обшивка вместе с иллюминаторами зарылась в ил на дне, а светлый прямоугольник сейфа блестел под прожекторами. Морилло и Турвилль десяток раз репетировали эту часть операции. Левая механическая "рука" изогнулась, ее кривой палец искал грузовое кольцо-рым на крышке стального шкафа. После пятой попытки палец вошел в кольцо. Морилло сжал оба пальца и запер рукоятку. Получился грузовой крюк -- батискаф и сейф были связаны намертво. Разминая уставшую левую руку, лейтенант Морилло принялся опять работать правой: поймал резак, поднес его к подставке и начал срезать ее с корпуса корабля. Тем временем командир батискафа уже открыл балластные бункера -- в гидрофонах услышали глухой грохот железной дроби по борту "Леонардо". Турвилль сбросил столько дроби по весу, сколько весил большой сейф -- полторы тонны, -- и добавил еще пятьсот килограммов. Один поток дроби он видел сам, в свой иллюминатор. Второй поток, из носового бункера, был виден Морилло -- дробь мягко ложилась на уцелевший борт, позади прорезанного им отверстия. Они оба следили, как сбрасывается балласт. Если отверстие хоть в одном бункере засорится, беда! Добавочный груз сейфа рванет батискаф вниз, к корпусу корабля, ударит хрупкий поплавок о мощные ребра корпуса... Лучше не думать, что тогда будет, они этого не допустят все равно. Если засорится бункер, капитан попросту сбросит сами бункера, и "Бретань" вылетит на поверхность, как мяч. Впрочем, с бункерами ничего не случилось. Две тонны дроби двумя темными пятнами легли на борт "Леонардо". Резак прошел правую сторону подставки под сейфом и принялся за левую. Голубой кинжал электрического пламени приближался к углу сейфа, паровые пузыри поднимались в лучах прожектора и таяли, как шарики льда в кипятке... -- Внимание! -- проговорил Морилло. -- Кон... -- Лейтенант не успел закончить. Сейф оказался слишком тяжелым. Он сорвался с подставки и потянул за собой батискаф -- лениво прогрохотало, послышался скрежет, гондола нижней частью погрузилась в отверстие, покачнулась, и все стихло. -- Попались! -- сказал Морилло. -- Только не спеши, командир... Кто мог знать, какой из десятков проводов зацепился или еще зацепится за рваные края отверстия? На батискафе болтается так много разных проводов, трубок и прочего... Самое умное было бы -- бросить нелепый железный ящик и вырваться сразу, одним махом! -- Бросить успеем, -- сказал Турвилль. -- Скажи, Морилло, неужто в копилке полтонны лишних драгоценностей? Оба нашли силы рассмеяться. Главное, самое главное -- не падать духом! Турвилль проговорил в гидрофон: "Марианна", я -- "Бретань". Встретился с трудностями, прошу увести корабли от места погружения. Конец". Это было необходимо, чтобы не удариться о корабль при быстром подъеме. Поверхность не ответила. При ударе повредились гидрофоны "Бретани". В наушниках была мертвая тишина. И капитан Турвилль прошептал: -- Ну и что, мы-то еще живы! -- Он еще и еще раз вызвал "Марианну". Молчание. -- Сбрасываю балласт, -- сказал командир. Теперь лейтенант не видел носового бункера -- передний иллюминатор батискафа уткнулся в борт "Леонардо". Дробь с шорохом падала на мертвый корабль. Офицеры ждали. Турвилль шепотом отсчитывал сброшенный балласт: -- Двести, триста, четыреста килограммов... И вдруг борт шевельнулся перед глазами лейтенанта -- "Бретань" всплывала! Медленно с грохотом и скрежетом гондола приподнималась над раной в борту корабля, вот уже стальные "руки" показались до "локтей", еще немного -- что это? Батискаф покачивался, как привязной воздушный шар. Зацепились!.. Вот теперь действительно зацепились. Балласт стучал по обшивке, батискаф висел неподвижно. -- Бросим его, командир! -- крикнул Морилло. -- Из-за министерских скупердяев... -- Тихо, сынок! -- Капитан взял его за плечи. -- Тихо, сынок, тихо!.. Покажи руки -- не дрожат? Молодец!.. Стоп балласт, попробуй пошевелить резаком, немножко, капельку... Хорошо. Правая лапа не цепляет. Резак не бросай, мы связаны с ним проводом! Покачай копилку в левой лапе... Вот оно! Левая держит. Слышишь, как мы закачались? Придется бросить