до меня слухам о том. что будто бы Главнокомандующий свои заключения о военном положении на Донском фронте и ходе боевых действий, основывает не столько на официальных донесениях и докладах Донского командования, -- сколько на рассказах и нашептывании безответственных лиц к тому же полных профанов в военном деле, то теперь, конечно, в этом уже нельзя было сомневаться. То что раньше я считал сплетней или клеветой, ронявших ген. Деникина, как Главнокомандующего, теперь это оказывалось сущей правдой, которую подтверждал сам начальник штаба Добровольческой армии и таким тоном, в котором звучала ирония и нотка осуждения им подобного порядка. Когда мы прибыли к Главнокомандующему, то там никого не застали. Доморощенные стратеги поспешили удалится, чтобы не попасть передо мной в неловкое и даже смешное положение. Кроме ген. Романовского при моем докладе присутствовал ген. Лукомский. Главнокомандующий сидел, а мы все стояли. Касаясь каждого фронта в отдельности, я последовательно рисовал донскую обстановку.

В ряду других вопросов был поднят и вопрос о перевозке одного или двух полков Добровольческой армии с Кубани в район Дебальцево на усиление дивизии ген. Май-Маевского, оперировавшей там и, как я говорил, ввиду своей малочисленности, едва удерживавшей занятое ею положение. На Донском фронте наиболее слабое место был -- север. Для подкрепления его и поднятия духа казаков, там уже выставлялись заслоны из новых, стойких войск, примерно в расстоянии 250--300 верст от Новочеркасска. Кроме того, одновременно с этим, сосредоточивалась ударная группа из частей Молодой армии для нанесения противнику решительного поражения. На востоке донцы были под Царицыном, от столицы Дона более 300 верст. На западной границе, самой близкой к Новочеркасску (60--80 верст), все атаки противника успешно отбивались нами уже в течение почти трех месяцев. И только в районе Дебальцево, занятом частями Добровольческой армии, т. е. дивизией ген. Май-Маевского, красные временами имели успех, почему туда и предназначалась помощь. Казалось бы, такая обстановка и здравый рассудок подсказывали направить эти подкрепления к угрожаемому пункту, кратчайшим направлением, т. е. через Ростов, Таганрог. Но безответственные стратеги, только что бывшие у Главнокомандующего, убедили его, вести эти полки кружным путем через Новочеркасск. Они уверили Главнокомандующего, что в Новочеркасске паника и что появление Добровольцев на вокзале, по их мнению, успокоит население. Несмотря на лживость самого факта и наивность доводов "донские стратеги", однако, имели успех. Только мои категорические доводы о вздорности и нелепости этих слухов, в чем легко

278) В "Очерках Русской Смуты", том III, стр. 61, ген. Деникин этого депутата уже именует "донским демагогом, социалистом, ныне большевиком".

365

можно было убедиться, а также заявление, что в случае действительного возникновения паники в Новочеркасске, -- к чему сейчас нет никаких оснований, --- у нас имеется значительный (около 5 тыс. человек), отлично дисциплинированный гарнизон, преимущественно из частей Постоянной армии, каковой для успокоения жителей достаточно будет провести по городу с музыкой, -- в конце концов разубедили Главнокомандующего. В самом деле, направление эшелонов добровольцев через станцию Новочеркасск, даже при наличии в городе паники, прошло бы, конечно, незаметно, успокоения не внесло, а время было бы потеряно.

В дальнейшем, оттеняя в своем докладе весьма тяжелую обстановку на северном Донском фронте, я указал на настоятельную необходимость немедленной присылки туда подкреплений добровольцев или Кубанцев. Я сказал, что с помощью их нам удастся быстро ликвидировать продвижение противника, а успех, кроме того, весьма благотворно отразится на состоянии духа казаков этого фронта. Совместная боевая работа, добавил я, сблизит казаков с добровольцами и донцы воочию убедятся, что они не одиноки. Главнокомандующий перебил меня и резко сказал: "Вы просите помощи, а сами 279) злейшие враги Добровольческой армии" 280). Наступила длинная неловкая пауза. Быть может, ген. Деникин и сам понял неуместность своей фразы, но упорствуя, не счел нужным, как-нибудь сгладить тягостное впечатление. Обойдя молчанием незаслуженный упрек, я скомкал конец доклада, и поспешил уехать в Новочеркасск. В душе у меня невольно наростало сознание бесполезности, при таком отношении к нам Главнокомандующего, надеяться на какие-либо положительные результаты моего доклада. Несомненно было, что личные счеты и побуждения того же порядка у ген. Деникине доминировали над интересами общего дела. Стали яснее обрисовываться невидимые ранее причины и таинственные силы, оттягивавшие перевозку пластунских батальонов, тормозившие вывоз со ст. Караванная материалов, нужных для Таганрогского завода 281), задерживавшие отправку на Дон тяжелых орудий, купленных нами в Севастополе 282). В общем зрела мысль, что в разыгравшихся страстях злобы и ненависти, тонули общие интересы дела и на верх всплывала ненасытная жажда личной мести. В тяжелый момент для Войска, ген. Деникин признавал возможным сводить личные счета. Невероятной и, может быть, кошмарно-чудовищной, покажется читателю эта мысль, но, к сожалению, беспристрастный анализ его отношения тогда к Донской власти, неуклонно приводит к такому заключению. Донское командование было бельмом в глазах ставки До-

279) Надо понимать -- Донское командование.

