егли за грядой валунов. Сашка не спал, всю ночь нахо-дился на связи и к утру был готов двигаться вниз. Солдаты поежи-вались на предрассветном ветру, тщательно подгоняли снаряже-ние, нервно курили. Рассвет застал батальон на марше. Раскинув крылья густой цепи, люди шли молча, ожидая первых выстрелов и боя. Сашкина рота шла в центре. В бинокль Сашка увидел, как ле-вое звено цепи спустилось в неглубокое ущелье, и сразу же оттуда ветер принес звуки выстрелов, но почти сразу все смолкло, и через несколько минут "зеленые" выбрались наверх и присоединились к батальону. Сашка связался с бронегруппой, но те еще не получали команду на выдвижение. Теперь с правой стороны завязалась за-варушка и тоже быстро погасла. Показались широкие полосы зе-ленки. Сашка приказал роте залечь, афганцы сделали то же самое. Теперь оставалось только ждать разведчиков, которые вот-вот должны были появиться. Вскоре командир "зеленых" сообщил, что разведка вернулась. В зеленке есть духи, но немного, а вот к кишлакам не смогли даже приблизиться -- стреляют. Продолжили спуск и ворвались ровной линией в заросли зеленки. Духи даже не пытались сопротивляться, быстро отходили к реке, ярко сверкаю-щей и манящей вспотевших солдат своей прохладой. Впереди по-казались кишлаки. Бронегруппа еще не выходила. Сашка, черты-хаясь, сорвал с головы наушники радиосвязи и дал команду впе-ред. На долю разведроты достался кишлак Намазга, ничем не отли-чающийся от таких же десятков кишлаков, виденных Сашкой. Та-кая же убогость и нищета: приземистые дувалы, глинобитные се-рые стены, но больше зелени от близости реки. Кишлак встретил роту плотным огнем. Еще только над гребнем небольшой сопочки повязалась голова командира первого взвода Криниченко, как пу-ли хищно чмокнули его чуть ниже линии каски, и он покатился вниз, жутко выворачивая ноги и руки. Санитар кинулся к нему и начал рвать из сумки бинты и тампоны. А рота двигалась дальше, падая на брюхо, переползая вниз за спасительную кромочку доро-ги, идущей к кишлаку. Залегли у дороги. Сашка опять вышел на связь. Эфир рвали слова: -- Вперед, мать вашу! Вперед... Выбить духов... И Сашка орал те же слова, перебегая от одной группы к другой. Люди не могли подняться под ураганным огнем. Приходилось ждать затишья. Как только духи чуть успокоились, Сашка выскочил на дорогу и рванул к дувалам. За ним хлынула рота. Сашка не оглядывался назад, он был уверен, что люди пошли за ним и чувствовал их спиной. Его перегнал Поливайко с РПК в руках. Пулемет в его ру-ках казался игрушкой, злобно рычащей, выплескивающей огнен-ные струи. Духи очнулись и с новой силой лупанули по роте. Рух-нул командир второго взвода, пули стеганули его ниже колен. Солдаты на мгновение застыли, готовые залечь тут же в пыли на голом месте. Но Поливайко, сменив коробку, хлестнул длинной очередью по дувалу, и пулемет духов заткнулся. Солдаты опять ринулись вперед, простреливая пространство перед собой, и неко=торые уже просачивались в тесные улочки, а Поливайко все стоял один среди дороги и долбил из пулемета по верхней кромке дува-ла, не давая духам вести прицельный огонь. И все же горячая струя прошила его ноги. Поливайко упал, напрягая все силы, он откинул сошки пулемета и продолжал стрелять. Краем глаза он видел, как медбрат с двумя солдатами оттаскивали с дороги ко-мандира второго взвода и еще двоих раненых. Еще одна пуля уда-рила в спину Поливайко и, минуя позвоночник, вошла в почки. Боль резанула ослепляюще, но Поливайко сменил еще одну короб-ку и, уже погружаясь в беспамятство, нажал на курок. Рядом блес-нул гранатный разрыв, взметая осколочно-пыльный вихрь. Пуле-мет замолчал, вызвав в умирающем мозгу Поливайко удивление. Мышцы продолжали давить на курок, но кисти, отсеченные ос-колками, безвольно повисли на РПК*... Бой смолкал у реки, изредка всхлипывая истеричными очере-дями. Духи ушли на другой берег Мошхада. Бронегруппа так и не подошла. МИ-8 ввинчивался в воздух кандагарского аэродрома. Сашка сидел на алюминиевой скамейке и всматривался в теперь уже зна-комые ориентиры. В его ногах лежали трупы погибших в этом рейде, накрытые плащ-палатками. Остатки первого взвода дрема-ли. В хвосте вертолета глухо позвякивало трофейное оружие, за которым уходила та самая бронегруппа. Глава 5. "Таня" Сашка лежал в небольшой палате кандагарского госпиталя и наслаждался долгим сном, вкусной горячей пищей, вниманием медсестер и вообще беззаботной жизнью. Рана была не тяжелая: осколок вырвал кусок мышцы из бедра, и началось заражение. Те-перь уже все зажило, и завтра -- послезавтра домой -- в батальон. Пока Сашка отлеживался в госпитале, его группа сходила в рейд на прочесывание района, прилегающего к Кандагару, и теперь бы-ла на отдыхе -- в карауле второго эшелона. Почти все ребята, от офицеров до солдат, побывали у него. С ними Сашке было неуют-но, неловко от своей сытости -- бритости, а они, уставшие, запу-щенные, шли