копилку. Бросай, чего же ты ждешь? Лейтенанту было стыдно. Какой позор, он, лейтенант Морилло, испугался и закричал на командира... Но сейчас он уже в форме -- клянусь честью! -- Командир, -- сказал Морилло, -- посмотри, как мы качаемся. Вот, вот -- видишь? Нас водит на коротком плече. Мы зацепились локтем, левым локтем, а не... копилкой. -- Добро! -- ответил Турвилль. -- Попробуй разогнуть левую. Они у с л ы ш а л и то место, в котором застрял левый локоть. Морилло закрыл глаза, казалось, он весь переселился в свою левую руку. Он распрямлял локоть, и в нем скрежетало рваное железо и впивалось в сустав. Гондола раскачивалась, окруженная оранжевым облаком ржавчины... Лейтенант застонал, рванул сильнее -- поддалось! Они поднимались! Поднимались! Без шума, как во сне, ржавое облако кануло вниз, световое пятно понеслось, прочерчивая полосу по безмолвному кораблю, и сжалось, исчезло! -- Выпускаю бензин, -- сказал Турвилль. -- Мы поднимаемся слишком быстро. 30. ГДЕ МАК? Капитан "Голубого кита" вернулся в носовой отсек за десять минут до начала погружения батискафа. Он знал, что экипаж батискафа будет держать связь с "Марианной" через гидрофоны. Поэтому, войдя в отсек, Солана удостоверился, что его гидрофон работает. На поверхности тарахтел моторный катер. С батискафа спрашивали, заполнена ли шахта водой. Потирая пальцы, Солана направился к рабочему столу, достал отвертку. Малые кусачки отсутствовали в гнезде. Капитан поискал глазами, обнаружил их на полу. "Девчонка занималась маникюром", -- подумал капитан, но внутри, у желудка, стало холодновато. Он быстро и внимательно осмотрел приборы. Ничего не заметив, успокоился, аккуратно поставил на место провода, выдернутые перед уходом. Включил приборы. И понял -- катастрофа... Одинокая сигнальная лампочка загорелась в углу, и только. Не гудели трансформаторы, все было мертвое! Капитан Солана наотмашь рукояткой отвертки ударил себя по голове, бормоча: -- Кретин, кретин, безмозглый кретин! Метнулся к выходу -- расправиться с девчонкой. Остановился. Нельзя, нельзя! О, потом он задушит ее своими руками! Вот так, так, так... Задыхаясь, он огляделся: шуршала бумага на столе. А-а, мышонок, красноглазая тварь!.. Белый мышонок сослужил последнюю службу: помог успокоиться капитану. Солана поймал его за хвостик и, содрогаясь от наслаждения, швырнул о переборку. Панька откатился за телефон, упал на спину, дергая лапками. Не посмотрев на него, Солана бросился к ящику с инструментами. Время еще не потеряно. Нет, нет! Он включил паяльник. Несколько секунд мычал, раскачиваясь. Взял себя в руки. Время еще не потеряно! Слышите? Стремительно, бегающими пальцами он принялся ощупывать соединения и провода. Он сам, он один собирал всю систему приборов, он сам их регулировал, паял и перепаивал. Что бы девчонка ни натворила, он найдет! Очень скоро капитан понял, что девчонка резала кусачками наобум -- еще бы! -- и в основном испортила измерительные цепи. Не работали приборы, измеряющие температуру тела Рыбы, кровяное давление, количество кислорода в крови и тому подобное. Они капитана и не интересовали теперь. Считанные минуты жизни оставались у его любимого детища... Давление, температура -- зачем они теперь? Ему нужна связь, связь, нужно позвать Рыбу и услышать ее ответ, нужно открыть Рыбе люк на волю и отдать ей приказ. Вот они, цепи связи... ха! Пять-шесть проводов, три конденсатора... Через десять минут все будет о'кэй. Он зачищал концы проводов, паял, отдувая канифоль. Он действовал быстро, сноровисто, как профессиональный монтер, и все громче слышал внутри себя горестный голос: "Прощай, Рыба". Захватывая пинцетом зеленый цилиндрик конденсатора, Солана спросил себя: "Старина, ты жалеешь Рыбу? Ты взаправду состарился". Он отбросил идиотские мысли, нет, к дьяволу жалость! Мина плавает вместе с Маком. Рыба погибнет вместе с миной. Под стеллажами спрятана торпеда, на случай, если Мак промахнется. "Надутый петушок", -- подумал Солана о своем помощнике. Где ему было найти торпеду! Догадаться, что она лежит п о п е р е к субмарины, а не вдоль, как