далматийца Висковича выкрали официальные бланки и подделали приказ министра. Смит и Фелиппо сумели бежать в Англию. В следующем году Фелиппо и Смит руководили обороной крепости Сен-Жан д'Арк в Сирии, которой тщетно пыталась овладеть французская армия. Эта неудача предопределила неудачу египетского похода Наполеона Бонапарта. Яростная борьба Англии против французской революции связывалась в сознании ее современников и участников с именем главы английского кабинета Уильяма Питта-Младшего. Поэтому нет ничего удивительного, что в революционных кругах немало говорилось о необходимости во имя свободы устранить главного вдохновителя всех тиранов, ополчившихся на французский народ, - британского премьер-министра Питта. В Лондон поступила информация, что некоему Болдуину поручено совершить покушение на Питта. Неожиданно были получены и сведения из совершенно другого источника. 13 октября 1793 г. в Англию прибыл некто Ричард Феррис, имевший какие-то задания от французского правительства. Однако Феррис вместо выполнения этих поручений явился к министру иностранных дел Гренвилу и выдал своих доверителей. Феррис был ирландским католическим священником, уехавшим до революции во Францию. В 1791 г. он не принял гражданской присяги, чего требовал новый революционный закон от священников, бежал из Франции и вступил в армию эмигрантов. В конце 1792 г. Феррис вернулся во Францию и, выдавая себя за английского подданного (война против Англии еще не началась), получил британский паспорт. Французские архивы подтверждают существование и значительно более тесных связей между революционными властями в Париже и Феррисом (в частности, намерение использовать его для контактов с ирландскими республиканцами). Эти связи, впрочем, были далеко не идиллическими - в августе 1793 г. во Франции Ферриса даже арестовали. Осенью 1793 г. французские власти разрешили ирландцу уехать в Англию взамен обещания выполнять там разведывательные функции. Гренвил вначале поверил Феррису и решил с его помощью дурачить французское правительство, посылая фальшивую информацию. Однако вскоре Феррис перестал внушать доверие: он встречался с одним подозрительным (с точки зрения английских властей) эмигрантом из австрийских Нидерландов и, несомненно, в написанной им в Англии "исповеди" скрыл многое из своего прошлого. Поэтому Питт и Гренвил в конечном счете пришли к выводу, что Феррису нельзя давать никаких поручений, так как неясно, что у него на уме. Его даже подозревали в участии в заговоре против Питта и установили за ним полицейскую слежку. Но главный участник этого заговора Болдуин так и не приехал в Лондон. Английский разведчик Дрейк сообщил, что Болдуин был признан негодным к выполнению такого важного дела, арестован и несколько месяцев содержался в тюрьме. Взамен его отправился какой-то бывший аристократ под именем американца Элиа Томмина, но и он не достиг Англии. В феврале 1794 г. Дрейк передавал, что в Англию через австрийские Нидерланды отправятся швейцарец Колла и генуэзец Годони. Австрийские власти, предупрежденные Лондоном, задержали каких-то двух человек, являвшихся якобы этими Колла и Годони, и вежливо запросили английское правительство, что делать с арестованными. Гренвил немедля ответил: "Держать их в заключении вплоть до окончания войны". Кажется, не было никаких доказательств участия арестантов в заговоре, и они были посажены в тюрьму "впредь до приискания улик"... Закулисная история революции Наряду с "Корреспонданс" во Франции в годы революции действовали также другие тайные роялистские и иностранные организации, ставившие целью как сбор информации, так и (что значительно более важно) подготовку заговоров для свержения республики. Деятельность этих организаций тесно связана с историей французской революции. Широко распространено мнение, что политическая история революции почти за два столетия ее интенсивного исследования с чисто фактической стороны досконально изучена, конечно, не все абсолютно ее детали, но по крайней мере сколько-нибудь значительные события. Совершенно иной предстает вся картина, если мы обратимся от "явной" политической истории к "тайной", хотя вторая оказывала существенное влияние на первую. Известный французский историк А. Матьез писал в свое время: "Секретная история Комитета общественного спасения, история, которую нельзя обнаружить в его официальных актах и которая представляет наибольший интерес, история его совещаний и разногласий между его членами - эта история еще только начинает становиться известной". И теперь, более чем через 70 лет после того, как было высказано А. Матьезом это суждение, оно сохраняет свою силу и касается отнюдь не только истории Комитета общественного спасения. Исследователям приходится сталкиваться с крайним недостатком источников. Участники событий не имели ни времени писать письма, ни желания сохранять