нии министров, на котором присутствовал король, Шуазель продемонстрировал эти документы. Людовик XV и другие министры, посвященные в тайну, поспешили отречься от Сен-Жермена. После этого Шуазель послал д'Афри инструкцию, чтобы тот вызвал Сен-Жермена и объявил ему повеление не вмешиваться более в политику под угрозой тюрьмы. Более того, Шуазель попробовал даже добиться выдачи графа голландскими властями и препровождения его во Францию. Незадачливого ясновидца спас один его влиятельный поклонник, предупредивший об опасности и убедивший его бежать в Англию. Однако английские власти решили не допускать пребывания в стране уволенного агента, который мог осложнить их переговоры с Шуазелем. Из Англии Сен-Жермен перебрался в Германию. В своих мемуарах Казанова утверждает, что вновь встретил Сен-Жермена в Париже в мае 1761 г., прогуливавшегося с маркизом д'Юрфе. Казанова считал, что до этого Сен-Жермен выполнял в Лондоне задания Шуазеля, точнее говоря, был французским контрразведчиком, действовавшим на вражеской территории. С этим перекликаются сведения еще одного мемуариста, ссылающегося на того же маркиза д'Юрфе. Тот якобы рассказал Шуазелю о присутствии Сен-Жермена в Париже и получил неожиданный ответ: "Я не удивляюсь этому, так как он провел ночь в моем кабинете". Однако другие бесспорные факты делают малоправдоподобной эту версию. В последующие годы Сен-Жермен бывал при различных дворах Европы, всюду предлагая свои мнимые и действительные секреты. Не владея ни "эликсиром жизни", ни "философским камнем", ни умением превращать неблагородные металлы в золото, он, кажется, действительно знал рецепты нескольких важных химических красителей, которые и пытался применять в производстве тканей. Умер Сен-Жермен в Германии, в Экернферде, 27 февраля 1784 г. и похоронен 2 марта, о чем были сделаны соответствующие записи в церковноприходской книге. Таким образом, место и дата смерти Сен-Жермена зафиксированы совершенно точно - в отличие от места и даты рождения. Но его мистически настроенные последователи продолжали распространять легенды о таинственном графе, наделенном многими талантами и знаниями, обладателе секрета бессмертия. Фигаро в Лондоне Первоначально прибытие в Лондон французского дворянина шевалье де Ронака не привлекло особого внимания - мало ли иностранцев ежедневно приезжало в многолюдную английскую столицу. Однако те из французских эмигрантов, находившихся в Лондоне, к которым этот приезд имел непосредственное отношение, без труда узнали все нужное о человеке с никому ничего не говорившей фамилией Ронак. Надо сказать, что и сам прибывший не очень стремился сохранять инкогнито, иначе он не выступал бы под прозрачным псевдонимом, который легко расшифровывался как анаграмма слова "Карон". Это была фамилия Пьера Огюстена Карона, добавившего к ней аристократически звучавшее "де Бомарше". Человек, которому предстояло обессмертить свое имя созданием "Севильского цирюльника" и "Женитьбы Фигаро", успел прожить к этому времени бурную, полную приключений жизнь, послужившую во многом материалом для создания образа главного героя знаменитых комедий. Бомарше родился в 1732 г., был сыном зажиточного часовщика. Искусство, унаследованное от отца, вместе с приобретенным искусством интриги помогло молодому буржуа втереться в придворные круги, быть представленным мадам Помпадур. Недурной собой, ловкий, смелый, острый на язык, Бомарше к тому же умел мастерить миниатюрные часики, которые не меньше, чем бриллианты, украшали кольцо на руке знатной красавицы, или наигрывать модную музыкальную безделушку на арфе, флейте или скрипке. У Бомарше возник конфликт с парижским парламентом - бюрократическим судебным учреждением того времени. Его блестящие "Мемуары", разоблачившие порядки в парламенте, снискали Бомарше громкую известность. Но автор "Мемуаров" не был сознательным борцом против абсолютизма. Он совмещал политические интриги с любовными приключениями, литературную деятельность, столь способствовавшую идеологической подготовке революции, с умением завоевать доверие и престарелого Людовика XV, и наследовавшего ему Людовика XVI, и, что не менее важно, их министров - от недоверчивого де Бролье до подозрительного Верженна. И, конечно, Бомарше с удовольствием воспользовался представившимся случаем услужить Людовику XV, который за это решил бы в его пользу затянувшуюся тяжбу с парламентом. А "деликатное" поручение, которое принял на себя Бомарше, было вполне в духе многих других предприятий, осуществлявшихся личной дипломатией и разведкой короля. В Лондоне в это время жил некто Тевено де Моранд, француз по национальности, мошенник и вымогатель по профессии. За ним числилось немало историй чисто уголовного характера, но любимым делом Моранда был шантаж. Конечно, это было дело беспокойное (один из невольных "клиентов" Моранда, например, жестоко отколотил его прямо на