острове Маврикия. Владельцем магазина был полковник Барух Бар-Лев, "Борька", бывший глава израильской военной миссии в Уганде. "Борька" был близким другом черного диктатора. "Пусть он разговаривает как можно больше", - гласил неофициальный приказ. И тут начались совершенно удивительные телефонные разговоры между Израилем и Угандой, в то время как специальная комиссия отчаянно старалась выиграть время. Стало известно, что от милости Большого Папы зависели свыше 250 пассажиров и 12 членов команды. Большой Папа, к которому повсеместно относятся как к опасному фигляру, хорошо известен врачам в Иерусалиме, лечившим его от сифилиса; он вступает сейчас в последнюю, маниакальную стадию этой страшной болезни, все еще оставаясь, однако, изобретательным и коварным врагом. Доктор Дрор, главный научный советник, написавший пророческое сочинение о терроризме и его связях с безумными режимами, составил предположительную психологическую модель поведения президента Амина. Эти модели основываются на методах исторического исследования, модернизированных разведками разных стран во время войны против Гитлера. Пионером этого метода был профессор Колумбийского университета Гилберт Хайет, хладнокровный шотландец, сумевший воссоздать психологическую атмосферу, в которой жили римские императоры. При помощи той же техники он предсказывал поведение лидеров враждебных режимов в различных ситуациях, имея в своем распоряжении самые ограниченные сведения о личности диктатора, его семье, друзьях и сопутствующих обстоятельствах. Пока доктор Дрор изучал Большого Папу, обдумывая планы действий, угандийское радио объявило во вторник назначенную цену освобождения заложников. Похитители требовали, чтобы 53 осужденных террориста (40 из которых предположительно содержались в Израиле, 6 - в Западной Германии, 5 - в Кении, 1 - в Швейцарии и 1 - во Франции) были доставлены к ним. - Мы единственная нация, у которой есть и заложники, и террористы, - сказал министр транспорта Гад Яакоби. Ему досталась незавидная роль - он осуществлял связь с двумя спонтанно возникшими комитетами: комитетом спасения заложников и комитетом родственников. Каждый из этих комитетов шумно требовал действий. Список пассажиров похищенного самолета не был опубликован из соображений безопасности: их имена были сообщены только родственникам, которые поклялись молчать. Яакоби как член специальной комиссии должен был поддерживать контакты с Эр Франс и Международной Организацией гражданской авиации (МОГА), а также выступать от имени правительства; он очень скоро почувствовал первые признаки изоляции Израиля. Слова сочувствия не меняли дела: французы не проявили никакого желания принять решительные меры, МОГА же, которая является органом ООН, как всегда, отражала политику этой международной организации, постоянно идущей на поводу у стран третьего мира - союзников Уганды в борьбе с Израилем. Только 73 из 134 членов МОГА были участниками "Гаагской конвенции", призывающей способствовать выдаче и наказанию похитителей самолетов и принимать санкции против стран, оказывающих им содействие. Яакоби, бывший деятель Генеральной федерации еврейских рабочих - Гистадрута, все более разочаровывался в правительствах третьего мира, проповедующих социализм и практикующих диктатуру. Бережно хранивший свои фотографии с Давидом Бен Гурионом, Яакоби часто перечитывал исторические статьи Бен Гуриона и раздумывал над ними. Бен Гурион приводил слова Фукидида о факторах, определяющих выживание нации: "Состояние сельского хозяйства, мораль, крепость стен и мудрость тактики..." Таков наш высший критерий. Разве может Израиль уступить требованиям Уганды и остаться после этого нацией с моралью Бен Гуриона? С другой стороны на правительство оказывали давление семьи заложников, и давление это все возрастало. Они требовали переговоров с похитителями, они особенно насели на Яакоби, после того как террористы пригрозили убить пассажиров и взорвать самолет, если в четверг к 14.00 по израильскому времени Израиль не даст согласия освободить заключенных террористов. - Мишень их - Израиль, - устало сказал Яакоби, появившись на очередном заседании специальной комиссии. Все понимали, что принять решение можно только демократическим путем. Заседание кабинета было назначено на вторник, до истечения срока ультиматума террористов... ВАРИАНТЫ Похитители внезапно освободили 47 заложников. Это событие имело неожиданные последствия: оно помогло объединению народа страны. Всем в Израиле стало ясно, что мишенью являются евреи, и именно их жизни станут объектом торга с израильским государством. Со времени войны Судного дня нация перестала быть единой. У людей возникло чувство тревоги, которое ощущалось и в общественных местах, и в парламенте, раздражение росло, начались взаимные обвинения, вызывала сомнение линия поведения с врагами, которые