документы, которые могли попасть в руки их противников и послужить предлогом для обвинения. От бумаг Робеспьера после его гибели победившие термидорианцы оставили потомкам лишь ничтожные остатки (не говоря уж о тенденциозном отборе того, что они предпочли сохранить). Мемуары членов Комитета общественного спасения Барера и Карно (отредактированные его сыном) были написаны через много лет после революции и к тому же преследовали апологетические цели - оправдание и приукрашивание действий их авторов. В изучении тайной истории революции господствует полный разнобой. Самые экстравагантные гипотезы, лишенные серьезной документальной базы, сосуществуют с полным игнорированием - именно игнорированием, а не опровержением - достижений академической науки. Существующие источники объявляются лишенными всякой серьезной ценности одними историками и некритически используются другими. Шифрованные донесения, написанные симпатическими чернилами и проявленные адресатами, но выцветшие почти за 200 лет, остаются непрочитанными, хотя с помощью современной химии можно сделать снова различимыми невидимые буквы. К ряду важных архивных фондов, о существовании которых известно, так и не прикоснулась пока рука исследователя. Имеется обширная литература, посвященная различным аспектам тайной войны: деятельности подпольных организаций, заговорам секретной дипломатии, попыткам увоза из тюрьмы королевы Марии-Антуанетты, а потом дофина. Взаимные, нередко фантастические обвинения, выдвигавшиеся в ходе острой борьбы внутри якобинского блока в 1794 г. руководителями его различных группировок, служат отправным пунктом для изобретения в некоторых новейших работах не менее сногсшибательных домыслов. Среди их авторов фактически нет никого, кто отвергал бы сумму безусловно установленных наукой данных и целиком использовал бы весь тот комплекс источников, которые содержат дезинформацию или являются попросту позднейшими фальшивками, сработанными как раз для обоснования таких "гипотез". Обычно каждый автор, защищая какой-либо "оригинальный" тезис, выбирает из этих как действительных, так и подложных источников лишь те, которые необходимы для подтверждения этого домысла, презрительно отвергая остальные материалы такого рода как "подделки", не заслуживающие доверия. Отсюда крайняя разноголосица между такого рода книгами. Авторы трудов, излагающих "оригинальные" концепции, не могут не упоминать исследований, в которых подробно обоснованы те оценки деятелей революции, которые стали в значительной мере общепризнанными (работы А. Матьеза, Ж. Лефевра, А. Собуля и др.). Но это лишь формальная дань уважения. На деле. же они не считают себя обязанными уважать историческую правду. Напор такой литературы столь велик, что даже главный научный журнал по проблемам революции "Анналь историк де ла Революсьон франсез" спасовал перед ним и занял позицию стороннего наблюдателя. Он вынужден был заявить, что не видит свою задачу в том, чтобы занять позицию в отношении этих "необычных" концепций. Вдобавок книги, о которых идет речь, написаны в жанре исторической биографии или раскованного "беллетри-зированного" рассказа о ярких событиях прошлого. Авторы этих книг явно рассчитывают не на специалистов, а на широкую читательскую аудиторию и по этой причине (или под этим предлогом) не отягощают изложения точными ссылками, сносками на использованные источники и литературу. Вместе с тем для солидности может приводиться длинный список монографий и статей, изученных автором, а главноеархивов, в том числе местных и семейных, на которые он опирался в своих выводах. Все это было бы вполне уместным, если бы в данных книгах популяризировались результаты исследований, извлеченные из специальных изданий и дополненные для оживления читательского интереса какими-либо красочными деталями, не меняющими смысла описываемых событий. Но происходит как раз иное - по сути дела, в литературу вводится новая их интерпретация, и причем читатель оказывается лишенным возможности отличить, где автор пересказывает практически доступные только ему новые архивные материалы, а где излагает свои ничем не подкрепленные выдумки. Порой масса характерных деталей, явно извлеченных из первоисточников, никак не подкрепляет этих домыслов, а лишь придает им видимость обоснованности, фактической достоверности. Хотя в этой обширной литературе открыто не ставится цель пересмотра утвердившихся оценок событий и роли отдельных деятелей в революции, в действительности попытки ее реализации предпринимаются. В частности, речь идет, по существу, не только о личной чести, но и об исторической репутации ряда виднейших деятелей революции. Субъективная трактовка их позиции зачастую бросает тень на их планы и тем самым на их подлинные политические взгляды, придает сомнительный смысл тем или иным их действиям. Все "необычные" концепции так или иначе