улице), но, как оказалось впоследствии, довольно прибыльное. Моранд собирал компрометирующие сведения о разных людях и заставлял дорого платить за свое молчание. Перебравшись в безопасный Лондон, он быстро использовал возможности существовавшей тогда там свободы печати (надо сказать, весьма ограниченной, когда речь шла об обсуждении серьезных политических вопросов). Теперь шантажируемым Моранд угрожал появлением уже печатных разоблачений. В число их Моранд решил включить и Людовика XV. Влияние над королем захватила в это время очередная любовница - мадам Дюбарри. И ей, и Людовику, конечно, мало улыбалось увидеть изданной книгу под броским названием "Тайные мемуары публичной женщины". Следовало опасаться, что в ней будет приведено немало скабрезных эпизодов из весьма красочного прошлого новой фаворитки. Самыми невинными из них могли быть изложенные во всех подробностях срамные рассказы о том, как архиепископ Реймсский и канцлер Мопу исполняли обязанности камеристок Дюбарри... Сначала версальский двор решил действовать испытанным методом. В Лондон был откомандирован отряд переодетых полицейских. Они должны были под предлогом увеселительной поездки заманить или просто силой затащить Моранда на корабль, который доставил бы шантажиста во Францию, а там он был бы помещен за решетку одной из многочисленных французских тюрем. Но нашла коса на камень. Полицейские шпики вскоре убедились в этом буквально на своих боках. Не на того напали, решил опытный мошенник... и любезно пригласил незадачливых шпионов к себе на квартиру. Сначала Моранд, между прочим, выиграл у них немалую толику казенных денег, а потом поднял отчаянный крик. Сбежались люди, и Моранд без труда натравил лондонскую толпу на агентов "версальского деспота". Агентов едва не линчевали и в виде предостережения бросили в Темзу. Случай этот получил широкую огласку и вызвал большое возбуждение. После этого нечего было и думать о насильственном увозе Моранда. Французские полицейские чины грустили и терялись в догадках, что делать. Бомарше считал, что после изобретения денежных знаков эти размышления по крайней мере излишни. Правда, когда он приехал в Лондон, Моранд некоторое время отказывался встретиться с шевалье де Ронаком. "Разве это не повторение попытки вероломного похищения или убийства?" - вопрошал набивавший себе цену вымогатель. В конце концов встреча состоялась. Моранд не скрыл от шевалье де Ронака, что "Тайные мемуары" должны вот-вот выйти из печати. Впрочем, Бомарше удалось уговорить шантажиста задержать их выход в свет до тех пор, пока тайный посланец Людовика не съездит в Версаль за новыми инструкциями. Тот принял к сведению разъяснения памфлетиста, что он, Моранд, кроме всего прочего, нуждается в возмещении убытков за ущерб, который претерпел от попытки его похитить. Неясно, требовал ли Моранд еще и оплаты тех усилий, которые ему пришлось затратить, чтобы обыграть в карты и выудить деньги у полицейских. Однако положительно известно, что вернувшийся из Парижа Бомарше передал мошеннику 32 тыс. ливров и обязательство французского правительства выплачивать Моранду пожизненную пенсию - 4 тыс. ливров в год. Заботливый издатель "Тайных мемуаров" добился включения в это обязательство пункта, гарантирующего его жене после смерти Моранда продолжение выплаты пенсии в половинном размере. Один приятель Моранда (о нем пойдет речь в следующей главе) иронически упрекал своего дружка, что тот позволил провести себя, не воспользовавшись прекрасной возможностью обеспечить государственными пенсиями своих незаконных детей, а также собак и кошек в его доме. Как бы то ни было, весь тираж "Тайных мемуаров" был торжественно сожжен в присутствии Бомарше и других французских представителей. У Бомарше даже возникла мысль превратить вполне удовлетворенного теперь Моранда (за особую плату, конечно) в шпиона, наблюдающего за французскими эмигрантами, чтобы избежать появления новых острых и опасных "пасквилей" против французского короля. Министр иностранных дел Эгийон, завидовавший успеху Бомарше, потребовал, чтобы тот похитил Моранда, теперь ставшего французским шпионом в Англии. С трудом Бомарше сумел добиться от короля отмены этого нелепого приказа. Однако когда посланец Людовика вернулся в Лондон, он натолкнулся на стену недоверия памфлетиста - тот получил анонимные письма, написанные, как выяснилось, по приказу Эгийона, в которых сообщалось, что шевалье де Ронак собирается насильственно увезти его во Францию. Бомарше пришлось снова мчаться в Версаль и везти оттуда убедительные доказательства благоволения короля к Моранду. Опьяненный успехами, Бомарше вернулся в Париж, но сообщить о них было уже некому: Людовик XV скоропостижно скончался, а Дюбарри лишилась всякого влияния при дворе. "Какая разница между мной и Вами! - жаловался Бомарше в письме своему новому знакомцу Тевено де Моранду в Лондон. - Вы без труда