а. Пришлось нанимать работников, но Великая княгиня и полковник Куликовский и сами не отлынивали от работы. Они держали лошадей, коров джерсейской породы, свиней и домашнюю птицу. Домашнее хозяйство вели неутомимая Мимка, горничная Великой княгини, и Татьяна Громова, бывшая няня Великой княжны Анастасии, которая бежала в Финляндию, а в 1934 году отыскала Великую княгиню Ольгу Александровну. Приходили помочь и женщины из соседней деревни. Впервые после 1914 года Ольга Александровна почувствовала, что принадлежит самой себе. Теперь у нее появилось немного свободного времени, и она вновь вернулась к живописи, которой не занималась столько лет. Постепенно ее изящные этюды с изображением цветов и деревьев стали находить сбыт в Копенгагене и других городах. -- То были спокойные годы, -- призналась Великая княгиня. -- У меня были муж и сыновья. Никто не вмешивался в нашу жизнь. Богатыми мы не были, но на жизнь нам хватало. Все мы много трудились, и какое же это было счастье -- жить своей семьей, имея собственную крышу над головой. Она упорно называла себя женой фермера, но ведь она оставалась дочерью и сестрой Царей, и к ней в Кнудсминне приезжали навестить ее царственные родственники. Иногда Ольга Александровна ездила в Германию и во Францию. Ее любили и уважали все эмигранты, но она держалась в стороне от всех группировок и партий. Раз в год на пароходе отправлялась в Швецию погостить у кронпринца и принцессы в их поместье Софиеру. -- Я бывала в Софиеру еще в то время, когда королем Швеции был Оскар II. Тогда мне там не очень нравилось. Но Густав и Луиза все переделали на свой лад. Этот замок из красного камня превратился в уютное жилище -- так приветливы были его владельцы. Я получала удовольствие от этих поездок. Густав -- известный археолог и ботаник. Всякий раз, когда я возвращалась в Данию, он дарил мне разные растения. А Луиза была просто неповторима. Знаете, у себя дома они ввели такое правило, чтобы гости не давали прислуге на чай. Для такой бедной родственницы, как я, это было весьма кстати. В Софиеру было так весело. Возвращаясь домой, я чувствовала себя помолодевшей и более жизнерадостной, -- отмечала Великая княгиня. Однако, несмотря на всю ее привязанность к своим шведским кузенам, Ольга Александровна без всякого сожаления возвращалась в Баллеруп. Кнудсминне со своими серыми стенами стал для нее родным. В Ольге пробудилась материнская кровь, и она наконец-то поняла, что язык, на котором разговаривают в Дании, отнюдь не чужд ей. Оба ее сына, Тихон и Гурий, завершив образование, поступили на службу в датскую королевскую гвардию. Вскоре оба они женились на девушках-датчанках. Великая княгиня занималась живописью, гуляла, работала в саду, сознавая, что заслужила право мирно окончить свои дни на родине своей матери. Но сестре последнего русского монарха, видно, было не суждено мирно встретить закат ее жизни. Над Европой пронеслись грозы 1939 года, а к концу 1940 года нацисты захватили всю Данию. Сначала все было относительно спокойно, но затем король Христиан X был интернирован за его упорное нежелание сотрудничать с захватчиками. Датская армия была распущена, и сыновья Ольги Александровны несколько месяцев провели в тюрьме. -- Потом в Баллерупе была создана база Люфтваффе. Узнав, что я сестра русского царя, пришли засвидетельствовать свое почтение немецкие офицеры. У меня не оставалось иного выбора, и я их принимала, -- рассказывала Ольга Александровна. Вторжение гитлеровцев в Россию привело к ужасным осложнениям в жизни Великой княгини. Многие тысячи русских эмигрантов, поверивших обещанию Гитлера освободить Россию от коммунистов, встали под немецкие знамена. Многие из них приезжали в Данию лишь для того, чтобы увидеть сестру их умученного Императора. Неподалеку от усадьбы Кнудсминне возник временный лагерь, и Великая княгиня никогда не закрывала двери перед своими соотечественниками. Но для датчан, чувствовавших себя униженными германской оккупацией, один вид ненавистной немецкой формы на тех русских приводил в состояние бешенства. Ольга Александровна разрывалась надвое. Между тем датское сопротивление усиливалось. Многие датчане рисковали своей жизнью и часто гибли, пытаясь освободиться от чужеземного ига. А рядом с ними жила русская Великая княгиня, дочь датской принцессы, причем жила уже столько лет, и вот теперь она заодно с оккупантами. оказывая гостеприимство противнику и его пособникам. Датские фермеры и крестьяне не могли понять точку зрения Ольги Александровны, да она и не ждала этого от них. Всю свою жизнь воздерживаясь от участия в политике, Ольга Александровна оказалась втянутой в опасный круговорот интриг. В качестве представительницы рода Романовых, она не могла не принять сторону союзников, сражавшихся с Гитлером. Она не забывала войну, начатую кайзером, сыновья ее служили