о нательное белье и носки мы будем выбрасывать, а он нам каждую неделю будет поставлять новые. - Откуда форма? - спросили мы на прощанье. - От верблюда! - Который импортный? - Я же говорю - гуманитарная помощь беженцам. - А наша форма? - спросил я, трогая рукав куртки. - Что нельзя купить за большие деньги, можно купить за очень большие! - Ясно. Форма "номер восемь" - что украдем, то и носим? - Точно. Забегайте, ребята! Посидим - чайку попьем, службу вспомним. Потом нас накормили. Видимо, рейд был удачный. Потом вместе с охраной разместили в казарме. Казарм было три. Нас разместили в большом помещении, скорее всего, это было что-то вроде санчасти. Определить трудно, только висели плакаты по оказанию первой медицинской помощи. Нам была определена комната с зарешеченными окнами, выход один, через второе помещение, там и расположились охранники. Вите было тяжело ходить с загипсованными пальцами в новой обуви, поэтому я с охранниками привел все в более-менее надлежащий вид. Закурили. Сигареты точно были на складах НЗ. От долгого хранения они слежались и когда разминали, то они ломались, острыми краями можно было резать бумагу. Поэтому их трех сигарет для применения годилась лишь одна. Дареному коню в зубы не смотрят. Начало смеркаться. Пришел комбат с Серегой. Теперь мы увидели своего командира в полный рост и полный вес. Ужасное зрелище, за столом он смотрелся гораздо лучше. Комбат был небольшого роста, около метра пятидесяти пяти, но весил, наверное, килограммов сто тридцать. Они с Модаевым принесли топографические карты. Из того, как они были склеены, подписаны, и нанесенной обстановкой, мы поняли, что это делал Модаев. Все было сделано крайне небрежно, с помарками, не были выполнены требования "Боевого Устава". - Значит так! - начал комбат. - Вы должны за месяц научить воевать моих людей. - Давайте присядем и уточним ряд вопросов. - Спрашивай! - Численный состав, который мы должны обучить? - Батальон. - Понятно, а поточнее можно? Комбат замялся, закатил глаза к потолку, что-то забормотал, загибая пальцы. - Завтра еще придет пополнение, всего будет, ну, где-то триста-четыреста человек. - Так триста или четыреста? - Спросите у начальника штаба. - Какие задачи будет выполнять батальон? - Не понял?! Мы будем воевать! - он даже вспотел от раздражения. - Понятно, что будете воевать. А в качестве кого? - Мы - пехотный батальон. - Что состоит на вооружении? - Это военная тайна! - Ради бога! Когда мы ехали сюда, Модаев тоже корчил военную тайну о месте дислокации батальона, хотя это ясно простым невооруженным взглядом. Это первое. Второе - противник уже был здесь и знает почти все о части. Хотите играть в молчанку - ваше право, но тогда мы сможем научить вас и ваш личный состав лишь строевой подготовке или надеванию противогаза. - И копанию окопа для стрельбы с коня стоя! - не удержался Виктор. - Какого коня? - не понял комбат. - Шутка. - Я шуток не люблю! - Понятно. Так вас устраивает та программа обучения, которую мы предлагаем? - Начальник штаба, что у нас состоит на вооружение? Серега начал что-то судорожно искать в карманах куртки, брюк, зачем-то заглянул в кепку, потом хлопнул себя по лбу и, смутившись, достал смятую бумажку. - Дай! - комбат протянул руку. - Давайте я сам. Почерк у меня неразборчивый. - Читай! Серега мялся, потом начал: - У всех автоматы. - Какие автоматы, Сережа? - уточнил Виктор. - Ну какие - обычные, - Серега даже обиделся. - Есть калибр 7. 62 мм, а есть5. 45 мм. Есть АК-47, АКМ, АКС, АКСУ и так далее, так что? - Я уточню. - Хоть калибр скажи. - У нас есть различное вооружение, и что вы цепляетесь! - и начальник штаба начал раздражаться. - Дальше. - РПГ-7 - 5 штук. - А выстрелов к ним? - Пятнадцать. - Тоже неплохо. - АГС-17 - один. Гранат к нему нет. - Будут? - Не знаю, командарм обещал. - Я сам свяжусь с Суретом! Мне - пришлет! - комбат самодовольно ткнул себя пальцем в грудь. - И все? - Все. - Минометы? - Нет. - А гранаты? - Немножко есть. - То есть как - немножко? - У кого остались после боя, у того и есть. - Давайте определимся. Мы проводим занятия по огневой подготовке, маскировке на местности, тактические занятия. Тема - рота в обороне, рота в наступлении. - Вот! Вот этому и научи! Только в обороне - не надо. Они уже умеют. Только и делали, что оборонялись. Постоянно оборонялись! Тьфу! Глава шестая - 23 - Он плюнул на вымытый мной пол. Привычка у него плевать на пол. - В наступление хочу! На занятиях буду или я присутствовать, или он! - комбат показал в сторону Сереги-предателя. - Опытные бойцы есть? - Есть, конечно! У меня же боевая часть. - А где воевали? - Ну, мы хотели воевать, чуть-чуть не доехали, попали под обстрел. Потом немножко оборонялись, а затем нас сюда вывели. - Понятно. Так сколько