течение 3 суток войсковая операция результатов не дала. Зато в ущелье Карамкуль, а не Мармуль, был обнаружен укрепрайон. Разгорелся бой, в ходе которого бандитов удалось выбить из ущелья. В одной из пещер были найдены кандалы, список пленников на пуштунском языке и пистолет, принадлежавший Шипулину. Дальнейшие следы заложников терялись, и на долгие дни единственной надеждой осталась лишь разведка. Невероятно, но за несколько дней чекистам удалось наладить регулярное получение сведений о передвижениях банды, уводившей пятнадцать заложников все дальше в горы, к границе с Пакистаном. Выяснилось, что небольшая, но хорошо оснащенная банда под предводительством Моулави Усмана принадлежала к "непримиримым", а это не сулило советским специалистам ничего хорошего. В середине января поступила информация, что бандиты в назидание всем "шурави" намерены казнить пленников по законам ислама. Обстановка требовала решительных действий. При активном содействии афганских партнеров (достаточно сказать, что проблемой освобождения заложников занимался лично президент Афганистана Наджибулла) разведчики организовали канал связи напрямую с главарем банды. Переговоры с ним развивались драматично, уже только об этом можно бы написать отдельную повесть. Моулави Усман, чувствуя себя хозяином положения, ставил все более жесткие условия: то пусть все именитые граждане Мазари-Шерифа поименно подпишутся под петицией в пользу освобождения пленных, то пусть власти освободят из тюрьмы группу бандитов. Наконец стало ясно, что бандиты не намерены ни возвращать, ни обменивать заложников. Последние донесения подтвердили информацию о том, что советские специалисты находятся под охраной в кишлаке Вахшак (в 98 км южнее Мазари-Шерифа), сильно измождены тяжелыми переходами, подвергаются постоянным оскорблениям и издевательствам. Решение военного командования и руководства КГБ было единодушным - проводить войсковую операцию, блокировать банду в кишлаке и постараться освободить заложников путем переговоров. И в крайнем случае - боевые действия. 2 февраля на окраину Вахшака с вертолета высадился десант в составе мотострелковой роты СА и нескольких подразделений афганской службы безопасности. Командовал десантом сотрудник КГБ подполковник Н.Вахренев. Суровая военная действительность сразу же внесла свои коррективы. Переговоры не удалось начать: десант был встречен огнем. Затянувшийся бой окончился победой, банда была почти полностью уничтожена. Но какой ценой! Погибло 10 советских солдат, 15 получили ранения, 22 человека убитыми потеряла афганская армия и царандой, были уничтожены три вертолета и четыре бронетранспортера. Если кто-нибудь из читающих окажется бывшим участником этого эпизода - специалистом, десантником или чекистомвспомните об этой операции и бое. Нам хотелось спасти всех, матери и вдовы, мы погибали сами! Повернется ли у кого-то язык говорить о несоразмерности цены, уплаченной за освобождение соотечественников? "Сам погибай, а товарища выручай!". Этот лозунг, казавшийся мне в армии сакраментальным, нарочито молодецким, зазвучал теперь живой человеческой болью и надеждой. Операция по освобождению советских специалистов стала первым пробным камнем, показавшим прочность боевого сотрудничества между КГБ и службой государственной информации Афганистана. В повседневной, "рутинной", как говорят бывшие "каскадеры", работе притирались человеческие контакты: зрели совместные операции, передавался профессиональный опыт. А что это была за "рутина" - ночные засады, поездки за много километров в зоны, контролируемые мятежниками, для встреч с "ходоками-информаторами", беседы с бандитскими главарями, многие из которых готовы были учинить кровавую расправу с нежеланными гостями, а затем переходили "на сторону" правительства. Возраставшая самостоятельность и окрепшее оперативное мастерство афганских партнеров позволили начать постепенно сокращение работы "Каскада". В апреле 1984 г. оперативные группы "Каскада" были отозваны из Афганистана. По просьбе афганцев в стране остались несколько разведчиков в качестве советников. Газета "Известия" (9 сентября 1988 г.) сообщала о том, как умелыми действиями службы безопасности Республики Афганистан был пресечен преступный замысел боевиков Исламской партии, руководимой Гульбетдином Хекматиаром, намеревавшихся провести террористическую акцию вблизи советского военного госпиталя в Кабуле. О том, как удалось предотвратить взрыв, рассказывает полковник Игорь Ахмедович Н. "Приблизительно за четыре месяца до этой операции резко возросла террористическая активность военного комитета Исламской партии Афганистана, которую возглавлял Г.