ись звезды, Стефан сидел на кухне, не зажигая света. Он услышал, как отъехала машина Эриха, вынес из кладовой матрац и отнес его в маленькую каморку рядом с кухней. Уже несколько месяцев он не пользовался тем, что оставалось ему от немца, и спал внизу, стыдясь необходимости греться теплом, полученным в уплату за грех его распутной жены. Он лег и задумался над планом Януша. Неожиданно отворилась дверь и к нему вошла Ванда. - Стефан,- сказала она. - Что?- ответил он удивленно. - Почему ты не приходишь ко мне? В желтоватом лунном свете она казалась удивительно красивой. Кроваво-красный пеньюар подчеркивал черноту ее волос, теплоту бронзовой кожи, волнующие формы изящной фигуры. - Оставь меня в покое,- ответил холодно Стефан. - Я хочу спать. - Зачем все превращать в трагедию?- продолжала она. Теперь, потеряв Стефана, Ванда стала часто думать о нем. Ей не хватало почтительного уважения, с которым он относился к своей красавице жене, его робких нежных ласк, возвышенной любви. Все это она презирала, когда отдавалась ему без желания. Сейчас ей хотелось снова вернуть внимание мягкого и доброго Стефана. Эрих обращался с ней как господин и повелитель, грубо подчиняя своей необузданной страсти. - Не придавай значения всей этой истории с Эрихом, - продолжала она вкрадчиво. - Надо же на что-то жить. Ты избавлен от принудительных работ в Германии, у нас есть продукты. Хватает и одежды. Всю зиму мы прожили в тепле. - Оставь меня,- повторил Стефан устало. Он был рад, что может без волнения смотреть на ее красивую фигуру, освещенную луной. - Когда я выходила за тебя замуж,- не унималась Ванда,- я видела, что ты образован. Я думала, что ты богат. Богатство - моя мечта. Мне хотелось иметь кольца, браслеты, дорогие духи, роскошное белье. Ты дал мне лишь прикрытую бедность. А теперь взгляни... Она сбросила пеньюар. Драгоценности заискрились на ее бархатной коже. - Теперь у меня есть все. Но мне недостает тебя,- прошептала Ванда. - Я хочу быть твоей дорогой женушкой, Стефан. Будем наслаждаться жизнью и смеяться по ночам над Эрихом. Пусть он платит за то, чтобы я могла быть твоей милой женой. Ты неплохо придумал с этими поездками. В твое отсутствие я смогу совсем прибрать его к рукам. Ведь он достанет все, что хочешь. - Уходи,- решительно произнес Стефан. Он был горд, что спокойно мог смотреть на совершенную красоту ее обнаженного тела. Теперь он видел в Ванде не живую, волнующую красавицу, а прекрасную каменную скульптуру, которой можно восхищаться, но которую можно также разбить на куски. - Уходи,- повторил он. - Ты не дорогая женушка, а самая обыкновенная потаскуха. Стефан отвернулся и больше не думал о ней. Его мысли были заняты планом Януша и собственным планом, который он осуществит, если побег удастся. Ванда оделась и ушла. Он слышал, как заскрипели сначала четвертая, а потом одиннадцатая ступеньки лестницы, ведущей наверх. Глава 5. "НЕБЕСНАЯ КОМАНДА" Казимир Полчанский временно был включен в "небесную команду". Так с мрачным юмором висельников окрестили немцы заключенных из похоронной команды, которые подбирали трупы в блоках, доставляли их в крематорий и частенько сами попадали в печи, если у персонала крематория чесались руки. Януш заставил друзей тянуть жребий - все трое питали одинаковое отвращение к работе в этой команде. Пасовал даже крепкий Генек. Одно дело - ежедневно сталкиваться лицом к лицу с ужасной смертью в различных ее проявлениях, другое - помогать переносить и сжигать трупы товарищей. Похоронную команду все ненавидели и боялись, хотя заключенные, работавшие в ней, шли туда не по доброй воле. Януш, получивший разрешение беспрепятственно посещать места, где работают заключенные из восемнадцатого блока, старался запомнить все, что видел. После побега он напишет о том, что творится в лагере. Друзья накапливали силы. К их скудному рациону добавлялись сытные завтраки Стефана и дополнительные пайки, "добытые" Янушем. Силы и выносливость крепли, так как друзья твердо верили в удачу. Побег был намечен на первое мая 1943 года. До этой даты было еще далеко, но надежда окрыляла их - ведь впереди конец всем ужасам. Раннее утро. Туман быстро рассеялся, но небо над Освенцимом не радовало. В нем не было жизни. Здесь не летали ни птицы, ни насекомые. Тишина, установившаяся после ухода лагерных музыкантов с плаца, казалась мертвой. Яркие солнечные лучи жгли бритые головы "мусульман", бродивших по лагерю в тщетной надежде найти воду. Казимир и несколько заключенных, назначенных в "небесную команду", ждали остальных, занятых на работе в крематории. Казимиру было не по себе. Друзья ушли в карьер, а он должен был выполнить наказ Януша и разузнать все об одиннадцатом блоке. Повозка для мертвецов медленно въехала в ворота лагеря, и похоронная команда в полном составе направилась к зловещему одиннадцатому блоку. Эсэсовцев с