обстрелянных? - Ну, человек тридцать-сорок. - Это все, что осталось от первоначального состава батальона? Хорошие вояки, нечего сказать! - А как распределены по подразделениям? - Немножко в первой роте, немножко во второй роте. - А в третьей? - Нет. Уже нет. Их тут всех убили. Вчера убили. - Интересно получается - в одной роте вырезали только лишь тех, которые воевали или пытались воевать? Так? - Так. - Ты из меня шпиона не делай, - Серега начинал заводиться. - А зачем мне из тебя кого-то делать, сам ты им уже стал, без нашей помощи. - Связь какая? - А зачем тебе связь? - вкрадчиво спросил Серега. - А может ты бежать хочешь, и свяжешься со своими? Не будет тебе никакой связи, голубчик, не будет. Ишь, умник выискался, поближе к радиостанции пытается подобраться. - Смотри, я хотел как лучше. Сами будете подыхать, а вызвать подмогу не сможете. Не хотите - не надо. Нашим легче. - И учтите, - комбат важно поднял палец кверху, - что я буду приезжать и проверять внезапно. И если мне что-то не понравится, я вас в порошок сотру! - Просьба есть. - Говори. - Нам нужен врач. - Я подумаю. - У вас часть, которая собирается вести боевые действия, и что, - нет своего медпункта, с квалифицированным персоналом? - Был, а теперь нет. - То есть? - Женщины на войну не идут, а мужчины-врачи не хотят идти к нам, - комбат с Модаевым были смущены. - Ну, мы что-нибудь придумаем! - Придумайте, а то не будет ни вам проку, ни нам, если мы будем загибаться от ран. - Да, разве это раны! - Модаев презрительно скривил губы. - У тебя и таких нет, предатель! - Да я!.. - Серега был готов кинуться в драку, но комбат его осадил. - Не любят они тебя, Сергей Николаевич? Ой, не любят! - он засмеялся одобрительно. - Ладно, сделаю вам врачей! А завтра вы начнете заниматься! - Начнем. Где? - Вас приведут телохранители в 10 часов. Они вышли. Мы начали готовиться ко сну. Впечатлений и так было достаточно для одного дня. Подошли к зарешеченному окну, открыли форточку, закурили. - Ну что, Олег, как будем их обучать? - Хрен его знает. Но корчить из себя инструктора американской армии я не собираюсь. - Я тоже не собираюсь. Это их война. Чему учить будем? - Судя по тому, что я узнал за сегодняшний день, их здорово разбили. Поэтому, начнем с перемещений на местности, выборе цели, окапыванию, а также, пусть подучат караульную службу. - А потом? - Потом? Будет возможность - свалим из этого кошмарного сна. Пусть сами разбираются! Это их война. Я - против всех. Мы - против всех. Мне их земли не надо! В Сибири места много, можно сделать одну большую Кавказскую республику. И никто не заметит, что она появилась. - Точно! Со столицей в Воркуте! - Нет, лучше в Магадане. Там Дед Мороз их быстро в чувство приведет и остудит их чересчур горячие головы. - Ну что, спать пойдем? - Пошли. Мы улеглись на новые простыни. Спалось плохо, Витя что-то во сне кричал, скрипел зубами. А мне снился сон. Это была СВОБОДА! Большое, бескрайнее поле, зеленое поле на краю широкой реки и небо! Голубое чистое небо! Я был с женой и с сыном, мы бежали по полю к реке. И тишина, ничего не слышно, просто оглушительная тишина. А затем я очутился на допросе. Меня вновь пытали и били по сломанному ребру. Спрашивали только одно. Почему я предал своих и меня не расстреляли? Почему я струсил? Проснулся среди ночи весь в поту. От совести и собственных проблем не убежишь. Хоть на Северный полюс, хоть на Южный. Ничего, новое место, привыкнем. Человек ко всему быстро привыкает! И к хорошему и к плохому. Но мысль о побеге терзала мое подсознание, надо было думать о том, как отсюда сбежать. "Гуд бай, Америка! " Надоело! Утром нас разбудили охранники. После того, как мы с ними пообщались в госпитале, и они поняли, что мы не предпринимаем никаких попыток к побегу, стали к нам относится лояльно. Вот и сейчас они деликатно открыли дверь и просто сказали: - Господа офицеры! Подъем! - Витя! Слышал? Господа офицеры! - Приятно! - Непривычно слегка. - Ничего, привыкнем. Если уже Гусейн стал господином Гусейни, то мы быстро привыкнем. - Господа в Париже! - Что нам стоит удрать в Париж? - Лучше домой. - Это точно. Нас провели в столовую. Завтраком был плов и чай. Затем нас провели на плац. Там уже строился личный состав. Три роты. Публика была разношерстная и очень колоритная. Весь личный состав можно было разделить на три категории, хотя бы внешне. Первая - пацаны-школьники, которые старались держаться солидно, но ребячество проскакивало у них постоянно. Они толкались, смеялись, бегали друг за другом. Детский сад! Вторая - это пузаны, которым было лет за сорок или под сорок. Публика солидная, но видно, что вороватая. А вот третья группа мне очень даже не понравилась. Там были, судя по наколкам, и бывшие осужденные, и некоторые, у которых глаза горели