Хекматиар. Боевики этого комитета тайно проникали в Кабул, доставляли туда оружие и боеприпасы, организовывали взрывы и обстрелы реактивными снарядами района советского посольства и густонаселенных жилых кварталов, захватывали в плен военнослужащих Советской Армии и афганских солдат. МГБ Афганистана, понимая реальную опасность этих акций, сосредоточило все силы на проникновении в военный комитет Исламской партии. При помощи наших советников был найден человек, согласившийся взять на себя опасную миссию внедрения в ряды террористов. Им стал молодой афганец Акиль, в прошлом солдат, неоднократно участвовавший в боях. От пули душманов погиб его родной брат, и Акилю не нужно было объяснять, по какой тонкой жердочке ему придется пройти над пропастью. К тому времени он работал водителем грузовика, неоднократно бывал в Пакистане и хорошо знал обстановку в Пешаваре, куда ему предстояло совершить не один тревожный рейс. Тщательно отработанная легенда и природная сообразительность помогли Акилю быстро наладить связи с боевиками военного комитета, среди которых оказался его школьный товарищ Тарек. Акиль сразу же привлек их внимание. Уже на второй встрече Тарек показал ему, как готовятся тайники под взрывчатку в кузовах грузовиков, и предложил за солидное вознаграждение совершить пробный рейс в качестве наблюдателя- подстраховщика. Опасный груз должен был доставить другой водитель, а на долю Акиля выпадала задача оказывать ему помощь во всех затруднениях. Акиль согласился, но поставил условие: он выполнит это задание в ходе своего следующего рейса в Пешавар. Объяснил он это тем, что необходимо внимательно изучить работу постов царандоя и обстановку на трассе. Осторожность Акиля показалась Тареку вполне обоснованной, и он не стал настаивать. Информация, доставленная Акилем, дала возможность чекистам и их афганским коллегам разработать конкретный план захвата взрывчатки. Для этого была подготовлена специальная группа, которая по условному звонку Акиля с границы должна была выехать в пригород Кабула Поли-Чархи, где находилась таможня, и задержать грузовик. Но жизнь преподнесла сюрприз, напомнив о том, что и в службе безопасности, рядом с отвагой и дисциплиной, могут процветать под маской угодливости равнодушие и безответственность. Телефонный звонок Акиля, возвестивший о том, что грузовик, начиненный взрывчаткой, миновал пограничный пункт Джелалабада и движется к Кабулу, раздался в управлении безопасности рано утром. Дежуривший сотрудник, хотя и был предупрежден о возможности условного сигнала, не придал звонку значения и вспомнил о нем лишь после обеда. Смертоносный "Мерседес-бенц" к тому времени уже мог оказаться в Кабуле. Нельзя было медлить ни минуты. Начальник группы захвата, друг Акиля - Керим вместе с начальником отдела управления безопасности прыгнули в машину и на сумасшедшей скорости понеслись по городу к Поли-Чархи. На душе у оперативников отлегло, когда они увидели описанный Акилем грузовик в длинной очереди на таможенный досмотр. Далее была сымитирована ситуация внезапной проверки, в ходе которой привлеченные к операции солдаты царандоя "случайно" обнаружили тайник с взрывчаткой в кузове автомобиля. Данные, полученные Акилем, и результаты допроса арестованного водителя дали сотрудникам МГБ Афганистана богатую информацию о планах диверсионной деятельности пешаварских боевиков. Впервые была захвачена такая масса взрывчатки- более тонны пластитавещества гораздо более мощного, чем тротил. Но главное - были спасены сотни жизней советских солдат и мирных горожан Кабула. На этом пока придется закончить рассказ о разведчиках "Каскада" в Афганистане. Со временем он будет, естественно, продолжен...". Начиная с 1979 г. весь последующий период до ухода в отставку мне пришлось курировать работу подразделений нелегальной разведки в Афганистане. Уже в январе 1980 г. в беседе с маршалом С.Ф.Ахромеевым мы поставили вопрос о постепенном выводе советских войск из Афганистана, понимая особенности страны и обстановки, однако это мало зависело от нас. Среди афганских разведчиков и офицеров "Коммандос" у меня осталось много друзей. Четыре долгих и напряженных, полных тревог и опасностей года провел в доме на окраине Кабула мой сын с семьей. И внук Женька в 10 лет понял, что такое настоящий автомат, подствольный гранатомет, какую позицию надо занимать в случае возможного нападения душманов. Мы не прятали своих сыновей от суровой действительности. Наверное, я что-то смог сделать тогда (в 1979-1988 гг.), чтобы снизить до возможного минимума потери среди своих подчиненных и личного состава приданных подразделений обеспечения. Руководство Комитета госбезопасности понимало нас и поддерживало, хотя порой и возникали отдельные трения. "Каскадеры", я уверен, сохранили теплую память друг о друге. Где-то в запасниках разведки хранится сверкающий никелем карабин, который они преподнесли мне с дарственной надписью "Командиру от декабристов", а мне об этих днях постоянно напоминает самодельная медаль "Каскадеров". На ее маленьком латунном диске изображена речка Кабулка, город на фоне гор, а на обратной стороне слова:"Ничто на земле не проходит бесследно. Помни Афганистан". В те годы у "каскадеров" в Кабуле, куда они возвращались после боевых операций, бывало много гостей. Игорь Васильевич Остапкин посвятил разведчикам много замечательных стихов, в которых увековечены "каскадеры". Одно из них посвящено Александру Пунтусу, одному из лучших разведчиков специального назначения, погибшему в Афганистане. Прочтите его. "А.