вы делаете? Череватов: - Души его, суку! Солдат сбежал с картошки. Новый год По роду своей службы перед Новым годом я выступал в роли Деда Мороза. С бородой, конечно, не ходил, но дефицитные продукты, например конфеты "Мишка на Севере", доставать приходилось. Давали мне двух стерв в помощницы. Помощи от них никакой не было, только следили, чтобы я не растратил общественные средства и не накупил вместо "Мишки на Севере" водки. Предосторожность далеко не лишняя. Одна группа в составе "Кува" и Колесникова заехала аж в Джусалы, где пропадала с неделю. После чего, растратив тысячу народных денег, с разбитыми мордами рассказывали о том, что их похитили казахи, где-то держали, они еле вырвались... При всем этом рассказчики имели наглость требовать от слушателей сочувствия. И вот я с необъятной Тамарой "Попоной" и двумя солдатами, приданными в помощь для переноски тяжестей, начинал поход по магазинам. Вооружившись какими-то рекомендательными письмами, с черного хода прорывался к завмагу. Тот таращил глаза на бумагу неопределенного содержания. Понимал - надо дать, чтобы не отобрали все. Бывали случаи, когда неудовлетворенные посетители насылали комиссии народного контроля. При выдаче завмаги норовили всучить прошлогодний "Тузик". Бабы пробовали "Тузик" на зуб и, соответственно, одобряли или не одобряли. Я брал своих спутниц измором. Часа через три, обойдя магазинов пятнадцать и набрав достаточное количество конфет, чтобы накормить детей полка, бабы склонялись к распитию спиртных напитков. Собственно, они сами этого жаждали, надо было только осмелиться предложить. Они еще и отнекивались: - Зачем так много?! (Две бутылки - Авт.) В гараже, пока бабы раскладывали конфеты по кулькам и подсчитывали израсходованные деньги, я отпускал солдат за ненадобностью. После нескольких походов за водкой, пропив рублей сто пятьдесят, девки были готовы на все - на дармовщину. Вот только погодные условия в гараже не позволяли. Хорошо китайцам - те Новый Год весной встречают. С видом победителя мы завозили подарки в Дом офицеров. По графику очередь на елку для детишек нашей части приходилась где-то на конец января. В преддверии утренника оказывалось, что жены у всех заняты и не могут вести детей на елку. Таким образом, на утренник собиралась озверевшая толпа без женщин. Детишкам поскорей всучивали подарки и распихивали сироток по каким-то временным приютам, вроде детских садов, где те, случалось, оставались и на ночь. Сборище буквально щелкало зубами от вожделения. Предвкушение наслаждения есть само наслаждение. Заранее были разработаны маршруты, кто к кому идет. Собирались у отпетых холостяков, не имевших никакого отношения ни к детишкам, ни к праздникам. На кухне шипело и булькало. - Не берите закуски, она портит градус. Предостерегали более опытные. Закуску составляли блюда вегетарианские, по причине их крайней дешевизны. Покупали зеленые томаты в банках, по 35 коп. три литра, перец, фаршированный морковью. Благо дополнительная кулинарная обработка и сервировка не требовались. Банки открывали ножом и ели из них. Бабы ловко орудовали на кухне ножами, готовя неизменную "шубу". В пьяном угаре так одного и женили - по дури. Он очнулся, но было поздно. КТО ТАКОЙ МЕНГИСТУ ХАЙЛЕ МИРИАМ? - Старшина из роты зенитчиков. Критериями отбора прапорщиков служили: зверский аппетит, богатырский сон и лютейшая ненависть к производительному труду. (Для себя они ничего не жалели). Сверхсрочников принимал на службу командир полка, а уволить мог командир дивизии - на ступень выше. Прапорщика - только Главком. Вот они и засиделись - кто будет наверх подавать, что у него плохие прапорщики. Как-то командир полка Бобровский выгнал всех прапорщиков, принятых предыдущим командиром полка и набрал молодых. Спустя три месяца новое поколение ударилось в повальное блядство, многие переболели триппером. Сидит такой на совещании, грустный - грустный, пока выясняют: - Да кто ж кого ебал, ты можешь рассказать внятно? - Вот он с моей женой, а я к его пошел, а потом он ушел... Бобровский слушал - слушал: - Так то ж были святые люди по сравнению с вами! В полку все повязано. Стоит начать со Смольянова, а закончится самим Бобровским. А он Красную звезду получил, ему орден Ленина светит. Вывод один: надо пресечь доносительство о пьянстве на корню. Прапорщиков в полку приходилось растить. Это в столицах претенденты в очередь стояли. А тут, если прапорщик умывается, бреется, писать умеет, то такого сразу заберут в финслужбу или строевую часть. Некоторые становились прапорщиками, потому что не удавалось стать офицером. Кравцов из финчасти, умнейший мужик, два раза был близок к получению офицерского звания. Первый раз - в Группе Советских Войск в Германии. Но курсы младших лейтенантов, на которых он учился, расформировали за два дня до производства. Во второй раз - в Ярославле, где он сдавал в училище