставившей на карту судьбу русского народа, которому была уготовано рабство и физическое уничтожение. Мне кажется, что Солженицын ослеплен своей ненавистью к коммунизму. Она мешает ему видеть очевидное - он не может справиться с ней и не хочет считаться с фактами. Вот что говорил Гитлер по поводу отношения к славянам (см. "Нюрнбергский процесс" том III, стр. 337 и 338): "...в недалеком будущем мы оккупируем территорию с весьма высоким процентом славянского населения, от которого нам не удастся так скоро отделаться... Мы обязаны истреблять население, это входит в нашу миссию охраны германского населения. Нам придется развить технику истребления населения... Я имею в виду уничтожение целых расовых единиц... Если я посылаю цвет германской нации в пекло войны, без малейшей жалости проливая драгоценную немецкую кровь, то без сомнения, я имею право уничтожить миллионы людей низшей расы... Одна из основных задач... во все времена будет заключаться в предотвращении развития славянских рас. Естественные инстинкты всех живых существ подсказывают им не только побеждать своих врагов, но и уничтожать их". В другом месте Гитлер говорил: "Мы хотим произвести отбор слоя новых господ, чуждого морали жалости, слоя, который будет сознавать, что он имеет право на основе своей лучшей расы господствовать, слоя, который сумеет установить и сохранить без колебаний свое господство над широкой массой". И наряду с такой позицией в отношении соотечественников, сотрудничавших с фашизмом, Солженицын занял прямо противоположную позицию в отношении тех, кто хочет сейчас сменить тоталитарный режим России на режим демократии. Почему, когда речь шла об опасности истребления русских и оттеснения России за Урал, Солженицын не побоялся за судьбу своего народа, а когда диссиденты поставили вопрос о демократизации страны, он испугался за судьбу России? Солженицын с гордостью писал о том, что сам факт восстания соотечественников против батюшки Сталина уже является свидетельством свободолюбия русского народа. Но не всякое восстание является показателем стремления народа к свободе. Наоборот, иные бунты только подчеркивают рабскую сущность бунтовщиков, если, например, в основе восстания лежит только чувство неудовлетворенной злобы и мести. К чему могли привести такие бунты, о которых писал Солженицын? К нравственному оздоровлению России или к голому насилию и нравственному одичанию? Причины возникновения таких бунтов можно понять, но восхищаться ими нет никаких оснований. "Вождя" одного из таких восстаний против советской власти Марка Ретюнина, о котором упоминается в "Архипелаге Гулаге", я знал лично с января 1937 по апрель 1941 года на лесзаге "Касью" (см.. соответствующую главу). Этот "свободолюбивый" герой был бывшим бандитом, осужденным за убийство по статье 59-3. Он был безграмотным, умеющим читать по складам и писать печатными буквами. Психология этого дремучего человека изменилась за время его пребывания в лагере только в том отношении, что он под влиянием бывших врагов революции сменил идею убийства ради ограбления на идею массового и беспощадного убийства людей, стоящих выше него на социальной лестнице. Его захватывала "мысль", что наступит такое время, когда можно будет без опаски уничтожать людей. Он одинаково восхищался и Сталиным, и Гитлером, как людьми с сильным характером. "Вот это люди!" - восклицал он, при этом сжимая оба кулака, представляя этим жестом удушение человека. По вине Ретюнина погибло много людей прекрасных и ни в чем не повинных, кроме того, что они знали Ретюнина. В их числе сильно пострадали Федя Муравьев, Маша Солнцева и др. От знакомства с произведениями и выступлениями Солженицына, об отношении его к фашизму, у меня осталось противоречивое впечатление. С одной стороны, он говорит, что те, кто, борясь с коммунизмом за национальное возрождение России, стали на сторону Гитлера, вскоре поняли, что попали из огня в полымя (V часть о Бранницком). С другой стороны, он говорит, что с коммунистическим режимом не может сравниться никакой другой земной режим, ни даже ученический гитлеровский, к тому времени затмивший западу все глаза. В итоге в моем сознании отложилось такое ощущение, что из двух зол - коммунизма и фашизма " он выбрал