Пунтусу Я сегодня человека встретил, У подъезда издали заметил И подумал - долго не встречался - Подошел, а вышло - обознался. Тот же рост и также ладно скроен, Иронически он был всегда настроен, Улыбался в черные усы. Броской был, мужской он красоты. Помню, как знакомились мы в Чаке, Где стоял с друзьями он для драки. Спали средь развалин ресторана, Ветер с гор будил их утром рано. А окрест глядели пулеметы. У ребят военные заботы: Кто-то заступает в караул, Чтобы спал спокойно тот аул. Ну, а мы сидели у костра, Водка, как всегда, была остра. А закуска - суп, еще консервы. Выпили, чуть-чуть ослабли нервы. В сумерках блеснули анекдоты, Кто-то невзначай поддел кого-то. Ну и он ввернул здесь пару фраз, Жизнью подтверждаемых не раз: "Водки, братцы, много не бывает, Просто нам закуски не хватает!" Тут бродячий кот прервал беседу В поисках остатков от обеда. Чтоб нахал застолью не мешал, Пистолетом он его пугал. А потом мы в БэТэРе спали И от холода всю ночь дрожали. Утром чуть забрезжило светило, Вертолеты сверху опустились, Мы простились с новыми друзьями, И в тепло, уют умчались сами. Я сегодня человека встретил, У подъезда издали заметил И подумал - долго не встречался - Подошел, а вышло - обознался. Тот же рост и также ладно скроен, Иронически он был всегда настроен, Улыбался в черные усы. Броской был, мужской он красоты. И еще однажды в воскресенье, Земляка отметить день рожденья Собрались в кругу однополчане. Кружками заздравно застучали. За столом сидел я рядом с ним Сильным, смелым, умным, молодым. Александром звать, а сам из Бреста. Там живет и там нашел невесту, Двое сыновей и мать-старушка... Стукнулись заздравно наши кружки. Пели песни и стихи читали, Я узнал их радости, печали, И хотя они всегда смеялись, В песнях грустные слова встречались: Как в бою ты ранен, враг уж близко, Наклоняется к тебе наемник низко, Вот уже и кольт к виску приставил, Улыбаясь, щуря левый глаз: "Много красных к черту я отправил, Русского кончаю в первый раз..." Их по свету много поносило, Всякое в судьбе скитальцев было. Краток о себе его рассказ: "Выполнять готов любой приказ. Лишь по праздникам погоны носим, В пекло мы пойдем, зачем, не спросим". Он этапы разные прошел, Орденом за смелость награжден, Был во многих дерзких заварушках. Стукнулись в знак дружбы наши кружки. Многое сумел бы я узнать, Если бы разрешалось рассказать. Он позвал к себе, я отказался, Как всегда на день другой сослался. Мы ценить общенье не умеем, И об этом после сожалеем. Я сегодня человека встретил, У подъезда издали заметил И подумал - долго не встречался, Подошел, а вышло - обознался. Сумерки спешат уже к окну. Телефон прорезал тишину, Голос в трубке земляка тревожен, Говорит он тихо, осторожно. Говорит, нелепый вышел случай, С болью имя я его услышал. До последнего патрона он стрелял, А потом сознанье потерял. Он погиб как в песне, что мы пели, Раненый - его добить успели, И помочь ребята не смогли, Сашку, что из Бреста, не спасли. Он погиб реально, не в рассказе, Двое сыновей остались сразу. Рослые, с прямым открытым взглядом, Да еще останутся награды... Я сегодня человека встретил, У подъезда издали заметил И подумал - долго не встречался - Подошел, а вышло - обознался. Тот же рост и также ладно скроен, Иронически он был всегда настроен, Улыбался в черные усы. Броской был, мужской он красоты. И до слез обидно мне признаться, Больше не могу я обознаться, Встретившись с похожим человеком, Кто ушел от нас уже навеки! 20.Х.1980 года" Афганцы все помнят. И каждый год 27 декабря в 15.00 они встречаются на условленном еще после первого боя месте. Постоят, посмотрят друг на друга, поговорят и помолчат. Стыдно за все должно быть другим. Ввод войск в Афганистан, вне всякого сомнения, был ошибкой. Очаг опасности для нашей страны там был, данных на этот счет имелось достаточно. Разрешать же кризисную ситуацию следовало путем переговоров. Критикуя тогдашнюю власть за эту недальновидность, у нас заодно подвергли поруганию труд солдата, выполнявшего приказ военно-политического руководства с верой в его справедливость. Это ослабило боеспособность армии. Оскорбив и унизив солдата, лидеры государства и общество, лишили себя права на защиту с его стороны. Труд солдата на Руси исстари был в