обычно. Но торпеда будет послана в самом крайнем случае -- торпеда шумит, продвигаясь в воде, и гидрофоны адмирала засекут его лодку. Из охотника он превратится в дичь, в преследуемого зверя... Работа была кончена. Тихо захрипел динамик: обычный шум, шорохи, потрескивание. Солана слушал их, перикосив рот от напряжения. Что-то было не так. Динамик передавал электрический шум, бессмысленный, пустой. Дыхания рыбы не слышно... Он стремительно сунул отвертку между двумя контактами -- раздался треск. Система исправна! Тогда он решился и окликнул рыбу в микрофон. Раз, другой, третий. Рыба молчала. Солана не мог больше ждать. Он приник к иллюминатору и отстучал согнутым пальцем условный сигнал, позывные Мака. Рыба не отзывалась и на стук по переборке. "Тук, тук; тук-тук-тук", -- отбивал Солана, прижимаясь лбом к холодной оправе глазка. Напрасно... Мак не поднялся к глазку. На задней стенке белело изображение батискафа. Метались сардины -- корм Рыбы. Рыба погибла -- понял Солана. Дьяволенок замкнул цепи, подключенные к сердцу Мака, и Рыба погибла! Какая чудовищная случайность, какое несчастье! Он в отчаянии стоял у переборки и вызывал Рыбу, Рыбу, Рыбу! Потом он полез под стол, где находился еще один иллюминатор, жадно осмотрел нижнюю часть аквариума и едва не рухнул лицом на палубу. Аквариум был пуст. Стоя на четвереньках, в унизительной позе, он чувствовал, что сходит с ума. Произошло невероятное, невозможное! Девчонка открыла люк и приказала Маку уйти. Девчонка -- орудие в руках кого-то из команды. Разве она нашла бы выключатель, открывающий люк? Разве она догадалась бы приказать Маку выплыть наружу? Неизвестный трус подставил девчонку вместо себя! Капитан Солана доберется до него! Он вылез из-под стола и мучительным усилием воли заставил себя не делать глупостей. Месть он отложит до конца операции -- ведь они все здесь, заперты в субмарине. Девчонка и весь экипаж в его власти. Старший офицер -- надутый дурак. Они в его руках. Между тем погружение давно началось. Гидрофон доносил уже слова адмирала: "Вы над корпусом "Леонардо да Винчи". Приступайте!" У Соланы оставалось еще время. Полчаса -- сорок минут, не больше. Столько времени займут подводные работы. Затем следовало атаковать. Солана увеличил мощность своего гидрофона и принялся отчаянно вызывать Мака. Рыба не могла далеко уплыть от субмарины. Куда ей плыть от своего командира? Солана звал и прислушивался, звал и прислушивался. Он знал, что сигнал его гидрофона не услышат на "Марианне". Он призывал Мака до того момента, когда капитан Турвилль доложил на поверхность: "Режем обшивку". Тогда Солана лихорадочно принялся готовить торпеду к выстрелу. О, теперь он готов был молиться, чтобы сейф не попал в руки французам! Чтобы батискаф запутался в снастях, потерял управление, чтобы экипаж струсил и поднялся! Послав торпеду, "Голубой кит" подвергнется атаке военных кораблей, быстроходных кораблей адмирала Перрена, вооруженных глубинными бомбами и управляемыми торпедами. Одна надежда -- послать им подарочек и уходить на полной скорости и на предельной глубине. Ничего, ничего! Французы не знают еще, что "Голубой кит" пойдет на глубине в полкилометра... Но отрываясь от работы, Солана передал приказ электрикам: подготовить атомный реактор к запуску на полную мощность. Через пятнадцать минут можно будет запустить, главную турбину... готово! Торпеда была подготовлена к выстрелу. Она устремится к "Бретани" по ультразвуковому лучу, направленному из носового отсека. Ультразвуковой наводчик стоял на правом столе. Капитан проверил его и убедился, что девчонка его не тронула. Осторожно, забыв обо всем на свете, Солана поймал лучом наводчика батискаф. Это было нетрудно. Гидрофон "Бретани" работал непрерывно. Капитан Турвилль с подробностями рассказывал о работе. -- Трепачи, петухи!.. -- бормотал Солана. На экране наводчика была резкая точка: "Бретань". Торпеда пойдет по лучу, как по шоссе, надо лишь подождать начала подъема. Торпеда должна перехватить батискаф на глубине в триста морских саженей. Лишь бы не упустить его из луча. Прошло