экзамены экстерном. Но ему исполнилось тридцать два года и два дня. Фуражку офицерскую с него таки сняли, но петлицы с металлической окантовкой сорвать не смогли. Внутренне ощущал себя офицером, жил с майорской женой. Более-менее порядочные прапорщики - в службе вооружений, старшины в ротах, техники. Их еще можно терпеть, но только не смотрители. Техники склонны к питию, слабы к женскому полу. Фролов, солдат срочной службы с техническим образованием, прослужив год, был произведен в прапорщики. Но пробыл в своем звании меньше суток. Утром на разводе зачитали приказ. Помню, как сейчас, стояла мерзкая погода. День до мотовоза он потратил на получение форменной одежды и, естественно, неоднократно причастился спиртом. К вечеру он окончательно одурел от чрезмерного употребления горячительных напитков. На мотовоз его уже волокли под руки и сапоги бессильно чертили песок. Подполковник Мильков - зам по вооружению, у которого в подчинении состоял Фролов, как сглазил: - Ну, что-нибудь выкинет. Действительно, слегка протрезвев, Фролов полез в женское общежитие по балконам, хотя можно было войти в дверь (у нас и понятия не было о комендантах). Долез до пятого этажа. Баба на кухне смотрит - кто-то влазит в окно с балкона. Не долго думая, ударила сковородой. Фролов спикировал на землю, а там патруль. Их, как собак крутится вокруг женского общежития. "Заломали" беднягу. Утром звонят Бобровскому из комендатуры: - Ваш прапорщик Фролов... - Какого хуя Фролов, нет у меня такого! Уволили по телеграмме Главкома. Завезли машиной на развод. Прямо на плацу начхим линейкой сорвал погоны. Он был любитель, на строевом смотре ходил - смотрел у кого из солдат плохо пришиты. Один пришил леской, линейка застряла, порезал руку. Форму - до срока носки - забрал начвещ. В обед уже шел наш Фролов, как миленький, в столовую с песней: "На чеку стоят ракеты в бой готовые всегда..." И шамал перловку. Порода фельдшеров - специалисты, но извращения у них в крови: насилуют солдат, глотают колеса... Однако с виду - интеллигентные. Их все уважали - в трудную минуту у них можно было урвать стопарик. И не "гидрашки", который Васька "Шарон" нальет, - воняет за версту, а сладкого, медицинского. Следующая категория - начальники вещевого и продовольственного складов, столовой, кладовщики, автомобилисты. Из них вышли первые менеджеры. Для таких перестройка была мать родная. Я знавал одного депутата Верховного Совета, выдвинувшегося на гробах. Он возглавлял мастерскую в Ташкенте в период афганского конфликта. Сколько леса продал! Сколько народа построилось! Многие из того поколения прапорщиков теперь за рубежом. Наш Остапенко продал вещевого имущества на миллион (по тем ценам) и удрал. Теперь в Англии. Замыкали список шеф-повар и начальник пожарной команды. Публика, умевшая все. Им бы давали первый разряд, но самый меньший - пятый. Прапорщик Яшин по кличке "Мухуил" нагло заявлял зам. по вооружению: - За хуй вы меня укусите, товарищ полковник. А завтра пожарка на старт не выедет. Кому придет служебное несоответствие? Действительно, пожарная машина Супер-Маз, как вагон. Заправку ракеты топливом без нее производить нельзя. А кого ты за руль посадишь, рядового Тулимбекова? Надо сажать прапорщика. Раз Яшин зашел к командиру полка: - Владимир Иванович, можно я раньше уйду? Он в него - графином. Тому - как с гуся вода, только окатило. Мало того, командир потащил Яшина на совещание: - Дурак, какой я тебе Владимир Иванович, тоже мне, родня объявилась. Грехопадение Яшина было типичным в его среде. Секретарь парткома майор Давлетов, - бездельник номер один - писавший протоколы, доносы на сослуживцев и разбиравший семейные дрязги, по поручению командира полка занялся моральным обликом прапорщика Яшина. Тот как раз в очередной раз изгнал жену из дома, застав ее с сослуживцем. При бегстве она еще успела унести шубу супруга, чем ввергла Яшина в неистовство, ибо он знал, что она ее в секунду спустит казахам. Яшин гнался за неверной супругой, но босиком по снегу ее не догнал. Давлетов нагрянул к Мише в опохмельный час, позвонил. Тот по простоте душевной открыл, думая,что "друганы" принесли опохмелиться. Взору изумленного Давлетова предстали мешки с гречкой, сахаром, ячневой крупой, ящики банок кильки в томате, девятикилограммовые банки томатной пасты... Короче, весь набор продуктового склада. Давлетов начал орать, созвал соседей в понятые. Отлучиться, однако, побоялся, дабы Яшин не перепрятал товар. Усилиями Давлетова из части была вызвана комиссия. Изъятые продукты были торжественно погружены в хлебовозку и отвезены в клуб части, где и выставлены для обозрения в фойе. Рядом с продуктами стоял Яшин в засаленной форме и шмыгал носом. Мимо проходили офицеры и прапорщики, некоторые подбадривали беднягу: - Не переживай, Миша. - А я и не переживаю. Вот Машка, сука, шубу ебанула новую! Шуба была синтетическая, ядовито-желтого