командой не было. Они предпочитали убивать, а заботу о трупах возлагали на людей "низшего сорта". За заключенными следили несколько капо. Постоянное соприкосновение с мертвыми наложило на них свой отпечаток. Они утратили присущую им склонность к садистской грубости и к кровавым расправам, терпимо относились к рабочим команды, чувствуя, что смерть в равной степени угрожает и заключенным, и им самим. Один из капо вошел в блок через боковую дверь. Казимир молча смотрел через решетку двойных железных ворот, разделяющих десятый и одиннадцатый блоки. В одиннадцатом оказалось двадцать покойников, большинство - у стены, где совершались экзекуции. Остальных пришлось подбирать в разных местах. Один качался на виселице с упавшей на грудь головой и безжизненно повисшими руками. Мрачная картина на фоне ясного летнего неба. В дверях появился капо. - В карцере четверо, пошлите за ними несколько человек. Казимир, преодолевая отвращение, шагнул вперед, помня указание Януша. Об одиннадцатом блоке ходили неясные слухи. Те, кому удалось чудом вырваться из карцеров, молчали как немые. Только застывший ужас в их глазах указывал на то, что в этом блоке происходит что-то чудовищное. Казимир с напарником вошел в блок. В грязной конторке справа сидел эсэсовец в распахнутой рубахе. Рядом, в большом "зале" с длинным столом и стульями, заседал обычно пресловутый "военный трибунал", в работе которого принимал участие и любовник жены Стефана. Здесь выносилось до двадцати смертных приговоров в час. Немцы ухитрялись за этот же срок дать слово и обвиняемым, требуя ответа на вопрос, признают ли они себя виновными. Слово "да" или "нет" не имело никакого значения. В любом случае выносился один и тот же приговор - смертная казнь. Обвиняемыми были действительные или подозреваемые участники движения Сопротивления или партизаны из района Краков - Катовице. Их привозили в Освенцим и без регистрации в лагерных документах направляли прямо в одиннадцатый блок, где они и ждали суда. Больше недели ждать не приходилось... Смертные приговоры приводились в исполнение здесь же рядом. Приговоренных сажали в изолятор между десятым и одиннадцатым блоками. Окна, выходившие во двор, были затемнены. В десятом блоке находилась так называемая "научная лаборатория". На площади перед одиннадцатым блоком стояла виселица, за ней стена, у которой проводились экзекуции. Вначале приговоренных расстреливала специальная команда. Патронов не жалели. Потом немцы решили, что на каждого смертника хватит и одной пули. Выстрел в висок и все. Во время дождя расстреливали прямо из дверей казармы, не желая мокнуть "из-за всякой дряни". По коридорчику налево Казимир с товарищами подошел к двери, ведущей в подвал. У Казимира мурашки побежали по спине, когда они спустились в страшное подземелье. В сером мраке он различил несколько дверей. Гнетущая тишина висела в сыром затхлом воздухе. Казимир с облегчением вздохнул, узнав, что все трупы лежали в коридоре и не надо заходить за двери с решетками. Покойники были чудовищно истощены. Видно, они умерли нелегкой смертью. Изодранная в клочья одежда, на шее - следы ногтей, под ногтями - запекшаяся кровь. Синие лица с выпученными глазами. - Удушье,- произнес один из заключенных безразличным тоном, и слово повисло в воздухе. - Газ?- спросил шепотом Казимир. - Нет. В прошлом году здесь провели несколько опытов для проверки системы. Первые прошли неудачно. Заключенных выводили на улицу, исправляли недочеты и проделывали все сначала. Теперь они придумали новый способ отправлять людей на тот свет целыми группами и построили для этого специальное помещение. Побудешь подольше в этой "веселой" команде - увидишь и услышишь немало. Эти, что лежат здесь, задохнулись от недостатка воздуха. Ведь тут нет никакой вентиляции. Часто сюда загоняют по тридцать-сорок человек. Слабые не выдерживают и погибают. Бывали случаи, когда за одну ночь от удушья умирали все заключенные. Это не очень приятно, но в одиночных бункерах еще хуже. - Что за одиночные бункеры? - Задень кого-нибудь из эсэсовцев и узнаешь. - Эй вы там! Хватит трепаться! Тащите отсюда эту падаль! - закричал капо. Вдвоем таскали они невероятно легкие и страшно холодные трупы. Холод мертвецов леденил, проникая до сердца. "Надо пережить и это, - думал Казимир. - Надо рассказать людям, какова война. Как глубоко я ошибался, когда думал переждать войну в дремучих лесах, закрыв на нее глаза. Честные люди не могут стоять в стороне в час сурового испытания". Над Казимиром язвительно посмеялись, когда он стал осторожно класть мертвеца на повозку. Обычно их швыряли, как дрова. - Может, ты думаешь, они еще что-то чувствуют?! Казимир поспешно вышел за железные ворота, где грузили расстрелянных, а двое вынимали из петли повешенного. - Смотри, какой прилежный,- с иронией сказал Казимиру капо. - Чем быстрее ты выбьешься