ог вспомнить. А сейчас вспомнил, оказывается, мне приснился Эдик, стоит передо мной на одной ноге и без головы, а его голос откуда-то сверху спрашивает: -- Юра, где моя голова, как я теперь домой поеду без головы? Мама ведь меня не узнает. И тут я проснулся от этого кошмара. Помню еще по гражданке, бывало, попаду куда-нибудь первый раз, знаю точно, что здесь никогда не был, а такое ощущение, будто б я все это где-то уже видел. Или какой-нибудь момент произойдет в жизни, и вдруг в памяти промелькнет -- где-то что- то подобное со мной уже происходило, и в тоже время осознаешь, что не может этого быть, со мной это в первый раз, а оказывается, все это было во сне, такие сны называют вещими. Мне в Афгане часто стали сниться такие сны, и я уже начал боятся их, некоторые не сбывались, но многие моменты из снов через время происходили на самом деле, иногда я даже боялся засыпать. Хотя действительность была куда страшнее, но в снах чувства обостряются, и после этих снов остается неприятный осадок на душе и ожидание чего-то плохого. В последнее время мне часто снится один и тот же сон, я вижу девушку мусульманку, молодую, с красивым телом и длинными черными волосами, но у нее как будто бы нет лица. Я во сне пытаюсь подойти к ней, но она отдаляется, я пытаюсь разглядеть ее лицо, но оно расплывчато, а ее звонкий смех разносится эхом в горах. Я чувствую, что эта девушка приближается к пропасти и не замечает этого, я пытаюсь ей что-то крикнуть, но голоса своего не слышу, я бегу к ней, чтобы удержать ее от падения, но она вдруг исчезает, а я падаю в эту пропасть и просыпаюсь. Этот сон я помню отчетливо, но вот не могу понять, к чему он. Обойдя палатку саперной роты, я подошел к ней с другой стороны, постучал в дверь, потом приоткрыл ее и спросил: -- Можно? -- Кто там? А-а, Юра! Привет, да ты проходи, проходи, я здесь один. Я прошел в палатку, на кровати сидел Индрек и что-то шил. -- Привет, ну как отучился? -- спросил я его. -- Да лучше не спрашивай, дрочили как сук, все шесть месяцев напролет. -- Зато теперь ты прапор, командир как никак. -- Это точно, жаль, в своей роте не оставили. -- А что так? Я думал, будешь у нас взводным, а то наш взводный мудак какой-то, ходит деловой такой, еще ни в одном рейде не был, а гонорится, будто б сто лет служит в Афгане, даже советы какие-то нам дает, салабон херов. -- Да я тоже думал, у себя в роте буду служить, а оказалось, что у саперов нет техника, ну меня командир и направил сюда, да мне какая разница. -- Да конечно, какая разница -- на мине подорваться или пулю из дувала получить. -- Сплюнь, дурак. -- Да чего плевать, если на роду написано, никуда от этого не денешься. -- Может быть, может быть. -- Ты, Индрек, чего хотел-то? -- Афошки есть? -- Да есть, а сколько надо? -- А сколько есть? -- Ну, тысяч пять наберу. -- Один к тридцати отдашь? -- Слушай Индрек, ты ведь курс не хуже меня знаешь, и давай не будем торговаться, берешь -- бери, не берешь -- не надо. Мне лично не к спеху, это тебе надо, а не мне. Ты как с шакалами связался, так сразу стал на них похож. Знаешь ведь, как эти "бабки" достаются? -- Ну ладно, Юра, завязывай, а то разошелся. Беру, беру один к двадцати пяти, -- Индрек полез в карман и достал чеки, вытащил две бумажки и протянул мне. -- Индрек, мне крупные не надо, давай червонцами, мне через таможню их тащить придется, а стольники звенят, ты же сам знаешь. -- Ну, на стольник я мелочи дам, а остальное сам разменяешь. -- Ну ладно, давай хоть на стольник, -- я вернул ему сотенную бумажку. Индрек опять достал чеки и, отсчитав сотню червонцами, протянул их мне. Я достал афошки и отдал ему: -- Можешь не считать, там пять ровно. -- Я верю, а насчет того, что я там с шакалами скорешился, ты, Юра, давай кончай такой базар вести, мы ведь с тобой два года друг друга знаем. Разве я когда-нибудь подляны кому делал? -- Ты, Индрек, когда из Союза приехал? Месяц, наверно, или больше? А хоть раз ты зашел в свою роту? Только не надо говорить, что у тебя дела были и все такое. Пацаны, вон, Эдика поминают, ты хоть бы подошел к ним, посидел, а ты затарился в офицерскую половину и сидишь сам на сам. -- Ну ладно, Юра, давай не будем сориться. -- Да я не собираюсь с тобой сориться, зачем мне это надо. Просто заходи хоть иногда, мы ведь одного призыва, мне скоро на дембель, это тебе еще два года здесь тарахтеть. План, наверно, тоже не куришь с такими как я, да? -- Если есть давай забьем, без проблем. -- У Хасана остался, а то бы я с тобой курнул. С шакалами не накуриваешься? -- Почему же, бывает и такое, все мы люди, все мы человеки. А молодые лейтенанты -- они ведь такие же пацаны, как и мы, только старше на три-четыре года. -- Да я знаю, чего ты мне объясняешь. -- Ну а чего тогда спрашиваешь? -- Индрек, а чего тебе афошки-то приспичили? -- В дукан хочу