к нему за три километра. Сашка встал с койки, прошел, немного хромая, к умывальнику, умылся и вышел в тесный длинный коридор со сферическим по=толком, Он стоял и ждал обхода, но до него еще было почти два часа. Сегодня на смену должна была заступить Таня -- хирургиче-ская сестра, с которой и хотел встретиться Сашка. Он давно уже заметил Таню, еще в свои первые дни службы, но не мог с ней по-знакомиться так просто, без всякого повода. Таня всегда передви-галась очень быстро, изредка мелькала в расположении из город-ка, и Сашка никак не мог как, следует рассмотреть Таню. Он видел ее хрупкую стремительную фигуру, длинные светлые волосы, а ос-тальное придумал сам, придавая девушке те черты, которые хотел бы видеть у нее. Сашка был здорово удивлен, когда увидел Таню в операционной. Она была именно такой, какую он себе придумал. Во время перевязок Сашка разговаривал с Таней, как=то быстро они нашли общий язык. Сашка всегда стеснялся женщин, стано-вился неуклюжим, в общем, комплексовал жутко, как сам он при-знавался, но с Таней ему было очень легко. Таня тоже привязалась к этому молодому старлею, красивому, высокому парню, явно влюбленному в нее. В полках, базирующихся в Кандагаре, было довольно много женщин: официантки, продавщицы из "Березки", машинистки. Вокруг них всегда царила атмосфера ухаживаний. Сашка знал, ко-нечно, что здесь есть женщины, но сам их не видел. После первого рейда, когда батальон стоял на построении, мимо проходила жен-щина, машинистка из штаба дивизии. Она шла в легком светлом платье, и солнце насквозь просвечивало ее фигуру. Строй замер в онемении. Командир батальона даже замолчал, не поняв причины звенящей тишины, оглянулся, увидел женщину, скомандовал: "Ра-зойдись! ", догнал ее, и они зашли в его палатку. Это была его "фронтовая жена". Практически все женщины были "определены", то есть жили с кем-либо из офицеров или прапорщиков. Почти все они были оди-ноки там, в Союзе, и искали здесь хоть какое=то подобие семейной жизни, обстирывая, готовя пищу, деля постель со своим времен-ным мужем, всегда на что=то надеясь и во что=то веря. Были и та-кие, что, пройдя все ступени от старших офицеров до прапорщи-ков, быстро им приевшись своей безотказностью, спали с солда-тами за десять -- двадцать чеков, лишь, бы скопить деньжат, за что и получили свое прозвище "чекистки". Сашке было жаль этих женщин, а впрочем, всех женщин, оказавшихся здесь, на этой вой-не, никому не нужных ни в Союзе, ни в Афгане. Они попадали сю-да через военкоматы вольнонаемными, военнослужащими или по протекции на работу в "Березках". Но где бы они ни работали -- им приходилось вместе с мужиками тащить на себе все кошмары фронтового быта. Впервые Сашка столкнулся с безжалостностью хирургии в рей-де, теперь он уже не помнил точно где, где=то под Джелалабадом, в одном из отдаленных гарнизонов, заброшенных в пустыню. Он вышел из палатки, в которой ночевал со своей группой. Встал очень рано, его еще во сне стал преследовать какой=то странный запах, приторно -- сладкий, неприятно назойливый. Сашка пошел между еще сонных и молчаливых палаток. Одинокие часовые по-еживались под грибками, подняв воротники шинелей. Сашка свер-нул влево к бочке с водой и застыл на месте. Из палатки с красным крестом вышел невысокий коренастый солдат в белом, заляпанном кровью халате, с большим тазом в руках и вывалил из него чью=то отсеченную руку в кучу сваленных прямо в пыль частей человече-ского тела, облепленных мухами, возбужденно шевелящихся на этих жутких обрубках. Волны смрада поднимались над разлагаю-щимся мясом и разносились ветром. У Сашки потемнело в глазах. Солдат ушел в палатку, затем опять вышел из нее и начал посы-пать чем=то белым эту груду. Мухи, недовольно урча, взлетали опять садились, торопясь воткнуть свои хоботки в вонь, разложе-ние и в чью=то боль. Сашку рвало, выворачивало всего наизнанку. Сашке казалось, что он выблевал все, что съел за свою жизнь, а из него все текло и текло, струями выплескивалось из разодранного в судороге рта. Солдат -- санитар равнодушно наблюдал за Сашкой, с наслаждением затягиваясь папиросой: -- Это у вас с непривычки. Скоро уже две недели, как никто не убирает. Сашка отдышался и присел на ящик бомботары. В глазах ряби-ло, голос солдата проходил как сквозь вату. Он слабо заговорил: -- Да что ж, неужели убрать некому?!! Это же ужас! -- А кому убирать? Рейды один за одним. Сами, небось, на под-могу прилетели. Вы же не наши? У нас всегда, как только на войну уходят, хирурги с утра до вечера кромсают. Медикаментов мало, формалин давно закончился. Наркоз делать нечем. Да сами сейчас услышите. Будут майора оперировать, осколок из груди выни-мать... Из палатки доносились стоны, бормотания, крик. Сашка зажал уши и зажмурил глаза. Солдат бросил окурок в кучу и продолжал: -- Скоро уберем. Вот рейды закончатся, мужики вернутся -- за-копают. Собаки бродячие