безумным религиозным огнем. Не люблю фанатиков в любом проявлении. Даже фанатики собирания окурков после знаменитостей и те опасны, а религиозные - тем более. Появилась троица - комбат Нуриев, начальник штаба Модаев и еще какой-то мужик в чалме и халате. - Олег, глянь, никак мулла идет! - Похоже на то. У нас замполиты, а у них - муллы. - Может, пока мы здесь торчим, и у нас попы появились? - Я уже ничему не удивляюсь. Мы не стояли в строю, стояли чуть поодаль от основного строя. Подошло командование батальона. - Равняйсь! Смирно! Равнение на середину! - Модаев усердно протопал к комбату, вскинул руку к головному убору и доложил: - Господин гвардии полковник! Личный состав батальона для проведения утреннего развода построен! Начальник штаба батальона гвардии подполковник Модаев! Серега, как положено по уставу, сделал шаг в сторону и пропустил комбата. Комбат с приложенной к головному убору рукой прошествовал вразвалочку к середине строя и рявкнул на азербайджанском языке приветствие. Нет у меня склонности к языкам, не смогу я воспроизвести его. Строй недружно ответил ему. У нас с Витькой улыбка до ушей. Непривычно и смешно было слышать "Здравствуйте, товарищи! " и "Здравия желаю, товарищ (пардон - господин) полковник! " на азербайджанском. Забавно все это. Мулла стоял позади командования и строго смотрел на происходящее. Глаза у него тоже горели огнем. Не здорово это. - Они звания себе сами присваивают! Комбат у них полковник, а командир полка - генерал что ли? - Витька откровенно насмехался над комбатом. Комбат начал выступать перед личным составом. Сначала он начал свое выступление на азербайджанском, потом перешел на русский. - Командующий армией бригадный генерал Сурет Гусейнов нам прислал двух опытных офицеров. Они добровольно изъявили желание оказать нам помощь в обучении военному искусству. Поэтому слушаться их как меня! Я сам буду лично присутствовать на занятиях, и смотреть, как вы учитесь! Кто будет лениться, будет наказан согласно законам шариата! Вот по поводу добровольности я бы поспорил с ним. Но не время и не место для споров сейчас. - Можно я скажу? - обратился к комбату священник. - Да, конечно! Мулла обратился к пастве. Он говорил долго и истово, заводясь от собственных слов. Лицо раскраснелось, он то поднимал руки к небу, то протягивал их к строю. Показывал куда-то в сторону востока, показывал рукой в нашу сторону. Голос его то поднимался до высоких нот, то опускался до трагического шепота, слышного, впрочем, даже в последних рядах. Забавно было наблюдать за реакцией ополченцев. Кто откровенно скучал, переговариваясь с сослуживцами, кто-то присел в задних рядах на корточки, но были и те, которые слушали священнослужителя, полностью увлеченные его речью. Глаза их горели. Вслед за говорившим он вторили "Аллах акбар! " Комбат откровенно скучал, позевывая и смотря на часы. Потом, видя, что мулла не собирается заканчивать, подошел к нам. - 24 - От него разило потом, грязным бельем и перегаром. Мы, конечно, привыкли к различным запахам человеческого тела, не один год в казарме прожили, но дух комбата ставил рекорды по вони. Было понятно, что из-за ожирения обмен веществ у него нарушен, но есть же вода в городке, есть мыло! - С чего начнете? - спросил комбат. - А вам бы с чего хотелось? - мы не хотели брать инициативу в свои руки. Пусть сам раскроет свои карты. - Мне все равно! Лишь бы вы за две недели научили воевать этот сброд! - он небрежно ткнул пальцем в сторону строя. - Вчера говорили - месяц. - Ладно, месяц! Но только чтобы точно! С чего вы хотите начать? - Можно со стрельбы, а затем перейти к окапыванию, перемещению на местности. Лопатки саперные МСЛ у вас есть? - Не знаю, спросите у вашего приятеля! - он вновь ткнул пальцем себе за спину, при этом довольно хмыкнул. Шутка, по его мнению, удалась. - Вы обещали врача, - напомнил я комбату. - Обещал - значит будет! Пока будете учить моих людей, я отправлю в больницу, где вы лежали, машину, пусть привезут доктора. - А где занятия проводить? - Места много. - Стрельбища еще уцелели? - Стоят. Там и стреляйте. Там места много, мне оно не нужно, так что можете там все развалить! Мне все равно! - Нам тяжело ходить, - напомнил Виктор. - Мне что, на себе вас возить? - комбат начал закипать. - Хотите качественные занятия - обеспечьте транспортом. - Будет вам транспорт, - комбат опять ехидно засмеялся. Тело его колыхалось. - Пора заканчивать, а то этот фанат Аллаха может целый день рассказывать сказки. Комбат опять смачно сплюнул на асфальт, и пошел к мулле. Что-то сказал ему на ухо. Тот кивнул головой и еще минут десять что-то уже не говорил, а кричал, руки были постоянно подняты. - Сильный дядька! - сказал я Виктору. - С чего ты взял? Оттого что кричит громко? - Нет, ты