силки. Бледный, призрачный огонь факелов не давал света, а лишь подчеркивал окружавшую их темноту. Сделав крюк, Кон беззвучно промчался между деревьями к задней стене амфитеатра. Передав два стержня Грейдону, он крепко обхватил его и стал взбираться вверх по стене, цепляясь за резные украшения, которые он изобразил на рисунке, но которых Грейдон в темноте не мог видеть. Они достигли вершины. Здесь был широкий парапет. Кон сел на него верхом, со стуком поставил Грейдона на ноги и исчез. Вскоре он вернулся, поднял Грейдона и скользнул вместе с ним вниз, в темную пустоту. Грейдон задохнулся. Их полет закончился так внезапно, что у него лязгнули зубы. Вокруг было почти темно. От возвышавшейся за спиной опаловой стены отражался свет звезд. По одной из вертикально шедших вдоль стены выемок Кон скользнул вниз. Грейдону захотелось знать: как, черт возьми, человек-паук собирается скользнуть обратно вверх, держа, к тому же, на руках Грейдона. Он огляделся. Они находились на самом верхнем ярусе каменных сидений. Перед сиденьями был огораживавший их трехфутовый парапет. Недалеко внизу Грейдон расслышал шелест, шепот и приглушенный смех. Кон взял его за плечо, оттащил от сиденья и прыгнул вниз за парапет. Согнувшись там, он сел рядом с Грейдоном и бросил украдкой взгляд поверх парапета. Над западными горами появилось слабое серебряное сияние. Оно делалось ярче. Шепот внизу смолк. Между двумя пиками башен внезапно показалась мерцающая серебряная точка. Точка превратилась в ручеек серебряного пламени. Мужской голос, вибрирующий баритон, начал песнопение. Ему ответил, подхватив эту и следующие строфы, невидимый хор. По мере того, как поднималась луна, песнопение делалось все громче. За спиной Грейдона сперва бегущими искрами, потом в неуклонно усиливающемся ритме разгорелось опаловое свечение: громадная раковина начала сиять все ярче и ярче по мере того, как луна выскальзывала из каменных пальцев горных пиков. Праздник Делателей снов начался. Песнопение кончилось. Свет поднявшейся луны падал на амфитеатр, заполняя пространство между стенами-конхоидами. Ритм свечения стен ускорился, раковина превратилась в светящийся опал, а в опале - вкрапления голубых и многоцветных, лучистых, как звезды, точек. Точки испускали потоки лучей. Лучи встретились, пересеклись в центре амфитеатра. Из них соткалась протянувшаяся от края до края амфитеатра паутина. Эта сотканная из лучей паутина уплотнялась, на ней вырисовывались силуэты голов дворян и силуэты множества расположенных внизу пустых ярусов. Началось новое песнопение. На противоположной стороне невысоко над створками раковины, образующими вход в здание, появилась серебряная светящаяся точка. Точка увеличилась, превратилась в маленькую луну - точную копию плывущего во небу светила. Рядом с ней засияли еще три. Лучи их поползли, коснулись светящейся паутины и легли на нее. Паутина сделалась теперь чем-то вроде занавеса, прозрачного и не материального. Внезапно, светя сквозь занавес, высоко на противоположной стороне раковины, там, где не вся стена была залита лунным светом, в полутьме вспыхнула новая, больше настоящей, луна. На сверкающем диске виднелась голова женщины. Она принадлежала к Старой Расе. Голову женщины окружал серебряный ореол. Ее лицо было поистине неземной красоты. Глаза закрыты. Казалось, она спала. Делательница снов! Она находилась, как понял Грейдон, в широком алькове, в нише, но сидела она или стояла, он бы сказать не мог. Тело ее различить было невозможно. Окруживший ее прекрасную голову ореол запульсировал, вырос и успокоился. Делательница Снов, казалось, растворилась в его сиянии, превратилась в туман на его фоне. Песнопение взлетело почти до крика и оборвалось на высокой ноте. Что-то понеслось в сторону от светила, что-то не имевшее ни формы, ни очертаний, воспринимаемое каким-то иным чувством, не зрением. Оно ударило в паутину. Занавес под ударом задрожал, и внезапно - это была уже не паутина, не сотканный из лучей занавес! Грейдон видел космическое пространство, заглянул в пустоту, находящуюся за пределами нашей вселенной. Он видел нечто бесформенное, несущееся сквозь пустоту со скоростью в тысячи раз превышавшей скорость света, и знал это, поскольку это знала Делательница снов, знал, что это ее мысли. Следя за ней, он почувствовал, как что-то похожее на окоченелый палец, холодный как холод космического пространства, зондирует его мозг. Оно проникало все дальше в непостижимую бесконечность. Оно остановилось и превратилось в громадную галактику, спиральную, как звездный водоворот туманности Андромеды. С той же неимоверной скоростью галактика понеслась куда-то. Космическое кружение проходивших на волосок друг от друга солнц, угрожавшее аннигиляцией. Галактика распалась на отдельные звезды, огромные, вращающиеся, всех цветов раскаленные шары. Одно