280)Эта фраза в тот же день сделалась известной многим. Вечером ген. Смагин, наш представитель при Главнокомандующем, передал мне (возможно, по просьбе Деникина), что ген. Деникин как будто бы раскаивается, что дал волю своему чувству, забыв, что он -- Главнокомандующий, выслушивающий доклад начальника штаба той армии, подчинить которую себе он так упорно добивался.

281) Ген. Май-Маевский запретил вывоз с порохового завода, находившегося на ст. Караванная, тринитроула и аммонала, необходимых для снаряжения снарядов на нашем Таганрогском заводе, работавшем для всего юга.

282) Посланный за этими орудиями на специальном пароходе офицер телеграфировал в Новочеркасск: "Адмирал Конин получил приказание ген. Деникина никому покамест ничего не давать".

366

бровольческой армии. В то время, как Кубань, с помощью Добровольцев, освободилась от красных и ген. Деникину, в силу этих условий, удалось сломить и подчинить себе Кубанское казачество, Дон оставался самостоятельным и гордился своей независимостью. Донское Войско не только само освободилось от большевиков, но и сумело создать образцовую армию и широко помогать Добровольческой армии. Правы те, кто утверждает: не будь Дона, не было бы и Добровольческой армии. Он щеголял своим порядком, как на фронте, так и в тылу, чем не могла похвастаться Добровольческая армия. Под давлением союзников, Донская власть признала над собой, и то вынужденно, главенство ген. Деникина, но перед тем устами своего Атамана она заявила, что в ген. Деникине не видит то лицо, которое могло бы успешно справиться с предстоящей огромной задачей водительства всеми вооруженными силами юга России. Было подчеркнуто, что до сего времени ген. Деникин не проявил себя ни политическим деятелем государственного масштаба, ни талантливым организатором, ни дальновидным дипломатом. Одного же военного таланта и солдатской прямолинейности при той чрезвычайно сложной и запутанной внешней и внутренней обстановке и при нахождении еще Добровольческой армии на казачьей территории, бесспорно было недостаточно.

Я не берусь судить насколько были основательны такие предположения. Главное то, что они были высказаны открыто и даже, я бы сказал, официально, что, конечно, задело ген. Деникина.

Предсказания ген. Краснова в отношении ген. Деникина сбылись: "Деникинский период" кончился крушением, а сам ген. Деникин нашел себе спасение на английском миноносце. Возможно, что современникам еще не по силам разобраться насколько в этом повинен ген. Деникин, как Главнокомандующий. Только будущий историк сумеет беспристрастно разобраться в действительных причинах краха "Белого движения" на юге и скажет свое последнее правдивое слово. Сейчас же, мне кажется, важно зафиксировать те и другие положения, имевшие тогда место, так или иначе влиявшие на общий ход событий.

Аттестация, данная Донским Атаманом ген. Деникину, во всяком случае, не могла быть приятной последнему и он считал себя обиженным, если не оскорбленным. Анализ отношений ставки к Донским событиям, дает мне основание утверждать, что тяжелое тогда положение Дона не волновало Главнокомандующего в той мере, как это должно было быть. Даже больше: ухудшение обстановки на нашем фронте в Екатеринодаре считали тем козырем, которым на предстоящей сессии Большого Войскового Круга, готовили бить и гордого Атамана Краснова и его ближайших помощников. В то же время, для ставки Добровольческой армии представлялся благоприятный случай явиться в роли, якобы, спасителей Дона. В перспективе рисовалась двоякая выгода: можно было используя тяжелый момент устранить Краснова и его окружение, затем оказать Войску помощь, чем значительно облегчалась возможность скрутить и подчинить себе, по примеру Кубани и Дон. Нельзя было подыскать никаких других причин, которыми руководился ген. Деникин, оттягивая помощь Войску 283). Эти мотивы

283) После отставки Краснова на Донском фронте немедленно появились Добровольческие и Кубанские части.