попробуй как-нибудь на досуге минут десять постоять с поднятыми вверх руками. Тяжело. - Олег, он тренируется, чтобы в плен сдаваться! - у Вити было веселое настроение. - Смотри, чтобы этот, как Нуриев его назвал "фанат Аллаха", не услышал, а то будет тебе "Хенде хох! " Наконец слово вновь взял комбат. - А сейчас первая рота идет на стрельбище, и поступает до обеда в распоряжение офицеров-инструкторов. Патроны у всех есть? - Есть! - нестройно, в разноголосицу ответил строй. - Круто! Они ходят на стрельбы со своими патронами, не надо никаких пунктов боепитания. - Меньше формализма, с одной стороны - это лучше, но как-то настораживает. - Посмотрим. Комбат тем временем махнул рукой и что-то веселое сказал нашему телохранителю, когда тот подошел. Тот посмотрел на нас. Загоготал и побежал в сторону столовой. Тем временем личный состав первой роты потопал в сторону стрельбища. Из-за столовой показался полудохлая лошаденка, запряженная в телегу, на ней, как вчера мы видели, вывозили пищевые отходы. - Хороший транспорт нам комбат подкинул! - Витя кипел от злости. - Спокойно, Виктор, спокойно. Будет и на нашей улице праздник. А так - все не пешком топать с твоими сломанными пальцами. Да и ребро мне много ходить не дает. Вот выздоровеем и уйдем отсюда подальше. - Ты думаешь о том же? - Постоянно. Копи силы. Сейчас и эта лошадь сгодится. Глядишь, может в бачках из-под объедков и выедем отсюда. - Это мысль, Олег! Вонь можно потерпеть. Ради свободы я готов на многое. - Тихо, а то охрана заметит. Это один из планов, там посмотрим. Сам тоже думай, замечай все, мотай на ус. Тем временем мужичок подъехал на лошаденке к нам. Кинул замусоленную фуфайку на грязную телегу, мы взгромоздились и поехали. Охрана шествовала рядом, демонстративно брезгливо воротила носы от запахов, идущих от телеги. Когда обгоняли ротную колонну, поднялось гиканье и смех. Проехали через парк. Осмотрели огромные боксы. Там раньше стояла техника, много техники. Потом добрались до стрельбища. Направлений для стрельбы было много. Сразу могло стрелять отделение. Мишенное поле было разрушено, Были видны следы выкапывания кабеля, рядом были остатки кострища, где этот кабель обжигали. Везде хватало мусора, в том числе и обломков досок, кусков картона. Когда подошла первая рота, мы подозвали командира, и сказали, чтобы он дал команду соорудить мишени. Тот что-то крикнул, и пять человек пошли их делать. - 25 - Мы вышли перед личным составом. Тут самое главное показать кто главный. - Становись! Голос должен быть жестким, никто не должен даже подумать сопротивляться. Плевать, что у них оружие, а мы здесь пленные. - Слушать внимательно! Есть обстрелянные, с опытом боевых действий? Выйти из строя на пять шагов. Вышло трое. Все подростки. И командир роты поднял руку вверх, показывая, что он тоже воевал. - Кто охотник, спортсмен-стрелок, выйти из строя на три шага. Вышел один человек. - Кто умеет стрелять из автомата, поднять руку. Тут строй заржал, и все подняли руки. Понятно, зазнайки. Придется, видимо, им объяснять и принцип полета пули, основы стрельбы. - У кого пристреляны автоматы, поднимите руки. Подняли лишь те пацаны, что воевали. - А зачем его пристреливать? И так все ясно! - донеслось из строя. - Что тебе ясно? - Автомат, что его пристреливать! - Хорошо! Выходи из строя! Тот вышел, лет тридцати мужик, глаза веселые, невысокий. - Дай автомат! Он протянул оружие, я отстегнул магазин, отдал ему, снял с предохранителя АК, передернул затвор, оттуда вылетел целый патрон! Круто, они так перестреляют и друг друга и нас заодно. Снял крышку ствольной коробки. Бог мой! Там было полно заводской смазки. Я подозвал командира роты и показал ему это. - Ты понимаешь, что это смерть твоим бойцам? - Да ну! - Смазка густая, сейчас набьется сюда пыли, и будет "Да ну! ", заклинит и все! Такая ерунда у всех? - Наверное, они оружие только на днях получили. - Ветошь есть? - В казарме найдется. - Веди туда своих людей и занимайся чисткой оружия! А после обеда продолжим, сам проверяй, гоняй их. Другим ротным скажи, чтобы тоже почистили. А сюда отправь тех, кто почистил, пусть мишени изобразят. Ротный увел роту в казарму. Полудохлая лошадь привезла нас в казарму, и мы спокойно улеглись на свои койки. Дверь распахнулась, а мы только начали засыпать! Что за сволочь! На пороге стоял мулла. - Сейчас вербовать будет в свою веру! - прошептал Виктор. Судя по голосу, он был готов разразиться длинной тирадой в адрес священнослужителя. - Тихо, и не вякай! - Можно войти? - мулла был до приторности слащав. Не люблю таких. От них можно любой пакости ждать. - Конечно, проходите. Мулла разместился на табурете. Он внимательно оглядел нас. Теперь на носу у него были очки в оправе желтого цвета, очень похоже на золото. В руках