прибегают, по всему городку мослы растаскивают, а часовые по ним из автоматов лупят. Сашка поднялся и побрел на мягких ногах к своей палатке... В начале коридора мелькнула Таня н пошла в ординаторскую. Сашка пошел за нею, на ходу одергивая по- нелепому короткую госпитальную пижаму. Пока он шел по длинному глиняному полу, в ординаторскую кто=то зашел. Сашка подошел к неплотно закры=той двери и остановился, услышав знакомый наглый голос пра-порщика Веревкина: -- Танюша, ну ладно, что ты такая недотрога. Я же не просто так. Вот тебе сто чеков, ну хочешь, двести. Сашка оцепенел. Таня за дверью крикнула: -- Уйди отсюда, гад! Пошел вон... -- Да не будь ты дурой. Скоро ведь в Союз. Шмоток хоть набе-решь, а то ходишь в своих задрипанных джинсах, -- басил прапор-щик, -- сколько тебе, месяц -- два осталось? А ты все на одну зар-плату. Ты посмотри на баб умных: и чеки есть, и афошки, и мужик под боком, не один, так другой. Сашка толкнул дверь, она бесшумно открылась. Таня отверну-лась от Веревкина, считая разговор оконченным, и наклонилась над столом с инструментами. Прапорщик шагнул вперед, схватил Таню руками за бедра и прижал ее к себе, пытаясь губами приник-нуть к ее шее. Таня вырывалась, забилась в его грубых руках, а Веревкин похотливо ржал, одной рукой крепко обхватив Таню за талию, а другой тискал ее грудь. Таня дотянулась рукой до инст-рументария и, схватив скальпель, попыталась полоснуть Веревкина по ненавистным рукам, но тот, засопев и отяжелев, легко отстра-нил ее руку и уже рвал с Тани халат, обнажая ее тело. Сашка ри-нулся к прапорщику, схватил его за плечо и, развернув лицом к се-бе, врезал боковым ударом руки в челюсть, а коленом ударил в пах. Все произошло мгновенно. Таня, ничего не успев понять, по инерции, когда Сашка разворачивал Веревкина к себе, резанула прапорщика скальпелем по груди. Веревкин хрюкнул и осел на пол. Теперь он валялся на полу, идиотски вылупив глаза, синея и хрипя от боли. Его орденоносный китель набухил полоской крови. -- Сука, убила, -- вдруг завопил он, потом, ощупав себя и убе-дившись, что жить будет, перевел взгляд на Сашку. --A ты, стар-лей, сгинешь, падла, на рейдах. Он встал на колени, потом тяжело поднялся на ноги и вперевал-ку пошел из комнаты, у двери обернулся, грязно выматерился и ушел, сильно хлопнув дверью. Таня плакала, тщетно пытаясь запахнуться разодранным хала=том. Сашка не знал, что делать, потом увидел на гвозде, вбитом в стену, чью=то шинель с майорскими погонами, снял ее и набросил Тане на плечи. Таня села на стул, не прекращая плакать, и сквозь слезы заговорила: -- Ну зачем? Почему так? Да сколько же вас мужиков, через наш госпиталь прошло. Привезут -- труп трупом, отмоют, проопериру-ют, лежит недвижимый, зовет: "Мама, мама", а потом оклемается и -- все, уже баба ему, а не мама нужна. Сашка виновато молчал. Таня уcпокаивалась, всхлипывая и по-детски шмыгая носом: -- Не все, конечно. Это я так, сгоряча. Ты, например, совсем дру-гой... Ладно, садись, Саша, чай попьем до обхода. Сашка сел за маленький круглый столик. Таня застегнула ши-нель, налила по стаканам -- мензуркам чай из термоса. Они долго сидели, пили крепкий чай. Время от времени Таня замолкала, пе-реживая случившееся, а Сашка вспоминал все смешное, что знал, пытаясь отвлечь Таню. На следующий день Сашку выписали. Он каждый день выкраи-вал время, чтобы увидеться с Таней, хотя бы пять -- десять минут. Привыкли они друг к другу. Сашка чувствовал, что не только он, но и Таня ждет этих встреч. Теперь его жизнь стала более полной. Он знал, что делать в свободные минуты. Написал родителям, что у него есть невеста, хотя разговора с Таней об этом не было. А Веревкин не спал. Он обо всём рассказал своему дружку майору Стефанчуку -- начальнику строевой службы полка, и тот пообещал прапорщику помочь отомстить за обиду. Был февраль, снежно-дождливый, ветрено-промозглый, сырой и мерзкий. Сашкина группа постоянно таскалась в горы, по зелен-ке, выматываясь до предела. Возвращались в батальон полутрупа-ми в раздрыстанных сапогах, в промокших бушлатах и шапках. Валились за- мертво на кровати и засыпали, не дожидаясь ужина. Сашка все равно успевал заскочить к Тане, поцеловать ее, пого-ворить, и убегал в часть, где его неизменно ждала новость- завтра выход. Так прошел месяц. Духи не особенно активизировались, замер-зая в горах тайно спускались в кишлаки, забирали продовольствие, резали всех и сжигали все дотла, забирали несколько женщин и молодых парней и уходили назад в пещеры, стараясь не наткнуться на шурави. * Однажды Сашкина группа была в засаде у одного из мелких кишлаков. На мартовском солнце парили бушлаты, оттаивали промерзшие за зиму солдаты. Просидели, прождали сутки, но все зря -- видать, подвела разведка, и пошли обратно. Горы уже зеле-нели первой сочной травой, мягко, обманчиво скрывающей ост-рые очертания скальных зубов. Воздух, прохладно-мягкий, успо-каивал, кружил