367

не укрылись от Донского Атамана. Между ним и Добровольческим командованием в январе месяце завязалась чрезвычайно интересная переписка. В ней Атаман, откровенно указывал, что для него не тайна, что он неугоден Екатеринодару и, быть может, для дела будет лучше, если он на ближайшей февральской сессии Круга откажется и уйдет с поста 284). Ген. Деникин ответил Краснову, что это -- личное дело Атамана с Кругом и вмешиваться в него он не будет. Таким ответом Ген. Деникин хотел показать, что он стоит в стороне от внутренней жизни Дона и не желает принимать в ней никакого участия. На самом деле, это была, так сказать, внешняя, показная сторона, скрывавшая собою интенсивную работу кругов Добровольческой армии, стремившихся во что бы то ни стало, свалить ген. Краснова.

В эти полные тревог и забот дни, в Новочеркасск прибыл представитель Франции кап. Фукэ. Он долго совещался с Атаманом, интересовался положением на фронте, состоянием Донской армии и настроением войск. Результатом этого было то, что в тот же день 27-го января, он отправил телеграмму своему командованию, требуя немедленного направления союзной пехотной бригады в гор. Луганск для обеспечения нашего левого фланга. Вне сомнения, что появление на Донском фронте в этот момент союзных войск имело бы огромное моральное значение и решающим образом отразилось бы на конечном исходе борьбы. Участие капитана Фукэ в судьбе Дона и решительность, проявленная при истребовании срочно помощи Войску, рассеяли немного мои сомнения и заставили думать, что судьба России союзникам, как будто бы, не безразлична. Но уже в полдень следующего дня, я был горько разочарован, когда увидел Атамана. Оказалось, что поведение "благородного" 285) представителя или представителя "благородной" Франции, неожиданно приняло совершенно иной оборот, весьма далекий от какого-либо благородства. Прежде всего, этот капитан попросил к себе в гостиницу Атамана и там потребовал, чтобы войсковой штаб детально осведомлял его и ген. Франшэ д'Эсперэ о событиях на фронте и всех распоряжениях, а затем предложил Атаману подписать следующие условия:

"Мы, представитель французского главного командования на Черном море, кап. Фукэ с одной стороны и Донской Атаман, председатель совета министров Донского войска, представители Донского правительства и Круга с другой, сим удостоверяем, что с сего числа и впредь:

1) Мы вполне признаем полное и единое командование над собой генерала Деникина и его совета министров. 2) Как высшую над собой власть в военном, политическом, административном и внутреннем отношении, признаем власть французского Главнокомандующего ген. Франшэ д'Эсперэ. 3) Согласно с переговорами 9 февраля (28 января) с кап. Фукэ все эти вопросы выяснены с ним вместе и что с сего времени все распоряжения, отдаваемые Войску, будут делаться с ведома капитана Фукэ. 4) Мы обязываемся всем достоянием Войска Донского заплатить все убытки французских граждан, проживающих в угольном районе "Донец" и где бы они ни находились и происшедших

284) "Архив Русской Революции", том V, стр. 300-306.

285) Кап. Фукэ выдавал себя за офицера генерального штаба, но как выяснилось, он кончил лишь ускоренные курсы военного времени и, в сущности, был лишь суррогат офицера генерального штаба.

368

вследствие отсутствия порядка в стране, в чем бы они ни выражались, в порче машин и приспособлений, в отсутствии рабочей силы, мы обязаны возместить потерявшим трудоспособность, а также семьям убитых вследствие беспорядков и заплатить полностью среднюю доходность предприятий с причислением к ней 5-типроцентной надбавки за все то время, когда предприятия эти почему-либо не работали, начиная с 1914 года, для чего составить особую комиссию из представителей угольных промышленников (французских) и французского консула".

Когда Атаман прочитал этот возмутительнейший документ, между ним и кап. Фукэ произошел следующий разговор:

-- "Это все?" --возмущенным тоном спросил Атаман.

-- "Все", --ответил Фукэ. --"Без этого вы не получите ни одного солдата. -- "Mais, mon ami", вы понимаете, что в вашем положении -- "il n'y a pas d'issu!...".

-- "Замолчите" -- крикнул Атаман. -- "Эти ваши условия я доложу совету управляющих, я сообщу всему Кругу... Пусть знают, как помогает нам благородная Франция" 286).

Едва ли нужно пояснять, что приведенный документ сразу же разсеял иллюзии в какое-то благородство победоносной Франции к своему бывшему союзнику и вскрыл голый и ничем не прикрытый цинизм. Даже наши враги -- немцы в своих аппетитах были гораздо сдержаннее и скромнее и никогда не ставили Дону таких диких и жестоких условий. Так вот кому молилось Добровольческое командование. Вот кому оно пело гимны и дифирамбы, не допуская никаких компромиссов и всемерно сохраняя кристальную чистоту своей верности союзникам. А ген. Деникин только во имя этого, избегал контакта с немцами, предпочитая кровью русского офицерства и юношества добывать снаряды и патроны у противника -- большевиков, нежели взять их у немцев.