в датской армии, да она и сама многим была обязана Дании. Но она была русской и чувствовала, что обязана оказать помощь своим соотечественникам, надевшим немецкие мундиры в надежде, что с победой Гитлера в России будет покончено с коммунизмом. Эти несчастные русские эмигранты жестоко заблуждались. Некоторые из них прибыли в Европу из самых отдаленных уголков мира, но все они одинаково не представляли себе условий жизни в России и тешили себя надеждой, что большевикам ни за что не удастся выстоять перед ударами немецких бронированных полчищ. Победу Гитлера они представляли себе лишь в радужных красках. Никому из них не приходило в голову, что с торжеством нацизма вся Европа оказалась бы под таким же жестоким и ненавистным гнетом, как и власть Кремля. В конечном счете все надежды русских эмигрантов потерпели крушение. В довершение всего, сталинские войска подошли чуть ли не к границам Дании. Коммунисты неоднократно требовали от датских властей выдачи Великой княгини, обвиняя ее в том, что она помогала своим землякам укрыться на Западе, а правительство Дании в то время едва ли смогло бы воспротивиться требованиям Кремля. Обвинение не было совсем необоснованным, хотя в глазах других людей в действиях Великой княгини не было никакого преступления. После разгрома Гитлера многие русские, сражавшиеся на его стороне, приезжали в Кундсминне, надеясь получить убежище. Ольга Александровна не могла оказать всем им реальную помощь, хотя в разговоре со мной призналась, что один из таких людей в течение нескольких недель скрывался у нее на чердаке. Но эти эмигранты поистине попали из огня да в полымя, а те из них, кто прибыл из союзных стран, сознавали, что перед ними в Европе откроется не всякая дверь. Над жизнью Великой княгини и ее близких нависла угроза. Требования русских были все более настойчивыми. Атмосфера в Баллерупе становилась все более напряженной, и стало очевидно, что дни семейства Ольги Александровны в Дании сочтены. Великой княгине, которой исполнилось шестьдесят шесть лет, не очень-то легко было срываться с обжитого места. После многих раздумий и семейных совещаний они решили эмигрировать в Канаду. Датское правительство понимало, что семья Куликовских должна покинуть страну как можно скорее и незаметнее. Существовала реальная опасность похищения русскими Великой княгини. В 1948 году гражданским лицам было не просто совершать какие-то переезды, поэтому пришлось преодолеть множество трудностей. Осуществить множество предварительных переговоров помог сэр Эдвард Пикок. В конечном счете семье Куликовских было позволено выехать в Канаду в качестве "сельскохозяйственных иммигрантов". Это значило, что, добравшись до этой страны, они должны были трудиться на ферме. Продать усадьбу Кнудсминне оказалось нетрудно, зато они столкнулись с почти непреодолимыми трудностями, когда следовало получить деньги и вывезти их, как и другие средства, которыми располагала Ольга Александровна. Лишь помощь, которую предложила супруга принца Виго, американка по происхождению, сумела помочь беде. Именно она открыла долларовый счет в нью-йоркском банке на имя Великой княгини и согласилась принять платежи в датской валюте. Все планы строились в глубочайшей тайне. И все-таки произошла, по-видимому, какая-то утечка информации. Сначала семья Куликовских должна была отправиться в Англию, и за несколько дней до отплытия у них в доме появился служащий судоходной конторы с билетами на пароход "Баторий", где им предоставлялись каюты. Одним из директоров конторы был принц Аксель. Название судна ничего не говорило Великой княгине, но когда она упомянула его в разговоре с друзьями в Копенгагене, те пришли в ужас. "Вы не должны подниматься на борт этого польского судна, -- заявили они. -- это же ловушка". -- Я задрожала, -- призналась мне Великая княгиня. -- Я поняла, что, стоило бы нам появиться на судне, принадлежащем коммунистам, нас всех могли бы схватить коммунистические агенты и отправить в Москву. А там бы нас предали так называемому суду, обвинив нас в государственной измене. Я притворилась больной, и "Баторий" ушел без нас. Лишь в мае 1948 года семья Куликовских покинула Данию, сев на датский военный транспорт, направлявшийся в Лондон, однако, распрощавшись с Данией, Великая княгиня еще не была вне всякой опасности. Насколько реальной и близкой была эта опасность, можно заключить из следующего свидетельства, предоставленного мне господином Дж.С.