например, Новочеркасский полк под командой популярного среди казаков полк. А. Фицхелаурова, стремился скорее освободить свою станицу, составлявшую северо-восточную часть г. Новочеркасска. Кривянцы негодовали на железнодорожников за их предательскую стрельбу 4-го апреля при нашем отступлении из города и горели желанием скорее им отомстить. Эти полки составили фланги. Полки менее стойкие пришлось поместить в середине и так их направить, чтобы они удалялись от своих станиц, а не приближались, дабы не иметь соблазна сбежать домой.

Около 12 часов ночи, ген. Попов, Денисов и я во главе нашего резерва, состоявшего из двух конных сотен, оставили Заплавы и двинулись верхом в направлении Новочеркасска. Прикрытие района Заплавы--Бессергеневка, со стороны Александровск-Грушевский, Пох. Атаман возложил на "Северную группу". Для этого последняя должна была сделать небольшую перегруппировку сил и об этом уведомить нас. Мы до последнего момента нетерпеливо ожидали донесения об этом, но так его и не получили. Названный район пришлось бросить на произвол судьбы. Не было никакого сомнения, что в ставке личные побуждения доминировали над пользой общего дела и нам умышленно осложняли положение. Тяжело вспоминать об этом, но, к сожалению, таково было отношение к нам руководителей степного похода, составлявших тогда "ставку" Пох. Атамана. Только поздно ночью мы получили уведомление о том, что в наше распоряжение для участия в атаке Новочеркасска направляется 6-ти сотенного состава пеший полк под командой есаула Климова.

С исходного положения наши войска должны были начать одновременное наступление по сигналу зажженной вехи.

И сейчас еще я вспоминаю эту тихую, весеннюю, звездную ночь. Совсем недалеко, в неясном ночном тумане виднелись причудливые очертания города, возвышающегося над равниной. То зажигались, то потухая, мерцали огни родного мне Новочеркасска. Я сошел с коня, и прислонился к телеграфному столбу, шумевшему тогда, как-то особенно жутко. В голове роились разные мысли. Я задумался, вспомнилось былое прошлое и еще кошмарнее стала ужасная действительность. Я ждал донесений от наших боковых отрядов, после чего должен был приказать зажечь веху, что послужило бы артиллерии сигналом открыть огонь, а войскам двинуться в атаку. Еще накануне я дал нужные указания начальнику нашей артиллерии. Ему было приказано стрелять только по станции и ближайшему к ней району. Когда же мы овладеем вокзалом, -- перенести огонь на южную и северо-западную окраины, всемерно щадя самый город и мирное его население.

Около трех часов утра раздался сначала гул справа, затем послышались глухие взрывы слева., -- то наши подрывники рвали железную дорогу. У большевиков все, как будто, оставалось спокойно и не было заметно никакого оживления. Вскоре по летучей почте, отлично работавшей, я получил донесение из северного заслона о захвате им ст. Персияновки и начатом разрушении железнодорожного пути. Я дал знак зажечь веху и войска двинулись вперед. Наша атака для большевиков оказалась неожиданной. Захваченные врасплох, они од-

191


нако вскоре оправились и стали проявлять большое упорство. Наибольшее сопротивление большевики оказали в предместье города Хотунке, преграждая нам путь к единственной переправе через р. Тузлов. Их сильный пулеметный и ружейный огонь долго не позволял нашим цепям подняться в атаку. Желая ободрить казаков и лично проверить обстановку, полк. Денисов поскакал к Хотунку, передав мне общее руководство боем. Благоприятно для нас развивался бой в районе станции Новочеркасск. Здесь Кривянцы быстро сломили сопротивление красных. В этом им много помогла наша артиллерия. Ее на редкость удачные попадания в эшелоны груженые красногвардейцами, вызвали среди них страшную панику. Тревожные свистки паровозов огласили воздух. Поезда метались в разные стороны, но ввиду перерыва железной дороги, вынуждены были возвращаться обратно. Артиллерийскими снарядами были зажжены несколько цистерн с бензином и нефтью, что еще больше увеличило беспорядок и смятение у противника. Невооруженным глазом я наблюдал картину боя. Было видно как станичники, овладели вокзалом и прилегающей окраиной и как они постепенно втягивались в город. Взбираясь вверх по улицам, они часто работали в рукопашную. Большевики отступали, но временами задерживались на улицах и оказывали упорное сопротивление. Нередко из-за утла или в зданиях, казаков ждала засада или сторожил пулемет. С последним отчаянным усилием, красногвардейцы цеплялись за местные предметы. Но все-таки не выдержали дружного натиска и стали спешно покидать город.