Перебирая недавнее прошлое, невольно вспоминается, как многие с пеной у рта негодовали на немцев за их беспринципность и как наряду с этим идеализировали союзников, возводя их на недосягаемую высоту. А затем, сама жизнь, обнажила их голое бесстыдство. Краснова часто обвиняли, что он отдал Дон в немецкую кабалу. Но в сущности, это была пустая фраза, слова, необоснованные упреки, тупая злоба близоруких политиков и стремление их, как-нибудь очернить и унизить Атамана. Здесь же, в этом документе, черным по белому, требовали подчинения и Дона и Добровольческой армии и в политическом, и в военном, и в административном, и во внутреннем отношениях, французскому генералу Франшэ д'Эсперэ, да еще через его представителя кап. Фукэ, человека, скажу я, недалекого, весьма ограниченного кругозора, пустого и хвастливого француза. Требуя полного подчинения, Франция, однако, ничего не обещала и ничем не обязывалась. Идти в такую кабалу Атаман не мог. Несмотря на критическое положение северного фронта, он имел мужество с негодованием отвергнуть ультиматум кап. Фукэ, В тот же день ген. Краснов отправил генералу Франшэ д'Эсперэ письмо с новой просьбой немедленно помочь Дону. В этом письме Атаман ясно подчеркнул, что эта

286) "Архив Русской Революции", том V, стр. 309.

369

помощь -- долг Франции. Одновременно, о поведении кап. Фукэ, его требовании и о своем категорическом отказе, ген. Краснов уведомил ген. Деникина. Злополучный представитель Франции, уехавший накануне в Екатеринодар, однако, не унимался. Он оттуда телеграфировал Атаману, заявляя, что союзные войска не будут посланы в Луганск до тех пор, пока Донской Атаман, не подпишет предложенных ему условий.

Атаман назначил экстренное совещание управляющих отделами и членов Круга, бывших в Новочеркасске. Он доложил им требование кап. Фукэ и свой категорический отказ. Весьма характерно то, что интеллигентная часть совещания одобрила действия Атамана, а простые казаки -- депутаты Круга, угрюмо молчали, видимо готовые лезть в какую угодно кабалу, лишь бы избавиться от большевиков.

С действиями Атамана вполне согласился Главнокомандующий и в тот же день Атаманом была получена следующая телеграмма: "Главнокомандующий получил Ваше письмо и приложенные документы, возмущен сделанными Вам предложениями, которые произведены без ведома Главнокомандующего и вполне одобряет Ваше отношение к предложениям. Подробная телеграмма следует вслед за этим. Екатеринодар, 30 января 1919 года. 01524. Романовский".

Вскоре пресловутый представитель Франции исчез с Екатеринодарского горизонта. Возможно, что это явилось следствием письма ген. Деникина генералу Франшэ д'Эсперэ. В нем ген. Деникин выразил уверенность, что "эти несоответствующие достоинству русского имени документы ... не были присланы французским командованием, а явились результатом неправильного понимания капитаном Фукэ всей ответственности сделанного им по личной инициативе выступления ..." На это свое письмо, как признается ген. Деникин, он ответа от ген. Франшэ д'Эсперэ не получил 287).

В средних числах января 1919 года, противник против наших 38 тыс. бойцов при 168 орудиях и 491 пулемете сосредоточил 124 тыс. штыков и сабель, 435 орудий и 1 337 пулеметов (армии I, VIII, IX, Х и Степная). Несмотря на более чем тройное превосходство в силах, наши части на востоке, победоносно продвигались вперед и вновь подошли к стенам Царицына. На северо-востоке, войска Усть-Медведицкого района, вследствие отхода войск Северного фронта, были вынуждены, сначала оттянуть только свой левый фланг, а затем, в дальнейшем, всем фронтом, отойти несколько назад. Северный донской фронт, включая и части, занимавшие ранее район Воронежской губернии, постепенно отходил на юг, в среднем, по 6 верст в сутки. На нем кое-где, образовались пустоты, куда свободно могли вливаться части противника. Казаки местами оказывали упорное сопротивление, местами распылялись или сдавались противнику, чаще подавленные морально, отступали без боя. На западной границе Области, продолжались ожесточенные бои. Противник, превосходивший здесь нас численно в несколько раз, упорно добивался успеха на этом направлении. Однако, все его яростные атаки, неизменно отбивались частями Молодой армии. Одновременно, дивизия ген. Май-Маевского, сосредо-

287) "Очерки Русской Смуты", том IV, стр. 76.