П. Армстронгом, Генеральным агентом провинции Онтарио, аккредитованным в Англии. Было очевидно, что как британское, так и канадское правительства считали себя ответственными за безопасность Великой княгини и приняли самые строгие меры для ее защиты. "После войны, -- писал г-н Армстронг, -- Скотланд Ярд часто вступал со мной в контакт, в целях проверки, относительно многих иностранцев, желающих эмигрировать в Канаду. Кажется, где-то в середине апреля 1948 года сотрудники Скотланд-Ярда впервые связались со мной по поводу Великой княгини. В данном случае речь шла о том, чтобы установить, желателен ли ее приезд, будут ли ей предоставлены право убежища и надлежащей защиты, и не приведет ли ее присутствие к трудностям и осложнениям для наших властей. Я заявил, что уверен в том, что приезд ее будет приветствоваться, и что как правительство Канады, так и правительство провинции Онтарио предоставят ей всю необходимую защиту. Из переговоров можно было сделать вывод, что дело не терпит отлагательств, что оно рассматривалось на самом высоком уровне и что для безопасности Великой княгини и ее семьи необходимо, чтобы они покинули Великобританию как можно скорее. Впоследствии я узнал, что семейству серьезно угрожали в Дании, и что это вынудило их спешно оставить эту страну. Какие-то люди пытались установить местонахождение семейства и в Англии. Я был приведен к присяге и ко мне обратились с просьбой всеми способами помочь переезду семьи в Канаду, если будет принято окончательное решение по этому поводу. Я согласился помогать всяческими способами. Приблизительно неделю спустя сэр Эдвард Пикок обратился ко мне с просьбой принять его по вопросу, носящему конфиденциальный характер. Он хотел выяснить у меня, считаю ли я, что провинция Онтарио будет подходящим местом для проживания Великой княгини и хорошо ли она будет встречена. Он рассказал мне историю семьи, поведал об ее бедственном положении, и выразил надежду, что семье будет оказано гостеприимство и всяческая помощь. Сэр Эдвард попросил меня встретиться с Великой княгиней у нее дома и рассказать подробно о канадском образе жизни, стоимости жизни, жилищных условиях, сельском хозяйстве и т.д. Он организовал мою первую встречу с ней, подчеркивая сохранение в тайне ее домашнего адреса и дальнейших планов. Я хорошо помню обстоятельства, при каких происходил мой визит в апартаменты Хэмптон-корт пэлис, которые предоставила семейству королева Мария в качестве временного прибежища. Они находились в квартале, представляющем собой ряд невысоких домов, расположенных на одной из улиц города, и я с трудом отыскал нужный адрес. Подъезжая к указанному мне дому, на противоположной стороне улицы я заметил мужчину, стоявшего под дождем без всякой видимой необходимости. Неожиданно я сообразил, что было бы глупо с моей стороны припарковать большой канадский автомобиль с канадскими номерными знаками перед нужным мне домом, поэтому свернул на боковую улицу и, проехав пару кварталов, вернулся назад пешком. Мужчина по-прежнему стоял под проливным дождем. По-видимому, это был переодетый полицейский. Меня провели в похожую на столовую скудно обставленную комнату, расположенную на первом этаже. Огонь в камине не горел, шторы на окнах задернуты. В помещении было так холодно и сыро, что пальто снимать я не стал. Спустя несколько минут вошла Великая княгиня. Представившись, она предложила мне раздеться и сесть и поблагодарила за то, что я пришел. На ней был теплый костюм из плотного материала темного цвета, закрывавший даму от горла чуть ли не до щиколоток. На плечах теплый шерстяной платок. Великая княгиня очень нервничала. Она оказалась чрезвычайно обаятельной, умной и интересной женщиной. У нее была царственная осанка, как и у ее знаменитой подруги королевы Марии. Когда я ее увидел, Великая княгиня показалась мне усталой, грустной, издерганной и озабоченной, однако, несмотря на все это, в каждой жилке лица, в каждой черте фигуры этой женщины были видны решимость и отвага. Она искала прибежища, где могла бы жить с семьей в мире и безопасности простой деревенской жизнью, как можно меньше привлекая к себе внимание со стороны общества. Сама она смерти не боялась, главной ее заботой было уберечь от гибели ее детей и внуков. Во время беседы она привела в комнату своего мужа, полковника Куликовского, и сыновей, которые стали задавать мне вопросы. Полковник был не вполне здоров и, хотя много вопросов не задавал, слушал меня внимательно. Мне предложили перекусить, и Великая княгиня, которая, по-видимому, принимала все важные семейные решения, поручила мне предпринять необходимые меры. Говорила она очень быстро и четко. Объяснила мне свою проблему и подчеркнула, как важно, чтобы она и ее семья как можно раньше уехали из Великобритании. По ее мнению, в Канаде они будут в большей безопасности, чем в США. Она поблагодарила меня за предложение помочь ей и более часа осыпала меня вопросами касательно таких проблем, как иммиграция, транспорт, финансы, стоимость жизни, стоимость фермы, наиболее подходящее ее расположение и о канадцах вообще. Хотя сыновья ее, очевидно, были довольны ее быстрым решением, муж не проявлял такого же энтузиазма и полагал, что вопрос следует обсудить