вдруг перешли от вкрадчивых уговоров к внезапному взрыву ненависти. Когда 47 освобожденных пассажиров поздно ночью в среду прибыли в Париж, они предупредили о серьезной опасности. Вначале во всем мире думали, что президент Амин и в самом деле является посредником. Но освобожденные заложники рассказали представителям французской разведки совершенно иное. Полученные сведения были переданы в Иерусалим: "Уганда действует заодно с главой террористов доктором Хададом". Эти новые сведения поступили в военно-политический вычислительный центр в Иерусалиме, теперь настроенный на военный вариант, который позднее стал известен как план Б. План А был вариантом дипломатических переговоров. По многим причинам, из которых не последней было общественное мнение в Израиле, нужно было продолжать разрабатывать этот план. Однако известие об освобождении 47 заложников, как уже говорилось, заставило объединиться весь народ. С быстротой там-тама страну облетел рассказ о старой женщине с вытатуированным на руке номером нацистского концлагеря, которая была по недосмотру освобождена вместе с 47 счастливцами, может быть, потому, что ее паспорт не содержал в себе никаких признаков еврейства. Люди повторяли ее слова: "Я почувствовала себя, как 32 года назад, когда услышала немецкие приказы, увидела автоматы... Я увидела вереницы заключенных, услышала резкий окрик: "Евреи, направо!" И я подумала: что толку в существовании Израиля, если все это может повториться и сегодня?" В пустыне возле Беер-Шевы, где Авраам когда-то поил свои стада, где в течение столетий скрещивались верблюжьи караванные пути, в 20 милях от самого большого ядерного исследовательского центра на Ближнем Востоке, слова старой женщины повторяли друг другу пилоты и парашютисты в огромных подземных ангарах. Глубоко под замаскированными взлетными полосами находился военный штаб, точно дублировавший главный военный центр при министерстве обороны в Тель-Авиве. На дубликатных схемах прослеживались маршруты врагов Израиля, от Багдада до Ливии. Здесь, собранная воедино и выверенная с военной точностью, была представлена картина страны, находящейся в вечной осаде, - картина, которая все время уточнялась в соответствии с непрерывно меняющейся обстановкой. Радары наблюдали за русскими военными кораблями в Средиземном море и их самолетами, шныряющими во всех направлениях. Наземная разведка сообщала о передвижениях террористов. Командующий специальными воздушными и десантными силами бригадный генерал Дан Шомрон координировал рейды против баз террористов за пределами Израиля. Дан Шомрон выступал за план Б. Он уже привык составлять проекты, которые отвергались по политическим или дипломатическим причинам. Он знал, что предпочтение отдано плану А. Этот план ему не нравился, и не потому, что Дан Шомрон был командиром парашютистов, которому за свои 39 лет не приходилось идти на компромиссы. Шомрон просто был уверен, что только военная акция может решить проблему спасения одной или двух сотен заложников в самом сердце Экваториальной Африки. Он извлек неплохой урок из войны Судного дня, которая вопреки ожиданиям Израиля затянулась вследствие политических ошибок, недостаточной подготовки и неправильного использования главного преимущества специальных сил - быстроты и неожиданности. "Русским дали время рассчитать соотношение сил, - заключил он. - Когда соотношение изменилось в пользу Израиля, Советский Союз пригрозил широкой военной интервенцией и практически приказал Киссинджеру, чтобы США голосовали за прекращение военных действий в ту минуту, когда произошел перелом в нашу пользу". Ту войну называли войной с секундомером. Пока нападали арабы, стрелки двигались медленно; как только Кремль увидел, что Израиль начинает побеждать, стрелки задвигались очень быстро. Словом, Израиль всегда должен быть в проигрыше, потому что мир не позволит ему победить. Вот почему бригадный генерал Шомрон не считал нужным обращать внимание на мировое общественное мнение. Итак, он продолжал работать над вариантом Б. С ним, разрабатывая планы один изобретательнее другого, сотрудничали израильтяне всех рангов. Все эти планы были отвергнуты. Перед специальной комиссией под руководством Рабина появились только схемы практических действий. Человек же, наиболее подходящий для осуществления военной акции. Дан Шомрон, должен был демонстрировать широкой публике свою непричастность к событиям и полное спокойствие. Потому-то вечером во вторник 29 июня он и стоял с бокалом виски в саду частного дома в Рамат Гане, куда попал прямо из накаленной атмосферы пустыни. - А как насчет ваших парашютистов? Вы не можете захватить Энтеббе? Этот вопрос задал один из гостей, приглашенных на свадьбу дочери бывшего полковника-парашютиста. Свадьба, конечно, меньше всего похожа на командный пункт. Однако сад, как нарочно, был полон парашютистов, бывших