370

точенная в районе Мариуполь-Волновахи, постепенно продвигалась вперед с целью занять район Дебальцево и освободить там части наших войск, каковые могли быть использованы на других направлениях.

Таким образом, наибольшие опасения на Донском фронте внушал север. Ввиду этого, Донское командование энергично принимало меры, чтобы остановить здесь дальнейшее продвижение красных в глубь Области, восстановить Северный фронт, вдохнуть в него веру в свои силы и дать решительный отпор обнаглевшему противнику. С этой целью, помимо мер, указанных выше, Донское командование сосредоточивало в районе Миллерово-Глубокая сильный кулак из свежих войск. Предполагалось, когда назреет момент, внезапным и энергичным наступлением в северо-восточном направлении, сбить зарвавшиеся части противника и затем, двигаясь далее, выйти в глубокий тыл красных, тем самым принудив на всем фронте к отходу. Такой способ действий, мне казался более целесообразным, чем затыкание пустот, образовавшихся на фронте, особенно учитывая психологию противника при неожиданной неудаче легко поддаваться панике, а также и психологию казаков -- развивавших при успехе большую наступательную энергию.

Наши резервы полностью еще не были исчерпаны. Не считая военного училища, офицерской школы, старшей сотни кадетского корпуса и нескольких других отдельных сотен, мы располагали кроме того, свежей, отлично обученной, прекрасной 1-й Донской казачьей дивизией из состава Молодой армии, несшей гарнизонную службу. Гвардейская ее бригада находилась в Ростове и Таганроге, а 4-й Донской полк и учебный в Новочеркасске. Части этой дивизии постепенно уже были освобождены от гарнизонной службы и в любой момент могли выступить туда, где это потребует обстановка.

Надо еще отметить, что, если казаки северных округов пали духом, потеряли сердце, утратили веру в свою силу и мощь и в страхе отходили перед красными, то наоборот, казаки -- южане, бывшие ближе к центру Дона и потому неподдавшиеся пропаганде, встали все, как один. Они клялись, скорее умереть, чем сдать свои станицы ненавистному противнику. Воинственность казаков-южан сильно повышалась еще и тем, что из районов, занятых красными, доходили вести о бесчеловечных расправах и зверствах, творимых там. Эти слухи весьма отрезвляюще действовали на станичников, приводя их к сознанию, что бессмысленно сдаваться на милость победителей, что единственный исход -- сражаться до конца.

Учитывая общую обстановку и настроение казаков южных округов, а кроме того, располагая в достаточном количестве силами для нанесения зарвавшемуся противнику решительного контр удара, Донское командование смело смотрело на будущее. Оно методично и планомерно проводило в жизнь намеченные мероприятия, глубоко веря в скорое изменение положения в благоприятную для донцов сторону. Сверх того. Добровольческая армия, почти совсем покончила с противником на Кубани и Северном Кавказе. Ее освободившиеся части могли быть брошены на главный Донской фронт, тем более, что объединение с ген. Деникиным, уже состоялось. В то же время, не подлежало ника-

371

кому сомнению, что разгром большевиками Дона, приведет к гибели и Добровольческую армию. Но, как выше я отмечал, с помощью Дону ген. Деникин не спешил. Все говорило за то, что оппозиция Донскому Атаману, осев в Екатеринодаре, в тесном контакте с кругами Добровольческой армии, стремилась использовать временный неуспех Донской армии и во что бы то ни стало, свалить ген. Краснова. С горечью приходится констатировать, что в дни наиболее тяжелых испытаний, выпавших на Войско, в ставке велась возмутительная и опасная для общего дела, закулисная игра. Элементы враждебно настроенные к ген. Краснову, в том числе и часть членов Круга, вместе с председателем Харламовым, почти ежедневно посещали Екатеринодар. Они устраивали тайные и явные совещания, делали Главнокомандующему безответственные доклады, искажая положение и внося в дело ужасную путаницу и хаос. Краснов горячо протестовал против такого порядка 288), но ген. Деникин, потворствуя Донской оппозиции, отнекивался и не желал устранить ненормальности, мешавшие правильной работе. Нападки на Донское командование не уменьшались. Напротив, с каждым днем, они прогрессировали в очень резкой форме. Донская оппозиция, при негласном участии Ставки, неистовствовала, становясь все более наглой. Мне было только неясно, как в Екатеринодаре не хотели понять, что валя Краснова, вместе с тем, рубят один из крупных корней, подтачивают одну из главных основ всего Белого Движения на юге. Клеветам и грязным выпадам Екатеринодарской прессы, не было границ. На все лады поносили и порочили Донскую власть. Буквально злорадствовали над неудачами на Донском фронте, причем номера газет с наиболее бесстыдными пасквилями, появлялись и на Донском фронте, различными подпольными путями, с очевидной целью подорвать доверие казачьих масс к Донскому командованию 289). В общем, систематически велась кампания против Атамана и его ближайших помощников. Документально было установлено деятельное участие в ней крупного донского промышленника и спекулянта Н. Парамонова, не жалевшего денег на агитацию против Краснова. Здесь будет уместным обратить внимание читателя на то, что когда на нашем совещании с представителями Добровольческой армии, Атаман охарактеризовав Н. Парамонова, как вредного деятеля, заметил, что ходят слухи будто бы Главнокомандующий предполагает назначить этого субъекта на пост управляющего отделом пропаганды, -- то генералы Деникин и Драгомиров, были возмущены таким его предположением. Они даже обиделись, что у Атамана могла родиться подобная вздорная мысль. А в результате, ровно через две недели, Парамонов получил именно это назначение. Такие факты, с одной стороны, убеждали нас в том, что нельзя было придавать никакого значения заверениям Добровольческого командования, а с другой -- еще больше обостряли наши отношения со ставкой Добровольческой армии. Атаману, например, как я уже говорил, ген. Деникин сообщил, что он не же-