солнце, вращаясь, отделилось от других звезд, огромное - раскаленный сапфир - светило. Рядом со звездой показалась планета. По величине это было достойное дитя своего светила. Солнце ушло в сторону, планета подлетела ближе. Это был мир пламени. Грейдон видел огненные джунгли и пробиравшихся через них огненных чудовищ. Над состоявшими из пламени лесами летали создания с перьями из изумрудного, рубинового, бриллиантового пламени. Океаны и моря из расплавленных драгоценных камней. По их переливчатым просторам плавали огненные левиафаны. Крутящийся огненный мир и сапфировое солнце отлетели назад, затерялись среди других звезд. Большими шагами шли сквозь пустоту гигантского роста люди, богоподобные, смеющиеся. Нагибаясь, они срывали, как цветы, кружащиеся солнца, бросали их друг другу, швыряли в окружавшую их пустоту, и звезды лились потоком, походя на кометы. Боги с грохотом раскалывали их друг о друга: взрывы сверкающих метеоров, каскады искрящейся звездной пыли. Широко шагая, смеющиеся боги ушли, оставив вырванный ими с корнем сад солнц. Мгновение была видна только пустота, в которой не было ничего. Разинувший рот Грейдон снова смотрел на сотканный из лучей занавес. Была ли это иллюзия? Была ли это реальность? То, что он видел, не казалось двухмерным изображением, показанным на атом странном экране. Нет, изображение было трехмерным и столь же реальным, как все, что он когда-либо видел. Возможно, мысль Делательницы снов создала эту уничтоженную вселенную? Играющие боги - тоже порождение ее мыслей? Или они принадлежат к другой реальности, случайно попали в эту галактику, остановились, чтобы уничтожить ее, а потом беззаботно двинулись дальше? Послышался приглушенный шум голосов дворян, слабые аплодисменты. Светило, на фоне которого виднелась голова Делательницы снов, потускнело. Когда оно начало пульсировать снова, на нем виднелась голова мужчины. Глаза, как и у женщины, были закрыты. Снова понеслась мысль Делателя снов. Задрожал под ударом сотканный из лучей занавес. Грейдон увидел пустыню. Ее пески начали светиться, шевелиться, вздыматься. Из пустоты сам собой возник город, но не такой город, который когда-либо был порожден Землей: огромные строения, чуждая, непонятная человеку архитектура. Город, населенный химерами. Они были так отвратительны, что глаза Грейдона ощутили нечто вроде удара. Он зажмурился. Когда он открыл глаза, город исчез. Вместо него появился широкий ландшафт, освещенный двумя - шафрановым и зеленым - солнцами. Солнца с большой скоростью вращались вокруг друг друга. При их смешанном свете были видны деревья. Формой деревья походили на гидр, полипов. Их мясистые, напоминающие корчившихся змей, ветви были облеплены огромными бесформенными цветами, обладающими какой-то отвратительной красотой. Цветы раскрывались, из них выскакивали какие-то аморфные существа. Существа тут же вырастали и превращались в ужасных, непристойного вида демонов. Они сражались друг с другом, мучили друг друга, спаривались. Подавляя тошноту, Грейдон зажмурился. Всплеск аплодисментов подсказал ему, что Делатель снов закончил. Грейдон почувствовал глубокую ненависть к этим людям, находившим восхитительными те ужасы, которые он видел. Теперь Делатели снов следовали один за другим, и греза за грезой разворачивались на сплетенной из лучей паутине. Некоторые зачаровывали Грейдона и он смотрел, не в силах оторвать глаз. От других он содрогался до глубины души и искал убежища в объятиях Кона. Некоторые - их было немного - отличались превосходившей все на свете красотой: миры джиннов, вышедшие прямо из "Тысячи и одной ночи". Среди них - мир чистых красок, ненаселенный мир. Краски сами из себя создавали гигантские симфонии, громадные гармонические последовательности. Этот мир не вызвал большого одобрения мужчин и женщин, чье песнопение создавало интерлюдию в промежутках между грезами. А были грезы - резня и жестокость. Чертовщина, разврат и осквернение, чудовищные оргии и Шабаш. Зрителей возбуждали лишь отвратительные фантазии, по сравнению с которыми самый черный ад Данте казался раем. Грейдон услышал приглушенный шепот; его покрыл голос Лантлу - высокомерный голос, вибрирующий от ликующего предвкушения. На фоне серебряного светила появилась голова женщины. В красоте ее лица было что-то неприятное, какая-то еле уловимая порча, будто в жилах женщины струилась сладостная гниль. Когда ее голова растворилась в туманных очертаниях диска, Грейдон понял, что видел, как ее глаза открылись на мгновение - фиолетовые, источающие зло глаза, пославшие быстро какой-то сигнал туда, где похвалялся Лантлу. Послав сигнал, они закрылись. Впервые за все время на амфитеатр пала абсолютная тишина, тишина ожидания, тишина тревоги и упования. Под ударом мчавшейся с огромной скоростью мысли женщины занавес дрогнул, но паутина не исчезла, как прежде. Вместо