заработали 100 тыс. франков, а я, проехавший за шесть недель 780 миль и истративший 500 гиней, не знаю даже, возместят ли мне мои дорожные расходы. И к тому же Ваша книга через неделю потеряла бы какое-либо значение!" Но Моранд через год после смерти короля все же издал проданные им "Тайные мемуары публичной женщины", но под другим названием. Впрочем, автор "Фигаро" не терялся и в более тяжелых ситуациях. Король умер, да здравствует король! Нет Людовика XV, но есть Людовик XVI, который также будет озабочен потоком памфлетов против его жены Марии-Антуанетты. (Моранд, отвечая добром на добро, прислал из Лондона Бомарше полный каталог этих сочинений.) Бомарше не только получает новое задание, но и добивается личного письма Людовика XVI, уполномочивающего его на выполнение "секретных поручений" в Англии и Голландии. Началась еще одна серия приключений Бомарше в Лондоне: шевалье де Ронак усердно разыскивал и умиротворял "пасквилянтов". Автор одного из памфлетов книготорговец Уильям Аткинсон согласился за сходную цену уничтожить весь тираж, в том числе и ту его часть, которая еще ранее была переправлена им в Голландию. После сожжения находившихся в Лондоне книг Бомарше со своим контрагентом отправился для верности в Голландию, чтобы самому присутствовать на заключительном аутодафе. Но это было лишь начало - Аткинсон вместе с одним утаенным экземпляром уехал в Нюрнберг. Бомарше бросился в погоню, настиг беглеца и отобрал книгу, но сам подвергся в лесу нападению разбойников и едва спасся, получив несколько тяжелых ранений. Превозмогая отчаянную боль, Бомарше добрался до Вены и просил у императрицы Марии-Терезы (матери Марии-Антуанетты) арестовать вероломного книгопродавца, скрывавшегося в ее владениях. Канцлер Кауниц, к которому Мария-Антуанетта обратилась за советом, нашел эти и другие рассказы Бомарше более чем странными. На другой день он был арестован. В ходе следствия выявилось, что и Аткинсон, и разбойники являлись лишь плодом пылкой фантазии шевалье де Ронака, а страшные раны оказались царапинами, которые он сам нанес себе для придания достоверности своим вымыслам. После месячного заключения Бомарше освободили, и он успел приехать в Париж как раз к началу репетиций "Севильского цирюльника", представление которого состоялось в феврале 1775 г. Бомарше снова оказался в фаворе и в гуще придворных и дипломатических интриг. Позднее, как бы подытоживая свой опыт в качестве тайного агента версальского двора, Бомарше в "Женитьбе Фигаро" вкладывает в уста главного героя красочную характеристику тогдашней секретной дипломатии: "Прикидываться, что не знаешь того, что известно всем, и что тебе известно то, что никто не знает; прикидываться, что слышишь то, что никому не понятно, и не прислушиваться к тому, что слышно всем; главное, прикидываться, что ты можешь превзойти самого себя; часто делать великую тайну из того, что никакой тайны не составляет; запираться у себя в кабинете для того, чтобы очинить перья, и казаться глубокомысленным, когда в голове у тебя, что называется, ветер гуляет; худо ли, хорошо ли разыгрывать персону, плодить наушников и прикармливать изменников, растапливать сургучные печати, перехватывать письма и стараться важностью цели оправдать убожество средств" (акт II, явл. V). Даже присутствовавшие на премьере дипломаты не отрицали точности этой оценки их методов и искусства. Подложное завещание Петра Великого Весна 1812 г. Наполеон I стягивает свои войска к Неману, готовясь к вторжению в Россию. И как раз в эти месяцы в Париже выходит в свет пухлый труд "О возрастании русского могущества с самого его начала и до XIX столетия". Этот том в 500 страниц был написан, как указывается в заголовке, историком Лезюром, состоявшим на службе во французском министерстве иностранных дел. Французское правительство приложило особые усилия к распространению этой книги. А когда зимой того же года разгромленная русским народом и войсками наполеоновская великая армия бежала из пределов России, солдаты Кутузова обнаружили в захваченных неприятельских штабах сотни экземпляров того же объемистого сочинения. Современники прямо указывали, что книга Лезюра была издана по личному распоряжению Наполеона, который пытался, используя ссылки на "русскую угрозу", оправдать свое вторжение в Россию. В книге Лезюра, между прочим, сообщалось: "Уверяют, что в домашнем архиве русских императоров хранятся секретные записки, писанные собственноручно Петром I, где со всей откровенностью сообщаются планы этого государя, на которые он обращал внимание своих современников и которым его преемники следовали, можно сказать, почти с религиозной настойчивостью. Вот сущность этих планов". И далее излагается совершенно фантастическая программа русского завоевания всей Европы и Азии. В книге Лезюра содержался лишь пересказ этих заметок, получивших название "Завещание Петра Великого". Но