м, а Шираз оказался как раз тем громоотводом, по которому уходят в никуда вспышки болезненного самолюбия молодого офицера, не насладившегося еще вдоволь общением с личным составом. Но тут нашла коса на камень. В стройбате ведь как: первый год службы - "не понимаю по-русски", второй - "мне не положено по сроку службы". В Борином воспитательном процессе было все, кроме строевой подготовки. Отсутствие такой важной составляющей в воспитании настоящего солдата очень расстраивало Бориса. Тщетные попытки приучить Шираза к исполнению команд окончательно убедили нашего лейтенанта в неслучайности его служебных неудач. Уже на третьей неделе службы в Афганистане Боре подвернулась возможность утвердиться в глазах комбата. Выйдя из засады на своем БМП, он "загнал в угол", а потом расстрелял из автоматической пушки духовский "Семург" с пулеметом ДШК в кузове. Честно доложив комбату об удаче, будущий герой долго отмахивался автоматом от наседавших на него дембелей. Но попытки таким образом уговорить молодого летеху провести "шурави контроль" до прибытия комбата ничего не дали. А комбат не заставил себя долго ждать. Брезгливо оглядев ДШК, изуродованную машину и мертвых духов, он с циничным спокойствием приказал своим телохранителям на глазах разъяренных такой несправедливостью дембелей Бориной группы, обыскать убитых и забрать все ценное: деньги, часы, личное оружие. Собрав богатый бакшиш, комбат улетел, оставив Борю один на один с подразделением, полностью потерявшим веру в молодого лейтенанта. Но судьба дала Боре новый шанс. При очередном сопровождении колонны ему удалось вернуть себе уважение солдат и самого комбата. Еще не опустошенный безысходностью происходящего вокруг и не настрелявшийся вволю, Боря внимательно следил за окрестностями в оптику прицела, заняв место наводчика в своей машине. Он первым увидел девушку в комбинезоне, вставшую во весь рост среди камней и откинувшую волосы назад изящным движением головы. Боря зачарованно следил за красавицей, и каким же искренним было его изумление, когда он увидел в ее руках гранатомет. Кто знал, что это та самая итальянская инструкторша по стрельбе, про которую разведка впервые узнала несколько месяцев назад из радиоперехвата? Борин возглас в эфире услышали все. Его фраза "Что ж ты делаешь, сучка?", прокомментировавшая прямое попадание гранаты в головную машину колонны, была воспринята всеми как кодовая команда к отражению атаки. Колонна огрызнулась морем огня. Продолжая рассматривать итальянку в перекрестья прицела, Боря хладнокровно завалил ее с первой попытки, взяв приз, назначенный особистами за ее поимку - орден "Красной Звезды". Это, правда, не спасло колонну от разгрома, а Борю от неприятностей. Его БМП нарвалась на фугас. Как Боря умудрился вылететь в люк, я так и не понял. Но факт остается фактом - из всего экипажа выжил он один, чтобы поведать нам о красивой наемнице из Италии, инструкторше по стрельбе из гранатомета. Суббота, 25 февраля 1984 года, 442-й ОКВГ. Неделю назад Борю, как выздоравливающего, перевели в травматологию, в другой корпус. Его койку убрали, и нас осталось пятеро. Хотя раненые продолжают прибывать из Афгана, к нам в палату уже никого не кладут. Шираз проникся смыслом интернационального долга и добросовестно выполняет ответственную задачу связного между Витей и гастрономом, что находится по ту сторону забора. Врачи уже давно забыли, чем Шираз болел и как сюда попал. Когда он пришел с очередной перевязки с горным пейзажем, нарисованным йодом на его изуродованной заднице, мы поняли, что медперсонал в отделении окончательно потерял к нему интерес. Легко сказать: "Возлюби ближнего своего". По отношению ко всем нам это означает одно - оставьте нас в покое. Для Вити это совершенно немыслимо. Нормальный человек в толпе слабеет, Витя же без людей не может. Он постоянно лезет на рожон, проявляя поразительную поисковую активность и агрессивность. Именно такое поведение в первые минуты боя гарантировало ему там, на войне, качественный "отстрел" противника. Здесь же, в госпитале, он всех достал своими "наездами" и уже перешел на общение с местными алкашами, частенько забывая, кто он и где находится. Его мозг пылает как костер и ему больше не надо отвечать на вопрос, зачем он живет. В такой ситуации становится возможной любая глупость со стороны Вити, внутреннее сознание которого протестует, и энергия его безрукого тела бушует как штормовые волны. Когда он исчезает надолго, мы посылаем за ним Шираза. Нас с Серегой уже пару раз свозили для примерки на протезный завод, что на улице Бестужевской. Мы уже пережили первый шок от своих кожно-шинных протезов. При виде этих уродливых конструкций из металлических полос, грубой кожи и набора шнурков с ремнями, понимаешь, что ты потерял на самом деле. Надежда на помощь со стороны умирает и, как это ни цинично звучит, главным человеком, чьи интересы