у него были четки из янтаря, скреплены они были нитками желтого с черным цвета. Лицо его прямо светилось благочестием, умиротворенностью. Эх, мулла, мулла, мне бы твои проблемы! Бородка у него была маленькая, клинышком, ушки торчали "топориком", чалма опиралась на них. Зато весь он был такой чистый, наглаженный, до того карамельный, что аж противно! Лет ему было около сорока, но смотрелся он лишь на тридцать. Видать жизнь не тяжелая. Он сидел, блаженно улыбаясь, перебирая медленно четки. Вот только глаза его не соответствовали этой умильной мине, они постоянно были в движении, обшаривали наше жилище-узилище, на наших лицах они не останавливались, а как бы "мазали" мимоходом. Казалось, что взгляд у него осязаемый, такой же липкий и приторно-противный как он сам. Пауза явно затягивалась. Глава шестая - 26 - - Слушаем вас. - Это я слушаю вас. - Не понял? - я был сбит с толку. Мы этого козла не звали, сам приперся, так какого хрена ему надо? - Вы служите в мусульманской армии, на благо великой идеи... - начал он. - Секундочку, - я перебил его, - мы не служим в этой армии, а работаем инструкторами. И поэтому мы лишь выполняем работу, и не более того. Душу вкладывать мы не собираемся. И комбат, и начальник штаба, и сам Гусейнов об этом знают. - Да, я слышал о ваших мытарствах на пути к свету! - он был по-прежнему слащав до отвращения. - Вы слышали о наших мытарствах? - Витя не утерпел и взорвался как сто тонн тротила. - Вы слышали! Ах, вы слышали! О пытках, избиениях, о расстреле, вы слышали?! - Витя, заткнись! - Нет, Олег, пусть этот пластырь божий послушает! - Витя! Не "пластырь", а "пастырь". - Да какая мне черт разница! Он слышал, видите ли, что нас чуть не поубивали! А сделал что-нибудь? - Я же говорю, что путь к свету у вас долгий, но сейчас вы среди своих друзей! Мы все помогаем друг другу, ради нашего большого дела - освобождения земли предков. Это и есть наш путь к свету! - голос муллы по-прежнему оставался невозмутимым, но глаза уже начинали гореть лихорадочным огнем, на лице стали появляться красные пятна, лицо все как-то окаменело, руки стали стремительно перебирать четки. Янтарные бусинки с шорохом прокатывались у него под пальцами. - Это и есть великая цель всех нас здесь! Сам Аллах прислал вас к нам в помощники! На шум ворвались охранники и недоуменно уставились на нас. - В чем дело? - мулла недовольно обернулся. - Не любит дядька, когда его прерывают. Сам себя слушать любит! - У вас все в порядке? - Все в порядке. Что мне могут сделать эти два помощника в священной войне против неверных? - Мы за дверью. Если что - зовите! - охрана закрыла дверь и удалилась. - Так на чем я остановился? Ах, да! Так вот, началась священная война... - Это мы уже слышали. Война за землю своих предков. - Нет, вы не поняли, война против неверных, тех, кто не чтит пророка Мухаммеда! Начали ее первыми русские, когда вошли на священные земли братского народа Афганистана. И теперь здесь, когда мы изгнали русских собак с нашей земли, надо добить их прихвостней - армян. Они топчут нашу землю, едят наш хлеб. Мы устали терпеть этот произвол. А после обеда, когда солнце будет в зените, нам проводить занятия. - Что вы от нас хотите? - Я хочу, чтобы вы подумали и приняли самую правильную религию на земле - ислам! - голос миссионера был торжественен. - А зачем? - Как зачем? Вы и так помогаете нам, но когда вы примите ислам, вы будете нашими братьями, будете ходить без охраны. Мы найдем вам жен, дадим новые имена. - А со старыми женами что делать? - Если они примут ислам, то можете жить с ними. - Ну да, чтобы мне член укоротили! Нафиг! - Ну, это не обязательная процедура, - мулла снисходительно улыбнулся. - А если мы откажемся? - Тогда я буду сомневаться в искренности ваших поступков, и сделаю все, чтобы ваша жизнь стала невыносимой! - Тогда иди сам проводи занятия с личным составом по огневой подготовке. Если бы не мы, так они бы в первом бою у тебя остались на поле с молитвой и сломанным оружием. - Мое оружие - слово. А вы подумайте! Крепко подумайте! - Хорошо, мы подумаем. А сейчас нам нужно отдыхать, наши раны еще не зажили. Они, кстати, тоже были нанесены во имя вашей великой войны. Так что можете считать нас мучениками, - Витька все-таки не удержался и съязвил. Мулла встал, с достоинством наклонил голову и вышел. Мы откинулись. - Интересно, а Модаев принял ислам? - Наверное. Так ему член обрезали? Теперь он не просто м... к, а будет м... к обрезанный! - А если снова поведут на расстрел? Что тогда делать будем? - Не знаю. Одно дело быть инструктором, а другое - веру поменять. - Я сам как-то не задумывался об этом, но очень не хочется ислам принимать. Есть же предел человеческому падению. - Интересная мысль! Надо будет спросить у Модаева при случае. Упал