из сил, тем скорее попадешь на эту повозку. Но Казимир не слышал его слов. Он не сводил глаз с убитых. Многочисленные следы крови на земле, на телах расстрелянных, на стене. Он вспомнил убийство евреев в лесу, расстрел односельчан на церковном кладбище. Он вспомнил немцев, уничтоженных им самим. Руки дрожали от ненависти, от желания мстить. Раньше он жаждал покоя. Он вырос и жил среди природы и знал только мир. Но теперь он стал другим и никогда не будет прежним. Он мечтал о безоблачном счастье с Анной Ливерской. Не быть такому счастью. Тень прошлого всегда будет стоять перед ним. Здесь не найти и квадратного сантиметра, не политого кровью. Он вспомнил, как жалел деревья, сваленные его отцом. Он жалел и зайцев, которых приходилось убивать, чтобы не погибнуть с голоду. А здесь не жалеют людей, жизнь человека ни в грош не ставят. Из одиннадцатого блока пошли в десятый за трупами женщин, умерших, как значилось в учетной книге, во время хирургической операции. Нагие тела с распоротыми животами и вывалившимися внутренностями напоминали туши животных. Казимиру представилась Анна из его тревожных снов. Если когда-нибудь ей суждено стать его женой, то сможет ли он нежно ласкать ее? Не всплывут ли в памяти ужасные картины Освенцима, не превратят ли они в лед его руки? Повозку с трупами увезли. Казимира вместе с группой заключенных направили на "Лагерную улицу" подбирать и складывать в кучу умерших "мусульман", чтобы скорее нагрузить повозку. Женские трупы были сложены по приказу начальницы у самого входа в барак. Изможденные покойницы с провалившимися ртами и выступавшими ребрами, без одежды, но с бирками, привязанными к ногам. Подобрав всех мертвецов, "небесная команда" повезла их в крематорий, который находился за лагерем, недалеко от большой виллы коменданта. Вид крематория, наполовину уходящего в землю, невольно наводил на мысль о Дантовом аде. Два эсэсовца, охранявшие вход, беспрерывно курили. Табачный дым они явно предпочитали смраду, которым пропиталось все вокруг. Горы трупов. С них снимали одежду (если она была) и отбрасывали в сторону. Четверо "зубодеров" просматривали рты мертвецов, обнаружив золотые зубы, выдергивали их щипцами. Эсэсовцы не отходили ни на шаг, чтобы не упустить добычу. Пять человек переносили "проконтролированные" трупы в подвал. Черный дым, вырывавшийся из двух массивных труб крематория, закрывал голубое небо, а невыносимый запах паленых волос, горелого мяса и сожженных костей проникал в самые легкие. Такой запах будет преследовать всю жизнь. Рядом с крематорием - горы одежды: мужской, женской, детской. Тут же обувь. Вот ею нагрузили целую машину, а запасы не уменьшились. Отдельно стояли мешки с непонятным содержимым. Казимир вопросительно посмотрел на своего напарника. - Женские волосы,- объяснил тот. - Это остригли женщин, погибших в газовой камере. Говорят, что волосы идут на производство ткани. Ими также набивают матрацы для эсэсовцев. Тюки волос отправляют в Германию. Судя по цвету волос и по одежде, вчера опять душили газом евреев. Боюсь, что крематорские сволочи заставят нас помогать им жечь трупы. На лестнице, ведущей в подвал, появился мужчина. - Эй вы, лодыри! Пошли! Поможете немного. Вся мертвецкая забита мясом для крематория. - Эти мерзавцы оставили в газовых камерах задушенных евреев, - сказал со злостью напарник Казимира. - Меня всегда пробирает дрожь, когда я туда попадаю. Так и ждешь, что они закроют за тобой дверь и угостят порцией "циклона Б". - Поворачивайтесь побыстрее,- заорал эсэсовец. - Не то сами вылетите через трубу. У Казимира дрожали ноги, когда он вместе с другими спускался вниз. Там было шесть печей. Две пары соединялись вытяжными трубами, а третья работала на вентиляции. Трупы подвозили к печам по рельсам на небольшой вагонетке, на которую ставили носилки. Кочергой трупы сталкивали в печи, а носилки оттаскивали назад. Удобно и практично... - Нечего глазеть!- прикрикнули на Казимира. - У тебя еще будет возможность познакомиться с печью поближе! Вместе с остальными Казимир вошел в мертвецкую. То, что он там увидел, не поддается описанию. Штабеля мужских, женских и детских трупов. Здесь тоже орудовал детина с щипцами в поисках золота. Несколько "парикмахеров" стригли мертвых женщин и набивали волосами мешки. Нечем было дышать. Смрад от разлагавшихся трупов и экскрементов смешался с запахом ,плесени и гнили, который так неприятно поразил Казимира в подвале одиннадцатого блока. Неужели правда, что здесь еще пахнет и "циклоном Б"? - Что стоите? В штаны наложили? Бери эту падаль! Они не кусаются. Смотреть на эти трупы было еще страшнее, чем на те, которые Казимир видел раньше. Они еще не потеряли человеческий облик. Евреев, схваченных в их домах, прямым сообщением доставили в лагерь, а здесь немедленно в душегубку. Вот совсем молодые женщины, созданные природой для любви и рождения детей. Казимир посмотрел на труп девушки, который он нес за ноги. Его напарник, просунув руки под мышками трупа, омерзительным жестом поглаживал холодную грудь. Казимир сдерживал тошноту. - Как ты можешь, гадина?! - задыхаясь от ярости, произнес он. - Перестань, ублюдок! - Брось ты!