Александр Мирер. Дом скитальцев --------------------------------------------------------------- Spellcheck: Mark Averbukh, 12 Oct 2004 --------------------------------------------------------------- Книга вторая  * ПРОЛОГ *  Тугарино, вечер Бронированные машины сдвинулись вокруг холма. На восточный склон падала и тянулась к горизонту, как огромная маскировочная сеть, решетчатая тень телескопа. Гулко загремели мегафоны, отдаваясь басистым эхом от стен: - Спокойствие, спокойствие... За ограду не выходить, к машинам не приближаться... Освободите дорогу для машин... Командир дивизии стоял в своем "газике" и шарил биноклем по склону. Густая толпа кипела у административного корпуса. От нее отделились двое. Мальчик и офицер. Мальчик присел, взмахнул руками и бросился из ворот - к командирской машине первого батальона. - Пропустить! - негромко сказал командующий. - Не тот ли пацан... Он видел, как мальчишка вскочил на броню, и через минуту по радио зазвенел горячечный альт: - Скорей, скорей, ох, пожалуйста, скорей, он лежит в овраге! Командующий приказал: - "Шестой", пошлите с мальчиком машину... Я - "Первый". Внимание! "Четвертый" - начать движение! Колонна бронетранспортеров, растянутая на шоссе, окуталась выхлопами и двинулась наверх - между машинами оцепления. "Спокойствие! Дорогу машинам, граждане!" - призывали мегафоны. Один за другим транспортеры поднялись на холм, осторожно рассекая толпу на мелкие группы. Машины доставили следственную комиссию. Вот она приступила к делу - офицеры выскакивают в толпу. Командующий сморщился - дожили. Своих обыскиваем... Он понимал, что иного способа нет и что первым долгом надо изъять таинственное оружие, которое превращает людей в пришельцев. Понимал и морщился все сильней, водя биноклем. Происходящее не укладывалось в сознании. Война без противника. Война, на которой каждый мог оказаться противником. Это было невообразимо. В стеклах проплывали растерянные, иногда озлобленные лица парашютистов. Командующий не имел права объяснять офицерам и солдатам смысл операции. Для всех, кроме командиров батальонов, дивизия проводила карантинное оцепление: Мол, в Тугарине болезнь, эпидемия... Солнце катилось по самому горизонту, над волнистой грядой холмов. Там, в десятиверстной округе, тоже работали бойцы дивизии - внешнее оцепление перекрывало дороги. Проведя биноклем вдоль шоссе, командующий увидел улицы Тугарина. Дома и деревья дрожали на окулярной сетке. Зеленые машины, казалось, сотрясали улицы. Это был второй кордон. Он рассек городишко по кварталам. Приказ - никого не выпускать за городскую черту, разыскивать предметы непривычного вида... "Солдаты голодные, - подумал комдив. - Дивизия размазана, как масло по хлебу, на ста квадратных километрах... Надо срочно кормить людей, подавать горючее для машин. И связь еще. Ох уж эта связь!..." ""Первый", докладывает "Четвертый". Операция кончена", - забормотало радио. Командующий спросил: - Нашли? - Никак нет. - Количество задержанных? - Триста восемнадцать, без мальчика. - Вас понял. Штаб - вперед! - приказал комдив. Штабные машины двинулись на холм. И следующие два часа, как и предыдущие - с четырех часов дня, командующий дирижировал грузовиками, бронетранспортерами, вертолетами, тяжелыми воздушными транспортами. Кроме своего хозяйства, на руках были триста невинно пострадавших людей. Их допрашивали следователи, но обеспечить комиссию помещениями, связью, конвоем должен был комдив. Правда, Центр помогал. Начхоз непрерывно докладывал: пришли палатки, походные койки, целый госпиталь врачей. Казалось бы, хорошо... Однако вертолеты и транспортные самолеты надо было принимать и разгружать, палатки - ставить, врачей устраивать по кабинетам, и все это при нехватке людей, в надвигающейся темноте, в слабом свете от передвижных электростанций. Высоковольтную еще не успели восстановить... А едва отпустили дела, к генералу вернулось беспокойство. Сердце сжималось от тревоги - такой огромный район, это же не полкилограмма гречи перебрать на кашу... По оврагам и перелескам в быстро синеющих сумерках, казалось, уходили пришельцы. Уходили, как вода между пальцами, неотличимые от своих. Недаром же здесь их не оказалось... В двадцать два часа комдив прошел на радиостанцию и лично подбодрил патрульные подразделения: "Чтобы муха не пролетела, товарищи!" Про себя он отметил, что следователи работают энергично. Данные опроса текли шифровками в Центр. Радисты не успели поужинать - котелки стояли у аппаратов нетронутые. На пути в свой фургон командующий заглянул в госпиталь, где, кроме нескольких взрослых, помещались два мальчика по тринадцати лет. Алексей Соколов метался и бредил. Рядом терпеливо, с микрофоном в руке, сидел следователь. Второй мальчик, неопознанный, только что начал дышать без кислородной подушки - вот как его приложило