увязаны с историей различных шпионских или диверсионных организаций, созданных иностранными правительствами и роялистами. Эти организации действовали, как правило, независимо друг от друга. Вдобавок самое существование некоторых из них документально почти не подкрепляется, в отношении других анализ источников допускает самые различные предположения. Так, независимыми (помимо уже известной читателю "Корреспонданс") организациями предстают "Парижское агентство" д'Антрега, сеть Шарлотты Аткинс-Кормье, разведывательные ячейки парижских отделений банкирских домов, организация барона Батца, сеть, руководимая лордом Элджином из Брюсселя, разведка шуанов, группа конституционных монархистов из Солера, перешедшая потом целиком на службу к шефу английской, шпионской службы в Швейцарии У. Уикхему, и др. Большинство их них пыталось заниматься не столько шпионажем в собственном смысле слова, сколько установлением связей с влиятельными политиками в Париже и провинции для свержения революционного правительства, организацией новых антиреспубликанских восстаний в различных районах страны. Примером может служить деятельность одного из руководителей роялистского подполья в Париже - барона де Батца, которому приписывали план спровоцировать кровавые столкновения между различными группами якобинцев в Конвенте. Этот выходец из Гаскони (носивший ту же фамилию, что и некогда д'Артаньян) до революции стал офицером, предъявив, возможно, подложные документы о дворянском происхождении. В начале революции Батц был депутатом Учредительного собрания, потом эмигрировал, но через некоторое время тайно вернулся во Францию. Он предоставил крупную сумму денег Людовику XVI и одновременно завел знакомство среди жирондистов. После падения монархии Батц бежал в Англию. Но вскоре он снова в Париже уже в роли разведчика эмигрантов, а возможно, и тайного агента английского правительства. Последнее дает возможность объяснить источник денежных ресурсов барона, который свободно ворочал миллионами, правда, считая на падающие в цене бумажные ассигнации. Впрочем, другим способом пополнения кассы было для Батца участие в различных денежных спекуляциях, поставках в армию, получение взяток за устройство подрядов и т. п. Батц облюбовал пустовавшее здание на окраине Парижа - "Эрмитаж де Шарон". Этот дом с его многочисленными потайными комнатами и темными закоулками, скрытыми дверями, с люками, подвалами, из которых целый лабиринт проходов вел в соседние глухие дворы, превратился в штаб-квартиру заговорщиков. Здесь получали из-за границы и отсылали туда шифрованные депеши, написанные невидимыми чернилами, давали инструкции роялистским шпионам, разрабатывались планы действий против революционной власти. Батц поручил организацию бегства королевы одному из своих сообщников - шевалье де Ружвилю. В заговор деньгами и обещаниями вовлекли нескольких членов Коммуны - городского управления Парижа, которым были подведомственны тюрьмы, сторожа и жандармы, охранявшие Тампль и Консьержери. Несколько раз попытки увезти королеву терпели крушение в самую последнюю минуту из-за различных случайностей. В страхе перед грозящим разоблачением депутат Конвента Франсуа Шабо, до революции монах-капуцин, 14 ноября 1793 г. явился к Робеспьеру и сообщил ему о происках врагов республики. Шабо рассказал, что Батц и его агент Бенуа подкупили депутатов Делоне и Жюльена из Тулузы, замешанных в финансовых махинациях Ост-Индской компании, и передали 100 тыс. ливров Шабо для подкупа дантониста Фабр д'Эглантина (чего он, Шабо, не сделал). Батц, по словам Шабо, давал взятки также левым якобинцам, дабы те оговаривали депутатов, которых Батцу не удалось подкупить. Таким путем заговорщик намеревался дискредитировать и погубить республику. Среди предполагаемых агентов Батца фигурировали некоторые вожди левых якобинцев, в первую очередь Жак Рене Эбер, издатель популярной среди парижских санкюлотов газеты "Пер Дюшен". Между тем максимум того, что удалось безусловно доказать, - это знакомство Эбера и некоторых его единомышленников с людьми, по всей вероятности, связанными с Батцем. "Неуловимый" для полиции якобинского правительства барон оказался почти столь же неуловимым и для историков, пытавшихся осветить его деятельность (поскольку в любом случае легенда о "заговоре Батца" имела большое политическое значение в последнее полугодие, предшествовавшее перевороту 9 термидора). Выдвигалась даже гипотеза, что главой тайного роялистского подполья был не барон Жак Батц - член Учредительного собрания, финансовый спекулянт, а ирландец Джейм Райе, который именовался графом Батом (по имени известного английского курортного города). Было бы одинаково неправильно пытаться истолковывать все действия Эбера исходя из предположения, что он был человеком Батца (как это делает М. Грей в книге ""Пер Дюшен" - роялистский