288) "Архив Русской Революции", том V, стр. 303.

289) Номера газеты "Истина" с циничными выпадами против Атамана и Донского командования появились, например, на фронте вместе с Рождественскими подарками. Таким образом казачий фронт засыпался прокламациями с двух сторон: спереди -- большевиками, сзади -- "своими".

372

лает вмешиваться во внутренние дела Дона 290), а одновременно с этим он завязывает тесные сношения с оппозицией Донскому Атаману и принимает деятельное участие в обсуждении вопроса заместителя Атаману, намечая преемником "верноподданного" ему ген. А. Богаевского 291). Любопытно то, что такой способ действий ген. Деникин называет легальным ("Очерки Русской Смуты", том III, стр. 122), говоря: "В то время, когда командование Добровольческой армии стремилось к объединению вооруженных сил Юга -- путями легальными, Атаман Краснов желал подчинить или устранить со своего пути Добровольческую армию, какими средствами безразлично". Ни подчинить себе, ни устранить Добровольческую армию, Атаман никогда не собирался. Если бы у ген. Краснова было подобное стремление, то во всяком случае я, как его начальник штаба, об этом безусловно знал бы. Но мне было хорошо известно, что следствием поддержки ставкой политических и личных врагов ген. Краснова, явилось значительное обнагление оппозиционно-настроенных групп, нашедшее проявление в весьма разнообразных формах. Учитывая, что маятник боевого счастья качнулся в сторону противника, кучка депутатов Круга во главе с председателем, решили использовать этот момент и потребовали экстренного созыва Круга. Атаман категорически этому воспротивился. Он считал, что экстренный созыв Круга болезненно отзовется на фронте и без того уже потрясенном последними событиями. И Атаман безусловно был прав. Но его отказ чрезвычайно озлобил Харламова 292) и К╨, и они еще с большей злобой ополчились против Краснова.

Ближайшая сессия Большого Войскового Круга была назначена на 1 февраля 1919 года. В последних числах января в Новочеркасск уже стали постепенно прибывать депутаты Донского Парламента. Про-

290) 20 января 1919 года Краснов писал главнокомандующему: "1-го февраля съезжается Круг и, если я не получу от Вас моральной поддержки и требования остаться на своем посту, я буду настаивать об освобождении от несения обязанностей Донского Атамана"...

291) Ген. А. Богаевский был на Дону управляющим отделом Иностранных дел и одновременно председателем Совета управляющих. Как старый сослуживец ген. Краснова, он пользовался его любовью и особым доверием. К сожалению, этого доверия ген. Богаевский не оправдал. Примкнув к оппозиции Атаману, он исподволь вел интриги против ген. Краснова и в то же время являлся передатчиком всех наших тайн ставке, да еще с известными комментариями, соответствовавшими вкусам Екатеринодара. За эту его деятельность ген. Деникин дает ему блестящую аттестацию, говоря: "Было два человека -- Богаевский и Эльснер (Очерки Русской Смуты, том III, стр. 126), оба люди спокойные и уравновешенные, которые больше других работали над тем, чтобы сгладить трения между Новочеркасском и ставкой Добровольческой армии, но им это решительно не удавалось". Если считать передачу наших секретных сношений отдела Иностранных дел -- деянием полезным и могущим улучшить взаимоотношения Донского и Добровольческого командований, то тогда еще можно с этим согласиться. Но мне думается, что это было не что иное, как подливание масла в огонь вражды между Донским и Добровольческим командованиями. Факты передачи секретных бумаг подтверждает и сам ген. Деникин, говоря: "...но вскоре мы получили копию инструкции, данной Атаманом послу своему ген. Черячукину, посланному в начале июня на Украину, а также второго письма, отправленного 5 июля Германскому Императору..." (Очерки Русской Смуты, том III, стр. 60). Роль ген. Богаевского весьма метко характеризовал ген. Денисов, неоднократно предостерегая меня держаться в стороне от Африкана Петровича и часто повторяя: "Петр Николаевич (Краснов) у себя на груди откармливает змею".