и настоящих. Здесь находился начальник генерального штаба генерал Мордехай Гур, рядом с ним стоял руководитель Мосада - центральной службы безопасности и разведки Израиля - анонимная фигура, тайна для иностранных гостей. По лужайке расхаживал помощник министра обороны Исраэль Таль; генерал-майор запаса Ариэль Шарон пожимал руку бородатому генералу Дани Мату. Несмотря на праздник, разговоры все время возвращались к судьбе заложников. Что сделает правительство? Использует силу? Будет бомбить Ливан или какую-то другую мишень, поскольку ранее такое возмездие бывало эффективным? Или они собираются капитулировать и освободить террористов, чьи имена значатся в списке, предъявленном Вади Хададом? Наиболее известными террористами среди находящихся в израильских тюрьмах были: ∙ архиепископ Илларион Каппуччи, глава греческой католической общины в Восточном Иерусалиме. В 1974 году он был приговорен к 12 годам заключения за незаконный ввоз оружия в своем автомобиле, имевшем дипломатическую неприкосновенность. Действовал в системе Аль-Фатх; ∙ Козо Окамото, член японской "Красной Армии". В июле 1972 года был приговорен к пожизненному заключению за массовые убийства в аэропорту Лод - кровавый инцидент, в котором погибли 24 человека и десятки были ранены. Действовал в системе НФОП; ∙ Фатьма Барнави, черная мусульманка из Восточного Иерусалима, подложившая взрывчатку в кинотеатре "Сион" в Иерусалиме в 1968 году. Член АльФатх; ∙ Вильям Джордж Насер, арестованный в Восточном Иерусалиме в 1968 году. Приговорен к пожизненному заключению за бесчисленные акты саботажа и убийство часового-друза возле Иерусалима. Член Аль-Фатх; ∙ Муциа Камиль Никола, медсестра по профессии, которая провела несколько лет в Лондоне и вернулась в Израиль, чтобы работать на Аль-Фатх, занимаясь шпионажем и вербовкой новых членов; ∙ Камиль Намри, инженер из Иерусалима (мать - еврейка). В 1968 году приговорен к пожизненному заключению за саботаж. Работал на Аль-Фатх; ∙ Самир Дарвиш из Акко. Арестован накануне Шестидневной войны. Планировал побег двух заключенных из тюрьмы в Рамле и был членом организации, возглавляемой Джабрилем, руководителем террористов в Уганде. Вероятность осуществления военного плана начала возрастать. Министр обороны Перес доложил Рабину о предпринятых действиях. К этому времени среди военных возник слух, что постоянные политические разногласия между Пересом и Рабином, о которых было широко известно, продолжались и в специальной комиссии, занимающейся рейсом "139". Поводом послужило именно то, что Рабин поручил Пересу ежедневно докладывать о новых планах и предложениях. Мнение десантников было единодушным: - Чего бы это ни стоило, мы должны отправиться в Энтеббе. Если мы уступим, это станет трагедией для целых поколений. В следующий раз террористы захватят самолет и в обмен потребуют наших руководителей или ухода с Западного берега... Бригадный генерал Шомрон пожимал плечами: - Чего вы от меня хотите? Разве решаю я? Если правительство захочет, мы доберемся куда угодно... Шомрон ничуть не похож на партизана. Он высок, голубоглаз, хорошо сложен, родился в кибуце Дгания в 1937 году. ("Мы из рода "отцов-основателей". Отец и мать по очереди возглавляли кибуц, а теперь секретарь кибуца - мой брат"). В возрасте 19 лет Дан записался в парашютисты и участвовал в актах возмездия перед Синайской кампанией 1956 года. В Шестидневную войну он командовал подразделением бронированных джипов с безоткатными орудиями - первым соединением, достигшим Кантары наСуэцком канале. Его имя упоминалось в сообщениях с фронта. Сначала Шомрон был командиром десантников, затем был переведен в бронетанковые части. В войну Судного дня бригада, которой он командовал в Синае, удерживала натиск египтян и затем переместилась к Суэцкому каналу. Шомрон и его часть вышли в Адабие, на берегу Сузцкого залива, чтобы замкнуть кольцо вокруг 3-й египетской армии. После войны Дан "вернулся домой", к парашютистам, как старший парашютист и пехотный офицер - звание, мало что говорящее о специальных воздушных и десантно-диверсионных силах. Чтобы оценить уровень оперативного мышления Шомрона, надо познакомиться с его предыдущей военной деятельностью. Перед Шестидневной войной он был послан на учебу в Высшую школу командиров и штабных офицеров при Армии обороны Израиля. - С момента Начала войны мне было ясно, что она кончится, как только мы выйдем на Суэцкий канал, - сказал он позднее. Шомрон продирался туда через заслон египетских батальонов. Когда наконец его часть достигла канала, он решил, что война кончена. Но в ту же ночь он получил приказ атаковать египтян на Фирданском мосту под непрерывными бомбежками противника. Утром он увидел грузовики с египетскими солдатами, следующие из Каира на западный берег канала. Это была подготовка к начавшейся через год войне на истощение. Накануне