он морально до конца или нет? - Ладно. Спи! Мы прикорнули на час-полтора, и после обеда снова на лошаденке добрались до стрельбища. Стрелял личный состав по три пробных и по три зачетных выстрела. Мало кто поражал мишени. Многие злились, психовали. Все, кто не попал, ругали свои автоматы. Когда все по кругу закончили, мы построили их и начали говорить. - Вы поняли, как трудно, сложно стрелять? - Поняли, только не попадаем. - Какое расстояние до мишеней? - я обратился к бойцу, стоявшему передо мной. - Не знаю. Думаю, метров сто. - Теперь смотри на свой автомат. Прицельная планка установлена на что? - Ну, буква "П". - Что это обозначает? Кто знает? - Прицел постоянный, - крикнул кто-то из строя. - На каком расстоянии устанавливается этот прицел? - Не знаю. - Триста метров. Здесь сто. Поставьте на нужную отметку и попробуйте еще раз. Боец попробовал снова стрелять. Показатели улучшились. Потом вновь прогнали всю роту. Все стали стрелять гораздо лучше. Задачу усложнили. Поставили на расстоянии около пятидесяти метров еще несколько мишеней. И вот поодиночке, перебегая дорогу, надо было поразить тремя выстрелами группу "пехоты" на расстоянии пятидесяти метров и одним патроном тех, что на ста метрах. Они долго бегали после каждого стрелявшего, смотрели - попал он или нет. Но дело спорилось. Многие начали уже понимать, что к чему, почувствовали вкус к стрельбе. Затем нужно было, стоя за углом спиной к мишени, быстро повернуться и произвести два выстрела по мишени, что была на расстоянии около ста метров. И началось! Были люди неврастеники, те терялись в сложной обстановке. Мы всех проинструктировали по мерам безопасности. Но один занервничал, и по команде "Огонь" не развернулся и ранил другого ополченца. Пришлось проводить занятия по оказанию первой помощи при ранении. Оказалось, что ни у кого не было индивидуального медицинского пакета. Порвали куртку и белье раненого и перевязали. Ранение было тяжелым - в грудь. Неврастеник, бросив автомат на асфальт, плакал, его колотил озноб. Когда отправили раненого, командир роты подошел к стрелявшему и начал молча, ни слова ни говоря, бить его ногами, тот лежал на земле и лишь вздрагивал под ударами ротного. Потом ротный достал пистолет и выстрелил в лоб своему бойцу. Тело лежавшего выгнулось от выстрела, он лишь дернул ногами. Многих, - тех, кто стоял неподалеку, стало рвать. Кто опирался рукой на стену, кто на приклад автомата. Ротный что-то крикнул, и все быстро построились. Он что-то заорал, и человек шесть бросились, подняли тело убитого и рысцой понесли в сторону казарм. Никто ничего не говорил. Ротный начал что-то кричать, размахивая перед строем пистолетом, автомат держал за цевье в левой руке. Первая шеренга очень напряженно следила за движением его рук. Потом он спрятал пистолет в кобуру и повел личный состав в расположение своей роты. - 27 - Лошади пока не было. Нам пришлось медленно, постоянно останавливаясь, идти вперед. Наша охрана тоже была потрясена бессмысленным убийством. Во время очередного отдыха по дороге к медпункту я спросил у охранников: - У вас так всегда, мужики, круто? Раз - и убили, кто провинился? - Нет, - хмуро ответил один. - Это что-то нашло на Низами. - Ничего себе "нашло"! Сначала избил человека до полусмерти, а затем пристрелил как собаку, а остальные просто стояли и молчали. Ребята - это сумасшествие. И ему это сойдет с рук? - Сойдет. Он уже убивал своих, когда они спали на посту. Ночью проверял караулы, часовой спал. Он подошел, окликнул его, он не ответил, тот достал пистолет и убил его. Зверь! - И никто не попытался его за это наказать, снять с роты, отстранить от командования или даже просто убить? - Нет. Его все боятся. - А как он воюет? - У нас командиры не воюют. - Не понял. Это как? - Командир находится сзади, в тылу роты, и по радиостанции командует. Но радиостанций на всех не хватает, а те, которые есть, часто ломаются, бегают посыльные и передают команды командиров. - Круто! Так можно посылать людей на смерть пачками, сам при этом не рискуешь! Абсолютно ничем не рискуешь. Только дырки на кителе крути для орденов, - если они что-то освободили, захватили. Сколько у него осталось людей после боевых действий, когда батальон попал под обстрел? - Это военная тайна! - Ну-ну. Из всей роты обстрелянных тех, кто мог как-то стрелять, было человек пять. Это все кто уцелел? - Это военная тайна! - голос охранника не был уверенным. Значит я прав. Потихоньку мы доковыляли до столовой. На плацу выступал мулла. Мы знали, что по мусульманским обычаям убитого должны были похоронить до заката солнца. Может это и правильно? А то лежит у нас тело покойного три дня. И так этот запах всем надоест. И что с этим покойным делать? Мусульманство появилось в жаркой стране. Там, если