голову. Сашка. понимал, что люди расслаблены, и изредка покрикивал, заставляя держать дистанцию, не кучковать-ся. Они поднялись на последний холм, и перед ними раскинулась целая долина тюльпанов ярко-, ярко-красных. А вчера здесь их еще не было. Шли через поле очарованные, стараясь не наступать на экономно-плотные коробочки цветов. Когда дошли до края, Сашка спохватился, нарвал букет, стянул с головы каску, положил в нее цветы и понес бережно, чуть отставив руку в сторону. В этот день Сашка сделал предложение Тане, и она согласилась стать его женой. Срок ее контракта подходил к концу. Через месяц она уедет домой в Липецк и будет готовиться к свадьбе. Сашкин очередной отпуск будет в июне, тогда и распишутся. Строили пла-ны, веря в то, что все будет прекрасно. Но не знали они, что Ве-ревкин со Стефанчуком уже подготовили Танины документы на три недели раньше срока и всеми правдами и неправдами подстав-ляли Сашкину группу на большую войсковую операцию. Группа ушла в горы. Таня ждала Сашку, как всегда боялась и переживала за него, прислушивалась к вечернему топоту в кори-доре. В этот раз (который по счету? ), Сашка ушел на два-три дня. Таня не находила себе места, что=то давило ее, выматывая все си-лы. Она так же умело помогала на операциях, ни разу не ошибив-шись, но делала все механически. Утром следующего дня ее вы-звали в штаб. Стефанчук выдал ей проездные документы и сказал, что в воскресенье, то есть послезавтра, будет борт на Ташкент, которым она улетит в Союз. Таня получила деньги, пошла в "Бе-резку", накупила там сока "Си-Си", "батовских" конфет, разной мелочи в подарок родным и знакомым и ушла в госпиталь. Сашка видел, как трое его солдат юркнули в узкую, но глубо-кую расщелину и поползли к той гряде, из=за которой долбил по группе ДШК. Пятеро из группы лежали на этой сопке, уже равно-душные ко всему. Их трупы стащили вниз, чтобы духи не кромса-ли тела крупнокалиберными пулями. Моджахеды уходили в горы под прикрытием этого единственного, недосягаемого для Сашки-ной группы, пулемета. Они недавно сожгли колонну наливников* и теперь, окрыленные удачей, уходили от преследователей. Сашка в бессилии кусал губы, орал по связи координаты уходящих духов, просил помощи с воздуха, но в ответ получал одно: -- Догнать и уничтожить своими силами! Один из троих- башкир Мухтар Памлеев дополз до скрывавше-го его от духов горного козырька и неловко швырнул навесом гранату. Она пролетела по дуге и, чиркнув по краю гряды, устре-милась вниз. Двое других солдат не видели ее и продолжали ка-рабкаться вверх, когда треснул взрыв и сбросил их иссеченные те-ла к подножию скалы. Сашка видел в бинокль, как Памлеев взмет-нулся на козырек, отшвырнул от себя автомат, схватил две грана-ты и, перепрыгнув через край скалы, опять взлетел над горами в огненном смерче. Пулемет умолк. Началась гонка. Озлобленные солдаты неслись за духами, со-скальзывая на камнях, разбивая в кровь локти и колени. Пот лился ручьями, застилая глаза, заливая рот. Духи шли налегке, изредка залегая и огрызаясь огнем автоматов. В Сашкиной группе упал еще один боец со снесенным пулей лицом. Никто не остановился в едином порыве догнать, отомстить. Люди бежали, перепрыгивая через трупы духов. Краем глаза Сашка видел, как воронежец Валька Кривко, не останавливаясь, стрельнул коротко по петляю-щему духу, пытавшемуся скрыться за камнями, оставлявшему за собой грязно- кровавый след. Дух дернулся и упал, ударившись лбом о чуть не спасший его камень. Сашка спешил- если духи ус-пеют спуститься с этой сопки, они уйдут в пещеру, а там- ищи ветра в поле. И он спешил, безжалостно гоня солдат вперед. Когда вскарабкался на вершину, отряд духов уже втягивался в одну из пещер, протянувшихся лабиринтами на многие сотни километров. Сашка присел на колено, передвинул прицельную планку и оди-ночными выстрелами стал бить по последним, еще видным отсюда духам. Солдаты лупили очередями, взметая фонтанчики пыли и брызги скальных осколков. Злорадно Сашка заорал: "Есть! ", ко-гда предпоследний из духов упал. Последний остановился, повер-нулся к Сашке и застрочил из автомата. Что=то резко отбросило" Сашку назад. Бронежилет выдержал пулевой натиск, но правое плечо и левое бедро обмякли, раскаляясь знакомой болью. Сашка рухнул на спину и уплыл в черноту. Ахмед Каримов -- сын карагандинского шахтера- полоснул оче-редью по ногам духа. Дух завизжал, крутанулся и попытался до-бежать до спасительного зева пещеры, но запутался в перебитых ногах и, спотыкаясь, подгоняемый еще одной ахмедовской очере-дью, ткнулся лицом в землю. Медбрат Андрей Шубин, отчисленный за фарцовку из медин-ститута, уже колдовал над командиром. Подсунул ему под голову свой вещмешок, содрал с него бронежилет, давая Сашке глубоко дышать. Сашка потянулся к ватному тампону с водой, но не смог его взять и прошептал только что=то о медсестре из хирургии, как понял