Судного дня 1973 г. Дан готовил свою бригаду к маршу на Суэцкий канал. Все указывало на то, что война начнется в 18.00, и его бригада, чередуясь с другой, несла охрану Суэца. Пока шли приготовления, египетские самолеты сбросили бомбы на расположение бригады, убив 10 человек. Первой мыслью Шомрона было: "Сумасшедшие! Они же могут в нас попасть!" Позднее он рассказывал: ≈ Мой первый короткий отпуск после войны Судного дня произвел на меня тяжелое впечатление. Я почувствовал себя чужим. Прилетел я в Тель-Авив в полдень, и город жил своей обычной жизнью. Я поехал домой, принял душ. Зазвонил телефон, - были неприятные новости. Пришлось вернуться в аэропорт и лететь на юг. Когда мы взлетели и я увидел внизу ТельАвив - освещенный, как ни в чем не бывало, мне почудилось, что я и мои люди летим на нашу частную, личную войну, до которой никому и дела нет. Я вспомнил, что солдаты и офицеры на фронте нередко говорят: "Мы сражаемся здесь за то, чтобы дома, в тылу, все шло, как всегда". Но я думаю иначе. Я не хочу, чтобы дома все шло как всегда. Я не думаю, что это правильно. Это общая война, которая включает все население Израиля. Каждый должен отдавать все, что может. Я знаю, что не один я так думаю. Я видел лица солдат, вернувшихся из отпуска. Им не нужно было ничего говорить, я и так знал, что они думают и чувствуют. В такие дни дом должен быть похож на линию фронта. Люди, которые почему-либо не могут работать в городе, должны ехать помогать в мошавы и кибуцы, члены которых ушли на фронт. Это вовсе не утопия, это может и должно быть сделано - не самотеком, а в плановом и организованном порядке. Точка зрения премьер-министра Рабина была иная. Он хотел, чтобы все выглядело как обычно. Во второй половине дня он собрал кабинет и получил то, чего добивался: продления чрезвычайных полномочий специальной комиссии, предоставляющих ей возможность действовать по своему усмотрению. "Мы распределили обязанности, - рассказывал позднее Рабин. - Каждая оперативная команда независимо одна от другой прикидывала, какие шаги можно ожидать от французского министерства иностранных дел, какую позицию займут другие правительства по отношению к требованиям похитителей и т. д. ГДЕ ЭТА ЧЕРТОВА УГАНДА? С самого начала в требования террористов входило освобождение пяти их собратьев по оружию, заключенных в тюрьму в Кении. Согласно английским источникам, в январе того же 1976 года угандийский президент Иди Амин снабдил трех палестинских террористов советскими противовоздушными ракетами, с помощью которых они чуть не сбили самолет "Эль Аль" при приземлении в Найроби. Это произошло 18 января 1976 года. Террористы были арестованы кенийской службой безопасности раньше, чем успели выпустить первую ракету. В их автомашине нашли пулеметы, гранаты и пистолеты. Все это оружие было контрабандой вывезено из Уганды с ведома президента Амина. Двое из этих троих принимали участие в нападении на самолет "Эль Аль", вылетевший из парижского аэропорта Орли в январе 1975 года. Все трое прибыли в Найроби в декабре 1975 года с визами, выданными британским посольством в Бейруте. 21 января в Найроби прилетела еще одна пара - немец и немка, - чтобы узнать, что случилось с их коллегами. Их арестовали и допросили. Во время обыска выяснилось, что на животе у женщины невидимыми чернилами записаны инструкции: террористам приказывали совершить нападение на самолет "Эль Аль". Президент Кении Джомо Кениата негласно дал разрешение израильской разведке допросить пятерых задержанных. 3 февраля это было сделано. Теперь похитители угрожали, что Кения будет подвергаться репрессалиям по всему миру, если не освободит этих пятерых арестованных. В то время как похитители объявляли условия освобождения заложников, Моше Перец продолжал свой дневник: Понедельник, 28 июня. 00.35. Мы ожидаем приземления в любой момент - в конце концов прошло уже три часа. Куда мы летим? 00.40. Я прошу разрешения пойти в туалет. Я поднял руку, и террорист в красной рубашке махнул автоматом, показывая, что я могу идти. Возле туалета я встретил одного из стюардов, который возился на кухне. Он говорит, что мы летим на юг. 3.15. Пробуждаюсь после короткой дремоты. Командир террористов объявляет, что мы приземляемся в Энтеббе, и приказывает всем задернуть шторки на окнах. 6.00. Слегка отодвигаю штору и вижу дневной свет. По-моему, мы приземлились около огромного озера. На высокой траве вокруг посадочной полосы лежат солдаты. Обращаюсь по-арабски к террористу в желтой рубашке, и он говорит, что мы пробудем здесь долго. Еще он говорит, что родился в Хайфе. 6.20. "Капитан" (немец - командир террористов) вежливо благодарит пассажиров за проявленное терпение и объявляет, что сейчас они проводят переговоры с угандийским правительством. Иди Амин должен лично прибыть сюда, чтобы объявить свое решение. 