цвета. Курить в ней было опасно, горела, как неопалимая купина. В тот же день Мишу и судили. После суда в столовой начтыла и начпрод повалили несчастного на пол и отняли ключи - символ утерянной власти. Сопротивляясь, Миша укусил начпрода за щеку. Командир приговорил Яшина к изгнанию в пожарники. Следующей мерой наказания было увольнение из армии без выходного пособия. Все прапорщики брезговали ходить в офицерскую столовую. Ели в солдатской за одним столом. Только Жанабаев и Кравцов из финчасти питались в офицерской столовой и ходили в форме. Остальные - матерые, звероподобные прапорщики тыла, с лоснящимися небритыми щеками, заплывшими красными глазками, в засаленных на пузе и на спине кителях, в приплюснутых от сна фуражках. Их не допускали ни на какие смотры или проверки, оставляли сидеть дома. Как-то на стадионе сдавали тактику. Проверяющий подал команду "ложись". Прапорщик Рязанцев, кличка "Борман", лег на спину, положил автомат на живот. - Вы что не знаете, как выполняется команда "ложись"? - Я всегда так ложусь. Все прапорщики заканчивали в Ленинске техникум связи. Даже один таджик - начальник банно-прачечного комбината, продававший казенные простыни с клеймом "МО СССР ВЧ 34200" и неровной звездой, вырезанной из протектора. Едут на службу мотовозом, играют в кости на деньги. Лоснящиеся, отвисшие щеки братьев Чабанцов в такт костям катались по плечам. Выигранное по копейке пускали на выпивку в Тюратаме, другой формы общения между собой они не признавали. Служба начиналась с рысканья чего бы еще продать. Когда ничего под рукой не находилось, начинали склонять начальника вещевого склада продать танковую куртку (они шли за два литра спирта). Тут же находили покупателя и того, кто тайком запишет эту куртку на своего командира. Прапорщик Стебунов проспал и опоздал на мотовоз. Нужно было добираться на попутных 40 км. По дороге его догнал на своей машине командир части вместе с замполитом и начальником штаба: - Пьянь несусветная, приедешь в часть, я с тобой разберусь! Готовься на суд чести. С перепугу прапорщик вцепился в запасное колесо на заду "УАЗика", уперся ногами и так доехал до штаба. Спрыгнул, обошел сзади и стал в строй. Подошел командир. - Капитан Кобелев, ко мне! Где ваш прапорщик Стебунов? - В строю. - Как в строю? Где? Что вы мне голову морочите? - Вон стоит. У командира отвисла челюсть. - Где вы были товарищ прапорщик? - Здесь был. - Как вы приехали? - Мотовозом. Все прапорщики клятвенно подтвердили, что ехали вместе со Стебуновым и играли с ним в карты. Эта коллективная галлюцинация так и осталась для начальства неразгаданной, хотя командир, замполит и начальник штаба по очереди вызывали Стебунова и все допытывались. - Так это ты был на дороге? Кончил Стебунов плохо. Его, пьяного, искусали на стадионе комары, случился аллергический дерматит. Вспух, как подушка. Однажды командир полка едет на машине и видит, как между барханами прапорщик несет мешок, явно что-то ворует. Открывает - полный мешок панам. Прапорщику - "суд чести", он и сам не знал, зачем они ему были нужны. Когда судили прапорщиков, все офицеры собирались в клубе поглазеть на это шоу. Падшего начинали топтать. Я был заместителем председателя суда чести, вел обвинение в стиле Вышинского. Обвинял беднягу в падении боеготовности, дисциплины, роста неуставных взаимоотношений. Прапорщик на суде обычно не сопротивляется, потеет, багровеет, бледнеет, вращает глазами, но молчит - словарный запас ограничен. Прапорщик Чабанец так и не смог объяснить, зачем ему понадобился мешок гречки. Он был завстоловой, мог готовить ее себе там хоть каждый день. Но жадность возобладала, завез себе домой, соседи тут же донесли. Подобная юридическая практика позволила мне постичь механизм политических репрессий 30-х годов. У тогдашних обвиняемых образование тоже было классов по восемь. Офицеры, те огрызались немилосердно, образованные, как-никак академии покончали. Подавали апелляции, тот же суд за мзду и писал. После развода занятые на спецработах разъезжались, остальные расползались по тыловым курилкам от греха подальше, чтобы не попасть на глаза ошалевшему от безделья командиру полка. Абсолютное шатанье. Получали спирт, шли "изучать МАЗ", пропадали там дня на три. Жены искали: - Что у вас за наряды, мужа неделю нет дома! Ответственный по управлению как-то пожаловался начальнику тыла: - Шатуны. Выгнал их из бани, смотрю, они уже в "пожарке", выгнал из "пожарки" - они в КИПе. (В КИПе был один из основных притонов, Авт.). Глаза стеклянные. Доложите по книге расхода личного состава! - Те уехали на старт, те на МИК... Как ты их проверишь, когда названные объекты за десять километров от площадки? - Вы бы им хоть задания ставили. - Что я дурак, чтобы еще натворили чего. Некто из прапорщиков послал на "квашпункт" команду - убирать отходы. Двадцать человек залезли в эту емкость