292) Председатель Круга.

373

тиники Атамана все свое внимание тогда сосредоточили на них, с целью обработать и склонить их на свою сторону, в борьбе против Краснова. Но как они ни усердствовали в этом, как ни осуждали политику Донского Атамана, как ни раздували временные неуспехи на фронте -- желательных результатов они не достигли. Из разговоров с прибывшими членами Круга, постепенно выяснилось, что Краснова им не свалить. Простые казаки-депутаты и слышать не хотели об его уходе, да еще в грозный для Дона час. Они верили своему Атаману, любили и ценили его. Этот неуспех отнюдь не обезкуражил оппозицию, но лишь побудил ее идти к той же цели иным путем, а именно -- использовать временный неуспех на фронте и нанести главный удар по командующему армией ген. С. Денисову. Было решено неудачи на Донском фронте приписать не силе обстоятельств и переутомлению казачества, как то фактически было, а неумелому ведению операций и ошибкам Донского командования. Такой план сулил больше успеха. Игра велась на благородстве ген. Краснова. Нельзя было сомневаться. что ген. Краснов не согласится ценой смещения своих ближайших помощников, удержать в своих руках атаманский пернач. Вследствие этого началась гнусная, беспринципная, бесстыдная и подлая травля Донского командования.

Мне пришлось как-то слышать, будто бы Краснов своей политикой возбудил против себя большую часть общества, вооружил все слои населения. Такое утверждение совершенно не отвечает действительному положению. В массе -- и казачество, и население Области фактически было на стороне Краснова. Они были благодарны ему уже за то, что он им дал все то, чего они так страстно хотели, а именно: покой, безопасность и порядок. Но дело в том, что обычно общество чрезвычайно в массе инертно. К несчастью же, наиболее активные его члены оказались тогда в стане наших врагов, являясь будирующим и опасным элементом на местах. В лице Донского Парламента эти люди, прежде всего, видели объект, источник средств для достижения ими узко эгоистических целей, не имевших ничего общего с благом Дона. В слепой злобе и неудержимой погоне за личной наживой, самоуверенном невежестве, крикливом упрямстве и вязкой мести по мотивам личным, они готовы были скорее развалить все дело, чем отказаться от своей затеи. Оппозицию не составляла какая-либо определенная политическая группировка, за ней не стояло и никаких организованных масс, а все сводилось к безответственной группе интеллигентов, прикрывавшихся красивыми фразами, но говоривших, в сущности, только от своего имени. С каждым днем эта кампания наглела. Бороться с нею было весьма трудно, ибо шансы борьбы были далеко не одинаковы. Тогда как Донское командование, дорожа каждой минутой. все свое время отдавало борьбе с большевиками, оппозиция, насчитывая в своих рядах 90% бездельников, все свое время уделяла на то, чтобы подорвать доверие масс к Донской власти. Что это было именно так, сознается и ген. Деникин, говоря: "оппозиция Атаману была сильна интеллектуально и работала нередко приемами, подрывавшими идею Донской власти 293). К сожалению Донской Атаман, по своей доброте, не хотел внять гласу Донского командования, предла-

293) "Очерки Русской Смуты", том III, стр. 249.

374

гавшему неожиданным применением самых беспощадных и драконовских мер, уничтожить и с корнем вырвать оппозицию, чем раз и навсегда притупился бы к ней вкус и у других.

До открытия Круга оставалось еще несколько дней, когда его председатель Харламов явился к Атаману и от лица кучки депутатов -- своих единомышленников, потребовал отставки командующего армией и моей.

-- "Право назначения и смещения лиц командного состава армии, на основании Донской конституции, принадлежит мне, как верховному Вождю Донской армии и флота", -- ответил ему Атаман, -- "генерала Денисова и ген. Полякова я считаю вполне на местах. Это честные и талантливые люди, безупречной нравственности и отлично знающие свое дело. Сменять их в дни развала и неудач на фронте я считаю опасным. Они и так делают невозможное".

-- "Ну, а если Круг потребует их увольнения?" -- спросил Харламов.

-- "Круг нарушит законы и я тогда не могу оставаться Атаманом, я потребую увольнения с поста Атамана" 294).

Ответ не только удовлетворил, но и обрадовал Харламова. Он не сомневался, что Краснов не нарушит своего обещания и, значит, план принятый оппозицией, с целью свалить Атамана, приведет к желательным результатам.