электричеством, беднягу... Покачав головой над ребятишками, генерал двинулся было в штаб, но его перехватил дежурный офицер: - Явился местный гражданин и требует свидания со старшим начальником - только с ним, а со следователями не желает и разговаривать. - Ну ведите его, ведите. - Комдив остановился на бетонной дорожке. Из сумрака выдвинулась здоровенная фигура - без пиджака, взлохмаченные волосы блеснули желтым в свете фонарика. Сумрачный бас проговорил: - Я Благоволин, здешний сотрудник. Физик. - Он оглянулся на двоих офицеров, неотступно сопровождавших генерала. - Должен поговорить с вами наедине. - Наедине нельзя, - с тоскливым раздражением сказал командующий. Не имел он права объяснить, по какой причине. Это раздражало. - Понимаю. У меня информация особой важности. О пришельцах, - сказал физик. Этот человек был первым, заговорившим о пришельцах, если не считать мальчика Алеши Соколова. Но мальчик нашелся здесь, у телескопа, в числе трехсот девятнадцати, а Благоволин явился неизвестно откуда. - Информацию примем, товарищ Благоволин. Вас сейчас проводят. - Хорошо. Куда идти? - спросил сумрачно-равнодушный бас. И комдив понял, что этот огромный человек держится на последнем напряжении сил, при котором только одно доступно: держаться. ... Через пятнадцать минут руководитель следственной комиссии сам явился к командующему и попросил немедленно переправить в Центр Благоволина, а с ним полковника Ганина и директора телескопа Быстрова. На всякий случай надо послать врача. Следователь, человек необыкновенно сдержанный, с бледным и невыразительным лицом, был явно возбужден и даже сделал попытку потереть руку об руку. Генерал распорядился о вертолете и враче. Затем спросил: - Обстановка прояснилась? - Да. Смотрите... - Следователь положил на стол рисунок зелеными чернилами, изображающий "посредник". - Готовим инструкцию, разошлете патрулям, чтоб искали. Это _и_х_ оружие... - Благоволин? (Следователь кивнул.) Это все? - Он говорит, что был _п_р_и_ш_е_л_ь_ц_а_м_и_. Что они подсаживались в него с помощью этого оружия. А он их _в_ы_п_л_е_в_ы_в_а_л_. Пятерых или шестерых подряд. Запоминал их мысли. Все наоборот, товарищ генерал-майор... У остальных, очевидно, пришельцы узнавали мысли. - Та-ак... Слишком хорошо для правды... Следователь сделал неопределенный жест. Он опять замкнулся и словно удивлялся своей внезапной разговорчивости. Обстановка, предположим, прояснилась, а забот у комдива лишь прибавилось. "Разошлете патрулям" - легко сказать! Но дело сдвинулось с мертвой точки. Когда на западе угасли последние отсветы заката, вертолет подпрыгнул к бледным звездам и зарычал и засвистал в темноте, унеся на военный аэродром вызванных и врача. Всего три часа назад с того же места взлетел корабль пришельцев. Комитет девятнадцати Тугарино с окрестностями выглядело как военный лагерь. Но уже в районном центре, где пассажиры вертолета перешли в скоростной самолет, никакого смятения не ощущалось. А в Н... и тем более. Вечер здесь, как и в Тугарине, был очень теплый. Запах тополей вытеснил с улиц бензиновую гарь, и на бульварах гуляющие шли потоком. Медлительно жужжали поливочные машины. Первый приступ сумерек был разогнан отчетливым светом фонарей, в кинотеатрах начались последние вечерние сеансы, собравшие меньше народу, чем обычно. Погода была уж очень хороша... Люди гуляли и были заняты собою и друг другом, и никто не знал, что их мир стал иным. Никто ничего не знал, кроме нескольких человек в Москве и еще девятнадцати человек, собравшихся здесь, в доме, углом выходящем на бульвары. Полоса освещенных окон желтела над старым бульваром. Огромное здание казалось вымершим, только в глубине настойчиво трещали телеграфные аппараты. Комитет девятнадцати был созван в шестом часу вечера и вот при каких обстоятельствах. В три часа восемь минут дежурный радист военной станции услышал повторяющиеся слова: "Москва, Москва, Министерство обороны... Имею сообщение чрезвычайной важности. Подтвердите прием на моей волне". Радист ответил и одновременно вызвал к аппарату офицера - начальника смены. "Передает Тугаринский радиотелескоп, у аппарата старший научный сотрудник Портнов", - говорило радио. Через двадцать минут после вызова радиограмма Вячеслава Борисовича Портнова была распечатана на бланках, передана куда полагается, и машина завертелась быстро и бесшумно, как первоклассный двигатель после одного оборота стартера. Три часа сорок минут - к аппаратам был вызван военный округ и обком партии. Из обкома доложили, что в районный комитет партии поступал такой сигнал - от врача Владимирской. Из района посылали вертолет с ответственными представителями, которые сигнал проверили и квалифицировали как ложный и панический. Однако врач Владимирская - старый член КПСС и женщина весьма энергичная - потребовала поездки в