почете. Опасность, нависшая сегодня над страной, настоятельно требует исправить эту вторую ошибку. Пока не поздно, пока... ГЛАВА 12. ПРЕДАТЕЛИ: КАЖДЫЙ РЕШАЕТ САМ - БЫТЬ ИМ ИЛИ НЕ БЫТЬ  "Предатели предают прежде всего себя самих" Плутарх Для измены Родине нужна чрезвычайная низость души Циолковский В последнее время зарубежные корреспонденты неоднократно задавали мне вопрос о перебежчиках и предателях в КГБ и разведке. Их интересовало, что происходило в КГБ, когда изменял старший офицер? Какими были контрмеры (мероприятия по локализации)? Был ли я лично связан с каким-либо делом перебежчика в эти последние десятилетия, что мог бы рассказать о них? Это одна из самых сложных проблем. Разведчик становился невозвращенцем или в результате перевербовки противником из-за допущенных промахов в работе, или по политическим, или личным мотивам. В любом случае - это измена Родине и долгу, это удача для противника, которому удалось подчинить своему влиянию, завербовать или склонить на свою сторону русского разведчика. В войне разведок периода "холодной войны", да и сейчас, это одна из главных целей наших оппонентов. Каждая измена разведчика в КГБ всегда воспринималась болезненно, весьма тревожно. Надеюсь, что мои оппоненты во Франции, Англии, США, Германии это испытали на собственном опыте: каждая измена, уход к противнику заставлял пересматривать все. Касались ли меня, как одного из руководителей разведки, последствия предательств или дел перебежчиков? Конечно. Мне знакома, и весьма глубоко, горечь неудач и боль поражений. Я был свидетелем падения Аркадия Шевченко в Нью- Йорке, спасал преданных Гордиевским, Кузичкиным и другими. Все они забыли, что Родину любят и берегут, как мать, даже если она в нищенском одеянии, а не поносят на всех перекрестках мира. Чаще всего интересутся изменой Шевченко. Что ж, еще несколько слов о нем. Неуклюже попытался он представить себя жертвой в передаче "Совершенно секретно", давая интервью нью-йоркскому корреспонденту радио и телевидения В.Звягину (февраль 1992 г.). Как бы ни изменилось время, но предатель - все-таки иуда. В газете "Советская культура" (8 декабря 1990 г.) была опубликована статья спецкора А.Макарова под заголовком "Не хочу выглядеть иудой. Я жертва..." В основу статьи было положено интервью корреспондента с предателем Родины Аркадием Шевченко. Характер публикации и высказывания Шевченко выглядят стремлением убедить читателя в том, что бывший советский дипломат оказался просто жертвой существовавшей в СССР системы, а не государственным преступником, который нарушил верность Родине. В 1985 г. в США вышла книга Шевченко, названная им "Разрыв с Москвой". А несколькими годами раньше там же появились мемуары его любовницы Джуан Чавез ("Любовница перебежчика"). Материалы этих двух книг наглядно демонстрируют всю глубину падения Шевченко как человека и гражданина, опровергают его заявления корреспонденту газеты "Советская культура", что он "не изменил Родине, России...". В опусе "Разрыв с Москвой" приводится факт, который свидетельствует о том, что Шевченко находился под контролем ЦРУ задолго до своего ухода. На встрече с представителем ЦРУ Б.Джонсоном, в ходе которой Шевченко обратился к нему за помощью в решении вопроса о предоставлении политического убежища в США. Американец сказал прямо: "Мы знаем о Вас многое. Мы следили за Вашей карьерой в течение длительного периода времени. Для меня важно знать, уверены ли Вы в принятом решении. Если у Вас есть сомнения, Вы должны изложить их мне. Поскольку, если механизм будет запущен, никто из нас не сможет остановить его". А.Макаров, автор статьи, в предисловии отмечает, что Шевченко "не скрывал своего сотрудничества с ЦРУ". В своей книге Шевченко действительно не скрывает своей связи с ЦРУ, но скрывает причины, из-за которых пошел на сотрудничество со спецслужбами. В первой главе, "Шпион по принуждению", его объяснения по этому поводу противоречивы и лишены логики. В интервью корреспонденту Шевченко уверяет: "Мои взаимоотношения с ЦРУ были вынужденными. Я не имел возможности их избежать". В книге же он упоминает о возможности получения политического убежища в Соединенных Штатах путем непосредственного обращения к представителю США в ООН Д.