этого по ней расползлась тонкая пленка. Пленка ползла, играя оттенками. Так расползается масло по прозрачной поверхности пруда. Пленка быстро уплотнялась, быстрее делалась на ней игра красок. Сквозь пленку быстро поползли темные тени. Они наползали друг на друга, стремясь к одной точке и останавливались там, на краю сплетенной из лучей паутины. Они все быстрее ползли одна за другой со всех концов занавеса, собирались вместе, делались все плотнее и обретали форму. Они не только обретали форму, они становились материальными! Негнущимися пальцами Грейдон вцепился в каменную балюстраду. На паутине образовалась человеческая фигура, темный гигант ростом в добрые десять футов. Его фигуру обрамляли медленно текущие краски. Уже не тень, нет, нечто материальное... Над краем амфитеатра вырос широкий и яркий красный луч. Он шел по направлению от пещер. Луч ударил в темную фигуру, и размазался по ней, придав ей ржаво-красную окраску. Красный луч укреплял, подпитывал фигуру человека. Из луча посыпался град черных частиц, фигура всасывала их, вбирала в себя их вещество. Она уже не была просто темным призраком. Это было тело, не имевшее черт лица, но тело. Оно висело в паутине, удерживаемое там силой красного луча. Вслед за черными частицами луч принес Тень! Она двигалась медленно, осторожно плывя вдоль луча, как будто не была слишком уверена в своем успехе. Она ползла, вытянув вперед безликую голову. Невидимые глаза не отрываясь смотрели на свою цель. Последние несколько ярдов, отделявшие ее от висевшей в паутине фигуры, Тень покрыла одним молниеносным прыжком. Туман заклубился там, где висело черное тело. Облачную мешанину простреливали стремительно несущиеся темно-красные частицы. Что-то похожее на ослепительную, раскаленную до бела искру коснулось клубившейся мешанины тумана и было поглощено им. Грейдону показалось, что искра прилетела извне, со стороны, противоположной источнику красного луча, из Дворца. Туман сконцентрировался и исчез. Тело провисело еще мгновение, а затем скатилось сквозь паутину на землю. Это уже не было человеческое тело. Это было припавшее к земле, бесформенное, деформированное существо, что-то похожее на гигантскую жабу. На ее плечах была голова Нимира. Грейдону почудилось, что он слышит смех Женщины-змеи. Бледно-голубые глаза Нимира светились торжеством. Властное лицо Люцифера излучало торжество. Он закричал с триумфом, разорвав замороженную тишину, сковавшую тех, кто смотрел на него. Он подпрыгивал на гротескных, расползавшихся в стороны ногах и кричал на забытом языке Властителей, ревел с торжеством и вызовом. Красный луч мигнул и погас. Из-за озера выстрелило в, небеса яркое и неровное темно-красное пламя. Отвратительное подпрыгивающее существо замерло. Лицо павшего ангела уставилось в направлении вспышки. Взгляд существа передвинулся и упал на его тело. Грейдон, каждый нерв которого был напряжен до отказа, увидел, как неправдоподобно изменилось лицо Нимира. На нем бушевала поистине демоническая ярость. Глаза сверкали адским голубым пламенем, широко и квадратно открылся рот, из которого капала слюна. Лицо скорчилось, сделалось маской Горгоны-Медузы. Нимир медленно обратил свой взгляд на ту таившую зло Делательницу снов, которая была орудием его и Лантлу. Полностью пробужденная, она стояла в нише на фоне серебряного светила. Нимир широко раскинул чудовищные руки и прыгнул, стелясь по земле, к Делательнице снов. Женщина завизжала, качнулась и вывалилась из ниши. Далеко внизу под тем местом, где она стояла, на полу амфитеатра какое-то мгновение еще слабо шевелилась белая масса. И затихла. Нимир медленно отвел от нее глаза. Взгляд скользил, искал вдоль пустых ярусов, все ближе и ближе к нему, к Грейдону! 23. ПЛЕНЕНИЕ СУАРРЫ Грейдон упал плашмя за парапет и, пряча лицо, укрылся там. Его охватил такой страх, какого он никогда прежде не знал, нс испытывал даже в красной пещере. Душа его умирала, он ждал звука мягких, шлепающих прыжков, направляющихся к нему, чтобы схватить. Он поднял руку и впился взглядом в фиолетовые камни браслета Женщины-змеи. Блеск камней придал ему силы. Отчаянным усилием он выбросил из своего разума все, кроме образа Матери. Он вцепился в этот образ, как падающий альпинист цепляется за выползший на руку корень, который остановит его падение в пропасть. Он заполнил свое сознание этим образом до отказа и закрыл уши, закрыл мозг для всего, кроме него. Как долго лежал он там, скорчившись, Грейдон не знал. Пробудило его мягкое похлопывание маленьких рук Кона. Дрожащий, чувствующий тошноту, Грейдон поднял голову и огляделся. Его окружала полутьма. Луна, миновав зенит, заходила. Лучи ее уже не сияли на стене раковины за спиной Грейдона. Опаловый блеск потускнел, сплетенная из лучей паутина исчезла. Амфитеатр был пуст. Вскоре Грейдон поборол слабость, и вместе с