с вилами, прапорщик, по простоте собирался ведрами подавать. Угорели все, кроме него. Прапорщик Чуйко отнимал сухой паек, выданный солдатам на сельхозработы. - Ребята, вы же рисовую обрушку грузите. Потрите ее между ладошек, в ней битые рисинки. У меня жена дома только этим и занимается. Мы сами едим рисовую кашу. А вы все тушенку... Я когда представляю эту картину, как семья прапорщика Чуйко ест кашу из обрушки, плакать хочется. Он действительно набирал по несколько мешков обрушки и продавал казахам, те кормили скот. Пристыженные солдаты, осознав необоснованность своих претензий, перешли на подножный корм - утащили у казашки казан и варили обрушку с солью - на рисе не пропадешь. Угрызения совести таки настигли Чуйко на рыбалке. Он уснул в лодке. Ночью товарищи проснулись от страшного крика, вытащили скрюченного прапорщика, - тому приснилось, что его похоронили живьем. - Потрогаю руками, вокруг доски. Прапорщик Козятинский умудрялся продавать казахам консервы "Щи-борщи" под видом тушенки. Как-то он, будучи в штатском - спортивном костюме и кепке - уснул в Джусалы на базаре. Пока он спал на прилавке, в кепку, лежавшую рядом накидали медяков. Сердобольный народ думал - из тюрьмы сбежал. К слову, казахская милиция лежачими, будь-то пьяный или мертвый, принципиально не интересовалась. На базаре они собирали бакшиш с торгующих. Будучи по совместительству и участковым инспектором местной милиции, я как-то поинтересовался, почему на доске "Их разыскивает милиция" не развешивают ориентировок, благо тех накопилась куча. Начальник только махнул рукой. По-своему он был прав. Кто прийдет в Джусалы (6 часов поездом от Казалинска) прятаться? Как-то Козятинский выпросил у новоприбывшего офицера за какую-то услугу бутылку водки. Тот поставил. Но прапорщик мнется, не уходит. - У меня жена алкоголичка, лучше бы вы совсем не давали. Ей одной мало - выгонит или убьет. Офицер вошел в положение, а за углом Козятинского уже ждали приятели, там же и распили. Образ прапорщика-коммуниста из штабных никогда не изгладится в моей памяти. Из тыловых был Уманец. Его потом выгнали - украл сахар. Все крал на ходу. Из моего стола стянул запалы к учебным гранатам. За этим я его и застал. - Зачем? Глаза бегают. Не знает. Наконец нашел им применение. С корешом зажигали запалы и сбрасывали с балкона вниз. Они летели, как ракеты, а там стояла его машина. Обжег краску на крыше. Жены прапорщиков отличались особой стервозностью. Прапорщик Крашенинников и "Батя" Смирнов поехали на новом зеленом "Москвиче" на рыбалку. Солдаты эту машину буквально облизывали. Купил ее "Кроха" на деньги жены - она работала в военторге. Народу объявил: "Тесть дал деньги". Потом узнали, что она из детдома. "Батя" напился, стал мочиться на колесо, покачнулся и погнул головой крышу. "Крохина" жена, когда увидела, сняла туфель, развернулась и - мужа в лоб. "Удар де Невера" - каблук пробил череп, "Кроха" навзничь, глаза закатились, со лба струйка крови. Баба в визг. "Кроха" со временем пришел в себя, но глаза так мутными и остались. Жена Уманца происходила из круглых сирот, поэтому отличалась зверским аппетитом. К восемнадцати годам закончила восемь классов, дальше держать воспитанниц в детдоме было нельзя - беременели. Преподаватели их с третьего класса драли. Они же не соображают. Живого весу в ней было килограмм 200, от шеи к лобку - сплошные складки. Как раз началась перестройка, и в журнале "Знаменосец" было опубликовано ее фото в бане с мужем. Он устроил ее в штабе писарем. Они любили друг друга с пятнадцати лет. Прапорщик Вася "Шарон" также страдал от своей половины Эрны Адольфовны. Жена - немка, каждые выходные, по два дня, заставляла его делать уборку в квартире. Служил он "макаронником" лет пятнадцать, доносил свою первую шинель до состояния рогожи, за последующие он получал сукном и продавал. Как-то в мотовозе я сел на нее, Вася встал и оторвал полу. Столько плача было! Работал он начальником ГСМ. Заправил меня бензином с водой. Опустил шланг пониже и зачерпнул с водой (кому положено, получали бензин сверху). Зимой в пустыне бак замерз. Пока шли двадцать километров до жилья, мы с Егоркой успели договориться его убить. Я взял автомат, хоть по складу погонять, но он, как прознал, две недели на службу не показывался. Потом принес банку спирта, передал через мужиков. Бензин он в конце концов продал казахам. В смотровой люк вварил трубу, влил в нее ведро бензина и так замерял. Когда "Шарон" перевелся в Джунгиз-Тюбе, хватились, - а в цистерне и дно прогнило. ОТДЕЛЬНАЯ ИНЖЕНЕРНАЯ ИСПЫТАТЕЛЬНАЯ ЧАСТЬ - в просторечии в/ч тридцать четыре по двести. Наш полк формировался в Малой Вышире в 1941 г. каким-то капитаном. После первых боев полк исчез из виду и объявился только в 1944 г. в резерве Главного Командования и начал свой боевой путь. Исторический формуляр полка поручил мне написать начальник штаба