более внимательно. Никакого спора не было. Великая княгиня заявила, что они уезжают, и проводила меня до дверей. Мы договорились о следующей встрече, чтобы я смог сообщить о предпринятых шагах. По причинам безопасности возможен был лишь личный контакт: ни телефоном, ни почтой воспользоваться было нельзя. В мае я еще два раза нанес визит Великой княгине. Перед самым отъездом она вместе с мужем и двумя сыновьями зашли ко мне в "Дом Онтарио", чтобы поблагодарить за помощь". Рассказ господина Армстронга приводится здесь целиком по двум причинам. Во-первых, Ольга Александровна предстает перед нами совсем не такой, какой хотела бы казаться. Оказавшись перед серьезным выбором, она, мечтательница, непрактичная художница, предстает перед нами, как совершенно другой человек -- женщина энергичная, полная сил, несмотря на ее усталость, быстро принимающая важные решения, причем, по существу, не обращая внимания на реакцию членов ее семьи. Второй аспект имеет большее значение. Шел 1948 год. Минул тридцать один год после октябрьской революции 1917 года. Казалось бы, что семейство Романовых не должно было больше тревожить Кремль, но все факты свидетельствуют о противоположном. В Дании, недалеко от границ которой стояли советские войска, жизнь Великой княгини находилась под угрозой. Но тот факт, что то же самое происходило и в Англии, говорит сам за себя. Магия имени Романовых все еще была жива, и угроза, нависшая над Великой княгиней, отнюдь не существовала в чьем-то воображении. В спешке, сопровождавшей отъезд из Дании, никто не позаботился о том, чтобы получить паспорт для верной и незаменимой помощницы Ольги Александровны -- Мимки, которой к тому времени исполнилось уже восемьдесят три года. Отъезд пришлось отложить на две недели, пока не выправили документы для Эмилии Тенсо. Великая княгиня часто отлучалась из Хэмптон-корта, что лишь прибавляло забот Скотланд Ярду. -- Я обрадовалась задержке, -- призналась мне Ольга Александровна. -- Мне нужно было повидаться со столькими людьми. Я даже сумела отыскать родственников моей старой милой Нана. Надо было увидеться и с Джимми, который, уйдя в отставку, поселился в Букингемшире. Мы с ним пили чай. На стене у него висела одна из моих картин. Увидев ее, я воскликнула: "Я и не знала, что умею так хорошо рисовать". Мне было так приятно увидеть его и поговорить о прежних временах. Потом мы праздновали день рождения Мэй -- ей исполнился восемьдесят один год, затем мне надо было нанести ряд совершенно частных визитов в Марлборо-хаус. -- Вы не коснулись вопроса о драгоценностях при встрече с королевой Марией? -- осмелился я спросить. Ольга Александровна решительно покачала головой. -- К чему было обострять отношения? 2 июня 1948 года Великая княгиня вместе со своей семьей поднялась на борт судна "Эмпресс оф Канада", стоявшего в Ливерпульском порту. Еще день жизни ушел на грустные прощания. Кроме шестидесятишестилетней Великой княгини и ее шестидесятисемилетнего супруга группу отъезжающих составляли двое их сыновей -- Тихон, которому было тридцать, и Гурий, который был на год моложе, вместе с их женами-датчанками -- Агнес и Рут, -- шестилетней внучкой Ксенией и пятилетним Леонидом. -- После того, как в тумане скрылись свинцовые берега Англии, мне показалось, будто опустился некий занавес, оставив позади годы жизни, проведенные в России и Дании, -- вспоминала Ольга Александровна. -- Конечно, я твердо знала, что никогда больше не увижу Европу. Но я знала и то, что до конца своих дней сохраню в своей памяти много дорогих и милых сердцу воспоминаний. В новом свете на склоне дней В прошлом у Великой княгини было столько бед и невзгод, что можно предположить, будто она пришла в уныние, очутившись в незнакомом мире и видя необходимость приспосабливаться к совершенно незнакомым условиям жизни. Ольге Александровне было шестьдесят шесть, годы ее не сломили, но, естественно, оставили свой след. Однако, сознавая, что распрощалась с Европой навсегда, Великая княгиня не стала предаваться ностальгическим воспоминаниям. Канада начала представляться ей чем-то вроде приключения, а в приключение следует пускаться без оглядки или вовсе отказаться от него. Ее мужество подверглось суровому испытанию еще во время плавания. Как сообщил Великой княгине капитан, это был самый трудный рейс "Эмпресс оф Канада". От морской болезни страдали почти все пассажиры, в том числе и ее семья, и лежали пластом. Но на Ольгу Александровну и Мимку качка не произвела никакого воздействия. Мимка, превратившаяся в ссохшуюся старуху восьмидесяти трех лет, заботилась о своей хозяйке и не спускала глаз с кофты, которую купила ей в Крыму Великая княгиня много лет назад. Ночью Мимка клала кофту под подушку, а днем надевала на себя. Любому, кто случайно взял бы в руки кофту, она показалась бы необыкновенно тяжелой, однако