покойный полежит три дня, то такое будет! Странно, о чем он говорит? Вроде до вечерней молитвы еще далеко. - Мужики! О чем ваш поп разоряется? - Он говорит, что в смерти обоих бойцов виноваты вы. - Кто? - Витя не понял. - Вы виноваты. - Так, ну-ка пойдем, разберемся! - Не ходите. Вас могут убить, - попросил один из охранников. - Так вы же наши телохранители. - Мы не сможем своих обидеть! - он был смущен. - Ага, значит, как нам нож в спину всадить - это добро пожаловать, а как нас защитить и сказать этому идиоту, что мы не убивали и инструктировали всех по правилам техники безопасности - это фиг! Это так понимать? - Примерно, - последовал уклончивый ответ. - Веселые вы ребята! С вами оборжаться можно. Пошли! Скажем все, что думаем по этому поводу. Нельзя же такое терпеть. Ковыляя, мы добрались до выступающего муллы. Он, увидя нас, перешел с азербайджанского на русский: - Мы ведем священную войну, но к нам втерлись в доверие лазутчики! У нас есть вера, с нами Аллах! Зачем какие-то инструктора из неверных? По их вине погибли двое наши боевые товарищи. Это они, - он показал пальцем на нас: - специально так проводили занятия, что они поубивали друг друга! Их надо убить. Гусейнов - отважный командир, но он всего лишь человек. И вот эти гяуры втерлись в доверие к нему и проникли к нам. Они - убийцы, и не дойдете вы до линии фронта, как они сделают все, чтобы вы погибли здесь! Смерть шакалам! Кто-то из строя одобрительно что-то заорал. Видать, многие хотят нашей смерти. А мы здесь никого не знаем. У, зверье! - Здесь стоит первая рота, - начал я, слава богу, командирский голос у меня есть. - Спросите у них. Убивали ли мы ваших товарищей? Инструктировали или нет о мерах по технике безопасности? Спросите, кто убил первого, а кто второго. И есть ли в этом наша вина. Если позволите себя оболванить, то погибнете в первом же бою. Мы здесь не по собственной воле, но мы выполняем свою сторону договора. - Я предлагал им сегодня принять ислам. Эти грязные собаки отказались! - перебил меня мулла. - Русские свиньи! Придет время - ты у меня еще ответишь за "русских свиней"! - У каждого своя вера, каждый верит во что-то свое, и здесь дело идет не о вере, а о том, чтобы мы научили вас выживать в бою. - Видите! Видите! Эти гяуры учат вас всего лишь выживать, а не побеждать! - мулла торжествовал. - А нам нужна лишь победа! - Я хочу, чтобы все вернулись домой целыми! Кто победит - я не знаю, но мы все нужны нашим семьям. Я не занимаюсь политикой и религией! Я лишь пытаюсь научить вас выжить. Если у кого много веры и нет опыта, но он уверен в своей победе, то может не посещать наши занятия - флаг ему в руки и электричку навстречу! Кто хочет вернуться домой, и спасти товарищей - милости прошу. Народ одобрительно заворчал. Кажется, поняли, что я хотел им сказать. Дошло, доперло до этих ополченцев! - Они вас обманывают словами, что заботятся о вас. Вы им не нужны. Только командиры и я заботимся о вас, - забеспокоился мулла. - О, и это правильно! - я весело перебил его. - Именно ваши командиры нас и пригласили к вам. Именно ваши командиры, которые заботятся о вашем здоровье, вашей жизни, вашей победе. - Как в Афгане говорили? С нами Аллах и четыре пулемета! - встрял Виктор. Мы не стали дожидаться ответной реакции и ушли с плаца. Вслед нам неслись проклятья, но мы их не слушали. Мы выиграли этот раунд. После ужина к нам пришел комбат и врач, что нас лечила в больнице. Аида! Комбат шумно отдувался, от него по-прежнему несло запахом грязного тела и свежего перегара. Он и так был уже изрядно навеселе. Потерять по дурости двух людей и ходить веселиться! М-да! Ну и нравы! - А, привет! Я вам доктора привел! Я все делаю, что обещаю! - он плюхнулся на кровать, икнул и сплюнул на пол. - Слышал о вас. И хорошее и плохое. Что моих бойцов учили стрелять - это хорошо, а то, что с муллой полаялись - это вы зря. Он очень авторитетный человек! И, - он поднял палец вверх: - очень уважаемый. С очень большими связями наверху! - Авторитетнее чем вы сами? - Нет, конечно! Я - командир! Я - самый главный здесь! - Мулле скажите, пусть исповедует и не лезет в дела военные. - Ни хрена вы не понимаете! Мы, - он снова громко икнул, - строим светское исламское государство, и поэтому религия и вера будут играть очень много. Ну ладно, вы мне помогли. И я вам тоже помогу, мулла не будет больше к вам приставать. А сейчас я пошел. - Добрый вечер! - миловидная Аида нам улыбалась. Единственное приятное лицо во всем этом бедламе. Глава восьмая - 28 - Витка подскочил, поцеловал ей руку, лицо его залил яркий румянец. Но Аида была печальна. На голове ее был повязан черный платок, глаза были красными, а под глазами мешки. - Здравствуйте, доктор! - Виктор был жизнерадостен, не скажешь, что полдня ходил