Абельгазин Карим Абельгазинович, кличка "Абель". Этот бред из 1941г., написанный химическим карандашом малограмотными писарями никто не читал. Я написал заново. Формуляр был необходим, чтобы получить новое боевое знамя (прежнее истлело - обсыпался шелк). После того, как Боевое Знамя части начало расползаться, оно перекочевало с поста No1 в сейф командира полка. Когда пост убрали, все вздохнули с облегчением, особенно начальник штаба, финансист и дежурный по части. Уже не нужно было следить за тем, чтобы часовой на посту не уснул, некоторые садились на денежный ящик и кимарили. Кроме истлевшего шелка в сейфе командира полка хранились два пакета: красный и синий, а также металлическая печать с полным наименованием части, - ею на выборах опечатывали урны. В условиях планового хозяйства печати воинской части выполняли сугубо ритуальную роль, - что за справка без печати. Благо в "секретке" хранились дубликаты всех печатей. При отсутствии начштаба писарь заклеивал две палочки на запасной печати бумажкой и штамповал документы по указанию ответственного лица. У меня этих бланков и сейчас немеряно. Самой ходовой гербовой бумагой среди солдат были всевозможные характеристики - рекомендации для поступления на гражданке. Этот бланк стоил сравнительно дорого, поэтому начальник клуба лейтенант Галкин решил и себе пополнить скудные лейтенантские доходы. Имея с детства талант резчика по резине и уголовные наклонности, он за час сварганил гербовую печать части из старого солдатского каблука. Копия полностью соответствовала оригиналу, кроме того, что на оригинале луч звезды вырезан криво, а Галкин, как и всякий профессионал, не терпел халтуры и сделал звездочку правильной. На чем впоследствии и погорел. И пошли гулять по городам и весям нашей необъятной родины всевозможные характеристики-рекомендации, с которыми в различные учреждения являлись самые отпетые. Это удовольствие стоило в пределах десяти рублей, Галкину начало хватать денег даже на кабаки. Своим поведением он привлек внимание сослуживцев, кто-то донес. Когда на клуб налетела проверка, проверяющие с изумлением обнаружили в верхнем ящике стола солдатский каблук с печатью. В 1965году за участие в войне наш Таллинский и Свинемюнденский полк был награжден орденами Кутузова и Суворова третьей степени - далеко не полководческими, ими награждали офицеров от командира роты до командира батальона. Я подозреваю, что в полк в это время попал кто-то из "блатных" и стребовал эти ордена. Прочие части на полигоне не имели и таких. Строители выползали с орденами "Знак Почета", "Трудового Красного Знамени", ими же в основном награждали и офицеров, да еще медалью за "Трудовую доблесть". К сорокалетию Победы, в ознаменование боевого пути полка, кому-то пришла в голову идея, привезти в часть некоторое количество эстонцев. Альбомами с фотографиями пусков удалось соблазнить человек пятнадцать. Пока их везли два дня по пустыне, некоторые опомнились. Эстонцев бросили в карантин вместе с узбеками. Все они сразу же разучились говорить по-русски. Только один Баглушевич хотя и говорил по-эстонски, не смог отвертеться. По утру эстонцы встали в кружок и запели псалмы. Баглушевич объяснил, что они все - Свидетели Иеговы. Но отцы-командиры были неискушены в вопросах вероисповедания. Тогда Баглушевич настучал в особый отдел, что у всех эстонцев родственники в Швеции, а у одного даже в Америке. Это подействовало: секретная часть осуществляет боевые пуски, а в ней обнаружилось сразу пятнадцать иностранных шпионов. Стали искать крайнего. Инициатором идеи оказался начальник штаба первой группы. С него и спросили за потерю бдительности. А эстонцев отправили назад, с перепугу даже в стройбат не загнали. Я уже был в Киеве, когда наш полк опять отличился - признали новую власть. Художники на плацу нарисовали портреты членов ГКЧП, а в обед их свергли. Жаль, в полку танков не было, чтобы на Москву направить. Автоматы только в роте охраны, и на МАЗах до первопрестольной не доедешь. Кто-то из доброжелателей донес, Руцкой прислал комиссию. Начальнику политотдела полковнику Белкину и начальнику управления полковнику Петренко какие-то штатские там же, на плацу, на глазах изумленных офицеров, как в 1937г. сорвали погоны и затолкали в машину. Правда часа через три выкинули. Горбачев подписал указ о лишении обоих воинских званий. "Петреня" помер с горя. Как выразился Язов: "Старый дурак, черт меня дернул". Начальника полигона, генерала Крышко, я все-таки пристроил на Украине начальником центра административного управления стратегическими войсками. Наша 38-я площадка курировалась лично замглавкома РВСН генерал-полковником Яшиным. Под конец существования СССР она стала объектом неясного циклопического строительства. Навезли камня, разбили площадь, соорудили два огромных мраморных фонтана. Один назывался "Черномор", другой - "Воевода". Возвели