Мимка следила за тем, чтобы никому такого случая не представилось. Дело в том, что между тканью и подкладкой верная старая служанка зашила несколько замшевых мешочков, в которых хранилось все, что осталось от драгоценностей ее хозяйки. Ни количество безделушек, ни их стоимость не шли ни в какое сравнение с содержимым шкатулки покойной Императрицы-Матери, но, по мнению Мимки, даже тоненькая золотая булавка, не представляющая особой ценности, что называется, могла пригодиться. -- Старый лайнер все время раскачивался из стороны в сторону. По спокойной воде, думаю, мы плыли не так уж много часов, -- рассказывала Ольга Александровна. Я не понимала, почему я не страдала от морской болезни, как остальная моя семья. Хорошим моряком я никогда не была, Бывало, во время плаваний на "Штандарте" я лежала пластом -- к огорчению моих племянниц. Кто-то из членов экипажа назвал судно "пьяной княгиней". Реплику эту услышал какой-то датский журналист, находившийся на корабле. Решив, что она относится к Ольге Александровне, он возмущенно заявил капитану: "Замечание крайне непочтительно и совершенно несправедливо -- ее Императорское Высочество известна своими трезвыми привычками". Капитан заверил его, что шутка не имеет никакого отношения к Великой княгине. Каким-то образом о происшедшем стало известно самой Ольге Александровне, и фраза, оброненная моряком, ее страшно рассмешила. Она сказала, что ничего не имеет против, даже если замечание касается ее. "Эмпресс оф Канада" пришвартовался в порту Галифакса. Великая княгиня вместе со своими спутниками была встречена датским генеральным консулом и многими представителями администрации провинции Квебек и тотчас села в поезд на Монреаль. Тяжелый рейс сказался на членах ее семьи. У полковника Куликовского снова разболелся позвоночник, травмированный во время первой мировой войны. Внуку и внучке нездоровилось, а остальные волновались, не зная, что ждет их в конце долгого путешествия. Но Великая княгиня по-прежнему была полна воодушевления. Поудобнее усадив мужа, она повернулась к окну. Она рассказывала: -- Увидев бескрайние просторы, я была поражена. Мне показалось, будто я дома. Все напоминало мне огромные пространства России. В Монреале приезжих приветствовала целая толпа восторженных русских эмигрантов. Многие из них совершили путешествие в сотни миль ради того, чтобы увидеть сестру Императора. Двое даже заявили, что находятся в отдаленном родстве с Великой княгиней. -- Я тогда не знала, что эти "родственники" возглавляли бесконечную череду мнимых кузенов, кузин, племянников и племянниц и прочих самозванцев, которые, словно возникая из-под земли, будут приезжать со всех концов земного шара. Американский континент особенно способствовал их появлению. Нигде им не жилось вольготнее, чем там. Приезд Куликовских в Торонто прошел спокойнее. Но Ольга Александровна с огорчением узнала, что для "сельскохозяйственных иммигрантов" зарезервированы роскошные номера в "Ройял Йорк Отеле" -- одной из крупнейших гостиниц Британского Содружества. -- Пушистые ковры, роскошные портьеры, множество диковинных цветов -- чего там только не было! Для меня все это было просто невыносимо. Моим близким весь этот блеск был тоже не по нутру. Только моя бедная милая Мимка все твердила о том, что гостиница напоминает дворец и вполне подходит для ее хозяйки. Как сейчас, вижу милую старушку, которая ходит из одной комнаты в другую, прищелкивая языком от удовольствия. Но мы вынуждены были разочаровать ее. Два дня спустя мы переехали в очень скромный пансионат, принадлежавший расположенной к нам эмигрантской чете. Там не было ни роскошных ковров, ни уютных кресел, зато какое это было наслаждение -- увидеть, что в каждой комнате висят иконы, и есть щи с пирожками. Все жители Торонто были очень добры к нам и помогали, чем могли, -- с теплым чувством добавила Ольга Александровна. В то время американским консулом был господин Малькольм Догерти, который оказал большую помощь семье Великой княгини. Когда-то он со своей семьей гостил у Куликовских в их датской усадьбе Кнудсминне. Не предъявляя ни малейших претензий к Великой княгине, они считали, что находятся в родстве с ней и называли ее "тетя Ольга"! Оказалось, что у госпожи Догерти была бабушка-турчанка, которая утверждала, будто между ее семьей и Романовыми существовали кровные связи. Однако Куликовские приехали в Канаду не затем, чтобы ходить с одного приема на другой или уплетать пирожки с мясом, испеченные по старинному русскому рецепту. Надо было подыскивать ферму, а на это понадобилось время. Благодаря любезности господина А.Г.