- хихикнул напарник. - Теперь ей все равно. Она была бы рада, если бы могла чувствовать. Казимира вырвало прямо на труп. - Ну и ну!- присвистнул циник удивленно. - А что дальше? Тебе еще и не такое предстоит. Надо привыкать. - У меня есть буханка хлеба,- сообщил Януш друзьям. - Ваша очередь делить хлеб, ваше преподобие. Ксендз присоединился к их группе и теперь спал тоже в их углу. Он почти не принимал участия в их разговорах и притворялся спящим, когда речь шла о побеге. - Делите на четыре части,- сказал Казимир. - Мне не хочется есть. Я не съел даже ужин. - Было очень трудно?- спросил Януш, поняв сразу, в чем депо. - Нет слов, чтобы рассказать обо всем, - ответил Казимир. - Мне кажется, что я никогда не проглочу ни куска. Этот запах! От него не избавишься. Я никак не отогрею руки. Они совсем окоченели. Ни на одной бойне так не обращаются с забитым скотом, как здесь с теми, которые еще совсем недавно были людьми. Их швыряют, словно поленья. Если бы ты видел раскрытые пасти печей, готовых проглотить очередную жертву! Если бы ты видел, как пламя лижет полуобгоревшие трупы... Если бы ты видел, как железными крючьями стаскивают с носилок мертвецов прямо в огонь... Что может быть ужаснее?! Ваше преподобие, я думаю, что в аду не так страшно, как здесь. - А что делают с пеплом?- спросил Януш. - Насыпают в мешки и увозят на машинах. Говорят, где-то поблизости осушают болото. Часть везут в Вислу и Солу. Недавно приезжал один эсэсовец... Боже, но вы же мне не поверите! - Зачем приезжал?- спросил Януш. - Мы должны были отнести к нему на виллу десять мешков пепла. Восемь мешков нам приказали рассыпать на дорожку от калитки к дому, чтобы не было луж от дождя. Кроме того, офицеру, как он выразился, приятно ходить по пеплу презренной черни. Офицер высокого ранга. Я в них не разбираюсь. Два последних мешка он велел... - Голос Казимира задрожал. - Ну?- сказал Януш. - Эти два мешка он велел высыпать в уборную, чтобы он мог с... на пепел. Извините, Ваше преподобие, но он так и сказал. Проклятие! Я видел, кого превращали в этот пепел. Там были даже трех-и четырехлетние дети... - Ну, что скажет теперь ваш бог?- с вызовом спросил Генек ксендза. - Бог молчит,- прошептал Мариан Влеклинский. - Бог так напуган всем этим, что не в силах произнести ни слова. - Бога нет!- воскликнул Генек. - А если он есть, то тогда он... - Давайте не будем пытаться понять бога,- прервал его ксендз. - Как нам понять его бесконечное величие, если мы не в силах осознать себя, бесконечно малое создание творца? Может быть, он с отвращением отвернулся от тех, кого сам создал. Я верю в него. Моя вера непоколебима. Добро восторжествует. Были и у меня сомнения. Но не будем больше говорить о них. Бог есть, и вчера я вновь убедился в этом. Я причащал двух женщин. Они не крещены, воспитывались неверующими. Но здесь, в этом аду, пришли к выводу, что должна существовать какая-то высшая сила, которая должна вознаградить несчастных за страдания и наказать виновных. Они обратились ко мне своевременно. Я сам боролся с сомнениями после того, как услышал об ужасных преступлениях, творимых в женском лагере. Эти сомнения убили бы меня. - О чем ты слышал в женском лагере?- спросил Януш. - А зачем еще больше разжигать вашу ненависть? - Ты знаешь о нашем плане. Мы хотим бежать отсюда и рассказать людям о том, что здесь творится. - О, это так чудовищно и подло, что лучше людям не знать. Будет задето достоинство всего человечества, если предать это гласности. - Нельзя утаивать правду,- возразил Януш. - Говорите, ваше преподобие. - На мужчинах и женщинах проводят унизительные опыты. В специально построенном бараке, именуемом "научным центром", ведутся исследования с единственной целью - сделать всех евреев и поляков бесплодными на всю жизнь. Тогда их легче использовать как рабочую силу в интересах войны. После войны люди этих национальностей обрекаются на вымирание, они должны исчезнуть с лица земли. Речь идет не о хирургическом вмешательстве. На то, чтобы оперировать всех полек и поляков, у них не хватит времени. Они ищут более простой способ. Женщинам впрыскивают во влагалище особую жидкость. Выбирают двадцати-тридцатилетних, способных к деторождению. После впрыскивания ведут их в барак и принуждают к сожительству с заключенными, имеющими еще для этого силы. Забеременеют эти женщины или нет - не имеет уже значения. При любых обстоятельствах жертвы отправляют в газовую камеру. Что же касается мужчин... У них облучают радием одно из яичек, затем кастрируют, и "материал" отсылают