пятнадцать минут. Начальник электромеханической части доложил командиру, что реактор взял полную мощность. Солана нетерпеливо пробормотал: "Хорошо". Батискаф добрался до сейфа! Глухой голос Турвилля был хорошо слышен в отсеке: "Зафиксировали левую руку на рыме, подрезаем подставку". Болтуны! Он им покажет, как воровать чужое имущество... -- Болтуны! Я даже рад, что не могу послать к вам Рыбу. Вы недостойны ее смерти! Весь ваш батискаф стоит меньше, чем Рыба! 31. ЭРИБЕРТО СОЛАНА Десять лет назад ясным весенним вечером в носовую каюту правого борта лайнера "Леонардо да Винчи" прошел итальянец среднего возраста -- пассажир Луиджи Буоно. Он лег спать в своей каюте. Через час лайнер вошел в полосу тумана, не сбавляя скорости. Еще через час вскрикнул вахтенный штурман: -- Синьор капитан, огни прямо на носу! -- Лево руля! -- приказал капитан. Поздно! Стальной нос "Конунга Олуфа" прорезал борт "Леонардо". Каюта, в которой спал итальянец, была сплющена в гармошку. На ее месте осталась зияющая пробоина. В корабль хлынула вода. В ту ночь Эриберто Солана, доктор медицины и наследник богатейшего торгового дома, стал единственным хозяином великого изобретения. Итальянец, погибший в носовой каюте, был его другом и компаньоном по работе. Они работали вместе семь лет. Первые опыты они поставили, когда были еще студентами. И все семь лет они регулярно спорили об одном и том же: стоит ли публиковать сообщение об открытии или ждать еще? Спор начинал Луиджи Буоно. -- Надо публиковать, Берто! Публиковать, печатать, т-р-р-р! -- Он вертел рукой, изображая печатную машину. (Солана пожимал плечами.) -- Берто, -- настаивал Луиджи, -- мы сделали большое открытие, может быть, великое!.. Подумай! Надо публиковать, Берто!.. -- Он приводил последний аргумент: -- Выдающиеся открытия принадлежат всему человечеству. -- Подожди еще немного, -- каждый раз отвечал ему Солана. -- Подожди. Еще рано. Обождем, пока рыбы не научатся говорить. Луиджи соглашался нехотя. Да, работы впереди было еще много. Меч-рыбы растут медленно. Они выращивали живых подводных роботов -- говорящих рыб, покорных человеческой воле. Главная мысль, само открытие принадлежало Луиджи Буоно. Второму компаньону, Солане, принадлежало все остальное: лаборатория, бассейны с морской водой, универсальный технический талант. Он обладал бешеной энергией и был очень богат. Он работал как дьявол и тратил деньги, не считая. Поэтому добрый, мягкий Буоно не слишком настаивал на своем. Он привык доверять Эриберто в практических делах. Шутка ли, они дружили еще в школе! Бессчетное множество раз Эриберто выручал его деньгами и дружеским советом... -- Ладно, подождем, -- соглашался Буоно. Работа продолжалась в глубокой тайне. Друзья вырастили первую рыбу, затем вторую. Третьей был Мак. Десять лет назад Мак был шустрым мальком -- всего локоть в длину, но уже обещал многое. К годовалому возрасту он начал выполнять довольно сложные команды и знал несколько слов. Тогда и произошла окончательная ссора. Буоно заявил, что не примет никаких возражений -- работа дала свои плоды, и теперь уж необходимо открыть ее всему миру. Чтобы в каждой стране люди научились выращивать рыб. Чтобы море покорилось человеку. Луиджи принес статью для журнала -- она давно готова. И Эриберто должен ее подписать вместе с ним. Солана отказался наотрез. Рано, все еще рано! Прежде надо вырастить взрослых рыб, чтобы никто уже не сумел догнать их лабораторию. Буоно спросил: -- Зачем? Мы не фабриканты оружия, мы -- ученые. Берто, признайся: ты хочешь выращивать рыб как живое оружие, для военных? Это мерзко! Солана ответил: нет. Этого он не хочет. Он просто не в состоянии отдать свое добро. Неужели друг не понимает его? -- Я понимаю, Берто. Умом, но не сердцем. Ты -- богач, а я -- бедняк. Ты вложил деньги в дело и хочешь их получить обратно с прибылью. Я вложил только мысли и ничего не хочу взамен. -- И ты, ты попрекаешь меня богатством?! -- закричал Солана. -- Не богатством, Берто. Логикой богатея. Образом мыслей. Богатство ослепляет, Берто! Так, или почти так, говорили они в последний