смотаться, закупиться немного надо. Я ведь зеленый листок повезу в Союз, может домой смогу заскочить. -- Эдика гроб ты поедешь отвозить, да? -- Да, я и еще один парнишка, его земляк с нашей роты. -- Смотри, чтоб тебя там в Дагестанском ауле не замочили. -- С чего это вдруг? -- Помнишь, год назад я и взводный отвозили чижа узбека, который сам подорвался на гранате, он еще хотел гранату из подсумка достать, за кольцо потянул, кольцо вытащил, а граната в подсумке осталась? -- А, ну да, припоминаю. -- Он с аула был под Самаркандом. Так вот, когда родня его узнала, что гроб из Афгана пришел, там вой такой поднялся на весь аул. Меня-то не тронули. Я что? Я такой же солдат. А взводного чуть не затоптали, они с военкомом еле отбились от баб. -- Да ну, Юра, кончай такое базарить. Напугать меня хочешь наверно? -- А что пугать, я говорю то, что было. -- Во-первых, Эдик не с аула, а с Махачкалы, а во-вторых, Дагестан не Узбекистан. -- Да что ты так запереживал, Индрек, я просто рассказал случай, который произошел со мной, только и всего, а ты сразу начал. -- Да я не переживаю, просто неприятное это дело, груз 200 сопровождать. -- Ну конечно. Чего ж тут приятного? Одно успокаивает, что там не ты лежишь, и то ладно. -- Это точно. -- Ну ладно, Индрек, я пойду на склад, а то наши выезжают скоро, надо проверить, чего там мои болваны получили из боеприпасов. Ты что куришь-то, блатные есть какие-нибудь? -- "Ростов" будешь? -- "Ростов" у меня тоже есть, я думал ты "Морэ" или "Кэмэл" куришь. -- Да какой "Кэмэл"? Я еще первую зарплату не получил, сегодня надо сходить. -- Обмывать будешь? -- Елки-палки, у меня вся получка только на обмывку уйдет, всем надо обмыть. -- Индрек, мне все не нужны, ты главное обмой своим пацанам, а остальные потом. -- Ладно, ладно, обмою, какой базар. Хасану и Туркмену привет от меня передай. -- Ладно, передам и скажу, что ты обещал два флакона водяры. Ништяк? -- Ништяк, ништяк, передавай, как приеду из Союза, зайду. Я встал и направился к выходу: -- Давай, Индрек, заходи, будем ждать, -- сказал я напоследок, и вышел из палатки. Жара стояла ужасная, наверное, все шестьдесят лупит, да еще афганец задул. Ох, как уже надоел этот суховей, и когда только я не буду видеть эту сумасшедшую жару, раскаленный песок и скалы, когда не буду слышать, как завывает этот проклятый ветер-афганец, подымая песок на несколько метров от земли, а пыль чуть ли не до самого неба. Проклятая страна, и за что нам такое наказание. Я медленно шел в направлении склада, и мечтал о том, что буду делать по приезду в Союз. Как бы там ни было, а это, наверное, мой последний рейд, а потом долгожданный дембель. На дембель уже все было готово, и парадка со значками, и дипломат упакован, оставалось главное, провезти в Союз чеки через таможню, а подарков можно будет и в Ташкенте накупить. Хотя кому подарки-то везти? Разве что себе самому. Можно было бы зайти к этой сыкухе -- Ленке, дочке директора, ей уже восемнадцать стукнуло. Да только папаша ее, дурак, как узнает, житья все равно не даст, найдет какой-нибудь повод и посадит к чертям собачим, если конечно я его раньше не прибью, козла. Так в раздумьях я даже не заметил, как пришел на склад. Носорог, сидя на ящиках, что-то оживленно рассказывал чижам, размахивая руками, а те делали вид, что внимательно его слушают, лишь бы только не злить этого придурка. Я подошел поближе, Носорог меня увидел и начал вставать, медленно и с большим обломом. -- Ну что Носорог, все получили? -- А як же, усе, шо ты казав, получено. -- Я проверять не буду, но если что-то не так, то ты, Носорог, сам знаешь, что будет. -- Не, не, туто усэ, шо ты казав, я провирыв два рази. Мы усе разложилы по кучкам на кажный БэТиР. Я сел рядом с ними и закурил сигарету, настроение было какое-то тоскливое, разная ерунда лезла в голову, да еще этот сон не дает покоя. Мы сидели на ящиках с патронами и молчали, думая каждый о своем. -- Слушайте, -- обратился я к пацанам, -- вам сны снятся? -- Да бывает, -- ответил парнишка литовец, и добавил, -- дом часто снится, мать, отец, братишка снится, ему было четыре годика, когда меня призвали, через месяц будет уже пять. -- Оно и понятно, вы недавно из дома. А у меня нет дома, я вырос в детдоме, учился в спецшколе, потом колония, и вот армия. Поначалу мне тоже снился детдом, а сейчас,.. -- я замолчал, что толку говорить кому-то о своих снах, все равно не поймут, я и сам-то в них разобраться не могу. Тут вдруг в разговор встрял Носорог: -- А мини дивчина снылась, гарна така дивчина. Я йии раздягаю, усэ сняв, глядь, а у нэй диркы ныма. Я ны пийму, куды суваты-то? Я не выдержал, и крикнул: -- Слушай Носорог, заткнись! Сам придурок, и сны у тебя дурацкие. Молчи лучше. -- А шо я, я кажу шо мини снылось, -- ответил приглушенно Носорог. -- Лучше не кажи ничего, не