8.00. "Капитан" объявляет, что беспокоиться не о чем, все идет хорошо. Позднее он объяснит причины захвата самолета. Он желает нам приятного аппетита и шутит, что мы впервые в жизни позавтракаем в Уганде. Мы получаем по одной булочке, и ничего больше. 9.00. Задняя дверь самолета открыта... Веревка, сделанная из галстуков стюардов, - единственное, что отделяет нас от внешнего мира, где я вижу огромную фигуру Иди Амина, который разговаривает с террористами. 9.15. "Капитан" говорит, что главная опасность позади. Он просит нас помнить, что он и его товарищи - не какая-нибудь банда жестоких убийц. 9.35. "Капитан" говорит, что похищение совершено НФОП. Они не собираются проводить массовое убийство пассажиров; их цель - всего лишь привлечь внимание широкой публики. 12.05. "Капитан" объявляет, что мы должны пересесть из самолета в автобусы. 12.10. Приказ отменен. Они решили, что мы продолжим путешествие другим способом. 12.15. Один за другим мы выходим из самолета. Трое террористов стоят у входа. Мы сходим по трапу. Несколько пассажиров, убежденные, что все уже позади, на прощание машут террористам руками. Мы входим в старое здание аэропорта - огромное, темное и грязное. Садимся в кресла. Угандийцы приносят дополнительные стулья. Ручной багаж с нами, и несколько пассажиров спрашивают, когда принесут чемоданы. 14.15. Мы съедаем ланч в здании аэропорта в Энтеббе. Угандийские служители приносят котелки, наполненные рисом с мясом. Я боюсь есть мясо (а вдруг это мясо жирафа?) и пить воду, так что приходится есть всухомятку. Здание аэропорта окружают угандийские солдаты с автоматами наготове. Все еще неясно, сколько нас тут продержат вроде как под домашним арестом. От Уганды до Парижа около десяти часов полета, так что если мы сейчас вылетим, то будем в Париже ночью. Несколько раз нас снимали для угандийского телевидения. Мы ожидаем "короля" Уганды, который может прибыть в любой момент. 17.20. Появляется Иди Амин, в зеленом берете и с "крылышками" израильских парашютистов. Встреченный аплодисментами пассажиров, он заявляет: "Некоторые из вас меня знают, некоторые - нет. Для тех, кто не знает, я фельдмаршал доктор Иди Амин Дада". Говорит, что только благодаря ему пассажирам позволили выйти из самолета и остаться в Уганде. Сообщает далее, что Израиль полностью отклонил требования похитителей, в то время как другие страны их приняли. После этого ему снова аплодируют. 19.35. Ужин. Меню: мясо, картошка, зеленый горошек и крошечные бананы. Пассажиры и команда затевают длинный спор о том, как удалось террористам пробраться в самолет. 20.35. Угандийский врач дает каждому пассажиру по две противомалярийных таблетки. 22.45. Люди решают лечь спать. Ложатся прямо на грязный пол, и скоро в адской жаре начинается целая симфония храпов. Все кричат друг на друга, требуя тишины. Похоже на летний молодежный лагерь Гадны (израильская юношеская военная организация). Вторник, 29 июня. 7.30. После завтрака несколько человек услышали по радио сообщение, что Израиль отказывается принять ультиматум террористов, которые угрожают взорвать самолет, если их требования не будут выполнены. На лицах пассажиров видны признаки беспокойства. Утро проходит без инцидентов. Террористы продолжают держать нас под охраной, сидя у дверей; они разрешили женщинам и детям играть на лужайке возле здания. Угандийским солдатам приказано отойти от здания на 50 метров. 13.55. Я предложил храпунам спать отдельно, чтобы не повторилась предыдущая ночь. Я пишу обо всех этих мелочах, и это подчеркивает контраст между спокойствием, царящим здесь, и теми волнениями, которые испытывают сейчас наши родственники за границей. Тут у нас никаких разговоров ни о том, что нам угрожает, если взорвут самолет, ни об ультиматуме. Я надеюсь, что семья сообщит на работу о причине моего отсутствия. 15.30. Террористы зачитывают список своих требований, в число которых входит освобождение к полудню 1 июля 53 заключенных, 40 из которых находятся в Израиле. Израиль почти определенно откажется. И что же тогда будет? Либо террористы выполнят свою угрозу и убьют заложников, что кажется менее вероятным, либо, скорее всего, будет достигнут компромисс, и в четверг освободят некоторое количество заключенных и всех заложников, кроме израильтян. 19.10. Террористы отделяют нас от остальных; очень драматическая сцена. Людям с израильскими паспортами приказывают выйти из центрального зала и перейти в смежную комнату. Женщины начинают плакать. Чувство такое, будто идешь на казнь. Террористы роются в нашем ручном багаже. Они находят два альбома о войне Судного дня и с величайшим удовольствием перелистывают их на глазах у израильтян. Мы входим в соседнюю комнату. Поперек двери они прибили одну планку, вдоль - другую, так что мы вынуждены согнуться и протискиваться туда в таком положении. Людям с двойным гражданством также приказано идти в эту комнату. Тем временем террористы забрали наши фотоаппараты и личные принадлежности. 