агент", или, напротив, вычитывать из источников лишь то, что противоречит этой гипотезе (как поступает историк Л. Жаков в своей известной биографии Эбера). Разумеется, вопрос о том, были ли у Эбера связи с роялистским подпольем, с иностранными разведками, нельзя смешивать с другим вопросом - какую роль объективно сыграла его газета "Пер Дюшен" в революции. Ведь изображая (пусть, допустим, неискренне, только для прикрытия своих контрреволюционных планов) из себя крайнего революционера, Эбер способствовал усвоению взглядов левых якобинцев десятками тысяч санкюлотов и в Париже, и в провинции. И опять-таки особый и самый важный вопрос: соответствовали ли взгляды, проповедовавшиеся со страниц "Пер Дюшен", подлинным интересам революции, упрочению ее завоеваний? (Несомненно, что такую оценку роли газеты Эбера надо давать с учетом различных этапов якобинской диктатуры.) Что касается Батца, То более подробно о его деятельности предполагается рассказать в другой работе. В рамках же нашей темы ограничимся лишь небольшим пояснением. Сам Батц не раз впоследствии отрицал, что является главой большой разведывательной сети, главной целью которой было натравливать различные фракции революционеров друг на друга и таким образом способствовать реставрации монархии. Власти одно время скрывали связи ряда брошенных в тюрьму политических деятелей с Батцем, а позднее огульно приписывали такие связи лицам, не имевшим никаких контактов с бароном. Дело усложняется тем, что арестованным инкриминировали сговор с людьми, заговорщическая деятельность которых могла быть доказана или по крайней мере представлялась вероятной. Но даже если такие контакты имели место, оставалось неясным, были ли это связи заговорщиков или между людьми, которые вели себя как патриоты и якобинцы и считались таковыми. Едва ли не все свидетельства участвовавших в тайной войне против Французской республики заполнены сознательными и бессознательными искажениями, и ни одно из этих утверждений не может быть принято без проверки и должно оставаться под сомнением (кроме случаев, когда их можно прямо опровергнуть как заведомо ложные). Это относится даже к конфиденциальной служебной переписке, личной корреспонденции людей, поддерживавших многие годы и деловые, и, казалось, дружеские связи. Приведем лишь один характерный пример. После гильотинирования Эбера руководитель роялистского шпионского центра граф д'Антрег, о котором будет сказано дальше, запросил своего нанимателя британского дипломата и разведчика Френсиса Дрейка, не являлся ли казненный английским шпионом, о чем ходят слухи. Что же ответил Дрейк своему другу и информатору? 18 апреля 1794 г. он писал д'Антрегу: "Я сильно сомневаюсь, что это правда, поскольку известно, что мы проявляем большую осмотрительность... Мы почти не нанимаем политических деятелей во Франции, за исключением Дюмурье и, быть может, Марата". Сколько заведомой лжи в одной только приведенной выше фразе из "дружеского" письма, не говоря уж об общей формулировке "почти не нанимаем"! После слов об изменнике Дюмурье следует заведомая дезинформация о Марате, павшем от руки Шарлотты Корде, чей кинжал был нацелен в сердце "Друга народа" жирондистами, уже тогда многими нитями связанными с английской разведкой. По-видимому, Дрейк придерживался правила не признавать до последней возможности, что те или иные агенты состояли на службе в английской разведке. Так, когда д'Антрег запросил у Дрейка сведения о роялистском публицисте Малле дю Пане, который несомненно являлся британским агентом в Швейцарии, Дрейк прикинулся ничего не знающим. "Этот Малле дю Пан, о котором вы говорите, - писал Дрейк, - мне известен только по нескольким написанным им брошюрам", и добавлял, что он только "возможно" был агентом, работавшим на Англию. По всей вероятности, никто из самых осведомленных современников, как погибших в 1794 г., так и проживших после этого многие годы и десятилетия, не представлял картину тайной войны революционных лет. Об этом свидетельствуют опубликованные мемуары, переписка современников. Однако такую картину не удалось реконструировать и ученым, обращавшимся к истории тайной войны или затрагивающим ее в своих трудах, посвященных другим проблемам революционного времени. Давно уже в полемике против реакционного французского историка И. Тэна была высказана мысль: его интерпретация революции напоминает изображение смертельного сражения двух борцов, на котором фигуру одного из них тщательно замазали вплоть до полного слияния с фоном этой картины. Оставшийся боец предстает тогда в виде буйно помешанного маньяка с вытаращенными, налитыми кровью глазами, в неистовом гневе сокрушающего кулаками пустоту. Эту мысль не так давно повторили английские историки, далекие от симпатии к революции, А. Коббен и Г. Митчел. Такое изображение было бы нелепостью, если бы речь шла о 1792 или 1793 г. Ну а 1794 