двухэтажные бараки. Это была страшная государственная тайна. Я подозреваю, что строили шикарный генеральский бордель. Ленинск их уже не устраивал, хотелось экзотики. Как-то командир полка захотел рубануться и показать казарму. Ее ремонтировали месяц, вкалывали день и ночь, собрали все кондиционеры, белье, кровати с деревянными спинками. Прапорщикам-старшинам пошили новую форму, надушили матрацы одеколоном "Шипр". Показуха была дичайшая. Солдат туда не пускали - они жили на стрельбище. Командир подразделения тоже втайне надеялся получить подполковника досрочно. Но жестоко ошибся. Генерал сказал, как отрезал: - Полковник. Меня последние тридцать лет от солдатских портянок что-то тошнит. Приезжал Яшин на полигон, как контрик, без свиты, за ним молча ходили всего два полковника. Замкомандующего примкнул к ГКЧП и тайна площадки была погребена навеки. Солдаты засрали фонтаны. Считалось, что строить туалеты в пустыне - признак дурного тона. Солдаты ходили оправляться за бархан, для офицеров построили дощатый нужник. Специально для Устинова возвели кирпичный туалет с синим унитазом из итальянского фаянса и, невиданное, - подвели воду. Только охрану выставить забыли. Прапорщики сразу же скрутили унитаз и зарыли его в песок, потом обменяли на водку. Видел я этот унитаз в одной из квартир Ленинска. Вскоре руины кто-то поджег. Спихнули на строителей. Наверное так же строили и пирамиды. ПУТЬ ВОИНА. РВСН комплектовались с бору по сосенке. Главком Неделин дал команду в войска - подобрать лучших офицеров, желательно имеющих высшее образование. А кто из них его имел после серии Жуковских чисток? Потребность ракетных войск составляла тысяч восемьдесят-девяносто офицеров. А перед этим вычистили тысяч четыреста. Командиры частей восприняли приказ откомандировать лучших офицеров, как Божий дар и кинулись переписывать аттестации - чтобы избавиться от самых отъявленных. Вместо того, чтобы развернуть сеть военных училищ, в Капустином Яре и Ростове были созданы учебные центры, куда нагнали летчиков, моряков, пехотинцев. Там гражданские специалисты из "шаражек", поднаторевшие на ракетах ФАУ-2, кинулись обучать эту публику. Но не тут-то было. Увидев ракету, кандидаты в ракетчики дико засомневались, что эта бочка полетит. А так как их загнали в степь, откуда не сбежишь, пока не выучишь матчасть - не отпустят. Зато у каждого был ТТ - мог застрелиться по желанию. Некоторые сходили с ума и стрелялись. Научить чему-либо представителя первого послевоенного поколения ракетчиков, чей отец еще совсем недавно брал Берлин, было невозможно. Процентов шестьдесят сразу отсеялись, как не поддающиеся не только обучению, но и элементарной дрессировке. Из остальных наскоро сколотили несколько дивизионов - достаточно, чтобы пугать империалистов. Новоиспеченных ракетчиков кинули в самую невероятную глушь, куда даже староверы от гонений не скрывались. Оловянная, Ледяная, Слюдяная, Дровяная и иная ...ная. Процентов двадцать закосило и сбежало по дороге. Остались те, кому нечего было ни терять ни приобретать в этой жизни. Они и выковали ракетно-ядерный щит Родины. Бессмертное поколение "железнобоких". С развитием ракетной техники исчезла субкультура, привнесенная подводниками и кавалеристами. Последние выпускники Пермского среднего военного училища, - "рексы" по духу, "ракетчики" по диплому. Они единственные в полку носили значок ВО - "вроде бы учился". В училище преподавали полный курс подготовки командира взвода по программе сухопутных войск. За два года курсанты с трудом постигали единственную техническую дисциплину - ТСО Зона 1М или 13Ю1. На изучение ракеты времени не оставалось. Все выпускники, как на подбор, были низкие, коренастые, мастерски бегали кроссы и люто ненавидели подчиненных. Пройти мимо и не пнуть солдата ногой, не обругать дневального, считалось ниже их достоинства. Некоторых взводных солдаты боялись панически. Они были вне конкурса, как воспитатели, но в полку, где 90 % - "яйцеголовые" с академическими значками, они были лишними и выше должности начальника инженерной службы дослужиться не могли. Как правило, быстро спивались и их отправляли в отстойник офицерских кадров - ТРБ, где они пополняли ряды престарелых капитанов и окончательно забивали на службу. Были такие ругатели, с которыми никто не решался связываться. Один знал матерное слово из восемнадцати букв "ебтвоюгосподибогасаламатьматросики"... (дальше так цинично, что я не решаюсь пересказать). Женщины, которые такое видели, но не слышали, визжали, мужчины изумлялись. Это был золотой фонд Вооруженных сил, жаль воевать им не пришлось, Афганистан бы взяли за неделю. Взяли же они Казахстан, который по площади в десять раз больше. Старший лейтенант Егорыч, "Брат Евлампий", выходец из прапорщиков, промышлял силой. Чиркову затащил пианино на спине на четвертый этаж. Когда трахал, на член надевал баранки. Сам