Андрей. Солдаты крутились рядом, ожидая, что будет дальше. Борис Лапчинский -- связист -- передавал в часть все, что произошло, и просил прислать вертолет. Обещали. Сержант Сере-га Ильин послал пятерых за убитыми солдатами и оружием и еще троих отправил разведать вход в пещеру. Сашка все еще не приходил в себя, хотя Шубин обрабатывал раны спиртом и колол ему промедол. Раны были сквозные, только одна пуля застряла и бедре, и Андрей не мог понять, в мышце или в кости. Борис и двое друзей-украинцев из Знаменки не спеша шли к пещере. Они знали, что духи уже далеко, но для успокоения, по-дойдя ко входу в пещеру, швырнули туда по гранате и пальнули из автоматов. Теперь они стояли и курили-ждали, когда осядет пыль. И вот тут=то их беспечность была наказана. Подстреленный Ахме-дом дух пришел в себя и увидел прямо перед собой три солдатские спины. Он бесшумно подтянул к себе автомат, и, не целясь, реза-нул очередью по беззащитным мишеням. Все трое упали. Сержант бросился на выстрелы и, еще не осмыслив происшедшего, врезал носком сапога в лицо духа. Теперь они остались втроем с медбратом и командиром. Анд-рей стянул руки духа капроновым шнуром, накрыл бушлатами те-ла погибших и пошел в пещеру, рявкая подствольником и рыкая автоматом. Серега Ильин сидел около командира и пытался нащупать связь. Ему ответили. Он сообщил о случившемся, выслушал в от-вет мат дежурного майора Стефанчука и отключился. Скоро по-дошли посланные за убитыми. Они притащили четверых: Памлее-ва, и погибших от его гранаты Кудимова Генку и Святко Ивана, а также Пряжко Илюху из первых погибших сегодня. Сбросили с плеч автоматы и растерянно слушали ужасную новость. Серега отправил их назад, за остальными. Ребята нехотя переглянулись и побрели в гору. Сержант окликнул их: -- Мужики, вы там аккуратней, посматривайте, скоро стемнеет. Через полтора часа они вернулись, принеся с собой еще пять трупов. Уже было темно. Серега тревожился об Андрее, еще не вернувшемся из пещеры, и хотел было идти на поиски. Но Ахмед сказал, что пойдет сам. Ребята перетащили тела убитых поближе к командиру. Сашка Митюк и Васька Дымов стянули с них окровав-ленные, заскорузлые бушлаты и накрыли головы всех погибших. Потом сели, закурили и штык-ножами начали вычищать из=под ногтей засохшую кровь, хмуро щурясь и отгоняя дым, назойливо лезший в глаза в абсолютном безветрии. Вдруг от пещеры раздался крик. Все подскочили и, щелкая за-творами автоматов, побежали туда. Ахмед, затянув вокруг шеи духа размотанную чалму, тянул ее через камень, пытаясь удавить живучего духа. Серега кинулся к нему, но Ахмед, злобно ощерив-шись, смахнул автомат на грудь, направил его на сержанта: -- Назат, назат, сирщант. Я его сам убиват будую. Я этат гат раз-арву-у. Дух, чуть обмякший, встрепенулся и попытался встать на ноги, перебитые пулями, но Ахмед в ярости дернул шелк чалмы, и дух захрипел, выплевывая кровь и вытягиваясь в предсмертной судо-роге. Из пещеры вынырнул Андрей. Он подошел к умирающему ду-ху, освободил узел, пощупал шею и сказал: -- Хана. Ахмедка, ты ему шею сломал, хотя, может еще пару ча-сов протянуть. Ахмед опять вздернул автомат и влепил в духа полмагазина. Брызги крови хлестнули по лицу Андрея, он вернулся, спокойно вытерся грязным рукавом бушлата и негромко сказал: -- Сержант, я склад нашел. Наступила ночь. Сашка уже дважды приходил в себя, просил пить, требовал доложить ему обстановку и вновь уходил в свою безбольную тишину, где сразу встречал Таню. Около него посто-янно находился Андрей, остальные таскали из пещеры оружие в ящиках, патроны в цинках, коробки с минами и гранатами. Здесь было все: и автоматы "Узи", и "Томпсоны", и АК, и М-16, было несколько базук, маузеров, наганов, итальянские мины ТС-6, 5, английские МК-7, мины-лягушки и даже два пулемета "Максим". К двум часам ночи перетаскали все- устали как черти. По связи им сообщили, что вертушка будет к семи. Спать никто не хотел. На-стороженно ждали рассвета, который медленно наступал, разбухая краснотой полоски над осточертевшими горами. Вертолет прилетел в восемь часов. Сделал несколько кругов над группой, поднимая тучи пыли, потом осторожно сел. Летчики торопились -- нужно было забрать еще несколько групп, а до Кан-дагара час лету. Бортач раскинул в конце салона брезент, на него сложили штабелем двенадцать трупов. Прикрепили ремнями к бортам ящики с трофеями, только оружие, все остальное взять не могли ввиду перегрузки машины. Патроны и мины торопливо сбросили в кучу, и Андрей подорвал ее. Аккуратно положили ко-мандира на подвесные носилки, расселись по скамьям, и вертолет, грузно свистя и подрагивая, начал набирать высоту. Сержант по-просил у борттехника ларингофоны и уговорил командира борта врезать НУРСами* по пещере. Летчик кивнул головой, развернул нос "восьмерки" к скалам и, найдя нужные ориентиры, всадил всю кассету в разинутую пасть пещеры, затем поднял машину