г.? Иначе говоря, в то самое время, когда боец яростно обрушивал свои кулаки не только на воздух, скрывавший невидимого недруга, но с еще большим исступлением на самого себя. И нельзя не задать вопрос, какую роль в этом ослеплении сыграла тайная война. Картина тайной войны за семь-восемь месяцев до 9 термидора предстает в совершенно различном виде в зависимости от двух причин. Во-первых, от того, что следует считать истиной, а что - фантазией в заявлениях представителей революционного правительства Сен-Жюста, Амара, Лакоста, а также руководителей дантонистов и эбертистов относительно "иностранного заговора" (ложные утверждения могли порождаться и искренним заблуждением, и политическими мотивами, стремлением выдвинуть весомые и всем понятные обвинения против лидеров враждебных группировок). И во-вторых, чему можно доверять, а что надо отнести к области вымыслов в депешах роялистских шпионов "Парижского агентства" и в бюллетенях д'Антрега. От ответов на эти вопросы меняются общие контуры всей картины. Но однозначный ответ при современном состоянии исследования вопроса (точнее, при том круге источников, которые введены в научный оборот) вряд ли возможен. В литературе можно встретить едва ли не все возможные сочетания ответов на первый и второй из указанных вопросов (к которым надо добавить и половинчатые ответы, колеблющуюся позицию отдельных историков). Еще больше усложняет дело наличие немалого числа работ, где бумаги д'Антрега служат лишь основой для дополнительных догадок, имеющих лишь более чем условную документальную базу или вовсе таковой не имеющих. Но и это еще не все. Немалое количество различных сведений содержится в речах термидорианцев (особенно в первые месяцы после гибели робеспьеристов), произнесенных с целью очернить побежденного противника. Среди них имеются и утверждения, прямо относящиеся к тайной войне в 1794 г., и ими тоже пользуются, порой некритически, правые историки. Напротив, в прогрессивной историографии возникла традиция с порога отвергать утверждения термидорианцев как клевету, что тоже не способствует выявлению истины. Кроме того, заявления того же типа, что и делавшиеся термидорианцами, фигурируют в дипломатической переписке тех лет, причем далеко не всегда ясно, когда она передает ходившие слухи, а когда основывается на веских данных. То же самое следует сказать об аналогичных (как правило, бросаемых мимоходом и ничем не подтверждаемых) замечаниях, которые содержатся в мемуарах французских и зарубежных государственных деятелей, участников или просто современников событий революционной эпохи. Шпион в Комитете общественного спасения Грозная, насыщенная революционной борьбой осень 1793 г. Париж - сердце республиканской якобинской Франции, отбивающейся от целой коалиции реакционных держав во главе с Англией и от ударов в спину, наносимых внутренней контрреволюцией. Якобинцы отвечают революционным террором на происки врага, весь народ поднимается на защиту родины от интервентов. Боевым штабом революции становится назначенный народным представительством (Конвентом) Комитет общественного спасения. Перед 12 членами этого комитета отчитываются министры и генералы, он руководит армией на фронте, снабжением столицы хлебом, производством пороха, дипломатией молодой республики. На секретном, как всегда, заседании 2 сентября 1793 г. Комитет общественного спасения заслушивает доклад министра иностранных дел Дефорга. Члены комитета откровенно обсуждают вопрос о поведении французских послов, многие из которых были еще дипломатами старого режима: честны ли они, может ли республика довериться их способностям и их лояльности? Говорится немало горьких слов в адрес некоторых из этих дипломатов, в частности Энена, французского поверенного в делах в Константинополе. Его даже заподозрили в продажности. Через несколько недель Энен получил письмо от одного своего давнего знакомого, дона Симона де Лас Казаса, посла испанского короля в Венеции. Испания уже воевала с Францией, а дипломаты все еще не считали нужным прерывать старые связи. Лас Казас дружески и доверительно предупреждал Энена относительно обвинений, которые были выдвинуты против него на заседании грозного Комитета общественного спасения. Энен написал возмущенное письмо в Париж, с жаром отвергая обвинение в коррупции. Получив письмо Энена, Комитет общественного спасения пришел к выводу, что в его составе находится иностранный шпион. Нечего говорить, что это было открытие первостепенной важности: утечка секретных сведений, которыми располагал комитет, могла принести неизмеримый вред. Речь шла о жизнях тысяч солдат, об исходе военных операций, о безопасности всей республики. И очень характерно (отметим это с самого начала), что ни у Робеспьера, ни у Сен-Жюста, ни у других членов комитета не возникло подозрение в отношении кого-либо из служащих, секретарей, присутствовавших