нервируй меня. Ты вообще, что-нибудь путное говорил когда-нибудь? Постоянно чушь мелешь, -- сказал я Носорогу. Показались наши БТРы, ну вот и все, подумал я, сейчас грузимся и вперед, заре навстречу, и вдруг вспомнил, что не ходил на обед. Как вспомнил про обед, так сразу жрать захотелось, ну черт с ним, по дороге в какой-нибудь продуктовый дукан заскочим или, на крайняк, сухпай приговорю. -- Ну все, подымайтесь, сейчас грузиться будем, машины вон на подходе, -- скомандовал я бойцам. БТРы мчались на всех парах, подымая пыль. Первым подъехал БТР ротного, второй с новоиспеченным взводным, это был его первый рейд, и у него был боевой вид, он гордо восседал на башне БТР а с АКСом, как царь на троне. Третьим подъехал БТР во главе с командиром второго взвода, потом машина старшины и последним был наш. Я заметил на броне нашего БТРа Сапога, его было не узнать, в новом танкаче, отмытый, побритый, лицо его излучало счастье и восторг. Хасан сидел позади Сапога и прикалывался, тыча в него пальцом, после чего жестом показал, "мол, как он тебе?" Я показал ему, что все, мол, ништяк, на высшем уровне. Ротный спрыгнул с брони и крикнул мне: -- Ну что, все готово? -- Да, готово, пусть разбирают боеприпасы, здесь разложено на каждую машину, -- ответил я ротному, и спросил: -- А кто колонной командовать будет, товарищ старший лейтенант? -- Замполит будет. Командир в Шиндант уехал утром. Чего у вас там утром с замполитом вышло? Он мне на вас жаловался. -- Не заметили, как он вошел в палатку, не поприветствовали его, ну и так далее. -- Не заметили, говорите? Да вы его в упор не видели, вы друг друга ни черта не видели, а чего уж там говорить об остальных. После чего ротный повернулся к машинам и крикнул: -- Ну, чего сидите как в гостях? А ну давай по быстрому хватайте патроны и грузите в машины, нас колонна ждет на бетонке. Рота высыпалась с БТРов, и все принялись грузить боеприпасы в машины. Я подошел к Носорогу и взял у него свой АКС и подсумок с двумя связками, по паре "магазинов" в каждой. "Магазины" у меня были от РПК, на 45 патронов. -- Ну чего стоишь, давай иди помогай своим грузиться, -- сказал я Носорогу и пошел на свой БТР. Хасан подал мне руку, я запрыгнул на броню и спросил его: -- Колонна большая? -- Нет не большая, три танка, наших пять машин, три машины со второй роты, одна машина замполита, другая комбата, потом тягач с ремроты, Урал с РМО, летучка и две "таблетки". Ну вот, вроде и все. -- Да, не густо. А куда едем-то? -- На иранскую границу. С дружественного кишлака передали, что сегодня с Ирана ожидается два каравана с оружием и медикаментами для духов, -- ответил Хасан. -- А потом куда? Снарядились-то надолго, не похоже, что за двумя караванами едем. -- Да откуда я знаю, спроси вон у замполита, если не терпится узнать. -- Замполиту лучше на глаза не попадаться, хотя бы первое время. -- Я пошел заколочу. Ты будешь? -- спросил Хасан. -- Давай делай, буду, конечно. Хасан запрыгнул в люк БТРа, а я повернулся к Сапогу. -- Ну что, Сапог! Как жизнь? -- я хлопнул его по плечу. -- Да нормально, -- пробубнил Сапог со счастливой улыбкой. -- А чего так вяло, недоволен, что в рейд едешь? -- Нет, почему, доволен, конечно, -- ответил Сапог уже веселей. -- Благодари Хасана за эту услугу. -- Я знаю. -- Чего ты знаешь? Ни хрена ты ничего не знаешь. Снайперку хоть не забыл, дурень? -- Да нет, взял, там она в БТРе. -- Оружие должно быть всегда при тебе, челдон ты недоделанный. А ну, достань, бегом. Сапог молча полез в люк за винтовкой. Рота погрузила боеприпасы, и колонна двинулась к бетонке, наш БТР пока стоял. Я постучал автоматом по броне и крикнул: -- Туркмен, ну чего ты там, уснул что ли? Все уже уехали. Туркмен, это наш водила, звали его Нурлан, он был по национальности казах, но родом из Туркмении и мы его называли Туркмен. Он полтора года отучился в Ташкентском военном училище, но его отчислили за что-то, и призвали на срочную службу. Туркмен был спокойный как индеец, но с понятием у него было все нормально, он всегда любые споры и стычки между пацанами "разводил" по уму. Говорил он мало, но конкретно. Туркмен был нашего с Хасаном призыва и в роте, да и в полку, с ним считались, он на гражданке занимался боксом и дзюдо, и мог любого уложить одним ударом. Но он никогда никого зря не трогал, и в драку вступал, если таковая случалась, только при крайней необходимости, когда уже никакие убеждения не помогали. Некоторые младшие офицеры тоже побаивались его, Туркмен однажды сломал руку одному прапору из ремроты, когда тот попытался ударить Туркмена по лицу. За что они повздорили с этим прапором, я не знаю, Туркмен не рассказывал об этом, да и мы не спрашивали, это их дело. Тот прапор на разборе сказал, что сам сломал себе руку по неосторожности, а когда вышел из госпиталя, то даже извинился перед Туркменом. Ближе всех к Туркмену были мы с Хасаном, хотя он и был сам себе на уме, но к нам с Хасаном относился по дружески, и терпеливо сносил все наши приколы в его адрес. РЕЙД Наконец-то наш БТР двинулся с места, и мы, глотая пыль, помчались за ротой. На бетонке стояла колонна, и ждала наш БТР, комбат погрозил нам кулаком, показывая на часы, мол, время и так нет, и вы еще застряли где-то. Колонна тронулась, БТР старшины немного замешкался и между машинами получился небольшой разрыв. Туркмен недолго думая въехал в этот промежуток, я обернулся и увидел обалдевшего Грека. -- Да вы ох...