в Берлин на анализ. Мужчин после этой операции также от- правляют в газовую камеру. Подобные опыты посягают на божий порядок воспроизведения рода человеческого. Одной из женщин удалось тайком прочесть отчет о стерилизации мужчин. Она рассказала об этом перед тем, как погибнуть. В отчете было указано, что дорогостоящий радий оказался неэффективным, а мужчин проще кастрировать. Операция длится 6- 7 минут, а при большом навыке не более пяти. Двенадцать человек в час... Давайте лучше не говорить об этом... - Казимир, тебе надо проглотить хоть кусочек хлеба, - попытался Януш переменить тему. - Не могу,- ответил тот почти беззвучно. - Он застрянет у меня в горле. Надо успокоиться. Подожду до утра... - Утром вместо тебя пойду я,- не совсем решительно сказал Генек. - Нет,- возразил Казимир. - Мы честно тянули жребий. Может быть, потом на вашу долю выпадет что-то более ужасное. Я привыкну. Правда, привыкну! - Яворский завтра отправляется в Биалуту к Анне Ливерской за фотокарточкой Казимира. Для тебя это первый шаг к свободе. Думай об этом завтра и послезавтра... - Послушайте, ваше преподобие,- неуверенно начал Казимир. - Да? - Нет худа без добра,- застенчиво продолжал Казимир. - Что ты имеешь в виду? - Не, могли бы вы благословить меня?- попросил он. - Человек должен за что-то цепляться. Попробую верить, что не все кончено для тех несчастных, которые с дымом вылетели через трубу, пеплом которых засыпают болота и уборные эсэсовцев. Страшно, если эти жертвы принесены бесцельно. В трубу... и все. Тогда победа была бы за немцами. А я хочу верить, что погибшие не исчезли бесследно, что их разум, души (называйте это как хотите) продолжают жить, втайне высмеивают шкопов и готовятся стать свидетелями их поражения. Черт побери, если вы не против, посланец неба, то благословите старого некрещеного безбожника. - Каждый день ниспосылаешь ты мне луч света, о боже,- прошептал Мариан Влеклинский, и глаза его засветились. - Я охотно благословлю тебя, сын мой, и окрещу с большим удовольствием. - О нет,- поспешно сказал Казимир. - Без этой церемонии с водой. Если твой бог действительно существует, то хватит одного благословения. - Благословляю тебя, сын мой!- торжественно произнес ксендз. - Да поможет тебе бог! Все умолкли. - Вы верите, что он поможет?- нарушил затянувшееся молчание Казимир. - Черт возьми! Дайте мне хлеба, ребята. Что толку для тех несчастных, если и я сам сдохну? - Эй, ты, куда направляешься?- окликнул Януша эсэсовец у ворот лагеря. - В "небесной команде" работает один парень из нашего блока. Надо проверить, справляется ли он... - Так ты писарь из восемнадцатого, один из этих пронырливых лизоблюдов? Тебе не повезло, приятель. Там сейчас нет аппетитных баб. - Я выполняю свой долг,- ответил Януш невозмутимо. Его пропустили. Об этом примерном писаре знали почти все эсэсовцы. Они насмехались над его исполнительностью, но не лишали его относительной свободы, не видя в этом ничего опасного. Кругом полно эсэсовцев, вокруг лагеря посты, дальше - большой сторожевой пояс надежно охраняет Освенцим и Биркенау. Сердце Януша заколотилось, когда он приблизился к крематорию. Вонь была нестерпимой. Рассказами Казимира Януш был подготовлен ко всему, но невольно вздрогнул, когда своими глазами увидел горы трупов, сам вдохнул ядовитого дыма. Группа из похоронной команды швыряла трупы в две машины. Подойдя ближе, Януш спросил: - Казимир Полчанский здесь? - Что еще там за Казимир, черт подери?! - Он работает в вашей команде с начала этой недели. - Посмотри за крематорием, там есть еще несколько человек. Пришлось шагать мимо штабелей трупов. Некоторые совсем разложились, кожа почти истлела. Януш считал себя достаточно сильным и закаленным, но от этого зрелища ему стало страшно. Он боялся, что вечером, как и Казимир, не сможет ничего взять в рот. Со стыдом думал он о том, что отдавал друзьям жестокие приказания, а сам спокойно работал в конторке, подделывая документы, или бродил по лагерю. Удостоверение для Казимира было почти готово, не хватало лишь фотографии. Своего друга Януш нашел за крематорием. Вместе с другими заключенными из команды он сидел на корточках и просеивал пепел. Человеческий пепел. Двое насыпали пепел лопатами в мешки, которые бросали в машину. Дрожь пробежала по спине Януша, губы пересохли. Казимир, увидев его, улыбнулся, пытаясь показать, что он уже закален и ему теперь все нипочем. Януш побелел как полотно. - Что вы делаете?