человеком-пауком, держась в тени, спустился по широкому, соединявшему ярусы проходу на мостовую. Никем не замеченные, они проскользнули сквозь створки входа и оказались под прикрытием деревьев. Они добрались до Дворца. С помощью Кона Грейдон поднялся на тот самый балкон, откуда отправился на Праздник. Грейдон пристально смотрел вниз на город. Весь город пылал огнями, город кишел людьми, город ревел! Грейдон колебался, не зная, что делать. В это время раздвинулись занавески. Во главе вооруженного луками и копьями отряда эмеров в комнату вошел Регор. Лицо Регора осунулось. Не сказав ни слова Грейдону, он поставил индейцев в караул возле двери. Он защелкал, обращаясь к Кону, и минуту-две Кон и Регор вели быстрый разговор. Регор отдал какое-то приказание. Человек-паук посмотрел на Грейдона. В его глазах светилось нечто большее, чем его обычная меланхолия. Он бочком выбрался из комнаты. - Пойдемте. - Регор коснулся плеча Грейдона. - Мать хочет вас видеть. Мрачное предчувствие ознобом пронизало тело Грейдона. Не тревожь его так нечистая совесть, он бы немедленно разразился градом вопросов. Но он молча последовал за Регором. Наружный коридор был заполнен индейцами. Среди индейцев было небольшое количество дворян. Некоторых Грейдон узнал. Это были члены Братства, остатки спасшихся людей Хуона. Они приветствовали его. Грейдон понял, что в их взглядах - жалость. - Регор, - сказал он, - случилось что-то плохое. Что? Регор пробормотал что-то неразборчивое, затряс головой и заторопился вперед. Грейдон, борясь с нарастающим страхом, поспевал следом. Не заходя в комнату, куда до сих пор он всегда являлся по вызову Матери, они поднимались к крыше Дворца. Повсюду были отряды эмеров, между которыми сновали дворяне. Некоторые из них были одеты в зеленый цвет Лантлу. Дезертирство из рядов повелителя динозавров оказалось более значительным, чем предполагал Регор. Среди них было много женщин, как и мужчины, вооруженных короткими мечами, копьями и маленькими круглыми щитами. Здесь было вполне достаточно народа для обороны, и все они, казалось, точна знали, что должны делать. Отличная дисциплина. Он осознал, что на самом деле его не заботит, знают ли они, что делать; что он намеренно тянет время, отчаянно пытаясь думать о посторонних вещах, чтобы остановить страх, в котором не смеет себе признаться. Больше он так не может. Он должен знать. - Регор, - спросил он, - это - Суарра? Рука великана обняла его плечи. - Они схватили ее! Она у Лантлу! Грейдон резко остановился. Кровь отхлынула от его сердца. - Схватили ее? Но она была с Матерью! Как они могли схватить ее? - Это произошло в суматохе, когда закончился Ландофакси. Регор поторопил Грейдона. - Хуон и я вернулись за час до этого. Во дворец проникало все больше индейцев. Дел было много. Пришли и, ссылаясь на древнее право потребовали, чтобы их выпустили те, на кого мы не рассчитывали - более ста людей Старой Расы. Они поклялись в верности Матери. Говорят, Суарра пошла искать вас и, не найдя, попыталась разыскать Кона. Пока она вас искала, ей доставили сообщение... от вас! Грейдон внезапно остановился. - От меня? Господи милостивый, нет! - закричал он. - Как я мог послать ей сообщение? Я был на этом проклятом Празднике. Я заставил Кона взять меня с собой. Я вернулся как раз перед тем, как появились вы. - Ну да, парень. Регор беспомощно пожал широкими плечами. - Но сейчас уже прошел час после полуночи. Праздник закончился за час до полуночи. А два часа разница? Грейдон почувствовал, что у него кружится голова. Может ли быть, чтобы он лежал скорчившись за парапетом в течение двух часов? Невозможно! Но даже если так... Он выбросил руку и ударил гиганта в грудь так, что тот зашатался. - Будьте вы прокляты, Регор! - бешено закричал он. - Вы намекаете, что в этом замешан я? - Не глупите, парень. Гигант не выказал обиды. - Разумеется, я знаю, что вы не посылали сообщения. Но определенная доля правды в этом есть: будь вы здесь, Суарра не попалась бы в такую ловушку. Представляется вполне определенным, что те, кто заманил ее в ловушку, должны были знать, что вас здесь нет. Как они узнали об этом? Почему они не попытались перехватить вас, когда вы возвращались? Возможно, Мать сейчас уже все знает. Она была в ярости: та, которую она любила больше всех, украдена прямо у нее из под носа. Коридор оканчивался круглой дверью в стене. Регор остановился, прикоснулся к стене, и дверь распахнулась, открыв маленькую круглую комнату. Стены ее были обиты полированным, янтарного цвета металлом. Ведя за собой Грейдона, Регор вошел внутрь. Дверь закрылась, и у Грейдона появилось ощущение быстрого полета вверх. Пол остановился. Над Грейдоном сияли звезды, он стоял на крыше Дворца. Он увидел мерцание колец Женщины-змеи и услышал ее голос. Голос дрожал от волнения, но ни укора, ни гнева в нем не было. - Подойдите