я должен сейчас соблюдать, становлюсь я сам. Поэтому такие поездки единственный для меня шанс отвлечься и посмотреть город. Вид города в окно госпитального автобуса сильно отрезвляет. Как все больные мы воображаем, что суть решения наших проблем в нашем выздоровлении. Это иллюзия словно оконное стекло - мы видим выход сквозь него, но оно же и отделяет нас от выхода. Леха решил учиться играть на гитаре. Гитару ему принесли пацаны с его двора на Лиговке. В честь Дня Советской Армии ему полностью освободили от гипса левую ногу и правую руку. На правой ноге оставили жесткую лангету, а левую руку и всю грудь снова одели в гипсовую рубашку. У него появилась возможность сидеть. Праздник Леха встречал в новых молочно-белых доспехах, которые мы мигом расписали пожеланиями и украсили всевозможными орденами. Витек подарил от себя лично "Орден за выживание" - кем-то разрубленный пополам юбилейный рубль. Он с такой силой вдавливал своими культями кусок металла с гербом в еще мокрую гипсовую повязку, что мы не на шутку испугались, как бы Витек не перестарался и не занес эту благодарность в еще плохо зажившую Лехину грудь навечно. У Лехи три пулевых ранения в грудь и ключицу. Ноги он сломал, когда падал в горную речку. Его история банальна и печальна. Собственно, как и у каждого из нас. Будучи старшим в группе, сержант Леха поперся со своим табором под Новый год в кишлак за бакшишом. Нагрузившись, при выходе из кишлака они напоролись на народных мстителей. Огрызаясь до последнего, прикрывая отход своей группы, он, простреленный насквозь, почти в беспамятстве свалился в горный поток. Его подобрали наши ниже по течению. Услышав стрельбу в кишлаке и увидев плывущие по реке пачки презервативов и блоки сигарет, бойцы соседнего батальона разумно решили ждать появления и самого Деда Мороза. Холодная вода остановила кровотечение, сохранив остатки жизни в нашпигованном свинцом теле Вити. Сейчас все страшное для него уже позади. Мама и папа частенько навещают его, и вкус к жизни с каждым новым днем просыпается в его истосковавшемся по движениям теле. У моего соседа по койке Сереги нехорошая привычка с отягчающими обстоятельствами: он много молчит и столько же курит. Его ленивое презрение и пофигистическое неудовольствие проявляется в плохо скрываемом желании "отмочить" какую-нибудь гадость. Короче, упрямство и амбиции сделали свое дело. Старшая сестра отделения, сдавшись, сама принесла ему персональную пепельницу. Серега родом из Алма-Аты. Он потерял обе ноги, нарвавшись на наши мины. После сильных дождей вместе с оползнем со склона сошла часть старого, давно забытого и не обозначенного ни на одной карте минного поля. Когда их расчету приказали сменить позицию выносного поста, Серега смело зашагал по косогору, уверенный в том, что здесь мин нет и никогда не было. Его уверенности хватило ровно на пятнадцать шагов. Напарник его погиб от осколочных ранений, пытаясь вытащить Серегу, - он наступил на "свою" мину. Парня подбросило вправо-вперед, падая, он зацепил еще одну противопехотку. Серегу закидало "пельменями" из напарника. Весь в бинтах и гипсе, он похож на подбитый дымящийся четырехмоторный самолет, летящий на одном двигателе - лишь бы долететь... Скука, отсутствие возможности самостоятельно передвигаться рождают атмосферу безнадежности, ограниченную неведением о нашем завтра. Мы просыпаемся в одних и тех же стенах, единственное окно маячит в глазах, как плащ матадора. Мы в ловушке у настоящего. Не нужно торопиться - времени вполне достаточно: у нас есть завтра, и послезавтра... Обыденность - вот та занавеска, что скрывает от нас реальность нашего положения. Мы стали рабами изумительной способности увязать в собственных слабостях. В нас стремительно накапливается усталость друг от друга. Мы глубоко пропитаны давно ставшей нашим обычным состоянием пассивностью, которая более опасна, чем сигареты Сереги и "зигзаги" Витька. Все это очень похоже на страшную болезнь, неприятную и коварную. Причину болезни выявить несложно, и сами мы прекрасно понимаем: данное заболевание - ничто иное, как следствие нашей неуверенности и даже страха перед завтрашним днем, проистекающее из сегодняшнего нашего положения. Пятница, 27 июля 1984 года, 442-й ОКВГ. Завтра я уезжаю домой. Дембель!!! Я пробовал начать писать о сегодняшнем дне, но не смог написать ни слова. И только через несколько мучительных часов из меня полился поток чего-то непристойного. Подробности наших отношений в последнее время слишком мерзки и унизительны. Мы окончательно удалились друг от друга. Это началось до того, как нас перевели в четвертое отделение травматологии. Меня мутит от Витиных разговоров и его попыток поделиться с каждым "своим счастьем". Я уже давно изменил свою повседневную жизнь - каждый день для меня есть лишь то, что он есть. И я не коллекционирую ничего лишнего только затем, чтобы потом