Скали: "Может быть, мне следовало бы заявить о своих намерениях американскому представителю в ООН Джону Скали. Я знал его довольно хорошо, и я чувствовал уверенность, что он не предложил бы мне стать шпионом". Однако Шевченко не стал прибегать к этому варианту, а решил сотрудничать с ЦРУ. На вопрос корреспондента: "А бывали ли у Вас после Вашего побега моменты страха?" - Шевченко ответил: "Даже сны одолевали, что я в руках КГБ..." Настоящий страх "одолел" его гораздо раньше, когда он понял, что оказался в ловушке у ЦРУ. Это и явилось подлинной причиной его сотрудничества со спецслужбами США. Так, Шевченко признается в книге: "Затем мне в голову пришла страшная мысль, что в действительности у меня нет выбора... Неоднократно сотрудники КГБ предупреждали советских дипломатов, что в случае, если бы мы отклонились от предписываемых ими правил поведения, ЦРУ и ФБР не упустили бы возможности записать на пленку или сфотографировать нас..., американцы могли доказать Советам, что я был предателем. Они могли бы шантажировать меня. Я знал, что мир шпионажа имеет свои собственные правила, и подозревал, что КГБ не претендует на исключительное право быть жестоким. Я понял, что попал в ловушку". В интервью Шевченко сетует: "Если бы я не был загнан в угол, если бы не крайние обстоятельства, если бы у меня был другой путь поменять судьбу, я никогда бы не пошел на контакты с ЦРУ". Из его путаных разъяснений по этому поводу в книге становится понятно, что возможными обстоятельствами, "загнавшими его в угол", была встреча с Джонсоном, на которой его могли записать на пленку и снять камерой. Однако серьезным поводом для этой встречи в свою очередь должны послужить какие-то другие "крайние обстоятельства", которые заставили его пойти на сотрудничество с ЦРУ и о которых он предпочитает умалчивать как в своей книге, так и в беседе с А.Макаровым. Последнему Шевченко сокрушенно говорит: "...в сознании многих честных людей я изменник, предатель...". А затем задает риторический вопрос: "Разве был я шпионом в подлинном смысле слова? Шпион - это профессионал-разведчик, находящийся на службе у того или иного государства, который выполняет определенные указания, подчиняется конкретному руководству. Не совсем так было со мной, а в некоторых отношениях и совсем не так". По мнению Джонсона, от Шевченко и не требовалось каких-либо особых профессиональных качеств разведчика. Согласно мемуарам Шевченко, на одной из встреч с ним Джонсон подчеркнул, "...что американцы не имеют намерения вовлекать меня в опасные операции, и что они не хотят, чтобы я следил везде за людьми или воровал и фотографировал документы!". И еще уточнил: "Минуту назад Вы сказали, что хотели бы сделать что-либо стоящее. Вы думаете, что побег - это единственное, что Вы можете сделать?". "...У нас были и другие мысли". "Не соглашусь ли я на определенное время остаться на посту заместителя генерального секретаря ООН. Ведь я располагаю большим объемом информации, которую я мог бы передавать, если мы будем работать вместе. Я могу оказать помощь в получении информации о советских планах и намерениях, о планах советского руководства". "...Вы хотите, чтобы я стал шпионом?" "Я не назвал бы это шпионажем. Скажем так, время от времени Вы будете передавать нам информацию на встречах, подобных сегодняшней...". "...автоматически я ответил Джонсону, что обдумаю его предложение". Таким образом, для совершения предательства со стороны Шевченко ЦРУ достаточно было получать от него секретную информацию: "Что они жаждали получить от меня - это была информация, к которой я уже имел доступ". На встрече с Джонсоном Шевченко заявил: "Я здесь не по импульсивному решению. Это не решение последних дней. Мысль о побеге укреплялась во мне годами, и я готов сейчас к этому шагу и прошу вас помочь...". "...я пытался подчеркнуть, что по духу я не являюсь больше советским человеком. Мотивировка казалась мне слабой, и я снова пытался подойти к проблеме под другим углом...". "В моем офисе в ООН я принял решение порвать с советской системой". Шевченко не является обычным перебежчиком, в чем он пытался убедить корреспондента "Советской культуры" на протяжении всей беседы с ним. Он стал на путь предательства и сотрудничества с ЦРУ, что со всей очевидностью следует из его "литературных "воспоминаний. После вышеупомянутой встречи с представителем ЦРУ, как пишет Шевченко, он "начал обдумывать предложение Джонсона стать шпионом..." "...К своему удивлению, я стал склоняться к согласию с предложением Джонсона. Будь я на его месте, а он на моем, я знал, что сделал бы все, что можно, чтобы использовать возможность проникнуть в Советы на самом высоком уровне. Чем больше я привыкал к этой мысли, тем больше находил позитивных аспектов в его предложении... Более того, думал я, работа на американцев в течение определенного времени будет наиболее эффективным способом развеять возможные их сомнения в моей честности и искренности. Американцы предоставят мне политическое убежище, это хорошо, но я понимал, что у них не будет передо мной никаких обязательств сделать для меня что-либо большее, а мне потребуется защита на некоторое время и помощь в устройстве новой жизни... . После допросов они могут выбросить меня как выжатый лимон. А я надеялся на большее". "Я принял решение доказать свою готовность перебежать не словами, а делами. Во всяком случае, первым импульсом было помочь раскрыть секреты советского режима и выступить против него; я хотел помочь Западу". Получаемые от Шевченко важные сведения политического характера предназначались для информирования администрации США. Следовательно, Шевченко находился на службе у государства (США), хотя он и пытался это отрицать в беседе с А.