ко мне, Грейдон. Ты, Регор, вернись и принеси ему одежду одного из тех, кто покинул Лантлу, и зеленый плащ, и головную повязку с изумрудами. Не медли! - Ты не будешь сурова с этим парнем, Мать? - пробормотал Регор. - Чепуха! Если здесь есть чья-то вина, то только моя! Иди и быстро возвращайся, - ответила Мать. Когда Регор ушел, она подозвала к себе Грейдона, обхватила его лицо своими маленькими руками и поцеловала. - Если бы даже в глубине души я хотела выбранить вас, дитя мое, я бы не смогла этого сделать. Поскольку ваше сердце отягощено, вы обвиняете себя и страдаете. Виновата я! Если бы я не поддалась чувствам, если бы дала Нимиру обрести сплетенное на паутине тело, вместо того, чтобы изуродовать его, он бы не нанес ответный удар, похитив Суарру. Я хотела поколебать его волю, ослабить его с самого начала. Ох, зачем я оправдываюсь? Это мое женское тщеславие: мне хотелось показать ему свою силу. Я спровоцировала его месть, и он не заставил долго ждать. Вина моя, и хватит об этом. Мысль билась в голове Грейдона, мысль такая ужасная, что он боролся, чтобы не дать ей оформиться. И вот она нашла свое выражение в словах. - Мать, - сказал он, - вы знаете, что, ослушавшись вас, я ускользнул на Праздник. Когда явился Нимир и после того, как злая Делательница снов упала и погибла, взгляд Нимира стал обыскивать ярусы, будто искал кого-то. Я думаю, он подозревал, что я - там. Я направил свои мысли на вас и спрятался в них от него! Но Регор говорит мне, что два часа прошли для меня незамеченными. За это время (хотя со мной был Кон, и он знает, что я даже не шевелился) мог ли Нимир украсть мои мысли, использовать мой мозг с помощью своего адского искусства, чтобы выманить Суарру из Дворца? Мать, неделю назад я бы почитал такую мысль абсолютным безумием, но теперь, после того, что я видел на Празднике, она больше не кажется мне безумной. - Нет. Она покачала головой, но ее сузившиеся глаза изучали его. - Я не верю, что он знал, что вы были там. Я не... Но мне даже не пришло в голову проследить за вами... - Он знал, что я был там! Уверенность пришла к Грейдону, а вместе с ней - полное понимание ужасной мысли. - Он снова поймал меня в ловушку, оставил меня в ней, словно птицу на ветке, намазанной птичьим клеем, пока не осуществит свою месть. Когда я возвращался, он не досаждал мне. А было это, когда Суарра уже попала в плен. Я думаю, вот что задумал Нимир, Мать: обменять Суарру на меня. Он хочет получить мое тело. Он знает, что я не поддамся ему, чтобы избежать мучений или смерти, но чтобы спасти Суарру - ах, он знает, что я соглашусь. Итак, он обезоруживает меня. Я беспомощен, он захватывает Суарру. Он сделает предложение вернуть ее в обмен на то, что он хочет получить от меня. - А если он сделает это предложение, вы согласитесь? Женщина-змея наклонилась вперед, ее фиолетовые глаза глубоко заглянули в глаза Грейдона. - Да, - ответил он. Хотя его затрясло от былого ужаса перед Тенью, он знал, что сказал правду. - Но почему он позволил вам вернуться? - спросила она. - Почему, если вы правы, он не захватил вас после того, как Суарра попалась в ловушку, когда вы возвращались во Дворец? - Ответ прост. - Грейдон криво улыбнулся. - Он знает, что я стал бы сопротивляться; боится, что тело, которого он так жаждет, может быть повреждено, испорчено, возможно, даже уничтожено. Я помню, как он очень ясно подчеркивал это. Зачем ему идти на риск, если он может заставить меня прийти к нему по собственной воле и совершенно неповрежденным? Детская рука Матери обвила его шею и притянула его голову к своей груди. - Как далеко вы продвинулись, вы, дети серых обезьянолюдей! - прошептала она. - Если то, что вы сказали, правда, я не могу предложить вам ничего утешительного. Но правда также и то, что Нимиру придется долго подумать, прежде чем отказаться от тела, которым он сейчас обладает. Механизм, посылавший питательный луч, разрушен. Я послала по этому лучу энергетический импульс, разрушивший механизм, так что Нимир не сможет снова тем же способом соткать для себя одеяние, даже если сумеет сбросить то, которое сейчас носит. Возможно, он сможет снова стать бестелесной, обладающей разумом Тенью и войти в вас, если вы широко откроете перед ним двери, но посмеет ли он рисковать в такой момент? Сейчас, когда я готова к удару, не посмеет. Если бы он был уверен наверняка, что сможет войти в вас - да. Но он не может быть уверен. Если он действительно задумал такую сделку, ему - пока не определится результат нашей битвы - следовало бы держать вас возле себя, а затем, если он выиграет, надеть на себя ваше чистое сильное тело. Если сможет. - Если он действительно это задумал, то в его рассуждениях большая брешь, - мрачно сказал Грейдон. - Если он уничтожит вас, Мать, то вряд ли Суарра выживет, а тогда я очень быстро приведу свое тело в такое