область и в настоящую минуту находится в обкоме... Разумеется, Анну Егоровну пригласили к аппарату. Четыре часа шесть минут - поднята по тревоге дивизия. В четыре часа тридцать минут начали подъезжать люди, которые составили ядро комитета девятнадцати. В пять пятнадцать состав комитета был утвержден, и все его члены, кроме Анны Егоровны, собрались в кабинете, выходящем окнами на бульвар. В пять тридцать был отдан целевой приказ парашютной дивизии: Тугарино окружить, никого не выпускать из кольца, личному составу не выходить из-за брони (по сообщению Вячеслава Борисовича Портнова "посредники" пришельцев через стальной экран не действуют). Наконец в шесть часов пятнадцать минут решили: пригрозить пришельцам ядерной атакой и подготовку к этой атаке вести всерьез. Парламентер должен быть _у_в_е_р_е_н_, что бомбу при необходимости сбросят. Это было сложное и страшное дело. Комитет не допускал всерьез такой возможности, - в Тугарине находилось десять тысяч ни в чем не повинных людей... Однако исключать ядерную атаку тоже было нельзя. Парламентером назначили полковника Генерального штаба Ганина, кандидата военных наук. Ему сказали: "Идете на смерть, товарищ полковник..." Принимая эти оперативные меры, комитет действовал и в более широких масштабах. В восемнадцать тридцать по московскому времени заработали телетайпы в Париже, Лондоне, Нью-Йорке. По линиям прямой связи между правительствами, называемыми на дипломатическом языке "горячими линиями", прошла передача из Москвы. И с девятнадцати часов мир стал меняться при видимой тишине и спокойствии. Отгремели сигналы боевой тревоги на командирских постах зенитных ракет. Пилоты истребителей-перехватчиков затянули шнуровки перегрузочных костюмов. В темных кабинах радарных станций дежурили усиленные вахты. Спутники-наблюдатели отвернули свои кварцевые глаза от Земли и уставились в черно-фиолетовое космическое небо. Можно было надеяться, что теперь корабли пришельцев не подойдут к Земле незамеченными. Действительно, взлет корабля из Тугарина в девятнадцать пятьдесят был отслежен не только из Советского Союза, но и из Франции и Англии и даже с постов Соединенных Штатов на Аляске. Меры, принятые комитетом, оказались действенными. Пришельцы отступили. Но победа не принесла спокойствия. С часу на час надо было ждать второй атаки пришельцев, а информация о первой не поступала. Не удавалось ее собрать, хотя к десяти часам была опрошена половина из трехсот девятнадцати человек, обработанных "посредниками". Ни один из них не смог рассказать ровным счетом ничего. Степан Сизов, повредивший с неизвестной целью линию электропередачи, был на грани смерти. Алеша Соколов успел сказать о том, что пришельцы собираются напасть на столицы великих держав, и потерял сознание. Вячеслав Борисович Портнов застрелился. Вещественных признаков атаки, кроме миниатюрной радиостанции, привезенной Анной Егоровной, не оставалось никаких. Ученые, подвергшие анализу радиостанцию, убедились, что ее нельзя вскрыть. Чехольчик из сверхпрочной керамики можно было расплавить, только уничтожив содержимое. Даже алмазы ее не брали. Получилось так, что после отступления пришельцев информации на йоту не прибавилось. Говоря на военном языке, не было разведданных. Куда ни сунься - темно. В десять часов вечера комитет мог только строить догадки. Например, диверсия Степы Сизова была понята совершенно навыворот, ведь он воспользовался лучеметом пришельцев, правда? Значит, он переоделся в женское платье и разрушил линию по приказу их штаба. Пожженную копну приписали неумелому обращению с бластером. Комитет не обратил внимания и на возраст людей, обработанных "посредниками". Среда них не было ни одного моложе шестнадцати лет, кроме, предположительно, Степки. И этого, повторяю, никто не взял на заметку. Взрослым людям, заседавшим в комитете, казалось естественным, что пришельцы подчиняют взрослых, а детьми пренебрегают... А корабль Десантников, развив чудовищную скорость, ушел от локаторов, растворился, исчез. Очень подавленное настроение было в комитете... Обсуждалось, не выслать ли в Тугарино еще одну группу следователей, чтобы дело сдвинулось с мертвой точки. И вдруг дело пошло само - появился Благоволин. Руководитель следственной комиссии сообщил, что Благоволин держал в руках "посредник", что условные клички Десантников такие-то, что диверсия на высоковольтной была предпринята Степаном по заданию Портнова и так далее. Но Благоволина вызвали в Центр не только из-за этих, пусть даже очень важных сведений. Но из-за них, пренебрегая секретностью, комитет просил его продолжить сообщение прямо с борта военного самолета. Благоволин, пока в него пытались подсадить Мыслящего, а он его "выплевывал", запомнил кое-что о планах пришельцев на будущее. В десять часов вечера еще никто не понимал, насколько эти