Макаровым: "Джонсон заявил, что Вашингтон осведомлен относительно того, что я не связан с КГБ, что его правительство верит в мою искренность". Что касается выполнения им определенных указаний, то разведывательное задание Джонсон поставил перед Шевченко очень определенное: "Они (американцы) хотели быть осведомленными по вопросам политики, политических решений, и как эти решения принимаются. Они были рады информации, которая исходила от моих связей, контактов, моей работы". "Вы работали близко с Громыко и многими другими. Вы знаете, о чем они думают и что происходит в политических кулуарах в Москве и здесь в представительстве (миссия СССР в ООН). Вы можете нам помочь понимать: какую они политику ведут, каким образом она формулируется, кто за этим стоит". "Я ответил, что собирался это объяснить специалистам, и для этого необязательно оставаться на моем посту". "Есть в этом и другой аспект, - прервал меня Джонсон, - ...Ваша собственная мотивация. Вы убедили меня, что решение не было импульсивным. Если бы Вы хотели благосостояния и безопасности, Вы бы остались с Советами, но если Вы действительно хотите бороться с ними, мы можем помочь Вам сделать это самым эффективным путем". В интервью Шевченко заявил следующее: "ЦРУ не ставило передо мной условия, что я обязан отвечать на все вопросы и делать то, что они мне укажут. Никогда, никогда этого не было... Сообщил американцам я только то, что сам считал нужным. Делал это дозированно... Мой шпионаж был очень близок к тому, что испокон веков делают все дипломаты мира. На что-то намекают, что-то раскрывают, что-то выведывают". В своей книге Шевченко пишет: "Я не осознавал в то время, что я обдумывал решающий момент. Я не установил ограничения на продолжительность моей секретной службы. Я вступил в тайный мир без определенных границ". Указания Джонсона относительно того, с чего Шевченко должен начать свою разведывательную работу, выглядело так. Джонсон "предложил, чтобы я начал с самых последних телеграмм, полученных в представительстве, дата, время, когда они были отправлены, текст, настолько полно, насколько я мог добыть его". Шевченко понимал, что "сделать копию шифртелеграммы в советском представительстве почти несомненно способствовало бы расшифровке" всей телеграфной переписки американцами. Единственное, что Шевченко волновало при этом, - необходимость "рисковать своей шеей", а не забота о недопустимости передачи дозированной информации. Согласно мемуарам Шевченко, он отказался от снятия копий с шифртелеграмм, однако на очередном свидании в устной форме подробно изложил Джонсону содержание шифротелеграммы из МИД СССР по советско-китайским отношениям (в МИД СССР телеграмму отправил из Пекина посол СССР В.Толстиков). Джонсона интересовали все детали, в том числе, "кто подписал ее и какая дата была на ней". В этой связи заслуживает внимания такая фраза Шевченко: "Хотя телеграмма не содержала информации большой важности, мы обсуждали ее довольно долго в тот вечер". В дальнейшем Шевченко снабжал ЦРУ важной политической информацией, к которой имел доступ как в представительстве СССР в ООН, так и во время своего пребывания в Москве. Так, например, однажды Джонсон поинтересовался у Шевченко, как он планирует использовать свой отпуск в Москве. При этом Шевченко отмечает, что "он (Джонсон) и его руководство в Вашингтоне пришли к заключению, что я мог бы, не подвергая себя риску, добыть разведывательную информацию. В Москве, занимаясь своими обычными делами, я бы выяснил последние результаты советских замыслов на высшем уровне и собрал бы информацию о лидерах. Я увиделся бы с Громыко и другими высокопоставленными должностными лицами в Центральном Комитете и Министерстве иностранных дел". "Я держал Джонсона в курсе всего известного мне о происходившем в Кремле, особенно по разногласиям Брежнева с Косыгиным по будущему курсу советско- американских отношений, об инструкциях, получаемых Добрыниным в Вашингтоне, деталях советской политики. Я информировал его о советской позиции на переговорах по разоружению, включая возможные уступки, сообщал о планах СССР по продолжению в Анголе борьбы с движением, не признающим Москву. Я передавал экономическую информацию по нефтерождениям в Волго-Уральском регионе и Оби, что добыча будет сокращаться и что в ближайшие годы СССР будет расширять добычу на более мелких месторождениях, менее доступных. Вполне естественно, я рассказывал ему обо всем, что происходило в миссии". Элленберга (сотрудник ЦРУ) интересовали комментарии посла СССР в США А.