освобождаться от этого. Витя откровенно отдыхает, когда мы с Серегой сбиваем культи в кровь, преодолевая первое препятствие - восемнадцать ступенек, отделяющих первый этаж госпиталя от тротуара. В госпиталь постоянно прибывают новые пацаны с Афгана. Из нашей палаты в госпитале остаются только Витек и Леха. Борю вылечили и признали годным к строевой. Он уехал в отпуск к маме набираться сил. Серегу положили в стационар при протезном заводе. У него возникли проблемы с кожей: постоянные потертости и раздражение. Леха уже самостоятельно передвигается по госпиталю. Его гипсовая рубашка, покрывающая руку и грудь, еще удерживает его от прыжков через забор. Наши надписи на ней почти стерлись. Только Витькин разрубленный рубль, приклеенный суперклеем с "Электросилы", блестит как прежде. Теперь эту железку уже невозможно отодрать от Лехиной брони. Шираз ушел на дембель, оставив Витю наедине с собственными проблемами. Обстоятельства заставили Витька что-то делать самому, проявлять инициативу. Но у нас уже не хватает терпения не исправлять то, что он пытается сделать самостоятельно. Все только и делают, что указывают ему на промахи, забывая о его былых победах и заслугах. Витя ждет от нас то, что привык получать от Шираза, взявшего на себя его обслуживание. Но мы, раскусив Витины фирменные трюки, пытаемся воспроизвести их сами, выбивая клин клином. Он сильно прибавил в весе, почти каждый день напивается к отбою. Постоянно теряет свой искусственный глаз. От его зигзагов устали все: замполит госпиталя, главный хирург и мы. Витек без стыда и совести игнорирует вызовы на примерку новых протезов. Я понимаю, две пластиковые кисти в черных перчатках - не замена рукам, а набор крючков для таскания сумок и держания лопаты - не повод для гордости даже для нормального мужика, не говоря уже о Вите. Мы прощаемся. Завтра рано утром у меня самолет. Обменялся адресами с Лехой, Серегой. Записывая свой адрес в записную книжку Витьки, я сказал: "Твой адрес я не беру специально. Отвечу только на твое письмо мне. Напишешь письмо лично - я отвечу. Не напишешь сам - письма не жди". Мы обнялись. Витек похлопал меня культяшками по спине, прижавшись ко мне оплывшим телом. Я пожал уже успевшую усохнуть его правую культю. Я смотрел на последнюю страницу дневника. Казалось, что прочитав лишь часть записей, я избавился от всей гадости, которая накопилась во мне за эти годы. Зачем я писал тогда? В самонадеянной попытке выдавить из себя по капле самые мерзкие мысли и чувства, чтоб навсегда избавиться от них? Попытка писать дневник была, видимо, стремлением спрятаться от депрессии. Но слишком весело все получилось. Обманывая себя, я только зря тратил энергию. Дневник вытаскивал из глубины моей души самые неприятные мысли и чувства. Дневник - это зеркало, в котором я видел себя. Но, в отличие от настоящего зеркала, оно показывало мое прошлое. Это было болезненно. Я закрыл дневник. Адреса в нем просто не могло быть. Страница, исписанная крупными круглыми буквами, заставила меня задуматься. Я понял, что и в тридцать лет повторял те же ошибки, что делал в двадцать, невольно поступая так, что жизнь впечатляла меня столь же сильно, как и любая физическая опасность. И все же я не сумел вовремя справиться с ситуацией - именно тогда, когда получил это письмо. Я не смог написать ответ. У меня не было права так поступать. А право на новые собственные ценности - откуда мне было взять их? Я представил, как Витек, держа ручку в зубах, выводит аккуратные, по-детски круглые буквы. Как он ждет ответа и, не дождавшись, находит оправдание моему молчанию. Нечистая совесть - это налог, который я обязан платить за попытку жить свободным от невыполненных обещаний. Но я хочу быть свободным и чистым перед своей совестью. Сделать и покаяться легче, чем не сделать и раскаяться. 1999 год Павел Андреев. Путь отчаяния --------------------------------------------------------------- © Copyright Павел Андреев, 1999 Автор ждет Ваших отзывов и комментариев, присылайте их по адресу vova@dux.ru Оригиналы материалов этой страницы расположены на сайте "Афганская война 1979-1989 в разделе "Рассказы участников" http://www.artofwar.spb.ru/pavel_andreev/index_tale_andreev.html ║ http://www.artofwar.spb.ru/pavel_andreev/index_tale_andreev.html --------------------------------------------------------------- "Все умирать будем. Отчего же не потрудиться?" Л.