впоследствии во Франции был опубликован и полный текст "Завещания". С тех пор на протяжении многих десятилетий он неизменно использовался дипломатией и публицистикой тех европейских держав, которые находились во враждебных отношениях с Россией. И в 1941 г., когда гитлеровцы совершили вероломное нападение на Советский Союз, германское министерство пропаганды по указанию Геббельса вспомнило об этом "Завещании". Не оставалось оно без употребления и в послевоенные годы. Немало поборников "холодной войны" по обе стороны Атлантического океана спекулировали все на том же "Завещании", уверяя, что большевики продолжают начертанную в нем программу. Бросается при этом в глаза одно любопытное обстоятельство. Многочисленные западные пропагандисты, оперировавшие "Завещанием", с редким единодушием старались забыть о том, как оно появилось на свет. А между тем история его появления связана с одним очень любопытным эпизодом тайной войны в XVIII в. ...Стояло лето 1755 г. По пыльным дорогам Пруссии, а потом через Польшу и побережья Балтийского моря ехала карета, в которой находились, не считая прислуги, двое путешественников. Точнее, пассажир и пассажирка, так как пожилого мужчину, явно чужеземца, сопровождала молодая девушка, его племянница, к которой он относился со всеми внешними знаками внимания и заботы. Путником был шотландский дворянин Дуглас-Макензи, якобит, хотя приверженность изгнанному дому Стюартов давно уже вышла из моды. Быть может, якобитство Дугласа поддерживала ненависть к англичанам, которую он не очень скрывал. Впрочем, шотландец не раз во всеуслышание говорил, что отошел от политики и отдался своему любимому занятию - геологии. И действительно, проезжая через чешские земли, Дуглас особенно интересовался тамошними копями и даже сделал большой крюк, чтобы заехать в Саксонию и осмотреть некоторые пользовавшиеся широкой известностью рудники. До поры до времени вряд ли кто-нибудь догадывался, что все это было лишь маскировкой и что якобит вместе со своей спутницей едет выполнять задание Людовика XV, осуществляя "секрет короля". Под этим названием скрывалась секретная дипломатия Людовика, иногда полностью противоречившая официальной дипломатии версальского двора. "Секрет короля" можно с полным правом назвать и его разведкой. (Агентами "секрета короля" были и Сен-Жермен, и Бомарше во время уже знакомых читателю событий.) Может быть, вернее было бы сказать, что Людовик XV с помощью разведки усердно пытался подорвать позиции собственной дипломатии. Казалось, Людовик считал обременительным для себя принуждать министра иностранных дел и послов придерживаться своей политической линии. Зато у него хватало терпения противопоставлять им целую сеть тайных агентов, которые должны были разрушать усилия официальной французской дипломатии. Порой того или иного французского посла посвящали в "секрет короля", и тогда его обязанностью становилось в одно и то же время выполнять инструкции министра иностранных дел и мешать их выполнению. Чаще, однако, последние функции поручались секретарю посольства или мелкому служащему, который дополнительно должен был и шпионить за послом. Постепенно король все более втягивался в организацию заговоров против самого себя, в игру с таинственными переодеваниями, фальшивыми паспортами и другим реквизитом, прочно вошедшим в арсенал авторов авантюрных романов. Более того, продолжая эту игру, Людовик начал создавать наряду с, так сказать, официальным "секретом короля" другой, неофициальный, действовавший не только за "спиной первого, но и часто опять-таки вопреки ему. "Секрет короля" имел не только своих дипломатов в дополнение к официальным французским представителям, но также своих особых шпионов и даже собственный "черный кабинет" для перлюстрации всей корреспонденции министерства иностранных дел. В письме к одному из руководителей "секрета короля", Терсье, Людовик жаловался, что сам уже с трудом разбирается в созданном им лабиринте. Эти две, потом три и четыре секретные дипломатии и разведки, тянувшие каждая в свою сторону, вносили совершенный хаос в дела и, конечно, крайне вредили интересам Франции. Но подобные "пустяки", разумеется, мало интересовали Людовика XV. Во время, к которому относится наш рассказ, то есть в середине 50-х годов XVIII в., "секретом короля" руководил принц Конти. Ему-то и поручил Людовик направить Дугласа и его спутницу - и отнюдь не для осмотра саксонских рудников, а для прощупывания возможностей возобновления переговоров между Парижем и Петербургом. Отношения между двумя державами в силу ряда существенных и совсем несущественных причин были испорчены до предела. Послы были отозваны. Французская дипломатия подготовляла крутой поворот, о чем упоминалось выше: от традиционного векового соперничества с австрийскими Габсбургами к союзу с ними для противодействия крайне беспокоившей обе страны политике Фридриха