на высоту и лег на курс, ведущий в Кандагар. В то время, когда Сашку перегружали из вертолета в санитар-ную машину, Таня находилась в ста метрах от него, проходила та-моженный контроль перед посадкой в самолет. Веревкин не находил себе места от злобы. Всю группу Сашки, включая и погибших, наградили медалями "За боевые заслуги", а Сашке еще в госпитале вручили "Красную звезду". Наградные документы получал и оформлял майор Стефанчук. После госпита-ля Сашка получил досрочный отпуск. Сашка шел по знакомой дороге на аэродром, через час оттуда вылетал военный ИЛ-18 на Тузель в Ташкент. Сашка шел прихра-мывая, раненые нога и рука еще ныли, но уже не могли отравить праздничного настроения. Он шел мимо знакомых породненных с ним солдат и офицеров, такой же пропыленный и пропахший вой-ной, мимо "Арианы" с толпой бачей, желающих куда=то улететь, мимо зенитчиков, направивших свои орудия на близкие смерто-носные горы, шел к заруливающему к посадочной площадке ИЛу, который унесет его домой к родителям, к Тане, к мирной жизни на целых два месяца. Глава 6. "Димка" Все началось с того, что пропала Лидкина фотография. Димка обшарил всю палатку, просматривая каждый сантиметр, заглядывая под тумбочки, в щели между досок полово-го настила -- нигде не нашел. Димка страшно расстроился. Фото-графия была цветная. Лида сфотографировалась по колено в про-зрачной черноморской воде. Слева от нее открывалось море, сжа=тое с двух сторон затуманенными утесами, а справа тянулся пляж, усыпанный мелкой галькой. Лидка стояла, отставив левую ногу и опершись на бедро ладонью, правую руку подняла вверх, как буд=то манила кого=то к себе (Димка -- то знал, что не кого=то, а его... и только его! ). Яркий красный купальник узенькой полоской плотно облегал золотистое тело девушки. Выгоревшие светлые волосы, недавно высушенные солнцем, слегка поднимались ветром, дув-шим с моря. Лидка весело смеялась, и Димка помнил почему. Он стоял надутый из=за того, что Лидка кокетничала с молодым фото-графом грузином, который сделал снимок и ушел кокетничать с другими девушками и зарабатывать деньги. Было все это год назад, когда Димка еще и не думал, что в ок-тябре уйдет в армию, а в декабре уже будет здесь, в Афгане. Когда Димка смотрел на фотографию, все в нем сладко замирало. Он вспомнил мельчайшие подробности того лета. Чувствовал солоно-ватый привкус моря на Лидиных губах, чуть шершавую горячую кожу и неожиданно прохладную мягкую грудь, белеющую под его ладонью, когда они оставались вдвоем в своей маленькой комнат-ке, снятой за четвертак в сутки на две недели. Потом они вернулись домой в Воронеж. Оба учились в универ-ситете, но на разных факультетах и курсах. Виделись часто. Выпа-дала возможность -- ночевали в месте. Но все же такой близости, как в адлеровское лето, не было. Сумасшедший ритм городской жизни не давал расслабиться, и, оставаясь наедине, отдыхая после любви в постели, каждый строил на завтра свои планы, забывая о существовании партнера. Когда Димка получил повестку, Лида вначале расстроилась, а потом сказала, что постарается дождаться, но ничего обещать не хочет. Димка не настаивал на ожидании, впереди его ожидала не-знакомая служба. Теперь он здесь, а она там, и их снова потянуло друг к другу, любовь нахлынула с новой силой. Лида писала чуть ли не каждый день, а Димка, как только выдавался свободный час, вытаскивал из внутреннего кармана свернутый тетрадный лист и продолжал писать начатое во время перекуров-передыхов письмо. Однажды он отправил Лидке свою фотографию, где он стоял в полном вооружении: в бронежилете, в каске с маскировочной се-тью, в лифчике, набитом гранатами и автоматными рожками, с ав=томатом в руке. Он стоял у глинобитной стены дувала, обожжен-ной пламенем догорающей "барбухайки", стоящей на переднем плане. По лицу Димки стекал грязный пот, разрисовывая лицо по-лосками, как у зебры, а камуфляж был заляпан чужой кровью. Что и говорить, снимок был жутковатый. Димка чувствовал, что этой фотографией он произведет глубокое впечатление на Лиду и ее подруг, которым Лидка обязательно ее покажет. Домой он отправ-лял другие фотографии -- нейтрального содержания: встреча Кар-маля в Кандагарском аэропорту, у ротной палатки с ребятами сво-его призыва или лежа на проклятой пыли, почему=то упорно назы-ваемой песком, в одних трусах. На всех этих снимках оружия не было и близко, только в почетном карауле у входа в "Ариану", ку-да должен был проходить после высадки из самолета Бабрак Кар-маль. Димкина рота стояла с автоматами на груди. Но почему=то хадовцы* повели генсека сразу с трапа в черную "Волгу" и куда=то увезли. Сегодня они вернулись с "большого сидения" на точке, где проторчали неделю тихо и мирно, даже ни разу не выстрелив. Прапорщик Белов -- старший по команде- только недоуменно ма-терился и разводил руками. Но как бы то ни было они вернулись в часть, и Димка ждал с нетерпением