ели! -- заорал Грек. -- Там дальше перегруппируемся, товарищ прапорщик, -- крикнул я. -- Да ладно хрен с вами, -- старшина махнул рукой. Хасан высунул голову из люка и вопросительно посмотрел на меня. -- Сейчас КП проедем, потом курнем, -- сказал я ему. -- А чего тебе КП понадобилось? -- Земляк там должен дежурить. -- Какой еще земляк? -- Он "чиж". Ты его не знаешь. -- Ну, как хочешь, я лично "взрываю", мы с Уралом пыхнем. Урал -- это имя нашего гранатометчика в экипаже, по нации он башкир, родом из под Уфы, отслужил Урал полтора года и считался "дедом". В экипаже у нас был еще старший стрелок, это Андрей из Питера, отслужил он год, высокий такой, и "накаченный" пацан. На гражданке Андрей "качался железом" и тело у него было все в мускулах, мы называли его Качок, по характеру Качок был спокойный как танк, они с Туркменом были чем-то похожи. В большинстве своем, все здоровые люди -- спокойные и безобидные, за исключением редких дураков, таких, например, как Носорог. Я на БТРе выполнял функцию пулеметчика, моими были два пулемета КПВТ и ПКТ расположенные в башне бронетранспортера. Пулеметчика как такового у нас не было из-за нехватки людей, и поэтому заменять его приходилось мне. Мне нравилось быть пулеметчиком, хотя КПВТ капризный аппарат, то заклинивает, то утыкается, но я со временем научился с ним обращаться. А помню, как первый раз сел за пулемет, выстрелил несколько раз по дувалу, и пулемет заклинило, а затвор остался во взведенном состоянии. Я берусь за заднюю крышку двумя руками, отвожу защелку и поворачиваю эту крышку, что бы снять ее. А в корпусе пулемета стоит мощная такая пружина для толкания затвора, во взведенном затворе эта пружина находится в сжатом состоянии. Вот я провернул крышку, и вдруг эта крышка (эдакая болванка килограмма на два весом) вылетает из моих рук и с силой бьет меня в грудь. Я отлетел от пулемета и упал на задницу, дыхалку перехватило, и я не могу не вздохнуть, не п..., сижу и хлопаю глазами и ни чего понять не могу. После этого случая к пулемету подхожу осторожней и когда снимаю крышку с взведенным затвором, упираюсь покрепче, ее можно удержать, если ты готов к этому и знаешь силу пружины. Проезжая КП я посмотрел на бойцов, которые там дежурили, земляка моего не было среди них, и я запрыгнул в люк. Хасан с Уралом добивали "косяк". Туркмен и Качок чарс курили редко, так, от случая к случаю, в этот раз Туркмен не захотел, а Андрей пару раз затянулся и вылез на броню. -- Да вы припухли, дайте я хоть пятку добью, -- воскликнул я, увидев выкуренный косяк, и забрав его у них, добил остаток сам. -- А где ты лазил? Я же тебя звал, -- ответил Хасан заплетающимся языком. Рядом с Хасаном сидел Урал, и улыбался как майская роза. Я посмотрел на него и сказал: -- О-о, татарин уже готов. -- М-м-м-да, только я не татарин, я башкир, -- прогудел Урал. -- А какая на хрен разница? -- спросил Хасан. Урал, немного помолчав, ответил: -- Большая, как между слоном и БТРом. -- Ну ты сравнил жопу с пальцем, -- сказал ему Хасан. -- Татарин, ты и есть татарин, -- сказал я Уралу. -- Ну пусть будет татарин, мне по фигу, хоть еврей, хоть хохол. Я, похлопав Урала по плечу, заявил: -- Ну хрен с тобой, будь татарином. Все, отныне ты татарин. -- Туркмен, -- крикнул я, -- мы Уралу национальность поменяли, отныне он татарин! -- Лучше китаец. Он на китайца больше похож, особенно когда обдолбится, -- повернувшись к нам, сказал Туркмен. Меня тоже зацепило неплохо, я сидел, смотрел на Урала и думал, вот бы одеть этому башкиру тюбетейку и дать в руку пиалу с чаем, классно он бы смотрелся. Я представил себе Урала, сидящего на ковре в юрте, на голове тюбетейка, а в руке пиала с чаем, меня разобрал дикий смех. Урал, смотря на меня, тоже давай ржать, а я как гляну на него, так закатываюсь, и не могу остановиться. Потом я отвернулся, думаю, не буду смотреть на этого башкира, может, успокоюсь немного, а то живот лопнет. Через время я немного успокоился и, не глядя на Урала, сказал ему: -- Слушай, татарин, залезь-ка ты на броню, лучше с Качком посиди, а то ему там скучно одному. -- Почему одному, там Сапог с ним. -- Все равно иди, запарил ты уже, неужели не понятно, что я не могу смотреть на твою