II. Прусский король не только пытался рядом захватов изменить в свою пользу соотношение сил в Германии, но и вступил в союз с Англией, которая продолжала упорную борьбу против Франции за колониальное и морское преобладание. В этих условиях позиция России имела огромное значение для Парижа, занятого формированием антипрусской коалиции. А между тем в Петербурге настолько еще преобладали настроения, враждебные Людовику XV, что он опасался официально предложить возобновление обмена послами, боясь наткнуться на отказ, болезненный для престижа французского двора. Даже посылать тайных послов было небезопасно: один из них, шевалье Вилькруассан, был без всяких церемоний признан шпионом и посажен в Шлиссельбургскую крепость. Пограничная стража получила приказ отправлять за решетку и других французских агентов. Так что во всех столицах Людовик имел не менее двух послов (одного - явного, другого - тайного), а в Петербурге - ни одного. Вот почему поднимала пыль на бесконечных дорогах Восточной Европы карета Дугласа и его племянницы. Данное ему деликатное поручение совсем не располагало к экстравагантным поступкам, и Дуглас, конечно, не предполагал облачаться в традиционный национальный костюм - шотландскую юбочку. Этого нельзя было сказать о его спутнице, которая не только не была его племянницей, но и, кажется, не более, чем бравый якобит, имела основания обряжаться в женские одежды. "Племянница", или иначе - шевалье д'Эон де Бомон, родился в 1728 г. Некоторые биографы утверждают, что в детстве его одевали как девочку, а лишь потом заставили носить мужское платье. Объясняют это желанием не совсем нормального отца обязательно иметь дочь, которое он решил осуществить вопреки самой природе. А иногда более прозаически - с помощью такого маскарада родители надеялись получить для своего ребенка какое-то выгодное наследство, которое иначе ускользнуло бы из фамильного владения. Однако пари, которые заключались на большие суммы относительно пола д'Эона, и споры по этому вопросу, продолжавшиеся долгое время, давно уже решены. Имеются неопровержимые доказательства, что д'Эон несомненно был мужчиной. (Об этом говорит и протокол медицинского вскрытия его тела после кончины.) Причины, по которым он в ряде случаев должен был продолжать мистификацию, одеваясь в женское платье, остаются не всегда понятными. Наименьший вес при этом имеют заявления самого д'Эона, не отличавшегося твердостью во мнении, к какому полу он принадлежал. Некоторые французские исследователи на этом основании даже делают вывод о "женском" непостоянстве взглядов, но мы убедимся, что в этом непостоянстве была система. Если верить мемуарам д'Эона (а им и их издателю вряд ли можно доверять хоть в чем-нибудь), он однажды шутки ради явился на придворный бал в женском костюме, и это переодевание понравилось Людовику XV. Однако откуда у короля возникла шальная мысль посылать д'Эона в женском платье в Россию, так и остается загадкой. Ясно лишь, что этот французский разведчик нисколько не собирался в духе героев модных тогда плутовских романов проникать переодетым в женский монастырь или мусульманский гарем. Новоиспеченной девице, разумеется, по положению вещей было неразумно злоупотреблять кокетством. Наоборот, приходилось принимать робкий, застенчивый вид, чтобы не подпускать близко ретивых поклонников. Это было не очень удобно, но считалось, что в женском наряде д'Эону будет легче втереться в круг приближенных императрицы Елизаветы Петровны и нашептывать ей вещи, угодные "секрету короля". Надо заметить, между прочим, что руководитель "секрета" принц Конти имел и собственные галантные планы. Именно поэтому он довольно щедро за личный счет снабдил д'Эона роскошными женскими туалетами. Честолюбивый принц собирался ни более ни менее как предложить себя в супруги царице, а если это дело не выгорит, то просить, чтобы Елизавета предоставила ему, Конти, командование русскими войсками или уж, на худой конец, посадила его на престол какого-либо княжества, например Курляндии. (О своих планах заделаться польским королем Конти предпочитал пока помалкивать.) Скажем заранее, что из всех этих планов, конечно, ничего не вышло. А несколько позже русский посол уже сообщал из Парижа о раздорах принца с маркизой Помпадур: "Конти с Помпадуршей был в великой ссоре". После ссоры принцу, понятно, пришлось расстаться и с "секретом короля". Но случилось это, повторяем, позднее, а пока Конти условился с Дугласом и д'Эоном о шифре. Самому Дугласу разрешалось отправить из Петербурга только одно письмо. Поскольку он должен был демонстрировать интерес к торговле мехами, то и шифр был составлен соответствующим образом. Так, усиление австрийской партии должно было обозначаться как "рысь в цене" (под рысью подразумевался канцлер А. П. Бестужев-Рюмин), а при ослаблении ее влияния следовало сообщить, что "соболь падает в цене"; "горностай в