состояние, что он не сможет занять его. - Но, дитя мое, я не хочу, чтобы меня уничтожили. И Суарру, и вас тоже, - деловито ответила Мать. - Я на намерена допустить нашего уничтожения. Однако, правы вы или ошибаетесь, судя о побуждениях Нимира, все приходит к одному и тому же. Вы - единственный, кто может спасти Суарру, если ее еще можно спасти. Возможно, мое решение играет прямо на руку Нимиру. Хотя я не вижу, что может быть хуже, если мы просто будем ждать нападения. Если вы не сможете этого сделать, то только приблизите на несколько часов то, чего боитесь. Она высоко поднялась над своими кольцами. Птичий щебет полностью исчез из ее лепечущего голоса. - В одиночку и как можно скорее вы должны прийти в дом Лантлу, встретиться с этим отродьем зла и его Повелителем Тьмы и отбить у них Суарру. Если вы не сможете, тогда я обещаю вам вот что: вы не станете жилищем для Нимира, потому что я, Адана, сотру с лица земли Ю-Атланчи и все живое в нем, хотя, сделав это, я тоже должна буду вместе с ними погибнуть! Она опустилась, мелькал красный язык. - Вы согласны на это, Грейдон? - Согласен, Мать, - твердо ответил он, - Если это уничтожение наверняка будет включать в себя и Нимира. - На этот счет не затрудняйте себя никакими сомнениями, - сухо ответила она. - Тогда чем скорее я выйду, тем лучше - сказал он. - Господи, что же копается Регор! - Он идет, - ответила она. - Посмотрите, где вы находитесь, Грейдон. В первый раз он сознательно за все время обратил внимание на это место. Он стоял на круглой площадке, высоко поднятой над крышей Дворца. Над головой были звезды, на западе - заходившая луна. Справа и далеко внизу лежал город, его возбужденные огни - словно паника, обуявшая светлячков. До Грейдона слабо донесся гул города. По ту сторону озера на залитых лунным сиянием утесах виднелись черные рты пещер колоссов, слева - темная равнина. Теперь Грейдон увидел, что площадка представляла собою круг шириной примерно в двести футов, окаймленный по краю высоким металлическим ободом. На краю, глядя на пещеры, стоял один из больших кристаллических дисков. Второй диск смотрел вниз, на город. Металлические основания, в которых стояли диски, были открыты. Внутри них находились продолговатые, выточенные из кристалла ящики, заполненные подвижным веществом - словно ртутью из систрума Матери. Из этих ящиков выдавались наружу кристаллические трубки, наполненные фиолетовым пламенем как столб уничтожения в Пещере Утерянной Мудрости. Поблизости от того места, где лежала Женщина-змея, находилось странное приспособление, несколько похожее на чашу, из которого вздымался столб фиолетового света, но много меньшего размера и заканчивающийся как бы прожектором, который мог бы поворачиваться и вверх, и в стороны во всех направлениях. Приспособление также ощетинивалось кристаллическими трубками. Тут были и другие предметы, назначения которых Грейдон угадать не мог, но предположил, что они составляли содержимое таинственных ящиков, отнесенных к Матери. И здесь, и там по кругу площадки были расставлены семь огромных серебряных шаров. - Адана в своем арсенале. Она улыбнулась в первый раз за все время. - Если бы только вы знали, мой Грейдон, какое все это оружие! Я хотела, чтобы мы могли все уничтожить в Пещере до того, как туда придет Нимир и особенно этот подпитывающий луч, с помощью которого мои предки в древние времена создавали многие необычные вещи. Для дела и для развлечения. Но всегда уничтожали их после использования. Айе, многие из них мне бы хотелось иметь сейчас, мне, которая совсем недавно так искренне надеялась, что Нимир найдет устройство, создающее этот луч. А, ладно... Подойдите к ободу и протяните над ним руку. Удивленный, он повиновался, вытянул руку над янтарным ободом и не почувствовал ничего, кроме воздуха. Она наклонилась вперед и коснулась стержня на стоявшей возле нее чаше. Над ободом вспыхнуло кольцо крошечных, как атомы, искорок фиолетового света. Свет взметнулся в воздух на сто футов, сжался там в шар фиолетового огня и исчез. - Ну-ка теперь протяните вашу руку, - сказала Мать. Грейдон протянул. Его пальцы соприкоснулись с каким-то веществом. Грейдон надавил ладонью. Вещество казалось слегка теплым, походило на стекло и создавало неуловимое ощущение непроницаемости. Шум города стих, Грейдона окружила абсолютная тишина. Он надавил на препятствие и ударил по нему кулаком. Грейдон ничего не видел, но там была стена. Женщина-змея снова коснулась рычага. Рука Грейдона снова вошла в воздух так внезапно, что он едва не упал. - Даже сильнейшие виды вашего оружия не могут проломить этого, Грейдон, - сказала она. - И у Нимира нет ничего, чтобы его пронизать. Если бы я могла растянуть эту стену вокруг Дворца, как могу окружить здесь ею себя, - не нужна была бы охрана. Однако в этом нет никакого колдовства. Наши Мудрецы полагают, что