круглую, лопоухую рожу с узкими глазами. -- Ну не можешь, не смотри, -- ответил спокойно Урал. -- А как не смотреть, если ты уселся перед моими глазами? -- Ай, ну ладно, пойду на броню, там интересней, да и движки здесь гудят, заколебали уже, -- сказал Урал и начал пробираться к люку. Хасан сидел на командирском сидении и что-то оживленно "втирал" Туркмену, а тот спокойно рулил и, судя по всему, не слушал бред Хасана, а только изредка кивал, и то для того, чтобы Хасан не тряс его за плечо. Я подсел к ним поближе и тряхнул спинку сиденья, на котором сидел Хасан. -- Хасан, хорош мозги парить Туркмену, он все равно тебя не слушает. Надень лучше шлемофон и послушай, что там "шакалы" трещат, может они в дукан какой-нибудь заскочить надумают, за водкой, например. Не знаю как замполит, а комбат обязательно заскочит. Хасан надел шлемофон, и стал слушать эфир, откинувшись на спинку и закрыв глаза. -- Да успокойся Юра, до дуканов еще ехать, как до Китая раком, -- ответил Туркмен. -- Ни фига себе, успокойся, я жрать, блин, хочу. -- Ну, сожри сухпай, -- предложил Хасан. -- Да ну на хрен эти сухари, лучше в дукане лепешек взять и винограду, блин, виноград хочу, не можу. -- Я тоже виноград хочу, был бы виноград, я б с вами чарса курнул, -- сказал Туркмен. -- Ну курни без винограда, -- сказал я Туркмену. -- Не, без винограда не интересно. Чем сушняк убивать, водой что ли? А с виноградом кайф. -- Да, Туркмен, ты как всегда прав, с виноградом кайф. Черт, еще колона медленно так движется, быстрее бы до города доехать. -- А мы, наверное, в город заезжать не будем, до моста только, а потом свернем налево в старый город. -- Откуда ты знаешь? -- спросил я Туркмена. -- Я так думаю. -- Ну, мало чего ты думаешь. Вдруг Хасан привстал и поднял указательный палец вверх. -- Что такое Хасан? -- спросил я его. -- Тихо! Наш полк на связи, слышно плохо. -- Туркмен, дай сюда второй шлемофон. -- Он не пашет. -- Как не пашет? -- Да так не пашет. -- А чего ты не заменил его в полку-то? -- Забыл. -- Да тихо вы, и так плохо слышно, -- крикнул Хасан. Мы притихли и стали ждать, Хасан некоторое время сидел тихо и слушал, потом раздался его голос: -- Да, я слушаю, да 472-й на связи. Немного подождав, Хасан опять ответил: -- Да... да, все понятно товарищ старший лейтенант. Хасан повернулся к Туркмену и сказал: -- Сворачивай за БТРом ротного, и езжай за ним, только быстрее давай, вон машина ротного уже съехала с бетонки. -- Что случилось, Хасан? -- спросили мы одновременно с Туркменом. -- Духи вырезали дружественный кишлак, который недалеко от нашего полка. -- Это который со стороны свалки, километра три от нас? -- спросил я. -- Да, он самый, зенитчики говорят, что им передал бача из этого кишлака, бача этот лазил по нашей свалке, а когда стал подходить к своему кишлаку, то услышал сначала крики, а потом увидел незнакомых людей с оружием, которые резали там всех в подряд. Ну, он бегом в наш полк и сразу заскочил к зенитчикам, они же там с краю стоят. Мы сейчас находимся недалеко от этого кишлака, да и в боеготовности полностью, поэтому они передали сразу нам. -- Ну, ни фига себе, духи обурели, прям под носом и средь белого дня. -- Это ведь с этого кишлака сказали, что два каравана должны прийти из Ирана? -- спросил Туркмен. -- Да, с него, -- ответил Хасан -- Ну, наверно, из-за этого кишлак и вырезали. -- Да что его там вырезать, он небольшой -- дувалов десять, наверно, не больше. В люк заглянул Качок: -- Куда это мы так полетели? -- Духи кишлак вырезали дружественный, -- ответил я ему. -- Какой еще кишлак? -- Ну, тот, что за свалкой, километра три от нас в сторону гор. -- А когда вырезали? -- Да вот только что. -- Слушай Юра, подай мой автомат? Я передал ему автомат, магазины и спросил: -- Что, очко сработало, бронежилет с каской тоже подать? -- Да нет, нафига, в такую жару да еще это железо. -- Вы там за моими стволами смотрите, может, я палить буду в случае чего. И смотри за этим тормозом Сапогом, а то он или под пулемет залезет или вылетит на хер вообще. -- Ладно, посмотрю. -- Далеко там до кишлака? Качок исчез, потом опять его голова появилась в люке. -- Вдалеке показался, километра два-три примерно. -- Да чего вы паритесь, там, скорее всего, духов давно уже нет, -- вмешался Хасан. -- Ну, хрен его знает, это же духи, они всегда там, где их нет, первый раз что ли такое. Лучше застраховаться лишний раз, ты же не первый день в Афгане, и прекрасно знаешь этих уродов. Через минут пять Качок, Урал и Сапог залезли в БТР. -- Чего вы запрыгнули, -- спросил я их. -- Ротный показал, чтоб мы спрятались, кишлак уже рядом, -- ответил Качок, и повернулся к Сапогу, который забился в угол возле движков и притих. -- Сапог, чего ты так напрягся? Война еще не началась. -- Да я ниче, сижу просто, -- пробубнил Сапог. -- Пошли к нам, чего