ходу" означало преобладание противников австрийской партии; "чернобурой лисицей" именовался английский посол. Собственно говоря, для того чтобы "чернобурая лисица" не пронюхала ни о чем, и составлялся прежде всего этот код. Но он был не единственным. Явившись на тайное свидание с вице-канцлером М. И. Воронцовым, которого считали сторонником улучшения отношений с Францией, новоявленная мадемуазель де Бомон была буквально нашпигована шифрами и тайными бумагами. При ней была книга Монтескье "Дух законов". В кожаный переплет этой книги, предназначавшейся для Елизаветы, были вложены секретные письма Людовика XV. В подошве ботинка оборотистая девица носила ключ от шифрованной переписки. Наконец, в корсете было зашито полномочие на ведение переговоров. Конечно, не стоит переоценивать роль, сыгранную новоявленной "чтицей императрицы", которой, похоже, устроился ловкий авантюрист. Недаром некоторые серьезные исследователи, и среди них Вандаль и Рамбо, отрицали достоверность всей этой истории в целом и утверждали, что д'Эон появился в Петербурге лишь в 1756 г. Напротив, Гайярде, Бутарик, а из авторов новейших работ - А. Франк, А. Кастело не сомневались в ее правдивости: (Намеки на поездку "Лии де Бомон" встречаются в корреспонденции французского дипломата де Л'0питаля и в письме самого Людовика XV от 4 августа 1763 г., адресованном д'Эону.) Миссия Дугласа и д'Эона удалась, конечно, больше всего потому, что у самих руководителей русской политики появились серьезные основания для сближения с Версалем. Вернувшись на короткий срок в Париж, д'Эон снова отправился в Петербург уже в качестве секретаря посольства (поверенным в делах стал Дуглас). Д'Эон продолжал некоторое время служить посредником между обоими дворами даже после того, как в 1757 г. в Петербург прибыл официальный французский посол де Л'0питаль. Когда же после ссоры с "Помпадуршей" Конти был заменен другими лицами - Терсье и Моненом, д'Эон получил новые шифры, и переписка не прекращалась. Еще в молодости д'Эон проявлял склонность к сочинительству и даже написал трактат о доходах, что подало Людовику XV мысль занять будущую "Лию де Бомон" в финансовом ведомстве. Эта склонность, как мы увидим, не пропала у него и в зрелые годы. Не будем останавливаться на тех придворных и дипломатических интригах, в которые был вовлечен в Петербурге д'Эон. Его роль и в них была, вероятно, значительно меньшей, чем он это представляет в своих мемуарах. Именно во время второго пребывания в русской столице д'Эон, по его словам, и сумел похитить из самого секретного императорского архива в Петербурге копию "завещания" Петра I. Рассказ об этом выглядит более чем неправдоподобно и рассчитан на большой запас легковерия у читателя. Но еще более разоблачает д'Эона текст "завещания". Достаточно самого беглого анализа, чтобы сделать бесспорный вывод: этот документ не исходил и даже не мог исходить от Петра. А вот от д'Эона и его начальников по "секрету короля" он вполне мог исходить! Временами это "завещание" весьма напоминает ответ на вопросник, который был включен в тайную инструкцию для Дугласа и д'Эона. Сфабриковал ли "завещание" сам д'Эон? Во всяком случае, оно, несомненно, было составлено лицом, обладавшим самым приблизительным знанием русской политики. Среди массы нелепостей и очевидных выдумок вкраплены и "планы", действительно отражавшие цели политики царского правительства. Но это мог сделать любой современник, сколько-нибудь знакомый с дипломатической историей первой половины XVIII в. Нет сомнения, что д'Эону было чрезвычайно выгодно похвастать перед Людовиком XV якобы выкраденным в Петербурге документом. А проверить точность снятой копии все равно было невозможно - не обращаться же было Людовику в Петербург с подобной просьбой! Впрочем, тогда французское правительство не придало документу особого значения. Копия эта так и оставалась в архивах, пока не попалась на глаза Лезюру в 1812 г. Тот, решив, вероятно, что не стоит текстуально воспроизводить явно поддельное "завещание", пересказал его в сокращенном виде. Возможно, что Лезюр так поступил по указанию Наполеона. А потом, при издании тоже в основном подложных мемуаров д'Эона, был уже напечатан полный текст фальшивки, откуда она перекочевала в бесчисленные сочинения антирусски настроенных литераторов и журналистов. Как же сложилась дальнейшая судьба предполагаемого автора (или одного из авторов) фальшивого "завещания"? Послужной список д'Эона включает различные "художества": пребывание в драгунском полку в чине капитана, руководство французским шпионажем в Англии и заключение - через подставных лиц - крупных пари о том, к какому полу принадлежал шевалье, являвшийся посланником версальского двора; официальные переговоры с представителями британского Форин оффиса и кража при случае портфеля заместителя министра иностранных дел Роберта Вуда; совмещение должности