Н. Толстой "Смерть Ивана Ильича" У каждого поступка - свое внутреннее время, для каждого времени - свои поступки. Психологически я готов ко всему и надеюсь жить еще долго - лет восемьдесят или больше. При современном уровне средств физической защиты это реально. Только надо держаться, нельзя опускать руки, превращаясь в легкую жертву. У меня уже была возможность умереть, но я упустил ее и теперь верю, что смогу прожить столько, сколько захочу. И совсем не важно, гашу ли я из пулемета свою тоску по Родине или получаю виски за вредность. Мне так удобно. Я привык так жить. Детские болезни становления прошли, я вступил в возраст, для которого характерны иной ритм жизни, иные проблемы и иные недуги. Изменились сами подходы в решении жизненных задач. Раньше наиболее актуальным было правильно определить момент начала и оценить риск очередного жизненного зигзага. Сейчас же требуется анализ целей и задач на много лет вперед. Прогноз на одну-две недели перестал быть актуальным. Изменились и методы борьбы за выживание. Если раньше на ура проходили простые технические трюки с демонстрацией пистолета, то теперь они могут быть использованы разве что в крайних ситуациях. Не могу смириться, если чего-то не добиваюсь. Но жизнь научила терпению и умению удовлетворяться минимальным результатом. Пришлось осмотреться, найти то, что интересно, и заниматься этим, ни о чем не задумываясь. Поначалу результат меня вообще не беспокоил. Судьба вынесла, и нашлись люди, которые сказали: "Да, этот пацан что-то шарит в жизни". Все начиналось в феврале 1995 года, очень мирно. Никто не любит давать в долг, несмотря на моральное удовлетворение (в таких случаях чувствуешь себя богаче, чем ты есть на самом деле). Хуже всего давать в долг друзьям - обязательно услышишь: "Братан, подожди пару месяцев!". Но Шуруп - это другой случай. Появление у меня денег пришлось как раз на демарш, который подготовил родной Минфин: сразу два аукциона по размещению ГКО - шестимесячных и трехмесячных. А тут еще Шуруп сообщил, что решил перебросить часть своих денег из тривиальных долларов в ГКО и уже подал заявки на участие в аукционе по размещению облигаций 31-й серии. На руках у меня были наличные баксы в сумме, с которой можно было идти покупать банк, как сказал Шуруп, - смело. Я тут же предложил соединить капиталы. - Нет проблем, - ответил он, и мы отправились в офис, где независимый эксперт познакомил меня с условиями сделки, сумму которой мы разбили на части: меньшую - на Шурупа, большую - на меня, что нас формально уравняло в состояниях. Зря я беспокоился - Шуруп шарил в этом не хуже своего испуганного брокера: - Цена заявки неизвестна? - Мы подали неконкурентные заявки, и теперь ГКО будем покупать по цене отсечения, - вкрадчиво лопочет мальчиш. - Минимальная цена - максимальная доходность, это понятно, - поразмыслив, Шуруп соглашается. - Мы можем заявить не более, чем на треть суммы, остальное придется добирать на вторичных торгах, - тактично напоминает молодой эксперт. - Но это уже твоя проблема, - резко обрывает обсуждение Шуруп, - и забудь слово "убытки". - Хоть покупка государственных бумаг и сводит риск к минимуму, деньги-то мы доверяем не государству, а коммерческой структуре, - попытался я проявить осторожность в отношениях с фирмой. - Дать стопроцентную гарантию того, какая участь постигнет наши деньги, не сможет ни один аудитор. Под грифом "Финансовые вложения" могут фигурировать вклады в какую угодно сферу, - просветил меня Шуруп, - у государства есть одно преимущество перед сбежавшим должником: оно никуда не денется. "Ясельный" период у мальчиша закончился, когда бакс провалился, - на парня посыпались зуботычины с подзатыльниками. - Ну, дружок, колись, куда вложил наши бабки? - Шуруп без предупреждения двинул "независимого эксперта" в челюсть. Независимость его заключалась в том, что ему, как и нам, причитавшиеся деньги никто выплачивать и не думал. После недвусмысленного начала беседы понятие совести приняло для мальчиша совершенно иное значение, чем то, которое он испытывал при требовании крупье "Делайте ставки, господа". Эксперт без зазрения совести слил информацию о деятельности инвестиционной компании. - Ты их расспроси, что у них делается на заводе? Нет у них уважения к пьющему пролетариату. Эти новые русские хуже старых большевиков, - провоцировал он нас. И тут же доверительно объяснил, что у итальянского оборудования есть десять программ работы, и итальянский рабочий выбирает программу в соответствии с заданной технологией. Русский рабочий ничуть не хуже итальянского, но пьяный трудяга выбирал несуществующую одиннадцатую программу, гнал брак и выводил из строя дорогостоящий станок, лишая тем самым акционеров надежды на причитающиеся им дивиденды. - Гарантии, что дорогое оборудование не падет в скором времени жертвой новых луддитов, нет, - заверил нас эксперт, - поэтому компания частично вкладывает деньги в создание сети крупных универмагов, включая склады и транспортные предприятия. Это уже сейчас приносит им не менее пятидесяти процентов прибыли в валюте за счет участия в торговом обороте капитала. - Это пирамида? - разочарованно спросил я. - Да, пирамида Хеопса с подушкой, оттягивающей срок неизбежного обвала. Тысячу лет простоит. У них нулевая скупка - никто акций не сдает, - эксперт не скрывал своего восхищения этой постановкой. - Вчера