Крейтона, местного чиновника, Куликовские, не имевшие опыта в подобных делах, избежали возможных промахов и ошибок. Он вел все нужные переговоры, не раскрывая личности возможной покупательницы. С именем Романовых по-прежнему связывали баснословное богатство, и большинство агентов по продаже недвижимости наверняка нажились бы на этом. День за днем разъезжала по округе Великая княгиня в сопровождении мужа и господина крейтона. -- Да, нужно упомянуть еще о Мимке. Она настояла на том, чтобы мы каждый раз брали ее с собой. Сколько хлопот она нам доставляла, а сколько ферм она нашла совершенно неподходящими. Бедная Мимка считала, что чем больше фермерский дом, тем больше он соответствует моему положению. Однако взгляды ее были так наивны и трогательны, что мы всегда прощали ее. Лишь осенью 1948 года семейству Куликовских удалось подыскать себе подходящую ферму. Занимала она площадь в 200 акров (около 80 га) и находилась в графстве Холтон неподалеку от Кэмпбеллвилля, милях в пятидесяти западнее Торонто. Даже Мимка, правда, очень неохотно, призналась, что "могло получиться и гораздо хуже". Среди обширных газонов стоял дом из красного кирпича. От шоссе к дому шел проезд, окаймленный высокими кленами. Создавалось такое впечатление, словно вы находитесь в небольшом поместье. Благодаря предусмотрительности господина Крейтона ферма была приобретена за 14 000 долларов -- гораздо дешевле, чем она стоила бы, если бы с самого начала была известна личность Ольги Александровны. -- С какой радостью мы покинули Торонто. Я трудилась, как вол, чтобы превратить дом в настоящий домашний очаг. Со временем были доставлены и наши вещи, и в каждой из просторных комнат мы поместили дорогие нам памятки прошлого. Цветов было, как в раю. Нужно подчеркнуть, что первые месяцы, проведенные ее семьей в Канаде, оказались самыми счастливыми в жизни Ольги Александровны. С каждым днем, с каждой неделей, она дышала все более полной грудью. Местность вокруг фермы напоминала знакомые места. Весь свой досуг Ольга Александровна посвящала прогулкам. Отголоски родного дома, который ей не суждено больше увидеть, она находила в деревьях, кустарниках, цветах. Чем ближе она узнавала природу Канады с ее просторами, тем ярче становились воспоминания о минувшем, которые дороже жизни. Ольга была более чем довольна: она была счастлива. Она была полна восторга, словно юная девушка. Она писала одной своей подруге: "В окрестностях я обнаружила свои любимые весенние цветы -- голубые анемоны. Какое это было счастье -- ведь я обожаю их и думала, что никогда больше не увижу эти цветы. Я с такой радостью жду, когда они зацветут, тогда я в еще большей степени почувствую, что в Канаде я, словно у себя дома... У меня на родине леса весной были покрыты ковром таких же голубых цветов..." Но так она проводила лишь свой досуг. Они были фермерами, и Великая княгиня никогда не забывала об этом. Она трудилась изо всех сил, главным образом, на птичьем дворе. Мало-помалу полковник Куликовский приобрел довольно большое стадо крупного рогатого скота. Кроме того, супруги решили завести небольшое стадо свиней. Что же касается размеров фермы, то она была не слишком велика, и на ней можно было обойтись собственными силами. Однако с самого начала им пришлось столкнуться с серьезными проблемами. Все сельскохозяйственные машины, привезенные из Дании, в Канаде оказались, по существу, бесполезными. Трудно было достать запасные части, да и стоили они дорого. В графстве Холтон нелегко было найти наемных рабочих. Вскоре оба сына Ольги Александровны решили попытать счастья в Торонто. И они покинули Кэмпбеллвилль вместе со своими женами. Великая княгиня огорчилась, но обескуражена не была. Она была женой фермера в Дании и в Канаду переехала, чтобы трудиться на земле. Больше не чувствуя себя "зверьком в золоченой клетке, выставленным напоказ", она с удовольствием занялась домашними делами. Единственным исключением была готовка. Она любила вкусную еду, когда ее ставили на стол, когда же там ее не было, Ольга Александровна не слишком переживала. Кулинарные ухищрения она считала напрасной тратой времени, которое можно было использовать для прогулок, занятий живописью и даже мечтаний. Мимка, которую вконец замучил ревматизм, делала, что могла, но большого толку от нее не было. Правда, Ольга Александровна умела готовить овощные блюда и любила печь хлеб, а в остальном приходилось рассчитывать на консервированные продукты, купленные в Кэмпбеллвилле. Появление Великой княгини, естественно, произвело сенсацию среди жителей округи. С самого начала все фермеры графства Холтон оказались людьми добрыми, готовыми помочь и уважительными. Не разбираясь в русских титулах, они иногда отзывались о полковнике Куликовском и Ольге Александровне, как о "Царе и его Королеве". Большое впечатление произвел на них слух, будто полковник, живя в России, владел тысячью лошадей паломинской породы. По-видимому, слух этот основывался на том, что в Гусарском Ахтырском Е.И.