20.00. Мы находимся в маленькой комнате, часть которой заставлена картонными ящиками. Террористы предупреждают, что они заполнены взрывчаткой, и если кто-нибудь их коснется, будет взрыв. Сначала это пугает нас, но через какое-то время страх проходит, и люди развешивают на ящиках свою одежду. Пока мы устраиваемся, один из заложников подходит к террористу и просит подушку для ребенка. В ответ тот ударяет его рукояткой револьвера. Наша вторая ночь в Уганде. Среда, 30 июня. 11.30. На вертолете прибывает Иди Амин. В центральном зале его встречают аплодисментами, в нашей комнате - весьма прохладно. Но когда он говорит "шалом", его вознаграждают рукоплесканиями. Все, что он может обещать нам, - это одеяла и подушки. Он сообщает также, что террористы имеют претензии не к нам, а к фашистскому израильскому правительству, и если оно не согласится на требования партизан, значит, ему безразлична судьба собственных граждан. Один из нас, Илан, говорит, что, по существу, мы ничего не можем сделать здесь, но могли бы попытаться помочь, вернувшись в Израиль, где сможем повторить требования террористов. Еще кто-то критикует Амина за то, что он не предпринимает никаких шагов к тому, чтобы обезоружить партизан и освободить заложников. Амин говорит, что если бы это было так, здание уже давно было бы взорвано. Из разговора с одним террористом я выясняю, что их требование об освобождении заключенных еще не принято, но они не собираются нас убивать. Иногда с ними можно спокойно разговаривать. Большей частью они расхаживают среди нас с автоматами на плече, но у тех, кто сторожит здание, автоматы наготове. Тем временем половину пассажиров-неизраильтян уже освободили. Наша судьба решится в ближайшие 24 часа. 14.00-Ланч. 15.00. Отдых. 17.00. Люди играют в карты, читают книги и обсуждают различные возможности, открывающиеся перед террористами. УЛЬТИМАТУМ ТЕРРОРИСТОВ "... различные возможности, открывающиеся перед террористами". На этом Моше Перец в среду закрыл свой дневник. Теперь послушаем другого мемуариста - представителя правительства Израиля. Среда, 30 июня. Мы мечемся между Тель-Авивом и Иерусалимом, пытаясь сохранять видимость спокойствия. Утром правительство прослушало доклад о развитии событий. Сразу после заседания группа министров собирается особо, чтобы узнать о состоянии дел в каждом министерстве. Совершенно ясно, что между Амином, его армией и похитителями существует тесное взаимодействие. Министерство иностранных дел прилагает отчаянные дипломатические усилия, чтобы другие правительства оказали давление на Уганду. Из министерства звонят главам государств на различных континентах и просят убедить Иди Амина прекратить сотрудничество с террористами. Представитель Израиля в ООН Хаим Герцог находится в Израиле (на конгрессе еврейских организаций); к нему обращаются с просьбой оказать давление на генерального секретаря ООН Вальдхайма. Религиозные организации обращаются к Папе. Французское правительство посылает запросы главам африканских государств. В 2.30 пополудни начинается заседание комиссии Кнессета по безопасности и иностранным делам. Премьер-министр и генеральный директор министерства иностранных дел сообщают о предпринимаемых дипломатических усилиях; Израиль не просит вмешательства ООН, дабы не снимать с Франции ответственности за пассажиров (обращение к Вальдхайму имеет сугубо личный характер). Позиция Германии в вопросе об освобождении бадер-майнхофских террористов беспокоит Израиль. Иерусалим знает о нежелании Бонна выполнить требования террористов, и, таким образом, вопрос о заключенных, находящихся вне Израиля, значительно затрудняет ситуацию. Свободный мир проявляет сочувствие: ни одна из западных стран, чьи подданные находятся среди заложников, не предлагает капитулировать перед террористами. Тем временем родственники заложников оказываю! все большее давление на правительство через специально созданное бюро при министерстве транспорта. В 21.00 группа министров выслушивает краткую характеристику заключенных, освобождения которых добиваются террористы, и принимает предварительно предложения, которые выдвинет Израиль в том случае, если правительство пойдет на переговоры с террористами. Дело в том, что в глубине души каждый из участников заседания понимает, что оказать давление на Амина не удастся, а срок истечения ультиматума близок. Ночь. Министр транспорта и генеральный директор канцелярии премьер-министр Амос Эйран встречаются с семьями заложников и объясняют им: правительство знает, что времени осталось мало, и главная его цель - сохранение жизней пассажиров. Возбужденные родственники требуют прекратить всякие рассуждения, пока заложники не вернутся домой. Бар-Лев продолжает свои телефонные переговоры с африканским президентом все