ты там забился как не родной, -- крикнул ему Урал. Сапог подвинулся поближе к нам, не выпуская из рук свою винтовку. -- Ну все, готовьтесь, подъезжаем к кишлаку, -- сказал Туркмен. Мы приготовили каждый свое оружие, я снял куртку, напялил лифчик и патронташ с гранатами от подствольника, засунул четыре ручные гранаты в кармашки, взял автомат и запасную связку из двух магазинов. КИШЛАК Хасан повернулся к нам и сказал: -- Ротный передал вот что; мы подъезжаем БТРом вплотную к стене, и прыгаем в кишлак, а машина ротного заедет со стороны входа в кишлак, действовать будем по обстановке. Если духи в кишлаке, то отходим и вызываем подкрепление, бой будем вести за пределами кишлака, а то в кишлаке нас накроют. Мы открыли десантные люки, на случай если БТР подорвут, чтоб сразу покинуть машину. -- Все ясно, короче, действуем по обстановке, -- ответил я, и обратился к Туркмену: -- Туркмен, сядешь за пулемет и, если что, прикроешь нас, пулемет на взводе. -- Хорошо, я буду готов, вы тоже приготовьтесь, машина ротного уже отъехала, а до кишлака метров двести, -- ответил Туркмен. Мы молча сидели и ждали, когда Туркмен подъедет к стене, в такие минуты обычно находишься в напряжении, ожидая, что вот-вот раздастся взрыв и завяжется бой. Через пару минут БТР остановился. -- Все, мы у стены, ну давайте, ни пуха, -- сказал Туркмен. Хасан отдал шлемофон Туркмену и откинул командирский люк, чтобы вылезти на броню. -- Хасан подожди, отойди от люка, -- попросил я его. -- Что такое, Юра? -- Дай я с подствольника перекину пару гранат через стену, прямо из люка. Хасан отошел от люка, я достал гранату, вложил ее в подствольник, подобрал угол и пальнул. За стеной раздался взрыв, я вложил еще одну гранату и опять выстрелил, на той стороне раздался еще один взрыв. Я вылез на броню и присел на корточки, чтоб не торчать над стеной, за мной вылез Хасан, за ним Качок, потом Урал с ручным гранатометом. Туркмен что-то говорил по рации, наверное, ротный услышал взрывы и вызвал нас, чтоб узнать. -- Ну что? -- спросил полушепотом Хасан. -- Да пока тихо, -- ответил я и, сняв автомат с предохранителя, подумал -- была не была, и резко встал, приготовившись стрелять, если за стеной появится какое-нибудь шевеление. В кишлаке была тишина, за мной поднялись все остальные. Мы начали осматривать все вокруг: в центре кишлака лежали трупы мирных жителей, разглядеть повнимательней мешали деревья. Но нас сейчас мертвые мало интересовали, нам надо было узнать, есть ли здесь живые, и насколько эти живые опасны. -- Ну что, прыгаем? -- спросил Хасан. -- Пошли, -- ответил я и, взобравшись на стену, приготовился прыгнуть во двор кишлака. Из люка вылез Туркмен с ручным пулеметом. -- Давайте, мужики. Я вас, если что, прикрою, -- сказал он и, передернув затвор пулемета, установил его на стену. Я прыгнул во двор и спрятался за дерево, приготовив автомат для стрельбы, если вдруг что-то произойдет. За мной прыгнул Хасан, потом все остальные. Вокруг ничего не происходило, в кишлаке стояла мертвая тишина. Но, как часто в Афгане, эта тишина была обманчива, мы знали это по своему опыту. -- Урал, приготовь гранатомет для стрельбы и сидите здесь с Сапогом, -- сказал я, и спросил Сапога. -- Сапог, стрелять-то хоть умеешь с этой "дуры"? -- Да. Пробовал разок, -- произнес дрожащим голосом Сапог. -- Да ты не шугайся, еще пока ничего не произошло. Сиди здесь с Уралом и смотри по сторонам, если что заметишь, стреляй сразу. Понял? -- Да, понял, -- ответил немного уверенней Сапог. -- И смотри, сука, наших никого не замочи, а то с испугу начнешь палить по своим. -- Юра, давай пошли, хватит болтать, время идет, -- сказал мне Хасан и дернул за плечо. -- Ну все, я готов. Короче, идем как обычно, -- сказал я и осторожно пошел к первому ближайшему дувалу. За мной с разрывом метров пять пошел Хасан, Качок нас прикрывал, потом я присел и стал озираться по сторонам, до ближайшего дувала было метров двадцать. Я показал Хасану, что можно идти дальше, а сам приготовился прикрыть остальных. Хасан двинулся дальше, за ним Качок, потом Хасан присел и показал, что можно двигаться дальше. Я, обойдя Качка и Хасана, стал пробираться к дувалу, наведя ствол автомата на двери, в готовности выстрелить в любой момент. Вероятней всего духов в кишлаке не было, но чем черт не шутит, вдруг какой-нибудь "двинутый" душара засел где-нибудь с буром, как не раз уже бывало, так что любую ошибку надо было исключить, иначе дырка в башке тебе обеспечена. Кроме, как по сторонам, еще надо было смотреть и под ноги, чтоб не нарваться на растяжку или мину. В такие моменты не о чем постороннем не думаешь и живешь лишь настоящим, не прошлым, не будущим, а реальным моментом. Подойдя поближе к двери дувала, я вытащил гранату и, выдернув зубами кольцо, выплюнул его. Вдруг я заметил на другом