это была конфета, а вот завтра... - мрачно заключил Шуруп, оценив новости конфликта труда и капитала. Генеральный директор компании и его заместитель согласились разъяснить сложившееся положение дел. Ожидая в их офисе аудиенции у руководства, Шуруп познакомился с симпатичной начальницей отдела инвестиций. Неискушенному человеку и в голову бы не пришло то, что должно было за этим последовать. Но я-то знал - если в конце маршрута лежит достаточная сумма, Шуруп этот маршрут пройдет. Как и большинство коммерсов, эти господа проблему сохранности наличности решали достаточно просто: в зоне возможного нападения находился милиционер или охранник. Как показывал опыт ограбления Шурупом обменных пунктов, универсальным ключом к любой двери с окошком был просунутый в это окошко ствол. После того, как Шуруп преодолевал данные незначительные преграды, перед ним оказывался кабинет, в котором стояла деревянная тумбочка с выдвижными ящиками, где, собственно, и находились деньги, или железный шкаф производства местного завода металлоконструкций, который, по свидетельству того же Шурупа, открывался отверткой за три минуты. Других сложностей в своем бизнесе, пока мы с ним не стали акционерами, он не встречал. Увы, дело усложнилось во много раз, когда в конце этого маршрута нас, как оказалось, ждала не деревянная тумбочка, а хорошо укрепленное оборонительное сооружение, защищенное от несанкционированного доступа. То есть, в обычном понимании, сейф, который не открывался ногтем мизинца, да еще был вмонтирован в стену так, чтобы его было видно как можно лучше. Всем. Зачем? А по простой причине: сейф грабителю придется вскрывать напротив окна, за которым курсируют прохожие и милиция, что значительно повышало шансы сохранить его содержимое. На самом деле защищенность содержимого подобных хранилищ относительна: нет такого сейфа, который нельзя было бы открыть. Для вскрытия большинства из них вполне достаточно газового резака, молотка и зубила. При этом жертва атакуется не со стороны дверцы - самой защищенной ее части, - а сбоку или с тылу. Возможность проникновения внутрь напрямую зависит от времени, находящегося в распоряжении взломщика. Поэтому в нашем случае предпочтительней была молниеносная тактика ограбления - вообще не пытаться открыть сейф на месте, а просто унести его с собой. Самое главное - его было хорошо видно с улицы. Чувство момента, вот что было так важно для нас тогда. Офис выставили, благополучно положив охрану на пол и вытащив автомобильной лебедкой через окно, вместе с решетками, этот обычный, встроенный в кирпичную стену "fair-save". Хотя он и оказался фирменной некондицией, впаренной поляками доверчивым восточным соседям, но все же обладал одним неприятным для нас качеством - его дверца была оборудована дополнительным механизмом "dead-lock", сработавшим при аварийной эвакуации через окно. Ясно, что необратимое запирание сейфа забот нам только прибавило - ни ключом, ни кодом открыть его было уже нельзя. Оставалось только вызвать саперов. В зимних сумерках промзона выглядела, как декорация к сказке о Соловье-разбойнике. Вдобавок, холод стоял такой, что даже думать о лете было странно - до потепления еще месяц, как минимум. Штаб-квартира умельцев находилась в здании завода. Внутри все оказалось вполне пристойно, то есть, как везде. Тут же выяснилось, что содержимое сейфа у нас готовы выкупить, не дожидаясь решения проблемы с "dead-lock". Кто - секрет. Короче, начатая нами игра жила и развивалась в какой-то степени сама по себе. До того, как страсти накалились до предела, мы попытались уладить конфликт своими средствами. Раз такие предложения поступили, почему бы их ни рассмотреть? Мы предложили - купите, мол, но по нашей цене. Хозяева промзоны выступили, как вполне грамотные приобретатели прав на содержимое сейфа: число компаньонов росло с каждым часом, и все хотели получить дивиденды натурой. Мы, видимо, должны были с этим считаться, но не считались, а посему и говорить нам было с ними особо не о чем. Все чувствовали себя, как влюбленные после помолвки: уже вроде и обменялись кольцами, но наблюдают друг друга, продолжая напряженно раздумывать, стоит ли связываться. Можно было только догадываться, насколько благотворно повлияет вид пистолета на наш имидж, однако воспрепятствовать подобному повороту в заключении сделки они уже не могли - выиграет тот, кто раньше сориентируется в ситуации. - Пожалуйста, без гестаповских замашек, - попросил я, наблюдая за приготовлениями, - мы никуда не спешим. - Хотя сейф несложный, цена работы будет зависеть от содержимого, - предупредили нас. Это был намек на то, что сумма гонорара могла бы быть больше, чем принято платить за подобные услуги. Но дело даже не в том, что запросили дорого, а в том, что приобретать права на свой же товар мы не собирались. - Механизм слишком красивый для долгой жизни, - прокомментировал