последнее. Только этим я могу объяснить, что он одобрял восстание русских людей против советской власти во время войны с гитлеровской Германией. Солженицын прошел мимо таких фактов, как сжигание людей в газовых камерах, изготовление мыла из человеческих трупов и материала из человеческих волос для промышленных нужд, проведение медицинских опытов над детьми, по-видимому, потому, что операции такого рода, проводимые фашистами, не касались русских людей. Но уничтожение шести миллионов евреев в газовых камерах и рвах, учиненное гитлеровской Германией с участием русских, украинских, белорусских, литовских и др. антисемитов, Солженицына, выражаясь его языком, не печет, а вот участие евреев в аппарате ЧК его печет. И тут мне хочется остановиться на вопросе об отношении Солженицына к евреям. Антисемитом Солженицына назвать было бы неправильным, это мое твердое впечатление и убеждение, вынесенное из знакомства с его выступлениями, произведениями и другими публикациями. Субъективно, он, безусловно, не антисемит. Но объективно вся его философия, развернутая им во всех произведениях, и особенно в "Архипелаге Гулаге" и в книге "Бодался теленок с дубом", льет воду на мельницу антисемитов. В зарубежном самиздате была распространена заметка за подписями Н. Гаенко и А. Карпова, в которой они писали: "При чем тут Солженицын,... если он называл именно палачей, в большинстве бывших евреями. Не может же он отнести их, скажем, к туркменам, казахам, белорусам - этих Френкелей, Коганов, Раппопортов, Берманов, Ягод, Авербахов, Финкельштейнов и многие тысячи евреев, заливших страну невинной кровью". Опасность солженицынского обобщения, как видим, состоит не в том, что он назвал имена евреев-чекистов, а в том, что это правильное упоминание их имен выделено от других имен, других наций и, главным образом, русских, и благодаря этому стало знаменем для истинных черносотенцев типа Гаенко и Карпова, или Скуратова, статья которого "Русский сионизм и национализм" была помещена в журнале "Вече". В этой статье последний говорит совершенно неправильно о захвате власти в 1917 году инородцами. В чьих руках в действительности была власть в первые два десятилетия советской власти? При Ленине, в период 1917-1922 годов, когда еще национальные моменты не играли роли, когда партия руководствовалась интернациональными принципами, евреи занимали второе, после русских, место в руководстве партии и правительстве. Из семи членов Политбюро, самого главного органа советской власти, было три еврея: Троцкий, Зиновьев и Л.Б. Каменев, три русских: Ленин, Рыков и Бухарин и один грузин - Сталин. После смерти Ленина, в ходе острейшей внутрипартийной борьбы, основные политические фигуры из числа евреев были отстранены от власти. Уже в1927 году в Политбюро остался один еврей, сталинский холуй - Л.М. Каганович. Из 71 члена ЦК осталось только 6 евреев, а из 195 членов ЦКК - 24 еврея, занимавших второстепенные и даже третьестепенные роли. Как известно, за всю историю советской власти, наименьшая интенсивность террора падает на первые десять лет, что засвидетельствовано книгой Солженицына "Архипелаг Гулаг". Кто являлся вдохновителем и политически-ответственным за карательную работу советской власти? Политбюро ЦК РКП(б), без решения которого органы безопасности не имели права арестовывать и тем более планомерно уничтожать отдельные политические течения и отдельных лиц. Они были только исполнителями воли Политбюро, а после 1934 года только исполнителями воли Сталина. Утверждения Гаенко, Карпова и Скуратова являются не только грубо антисемитскими, но и что самое важное, они противоречат фактам истории. И Гаенко, и Скуратов изобразили дело так, что ЧК под начальством евреев боролась не с контрреволюцией, как ее понимали политические руководители большевизма, а с русским народом. Больше того, эти евреи-палачи, по утверждениям погромщиков, стремились уничтожить самую выдающуюся часть русского народа - его интеллигенцию и крестьянство. Известный английский публицист, автор книги "Большой террор" Р. Конквист, назвал те же фамилии, что Солженицын, однако эти 8 евреев, которых назвал Солженицын, тонут среди сотен имен неевреев, таких как Завенягин, Гаранин, Берзин, Никонов, Молчанов, Миронов, Бордаков, Гай, Барабанов, Мальцев