конце дувала ротного с бойцами, они нас тоже заметили. Я посмотрел на Хасана и показал ему в сторону наших, он кивнул. Ротный показал жестом, что они пойдут по правой стороне кишлака, значит, мы пойдем по левой, осматривая при этом каждый дувал. Со стороны ротного раздался взрыв, мы все посмотрели в их сторону, оказалось, что они гранатами прощупывают дувалы. Я кстати собирался делать то же самое, держа в руке гранату без кольца. Подойдя с боку к двери, я отодвинул стволом занавеску из мешковины, и закинул вовнутрь гранату, через несколько секунд раздался взрыв, мешковина колыхнулась, и из щелей немного пробилась пыль вперемешку с дымом. Немного подождав, я вошел в помещение, внутри никого не было, на полу валялась керосиновая лампа, куски тряпок и еще какая-то ерунда из хозяйственной утвари. В кишлаке периодически раздавались взрывы, это наши ребята забрасывали дувалы гранатами, стало ясно, что засады в кишлаке нет, и можно вести себя смелее. Я вышел из дувала, бойцы уже в открытую бродили по кишлаку, были слышны выкрики и разговоры. С ротным было четыре бойца, все они были деды, Пятрас из Литвы, Серега и Володя братья близнецы из Киева и Бахрадин из Намангана, мы звали его Бача. Я огляделся, кишлак был небольшой, на семь дувалов, но озеленен неплохо, вдоль стены все было засажено деревьями, по среди кишлака был колодец. Я направился к колодцу, там собрались все наши, и что-то обсуждали. Подойдя к ним, я увидел трупы жителей кишлака, видать, большинство жителей согнали к колодцу, и потом перерезали. Здесь лежали четыре ребенка от года до восьми лет, шесть стариков и девять женщин, лица женщин были закрыты паранджой. У двух паранджа была откинута, это были старухи, одна старуха лежала с открытым ртом, из которого торчало несколько гнилых зубов, подбородок у нее был в крови, ей перерезали горло. Все они были зарезаны, кто как, кому перерезали горло, кого просто закололи, в общем, их всех перерезали, как баранов, без всякого разбора. -- Матерь божья, --невольно вырвалось у меня от увиденного, -- да они вообще озверели суки, уже друг друга режут, хотя бы детей пожалели, дикари. -- Они не прощают измены, считается, если кто помогает неверным, то есть нам, то значит, они тоже становятся неверными, а значит врагами. Да и вообще, чего тут удивляться? Мы сами сколько этих кишлаков перемесили, счету нет, -- ответил спокойно ротный. -- Да я знаю эти дикарские законы. Но мы другое дело, мы тут оккупанты, -- сказал я. -- Ты, Бережной, кончай мне эту политику, оккупанты и все такое. Такие люди, как замполит, могут тебя неправильно понять. -- Да какая на хер политика? Вот вся эта политика, -- я показал пальцем на трупы. -- Пусть этот замполит подъедет и посмотрит. Жаль, фотоаппарата нету, а то б я сфоткался на фоне этого всего. Хорошая память, не правда ли? Ну да ладно, черт с ней с этой политикой, и вообще. А вот с этим всем, что делать будем? -- Как что? Хоронить будем, -- сказал ротный, и крикнул Петьке, который шарахался возле какого-то дувала: -- Каушас! Иди в БТР и вызови по рации тягач. А остальные -- давайте, пройдитесь по дувалам и тащите сюда все трупы, сложим их в кучу, обольем солярой и сожжем ко всем чертям, чтоб зараза не пошла, а то наши танковые точки недалеко. На обратном пути надо будет заскочить на ближайшую танковую точку и проверить, чем они там занимаются, небось, обдолбились как суки, и ни хрена ничего вокруг не видят. Я вот им блядям устрою, -- закончил со злостью ротный, и пошел в сторону ворот. Пройдя немного, он остановился, повернулся к нам и сказал: -- Детей уложите отдельно, их похороним как людей, как-то рука не поднимается жечь их в общей куче. После чего ротный не торопясь пошел дальше. -- А может, каждого отдельно похороним, и кресты поставим, как доблестным крестьянам, -- начал я возмущаться. -- Заткнись, Бережной, и делай что тебе говорят, и без тебя тошно, -- повернувшись сказал ротный и пошел дальше. Сапог стоял ни жив ни мертв, и смотрел на порезанные трупы, вытаращив глаза, он такое видел первый раз и естественно был ошарашен. -- Сапог! -- крикнул я ему прямо в ухо. -- Очнись, не слышал, что ротный сказал? Пошли таскать трупы. К нам подошел Хасан. -- Там в дувале две бабы валяются, одна молодая -- лет шестнадцать, красивая такая. На хрена ее зарезали? Вот уроды, могли бы оставить, на развод хотя бы. -- Сапог вон замкнул, он и так тормоз, а тут у него вообще колодки заклинили. -- Сапог, очнись! -- Хасан взяв его за шкирку, тряхнул пару раз. -- Я тебя зачем в рейд взял? А ну, бегом в дувал и помогай остальным. Быстро! Сапог очнулся и побежал в сторону какого-то дувала. -- Как бы у него крыша не поехала, -- сказал Хасан. -- Она у него от рождения съеханая, так что не переживай. Все по первой от этого херели, кто больше, кто меньше, а потом