Добрынина "о политическом и экономическом положении в Соединенных Штатах, его оценки американских программ и положения в военной области, его прогноз относительно советско-американских отношений". Шевченко "внимательно прочитал отчет Добрынина (ежегодный отчет посольства) и сделал пометки", а затем сообщил Элленбергу "самое важное и пообещал предоставить позже более полное сообщение". В мае 1978 г. в Нью-Йорке состоялась специальная сессия Генеральной Ассамблеи ООН по разоружению. Элленберг поставил перед Шевченко задачу получить подробную информацию о позиции СССР при подготовке к этой сессии. Шевченко пишет: "От делегатов, которые приехали из Москвы для участия в подготовительном комитете, я узнал, что основы советской позиции выработаны. Я передал ее детали ЦРУ". В своих мемуарах Дж.Чавез высказывает предположение, что Шевченко работал над книгой "Разрыв с Москвой" с помощью ЦРУ ("Любовница перебежчика", с. 185- 186). Она также утверждает, что ее русский клиент расплачивался с ней деньгами, которыми его снабжало ЦРУ. Став на путь предательства, Шевченко испытывал страх и тревогу за свою судьбу. С тем, чтобы успокоить его, представитель ЦРУ обещал ему сделать все для его безопасности, отрабатывал с ним необходимые для этого меры. Шевченко испугался, что будет обнаружен, просил Джонсона проверить, есть ли за ним наблюдение со стороны КГБ. Джонсон обещал незамедлительно этим заняться и сразу же поставить Шевченко в известность, если появятся малейшие подозрительные признаки, и заверил, что американцы сразу же вмешаются. Джонсон: "Если они (КГБ) попытаются Вас отправить в СССР, они вынуждены будут воспользоваться аэропортом Кеннеди. Там-то мы вмешаемся и сможем выяснить, покидаете ли Вы страну по собственному желанию". "Если это произойдет (т.е. планирование по принудительному вывозу в СССР), то Вы должны подать сигнал, например, поднять правую руку, и мы будем знать, что Вам нужна помощь". Джонсон оговаривал с Шевченко условные знаки на случай, если ему потребуется их помощь в здании миссии - вызов к дантисту означал, что Шевченко должен позвонить Джонсону. "Почему бы Вам не попробовать работать по такой схеме. Я знаю, Вы можете это сделать. Это окажется гораздо проще, чем Вы думаете. Не волнуйтесь, мы не допустим, чтобы Вы попали в опасную ситуацию". На одной из встреч Джонсон обратился к Шевченко: "Вы не будете возражать, если к нам присоединятся на последующей встрече еще люди? Некоторые из моих коллег хотят знать о других советских представителях в миссии и секретариате. Какова их реальная работа?". "Вы имеете в виду КГБ? Это займет много времени. Их сотни, плюс военные...". "ФБР хочет быть уверено, что они наблюдают именно за нужными людьми". "Вы могли бы оказать большую услугу, указав на возможно большее число из них". "Я согласился выполнить его просьбу. Я не испытывал никакого угрызения совести, указав на сотрудников КГБ в Нью-Йорке... Мне доставит удовольствие раскрыть все, что я знаю о них. И тем самым я продемонстрирую мои убеждения, помогая проникнуть в систему советского шпионажа". Совесть, честь для Шевченко - понятия отвлеченные. Во всех своих действиях и поступках он никогда не помышлял о высоких принципах, в приверженности которым пытался убедить пытливого корреспондента. В жизни он руководствовался только такими нормами морали, которые во всех странах и среди всех народов принято считать низкими и лишенными какой бы то ни было нравственности. О скрытном характере Шевченко, его неискренности в отношениях с людьми может свидетельствовать его собственное признание в книге, что он "играл в лицемера не только на публике, на партийных собраниях, во время встреч со знакомыми, но даже в своей семье и с самим собой". Чавез подтверждает этот факт: "Он всегда вел жизнь, которая была ложью. Он никогда не доверял никому, даже своей собственной семье. Я знала, что это такое, потому что я была сама проституткой". Она описывает состояние Шевченко, в котором он находился в первые недели после своего ухода. "Что я увидела, представляло собой развалину человеческого существа. Состояние его здоровья было ужасно с психической и физической точки зрения, он пил днем и ночью. Он бывало даже просыпался среди ночи, вставал и выпивал глоток водки. Трудно было поверить, что он когда-то был таким важным..." Из ответа Шевченко на вопрос интервьюера о семье ("Какую же судьбу готовили Вы своей семье?") может создаться впечатление, что предатель искренне переживал разрыв с семьей. В беседе с корреспондентом он даже пытался "категорически" протестовать против выдвинутых со стороны общественности в СССР и США обвинений в том, что он бросил свою семью, детей. На деле все выглядело совсем иначе. В угаре своих "амурных" похождений Шевченко вряд ли мог серьезно задуматься о