планы опасны для человечества. Даже члены комитета, кроме, пожалуй, одного из них. В одиннадцать тридцать самолет приземлился в Н... Ночное совещание Под белым потолком безжалостно пылали молочные плафоны. Девятнадцать человек, казалось, приросли к огромному полированному столу светлого дерева. По его необъятной поверхности были разбросаны рулоны телетайпной бумаги, синие листки телеграмм, военные карты. Стояли бутылки с минеральной водой, термосы с чаем и кофе, тарелки, диктофоны. Во главе стола сидел генерал - заместитель председателя комитета. Председатель, которого все звали по имени и отчеству - Георгий Лукич, расположился несколько в стороне и сбоку. Новых сведений пока не поступало, и председатель отдыхал, прикрыв ладонью натруженные глаза. Второй заместитель, которого все звали по фамилии - товарищ Зернов, очень высокий и худой человек, почти совсем седой, диктовал сообщение для "горячих линий". Ему помогал, осторожно вставляя круглые обороты, Лев Краюшкин, совсем молодой человек, светило дипломатической службы. Две группы ученых занимали дальний конец стола. Астрономы и физики шуршали длинными полосами бумаги - с вычислительней машины, копались в справочниках и звездных атласах. Слева гудел бас Анны Егоровны Владимирской - врачи составляли циркулярное письмо всем больницам насчет ускоренного заживления ран у пришельцев. Еще несколько человек сосредоточенно писали в блокнотах. Известный академик, "отец советской кибернетики", выписывал формулы. Рядом с ним профессор-психолог покрывал лист за листом одинаковыми изображениями четырехлепесткового клевера - думал. Два контрразведчика по очереди писали короткие фразы в блокноте с хорошеньким никелированным замочком. "Здесь начинается вторая часть, - говорил в диктофон Зернов. - Указанные в первой части "посредники" имеют вид..." Дипломат подсказал: "Прямоугольных параллелепипедов..." "... Прямоугольных параллелепипедов двенадцать на шесть на три сантиметра. Цвет мутно-зеленый, переливчатый. Здесь перерыв в передаче второй части". Зернов поднял глаза к двери и выключил диктофон. Дежурный офицер скользнул к креслу генерала и прошептал: - Товарищи из Тугарина... - Входите, товарищи. Прошу без чинов. Быстров, Ганин, Благоволин вошли, поклонились - Ганин щелкнул каблуками - и сели на приготовленные места. - Товарищи прибывшие! Здесь заседание специального комитета в связи с событиями. Председатель - Георгий Лукич. Его вы знаете, конечно. Прошу назваться, кто из вас кто. Приезжие назвались. Георгий Лукич, помедлив, распорядился: - Товарищ Зернов. - Есть, - Зернов, простовато улыбаясь, всмотрелся в приезжих. - Думается, мы не ждем от товарищей личных впечатлений и фактов. Это мы получили... - Он обвел длинной рукой стопки бумаг на столе. - К нам прибыли доктор физических наук, профессор, а также кандидаты физических же и военных наук, правда? Попросим их изложить концепцию событий, которую они, как я думаю, обсудили по дороге сюда... Один из военных отрезал: - Возражаю! Имею вопросы! На что Георгий Лукич тоже отрезал: - Товарищ Зернов ведет заседание. И стало тихо. Анна Егоровна одобрительно крякнула. - Приступайте, товарищи, - сказал Зернов. - Мы здесь тоже составили концепцию, но пусть это не смущает. Наша, видите ли, может оказаться недостаточно безумной... Профессор Быстров поднял брови. Этот длиннолицый седой человек говорил с начальственной мягкостью, но так, как нужно было говорить. Нынче каждый знает слова Нильса Бора о "безумных теориях", но мало кто умеет применять их к собственным теориям... - Что же, - сказал профессор. - Мы обсудили ряд гипотез. Основная, впрочем, принадлежит товарищу Благоволину. Не лучше ли ему... - Нет, - сказал Благоволин. - Лучше вам, Евгений Викторович. - Я польщен. Мы предполагаем наличие у пришельцев цивилизации машинного типа. Мощная электроника, несомненно - ядерная энергия. По-видимому, использование антигравитации. Но главное - техника, допускающая калькирование или перенос разума. Под калькированием мы понимаем съемку точных копий с сохранением оригинала. В отличие от калькирования, перенос разумов из тела в тело подразумевает уничтожение оригинала. Теоретически оба варианта возможны. Вопрос: а насколько важно для нас знать, какой вариант осуществили пришельцы? Представляет ли они практический интерес? Разберемся. Начнем с калькирования. Оригиналы - живые разумные существа - остаются на родной планете. В экспедицию отправляются дубликаты разумов. С какой целью это может предприниматься? Предположим, с исследовательской. Подсаживая в наши головы свои разумы, пришельцы намереваются собрать информацию о Земле. Это отпадает, поскольку от Дмитрия Алексеевича мы узнали, что садился разведочный корабль, за которым шла эскадра, готовая к массовой агрессии. Другая возможная цель - эксплуатация наших