ничего, привыкли. -- Юра, ты вроде хавать хотел? Кушать подано, -- предложил Хасан, показывая на трупы. -- Уже перехотел. Я достал сигарету, закурил и направился за Сапогом. Сапог стоял возле входа в дувал и смотрел на дверь, держа снайперку наготове. -- Ну, чего уставился, заходи и будь как дома, -- сказал я ему. Сапог отошел в сторону и посмотрел на меня тупым взглядом. -- Сапог, ну чего ты тормозишь, дубина, если вдруг, не дай бог, засада, тебя же замочат как кота помойного. -- Там кто-то лежит, -- пролепетал Сапог. -- Там два трупа лежат, две бабы, их зарезали. Понял? Я вошел в дувал, на полу валялись две женщины, а вокруг был бардак, везде рассыпана мука, рис и всякое шмотье. Одна из женщин была пожилая и толстая, а другая молодая. Правду сказал Хасан, эта девчонка была красавицей, жаль, что мертвой. Девчонка эта лежала на боку, а голова была повернута вверх, на лице ее была чадра, которая прикрывала лишь низ лица, ноги были голые, остальная одежда разорвана, такое ощущение, будто бы ее сначала изнасиловали, а потом уже убили. Я посмотрел на другую женщину и подумал, как мы будем нести эту толстуху? Вдвоем с Сапогом наверно не управимся. Да, работа не завидная, лучше с духами воевать, чем после них это говно убирать. Эх, матушка пехота, приходится тебе собирать всю грязь этой проклятой войны. А хуже всего то, что со временем начинаешь привыкать ко всем этим ужасам, и уже смотришь на все безразлично. И частенько начинаешь задавать себе вопрос: а не свихнулся ли я? Я оглянулся, ища глазами Сапога, но его не было в дувале, и я крикнул со злости: -- Сапог, сучара! Ну где ты там? Сапог сначала заглянул в дверь, потом осторожно вошел. -- Сапог, сука, ты меня когда-нибудь достанешь. А ну, хватай за ногу эту тетю, и потащили. Я взял за ногу женщину и оглянулся, Сапог стоял и не двигался с места. Терпение мое закончилось, я бросил ногу, схватил автомат, передернул затвор и дал очередь над головой Сапога. Сапог присел и побледнел с перепугу. -- Слушай ты, урод! Если ты сейчас же не схватишь ее за ногу и не понесешь, я тебя пристрелю прямо здесь. Ты думаешь, мне хочется этой ху...ней заниматься? А ну хватай, быстро! И скажи спасибо, что они еще свежие и не успели протухнуть. Сапог подскочил и схватил мертвую женщину за ногу, я взял за другую и мы ее потащили, хоть давалось нам это с трудом, но мы двигались. -- Я боюсь мертвецов еще с детства, -- чуть слышно пробубнил Сапог. -- Дурак, боятся надо живых, а мертвые уже ничего плохого тебе не сделают. Кое-как вытащив ее из дувала, я увидел Качка. -- Качок! -- крикнул я. -- Помоги давай, не видишь еле прем эту говядину. Качок подошел и, посмотрев, почесал затылок. -- Где вы столько мяса нашли? Ее легче взорвать, чем тащить. -- Давай хватай, потом удивляться будешь, обыкновенная тетя, только толстая. Ты, Качок, ее один упрешь, ряха у тебя, вон какая. Качок схватил ее за руку, и мы втроем потащили ее к колодцу. Притащив, бросили ее в общую кучу. Все уже собрались возле колодца, дети лежали отдельно, метрах в двадцати от остальных трупов, их было пятеро. Ротного не было видно, наверное, пошел в БТР доложить начальству обстановку. Я подошел к пацанам и попросил Урала: -- Слушай, Урал, возьми Сапога, и принесите девчонку вон с того дувала. Урал молча пошел, а Сапог остался стоять. -- Сапог, ты че, ваще уже затормозил в конец, не слышишь, что я сказал? Сапог очнулся и побежал за Уралом. А мы сели перекурить, и ждать когда подойдет тягач. Все сидели и молчали, каждый думал о своем. Ко мне подошел Хасан и сел рядом, он прикурил сигарету, я почувствовал дым от чарса. -- Ты что, косяк взорвл, Хасан? -- спросил я его. -- Да. А что? Самое время, по-моему. -- Ну, давай накуримся, раз так, а то жуть какая-то на душе, сейчас бы браги всосать пару литров, жизнь эта блядская в трезвом виде ужасна, а по раскумарке она ужасней вдвойне. Хасан передал мне забитую сигарету, я затянулся несколько раз, к нам подошел Качок и сел рядом. -- Качок, курнешь? -- я протянул ему косяк. -- Ну давай, курну, почему бы нет. Качок взял косяк и тоже сделал несколько затяжек, потом передал его Хасану. Я лбом уперся в пламегаситель автомата и уставился в дуло подствольника. Сейчас нажать бы вот так на курок, и все, и нет тебя, и нет этого Афгана, этих проклятых дувалов, трупов, и не слышать бы больше это сатанинское завывание ветра-афганца. Хасан стукнул меня по плечу. -- Нет, Хасан, я не буду, передай Качку, меня накрыло уже. В голову и так начинают лезть какие-то дурацкие мысли. За стеной послышался лязг гусениц и гул дизеля, это подъезжал тягач. Ну, слава богу, подумал я, сейчас закопаем это мясо, и побыстрее отсюда свалить, ко всем чертям. Урал с Сапогом принесли девчонку и собирались бросить в общую кучу. -- Урал, положите ее с детьми, ей лет шестнадцать от силы, дите еще. --