свою работу мастер, желая привлечь наше внимание к устраиваемому им аттракциону. Чтобы взломать сейф, потребовался автоген и сорок восемь минут. Он оказался почти пустым: в нем находились лишь черная "мыльница", соединенная проводом с тонким металлическим щупом, небольшой пенал и маленький мешочек из тонкой замши, завязанный золотым шнурком. - Воздух - что, тоже входит в стоимость содержимого? - спросил ехидно Шуруп. - Пенал - это темнопольная лупа, мыльница со щупом - Diamond Tester, - просветили нас снисходительно, - а в мешочке, наверняка, алмазы. - Удачный абордаж! Но безопасность предпочтительней доходов, - Шуруп достал пистолет. В кого стрелять, какое число выстрелов сделать, в какой последовательности - все это я определил сразу, и теперь только следил за изменением ситуации и реагировал соответственно. Уж если они решили нас кинуть, то в последствиях винить должны только себя. И какая разница, лохи они или бандиты? Мы делаем свое дело, и это наша работа - прийти первыми и уйти последними. Многие из авторитетных людей могут поручиться - заявить, что мы действительно этим зарабатываем на жизнь. ТТ довоенного производства, с крупным рифлением на кожухе и пластмассовыми щечками, экзамен войной сдал. Пружина его имела 32 витка, это чуть больше, чем я прожил. Но усталость металла привела к деформации спирали пружины, и именно ее недостаточная сила была слабым местом. А при стрельбе старыми патронами сильная отдача вообще порой забивала затвор на затворную задержку. Но кроме нас с Шурупом об этом никто не знал. Испуг - именно та реакция, на которую был рассчитан этот трюк. Не обращать внимания на потери. Каждый должен проявлять непреклонность. Захват должен произойти максимально быстро, ошеломляющим натиском, с первой попытки - эта дурацкая установка и спровоцировала их на активные действия. Как только один из них дернулся, Шуруп спустил курок, но нечеткий щелчок указал на осечку. Я знаю, что происходит в голове, когда ты задумываешься о бренности жизни и перестаешь верить в свое бессмертие. Никто не думает о смерти в первом бою. Страшно не в бою, страшно, когда прокручиваешь в мозгу все его события после. ...Тогда, в Афгане, пуля снайпера попала мне в грудь, пробив лифчик с магазинами. Удар оказался таким сильным, что опрокинул меня на спину. Возбужденный боем, я попытался подняться. Сильная боль в грудной клетке отбросила назад. С болью пришло удушье, сопровождаемое жжением в легких. Пытаясь вздохнуть поглубже, я закашлялся, отхаркивая светлую пенистую мокроту. Стараясь укрыться, отполз от окна в угол комнаты и, в изнеможении прислонившись спиной к стене, подтянул автомат. При каждом вдохе в груди слышался свист. Сняв левой рукой лямку лифчика с правого плеча, я рванул хэбэ на груди. Чуть ниже и левее правого соска, в центре расплывшегося кровяного пятна на груди была аккуратная дырочка. При выдохе из нее выходила кровавая пена. Разорвав зубами зажатый в правой руке перевязочный пакет, я левой рукой прикрыл рану его оболочкой. Чувствуя, как уходят силы, я засунул правую руку под болтающийся на левом плече лифчик. Прижатая таким образом к ране марлевая подушка быстро набухла от крови. Пытаясь крикнуть, я неожиданно для себя зевнул, широко открыв рот. Очередная волна удушья вырвала мое сознание из собственного тела. Я увидел себя со стороны, сидящим на засыпанном гильзами глиняном полу. На бледном обескровленном лице мертвецкой синевой выделялись губы. Голова упала на залитую кровью грудь. На шее неестественно выступили вены. Смерть, которую не ждал, пришла обыденно, как зубная боль. Мысленно попытавшись вернуться на несколько минут назад, я увидел там себя, но на десять минут моложе, и понял, что могу так собрать миллионы своих двойников из прошлого и привести их в настоящее. Сейчас они стояли передо мной, беспомощно сидящим на полу пустой комнаты в брошенном доме. Вокруг шел бой. Пули продолжали влетать в комнату. Своими тугими ударами они выбивали глиняную пыль из побеленных мелом стен, оставляя на них черные росчерки. Мир звуков замкнулся в ударах слабеющего сердца. Сотни прожитых мной мгновений стояли и смотрели, словно сейчас от меня одного зависело, будут ли они жить в моей памяти или умрут вместе со мной. Я знал, что одно из них было Смертью. Заручившись поддержкой некоторых родственных ей мгновений, она вела войну против меня одного. Не желая сдаваться, я надеялся использовать ее в своих целях. Нужно было только встать ей на плечи и выпрыгнуть из собственной могилы. Не хватало одного - времени, которое контролировало ток жизни в моем угасающем сознании. Оно, находившееся сейчас вне тела, было подобно слабому свету, едва проникающему в эту комнату. И я понимал, что после смерти ничего не будет. Моя жизнь оказалась бесконечной чередой мгновений, каждое из которых могло стать последним, но, будучи прожитым мной, последним