ресурсов. Предположим, земляне полностью, целиком становятся рабами-автоматами и добывают алюминий или что там понадобится. Но ведь много проще разрабатывать ресурсы чисто машинными способами, захватывая безжизненные планеты, которых в Космосе большинство. Рядом с нами - Марс, Венера, Меркурий, спутники Юпитера и Сатурна... На наш взгляд, не стоит преодолевать межзвездные пространства с такой мизерной целью. Теперь прошу вас обратить внимание на стратегию пришельцев. Прежде всего, они весьма осторожны. Они исследуют нашу систему спутников-наблюдателей и сажают миниатюрный кораблик точнехонько в тот момент, когда над Тугарином не проходит ни один из спутников, - между шестью и семью утра. Корабль должен незаметно захватить плацдарм, обеспечить спокойную посадку эскадры. Заметим, что до приземления пришельцы ничего не знали о зенитном ядерном оружии. Они перестраховывались. А едва их окружили войска и запахло ядерным сражением, как они мгновенно уступили позиции. Я бы сказал, предупредительно уступили, хотя корабль, по некоторым соображениям, мог дать бой нашей славной дивизии и даже выиграть этот бой. Но - ценой крови землян. Все эти факты не весьма понятны, если анализировать их в свете гипотезы калькирования. Рассмотрим второй вариант - перенос разумов с уничтожением оригиналов. Сразу бросается в глаза слово "уничтожение". Нешуточная затея, если она проводится в крупных масштабах! Уничтожить - читай "убить". Оправданием сему, кроме тупого злодейства, может служить личное, я подчеркиваю - не телесное, а личное бессмертие каждого члена общества. Предположим, что в момент, предшествующий смерти, снимается копия личности разумного существа. Пусть организм погибнет. Копию можно подсадить в другой, здоровый организм, и личность получит вторую жизнь. Приняв эту гипотезу, мы получим обоснование агрессии, а заодно и дальних космических перелетов. Нелегко найти планету, населенную высокоорганизованными существами-людьми, например. В Солнечной системе такова одна Земля. Приходится летать далеко, приходится и воевать, и - прошу отметить - воевать бескровно. Захватчики относятся к нам, аборигенам, как к своим потенциальным телам. Убийство и самоубийство для них - синонимы. Поэтому они и не свалились нам на головы всей эскадрой и не устроили кровавую баню... - Высший пилотаж!.. - иронически отметил генерал авиации. - Далеко-о смотрите... - К сожалению, в завтрашний день, товарищ генерал. Мы насущно необходимы для них - таков основной вывод из предложенного рассуждения. И мы сорвались с крючка. Следовательно, будет заброшен еще один и еще, пока рыба не клюнет прочно. Теперь нас в покое не оставят. Зернов поднял руку: - Товарищи, предложены две версии. Третьей нет? Нет... Прошу специалистов ответить: какую версию принимаем как рабочую - первую либо вторую. Психологи? Кибернетика? Медицина? Все за вторую. Так... Мы, разведчики, присоединяемся. Переходим к следующему вопросу. Дмитрий Алексеевич Благоволин имеет сведения, что агрессоры оставили резидентов. Цель - проникновение в органы военного и государственного руководства. Его доклад с борта самолета мы слышали. Разрешите задать ему несколько вопросов? Дмитрий Алексеевич... Благоволин сидел, опустив голову на руки. Ганин подергал его за рукав. Физик вздрогнул, проговорил севшим басом: - Виноват, я заснул. Слушаю. - Дмитрий Алексеевич, в вашем докладе было два пункта, глубоко нас заинтересовавшие. Первое: вы не единственный человек, оказавший сопротивление. Что вам известно об остальных? - Дети, - сказал физик. - Вы про Соколова и Сизова? - Не знаю имен. Я понял так, что дети не подчинялись Мыслящим, а, наоборот, их себе подчиняли... - Причины? - Что-то в конструкции мозга. Мои, так сказать, клиенты были настолько удивлены этим фактом, что избегали о нем думать. - Это нарушало их планы? - Нарушило, - пробасил физик. - В утечке информации они виноватили детей. - И не зря, - сказала Анна Егоровна. - Кабы не дети, мы бы тут не сидели, уважаемый. Зернов спросил с неожиданным, очень живым любопытством: - Скажите, а вам как удалось воспротивиться? - Чудом, - сказал Благоволин. - Еще бы пять минут - и каюк. Их что-то отвлекло от моей особы. - А без чудес? - Я знал заранее, зачем они ко мне идут. Потом, я же профессионал. Мышление - моя работа. Я привык отстаивать свою линию мышления. По комнате прошло движение - здесь было достаточно профессиональных мыслителей. Быстров сказал: - Если позволите... Дмитрий Алексеевич в некотором роде вундеркинд. Так сказать, мыслитель милостью божьей... Кандидатскую диссертацию он защитил в двадцать пять лет, не получив докторскую степень по грустной случайности. - Какая же случайность? - спросил Зернов. - Ученый совет, и я в числе его членов, не понял настоящего смысла его работ. Не доросли. - Евгений Викторович, хватит, - сказал