раз. Прошло десять лет с той весны, и многое забылось. -- Я уезжаю в Америку, -- сказал Буоно на прощание. -- Меня приглашали в Принстон, ты знаешь... -- Знаю, -- ответил Солана. -- Но ты одумаешься. Буоно не одумался. Через день он отплыл в Америку на лайнере "Леонардо да Винчи", увозя с собой рукопись статьи и старый цейссовский микроскоп. Солана забыл подробности последнего разговора с Луиджи, но хорошо помнил тихую толпу у здания "Италиен Лайн", черные пиджаки и черные шали под белыми лучами солнца. Истерически рыдающих женщин в приемной управляющего. Жирную кайму вокруг списка погибших -- имя Луиджи было напечатано седьмым. Еще он помнил, как вышел из здания, опять прошел через толпу и сел в машину, потрясенный, растерянный. Несчастный. Но тогда уже мелькнула мысль: "Теперь я настоящий хозяин!" Статья с описанием открытия оставалась в корабельном сейфе. Очень скоро Солана узнал об этом как единственный наследник Буоно, круглого сироты. Он мог даже получить деньги -- компенсацию за погибший документ и страховую премию за гибель друга. Он отказался от денег, отказался благородно, в пользу семей погибших моряков, и это принесло ему облегчение. Ночью, наедине с самим собой, он подумал: как это все страшно и трагично. Но такова жизнь... Сейчас я, Эриберто Солана, нужнее для дела, и я жив. Лучший памятник он воздвигнет Луиджи, продолжив его дело! Он расширил лабораторию. С жаром и вдохновением он выполнял двойную работу: за себя и за Луиджи. Кое-чего он не знал и не умел. Пришлось учиться на ходу -- он был способным человеком. Два года назад он получил наконец устойчивые результаты. Все сто мальков уже умели понимать устные приказы. Они выплывали в море из бассейна и догоняли рыбачьи лодки. Находили под водой скатов и приносили их нанизанными на мечи. Солана проводил долгие часы у гидрофона, натаскивая рыбешек. Его любимец Мак знал уже пятьсот слов! Не хуже иного человека. И все чаще Солана думал: что же будет потом? Не только для бессмысленной охоты на скатов годятся рыбы. Мальки вырастут и смогут нести мины. И тогда Эриберто Солана станет владыкой морей. Он сможет пустить на дно любой флот мира! Незаметно, бесшумно. Гигантские авианосцы -- на поверхности. Подводные ракетоносцы -- в глубине океана. Сотня рыб становилась самым могучим морским оружием в истории. Обыкновенные рыбы с круглыми, бессмысленными глазами. И за каждую из них Солане заплатят. Много заплатят. Рыба не оставляет следа в воде, как прежние торпеды. Рыба не подает тревожного сигнала гидрофонисту, как любая торпеда на свете, -- у рыбы нет мотора и винта. Но самое ценное то, что его рыбы сами будут находить цель. По рисунку, например. Солана не торопился. Рыбы вырастут, и тогда он покажет товар лицом. Неожиданные события заставили Солану выйти в море, укрепив на спине Мака боевую мину -- прежде рыбы выходили в море с маленьким зарядом. Нескольких мальков Солана взорвал, когда они попадали в сети к рыбакам. События были угрожающие. Подводники французского флота решили поднять сейф вместе с пакетом Луиджи Буоно. Они знать не знали, что написано в бумагах Буоно, -- их интересовали миллионы долларов, спрятанные в сейфе. А Эриберто Солана готов был сам заплатить миллион, чтобы сейф оставался там, где он лежит. Как только адмирал Перрен вскроет пакет Буоно, все надежды рухнут, Солана уже не будет единоличным владельцем секрета. Он проявил чудеса изворотливости. Ухитрился купить "Голубого кита". Загодя вышел в море, поместив Мака в аквариум перед носовым отсеком. Во время плавания натренировал рыбу подплывать к кораблям и прислоняться спиной к их обшивке. Именно так рыба прикоснется к поплавку батискафа, и взрыв раздерет в клочья тонкую сталь, и гондола вместе с сейфом провалится на дно, под слой ила. Солана часами работал с Маком: найти, настигнуть, произнести слово "объект". Найти и настигнуть. Колоссальный труд, огромные деньги, незаурядный ум и хитрость вложил Солана в это предприятие. Хотя бы то, что он купил атомную подводную лодку, пусть устаревшую и предназначенную на слом... "Эй, вы