на заседаниях. Все были убеждены, что шпионом должен быть один из членов комитета. Для этого были основания, и мы - незнакомые со многим из того, что было известно членам комитета в 1793 г., но зато осведомленные о ряде фактов, которые они не могли знать, - должны признать серьезность этих оснований. Комитет заседал по утрам - до заседаний Конвента, а иногда и по вечерам, так что прения затягивались до глубокой ночи. Подробных протоколов не велось, составлялись лишь перечни принятых решений. На заседаниях помимо членов комитета присутствовали различные секретари для записи и передачи решений, министры, которых вызывали для отчетов, и некоторые другие лица. Так что, несомненно, были люди, частично посвященные в его секреты. Однако у комитета не было постоянного секретаря. Таким образом, видимо, никто, кроме самих членов Комитета общественного спасения, не имел возможности постоянно выдавать секретные сведения о том, что происходило на заседаниях. Комитет мог лишь догадываться, что подобная утечка информации про- исходит регулярно. Но теперь, когда открылись государственные архивы разных стран, хранящие документы той эпохи, мы знаем это наверняка. Напомним, однако, кто осенью 1793 г. входил в состав комитета (часть была избрана раньше, часть - несколько позднее). Членами комитета состояли 12 человек, а именно: 1) Робеспьер; 2) Сен-Жюст; 3) Жанбон Сен-Андре; 4) Эро де Сешель; 5) Приер из Марны; б) Ленде; 7) Барер; 8) Бийо-Варенн; 9) Колло д'Эрбуа; 10) Карно; 11) Кутон; 12) Приер из Кот-д'0ра. Комитет был перегружен огромным объемом работы, каждый день рассматривал сотни самых различных дел, для разбора которых было образовано шесть секций (по два человека в каждой). В результате за членами комитета были закреплены определенные отрасли управления (Робеспьер ведал делами, касающимися "общественного мнения", Сен-Жюст и Кутон - революционной полицией и т. д.). Иностранные дела подлежали ведению Барера и Эро де Сешеля, а военные (включая производство оружия и снаряжения) - Карно и Приера (из Кот-д'0р). Каждый член комитета имел собственную канцелярию. Когда комитет ознакомился с письмом Энена, свидетельствовавшим об утечке информации, подозрения сразу сосредоточились на бывшем аристократе Эро де Сешеле. Вероятно, в большей мере это было вызвано тем, что сторонник Дантона Эро де Сешель имел какие-то подозрительные знакомства с международными банкирами и спекулянтами, и, кроме того, недовольством внешнеполитическим курсом Эро. Этот курс отдавал авантюризмом, прикрываемым революционной фразой, и мог увеличить и без того длинный список врагов Французской республики. В ноябре-декабре 1793 г., когда пришло письмо Энена, Эро выполнял какое-то поручение комитета на Рейне. Его отозвали и прямо обвинили в Конвенте. Хотя Эро сумел оправдаться в Конвенте, который даже отказался принять его отставку. Комитет общественного спасения был непоколебим. Он потребовал, чтобы Эро либо представил более убедительные доводы в свое оправдание, либо настоял на своей отставке. На этом дело ненадолго застопорилось, а уже через несколько месяцев Эро де Сешель был арестован в числе других дантонистов и 5 апреля 1794 г. гильотинирован по приговору революционного трибунала. В его судебном деле имеется копия письма Лас Казаса, в котором сообщались детали заседания комитета 2 сентября 1793 г. В заголовке копии указывалось, что эти сведения были сообщены за границу Эро. Революционные деятели так и остались при своем убеждении в его виновности. Однако это было ошибкой. Оставляя в стороне вопрос, был ли Эро вообще связан с иностранной разведкой, можно лишь с полным основанием утверждать, что источником известий о заседаниях комитета был кто-то другой, так как передача информации продолжалась и после казни Эро... От кого же, однако, могли исходить сведения о заседаниях Комитета общественного спасения? Здесь мы вступаем в самую темную и неизведанную область. Многое, как уже отмечалось, говорит за то, что источником информации мог быть только один из членов комитета. Но кто? Надо попытаться, говорят западные исследователи, определить предателя, не полагаясь на историческую репутацию членов комитета. Прежде всего для облегчения задачи в списке деятелей Комитета общественного спасения, приведенном выше, следует выделить тех, кто физически был не в состоянии выполнять функции осведомителя роялистов. Кто же имеет алиби? Как мы уже знаем, прежде всего - главный подозревавшийся Эро де Сешель. Кроме того, сразу же отпадают Жанбон Сен-Андре и Приер из Марны, так как они долго находились вне Парижа и не присутствовали на заседаниях. Бийо-Варенн и Колло д'Эрбуа еще не были членами комитета во время заседания 2 сентября 1793 г. Кутон как раз осенью 1793 г. долгое время был в Лионе. Сен-Жюст перемежал пребывание в Париже с поездками в сражавшиеся армии. Ленде находился