В. Великой Княгини Ольги Александровны полку, в котором он некогда служил, действительно было большое стадо лошадей этой породы. Соседи никогда не забывали, что Ольга Александровна принадлежала к роду Романовых, была дочерью и сестрой Императоров, но вид ее одежды, ее простота, умение радоваться жизни, всех успокоили. Вскоре для всей округи она стала просто "Ольгой", и Великой княгине нравилось, когда ее так называли. Ко всеобщему удивлению, Великая княгиня не только терпела долгую, холодную канадскую зиму, она ею наслаждалась. Покрытые снегом просторы радовали ее сердце. Жаркий огонь в камине, ледяные узоры на окнах, хруст снега под ногами, то особенное безмолвие, которое царит в зимнюю пору в лету и среди полей, -- все это было страницами знакомой и любимой с самого детства книги. К сожалению, уединившись в канадской "глубинке", Ольга Александровна не сумела укрыться от внимания журналистов и фоторепортеров. Живя во дворце она терпеть не могла всякого рода рекламу. Теперь же она ненавидела ее еще больше, но была бессильна этому помешать. Некий журналист из Копенгагена переплыл через Атлантический океан с единственной целью написать "историю" о внучке короля Христиана IX, которая живет в канадской глуши! Вскоре ею заинтересовались и нью-йоркские издатели. Великой княгине предлагали выплатить крупные гонорары, если она предоставит им право напечатать ее автобиографию. Один издатель предложил направить в Кэмпбеллвилль своего сотрудника, оснащенного магнитофоном. Он рассчитывал на то, что Великая княгиня сообщит репортеру "основные факты" из ее жизни примерно в десяти коротких интервью, "предоставив остальную работу" людям из Нью-Йорка. Очевидно, предлагаемые суммы могли ввести Великую княгиню в соблазн, поскольку финансовое положение ее семьи продолжало лишь ухудшаться, однако Ольга Александровна отвергла все эти предложения, хотя деньги эти и помогли бы им выпутаться из ряда крупных ситуаций. Она оставалась непоколебимой в своем решении не извлекать материальной выгоды из собственных переживаний, в чем ее неизменно поддерживал ее супруг, полковник Куликовский, которые полагал, что одна лишь попытка вспомнить многие трагические события прошлого будет непосильной для ее душевного здоровья. Все американские издатели один за другим получали вежливый отказ. Но она не могла писать такого рода послания репортерам, которые являлись к ней без всякого предупреждения. Как ни пыталась Великая княгиня избегать подобных встреч, ей это не всегда удавалось. Журналисты устремлялись в графство Холтон целыми дюжинами, они застигали ее в саду, на птичьем дворе, в полях. Делали снимки хрупкой пожилой женщины, наделенной чувством несравненного достоинства и царственной осанкой, несмотря на ее малый рост, а ее поношенная, кое-как заплатанная одежда выглядела на ней, словно творение модного кутюрье из дома мод на рю де ля Пэ. Они находили ее в окружении стада коров, в курятнике, возле цветочных грядок. Заставали ее врасплох, когда она отдыхала или чинила простыню. Они даже заглядывали в окна и заставали ее в те минуты, когда она героически, но совершенно безуспешно пыталась справиться с веником и тряпкой. Некоторые из такого рода господ заявляли, что Великая княгиня "чересчур уж проста" для лица такого, как у нее, происхождения. Тут они ошибались. Именно ее происхождение создавало вокруг нее своеобразную ауру. У Ольги Александровны не было нужды ни принуждать себя, ни заноситься. Полная сознания своего достоинства, она всегда оставалась самой собой -- разговаривала ли она с королями или же с дорожными рабочими. И какую бы черную работу она ни делала, она никогда не менялась, оставалась Великой княгиней до самых кончиков ногтей. Репортеры приходили и исчезали, вынужденные основываться в своих рассказах не на том, что слышали, а на том, что видели, поскольку хозяйка фермерского дома оставалась очень вежливой, но немногословной. Несмотря на все трудности, Канада положительно подействовала на ее душевное состояние. Теперь Ольга Александровна не была бедной родственницей, живущей в изгнании, помнящей былой блеск, исчезновение которого постоянно оплакивали ее более удачливые родственники. Немецкая "Анастасия" была отнюдь не единственной претенденткой на принадлежность к семье Романовых. Уезжая в 1925 году в Берлин, Ольга Александровна едва ли представляла, сколько встреч подобного рода ей еще предстоит. По существу, самозванцы обоего пола преследовали ее до конца жизни. В разговоре со мной она сказала: -- Хорошо, что я, можно сказать, приобрела иммунитет против их атак на меня. Иначе они свели бы меня с ума. Я надеялась, что наилучший способ общения с такими людьми -- это равнодушие, но подобная политика не всегда срабатывала. Вы даже не представляете, какими наглыми, черствыми и упрямыми бывают некоторые из них. Великой княгине стали докучать с самого начала. Какая-то незнакомка