Часов около 8 утра к нам прибыл полк из "Северной группы". Его командир есаул Климов явился ко мне и доложил, что люди его полка сильно устали, так как, сбившись с дороги, полк всю ночь плутал по степи. Хотя к этому времени мы и овладели городом, но тем не менее, прибытие полка было весьма кстати. У нас в резерве уже не было ни одного казака.106). Одну сотню этого полка я тотчас же послал в распоряжение коменданта станции, дабы не допустить грабежа там (было много вагонов груженных ценным имуществом вплоть до мануфактуры), а другую поставил гарнизоном в Хотунке. Остальные сотни направил к городу. Здесь у окраины встретил Походного Атамана и командующего группой. По случаю победы мы взаимно обменялись поздравлениями, а затем решили ехать в город. На всем пути от Фашинного моста до Троицкой церкви жители нас восторженно приветствовали, как своих освободителей. Нас забрасывали цветами и многие с любопытством спрашивали: "Кто мы? Кто освободил город?" На это, полк. Денисов и я отвечали: "город освободил Походный Атаман ген. Попов". Наши слова видимо нравились Пох. Атаману и он самодовольно улыбался. К большому моему огорчению, мне не суждено было до конца продолжить это триумфальное шествие. Не доезжая Троицкой церкви, меня нагнал ординарец и доложил мне, что начальник северного отряда (заслона) просит меня к телефону107). В это время орудийный огонь противника по Новочеркасску заметно усилился. Шрапнели рвались преимущественно над центром города. Несколько

106) Две сотня резерва были уже использованы в бою у Хотунка.

107) Телефонное сообщение было уже установлено посредством включения в железнодорожную линию.

192


гранат попало в Новочеркасский собор. Орудия красных очевидно были установлены где-то в районе Краснокутской рощи и кладбища. Ввиду этого, я предупредил полк. Денисова, что по окончании разговора с начальником северного заслона, я тотчас же сам поведу четыре сотни нашего резерва к Краснокутской роще с целью выбить оттуда красных. Начальник северного заслона ничего утешительного мне не сказал и только просил дать ему подкрепление. Я ориентировал его в обстановке и чтобы его успокоить обещал ему немедленно отправить в его распоряжение две сотни из резерва, а две другие, повел к указанной роще. Но не успели мы еще дойти до последней, как орудийный огонь противника внезапно прекратился 108). Тогда я оставил сотни и поспешил обратно в Хотунок и затем на железнодорожную станцию, дабы водворить там порядок и наладить связь с северным и южным нашими заслонами. Только в сумерки я смог приехать в атаманский дворец, где расположился штаб и доложить обстановку командующему группой. Из полученных донесений было видно, что победа досталась нам малой кровью. Убитых казаков было несколько человек, а раненых около сотни 109). Наоборот, потери большевиков были весьма значительны. Масса трупов красногвардейцев валялась на улицах, особенно много было их на спусках к р. Тузлов. Судя по характеру ранений, легко было заключить, что казаки были крайне озлоблены, действовали в рукопашную прикладами и штыками, не давая никому пощады. Этот день мне хорошо памятен еще и по одному эпизоду, чуть не стоившему мне жизни. Проезжая от Хотунка к станции, я услал куда-то своего адъютанта и всех ординарцев, бывших при мне и на момент очутился один. В своем штатском одеянии, я натолкнулся на группу Кривянцев. Они меня не узнали и приняв за убегающего большевика, меня арестовали. Я энергично протестовал, сердился, бранился, но думаю ни брань, ни просьбы, ничто не помогло бы и казаки со мной покончили, если бы в этот момент не подскакал ко мне ординарец с донесением. Он выручил меня из глупого, но и опасного положения. Кривянцы оторопели и слезно раскаивались в своей ошибке, и я лишь ограничился тем, что пожурил их за этот случай.

В помещении штаба, мне бросилась в глаза огромная комната, буквально заваленная разнообразными пасхальными блюдами. Оказалось, что все это было принесено сердобольными дамами Новочеркасского общества. Нам в этот день, не пришлось ломать голову и изыскивать

108) Позднее было получено донесение из нашего южного конного отряда полк. Туроверова, которое разъяснило обстановку. Оказалось, что отряд блестяще выполнил свою задачу. Он овладел ст. Аксайской и захватил у большевиков в полной исправности 6-ти орудийную батарею с запряжками и зарядными ящиками. Батарея была та, которая, как я говорил, долго обстреливала город. Захват ее не лишен интереса. Овладев ст. Аксаиской, полк. Туроверов естественно интересовался ходом событий у Новочеркасска, находившегося у него в тылу. Его сильно озабачивала продолжавшаяся артиллерийская канонада у Новочеркасска. Для выяснения обстановки он выслал разведывательную конную сотню. Незаметно подойдя к городу, сотня обнаружила стоящую на позиции батарею красных, которая обстреливала Новочеркасск. В тот момент батарея стояла спиной к сотне. Внезапно атаковав ее, казаки порубили прислугу и прикрытие. Среди казаков нашлись артиллеристы, которые взяли орудия в передки и победоносно присоединили их к отряду.