из староверов, он от нашей жизни дошел до ручки: пил, курил, но упорно не матерился. Как-то мы ему на фуражку вместо кокарды прицепили пуговицу; он это заметил, молча снял топор с пожарного щита: - Убью! Мы еле убежали. А так ласковый такой, двухпудовками баловался. Ходил на медведя с рогатиной - отец заманивал, а Вованя колол. Показывал фотографию: батя такой плюгавый, и не подумаешь на него. Ловил силками зайцев и сайгаков. Делал капканы из двуручной пилы. Как-то Арбузов вез смену караула, видит - в снегу сидит сайгак и дергается. Подвела жадность. Пошел забирать добычу и попал во второй капкан - через валенок открытый перелом. Братья Арбузовы - "два брата с Арбата и оба горбаты" - сами из Ленинска. Отец, капитан - забулдыга, помер от спирта в жару. Осталось после него два лихих взводных местного пошиба с мелко-уголовными замашками. Проведя детство в Ленинске, они понимали по-казахски. Как-то мне доложили о ЧП. Выехал на место происшествия, смотрю: лейтенант Арбузов, обычно тихий, стоит посередине комнаты с ружьем наперевес и читает по бумажке приговор. В углу жена с тещей. Я вмешался в деятельность суда, отнял ружье. Патроны были заряжено пулями. Наутро, он как ни в чем не бывало, опять пришибленный. Оказалось, что теща Арбузова, с которой он сожительствовал, приняла к себе мужа на тридцать лет моложе, мало того - таджика после стройбата. Гена плевался: - Я все повидал, но это блядство терпеть нельзя. Развелся с женой, передал эстафету таджику - теперь тот жил с обеими, кровать-то одна. Когда Гену спрашивали: - Неужели ты тещу ебал? Он наливался кровью, затягивался сигаретой: - А у нее что - поперек? Было их два брата. Командир полка Лемишинский бывало радовался: - Как хорошо, что ко мне второй не попал. - Никогда не обижай лейтенанта. Не дай Бог он станет твоим начальником. Учил меня майор Гумен, исходя из собственного горького опыта. Он гонял лейтенанта Фархуддинова по кличка "Ренат" (может кто вспомнит поганого татарчонка). Правда выучил. И нарвался. Лейтенант был образованный, пробился в капитаны, а Гумен остался у него в подчиненных майором . Его и назначали постоянно ответственным. Солдаты пели: - А бессовестный Гумен в автопарке дрочит член! Единственным полководцем в полку был капитан Пихтовников. Сам с флота, он здорово разбирался в тактике и умел составлять боевые документы. Пришел он в часть капитан-лейтенантом в 1964 году и ушел через двадцать лет капитаном. Сколько я помню, его всегда судили судом чести за аморалку, в то время, как остальных - в основном за пьянку и невыход на службу. Французы еще в XVI веке считали, что разврат - более возвышенный порок, чем пьянство. Как-то Пихтовников повел в поход группу десятиклассниц. Несколько вернулись беременными. В полку он нужен был всего несколько дней в начале года, когда составляли документы и для подготовки учений. Все остальное время он сожительствовал в особо изощренной форме. Был у нас капитан Федорец, "Боб". Его боялись ставить даже старшим машины. Как-то заехал на переезд - машина застряла, кузов остался на рельсах, несколько человек покалечило. С тех пор основной задачей Федорца было прийти утром на развод и кантоваться до вечера. Ходил с фуражкой под мышкой. Имел по два выходных, на хозработы не назначали - числился в боевом расчете. Таких в полку было процентов двадцать - оплот режима. Система их окончательно искалечила, никакой империализм с ними был не страшен. Федорец не знал, где находятся Соединенные Штаты, - для него противником был тот, на кого укажет командир. Карты он видел последний раз в училище, да и то игральные. Газет и книг не читал, читающих презирал. По натуре был гедонист: водка, бабы, рыбалка, охота... Ничего из того, что в жизни напрягает. При малейшем недомогании ложился в госпиталь на месяц. Высокий, худой, седой, глаза бараньи навыкат и мутные. Бывало, ставишь ему задачу, а его лицо излучает такую безысходность, будто он слушает собственный смертный приговор. У отца-командира сразу опускаются руки. Понимает, что "Боб" не только не будет делать, но даже в суть не вникнет. Не дай Бог, что-нибудь сотворит с собой или с солдатами! Поэтому его и отпускали с миром. Когда кому-нибудь все же удавалось всучить "Бобу" какое-нибудь приказание, он начинал томиться, без толку хлопотать, всем рассказывать, спрашивать совета, плакаться на свою горькую долю: - Вот меня нашли, дурака крайнего. Сказали взять двух солдат и отвести в автопарк. А где их найдешь? Доказать собственную ограниченную служебную пригодность означало значительно облегчить для себя тяготы службы. Мечтой большинства "безродных" офицеров было, чтобы никто не кантовал до дембеля. В данном случае "родовитый" совсем не означало, что папа был маршалом. " Моя мама во Владимире - директор ЦУМа" - служило достаточным признаком родовитости. До капитана "безродные" еще кое-как дергались, служба