той горькой участи, которую он уготовил своей семье. Чавез "колоритно" повествует об отношениях с Шевченко, не скрывая, что была проституткой, "девушкой по вызову". Да и Шевченко знал об этом и, как положено в подобных ситуациях, расплачивался с Чавез наличными за каждый ее "вызов". Она также не упускает повода заметить, что, кроме нее, у Шевченко была другая женщина, тоже проститутка, от которой он заразился венерической болезнью. В лице Шевченко мы видим не просто человека, который потерял честь и достоинство гражданина. Он совершил тяжкое государственное преступление, предал Родину. Из всего сказанного о Шевченко закономерно следует: "и все-таки иуда...". Но на этом не хотелось бы ставить последнюю точку. Прошло уже много лет, но у меня до сих пор вызывает недоумение тогдашняя позиция газеты "Советская культура" и автора статьи А.Макарова, которые со слов изменника проповедуют апологетику предательства. Но нет, видимо, необходимости убеждать кого-либо в том, что любое предательство всегда отсвечивает тридцатью сребрениками. Умер Шевченко 28 февраля 1998 года в своем доме в пригороде Вашингтона. Информация о его смерти попала в прессу через 10 дней, в марте. Умер тихо, один, оставленный всеми. Представитель фонда "Джеймстаун фаундэйшн" Билл Геймер назвал "настоящим позором для США", что Шевченко закончил свою жизнь "таким несчастным и одиноким", превратившимся в отшельника. На тайных похоронах присутствовало только несколько сотрудников американских спецслужб. Место захоронения держится в секрете. Известно, что в октябре 1978 года Верховный суд РСФСР заочно приговорил его к смертной казни. Отрадно, что американцы в своих сообщениях о его кончине не стали связывать смертный приговор и неожиданную смерть от сердечного приступа. Пресс-секретарь местной полиции Энн Эванс заявила, что "это выглядит как естественная смерть, и здесь не было никаких грязных игр..." ЮРИЙ ДРОЗДОВ ГЛАВА 12. ПРЕДАТЕЛИ: О Гордиевском Непродолжительное время он работал у нас в нелегальной разведке на вспомогательном участке. Его данные позволяли ему стать хорошим разведчиком, но ему показалось у нас трудно и опасно. Изменив Родине, он перешел на другой участок работы в легальной разведке и стал подниматься по служебной лестнице. Продавать же врагу он стал своих товарищей по прежней работе и известные ему дела, понимая, что искать причину провала мы начнем у себя. Первыми, кого он предал в самом начале 70-х годов, были нелегалы Г. и Т. Г. вовремя заметил слежку, стал искать ее причины, свои ошибки и не мог допустить, что на это способен легальный советский разведчик. Но слежка продолжалась. Высокое нервное напряжение, боязнь за судьбу двоих детей, жены, находившейся на последнем месяце беременности, стали причиной психического расстройства. Т., уловив неладное, прекратила всю оперативную работу мужа и свою, уничтожила все улики, прекратила связь с Центром и "увезла" больного мужа на юг на лечение. В одной из стран она поместила мужа в больницу, родила ребенка, а затем нашла в себе силы всех четверых перебросить через чужие границы в Москву, зная, что английская контрразведка идет за ними по пятам. Такие предательства не забывают, Гордиевский. Мы могли бы припомнить еще кое-что, да рановато. Так он продал и нелегалов Мартыновых с двумя малолетними детьми. Предавал хладнокровно, демонстрируя своим новым хозяевам, как он проводит переброску нелегалов. Сообщая даже отрывочные, подсмотренные у друзей данные, консультировал их, как быстрее и легче найти конкретного нелегала или агента. У нас один за другим одно время происходили провалы и сбои в работе. Чувствуя утечку данных, мы искали, анализировали. Он оберегал себя, знал, что наша служба безопасности не перестает искать канал утечки, предателя. Он выдал себя, проявив чрезмерный интерес к своим личным друзьям, с которыми когда-то учился, тогда активным нелегалам, которых хотел продать своим хозяевам - ведь 30 сребренников надо отрабатывать. Он смог уйти, но мы спасли этих и других нелегалов из петли, которую спецслужбы противника пытались затянуть на их шее. Некоторых буквально вырывали из рук противника. Мы знали, что предатель, получив любую нашу шифровку, сначала показывал ее своим "боссам", а потом поручал сотрудникам резидентуры исполнить, засыпал нас дополнительными вопросами, надеясь помочь "разоблачить" нас. Предательство Гордиевского нанесло определенный ущерб многим подразделениям разведки. Мы его преодолели. Приговор, вынесенный ему, остается в силе, и никакие конъюнктурные поблажки не отменят его. Он знает об этом. Именно поэтому он постоянно пребывает в состоянии страха, встречаясь с бывшими соотечественниками, впадает в истерику. Героя из него не получилось. ЮРИЙ ДРОЗДОВ ГЛАВА 12. ПРЕДАТЕЛИ: О Кузичкине Его переход на сторону противника был обставлен