в том же стиле: - Господин президент, сам Бог послал Вас. Сама история избрала Вас для исполнения Божьей воли и спасения заложников. Вы знаете, что пишут о Вас в мире. Вы знаете, как Вас ругают. Теперь у Вас есть возможность доказать всему миру, какой Вы великий человек. Вы храбрый солдат, Вы получите Нобелевскую премию мира. Весь мир увидит, каков на самом деле Иди Амин. Вы должны освободить заложников, чтобы доказать, что все плохое, что о Вас пишут, - это ложь. Другой вариант звучит так: - Господин президент, Уганда - Ваша страна. Невозможно, чтобы Вы не могли вмешаться в то, что там происходит. Никто в Уганде и пальцем не пошевельнет без Вашего согласия. Вы должны вмешаться и освободить заложников. Президент Амин отвечал: - Освобождение заложников от меня не зависит. Ваше правительство должно освободить партизан, о которых они говорят. Похитители упорны. В четверг 1 июля специальная комиссия собирается в канцелярии премьер-министра в Тель-Авиве. Один за другим следуют доклады о предпринятых шагах и полученных результатах. Всем очевидно, что из дипломатии нужно выжать все, что возможно. Решают сообщить похитителям самолета, что в принципе Израиль согласен на переговоры. Срок истечения ультиматума близок (полдень того же дня), переговоры с Амином провалились. Заложникам грозит реальная опасность. Комиссия единодушно решает рекомендовать кабинету министров начать переговоры с террористами - и для того, чтобы продлить срок ультиматума, и потому, что никакой альтернативы переговорам нет. Комиссия отдает себе отчет в том, что переговоры необходимо вести крайне осторожно, так как они будут касаться широкого круга вопросов. В 8.30 утра кабинет единогласно принимает выводы специальной комиссии, доложенные министром Галили, и представляет ей широкие полномочия для переговоров с похитителями, вплоть до обещания освободить террористов. После совещания министры обмениваются мнениями: многие считают, что принятое решение имеет значение и тактическое, и принципиальное. Израиль готов выполнить часть требований похитителей и тем самым выигрывает столь необходимое сейчас время. Пока происходит заседание кабинета министров, собирается комитет Кнессета по безопасности и иностранным делам. Рабин задерживается на заседании кабинета, и вместо него появляются Амос Эйран, Шломо Авинери и советник премьер-министра по делам разведки Рехавам Зееви. Комитет выражает поддержку решению правительства, хотя ряд его членов (Игал Горовиц, Эстер Херлиц, Мордехай Бен Порат, Иехуда Бен Меир, Эйтан Ливни) после заседания в разговорах между собой не слишком его одобряют. О решении правительства сообщают в Париж послу Газиту. Игал Аллон разъясняет его суть. Израиль будет обсуждать с похитителями вопрос об освобождении террористов, содержащихся в его тюрьмах, в обмен на освобождение заложников. Другими словами, Израиль стремится избежать ситуации, при которой он должен согласовывать вопрос о заключенных террористах с другими странами (Швейцарией и ФРГ). Затем министр иностранных дел сообщает о принятом решении ряду всемирно известных деятелей. Правительство и комитет по иностранным делам заседают, сознавая, что надо торопиться с решением; а в это время полковник Бар-Лев слышит по телефону от Иди Амина, что ему надо будет прослушать важное сообщение радио Уганды в 13.00. Такое же известие приходит и из Франции. Что это значит? Израиль не знает. В 13.00 радио Кампалы объявляет о решении похитителей продлить срок ультиматума до воскресенья. Они объявили об этом сами, не упоминая правительство Уганды. В 13.30 министры собираются опять, чтобы обсудить новый поворот событий. Они приходят к заключению, что теперь проблема стала чисто израильской: после освобождения второй партии заложников в руках террористов остались только израильтяне и лица с двойным гражданством. На этом заседании было сделано предложение послать Моше Даяна для переговоров в Энтеббе параллельно с переговорами через посла Газита в Париже, В 23.00 министры собираются вновь, чтобы обсудить тактику переговоров. Прежде всего обсуждается техническая сторона дела: где все это произойдет? Чьи самолеты доставят террористов из тюрем Израиля? Как будет произведен обмен? Газиту и Зееви поручают начать переговоры по этим вопросам. Пока все детали не будут согласованы, конкретное обсуждение числа и имен подлежащих освобождению террористов невозможно. Предлагается создать для переговоров объединенную франко-израильскую комиссию. Предложение передают в Париж, французское министерство иностранных дел его принимает. Израиль предлагает, чтобы освобожденные террористы были доставлены самолетом "Эль Аль" на французскую территорию, куда должны быть доставлены и заложники. В этот четверг победа плана А казалась очевидной. По мнению многих израильтян, это означало, что Израиль уступил шантажу. Глубокое уныние