там, наверху! -- мысленно кричал Солана. -- Попробуйте сделайте то, что сумел сделать я! Вопреки всем законам, заполучите атомную субмарину! Перестройте ее, старую калошу, и увеличьте вдвое глубину погружения, и выйдите в океан с Маком, чудом инженерной биологии, на борту..." В сущности, на борту субмарины рыба была единственной собеседницей капитана. Команду он презирал -- темный сброд, списанный за разные вины с военных подводных лодок. Только боцманом он поставил своего человека, доверенного лабораторного служителя... Капитан Солана стоял у гидрофона. От нетерпения он грыз ногти. Школьная привычка, за которую ему крепко доставалось. Сегодня он грыз ногти впервые после школы -- решалась его судьба. Нет, господа, нет, мои дорогие господа, вам не поднять на поверхность изобретение... Он будет хозяином великой тайны, мои дорогие господа... Солана выплюнул огрызок ногтя -- батискаф умолк на полуслове. Авария! Воистину есть правда на земле -- он ждал этого! Жадность погубила проклятых французов. Он с восторгом вслушивался в безответные призывы адмирала: "Бретань", "Бретань", отвечайте!" -- Погоди радоваться! -- предупредил себя Солана. -- На корпусе корабля они могли повредить гидрофон. Он перебежал к экрану наводчика, чтобы следить за батискафом по положению зеленой точки. Она висела неподвижно, почти сливаясь с длинным расплывчатым изображением "Леонардо". -- Будем надеяться, господа, что вы получили вечную приписку к подводному порту! -- Он поклонился экрану. -- Вы молчите, господа?.. Что там еще? Щелкнул рупор корабельной связи. Голос старшего офицера сказал: -- Капитана приглашают в центральный пост. Срочно! -- Что у вас, Ферри? -- осведомился капитан, не отрываясь от наводчика. -- Течь в сальнике перископа, сэр! -- бойко ответил голос. Капитан выругался прямо в микрофон. -- Справляйтесь без меня, Ферри. Какие меры приняты? Ферри кашлянул. И Солана вдруг понял: что-то не так... Он пояснил уверенным голосом: -- Я должен закончить наблюдение! Рупор щелкнул снова -- центральный пост отключился, не дав объяснений капитану! Однако Солана уже не мог отвлекаться на разговоры -- пятнышко на экране зашевелилось. Оно еще не отделилось от "Леонардо", оно только приподнялось... 32. БУНТ -- Капитан Солана! Откройте! -- крикнул рупор, и тотчас в переборку ударили чем-то тяжелым. Отсек наполнился грохотом. Кто-то ломился в дверь, и одновременно рупор твердил свое: -- Солана! Откройте немедленно! Пятнышко приподнялось и повисло неподвижно, не отделившись от затонувшего корабля. Пускать торпеду было рано. Ее рули глубины настроены на триста саженей -- батискаф находился втрое глубже. Чтобы выиграть время, капитан вступил в переговоры: -- Ферри! Я советую вам одуматься! Грохот смолк, а рупор проревел: -- Пустите нас в отсек! Предупреждаю! Через десять секунд я открываю кингстоны и утоплю вас, как крысу. Раз!.. -- Бунтовщик! -- ответил Солана. -- Я вас расстреляю!.. Команда "Голубого кита"! Говорит капитан! Старшего офицера приказываю схватить немедленно и взять под арест! Под арест бунтовщика!.. Боцман Шуле! Старшего офицера -- под караул, в наручники! -- Четыре!.. Пятнышко висело неподвижно. Капитан достал пистолет, сдвинул предохранитель на "огонь", фыркнул, выругался, положил пистолет на стол. -- Пять! Капитан, мы знаем все! Открывайте!.. Шесть! Не делайте глупостей, Солана!.. Семь! Солана пожал плечами: "Ты прав, старший офицер..." -- Восемь! Одумайтесь, капитан! Тысячу раз прав. Но я выпущу торпеду, французский петушок! Ну?! Открывай кингстоны, трус!.. Не посмеешь!" Он повернулся спиной к двери. Наклонился перед экраном наводчика -- зеленое пятнышко батискафа ритмично раскачивалось. -- Девять! В гидрофонах было слышно, как грохочет железо -- обшивка "Леонардо". Механические "руки" вырывались изо всех сил, а погибший корабль держал их мертвой хваткой. Солана представлял себе, как мало шансов на спасение у экипажа "Бретани". Но шансы еще были... Новый звук раздался в отсеке: замок водонепроницаемой двери скрипел под сверлом. Конечно, Ферри не рискнул открыть кингстоны. Не посмел, не