то, что вы называете материей, есть ни что иное, как сила, энергия, принявшая иную форму. Они правы. Все это - энергия, часть которой внезапно сделалась материей, своего рода материей, наиболее твердой материей, дитя мое, самой твердой. Регор, ты не спешишь! Отверстие, через которое они поднялись на площадку, извергло гиганта. В руке он держал маленький сверток с одеждой. - Не самая легкая вещь - найти что-нибудь, что было бы ему впору, - прогрохотал он. - Снимите вашу одежду. - Мать кивнула Грейдону. - Наденьте эту. Нет, дитя мое, не смущайтесь. Вспомните: я очень старая женщина. Ее глаза проследили невольный жест смущения Грейдона. - Пока одеваетесь, слушайте меня. Грейдон принялся раздеваться. - Дела обстоят сейчас так, - сказала Мать. - Я могу разрушить весь город или могу разрушить только двери Лантлу. Но такое оружие, когда я пускаю его в ход, не делает различия между врагами и друзьями. Суарра была бы убита вместе с другими. Поэтому это исключено. Она посмотрела на Грейдона. В глазах ее читалось то, о чем она ему уже говорила. - По крайней мере, сейчас мы не можем послать вооруженный отряд, чтобы спасти ее, поскольку это означало бы открытое сражение, а прежде, чем отряд смог бы добраться до нее, ее уведут туда, где мы не сможем ее найти. Это нужно сделать украдкой и ловко. Это - смелость и постоянная находчивость, и это - один человек. Один человек может пройти незамеченным там, где много людей не пройдут. Этим человеком не можешь быть ты, Регор, потому что носишь слишком много приметных знаков отличия для успешной маскировки. Им не может быть и Хуон, поскольку его сила не в хитрости и не в находчивости. Я вообще не могу предложить на эту роль ни одного из жителей Ю-Атланчи. Это должны быть вы, Грейдон, и вам придется идти одному. Вы - это последнее, что наши враги могли бы ожидать. По крайней мере, я надеюсь, что это так. Возьмите с собой ваше оружие. Наполовину одетый Грейдон одобрительно кивнул. - Она в доме Лантлу. Там находится Нимир или нет, я не знаю. Он затуманивает мой взгляд. Я говорила вам, что Нимир более хитер, чем я думала. Но я могу послать ваш взгляд туда, где расположен этот дом, Грейдон, так что вы узнаете, как до него добраться. И еще в одном я могу помочь вам. Но об этом позднее. Наклонитесь ко мне. Она прижала ладонь ко лбу Грейдона, как когда посылала его взгляд в пещеру - тогда еще Нимир поймал его. Грейдону показалось, что он летит над крышей. Крыша удалялась, и он сам со скоростью бегущего человека удалялся от Дворца. Он летел вдоль переулков, останавливался то здесь то там, чтобы запомнить приметы местности, и так - пока не долетел до построенного из опалов и бирюзы дворца. Вокруг дворца были насажены деревья, с которых свисали длинные метелки красных и серебряных цветов. В стенах и башенках были огромные, забранные переплетами и решетками окна: прямоугольный орнамент изящной, будто кружевной, работы. За окнами был свет и движение множества людей. Свет и движение Грейдон, пожалуй, не увидел, а лишь ощутил, поскольку, когда он попытался заглянуть внутрь, его взгляд наткнулся на что-то, что казалось тонким темным туманом. Взгляд его не смог проникнуть сквозь этот туман. Обратно Грейдон вернулся с той же скоростью, снова останавливаясь над ориентирами, которые были его нитью в этом лабиринте переулков. Он стоял, чуть качаясь, рядом с Женщиной-змеей. - Вы знаете дорогу! Вы ее запомните! Как и прежде, это были не столько вопросы, сколько команды. И как прежде, он ответил: - Я знаю. Я запомню. Он понял, что каждый фут, отделявший Дворец от дворца Лантлу, выгравирован в его памяти, как будто он проходил по этой дороге десять тысяч раз. Мать Змей взяла украшенную изумрудами головную повязку, натянула ее на лоб Грейдона, набросила зеленый плащ ему на плечи, поправила его так, чтобы складка плаща прикрыла рот и подбородок Грейдона, оттолкнула его и оглядела полным сомнения взглядом. - В первый раз за все время, дитя мое, я сожалею, что в вас нет той красоты, от которой я так устала. Вы выглядите как что-то среднее между эмером и человеком Старой Расы. Клянусь моими предками, почему бы вам не родиться с голубыми глазами вместо ваших серых? Почему у вас от природы желтые волосы? Ну, этому нельзя помочь! Вас ждет удача: у них сейчас большая путаница, и нападения они не ожидают. Конечно, вашего нападения, без всякой посторонней помощи. А если вы проиграете, я отомщу за вас, как обещала. Он склонился над ее рукой и повернулся, собираясь уйти. - Подождите! Она вытянула вверх свое тело, из губ ее прозвучал негромкий призыв, похожий на слабое эхо волшебных труб. Теперь Грейдон понял, что если те крылатые змеи, которых она называла своими Посланниками, были невидимы для него, то для нее - нет. Там, где перед Грейдоном лежала тень, раздались удары сильных крыльев. Воздух над