вела. Если взысканий не нахватаешься - дадут капитана. "Старлейских" должностей в полку практически не было. Зато майорских - нехватка, и на них, как правило, сидели настолько прочно, что "выбить из седла", по Симонову, могла только смерть или дембель. Майоров "выбивали" только за пьянку, но они, за редким исключением, не пили. Я помню только два случая: один - Коля Баранов, а другой - пьяный упал с балкона. Капитаном можно было стать и повторно. Некоторые, проходившие по 10 лет в майорах, к своему вящему изумлению в одночасье становились капитанами. Сию горькую чашу у нас испили Коля Баранов, Фирсов и Бек. Умнейшие люди были, крупнейшие специалисты. Бек даже закончил институт Марксизма-Ленинизма. Не напейся он к приезду комиссии из Москвы, не начни в чем-то убеждать проверяющих, - дослужился бы до начальника политотдела. Что интересно: эти несчастные пили не больше других, их даже от алкоголизма не лечили. Просто попали под очередную антиалкогольную кампанию. Даже на лице у них была какая-то печаль безысходности. Испытав такое, в злобу не впадали: изумлялись пару дней, но пить не переставали. К реабилитации не стремились, автоматически (по возрасту) попадали под увольнение. Им все сочувствовали. Мне они чем-то напоминали муравьев, отбившихся от муравейника. Престарелые капитаны, выбившиеся в майоры, были куда хуже. В них просыпалось что-то омерзительное, хищническое. Донченко ("Доня") ходил капитаном три срока, пил вместе со всеми, но стоило ему получить майора, начал закладывать прежних собутыльников. Его не боялись: "Донченко ответственным - можно выпить". А он всех перенюхал в клубе и наутро написал докладную. Мало того, на партсобрании призывал к сплочению рядов. Заочно поступил в академию в Харькове - это было вершиной падения. Да, идущие вниз были намного симпатичней... К майорам уже обращались по званию, их не назначали возить больных и старшими машин. Даже за крупный залет майора никто не мог изничтожить. Начальник полигона был комкор, а посадить майора на гауптвахту мог только командарм и выше. Коменданты только зубами щелкали, видя поддатых майоров. Даже методически, на инспекторском смотру, седой капитан вызывал немой вопрос проверяющего: "А не заслужился ли этот ветеран в армии?" В то же время, майора седины только украшали. Рядом с капитаном стоял трясущийся майор Уржумцев и мог быть спокоен за свою судьбу, как и все секунд-майоры во всех заштатных гарнизонах со времен "аса" Пушкина - русского летчика. Майор "батя" Смирнов был похож на Моргунова, имел килограмм сто пятьдесят живого веса, кулак с детскую голову. Шинель с засаленными погонами носил, как распашонку, сапоги пятидесятого размера. Представлялся к майору четырежды. И каждый раз попадал в комендатуру - начинал обмывать авансом. Зная его слабость, на четвертый раз - засунули в наряд, утром получил майора. Из всех материальных ценностей имел только икону, писанную маслом на доске и рукописную Псалтырь - украл из старообрядческого скита в Подмосковье. Хотя объяснения Смирнова и вызывали у меня сомнение, - на иконе был изображен Серафим Саровский, - но мы с ним соглашались. Попробуй не согласись, ведь брага-то была его. Приходишь к нему, и прежде, чем предаться пьянству - любуешься. Пока трезвые - читали вслух, пытались учиться по-старославянски, несли хулу на государство... Тут же на нас и доносили. Майор Доровских, заправщик БРК (Боевых Ракетных Комплексов) - последний выпуск кавалерийского училища, не брезговал пить вино из горлышка в общественном туалете: - Самое тихое место, никакая блядь не отнимет. "Человек из Сомюра" - после расформирования кавалерии служба для него утеряла смысл. Чем дольше Доровских служил, тем больше понимал, что РВСМ являются прологом гибели империи. Еще Дуэ писал: "Летящему самолету в плен не сдашься". Считается, что первым осознал военную непригодность ядерного оружия Мао Цзе Дун: "Атомная бомба - бумажный тигр". Ракеты могут служить только сдерживающим фактором в политике. Доровских понял это еще раньше Мао Цзе Дуна. Больше всего в жизни Доровских интересовали его хромовые сапоги. Ходил в начищенных до зеркального блеска - только без шпор. Клеил погоны: берет, сгибает "крылышком", намазывает эпоксидкой, полирует звездочки. По особой милости сделал такие и мне: - Учись, лейтенант. Важно было не переборщить с клеем, чтобы погон не пропитался насквозь. Меня потом за эти погоны на строевом смотру драли. Доровских принадлежал к поколению, носившему золотые погоны, отмененные после 1956 г. Настоящий офицер тогда брезговал командовать солдатами, ими командовали сержанты - "унтера". Призывали на три года, а служили сколько мамка Родина прикажет. Старший лейтенант Доровских являлся пред солдатами, как Лик Божий, в ореоле золотых погон. Серая солдатская масса (многие по-прежнему неграмотные) цепенела. Как он ненавидел солдат! Будучи дежурным по