- прошептал он. - Просеиваем пепел, разве не видишь? - с горечью ответил Казимир. - Представь себе... Эти "проклятые скоты" не придумали ничего лучшего, как вырвать свои золотые зубы и проглотить их, пока их везли сюда в поезде. Но эсэсовцев не проведешь... Тебе не напоминает это поиски золота в Клондайке? Я уже нашел несколько золотых комочков. Какое счастье, что американцы не про-. нюхали об этом, а то и здесь началась бы золотая лихорадка. "Ежедневно сталкиваясь с таким чудовищным варварством, невольно начинаешь задумываться, не сошел ли весь мир с ума,- пронеслось в голове Януша. - Не стали ли такие понятия, как бог, справедливость, братство народов, пустыми звуками? Казимира завтра же надо перевести отсюда. Он не выдержит. Каждый день, проведенный здесь, может превратить человека в садиста или лишить его разума". Казимир словно прочел его мысли. - Завтра я опять пойду сюда,- сказал он твердо. - Видел, у входа в крематорий грузят трупы? Дело расширяется, мой друг. Фабрика уже не успевает перерабатывать сырье. Завтра похоронная команда отправится за лагерь. Там тоже жгут трупы. Нам, может быть, "выпадет честь" присутствовать при удушении газом в одном из временных бункеров. Разве это не развлечение?! Он продолжал яростно работать. Сквозь серое облачко пепельной пыли, окутывавшей его, пробивались солнечные лучи... Шуршали лопаты, погружаясь в пепел. С другой стороны крематория раздавался стук - там кидали в машину трупы. А над всем этим - черное облако дыма, смрад и зловещая тишина. "Нет, я не имею права оставлять его здесь", - снова подумал Януш, беспомощно оглядываясь. Казимир понял его без слов. - Кто-то должен работать здесь,- сказал он. - У кого достаточно сил, чтобы выжить и рассказать об этом всем. У меня хватит. Но на следующий день вечером обнаружилось, что он ошибался. Сил было меньше, чем он полагал. Попытки казаться безразличным и циничным не могли скрыть его состояния. Он был страшно бледен и горел как в огне. Глаза лихорадочно блестели, брови и ресницы были опалены. Когда Януш протянул ему кусок хлеба, он посмотрел на свои трясущиеся руки и вздрогнул. - Я не настолько глуп, чтобы объявлять голодовку,- проговорил он. - Положи, пожалуйста, хлеб мне прямо в рот. Я не могу брать его в руки после того, что пришлось ими сегодня делать... Он еще раз посмотрел на свои руки, удивляясь тому, что в них не произошло никакой перемены. - Я думал, что после "тренировки" в похоронной команде могу все выдержать,- продолжал Казимир,- Но нынешний день был слишком трудным. Погрузка трупов, сжигание, отравление газом. А под конец еще и "охота на зайцев". Этого вы еще не знаете. "Охота на зайцев!" - Рассказывай!- твердо произнес Януш, хотя ему и было мучительно стыдно, что он заставлял товарищей пройти сквозь такие страдания. Если побег не удастся, то он не простит себе, что так много от них требовал. - Нет, пусть молчит,- испуганно прошептал ксендз. - Есть вещи, о которых нельзя говорить... - Кстати, ваше преподобие, вы тоже сегодня не в своей тарелке, - заметил Генек с усмешкой. - Уж не встретили ли вы дьявола? - Да, дьявол здесь,- прошептал Мариан. - Я слышал сегодня... - Сегодня наша команда в лагере почти ничего не делала, - начал Казимир. - У крематория оставили только четверых, наверное, для обычной работы. А всех остальных повезли на машинах. Какая роскошь! Заключенных из лагеря везут на работу на машинах. Наверное, ее считали очень важной. У Бжезинки в машины сели еще человек пятнадцать. Оказывается, им уже приходилось раньше совершать такие прогулки. Они рассказывали, что все силы брошены на постройку четырех новых крематориев с газовыми камерами. Строительство ведется недалеко от проволочных заграждений около лагеря Биркенау. Камеры рассчитаны на уничтожение 60 000 человек ежедневно. Звучит внушительно... Он с трудом проглотил кусочек хлеба, положенный ему в рот Янушем. - Дальше,- сказал Януш. - Ну, а пока эти объекты, строящиеся из соображений "человеколюбия", не готовы, они используют два бункера в глухом лесу под Бжезинкой. Это были два заброшенных дома. Но эсэсовцы переоборудовали их для своих "благородных" целей. Когда мы прибыли на "место работы", то увидели там тысячи людей. Они раздевались в бараке, построенном перед домом. За домом валялись тысячи трупов. Горы трупов, понимаете? Он замолчал и посмотрел на товарищей, ожидая от них знака, говорить ли дальше. Никто не произнес ни слова, и он продолжал: - Нас заставили носить трупы. В сотне метров от домов был вырыт длинный широкий ров. Настоящий канал, на дне которого лежал толстый слой пепла, а края были черны от сажи. Стволы и кроны деревьев вблизи рва опалены. Жаль, что я не смог прихватить с собой немного запаха, стоящего там. Вы бы тоже получили свою порцию "удовольствия". - Дальше,- торопил Януш. - Мы должны были сбрасывать трупы в ров. Некоторые из них уже несколько дней разлагались на солнце. Тысячи крыс бегали под ногами. Им там раздолье... Мы видели результаты их работы - обглоданные лица... О, проклятие! Мы сбросили мертвецов в канал. Около рва лежали горы тряпья, пропитанного горючим. Сомнения не было, шла подготовка к сжиганию. Сначала клали слой тряпок, затем трупы, потом опять тряпки, трупы, тряпки, трупы... Когда