109) Был легко ранен в ногу и я.

193


средства для довольствия чинов штаба. Всего было в изобилии и с большим резервом. Те же дамы охотно взяли на себя заботу о довольствии штаба еще в течение ближайших дней. Уже давно мы не ели так вкусно и обильно, как в этот день. Я просил не забыть ординарцев и посыльных и накормить их до отвала, ко что касается спиртных напитков, то употребление таковых приказал ограничить для всех минимумом.

Дни 23 и 24 апреля прошли в лихорадочной работе. Надо было спешно провести в жизнь заранее предусмотренные мероприятия по установлению в городе спокойствия и порядка, а также наладить сложную организационную работу, как административную, так и главным образом, по управлению войсками, оборонявшими ближайшие подступы к Новочеркасску. Большинство красногвардейцев Новочеркасского гарнизона, застигнутые атакой врасплох, бежали в разные стороны. Но часть их засела в Епархиальном училище и Политехническом институте, а некоторые нашли себе убежище в Краснокутской роще или на кладбище и кирпичных заводах. Поэтому, прежде всего, требовалось срочно привести в порядок наши полки, занявшие город и ликвидировать эти остатки красных, затем установить гарнизонную службу и, наконец, изыскать возможность усиления нашего северного заслона, где противник упорно проявлял активность, пытаясь значительными силами переходить в наступление. Между тем, наше положение далеко тогда еще не было блестящим. Лучшие по составу и численности Новочеркасский и Кривянский полки, отлично работавшие при атаке Новочеркасска, в тот момент никакой реальной силы не представляли. Командир Новочеркасского полка отпустил почти всех своих казаков и партизан пойти навестить родных и узнать об их судьбе, а Кривянцы, разбившись на малые группы, рыскали в привокзальном районе, отыскивая большевиков и, главное, свое имущество, награбленное железнодорожниками в станице Кривянской. Казаки этих полков должны были вновь собраться только к полудню 25-го апреля. Полки Бессергеневский и Заплавский были слабого состава и несли службу ближайшего охранения города с юга, а отчасти и в городе. Кроме того, они занимались очисткой от большевиков Краснокутской рощи и кирпичных заводов, где по оврагам укрылись целые роты красногвардейцев. Наиболее слабым и мало надежным Богаевским полком пришлось сменить уже значительно потрепанный 6-й Пластунский батальон. Последний работал на северном направлении в районе Каменоломни и не сумел правильно выполнить поставленную ему задачу.

24-го апреля большевики повели со стороны Александровск-Грушевский наступление на Новочеркасск. Первая и вторая атаки красных были нами отбиты. Однако я видел, что дальнейшего нажима противника Богаевцы не выдержат. Резервов у нас не было. Помощь могла оказать только "Северная группа", отдыхавшая в эти тяжелые дни в районе станицы Раздорской (40 верст от Новочеркасска). Но она на все наши повторные просьбы передвинуться в район станицы Заплавской и этим одним принудить большевиков отказаться от атаки Новочеркасска, из-за опасения подставить ей свой левый фланг, а от-

194


части и тыл, -- упорно продолжала оставаться глуха и не сделала ни шагу. Не помогло и вмешательство Пох. Атамана.

К вечеру 24-го апреля обстановка складывалась так: на Ростовском направлении было тихо; из Северного заслона шли тревожные донесения. Там противник усиливался и продолжал пытаться опрокинуть наш отряд. Наконец, была полная неизвестность о намерении "Северной группы" полк. Семилетова, при которой находилась ставка-штаб Пох. Атамана. Последний, в эти дни, занял как бы нейтральное положение между нами и своей ставкой и в сущности не хотел ни работать, ни 'вмешиваться в дело. При таких условиях мы были вынуждены собственными силами выкручиваться из создавшегося положения.

Полагаться на Богаевцев было опасно. Поэтому, чтобы непосредственно прикрыть Новочеркасск с севера, мы наспех сколотили из свободных казаков, преимущественно легко раненых, две сотни и ими заняли Хотунок. Мера эта оказалась весьма удачной, ибо командир Богаевского полка, как говорится, потерял сердце. Под предлогом личного доклада обстановки, он оставил полк, приехал в город и стал готовиться к бегству. Когда же большевики нажали, то Богаевцы, оставшиеся без командира, не оказав почти никакого сопротивления, начали поспешно отходить к городу и частично распыляться. Таким образом, вся защита Новочеркасска с этой стороны легла на сборные казачьи сотни, которыми мы своевременно заняли Хотунок. Наступившая темнота, хотя и прекратила дальнейшее наступление противника, но тем не менее в городе создалось неопределенное и даже тревожное настроение. Этому значительно способствовали дезертиры из Богаевского полка и больше всех сам его командир.