на сломанных пальцах. - Приятно вас снова видеть! Хоть один нормальный человек нас посетил. Тем более не в зеленой форме. В ответ Аида лишь печально улыбалась и кивала головой. Было видно, что мыслями она где-то далеко. Она не поднимала головы. Часто делала глубокий вдох и задерживала дыхание. Из своего чемоданчика она выкладывала инструменты, медикаменты, перевязочные материалы. - Аида, - начал я, - послушайте, это, конечно, не наше дело, но вас кто-то обидел? Она лишь молча покачала головой, не поднимая головы. Из глаз ее беззвучно капали слезы, плечи тряслись от рыданий. - Аида, давайте мы вам поможем, - Витька подошел ближе и положил ей руку на плечо. - Не бойтесь, вы нам можете доверять. Аида упала на стул, сорвала платок с головы и заплакала, уткнув лицо в платок. Так она плакала безостановочно минут пять. Мы как бараны топтались рядом, не понимая, в чем дело. Эта женщина была нам глубоко симпатична, и мы желали ей искренне помочь. Виктор налил стакан воды и поднес доктору. - Выпейте, это поможет. Аида оторвалась от своего платка и приняла стакан, рука заметно подрагивала. - Спасибо, - произнесла она. Отдала стакан: - У меня муж погиб. - Как погиб? - ничего умнее мы спросить не могли, просто вырвалось само собой. - Вчера, когда мы уезжали, вроде все нормально было. Может ошибка? - Нет, - она замотала головой. - Сегодня утром сказали, завтра привезут, там не стали хоронить. - М-да. Ситуация. А зачем вы сюда приехали? - Приехали ваши, - она кивнула головой в сторону окна, - спрашивают, кто лечил двух русских. Сказала, что я. Вот они и усадили меня в машину. Еле инструменты успела взять, и вот это для вас. Оказалось, что кроме медикаментов она нам привезла еще сигарет с фильтром, пару книг, которые мы оставили в больнице, бутылку вина. Молодец, конечно, но сейчас нас эти подарки не радовали! Постепенно, немного успокоившись, она начала процедуру нашего осмотра. В итоге она вынесла вердикт - через три дня мы можем снять гипс. Показала, как это делать, оставила нам ножницы. Потом мы проводили ее до ворот КПП. Все мужское население нашего городка пожирало ее глазами, но никто не посмел сказать что-нибудь пошлое или обидное. Мы, два полуинвалида, были готовы броситься в драку за честь этой женщины. Она была в горе, в трауре, потеряла на бестолковой войне мужа. Мы ее толком и не знали, но для нас она олицетворяла весь мир. Была живым напоминанием, что кроме этой беспощадной войны, необученных новобранцев, идущих как "мясо" на эту войну, религиозных фанатиков, есть нормальный мир. Где люди просто живут. Работают, воспитывают детей, гуляют по улицам, ходят в магазины. Может, и мы когда-нибудь доживем до этого. Если выберемся, и все здесь успокоится, то надо будет приехать сюда и поблагодарить эту милую женщину-врача. Храни, Господи, ее! - 29 - Вечером мы пригласили конвоиров к себе и угостили принесенным вином. Они поначалу отказывались. Отнеслись к предложению отрицательно, с подозрением. Но когда увидели, что литровая бутыль наполовину опустела, они присоединились. Мы не лезли к ним в душу, они не лезли к нам. Никто не агитировал и не вербовал в свою веру. Просто сидели и болтали, травили анекдоты и байки, рассказывали различные армейские истории. Вечер пролетел незаметно. Нам важно было сблизиться с ними, черт его знает, может и пригодится. Мы еще не давали им повода для беспокойства. Пусть успокаиваются, не сразу, через некоторое время, мы удерем отсюда. И важно, чтобы они не стреляли нам в спину. Наконец-то мы узнали, как их зовут. Одного Ахмед, второго - Вели. Бывшие студенты физкультурного факультета педагогического института. Прошли дополнительную подготовку в лагерях под руководством турков-диверсантов. Они-то и составляли костяк телохранителей Гусейнова. По их словам, убивать им самим никого не приходилось, но они неоднократно видели, как это делается, поэтому готовы к этому. Ребята были молодые, не было у них большого опыта в пьянстве, чего не скажешь про нас, они быстро опьянели, но не настолько, чтобы оставить оружие или вырубиться без памяти. Да и куда мы бы ушли все загипсованные? Пусть научатся нам верить и доверять. А там посмотрим. Ни я, ни Виктор тоже никогда не убивали людей. Мы были задумчивы весь вечер. То веселились, то уходили в себя. Меньше чем за месяц пять смертей! Морозко на КП, двое сегодня. И двое наших мужиков погибли в застенках у Гусейнова. Смерти я их не видел, но над ними издевались так же как над нами, и они решились на побег. И погибли. А почему мы не решились? Не знаю! Я тряхнул головой, отгоняя наваждение. Это слишком! Я не кисейная барышня, но и не наемник-головорез, все это меня здорово потрясло. - Слышали, что у доктора муж погиб? - спросил я у охраны. - Да, слышали. Хороший был человек. Сам