мы отнесли последних, оказалось, что ров наполнили только наполовину. Эсэсовец сказал, что поджигать рано, и послал нас помочь в бункере. А тысячи голых людей стояли и ждали. Мужчины - отдельно от женщин с детьми. Одни евреи. Кто знает, откуда они? По-польски они не понимали. Похоже, что из Германии или Голландии. Судя по их мертвенно бледным лицам, они знали, что их ждет, но держались мужественно. Только несколько женщин истерически рыдали и рвали на себе волосы. Эсэсовец увел их за барак, и мы услышали выстрелы. У некоторых ребятишек в руках были игрушки. Дети нервничали. Они понимали, что здесь не все в порядке. Матери ласково успокаивали их. Один из эсэсовцев произнес короткую речь. Он сказал, что пленные должны пойти в баню, а оттуда в дезокамеру, потому что затем их направят в показательный лагерь И нельзя допустить, чтобы они занесли туда вшей. Но немцу не поверили. Казимир виновато улыбнулся. - Черт, как хочется курить. - Вот возьми,- протянул кто-то из темноты сигарету... Оказывается, почти все слушали рассказ Казимира, хотя тот говорил шепотом. Казимир глубоко затянулся. - На доме,- продолжал он,- висела доска с надписью на нескольких языках: "Вход в баню". Домик с белыми занавесками на окнах выглядел заброшенным, но не опасным. Несколько человек, обслуживающих крематорий, пошли в дом, я пошел с ними. Внутри дома помещался большой бункер с бетонными стенами и потолком. Там было сыро и жарко. На раскаленных добела печах в котлах кипела вода. "Циклон Б" - это зерна, похожие на горошины. Их оболочка растворяется во влажном горячем воздухе и высвобождает ядовитый газ. Внутри дома, за входной дверью, есть вторая, железная, с тяжелым засовом. В газовой камере было почти совсем темно и отвратительно пахло. Напротив входной двери еще одна, с надписью: "Вход в дезокамеру". Я уже знал, что эта дверь ведет во двор, откуда мы носили трупы в ров. В двери вставлено толстое стекло, чтобы можно было наблюдать за происходящим в доме. Между стеной бункера и стеной дома узкий проход, куда выходят люки газовой камеры. Их можно открывать и закрывать. Но подумайте, что через эти люки в камеру идет свежий воздух. Нет!. . Они для газа. Он посмотрел на потухшую сигарету, от которой сделал всего одну затяжку, стряхнул пепел и положил ее в карман. - Парни из крематория поковыряли для вида в печке и вышли. Я понял, что в газовой камере им делать было нечего. Эти дегенераты находят удовольствие в убийстве, и им просто приятно побывать в помещении, где убивают людей. Вскоре началось. Первыми стали загонять детей и женщин. И оказалось, что, несмотря на все, в тайниках души у людей теплилась еще какая-то надежда. Когда первые вошли и обнаружили, что это совсем не баня, они подняли крик и бросились назад, навстречу людскому потоку. Поднялась паника. В дверях образовалась пробка. Эсэсовцы посмеялись над дерущимися голыми людьми и начали "обрабатывать" несчастных сапогами и кнутами. Им помогали крематорские. Они с наслаждением били кулаками по голым женским телам. Понимаете? Вскоре порядок восстановили. За женщинами погнали мужчин. Они держались с достоинством, видно, не хотели доставить удовольствие эсэсовцам, показав свой смертельный страх. Железную дверь закрыли. Эсэсовцы дали крематорским коробочки, и те пошли к люкам. Я понял, что сейчас они пустят газ. Что творилось в камере, можно было только представить по немногим звукам, долетавшим до нас: молитвам, проклятьям, плачу. Эти звуки били по нервам. Несколько ребят из нашей команды пошли за дом, я с ними. Эсэсовцы со скучающим выражением лица смотрели сквозь окошко в газовую камеру, крематорские облепили их, как мухи. Эсэсовцы посмеялись немного и отошли. Тогда стали смотреть заключенные. Понимаете?! Заключенные!. . Он грубо выругался и со злостью глянул на Януша. - Я тоже смотрел!. . Ведь ты хотел все знать! Не так ли? Тебе нужен был точный отчет обо всем, что здесь происходит! Я смотрел через окошечко и не забуду об этом до самой смерти... Он весь дрожал. Глаза округлились от ужаса. - Умерли они не сразу. Зерна "циклона Б" бросали в камеру через люк. Стоявшие вблизи схватились за горло и почти мгновенно упали. Остальные испугались. Они пытались устроиться как можно дальше от опасных люков. Таким образом, борьба со смертью превратилась в страшную пытку, которая длилась больше пятнадцати минут. Особенно много несчастных скопилось у дверей. Они дрались друг с другом, чтобы стать ближе к выходу, прижимаясь ртами к щелям, пытаясь вдохнуть свежий воздух. Но безуспешно. Эсэсовские специалисты знали, что они строили! - Ах! Да замолчи же ты!