Оценивая обстановку и учитывая психологию наших станичников, я считал, что посылка ночью подкреплений на Хотунок или выдвижение их к Персияновке не даст положительных результатов. По-моему, гораздо было целесообразнее употребить ночь на сбор наших частей, дабы утром, когда противник несомненно возобновит атаку, дать ему решительный бой у северо-восточной окраины города. Эти мои соображения командующий группой, полк. Денисов, вполне одобрил.

Уже три ночи мы не смыкали глаз. Поэтому я настоял, чтобы полк. Денисов пошел отдыхать и набираться сил для предстоящего боя, а я бы бодрствовал и занимался подготовительной работой. Условившись так, я тотчас же приступил к сбору свободных казаков и добровольцев. Вместе с тем, сформировал наспех и 4-х орудийную батарею из пушек, найденных нами в Новочеркасске. Командирам Новочеркасского и Кривянского полков приказал срочно собрать своих людей. Я полагал, что на южном направлении можно было рискнуть, ограничившись там лишь наблюдением. Проведение всех этих мер требовало большой решительности, а между тем усталость брала свое. Я напрягал огромные усилия, чтобы совладеть с искушением присесть и тотчас же заснуть.

К часу ночи, уже стали поступать в штаб донесения о постепенном сборе казаков в намеченные пункты. Было закончено формирование и батареи. Противник активности не проявлял. Все это увеличивало наши шансы на успех и я бодро смотрел на будущее. Как раз в это

195


именно время у меня произошла чрезвычайно интересная встреча с полк. X., которая значительно расширила мой кругозор далеко за пределы занимаемого нами района. Обер-офицер для поручений подъесаул П. М. Греков 110), доложил мне, что какой-то штатский, именующий себя полковником, желает со мной говорить по весьма важному и срочному делу. Я приказал его впустить. Ко мне в комнату вошел небольшого роста какой то штатский, по виду 45--48 лет, отрекомендовавшийся мне полковником X. Свою личность и чин он удостоверил тем, что показал мне тщательно спрятанное удостоверение на военном бланке с незнакомой мне подписью "Полковника Дроздовского". И поныне помню еще отчетливо его чрезвычайно интересный рассказ. Он сообщил мне, что полк. Дроздовский сформировал на Румынском фронте небольшой отряд, преимущественно из офицеров и повел его походным порядком на Дон. Отряду пришлось каждый свой шаг пробивать боем. И вот два дня тому назад, достигнув Ростова, дроздовцы с налета почти взяли город, но трудность удержания такого большого пункта побудила полк. Дроздовского оставить Ростов. По словам рассказчика отряд Дроздовского в данный момент был расположен в районе селения М. Салы 111). Но самая потрясающая для меня новость, которую сообщил мне мой собеседник была та, что рядом с ними деревню Б. Салы занимали немцы. Он же мне сказал, что немцы уже оккупировали всю Украину и продолжают свой марш в Донскую землю. С германцами у них установились добрососедские отношения, ибо немцы гонят большевиков, а последние являются и их врагами. И долго еще рассказывал мне полк. X. о мытарствах и подвигах своего отряда. Он назвал несколько офицеров мне лично знакомых в том числе и вр. исполняющего обязанности начальника штаба отряда генерального штаба подполк. Лесли. Как зачарованный, я слушал его и не знал: быль это или сказка. В свою очередь, я его ввел в курс наших событий и затем написал полковнику Дроздовскому записку, в которой обрисовав общую обстановку и положение у Новочеркасска, настойчиво просил, немедленно выслать нам конно-горную батарею, броневик, конницу, а затем и пехоту, посадив ее на подводы. -- "Имейте в виду, -- писал ему я, -- что бой у Новочеркасска утром неизбежен". Когда же я кончил разговор с полк. X., то должен признаться, что почувствовал в себе какое то внутреннее недоверие. Поэтому для большей верности, я дал записку подъесаулу Грекову, который присутствовал при нашем разговоре. Ему приказал сейчас же на автомобиле вместе с полк. Х и двумя казаками, отправиться в отряд полковника Дроздовского, причем, если окажется, что все рассказанное вымысел, то добавил я, там же на месте поступить с полковником, как с большевистским провокатором.

Они уехали, а я терзаемый сомнениями, задумался, не решаясь верить только что слышанному. Если рассказ полковника был правдоподобен, то для нас самое существенное было то, что мы могли базироваться не на Заплавы, бывшие под ударом противника, а на станицу Грушевскую, т. е. в юго-западном направлении. Вот каким образом до-

110) Высоко порядочный и кристальной честности человек. Впоследствии командовал калмыцким полком, участвовал в рейдах ген. Мамонтова, был ранен и умер в 1919 году от заражения крови.