принялась осаждать ее пространными посланиями. Женщина, жившая в Торонто, не сообщала, кто она, а только неоднократно намекала, что, поскольку она "очень близкая родственница", то вправе просить о встрече с Ольгой Александровной, чтобы поведать ей свою историю. Сначала Великая княгиня не обращала внимания на письма. Однако, раздосадованная назойливостью корреспондентки, она послала ей коротенькую записку, указав в ней, что отказывается от встречи. Однако это не остановило "очень близкую родственницу", а только заставило изменить тактику. -- Она стала присылать мне такие жалостливые письма, что я, в конце концов, сжалилась и сообщила, что встречусь с ней, но лишь один раз, -- рассказывала Ольга Александровна. -- Мы договорились о дате, и муж поехал в Моффет, чтобы встретить поезд из Торонто, но к нам в дом эту женщину так и не привез. Как только он ее увидел, то сразу понял, что я не должна встречаться с нею. По его словам, это было что-то ужасное. Не представляю, как ему это удалось, но он разговаривал с ней на платформе в течение долгого времени, а потом посадил на ближайший же поезд, отправлявшийся в Торонто. Должно быть, он что-то ей сказал такое, что заставило ее навсегда замолчать. Больше я от нее писем не получала и не имею представления о том, за кого она себя выдавала. Другой самозванкой была еще одна чрезвычайно многословная "Анастасия", жившая в небольшом городке в Иллинойсе. Она тоже принялась бомбардировать свою "любимую тетю Ольгу" письмами. Ее ничуть не заботило, что "любимая тетя Ольга" ни на одно из них не ответила. Дама эта была владелицей салона красоты "Анастасия" и, похоже на то, преуспевала. Спустя какое-то время даме из штата Иллинойс надоело писать в Канаду. Она отправилась в Торонто собственной персоной, полная решимости заставить "любимую тетю" встретиться с нею. Иллинойсская "Анастасия" намеревалась добраться до самого Кемпбеллвилля, но в Торонто до нее дошел слух, заставивший ее поспешить в немецкое консульство. Приблизительно в это время госпожа Андерсон обратилась в ряд германских судов с иском, цель которого состояла в том, чтобы потребовать юридического признания ее претензий. Гневу и возмущению Ольги Александровны не было предела, когда в Торонто прилетели два немецких адвоката с тем, чтобы уточнить некоторые подробности ее визита в Берлин в 1925 году. Германский консул упросил Великую княгиню дать им короткое интервью. Первой ее реакцией было отказать в просьбе: она не хотела больше слышать об этой истории. Однако консул продолжал уговаривать ее, и в конце концов она согласилась на встречу, правда, очень неохотно. "Короткое интервью" оказалось бесконечным, и Ольге Александровне пришло в голову, уж не пытаются ли заманить ее в ловушку и заставить отвечать на вопросы, которые ей были не вполне понятны. Рассерженная и усталая, она поднялась и заявила, что ей больше нечего сказать, и вышла из комнаты. Сконфуженный консул последовал за ней, бормоча извинения. В коридоре они едва не наткнулись на иллинойсскую "Анастасию". Узнав о приезде адвокатов в Торонто, она ждала консула, чтобы просить его принять ее. Она намеревалась заявить о собственных претензиях и обвинить немецкую "Анастасию" в мошенничестве. Иллинойская "Анастасия" услышала, как рассыпался в извинениях немецкий консул, обращаясь к "ее Императорскому Высочеству". Мгновенно сообразив, кто находится перед нею, дамочка бросилась к Великой княгине, восклицая: "Тетя Ольга! Дорогая тетя Ольга... Наконец-то..." Вне себя от гнева, Великая княгиня прошла мимо, не взглянув на "племянницу". Впоследствии Ольге Александровне стало известно, что "Анастасия" из Иллинойса пыталась завоевать себе сторонников в Иллинойсе, заявив, что она узнала "свою дорогую тетю" по верхней губе. -- В первый и последний раз в жизни мне стало известно, -- едко заметила Ольга Александровна, -- что меня можно узнать по какой-то таинственной особенности очертаний моей верхней губы. Полагаю, что эта женщина вернулась в свой салон красоты в штате Иллинойс. Она, по крайней мере перестала тратить деньги на марки, прекратив писать мне. Мы рассказали лишь о двух из многих самозванок. Некая дама, обитавшая в роскошной вилле на берегу озера Комо, выдавала себя за великую княжну ольгу Николаевну, старшую дочь Императора Николая II. Она в свою очередь называла немецкую "Анастасию" самозванкой, поскольку имелись неопровержимые доказательства того, что все ее "сестры" были злодейски убиты в 1918 году. Претендентка с озера Комо, по-видимому, располагала значительными средствами. Те, кто встречался с нею на ее вилле, свидетельствовали о том, что дом ее был полная чаша. Она якобы была помолвлена с господином "королевской крови", имя и национальная принадлежность которого остались загадкой. Появилась "Анастасия" даже в Японии! Православный епископ из Токио,