- прервал его Тадеуш со страхом. - Хватит того, что людей убили. Большего нам знать не нужно. Не нужно говорить об этих подробностях... - Видел бы ты, как широко раскрывались рты, хватающие воздух! Видел бы ты, как от ужаса исказились лица, когда люди поняли, что обречены! Посмотрел бы ты на руки, срывающие одежду, которой не было! Хаха-ха! Посмотрел бы, как они бились, ходили под себя от страха и... Внезапно Казимир замолчал. Он не плакал. Просто, совершенно обессиленный, замолчал. Затем глубоко вздохнул и продолжал: - Минут через пять после того, как умер последний, открыли обе двери и все люки. Наступил черед действовать нашей команде. Все пошло обычным порядком. Искали золотые зубы. Стригли. Знаете, эсэсовцы продают человеческие волосы по пфеннигу за килограмм. Когда "зубодеры" и "парикмахеры" закончили, мы перенесли убитых в ров. Казимир пытался скрыть свои чувства под маской циничного равнодушия. - Затем их стали сжигать. Я никогда не видел такого пожарища. Сперва занялись тряпки, но скоро стали гореть и трупы. Мы с любопытством заглядывали в ров. Я тоже, чтобы не упустить что-либо из "удовольствия". Мертвецы в пламени дергались как сумасшедшие. Эсэсовцы зубоскалили, когда видели, как корчится тело молодой женщины. Персонал крематория угодливо вторил их смеху, так что все превратилось чуть ли не в праздничное зрелище. Но вскоре языки пламени поднялись высоко надо рвом, и мы вынуждены были отойти в сторону. Мои ресницы и брови тоже остались там, во рву, но это не так важно, если учесть, что случилось с теми, которые находились в нем. Огонь поднялся вверх на десятки метров. Невероятно! Треск пламени, вонь, дым. Когда, кроме бушующего пламени, ничего не стало видно, эсэсовцы погнали нас назад, к бункерам. Туда на машинах прибыли новые группы эсэсовцев. Офицер зачитал номера. То были номера крематорского персонала. Половина эсэсовцев ушла в лес. И тогда офицер, зачитавший список, сказал крематорским, что они хорошо поработали и заслужили свободу, поэтому могут бежать в лес и там спрятаться. Какой добряк этот эсэсовец, не правда ли? Я никак не мог понять, почему эти парни дрожат как осиновый лист и отказываются бежать. Мне объяснили. Это "охота на зайцев". Оказывается, в крематории рабочие работают от четырех до шести недель. Затем их заменяют. Иногда их отправляют в газовую камеру, но если эсэсовцам приспичит повеселиться, устраивают "охоту на зайцев". Заключенных загоняют в лес, который со всех сторон окружен немцами. Начинается "потеха". Можно прятаться в ямы, забираться на деревья, зарываться в землю, от этого лишь веселей идет "охота". Кнутами пленников заставили бежать в лес. Эсэсовцы подождали несколько минут и тронулись тоже. Офицер велел нам внимательно смотреть, так как и мы скоро. тоже примем участие в этой забаве. Мы видели немного. Мешали деревья, но слышали все. Выстрелы, проклятия, когда пуля не попадала в цель, и вопли раненых. - Завтра ты пойдешь в карьер,- сказал Януш. - Попытайся не думать о том, что видел сегодня. - Черт возьми, ваше преосвященство, сегодня вы должны благословить меня трижды, иначе я совсем не усну. - То, что видел ты, и наполовину не так ужасно, как то, что случилось этой ночью в одиннадцатом блоке,- ответил ему ксендз. - На сегодня хватит! Молчите!- сказал Тадеуш. - Вы сами говорили, отец, что лучше молчать. - Может быть, все же лучше знать,- прошептал Мариан. Глава 6. АННА ЛИВЕРСКАЯ В воскресенье вечером, когда Стефан Яворский сошел с поезда в Билаутах, он привлек внимание нескольких поляков, находившихся на станции. Здесь все знали друг друга, и появление нового человека в маленькой деревушке не останется незамеченным. Конечно, Ливерским можно предъявить свой документ из тайной полиции и разговор с ними вести только по-немецки. Но это опасно. Могут заинтересоваться им самим. Нет! Это не годится. Нужно что-то придумать, и он придумал. Когда стемнело, Стефан направился к домику ксендза, стоявшему рядом с маленькой церквушкой. Тощего ксендза, на котором сутана болталась, как на вешалке, он буквально вытащил из постели. Стефан знал, что слуги церкви умели молчать, если надо. Знал, что в этой священной войне они не могли быть на стороне шкопов, которые оскверняли церкви оргиями и убийствами, а паству за малейшую провинность бросали в концлагерь. Ксендз оказался не из разговорчивых. Он не предложил Стефану сесть и сурово смотрел на него огромными, резко выделявшимися на испещренном морщинами лице глазами. - Что вам нужно от Ливерских? - Меня прислал Казимир Полчанский. - Казимир Полчанский, как я слышал, убит. А если он и жив, то находится там, откуда с визитом не ездят! - Он жив,- ответил Стефан. - Находится в Освенциме. Работает за лагерем вместе с вольнонаемными. Я один из них. - Интересно, как вы сюда попали. Ведь в поездах все время проверяют документы? - У меня есть справка из тайной полиции,- сообщил Стефан. - Вон!- закричал ксендз. - Ливерские достаточно пережили. У них расстреляли отца, когда бравый Казимир спятил, а мать... Оставь их в покое, нацистская собака! Сажай меня, если тебе кто-то н