физик. Зернов невесело улыбнулся: - То есть для самозащиты от "посредника" надо быть либо гением, либо ребенком? Психолог, давно порывавшийся вставить словечко, сказал: - Эйнштейн писал, что в гении всегда сидят ребенок. - Товарищи, к делу... - проговорил Георгий Лукич. - Виноват, - сказал Зернов. - Второй вопрос к Дмитрию Алексеевичу. Повторите насчет их планов на будущее. - Пожалуйста. Вскоре после начала операции несколько Десантников были назначены резидентами. Их задача - действовать самостоятельно, если десант отступит. Количество держится в секрете. Тактика - проникновение в руководящую структуру планеты. В первоначальной десантной операции они не участвовали. - Это все? - Да. - Они остались в Тугарине? - Не знаю. - А как думаете? - Думаю, надо предполагать худшее. Оно разумней... - Скажите, товарищи, - тихо проговорил Георгий Лукич, - есть возможность на глаз отличить человека, зараженного пришельцем? - Нет. Сомнительно... Нет, - ответили в один голос Анна Егоровна, Благоволин и Ганин. - К сожалению, отпадает. Остаются научные методы. Излучение, например? Что говорит наука? - А ничего, - сказала Анна Егоровна. - Нужно двоих-троих пришельцев для исследования, аппаратуру, тогда наука и скажет. - Плохо, - сказал Георгий Лукич. - Ну, а физики? У вас кончились исследования микропередатчика? Кто-то сказал: - Кончены, Георгий Лукич. Не излучает. - Что поделаешь... Зернов, прошу соображения вашей службы. Зернов принял от соседа папку с замочком, заглянул в нее, закрыл и поднялся из кресла. - Случай необычный. - Он вздохнул и опустил на столешницу длинные растопыренные пальцы. - Как он смотрится с точки зрения нашей службы? В пределах госграницы имеется несколько... - он пошевелил пальцами, - несколько лиц с безупречными документами, безупречным знанием обстановки, условий и так далее. Это еще не делает их неуловимыми... - Он сморщился и несколько раз кивнул. - На чем я могу поймать разведчика? На попытках проникнуть куда-либо. Например, в Генеральный штаб. Но могу ли я предотвратить такое проникновение сейчас? Заявляю авторитетно - нет... По залу прошелестело что-то. Видимо, все еще надеялись. Не бывало такого, чтобы Зернов чего-то не мог. - Почему так? - спросил Зернов. - На подходе мы не в состоянии их задержать, поскольку они безупречно замаскированы. Точнее, им и маскироваться не надо... Далее, мы бы сумели приставить охрану к ряду товарищей, но и сие бесполезно. Благодаря своей аппаратуре - "посредникам" - они одинаково легко управятся и с охраняемыми лицами и с охранниками. Таким образом, сейчас мы беззащитны, и необходимы решительные меры. Необходимы! Уже сейчас, в настоящую минуту, несколько резидентов едут сюда и будут здесь, - Зернов показал на окно, - к утру. - Выезд из Тугарина мы закрыли, - сказал генерал. - Так точно, - Зернов сложил кончики пальцев и посмотрел на стенные часы. - С восемнадцати часов. Но я бы на их месте двинулся в дорогу прямо с утра. На утренний самолет они опоздали; вечерний мы отменили. На поезде они едут, товарищ генерал... Здесь будут в семь ноль две, на Северном вокзале. - Задержать их на вокзале! Проверку документов устроить, тугаринских задержать! - Не забывайте о "посредниках", - задушевно сказал Зернов. - Если они хоть малость смыслят в маскировке, они уже раза три переменили хозяев. Не сомневаюсь, что граждане из Тугарина сейчас уже, сидя в вагонах, удивляются - за какою надобностью их унесло из дома... Они-то уже не пришельцы... Сейчас "посредники" везут со-овсем другие граждане. М-да... Я поступил бы именно так. - Вы - несомненно, - сказал генерал. - А они? - Они - такие же специалисты, как я. Если не получше... - Контрразведчик улыбнулся. - Итак, мы должны быть готовы к утру. Времени мало. Предложить я могу единственную, но решительную меру: наглухо изолировать от внешнего мира всех людей, коими интересуются пришельцы... - Паникуешь! - крикнули с дальнего конца стола. - Я рассуждаю, а не паникую, - сказал Зернов. Благоволин пробасил: - Товарищ Зернов абсолютно прав. - Да. Спасибо, - сказал Зернов. - Прошу понять, что первейшая задача пришельцев - перехватить руководство нашей воздушной обороной. А мы знаем, что правом отдавать распоряжения зенитчикам обладают считанные товарищи. Отсюда мы исходим. И предлагаем. Первое: указанных товарищей немедленно, до семи утра, перевести на казарменное положение. Запретить им контактировать с внешним миром - только по телефону. Список готов. - Ото! - Генерал оглянулся на председателя. - Это, значит, меня?! И надолго такое? - Я думаю, придется выйти наверх с таким предложением, - проговорил Георгий Лукич. - Товарищ Зернов, продолжайте. - Второе. Перевести на казарменное положение аппаратчиков связи - в тех же целях... Третье. Необходимо обыскивать всех, входящих в помещение штабов. На предмет "посредников". Без них пришельцы не более опасны, чем обыкновенные люди. Это все. Ситуация не из приятных, товарищи, - Зернов обвел глазами всех по очереди. - Обыски, казарменное положение... Конечно, мы проверим поезда, и в Тугарине дремать не намерены, однако все предложенное необходимо. Еще одна просьба: разрешите всю работу сосредоточить в одном месте, причем не здесь. Очень уж людно... В самостоятельном Центре. Есть домик на примете. В нем расположим общежитие, лаборатории, узел связи, оперативные группы. Илья Михайлович, вы сумеете быстро перевести ваших исследователей в такой Центр? Академик-кибернетист наклонил голову. - Вот и прекрасно! - сказал Зернов. Особняк Утром следующего дня в одном из Н-ских переулков началось необыкновенное оживление. Распахнулись ворота особняка - в нем, по преданию, ссыльный Пушкин писал письма - огненные письма! - одной чрезвычайно знаменитой графине. Ворота распахнулись, но в просторный двор одна за другой стали въезжать не кареты, а грузовые военные машины. Потом - легковые машины. Зафыркал, как черт, автопогрузчик. Это все произвело такое сильное впечатление на местных старушек пенсионерок, что они бросили посты у своих подъездов и стянулись к дому номер девять - напротив особняка. И оттуда наблюдали, как распахивались венецианские окна и шустрые солдатики мыли эти окна. Как крытые грузовики степенно съезжали со двора. Как за стеклами подъезда замаячили молодые люди в штатском. Как, наконец, проехала открытая грузовая машина, заваленная доверху прекрасными деревянными кроватями. Старушки терялись в догадках. Они бы еще сильней терялись в догадках, имей они опыт систематических наблюдений. Тогда бы они заметили, что "солдатики" покинули особняк и более не возвращались. А штатские, явившись в здание, не покидали его день за днем. Таков был порядок, установленный Зерновым для работников Центра. Все они жили в особняке а на улицу не выходили. По делам выезжали - со двора - в автомобилях с пуленепробиваемыми стеклами. Это и понятно. Работникам Центра приходилось беречься от пришельцев не менее тщательно, чем военному командованию. Отсутствие пешеходов пенсионерки как раз заметили. Вывод последовал самый решительный и неожиданный: в дом номер десять въехало "тайное посольство одной великой державы". Столь же нелепый миф, как и насчет ссыльного Пушкина, который никогда здесь не проживал и, ясное дело, не писал отсюда писем. Так-то... Но самые нелепые мифы одновременно и самые живучие. И старушки были очень огорчены, когда два обитателя особняка вышли на тротуар пешком, через дубовые резные двери подъезда. Учитель появляется Это было две недели спустя после тугаринских событий. Центр уже давно развернул работу - разливал по баночкам скудный ручеек информации, сочившийся из Тугарина. Пришельцы-резиденты никак себя не проявляли, и коллектив томился от безделья. Беспокойно и напряженно было в Центре. В девять ноль-ноль полковник Ганин, комендант Центра, как обычно производил обход помещений. Осмотрев кухню и гаражи, он поднялся по служебной "черной" лестнице на второй этаж, заглянул в безжизненно-чистые, пустые комнаты больнички, к связистам, в шифровальную, в лаборатории и по мраморной парадной лестнице спустился в вестибюль. Здесь он увидел, кроме дежурного офицера, еще и Дмитрия Алексеевича Благоволина - референта начальника Центра Зернова. Референт выглядел крайне несолидно: рубашка-распашонка, вокруг шеи - полотенце, карман узких джинсов оттопырен мыльницей. Дело в том, что общежитие помещалось в левом крыле этажа, а умывальня - в правом. Однако торчать посреди вестибюля в таком виде, подавая дурной пример строевому составу, не следовало. А Дмитрий Алексеевич именно торчал и тоскливо смотрел на улицу. Раздумывая, сделать ему деликатное замечание или воздержаться, полковник подошел и тоже стал смотреть в переулок, хотя глядеть там было не на что. Юная мамаша прокатила коляску. В подъезде дома напротив, между каменными львами, сидели древние старухи и окаменело таращились на "посольство". Покачивая хозяйственной сумкой, шел пожилой мужчина - при толстых седых усах, в соломенной шляпе. "Наверняка бывший учитель", - подумал Ганин и только собрался сказать это Благоволину, как усатый человек упал, поскользнувшись на апельсинной корке. Ганин жалостно крякнул. А Благоволин, загремев мыльницей, подскочил к дверям, отбил засов и очутился на мостовой. Старухи одна за другой открыли рты. - Назад! - крикнул полковник - налицо было грубое нарушение устава, но Благоволин уже поднимал усатого. Тогда Ганин сам выскочил из дверей и схватил вольнодумца за рукав гавайки. Благоволин выпустил "учителя", подобрал свою мыльницу, валяющуюся на асфальте, и сейчас же вернулся в дом, а "учитель" захромал дальше. Все это заняло не более десяти секунд. Тем не менее полковник строго