111) Примерно в двух переходах от Новочеркасска.

196


шла к нам первая весть о той неведомой силе -- немцах, перед которой бежали большевики. А вместе с тем, мы узнали о небольшом числом, но крепким духом и дисциплиной отряде добровольцев Румынского фронта, под командой полк. Дроздовского. Только глубокая любовь к Родине и крепкая вера в возрождение России, дали этой горсти офицеров, учащейся молодежи и казакам, преодолеть трудный и длинный марш -- маневр от Румынской границы до пределов Донской земли.

В пять часов утра полк. Денисов был уже на ногах и в курсе обстановки. Вскоре прибыл подъесаул Греков. Он привез радостную весть, подтвердив, что все рассказанное полк. X. соответствует истине и что полк. Дроздовский уже выслал нам броневик, а также приказал конно-горной батарее под прикрытием эскадрона конницы рысью направиться к Новочеркасску 112).

Полк. Денисов тотчас же отправился к войскам, дабы лично руководить предстоящим боем 113), а мне пришлось временно задержаться в Атаманском дворце и закончить последние распоряжения по сбору частей. Часов около 8 утра меня вызвал к себе командующий группой, дабы помочь ему руководить боем. Его я нашел занятым перегруппировкой частей и их размещением в Хотунке.

Густые цепи противника при поддержке артиллерийского огня бронепоезда на широком фронте уже вели наступление с севера в направлении Хотунка. Большое численное превосходство красных и наличие у них бронепоезда, безнаказанно передвигавшегося с одного места на другое, подбадривало красногвардейцев и они энергично напирали на наши части, тесня их к Хотунку. Вскоре малочисленный гарнизон последнего стал постепенно очищать Хотунок и жаться к юго-восточной окраине Новочеркасска. На казаков, как я заметил, не столько материально, как морально действовал бронепоезд красных. Ввиду этого, я приказал срочно составить два пустых поезда и" пустить их со станции, по обоим путям, навстречу бронепоезду противника 114). Как только бронепоезд большевиков заметил мчащиеся ему навстречу поезда, он дал несколько выстрелов и, опасаясь столкновения полным ходом стал уходить на север, преследуемый пустыми составами. В конце концов, поезда где-то в районе Персияновки соскочили с рельс и закрыли собою путь. С этого момента картина боя резко изменилась. Наша батарея, установленная по 2 орудия у Троицкой и Константино-Еленинской церквей, имея великолепный обстрел и прислугу исключительно из офицеров, развила меткий и губительный огонь по цепям противника. Красные замялись, часть отхлынула назад, другие приостановились и залегли. Мы воспользовались этим и перегруппировали наши части. К противнику с севера, толпами двигались подкрепления и непрестанно вливались в цепи. Бой начал принимать затяжной характер.

112) Утверждение И. Быкадорова (Донская Летопись, том III, стр. 67) о том, что "о движении отряда Дроздовского никому, как и самому полк. Денисову, ничего не было известно до момента развития операции под Новочеркасском" истине не отвечает. Столь же необоснованно и заявление, что отряд Дроздовского "случайно" подошел к Новочеркасску, что, как видит читатель, не соответствует действительности, ибо я просил полк. Дроздовского спешить к нам.

113) Походный Атаман всецело предоставил командованию "Южной группы самостоятельно вести операции.

114) Паровозы были без машинистов.

197


На нашей стороне было преимущество в артиллерии, но численно мы значительно уступали противнику. Большевики наступали без какого либо определенного плана, шли беспорядочно, чувствовалось, что они стремятся лобовым ударом сбить нас с железной дороги и очистить себе путь на Ростов.

Полковник Денисов и я находились у Троицкой церкви. Отсюда вся равнина, где происходил бой, была видна, как на ладони. Здесь же на площади образовалась огромная толпа любопытных. Все напряженно следили за боем и должен сказать довольно сильно мешали нам руководить им.

Примерно часов в 11 утра из отряда полк. Дроздовского прибыл мотоциклист с донесением. Полк Дроздовский сообщал нам, что главные его силы подходят к хутору Каменобродскому (примерно около перехода от Новочеркасска) и что весь отряд он отдает в наше распоряжение, а броневик и конно-горная батарея под прикрытием эскадрона, уже должны быть у города и что он просит выслать им навстречу проводников. Видно было, что полк. Дроздовский, чутьем угадывая важность момента, спешил нам на помощь. Почти одновременно стало известно, что "Северная группа" только утром 25-го т. е. с большим и ничем не оправданным опозданием, выступила из ст. Раздорской в направлении Новочеркасска. Между тем, бой становился оживленнее. Красногвардейцы массой накапливалась в Хотунке, видимо намереваясь оттуда атаковать город. Дав противнику там собраться, мы перенесла огонь наших орудий на Хотунок. Через несколько минут Хотунок уже горел в разных местах и черные огромные клубы дыма совершенно заволокли строения. Красные, не поддержанные своей артиллерией 115) заколебались. Наступал перелом боя. Успех заметно склонился на нашу сторону. Не теряя времени, мы спешно вызвали для атаки противника две конные сотни, стоявшие наготове у арсенала. Не закрывая огня наших орудий, казаки стали гуськом вдоль домов спускаться вниз, Им было приказано, собравшись на окраине города, немедленно атаковать уже дрогнувшего противника. Только что мы отдали это приказание, как толпа зевак, стоявшая у церкви, испуганно шарахнулась в стороны. К площади лихо подкатил броневик. Из него молодцевато выскочил офицер и спросив начальника, подошел ко мне со словами: "Г-н полковник в ваше распоряжение из отряда полковника Дроздовского прибыл, прошу задачу".