все же не стало. Наполненные страхом, они могли стать очень смелыми. Они могли создать вокруг себя крепостную стену, контролирующую волю и подавляющую инстинкты. Могли стать бесстрашными дьяволами просто для того, чтобы показать другим, что они не боятся. Если ты попадаешь в опасность, то можешь обманывать себя, что не боишься. Но даже самый смелый человек боится. Вся твоя храбрость вокруг тебя - снаружи; глубоко внутри, под "крышей" - ты дрожишь. Сам того не осознавая, делаешь прыжок в опасность. Обручившись с ней, ты уже не осознаешь страха, - но страх здесь, он внутри. Когда под давлением опасности крепостные стены рушатся, страх вырывается наружу, срывая "крышу". Вот что такое предаваться отчаянию. Обращать внимание на детали, наблюдать, записывать и хранить досье, подобно тайной полиции, - это работа сознания. Большая часть информации, которая собирается таким образом, беспощадна и скучна, но иногда эта неусыпная бдительность оправдывается, и несколько случайных наблюдений объединяются, чтобы сформировать новое качество нашего характера - смелость. Даже если зажало настолько, что не знаешь, что делать, делай хоть что-нибудь. А вдруг сделаешь правильно?.. Первые секунды они не жалели патронов. Неспособность понять причину своих промахов сделала их раздражительными и безразличными к результатам своей стрельбы. От прямого выстрела Шуруп ушел резко влево, пригнувшись. Давно замечено, что все действия, связанные с поворотом влево, получаются у правши результативнее и точнее, чем действия, связанные с поворотом вправо. Поэтому удобнее и быстрее стрелять против часовой стрелки - когда надо двигаться или разворачиваться влево, и гораздо труднее - с разворотом вправо. К тому же, отдача пистолетов почти всех систем бросает оружие влево-вверх. Пришлось много стрелять в движении, постоянно закручивая поле боя влево от себя. В данном случае выхода у меня другого не было. Их естественное стремление в минуты опасности держаться группой сыграло роковую роль - это стадо баранов представляло собой идеальную групповую мишень. Вместо того, чтобы двигаться, прикрывая друг друга, они палили во все стороны, сбившись в кучу. У меня шесть выстрелов в движении с расстояния три метра по головной мишени за пятнадцать секунд дают среднее отклонение не более двух сантиметров. Но лично моя задача была не столько убить, сколько дезорганизовать и напугать. Я начал стрельбу с крайнего правого от меня малинового пиджака. Отстрелил ему ногу, а другому - руку. Еще одному Шуруп проломил голову рукояткой ТТ. Пока одни останавливали кровь, хлещущую из перебитого бедра товарища, а другие боролись с собственным страхом, мы ретировались из офиса. При каждом шаге мне мерещились разбросанные на полу среди гильз и осколков стекла маленькие блестящие камешки. Кроме легкости желанного замшевого мешочка, ощущался подступающий приступ безделья. Попав с мороза в ювелирный салон, мы сразу оказались в парфюмерном коктейле "Calvin Klein-Dior-Versace". Внушительных размеров зал не производил впечатления махины благодаря микротусовкам у каждой витрины. Вежливый хозяин этого праздника жизни уже ждал нас. Ухоженный старичок рассматривал бриллианты внимательно, не спеша, минут по пять-десять непрерывно вращая и поворачивая каждый камень. Казалось, он, отбросив ложный стыд, пробует буженину или квашеную капусту на рынке. - Заполненные стеклом бриллианты - это реальность, как и характерный для них "flash effect", - печально начал ювелир, вежливо протягивая Шурупу свою лупу. - Не морочьте мне голову, где они, эти дутые бриллианты, покажите? - я не верил в то, что это происходит со мной. - Все очень просто. Лучом лазера, как скальпелем, вырезаются внутри алмаза его дефекты. Все пустоты внутри бриллиантового мешка потом заполняются прозрачным веществом. "Flash-effect" - это небольшой отблеск внутри камня из-за отражения света на границе алмаза и наполнителя. Ну что, теперь видите? Это, молодой человек, типичные "filled diamonds" - заполненные бриллианты. Прелесть драгоценных камешков мгновенно испарилась, и кроме досады и ощущения, что нас надули, не осталось ничего. - Если мы что-нибудь получим, то только чудом, - прошептал Шуруп. - Что вы собираетесь делать, молодые люди? - вежливо спросил ювелир. - Начнем с экономики страны, - ответил я. Мы подошли к кассе-аквариуму, в которой скучала девушка. Любуясь своим отражением в стекле, она, видимо, совсем забыла о его прозрачности. Ей-таки пришлось отвлечься от процесса самосозерцания и отсчитать согласно чеку положенный нам кэш. - Первый раз продаю красиво упакованный воздух, - радовался Шуруп. Мы уложились в stop-loss - лимит максимального убытка. Многие мои поступки, казавшиеся ранее большими деревьями, глубоко уходящими корнями в мое прошлое, сегодня неожиданно оказались палками, воткнутыми в тающий весенний снег. Я потом еще долго помнил