Работать при таких условиях было тогда крайне тяжело, а между тем военная обстановка была такова, что как раз требовала полного напряжения сил. Личной жизни у меня вообще не было. Если раньше я уделял работе 14--16 часов, то начиная с декабря месяца, она отнимала у меня 18--20 часов в сутки, а иногда и больше. Приходилось проводить бессонные ночи, решая сложные, ответственные вопросы по перегруппировке и сосредоточению сил, отдавать многочисленные приказы и приказания, вести длинные переговоры по аппарату 295). Сверх того, надо было принимать многочисленные визиты членов Круга, желавших получить объяснения о событиях в их округах, а также делать ежедневные доклады, прибывшим уже в Новочеркасск депутатам Круга, отвечая по несколько раз на одни и те же нередко праздные и нелепые, а иногда и злобные вопросы, что естественно, сильно меня нервировало, истощая последние силы.

К моменту открытия второй сессии Большого Войскового Круга, военная обстановка на фронте, хотя несколько и улучшилась, но все же часть Донской земли по линии Кантемировка, Еланская, ст. Себряково, Земковская, оставалась занятой большевиками. В войсках северного фронта заметно наступил перелом к лучшему. Казаки этого фронта уже не отступали беспорядочно, как раньше, а задерживались в некоторых точках, оказывая противнику упорное сопротивление. Боевое счастье вновь понемногу возвращалось к нам. Сказывались и результаты мер, принятых Донским командованием.

А в это время, в столице Дона -- Новочеркасске, в ожидании от-

294) "Архив Русской Революции", том V, стр. 205.

295) Командующим фронтами мною было объявлено, что в любое время дня и ночи они могут вызывать меня к аппарату.

375

крытия Круга и решающего слова Донского Парламента, было крайне приподнятое и нервное настроение.

Многие утверждают, что нет на свете более разумных и одаренных людей, чем русские. Взятые отдельно, они удивительно толковы и симпатичны. Соединенные вместе под чьим-нибудь умным и честным водительством, они способны на большие дела и даже чудеса. Но, если те же русские соберутся самостоятельно для решения больших государственных или своих маленьких дел, то часто они обращаются в беспастушное стадо. Мгновенно появляется чрезвычайная важность, крикливая самоуверенность, граничащая с невежеством, тупое упрямство, месть по личным счетам, пренебрежение к чужому мнению, придирки к каждому ошибочному слову и предвзятое решение, дать скорее провалиться всему делу, чем согласиться с правотой противника. Достаточно вспомнить 1917 год расцвета "уговариваний", митингов, потоков праздных слов и бесконечного количества самых невероятно бессмысленных резолюций. Разве было исключением, что ораторы, высказывавшие диаметрально противоположные мнения -- награждались аплодисментами совершенно в одинаковой степени. Случались и более курьезные эпизоды. На одном собрании, помню, был проголосован какой-то вопрос, принятый всеми присутствовашими единогласно. Минут через десять, председатель поставил тот же вопрос, но в обратном смысле и ... результат получился поразительный -- он также был принят единогласно. Когда же все разъяснилось, то вышел большой конфуз.

Люди беспринципные, хитрые, ловкие, сознательно играющие на демагогии, подмечают эти стороны и, действуя на них, обращают собрание в слепое и послушное орудие своих достижений. Подобной участи не избежал и Войсковой Круг февральского созыва. В его составе нашлись депутаты, сумевшие демагогичесим путем, разжечь страсти и увлечь за собой большинство.

Рано утром, в день открытия Круга, к Атаману вновь явился В. Харламов и сообщил ему, что Круг решил в категорической форме требовать отставки Денисова и моей.

-- "В такой же категорической форме и я потребую свою отставку" --ответил ему Атаман. -- "Согласитесь, Василий Акимович, что лишить армию в теперешнее тяжелое время и командующего армией и начальника штаба -- это подвергнуть ее катастрофе. Планы обороны знаем только мы трое. Если уже Денисов и Поляков так ненавистны Кругу, я могу убрать их постепенно, по окончании наступления Красной армии, тогда когда подготовлю им заместителей, но убрать их обоих сейчас -- это все равно, что обрубить мне обе руки. Да и кем заместить их -- я не знаю. Единственный, кто разбирается в обстановке и более или менее в курсе дел, это ген. Келчевский, но он знает только Царицынский фронт, и он не казак".

-- "А генерал Сидорин", -- сказал Харламов.

-- Нет, нет, никогда. Только не Сидорин. Это нечестный человек, погубивший наступление Корнилова на Петроград. Это интриган. И притом он пьет", -- сказал Атаман.

-- "Но решение Круга неизменно. Денисов и Поляков должны уйти" --настойчиво повторил Харламов.

376