"Очень рад, -- сказал я, -- вы прибыли как раз во время. Перед вами горящее предместье города -- Хотунок. Противник под действием огня наших орудий, начинает его очищать и отходит на север. Конным нашим сотням, которых вы видите спускающимися вниз, приказано, собравшись на окраине города, атаковать красногвардейцев вдоль железной дороги, левее ее. Ваша задача: обогните с правой стороны Хотунок и кладбище, что за ним и преследуйте противника вдоль железной дороги, держась правой ее стороны. Надеюсь, что ваш броневик всюду пройдет беспрепятственно. Вам все понятно? --спросил я 116).

115) Бронепоезд, как я сказал, удалился.

116) Вот точный смысл приказания, отданного мною начальнику броневика, из которого лучше всего можно судить о моменте и об участии в бою частей полк. Дроздовского.

198


-- "Так точно, г-н полковник", -- ответил офицер и через минуту броневик мчался по спуску и своим грохотом ободрял станичников.

Вскоре я видел как броневик, несся вдоль южной окраины Хотунка, беспощадно расстреливая красногвардейцев. Последние выскакивали из предместья и ища спасения, устремлялись на север, где находили смерть под ударами нашей конницы, дружно преследовавшей бегущих. Немного позднее мое внимание привлекли какие-то новые орудийные выстрелы, раздавшиеся в северо-западном направлении. Опасаясь, что это быть может, подкрепление большевикам, я послал офицера выяснить и был весьма приятно обрадован, когда он доложил что это стреляет батарея из отряда полк. Дроздовского. Она заняла у скакового круга позицию и губительным фланговым огнем поддерживала атаку своего эскадрона лихо преследующего противника. Наконец, далеко на востоке, за буграми, показалась казачья лава. То были передовые конные части "Северной группы" полк. Семилетова. Они подходили к полю сражения и приняли участие в преследовании. Победа осталась за нами. Я умышленно подробно описал этапы этого боя, дабы точно разграничить участие в нем частей из отряда полк. Дроздовского и Семилетова и тем показать безобоснованность утверждений "117) будто бы полк. Дроздовский "освободил Новочеркасск" или "спас столицу Дона" и т. п.

При жизни Михаил Гордеевич Дроздовский, как я знаю, был далек от мысли приписывать себе, что-либо подобное. Не нуждается он в этом и после своей смерти. Светлая память о нем, как герое, беззаветно любившем Родину и за нее отдавшем свою жизнь, навеки запечатлена в сердцах русских патриотов.

По окончании боя, я поспешил в штаб, дабы сделать ряд спешных распоряжений. В числе их, для успокоения населения города, нами было выпущено к 20 часам 25-го апреля нижеследующее объявление:

"Красногвардейцы, наступавшие на Новочеркасск с севера и отбитые 23 и 24 апреля, сегодня, с утра 25 апреля, вновь собравши значительные силы, решили во что бы то ни стало захватить город. Положение красногвардейцев безвыходное, ибо в направлении на Сулин наступают Украинцы с поднявшимися на защиту Дона казаками и большевистским частям оставался один выход -- завладеть Новочеркасском и постараться пробиться на присоединение к своим, доживающим последний день, в г. Ростове. С утра 25-го апреля большевики, под прикрытием бронированного поезда повели энергичное наступление. Это наступление красногвардейцев, припертых к стене, первоначально имело некоторый успех, и наши части, измученные непрерывными боями, немного поддались назад. Но поддержанные сильным и метким нашим артиллерийским огнем, наши пехотные цепи, оправившись и получив подкрепления, сами перешли в наступление. Навстречу бронированному поезду, послано два наших поезда. По шляху направлен броневик из отряда полк. Дроздовского, который расстреливал бегущих красных. Противник дрогнул и обратился в бегство. Наши конные сотни бросились его преследовать. В это время около 14 часов дня появи-

117) На стр. 126 "Поход Корнилова", А. Суворин, заблуждаясь, говорит: "23 апреля донцы взяли Новочеркасск с помощью Семилетова, а 25 и Ростов с помощью отряда полк. Дроздовского и немцев".