советника посольства, обязанного проводить линию французской внешней политики, и агента "секрета короля". И главное, наконец, разыгрывание роли верного слуги этого самого "секрета короля", когда шевалье им давно уже перестал быть и занялся шантажом Людовика XV, крайне опасавшегося за важные компрометирующие бумаги, которые правдой и неправдой раздобыл бывший шпион. При этом на "девичью честь" драгунского капитана, - на которую любил ссылаться д'Эон, не прекращавший небезвыгодную игру вокруг вопроса о его поле, - полагаться было трудно. Французская разведка пыталась похитить наглого авантюриста, но напала на человека более ловкого, чем она сама, и дело сорвалось. Вдобавок Людовик XV не мог объяснить ни своей властной фаворитке мадам Помпадур, ни своим дипломатам, чего следует опасаться от д'Эона, так как они, в отличие от него, не были посвящены в "секрет короля". Попытки через французского посла де Герши добиться выдачи д'Эона оставались неудачными. Дело приобрело скандальную огласку, последовали осуждение д'Эона за клевету в печати, его бегство, суд в Лондоне и контрпроцесс, начатый против де Герши. Злополучному послу пришлось отбыть на родину, но тайники д'Эона были полны бумаг, которые жаждали получить в Версале. Однажды д'Эон услышал стоны и крики, доносившиеся как будто из стены его комнаты. Он ткнул рапирой в печную трубу и заставил спуститься вниз трубочиста, признавшегося, что он подкуплен французским послом изображать призрака. Расчет строился на том, что д'Эон будет рассказывать о загадочных стенаниях, раздающихся из стены, и что это может послужить предлогом для объявления его впавшим в безумие и заключения в сумасшедший дом. XVIII в. - время процветания различных тайных обществ и клубов, иногда довольно эксцентричных. Достаточно напомнить быстрое распространение масонских лож, ордена иллюминатов в Баварии, секретного общества розенкрейцеров и др. В Англии шумную известность приобрел в б0-е годы XVIII в. клуб "Рыцарей Святого Френсиса Уайкомбского", который называли еще "Клубом адского огня". Клуб этот был учрежден сэром Френсисом Дэшвудом, помещиком из Уэст-Уайкомба, одно время занимавшим пост канцлера казначейства. Члены клуба встречались в пещерах, вырытых под зданием старинного аббатства. Среди участников сборищ, обычно приходивших в масках, были сам глава правительства лорд Бьют, первый лорд адмиралтейства Сэндвич и другие министры, члены парламента, включая и лидера радикалов Джона Уилкса, а также светские дамы. По-видимому, главным занятием членов клуба были различные взаимные довольно грубые подшучивания, розыгрыши, мистификации и маскарады, но молва приписывала им увлечение черной магией и глумление над христианской религией. В числе завсегдатаев клуба был и кавалер д'Эон. Поскольку он выдавал себя за девицу, то был 24 Мая 1771 г. подвергнут знатными леди "тщательному обследованию" для выяснения пола. Авторитетная комиссия так и не смогла вынести окончательное суждение относительно бывшего драгунского офицера. Что же касается д'Эона, то он согласился на обследование совсем недаром. Ему было поручено втереться в члены клуба, чтобы разузнать, не является ли он тайной якобитской организацией. На этот счет шевалье пришлось разочаровать своих нанимателей в Версале, которым он, однако, взамен переслал некоторые небезынтересные сведения, полученные во время полуночных бдений в пещере под Медменхемским аббатством. Впоследствии, рассорившись со своим двором, д'Эон часть секретов запродал английской разведке. В клубе бывали и сотрудники британской секретной службы. К их числу относился и его основатель Френсис Дэшвуд (он побывал как разведчик в России в годы правления царицы Елизаветы Петровны)... Приписываемая Людовику XIV фраза "Государство - это я" приобрела особый смысл в царствование его преемника. Людовик XV с его слабостями и пороками, с его известным принципом "после нас хоть потоп" мог служить живым олицетворением кризиса и разложения французского абсолютизма. При полном равнодушии Людовика XV к благу страны личные прихоти развращенного короля были возведены в ранг государственных интересов. Герши был спешно отозван не столько из опасений, как бы его процесс не подорвал престижа Франции, сколько из-за решения Людовика сторговаться с д'Эоном. Пойти на мировую король хотел не только потому, что д'Эон обладал бумагами, содержавшими сведения о французском шпионаже и о "секрете короля", но и потому, что авантюрист стал угрожать публикацией материалов о другом государственном секрете - Оленьем парке. Это была информация деликатного свойства, и ей никак не следовало стать предметом обсуждения в газетах. Взамен борьбы в судебном зале, которую так неудачно начал посол Герши, его преемнику временному поверенному в делах Дюрану пришлось вступить в тайные переговоры с д'Эоном. Тот обменял часть своих бумаг на большую ежегодную пенсию в 12 тыс. ливров, но некоторые, особо пикантные письма шевалье оставил у себя как гарантию регулярности денежных выплат из Парижа. И разве не характерно, что, со своей стороны, Людовик XV выговорил условие, что д'Эон будет ходить в женском платье (кто поверит сплетням, распространяемым старой девой), ...