посмел!.. С каждой секундой капитан чувствовал себя бодрее. Еще пять минут -- и судьба "Бретани" решена. Батискаф останется на дне. Сам по себе! Везение, удача! Тогда входите, господа бунтовщики! Кто-то из вас выпустил Рыбу, а что вы теперь найдете -- торпеду? Для этого нужно время, торпеда отменно замаскирована... -- Пеняйте на себя, капитан! -- сказал голос Ферри. Батискаф вырвался! Пятнышко прыгнуло вверх и зачертило по экрану, заметно снижая скорость. С замирающим сердцем Солана стал поворачивать координатную сетку на экране, определяя скорость батискафа. Когда скорость снизилась, он схватил приготовленную счетную линейку, определил время выстрела и включил секундомер. Четыре минуты до выстрела... Через четыре минуты он станет убийцей. Сверло пронзительно скрипело в двери. Солана смахнул пот со лба и еще раз проверил скорость -- батискаф поднимался очень быстро. На корпусе "Леонардо" капитан Турвилль сбросил слишком много балласта. Солана бросил линейку: оставалось две минуты с секундами. Через две минуты он станет убийцей. "Брось это, Эриберто! Ты богат. Ты обогнал всех на десять лет. Брось! Затопи торпеду. Вернись домой, в свой новый дом, в Бразилию. Напечатай статью в "Нейчер". Ты богат -- будешь и богатым и знаменитым. Брось это, открой им дверь! Через две минуты ты станешь убийцей. Через две минуты! Тайна погибнет на дне, но и ты погибнешь, Эриберто! Чтобы выгородить себя, твои подчиненные выдадут тебя французским властям". Оставалась минута. Последним усилием сознания Эриберто Солана, доктор медицины, понял -- он сумасшедший! Он знает, что после выстрела ему не будет спасения. Это будет концом. Но безумие, поработившее его мозг, гонит его по этой дороге. Так же, как его приказы гнали беднягу Мака. Он усмехнулся. Пусть так. Он все равно пустит торпеду. Он встал и примерился рукой к выключателю торпедного аппарата. Лучше немного опоздать, чтобы магнитная торпеда шла вдогонку, снизу вверх. В эту секунду громыхнула дверь -- ворвались Дювивье и Понсека. Остановились в удивлении -- пистолет лежал на столе, а капитан Солана самозабвенно всматривался в какой-то прибор. Затем он медленно поднял руку -- медленно-медленно, как бы сомневаясь, нужно ли это движение. Шустрый Понсека сдернул со стола пистолет. А Катя еще стояла у двери. Моряки сбоку не видели правой руки Соланы, Катя видела. Длинный тонкий указательный палец со следами позолоты от сигарет полз к круглой черной кнопке... И Катя прыгнула по уклону вниз -- молча, сжав зубы, -- и рванула капитана за шею и руку. И внезапно, будто проснувшись, капитан вскрикнул, извернулся и схватил Катю за горло. -- Бабушка!.. -- прохрипела Катя. Железные пальцы сжались на ее шее... Больше она ничего не видела. ...Понсека оглушил капитана приемом парижских бандитов -- носком ботинка ударил в висок. Дювивье подхватил девочку. Черный бант на ее косе развязался и соскользнул на пол. Матрос-голландец сидел верхом на спине неподвижного Соланы. -- Свяжи его! -- приказал Дювивье. -- В лазарет, Понсека! Врача к девочке!.. Субмарина наполнилась топотом, кто-то кричал по судовому радио, вызывая врача в лазарет. Часть команды во главе со вторым помощником забаррикадировалась в столовой экипажа. Несколько минут шли переговоры через дверь. Уговорили -- второй помощник согласился выйти и осмотреть торпедный аппарат Соланы. И наконец Бен Ферри отдал долгожданный приказ: -- Командую "Голубым китом"! По местам стоять, к всплытию! Загудел ревун*. Команда занимала свои места, кто весело, кто с тревогой, -- ведь бунт, за это "премия" бывает скверная... _______________ * Р е в у н -- корабельный звуковой сигнальный прибор низкого тона. Снова полная тишина наступила в субмарине. Нетерпеливая тишина перед возвращением на поверхность, к живому свету. Командир поста погружения и всплытия доложил -- все готово. Можно всплывать. Старшина гидрофонистов доложил: с поверхности окликает крейсер "Жанна д'Арк". Требует позывные. -- Ответить: субмарина "Голубой кит" всплывает с застопоренными машинами. Нужна срочная медицинская помощь. Коротышка Бен кивнул командиру поста погружения и всплытия. Зашипел сжатый воздух. Субмарина рванулась вверх. 