Грейдоном закружился в водовороте, поднимаемом невидимыми крыльями. Мать вытянула руки. Каждой рукой, казалось, она взяла что-то из воздуха, поднесла ближе и всмотрелась. Ее глаза смотрели прямо в глаза тех, кого никто, кроме нее самой, не мог видеть. Мать начала тихо и мелодично щебетать и посвистывать. Жутко было слышать, как на эти, похожие на птичьи, звуки откликнулся из пустого воздуха возле ее губ ответный щебет. Мать уронила руки. Грейдон услышал шум крыльев над своей головой. Что-то коснулось его плеча и мягко обернулось вокруг верхней части руки. Вокруг талии обвилось кольцо. Грейдон непроизвольно выбросил руку и схватил "это". "Оно" имело тело змеи, но прикосновение к нему не вызывало ни ужаса, ни отвращения. Оно было прохладное, но не холодное. Для пробы Грейдон сомкнул вокруг него пальцы. Он подумал, что свившееся кольцом тело должно иметь в ширину все восемь дюймов. Его озадачило, почему это создание весит так мало. Потом он ощутил над головой быстрый пульсирующий вихрь, словно поднимаемый крыльями гигантского колибри. Грейдон понял, что вес уменьшали крылья. Ощущаемый им вес. И что создание своим объятием хотело придать ему уверенности. Грейдон погладил создание, как погладил бы собаку. Кольца соскользнули. Кружение крыльев продолжалось. Прислушавшись, Грейдон подумал, что их здесь двое. - Теперь идите, Грейдон, - сказала Мать, - идите немедля. Эти двое будут сопровождать вас. Вы не умеете разговаривать с ними. Укажите на тех, кого вы хотите убить, и они убьют их. Верьте им. Они обладают разумом, Грейдон. Вам не понять, но они разумны. Верьте им. Идите. Мать оттолкнула от себя Грейдона. Вслед за ним повернул Регор. Он довел Грейдона до края крыши Дворца. Там он нагнулся и вытащил толстую веревку, к концу которой был прикреплен крюк. Он прикрепил крюк к карнизу и перебросил через край веревку. - Вот ваша дорога, парень, - хрипло сказал он. - Мать хочет, чтобы никто не видел, что вы покидаете Дворец. Удачи вам! И возьмите это... Он засунул свой длинный кинжал за пояс Грейдона. Перекинув винтовку через плечо, Грейдон схватился за веревку и скользнул через парапет. Он скользил вниз, и его сопровождало кружение крыльев крылатых змей. Грейдон добрался до земли и постоял мгновение в темноте, пытаясь понять, какой дорогой ему идти. Он почувствовал прикосновение одного из Посланников. Тот торопил его. Внезапно Грейдон мысленно увидел четкий, как прочерченный на карте, путь ко дворцу Лантлу. Грейдон побежал по этой дороге, которую проследил его взгляд, когда Женщина-змея коснулась его лба. Над ним, соразмеряя быстроту полета со скоростью его бега, плыли невидимые крылья. 24. НЕВЕСТА ЧЕЛОВЕКА-ЯЩЕРА Ночь была ясной. Грейдон легко находил путь, как будто ноги его сами узнавали каждый поворот и изгиб. Через некоторое время он перестал бежать: во-первых, чтобы сберечь силы для предстоящего, во-вторых, чтобы не привлекать внимания тех, кто ему встретится. Он был близко к дворцу Лантлу, когда произошла первая встреча. Она доказала ему смертоносность тех живых рапир, которых дала ему в помощь Мать. Из кустов появилась группа эмеров с копьями и факелами, в которых горели не огни, а светящиеся золотые шары. За ними четыре индейца несли носилки. В них аристократ в зеленом. Рядом с носилками еще двое солдат. Грейдон не мог ни отступить, ни укрыться в тени. Обитатель носилок взмахнул рукой, приветствуя его. Грейдон, как можно плотнее закрывая лицо плащом, кратко ответил на приветствие и постарался пройти. Такое грубое поведение, очевидно, было необычным, потому что аристократ приподнялся, отдал резкий приказ своим людям, вышел из носилок и направился к Грейдону с обнаженным мечом. Оставалось только одно, и Грейдон сделал это. Он показал на эмеров, а сам бросился на ю-атланчи. Увернулся от сильного удара мечом, в следующее мгновение одной рукой перехватил правую руку аристократа, а другой схватил его за горло. Не время для благородства. Колено ударило вверх, в пах противника. От боли аристократ разжал руки, меч выпал. Грейдон пронзил ему сердце кинжалом Регора. Он боялся использовать ружье, поэтому быстро нагнулся, поднял меч противника и повернулся лицом к эмерам. Они тоже были мертвы. Все восемь были насмерть пронзены острыми клювами крылатых змей, прежде чем смогли крикнуть или поднять хотя бы одно копье, убитые в то короткое время, которое потребовалось ему, чтобы справиться с одним. Он смотрел на тела. Казалось невероятным, что восемь жизней можно уничтожить за такое короткое время. Услышал шум крыльев над головой и взглянул вверх. Над его головой, как будто очерченные нежными пальцами, виднелись в воздухе две алые линии. Они задрожали, и на Грейдона упали алые капли... Крылатые змеи чистили свои клювы! Он продолжал путь с безжалостным возбуждением в сердце. Чувство одиночества исчезло: он чувствовал себя та