и вновь сделал его агентом "секрета короля"! Последующие два с лишним десятилетия заполнены сотрудничеством, новыми пререканиями и новым шантажом со стороны "капитана драгун в юбке" в отношении версальского двора. К этому времени шумная известность экс-шпиона была уже позади. Один остроумный англичанин заметил: "Месье д'Эон стал своей собственной вдовой". Но "вдова" время от времени умела показывать волчьи зубы. Для улаживания дел в Лондон ездил Бомарше, не раз выполнявший такого рода королевские поручения. Был заключен настоящий контракт, который подписали высокие договаривающиеся стороны - Пьер Огюстен Карон де Бомарше, "особо уполномоченный по приказу короля", и "мадемуазель Шарль-Женевьева - Луи-Огюст Андре-Тимоте, д'Эон де Бомон, старшая дочь, кавалер, бывший драгунский капитан" (далее перечислялись другие чины и должности "мадемуазель"). Д'Эон обязался всю жизнь носить женское платье. Сначала д'Эон выдал Бомарше лишь незначительные по содержанию бумаги, но посланник версальского двора потребовал "настоящий товар". Только после этого шевалье открыл тайник под паркетом и достал нужные документы. Теперь пришла очередь Бомарше проявить купеческую хватку - он заплатил капитану значительно меньше, чем тот ожидал. Раздосадованный д'Эон по-дворянски попрекнул Бомарше происхождением, назвав его "сыном часовщика". Королевский представитель предпочел отшутиться: "Что можно ожидать от женщины?". Впрочем, еще ранее "секрет короля" стал секретом полишинеля. Удар последовал из Вены вследствие измены одного австрийского чиновника. В один из вечеров 1772 г. Горжелю, секретарю французского посла в Вене князя Луи Рогана, была передана через портье анонимная записка: Горжелю назначалась встреча в полночь в уединенном месте с обещанием сообщить важные государственные тайны. Хотя записка возбудила у секретаря сильные подозрения, он не смог удержаться от искушения и отправился на назначенное ему свидание. Раскаиваться не пришлось. Укрытый плащом человек, говоривший низким, сознательно измененным голосом, предложил ему просмотреть несколько бумаг. Если они окажутся интересными, то Горжель может прийти завтра в тот же час и на то же место, чтобы получить следующую порцию - в обмен на 1000 дукатов. Горжель принял предложение - вторая встреча состоялась, и секретарь посольства стал дважды в неделю получать материалы из австрийского "черного кабинета". Сомнения в их подлинности быть не могло: Горжелю были переданы копии расшифрованных депеш французских послов в Стокгольме и Берлине, с которыми французский дипломат был знаком и до этого. Среди материалов он получил инструкции Фридриха II своим секретным агентам в Париже и Вене, которые давали возможность судить о действительных намерениях прусского короля, остававшихся тайной даже для его собственных послов. В числе переданных австрийским чиновником документов была и секретная переписка графа Бролье, руководителя "секрета короля". А Бролье был давним врагом рода Роганов... Обрадованный посол поспешил переслать "изменническую" корреспонденцию Бролье в Париж. Однако вместо того, чтобы сослужить службу Людовику XV, неловкий Роган, кажется, свел в могилу своего больного повелителя, тяжело воспринявшего это разоблачение "секрета короля", который столь долго сохранялся от французского министерства иностранных дел, хотя он давно уже перестал быть тайной для австрийского канцлера Кауница. Свидание в гроте Венеры Предреволюционные годы во Франции видели необычный феномен - использование отдельными лицами своего рода частной разведки при дворе для заведомо преступных, уголовно наказуемых деяний. Речь идет не о многочисленных высокопоставленных казнокрадах, использовавших хорошее знание закулисных сил и влияние при дворе для осуществления разных махинаций. В истории, о которой пойдет речь, точное представление о взаимоотношениях королевы с ее придворными было использовано для столь ловкого грабежа, что жертвы его далеко не сразу поняли, насколько ловко их провели. Суть этого дела была очень простой. Аферистка Жанна Ламотт, именовавшая себя графиней, убедила впавшего в немилость кардинала Рогана, что есть верное средство вернуть утерянную благосклонность королевы Марии-Антуанетты и находившегося под влиянием своей супруги Людовика XVI. Королева, по словам Ламотт, хочет купить у парижских ювелиров Бессера и Бассанжа красивое колье, но ей сейчас неудобно просить у короля нужные для этого 1 600 тыс. ливров. Пусть Роган гарантирует уплату требуемой суммы несколькими взносами, королева получит ожерелье и будет, конечно, крайне благодар