время, когда он вскроет два Лидкиных письма и, поставив перед собой ее фотографию, будет читать их и перечитывать. В ответ на свою фотографию, Димка получил от Лидки ту са-мую, морскую. Снимок был размером с конверт, и носить его с собой в хэбэшке было жаль, сминались углы и пропитывалось все насквозь потом. Поэтому Димка сделал тайник. Взял "цинк" от пистолетных патронов, завернул фотографию в целлофан, выбрал время, когда никого не было в палатке, оторвал короткую доску пола под своей кроватью и сунул туда коробку со снимком и то-ненькую пачку чеков за прослуженные в Афгане девять месяцев. Димка дождался, когда все ушли смотреть фильм, вынул "цинк", деньги были на месте, а вот карточка исчезла. Лямка тупо уставился в коробку и лихорадочно соображал, куда же она могла подеваться. Прекратив поиски, он уселся на койку и замер. Что=то недоброе надвигалось на него и давило своей тяжестью. В палатку кто=то вошел. Димка поднял голову и увидел вечного посыльного по штабу, хитрющего и постоянно чем=то болеющего татарчонка Мамлеева. Тот приплясывал от нетерпения сообщить какую=то гадость и, не приближаясь к Димке, утвердительно спро-сил: -- Што, баба свая патирял? Димка взметнулся с койки. Мамлеев отскочил к выходу: -- Дай десять чек, сыкажу, кде гуляит. Димка вынул из кармана десятку, скомкал ее и перебросил Мамлееву, тот проворно схватил деньги и, озираясь по сторонам, тихо сказал: -- Бобанов у сибя в каптерка сидит, дрочит на твая баба. Димка выскочил из палатки и побежал к продскладу, где жил Бобанов -- солдатский повар. Бобанов был здоровенным мужиком лет двадцати пяти, квад-ратный, обросший сплошь волосами, весь какой=то грубый, обезь-яноподобный. Говорили, что он отсидел за что=то год или два. Но точно никто не знал, да и интересоваться не собирался. Водил Бо-банов дружбу еще с четырьмя такими же громилами из полка, вечно отирающимися у складов, но в рейдах их никто не видел. Димка добежал до вагончика, через щели занавешенного окош-ка пробивался свет. Димка приник к щели. Боб сидел на кровати спиной к Димке. Локоть правой руки Боба ходил вверх вниз. Боб постанывал, а потом вдруг захрипел, чуть ли не заорал, откинулся спиной на стенку кунга, и Димка увидел, что в левой руке зоба за-жата фотография Лиды, и тугая струя бобовской спермы ударила прямо в Лидино лицо. Димка шибанул дверь ногой, та с треском слетела с петель и рухнула внутрь, вместе с ней в комнату ворвал-ся Димка. Он подскочил к Бобу и врезал ему кулаком в челюсть. Боб схлипнул от неожиданности и быстроты случившегося и по-пытался встать на ноги. Но Димка, не давая ему опомниться, с раз-ворота ударил каблуком ботинка Боба в грудь. Боб все же успел увернуться и смягчил удар. Димку занесло, и он чуть не упал. Боб поднялся с кровати и, широко расставив руки, не выпуская оск-верненную фотографию, шел на Димку. Ширинка штанов Боба была расстегнута, и сквозь нее Димка увидел волосы лобка, пятна спермы на штанах и, кипя от омерзения и ярости, нанес Бобу удар в пах, после которого тот рухнул на колени, ткнулся лбом в пол и глухо завыл. Димка выхватил из крепкой лапы Боба карточку и бросил ее в печурку, на которой разогревалась банка тушенки. Димка от злости швырнул и ее вслед за вспыхнувшей фотографи-ей, и не успел он еще выйти из кунга, как нераспечатанная банка взорвалась, обрызгивая Боба ошметками горячего мяса и обсыпая пеплом. Димка возвращался в палатку. Его душили слезы и злость. Что=то оборвалось в нем, сломалась вера в то, что все будет хорошо. Он долго ворочался на скрипучей кровати, все никак не мог успо-коиться и задремал только под утро. Димка понимал, что все это ему так просто с рук не сойдет. Боб и его друзья никогда не сдадут своих позиций ни околоскладской жизни, сытой и безбоевой, ни "дедовских" привилегий, которые старались сами же насаждать. И такое происшествие-"годок" из-бил "деда"-просто не могли оставить без внимания. Димка никому не рассказывал о случившемся, но за него постарался Мамлеев. Так что все уже знали, что именно Димка расквасил морду Бобу. По полку ходили слухи, что Боб и его друзья- гомики. Якобы, кто=то из молодых насильно побывал у них "в гостях" и был изнасило-ван. В знак благодарности за услуги его пристраивали на тыловую работу при содействии прапорщика Веревкина. Димка тоже это знал. Были у него два хороших товарища: Се-рега Пухин и Денис Ковров, предлагали ему свою помощь, но Димка не захотел, отказался. Через неделю рота ушла в горы. Десять дней бродили по зелен-кам и кишлакам. Были стычки с духами, но не серьезные, издалека. В последний день поиска наткнулись на большую банду-караван. Бились с ними часа три в теснине узеньких кишлачных улочек. По-гиб Сережка Пухин. Пуля всхлипнула в его горле и обдала кровью Димкины руки. Упал Серега, Денис подскочил к нему, а Димка, поняв безнадежность, ринулся вперед, за прапорщиком Беловым. Бежали рядом. Широко раскинулась