и многих других. К этой группе следует отнести: Дзержинского, Менжинского, Унтлихта, Емельянова, Орлова, Реденса, Медведя, Карпенко, Дерибаса, Запорожца и многих других руководящих работников ЧК. Так, например, в кашкетинских расстрелах троцкистов на Воркуте участвовали: Григорьев, Чучелов, Никитин, Бутузов, Монахин, Зеленко, Уськов, Жариков и другие. То же на Колыме: Э. Берзин, Филипов, Майсурадзе, Егоров, Васьков и др. Кроме того, в первые двадцать лет, о которых пишет Скуратов, органами ЧК было расстреляно и уничтожено другим путем больше евреев, чем русских (если их брать относительно к количеству еврейского и русского населения в СССР), и в том числе таких выдающихся политических деятелей как: Троцкий, Зиновьев, Каменев, Радек, Сокольников, Разенгольц, Рязанов, Гамарник и многие другие. Не забудем также и того, что в 1936-1937-х годах, после удаления из ЧК Ягоды, были также удалены и расстреляны подавляющая часть старых чекистов, и в том числе все те, которых поименно перечислил Солженицын, и заменены русскими. Перемена в национальном составе руководящих работников ЧК в сторону подавляющего усиления русского влияния в аппарате ЧК, после прихода в ГПУ Ежова, не привела к ослабления террора в стране. Наоборот, репрессии усилились и получили название "ежовских" и "бериевских". И это понятно, так как вся карательная политика, во все годы, начиная с 1923 года и до самой смерти Сталина, осуществлялась по его личным указаниям. Именно к этим годам относится густота репрессий и пополнение лагерей. Из трех наиболее сильных потоков, описанных Солженицыным, два прошли после 1934 года, т.е. после того, как из аппарата ГПУ были удалены все евреи. Может быть, после того, как из аппарата ГПУ были удалены евреи, сильно снизился процент русских репрессированных аппаратом Чека? Ничего подобного ни в "Архипелаге Гулаге", ни в какой другой книге вы не прочтете. Такой статистики нет и быть не может. Наоборот, в первый, ягодинский период, евреев было уничтожено больше, чем во втором, ежовском, и в третьем, бериевском, периодах, так как к этому времени Сталин вчерне уже закончил расправу с оппозицией. Никогда евреи, работавшие в ЧК, не были вдохновителями репрессий. Они были только исполнителями. На них Сталин взвалил, я думаю, тоже не без умысла, самую грязную и черную работу, расправу с оппозицией. Те, кто показывает русскому народу пальцем на евреев как на основных виновников сталинских репрессий, так же не правы, как не правы те, кто показывает пальцем на русских, украинцев, белорусов, литовцев и др. как на виновников геноцида против евреев, которых фашисты только использовали для грязной работы при истреблении евреев во рвах, ямах и др. местах на территории СССР. "Могут, конечно, возразить, - писал Скуратов, - что и здесь все евреи не должны нести ответственность за какую-то свою часть, но нельзя забывать, что эта часть имела власть, и разница состоит в том, что если русская власть пресекала погромы, то эта их организовывала, притом в глобальном масштабе". Чем логика Скуратова отличается от логики Геббельса? Здесь что ни слово, то перл, или, как говорил Солженицын, - "все наоборот". Евреи как евреи в советской России никогда властью не обладали. Отдельные лица еврейской национальности были у власти, но они никогда не выполняли какой-то специальной еврейской миссии, в частности, мести русскому народу за погромы в царской России. И тем более, евреи не могли мстить русской интеллигенции, которая, как известно, всегда выступала в защиту евреев от царских репрессий. Во главе советской власти по всей стране стояли русские, что видно из нижеследующей таблицы о составе делегатов съездов партии, фактического высшего органа власти СССР:
NoNo съездов Год созыва Состав делегатов съезда
всего делегатов в том числе:
чел. % русских евреев
чел. % чел. %
VI съезд 1917 171 100 92 53,8 29 16,3
VIII съезд 1919 301 100 190 63,1 49 16,0
IX съезд 1920 554 100 372 67,1 77 13,8
X съезд 1921 671 100 494 73,6 94 14,0
XI съезд 1922 522 100 341 65,3 77 14,7
XII съезд 1923 408 100 249 61,2 46 11,2
XIII съезд 1924 748 100 468 60,0 65 8,6
XIV съезд 1925 665 100 405 61,0 нет данных
XV съезд 1927 898 100 562 62,6 66 7,4
Примечание: Данные