на западе страны и был отозван в Париж лишь в конце октября 1793 г. Робеспьер также часто не присутствовал на заседаниях, отчеты о которых попадали в руки д'Антрега. Итак, остаются трое. Среди них один - Барер, человек с не очень чистой репутацией, доказавший своей последующей карьерой, что он был способен на многое. Но в отчетах много специфически военных сведений (притом оказавшихся при проверке правильными). Барер, видимо, не мог знать эти детали. Остаются двое: Приер из Кот-д'0ра и Карно - они оба были в курсе всех военных вопросов. Кто же из двух? Формальным анализом нельзя исключить ни одного из них. Но, оказывается, граф д'Антрег, глава шпионской сети, через которую получил информацию упомянутый испанский дипломат Лас Казас, а вслед за ним Энен, в письмах от 20 и 24 августа 1794 г. утверждал, что сведения исходят от Карно. Лазарь Карно! Человек, которого сначала сочувствовавшие ему современники, а потом буржуазные историки назвали "организа-гором победы". Правда, сочувствовали ему буржуазные историки именно потому, что Карно был белой вороной среди якобинцев. Он стремился к созданию "обычной", "регулярной" армии скорее не из-за того, что хотел покончить с анархией, с партизанщиной, а потому, что желал обуздать, подчинить буржуазному руководству грозную стихию народной революционной войны. Даже в наши дни подозрение, высказанное против Карно, вызвало бурное негодование среди влиятельных ученых во Франции. Да и вообще, какая цена словам д'Антрега? Есть ли какие-либо доказательства, помимо слов этого весьма нечистоплотного авантюриста? На это можно ответить: у д'Антрега вряд ли могли быть основания л1ать в письмах Лас Казасу, не говоря уж о том, что к Карно мы подошли методом исключения почти всех остальных членов комитета. Данных о - связях Карно с роялистскими шпионами в Париже нет. Зато есть косвенное свидетельство связей Карно и д'Антрега. Когда в 1797 г. д'Антрег был арестован в Италии солдатами Наполеона Бона-пар га (об этом ниже), он переписывался с Карно (по-прежнему занимавшим высокий пост в правительстве), испрашивая паспорта для членов своей семьи. Роялисты могли соблазнить Карно не столько деньгами, сколько обещанием безопасности в случае реставрации монархии Бурбонов. А член Комитета общественного спасения Лазарь Карно в глубине души явно не очень верил в прочность революционного правительства. Ею даже прямо обвиняли однажды в передаче врагу тайн комитета. Он участвовал в перевороте 9 термидора. Позднее выявились роялистские связи Карно, какие-то контакты с армией интервентов. И все же... И все же это еще далеко не доказательство. Ведь можно представить себе, что информатором шпионов мог быть кто-либо из служащих Комитета общественного спасения, секретарей, в частности роялистски настроенных помощников того же Карно. Для решения загадки надо попытаться уяснить, что собой представляла сеть д'Антрега, снабжавшая графа информацией. Тем более что только после такого знакомства можно будет найти ключи и к МН01ИМ другим важным секретам войны разведок в годы французской революции. В течение столетия после революции не было пролито никакого света на то, каким образом секретные материалы Комитета общественного спасения попадали в руки иностранных правительств. Но вот в 1894 г. в Англии появился второй том научной публикации "Рукописей эсквайра Д. Б. Фортескью, сохраняемых в Дропморе". (Благодаря родственным связям этот владелец Дропмора унаследовал личные архивы ряда крупных государственных деятелей Англии.) В томе были напечатаны 28 информационных бюллетеней, которые английский посланник в Генуе Френсис Дрейк пересылал с сентября 1793 г. по июль 1794 г. в Лондон. Это были донесения какого-то роялистского агента о деятельности Комитета общественного спасения. В их числе находился и отчет о заседании 2 сентября 1793 г., материалы которого Лас Казас изложил в письме к Энену. Пользующиеся европейской известностью историки - француз А. Олар, англичанин Д. Клефем и др. - единодушно объявили эти бюллетени фальшивкой, с помощью которой роялисты дурачили иностранных дипломатов, а возможно, и просто выуживали у них деньги. Действительно бюллетени содержат ряд сведений, которые плохо согласуются с тем, что мы знаем о некоторых событиях революции из других, безусловно достоверных источников. Бюллетени говорят о каких-то разногласиях Робеспьера и Сен-Жюста, приписывают этим революционерам и другим членам комитета труднообъяснимые и потому малоправдоподобные поступки. И тем не менее нам известно: Комитет общественного спасения сам придерживался мнения, что посланная за границу информация (иначе говоря, те же бюллетени) содержала правильный ответ по крайней мере о заседании 2 сентября 1793 г. Прошло еще 20 лет после опубликования "Рукописей" Фортескью. В 1914 г. выдающийся французский историк А. Матьез занялся изучением