199


лась на нашем правом фланге колонна полк. Семилетова, которая увидя наш успех, бросилась наперерез красной гвардии на Персияновку. На нашем левом фланге энергично действовал эскадрон с горными орудиями отряда полк. Дроздовского. Поражали своей смелостью четыре казака -- смельчака Новочеркасской конной сотни, которые отделившись далеко вперед от сотни, беспрерывно рубили убегавших большевиков. Преследование продолжается. Население может быть спокойно и верить, что большевики больше в город не вступят. Командующий Южной группой п. Денисов. Начальник штаба п. Поляков".

Вечером 25-го апреля части полк. Дроздовского вступили в Новочеркасск и тем самым еще более уверили обывателя в безопасности, а 27-го апреля состоялся большой парад войск, освободивших город. Теперь столица Дона была надежно обеспечена. Наши конные части безостановочно преследовали красную гвардию верст на 20, а подошедшая пехота прочно закрепила положение. В этот же день вечером было получено донесение от полк. Туроверова. Он сообщал, что его отряд одновременно с немцами вступил в г. Ростов. Последнее обстоятельство дало право Донскому Правительству предъявить немцам свои притязания. Оно настояло на том, чтобы в Ростов был поставлен наш гарнизон, назначен комендант, а затем градоначальник и поровну поделена военная добыча. Назначением своего градоначальника мы стремились подчеркнуть немцам наше желание быть у себя хозяевами, а в населении укрепить сознание, что занятие Ростова германцами не может рассматриваться, как оккупация.

Однако, радость нашей победы была омрачена другим донесением. Оказалось, что передовые части германцев были выброшены к городу Батайску и станицам Ольгинской и Аксайской, а сторожевое их охранение с огромным количеством технических средств, полукольцом охватило Новочеркасск с юга в расстоянии 11 верст от него.

Вот та крайне запутанная политическая и военная обстановка, в которой очутились Донская власть и военное командование, освободив и обеспечив от большевиков Новочеркасск и имея впереди ближайшую задачу закрепить положение и восстановить нормальную жизнь в городе и его окрестностях. Что касается Добровольческой армии, в сущности, небольшого отряда добровольцев, то он не представлял тогда никакой серьезной вооруженной силы, расположился в нашем мирном Задонье, радуясь наступившему отдыху, после тяжелого похода.

Как при создавшихся условиях нужно было отнестись к немцам? Расценивать их нашими врагами по меньшей мере было бы наивно. Ведь нельзя же было не учитывать, что одного немецкого полка, богато снабженного тяжелой артиллерией, броневыми машинами и пулеметами, было бы достаточно, чтобы в короткий срок уничтожить, как слабые казачьи отряды, так и добровольческую армию, представлявшую тогда кучку измученных людей, при большом обозе раненых и больных. Придавать серьезное значение тому, будто бы наличие Добровольческой армии внушало германскому командованию большие опасения, конечно, не приходилось. Нельзя было предполагать и того, что немцы избегают открыто ее преследовать, боясь возможных ослож-

200


нений в казачьих областях 118), что затруднило он им выполнение их плана по выкачиванию продовольствия из оккупированного ими района. Существовало еще и такое мнение: будто бы немцев пугает возможность образования "восточного фронта" в России и потому они настойчиво ищут путей сближения с казаками и Добровольческой армией. На самом деле ни то, ни другое далеко не отвечало истинному положению. Едва ли можно сомневаться, что через свою разведку,' немцы были прекрасно осведомлены о настроении казачества. Они знали что казаки страстно желали одного: скорее сбросить большевистское ярмо и заняться мирным трудом. Знали немцы, конечно, и то, что Добровольческая армия никакой реальной силы не представляет и, следовательно, не может быть для них серьезной угрозой. Мало того, немцы были уверены, что против них Донское войско воевать не будет. Я не знаю, как бы поступили кубанцы, но будучи в курсе настроения донцов, смело могу утверждать, что о защите казаками Добровольческой армии, в случае ее столкновения с германцами, не могло быть тогда и речи. Вся же Кубань, тогда была еще под большевиками.