цепь роты, охватила весь кишлак. Плечо в плечо бежали вслед за бандой, уходящей в зелен-ку, прапорщик и солдат. Вдруг Димка увидел, как из=за покоре-женного дувала высунулся ствол винтовки и направил свой злой зрачок в грудь Белова, а тот, часто и громко дышал, целился на бегу в духа, мчавшегося по дувалам и поливавшего преследовате-лей из своего автомата. Димка кошкой кинулся на грудь прапор-щика и сбил его с ног, когда хлопнул одинокий винтовочный вы-стрел. Пуля угодила Димке в предплечье левой руки. Белов мгно-венно среагировал, швырнул за дувал гранату, и оттуда уже боль-ше никто не стрелял. В этот же вечер рота вернулась в полк. В госпиталь Димка не пошел. В лазарете ему промыли сквозную рану, сделали уколы. Димка отлеживался в палатке между перевязками утром и вече-ром. К нему каждый день заходил прапорщик Белов, приносил шоколад, виноград, дыни, угощал сигаретами. Сегодня, перед ухо-дом в очередной рейд. Белов сказал, что на Димку отправили на-градной лист за спасение жизни командира. Рота ушла. Димка и еще несколько легко раненных солдат слонялись по плавящемуся от жары городку, не зная, чем себя занять. До одури играли в нарды, спали в липком поту, писали письма. Несколько раз в палатку заходил Мамлеев, но с ним никто не разговаривал, и он, ничуть не обижаясь, уходил к офицерскому модулю, где охра-нял вещи офицеров, за что те щедро делились с ним своим пайком. После обеда Димка бродил между палаток, сочинял ответ на последнее Лидкино письмо. Рука чуть ныла, заживляюще подерги-вало рану. Мимо Димки проскочил Мамлеев с "цинком" автомат-ных патронов. Димка пошел за ним и увидел, как татарчонок шмыгнул в каптерку Боба и так же быстро выскочил оттуда... Димка заинтересованно подошел поближе. Около домика стоял привязанный уздечкой к распахнутой двери ослик местного ду-канщика*, а из домика слышался голос Боба: -- Старик, сто тысяч афошек и до свидания. -- Бали, бали, да-да, шурави, семисят тыщач, бали, бали, -- отве-чал голос торговца. Бача, имей совесть. Смотри, совсем новый. Еще семьсот па-тронов дам. -- Бали, бали, шурави, семисят... -- Вот, мать твою, давай сто, еще ящик тушенки даю. -- Восимисят, шурави, восимисят, -- гнул свое голос дуканщика. Димка не мог понять и поверить догадке, чем торгует Боб. Но щелканье автоматного затвора развеяло сомнения. -- Ладно, Дед, бери за восемьдесят. Димку обдало холодам. Ведь этот ствол завтра, если уже не се-годня вечером, будет стрелять в наших ребят! Димка шагнул ко входу. Дуканщик отсчитывал деньги из боль-шой пачки, обстоятельно поплевывая на пальцы, выбирал бумажки постарее и складывал их в кучку на кровати Боба, бормоча впол-голоса: -- Як сад пенджо, ду сат пенджо... Боб внимательно следил за стариком, кривя губы, когда тот подкладывал в денежную горку совсем уже засаленную бумажку. Между дуканщиком и Бобом стоял сорокабаночный ящик тушен-ки, а на нем лежал новенький АК. Димка рассвирепел: -- Ах вы, суки, -- и, обращаясь к одному Бобу, завизжал, -- чуче-ло, педик вонючий, крыса складская... Боб от испуга обмяк. Старик исчез, словно растаял. Лишь даль-нее постукивание ослиных копыт свидетельствовало о том, что дуканщик здесь был. Димка замолчал, тяжело переводя дыхание. Боб сполз с койки на колени, лихорадочно зашарил под кроватью одной рукой и вытащил из=под нее вещмешок, вытряхивая из него пачки афганей и чеков. Дрожащим голосом он умолял Димку: -- Димок, ну что ты, я же шутя с ним. Делать=то все равно нече-го. Если бы он согласился, я б его особистам сдал. Губы Боба тряслись. Их сводила судорога страха. Ослабевшие руки подталкивали к Димке деньги: -- Ты возьми, Димок, возьми, купишь на дембель что=нибудь ро-дителям в подарок или девушке своей. Ты уж прости, что так с фоткой получилось. Прости. Димка качнулся вперед. Боб обрадованно подбрасывал еще и еще денег: -- Бери, бери, я тебе через месяцок еще подкину. Димка вышел из кунга. Его трясло от отвращения. Он пошел к ко-лодцу, вытянул ведро воды и, неловко действуя одной рукой, ока-тил голову ледяным освежающим потоком. Потом Димка вернулся в свою палатку и мгновенно уснул. Снилось ему, что он в горах на точке. Зима. Страшный холод. Димка прижимается к камням, но от них нет тепла. Димка про-снулся. Его морозило -- поднялась температура. Уже вечерело. По-красневшее солнце заглядывало через полог палатки. Вставать бы-ло лень. Димка сдернул с ближних кроватей одеяла, укутался в них и задремал. Разбудили его осторожно- настойчивые толчки в ногу. Димка открыл воспаленные глаза и разглядел стоящего перед ним Мамлеева. -- Димка, тебя дембеля зовут. Димка опять закрыл глаза. Но Мамлеев зашептал громче: -- Ты не бойся, Димка, они мириться зовут. Димка с трудом сел на постели. Лихорадило. В палатке все спали. Мамлеев уже исчез. Димка пошел к Бобу. В домике было застолье. На ящиках из=под гранат стояли бу-тылки с водкой, итальянские мясные консервы с острой томатно