о многих словах из этой печальной истории - разорение, крах, следствие показало. Но flash effect я запомнил как отблеск отчаяния, рожденного на границе действительности и собственных надежд. Конечно, случается, что валят людей. От этого, по большому счету, никто не застрахован. Но у каждого свой путь отчаяния. Я свой уже прошел. Павел Андреев. Душа Если честно, то я не знаю, как лучше об этом рассказать. Все это началось семнадцать лет назад. "Душа" - такое было у него прозвище, и, как мне кажется, это было удачное "погоняло". В этом вы сможете убедиться на примере этой истории - мне трудно излагать ее, строго придерживаясь хронологии, но я постараюсь, чтобы вы поняли, что все-таки произошло. Перечень всевозможных ранений и увечий, которые легко можно было получить, не выходя из расположения бригады, мог бы занять гораздо большее количество страниц, чем мой рассказ. Попасть можно было в самую невероятную ситуацию, но, если ты не относился к происходившему вокруг с позиции избалованного мамой мальчика, все можно было пережить и устроить. Душе это всегда удавалось. Кроме того, одним из самых забавных его качеств была потрясающая всеядность: он мог употреблять в пищу буквально все, что росло на той земле, и очень трудно было определить, что же составляло основу его рациона. Было и еще одно обстоятельство, выделявшее Душу среди остальных, - его необычная пластичность, способность приноравливаться к любым условиям, любым трудностям. Я хорошо помню ту операцию. Стояла хорошая ночь, теплая ночь для засад - с лунным светом и мягкими тенями, достаточно темная, чтобы в нее погрузиться, и достаточно светлая, чтобы различать все неровности и ухабы на сохранившей дневной июльский зной земле. Эта ночь готовила нам очередной урок. Ночью сон обволакивает уставшего человека так, что он этого даже не замечает. С широко открытыми глазами мы на какие-то мгновения впадали в забытье, во время которого продолжали машинально работать, но с отключенным восприятием. Для водителей такой секундный сон - явление обычное, и поэтому нет ничего привлекательного в езде ночью, особенно по бездорожью. Нам казалось, что мы, подбрасываемые какой-то силой, летаем между небом и землей, то натыкаясь на броню БТРа, то отрываясь от нее. Все произошло молниеносно, я даже не успел опомниться. Увидев в ТВН метрах в пятидесяти по курсу глубокую яму, наполненную лунной тенью, механик-водитель дал по тормозам. На скорости сорок километров мы чуть не свалились в нее. Душа упал с БТРа в момент его резкой остановки. Словно футбольный мяч, он легко перелетел через нос машины. Можно сказать, ему еще повезло - отделался ссадинами и царапинами. Но надо было видеть выражение лица Бека, нашего сержанта. По правде говоря, мы уже знали, что сейчас скажет Бек. "Тебя сейчас убить или дать один шанс?" - глаза его блестели смесью жестокости и лукавой доброты. Это была коронная фраза Бека. В целом он остался равнодушен к удачному приземлению Души. БТР, забитый боекомплектом под завязку, мальчики, замирающие при каждом его слове, - все это сейчас принадлежало ему, директору этого бескрайнего песчаного пляжа. Слегка одуревшие от двух часов езды по совершенно дикой незнакомой местности, мы стояли и смотрели на Душу - именно он уже казался причиной нашей остановки. Изодранный, весь в пыли, он нервно поправлял на голове свою знаменитую панаму, на которой хлоркой было написано известное всем в роте слово "DUSHA", что подразумевало уменьшительно-ласкательное производное "Дюша" от его имени Андрей. Под этой панамой скрывалась круглая стриженая голова с лицом, похожим на юного Ильича с октябрятского значка. Кроме панамы, другой внешней отличительной чертой Души были его глаза, всегда широко открытые, излучающие неподдельный детский интерес ко всему происходящему вокруг. Его непосредственность порой просто убивала. Ему, чтобы уметь почти все, не нужно было всего понимать. Он преспокойно мог жить с минимальными знаниями о законах окружающего его мира. Чтобы выжить в Афгане, человек должен вооружиться ангельским терпением. В этом отношении я был уже выдрессирован, но порой беспокойство все же охватывало меня. Душа - другое дело, он относился ко всему происходящему с ним так, словно это была не его жизнь, а лишь ее репетиция. Казалось, что он просто накапливает получаемые им навыки, чтобы воспользоваться ими однажды, когда наступит время жить по-настоящему. Падение с БТРа было для него не самым страшным испытанием. За те девять месяцев, которые он провел в бригаде, ему, конечно, пришлось пережить всякое. Три фактора всегда помогали ему: везение, случай и нюх. Сейчас этот нюх наверняка нашептывал: "Спокойно, ни в коем случае не спеши". Я сидел на башне, остальные стояли полукругом поодаль от Бека, то ли изображая живую декорацию для того действа, что должно было произойти, то ли прикрывая своими телами эту нелеп