Вопрос осуществления "восточного фронта", по-моему, был лишь мечтой и мечтой далекого будущего. Требовалось раньше сломить восточный фронт большевиков, насадить в России хотя бы приблизительный порядок и только после этого, можно было утешать себя мыслью образования фронта против германцев. Наконец, надо помнить, что оккупация немцев на казачьи области не распространилась за исключением Таганрогского округа Донской области (вскоре по настоянию Донского Правительства он ими был очищен), значит не могло быть тех причин и последствий, каковые обычно вызывает оккупация, приводя к взаимной ненависти между оккупируемым населением и оккупирующими войсками. Серьезного значения заслуживает и отношение серой казачьей массы к немцам. Участники событий того времени, хорошо помнят, что сознание "непротивления" германцам и желание ослонитъся на них в своей борьбе с большевиками, глубоко проникло в казачьи низы. Всякую мысль о борьбе с немцами казаки считали совершенно абсурдной и дикой. Были случаи, когда они сами по собственной инициативе, искали сближения с германцами, видя в них неожиданного и могущественного союзника в их борьбе с большевиками. Наконец, русская интеллигенция, освобожденная германцами от красного террора, приветствовала немцев, как своих освободителей. Как ни было больно, а приходилось с горечью признавать, что такая почетная роль выпала на долю недавних наших врагов. Вот какова была реальная обстановка и соотношение сил на юге весной 1918 года. Поэтому было бы грубой и роковой ошибкой со стороны руководителей казачьего движения, не считаться с нею, а также и с психологией казачества и идти всему наперекор. Подогревать чувства ненависти к немцам, значило бы рубить тот сук на котором сидели сами. Не покончив с большевиками, ввязываться, да еще с негодными средствами, в борьбу с немцами, значило бы без всякой надежды на успех бесцельно залить казачьей кровью Донскую землю и снова бросить казачество в объятия Советской власти. И как ни странно, но этого не могли, или

118) Подобный взгляд приводит ген. Лукомский (Архив Русской Революции. том 5).

201


вернее, упорно не хотели понять ответственные круги Добровольческой армии. Они отстаивали иную точку зрения, о чем я подробно буду говорить в V-й части моих "Воспоминаний".

Положение добровольцев по сравнению с нами, конечно, было несравнимо легче. Они не были связаны с территорией, как мы. В крайнем случае, Добровольческая армия могла уйти от немцев на Волгу, в Астраханские степи или еще в какое-либо иное место. Казаки же, в массе, никуда от своих куреней уходить не желали. Они стремились только спасти свое добро и с помощью кого угодно избавиться от красных пришельцев. Не имели Добровольцы и непосредственного соприкосновения с немцами, а перед нами в 11 верстах стояли тяжелые орудия германцев, направленные на столицу Дона -- Новочеркасск, которые каждую минуту могли заговорить и заговорить очень убедительно и красноречиво.

В общем, отношение кругов Добровольческой армии к немцам, вылилось тогда в весьма странную форму. Командование этой армии, прикрываясь нашими деловыми взаимоотношениями с германцами, всячески разжигало ненависть к немцам, а порой даже грозило им. Все это, естественно, вызывало и удивление и недоумение и прежде всего у немцев. А в то же время, добровольческое командование считало вполне нормальным, получать от нас военное снаряжение, хотя заведомо знало, что все это немецкое и кроме того, что оно получено нами только благодаря добрым отношениям, установившимся у нас с немцами. Вспоминаю, как часто при разговорах по аппарату с начальником штаба Добровольческой армии, последний на мое заявление, что в данный момент мы сами ощущаем недостаток в снарядах и патронах, говорил мне: "но вы же можете в любой момент все необходимое получить от немцев". Благодаря этому создавалось положение, каковое в жизненном обиходе можно было бы охарактеризовать такими словами: добровольческие крути хотели и невинность соблюсти и капитал приобрести. Устами своего начальника штаба Добровольческая армия говорила, что она отлично понимает обстановку и признает, что при известном контакте с немцами от них можно получить все средства, необходимые для успешно борьбы с большевиками. Но поступать сама так уклонялась, больше всего заботясь о сохранении принципа верности нашим бывшим союзникам, того принципа который горячо культивировался в ставке Добровольческой армии, часто даже и в ущерб интересам самой армии. Было бы еще полбеды, если бы все это происходило без ненужного шума и вредной кичливости. К сожалению. вынужденный и безусловно необходимый наш контакт с немцами, служил предметом самых яростных нападков на Донское командование руководителей Добровольческой армии.

Отношение немцев к большевикам было тогда довольно неопределенное. В их действиях временами проглядывала какая-то неуверенность и осторожность, что порождало слухи о том, будто бы немцы одной рукой освобождают Украину, а другой помогают большевикам. Возможно, что такие колебания происходили в главной германской квартире, еще не установившей окончательно курса своей политики к Советской власти. Однако, представители немецкого командования на Дону, с которыми мне проходилось иметь дело, не только недруже-

202


любно, но явно враждебно относились к большевикам. Они просто считали их бунтовщиками-разбойниками, подлежащими беспощадному усмиренью самими крайними мерами. Военное германское командование охотно шло нам навстречу во всем том, что касалось непосредственно борьбы с большевика лги. Как тогда, так и теперь у меня нет сомнения, что возьми руководители Добровольческой армии иной курс в отношении немцев, нам