овладело народом, несмотря на то, что два главных раввина высказались за проведение переговоров. ПЛАН А: СДАВАТЬСЯ? - Четверг был критическим, - сказал позднее Рабин. - Я был вынужден доложить, что у нас нет готового военного плана, который можно было бы привести в исполнение до истечения срока, поставленного террористами. Когда роковой час был уже близок, к премьер-министру в кабинет ворвались родственники заложников, требуя освобождения террористов, названных Амином в качестве платы за возвращение пассажиров рейса "139". - Я не мог противиться требованию о переговорах, - сказал премьер-министр. - Военная операция зависела от точности данных разведки и от возможности провести необходимые военные репетиции, которые доказали бы, что операция может быть проведена успешно. Военные продолжали круглосуточно работать над планом Б. Они знали, что Амин собирается отправиться на конференцию глав африканских государств, на которой ему предстояло председательствовать в последний раз, так как срок его полномочий председателя ОАЕ (Организации африканского единства) уже заканчивался. Если психологические портреты Амина и предполагаемых руководителей террористов соответствовали действительности, можно было надеяться на продление срока ультиматума. В этом случае у тактиков Дана Шомрона оставалось время совместно с воздушными силами придумать и разработать схему операции. Израильские военные специалисты с паспортами бизнесменов уже летели в рейсовом самолете "Эль Аль", который делает остановку в Найроби по пути в Йоханнесбург. Агенты израильской разведки катили на машинах из Кении в Уганду по длинной дороге, проходящей через Рифт Велли, - поездка, занимающая 5 часов, если моторы не перегреваются и полиция на границе не чинит никаких препятствий. Некоторые данные, которыми располагала разведка, исходили еще от Иерухама Амитая, старшего офицера военно-воздушных сил Израиля (ВВС). Заместитель командующего ВВС Иерухам Амитай тренировал угандийских пилотов во время медового месяца Израиля с Иди Амином, продолжавшегося до тех пор, пока диктатор не потребовал от Израиля сверхзвуковых реактивных истребителей. - Когда я сказал президенту Амину, что истребители слишком сложны и дороги, - рассказывал Амитай, - он не понял меня и впал в ярость. Я имел в виду, конечно, что угандийскую воздушную оборону лучше строить на более скромной основе. Он же заподозрил, что я сомневаюсь в способности угандийцев справиться с такими сложными истребителями. "Мы можем все! - бесновался Амин. - Мы пошлем наших людей на Луну! Мы получим из России "МИГи" и разбомбим моего злейшего врага Джулиуса Ньерере в Танганьике!" Когда отношения между Израилем и Угандой были разорваны, в дело вмешалась Россия. Пока в Уганде находилась израильская военная миссия, СССР держался в стороне. - Если русские появлялись над аэродромом Энтеббе в то время, когда израильтяне тренировали угандийских летчиков, - вспоминал Амитай, - я заставлял своих ребят кружиться в воздухе до тех пор, пока русские не просили разрешения сесть. Но все это были, конечно, булавочные уколы. Я знал, что русские неизбежно возьмут Уганду под свой контроль и что настанет день, когда нам придется считаться с настоящими врагами, которые прячутся за спиной сумасшедшего угандийского президента. Мы не могли вступать в эту игру. Мы не могли дать Уганде такие игрушки по прихоти самозванного фельдмаршала, великого адмирала и высшего воздушного командира! Русские смогли и дали ему все, включая "МИГи". Готовясь к неизбежному разрыву, Амитай и другие израильтяне вели подробные записи. Они знали, какое оружие получает Большой Пала от коммунистов и как оно используется для подготовки палестинских и других террористов. Они наблюдали, как профессиональные террористы пробирались к ключевым постам в государстве. Более трехсот палестинцев были назначены на гражданские должности, освободившиеся после ухода азиатов, которые были изгнаны из Уганды как последыши британского владычества. При Амитае Израиль построил в Энтеббе новые сооружения. Те, кто работал над планом Б, уже соорудили модели энтеббских взлетных полос и зданий, когда появилось сообщение, что отъезд Амина на конференцию в верхах совпал с отсрочкой приговора на 3 дня. Для парашютистов и командос это означало, что вероятность перехода к военному варианту увеличивается и что нация готова от полной покорности перейти к действиям. - Если вы хоть раз уступите шантажу, - сказал как-то Амитай, - этому уже не будет конца. Требования будут расти и расти. Запад уже сдался, и мы тоже начинаем уступать. С этим надо покончить. Уступать нельзя. Решение "не уступать" было принято почти бессознательно. Иерухам Амитай, великолепный летчик и прекрасный человек, спасшийся чудом из оккупированной гитлеровцами Варшавы, не дожил до этого дня. Он погиб в авиационной катастрофе вскоре по