выговорил дежурному офицеру - за беспечность. И через час, когда прибыл начальник Центра, доложил ему о происшествии. Зернов внимательно выслушал коменданта. Подумал. Сложил пальцы кончиками и сказал: - Итак, Дмитрий Алексеевич поднял его, взяв под мышки. Этот... Учитель ничего не передал Благоволину?.. - Так точно, - сказал Ганин. - Наблюдал я и двое дежурных - в подъезде и за калиткой. - Ну и предадим происшествие забвению. - Разрешите доложить, по инструкции я обязан товарища Благоволина откомандировать. Пункт шестой, контакт с посторонними лицами. - Забудьте, Иван Павлович. Соприкосновение у нас еще впереди. - Слушаюсь, - сказал Ганин. - Разрешите неофициально?.. - Да. Курите, Иван Павлович. - Спасибо, Михаил Тихонович. Я давно хотел спросить... Вы серьезно рисковали, вводя нас троих в Центр. Мы же были пришельцами, так сказать... Почему вы пошли на это? Где гарантии, что мы не резиденты? - Полные гарантии дает только английский банк, - усмехнулся Зернов. - Насчет вас и профессора все ясно. Многие видели, как вы перестали быть пришельцами. Алеша Соколов даже запомнил, что вы поправляли галстук, а профессора пропустили вне очереди. С Дмитрием Алексеевичем - сложнее... Ганин насторожил уши. - Вот он является. Утверждает, что "был пришельцами", и дает ценнейшие показания. Подозрительно? С одной стороны - очень. Фабриковать показания умеет любой разведчик... И первой моею мыслью было: резидент явился сам. Разыгрывает заурядный гамбит - жертвует пешку, чтобы схапать ферзя. Однако вот анализ последовавших фактов. До Благоволина никто и словом не обмолвился о шестизарядном "посреднике", а он дал точные размеры и рассказал, как им пользоваться. Зачем бы это? А? Причем показания его были истинными. Теперь это подтвердили ребятишки, Степа и Алеша, но еще четырнадцатого вечером был найден платок, в котором свидетельница Абрамова держала "посредник". Платок сохранил форму содержимого - ту форму, о которой говорил Благоволин. Узнав о платке, я решил - Благоволину верю. А потом подумал: ведь он не мог предусмотреть болезни обоих мальчиков... Преподносил нам то, что мы и от них могли узнать. Интересно, что позже это подтвердилось. Пароль "Здесь красивая местность" мальчики слышали не раз. "Посредником" Степан освободил Портнова. Вот кончим дело, подарю им именные часы... Ну ладно. Когда Благоволин сюда летел, я думал: выслушаю его, а потом запру. Для спокойствия. А он возьми да засни при Георгин Лукиче... Помните? Ну, думаю, фрукт... Либо сверхъестественная выдержка, либо уверен в своей правде. После совещания пригласил его к себе в машину - оттягивал решение. Тогда он и пошел козырем. Сказал, что сам хотел побеседовать со мною наедине. Об одноместных "посредниках", пальчиковых, которыми должны быть снабжены резиденты. Ну, тот рисунок, что с пятнадцатого стали рассылать... - Так это он показал? - поразился Ганин. - Кто же еще, Иван Павлович? Не предупреди он нас, пришельцы смеялись бы над нашими обысками. А сейчас они, как видите, и близко не подходят. Остерегаются рентгеновской проверки. - Или не хотят мешать Благоволину действовать... - Семнадцатого мая, - сказал Зернов, - полковник имя рек - прошу извинить, фамилию его не назову - отлучился со службы в поликлинику. Лечить зубы. Явившись в часть, доложил, что по дороге терял память. Очнулся у кабинета врача. Вам ясно, Иван Павлович? Они его взяли, узнали о рентгене и освободили. - О рентгене было известно только нашим сотрудникам, Михаил Тихонович, по списку. - Ну-ну, - сказал Зернов. - Будочки-то мы понаставили у вахт. И в них жужжит. А полковник имярек пятнадцатого числа делал рентген и, жужжание услышав, сопоставил факты. Нынче все грамотные, Иван Павлович... Резиденты ходят вокруг и ждут своего часа. - Боюсь, дождутся, - вырвалось у Ганина. - Я тоже боюсь, - просто ответил начальник Центра. - Две-три недели, и они отыщут, куда просочиться, если мы их не опередим... Между нами, очень обещающий план разработал тот же Благоволин. Ну, спасибо, Иван Павлович. - Разрешите идти? - Пожалуйста. Проследите, чтобы мне представили приметы гражданина, с которым соприкасался Дмитрий Алексеевич. "Э-ге-ге! Доверяй, но проверяй!" - подумал полковник и мгновенно распорядился насчет примет. Листочек подали Зернову, и тут же оперативная группа приступила к розыскам. Но гражданина шестидесяти лет, с седыми усами, крупным прямым носом, светло-голубыми глазами, роста среднего, одетого в чесучовый костюм, соломенную шляпу и сандалии довоенной конструкции, найти не удалось. Видимо, он жил в другом районе и заехал по пути на вокзал в центральный магазин "Диета" (судя по продуктам, замеченным в его кошелке). На вокзале похожего человека видел оперативный сотрудник. Заприметил его по сандалиям - такого фасона, которые сейчас шьются только для детей. С круглым глу