бюллетеней, присланных Дрейком, и пришел к выводу, что их нельзя попросту игнорировать, как это делали до той поры. Конечно, во многое, о чем они рассказывают, трудно поверить, но некоторые сообщавшиеся в них сведения, тоже поначалу не внушавшие доверия, при тщательной проверке полностью подтвердились (в том числе такие детали, которые, вероятно, мог сообщать лишь человек, присутствовавший на заседаниях Комитета общественного спасения). Даже то, что на первый взгляд кажется ложным, не оказывается таковым при тщательном исследовании. Например, в бюллетене от 2 июня 1794 г. сообщалось о посылке Бийо-Варенна в Северную армию. Бийо-Варенн остался в Париже, но, как выясняется, действительно имелось принятое, но не осуществленное решение направить Бийо-Варенна для инспектирования Северной армии. Серьезные историки следуют рекомендации Матьеза проверять все сведения, упоминаемые в бюллетенях, прежде чем считать их достоверными, подкрепленными фактами^. В донесениях шпионов д'Антрега фигурирует утверждение о глубоких разногласиях внутри Комитета общественного спасения, что одна часть его членов в глубокой тайне встречается на окраине города, организуя заговор против другой части. Все это весной 1794 г. не было известно никому, кроме членов Комитета общественного спасения и их наиболее доверенных и близких лиц, включая, может быть, отдельных служащих комитета. А достоверность данного сообщения роялистского шпиона доказывается тем, что об этих разногласиях позднее рассказал Камбон, выступая в Конвенте. (Заявление Камбона было опубликовано 5 октября 1795 г. - 14 вандемьера IV года по революционному календарю - в официозе "Мони-тер".) Об этом сообщалось и в официальном отчете о событиях 9 термидора, составленном членом Конвента Куртуа. "Мануфактура" Главой шпионского центра был, как уже говорилось, 40-летний Луи Эмануэль Анри Александр де Лоней, граф д'Антрег. Сторонник конституционной монархии в начале революции, д'Антрег позже эмигрировал за границу и стал ярым приверженцем восстановления королевского абсолютизма. Роялистский публицист Малле дю Пан приводит высказывание д'Антрега, что в случае победы контрреволюции она отрубит 100 тыс. голов. Д'Антрег стал руководить созданным им центром сначала из Швейцарии, а потом из Северной Италии. Граф не пользовался ни уважением, ни доверием в эмигрантских кругах. До 1795 г. он служил в качестве атташе испанского посольства. Когда же Испания вышла из коалиции, заключив мир с Францией, д'Антрег перешел в услужение к эмигрантскому королю Людовику XVIII и стал его представителем у царского посла в Венеции Мордвинова. Еще до этого, в 1793 г., он начал рассылать свои бюллетени помимо Мадрида в Лондон и по другим адресам, многократно продавая один и тот же товар. Письма корреспондентов д'Антрега, адресовавших их в Швейцарию "Марко-Поло Филиберти, негоцианту" (один из псевдонимов графа), были написаны симпатическими чернилами. К настоящему времени расшифрованный текст выцвел и представляет большие трудности для прочтения. К этому стоит добавить, что некоторые из писем написаны из осторожности, для дополнительной конспирации, как бы от имени ревностного якобинца. Разведывательная сеть д'Антрега, как известно, именовалась "Парижским агентством". Ее главным резидентом был Жан Кристоф Сан-дрье де Поммеле. Представитель богатого провинциального дворянства, он до революции служил офицером, достигнув чина подполковника, и выступал с разными сочинениями касательно организации вооруженных сил. Поммеле был близким другом члена Конвента Тальена, одного из организаторов переворота 9 термидора. Другим руководителем шпионского центра являлся адвокат Пьер Жак Леметр, принадлежавший к богатой буржуазной семье в Руане. До революции за выступления против покушений королевской власти на права провинциальных парламентов он трижды - в 1772, 1785 и 1788 гг. - арестовывался, сидел в Бастилии. Однако революция принесла ему крупные денежные потери - он мало что получил в компенсацию за потерянную должность (напомним, что должности при старом режиме покупались). Вероятно, это было одним из мотивов перехода Леметра, как, впрочем, и ряда других оппозиционеров предреволюционных лет, в ряды роялистов. В августе 1792 г. Леметра арестовали, но вскоре освободили благодаря заступничеству Тальена. Однако 14 сентября 1793 г. он был снова арестован, правда, не за шпионаж, о котором властям ничего не было известно. Власти сочли Леметра "подозрительным": он не объяснил, откуда берутся им средства к существованию, почему, как было установлено, посещал аристократов и "отсутствовал" во время великих революционных событий 1789 г. Расследование, проведенное Комитетом общественной безопасности, не выявило наличия каких-либо улик против Леметра, но было решено держать его в тюрьме. Петиции жены о его освобождении, в которых она подчеркивала, что до