33. В ЛАБОРАТОРИИ Что же делали в институте, пока далеко в море происходили все эти события? Мы расстались с Дровней в шестнадцать тридцать восемь, когда начальник Проблемного отдела вел отсчет от десяти до нуля. Черненко вывел Игоря за дверь, к Татьяне Григорьевне. Мудрый Евграф Семенович уже распорядился по-своему в коридоре: толпа стояла в отдалении, только бабушка сидела у двери. Кресло, стакан воды и валидол для бабушки спроворил тот же Евграф Семенович. -- Дорогая Татьяна Григорьевна, -- внушительно сказал Черненко, -- все, все уладится! Мальчик побудет с вами. Он шепнул Игорю: -- Помалкивай, хлопец! -- и прошел в лабораторию, прежде чем бабушка успела спросить что-либо. Она только подняла руку, а Черненко был уже за дверью. -- Ноль! -- произнес академик. Загудели, задрожали перегруженные машины. Стрелки на белых циферблатах рванулись вправо и запрыгали, отскакивая от упоров. Старший оператор доложил: -- Мощность на оси -- ноль. И все поняли, что лепесток взял на себя полную мощность установки, он опять был перегружен, хотя "Ясень" остался в далекой Бухаре, чтобы хватило мощности на лепесток! -- Проходит головные антенны! -- крикнул оператор. Люди стояли по стенам и смотрели на ковер. Белый непрозрачный туман заклубился над полом. Яков Иванович всматривался в туман и сжимал спинку стула, будто помогал ревущим машинам, будто принимал Катину тяжесть на свои руки... Туман понесся вверх. -- Что это?! -- вскрикнул женский голос. Машины умолкли. На полу неподвижно лежала рыба. Ее меч, обросший тонкими водорослями, высовывался за край ковра. Академик деревянными пальцами поправлял воротничок и галстук. Яков Иванович, изжелта-белый, сдвинулся с места. Кашлянул. Сел к расчетному столу и взялся руками за щеки. Мучительная тишина повисла в лаборатории. Все было ясно. Девочка не могла целый час продержаться на поверхности моря. Она утонула. Вот в чем повинны они все: Катя Гайдученко утонула! Рыба, приплывшая на место, где погибла Катя, случайно попала в лепесток. Все боялись смотреть на Якова Ивановича. А за дверью ждала бабушка... Все смотрели на горбатое мокрое чудовище. Острые костяные очертания рыбы делали ее похожей на самою смерть, на страшную, холодную смерть посреди пустынного океана. Первым очнулся академик. Он подошел к Якову Ивановичу и присел на корточки у его стула. -- Яков, Яков... дружище! Гайдученко собрал глаза в точку -- поверх его головы. И начал приподниматься, упираясь в стол руками. Заплакала молоденькая операторша. Яков Иванович глядел на рыбу. -- Смотри, Михась! Академик беспомощно оглянулся, не понимая его. -- Смотри на спину! Все вдруг увидели -- на спине рыбы помещались два пластмассовых предмета. Они обросли зеленью под цвет рыбьей кожи. Из-за них чудовище казалось горбатым. Это была н а д е ж д а. Не все поняли это так быстро, как Яков Иванович. Рыба оказалась прирученной! Уже взрослой эта громадина побывала в руках человека. Ведь такие тяжелые предметы не укрепишь на спину мальку. Замаячила слабая надежда. Катю могли спасти при каком-то неясном участии рыбы. Корабль мог уже уйти к моменту перемещения, а рыба осталась на месте происшествия. Слабая, маленькая надежда -- насколько она лучше безнадежности! Никто не слыхивал о рыбах-спасателях -- писали только о дельфинах, но все равно -- в лаборатории будто солнце проглянуло. Уже теоретики бросились к столу, чтобы подсчитать возможные координаты конца лепестка. Уже директор шепотом рычал на телефонистку, требуя немедля соединить его с Москвой, с президиумом Академии наук. По другому телефону вызывали кран, чтобы убрать рыбу из лаборатории. Радисты должны вскрыть и рассмотреть обе коробки на рыбьей спине. Все принялись за работу, чтобы не смотреть на Гайдученко. Ничего нет хуже, чем сочувственные взгляды. А Яков Иванович собрался с силами и вышел к теще. Бабушка кинулась навстречу, спрашивая: -- Где Катюша, Яков Иванович? Что у тебя лицо перевернутое?.. Профессор твердо решил: Татьяна Григорьевна не узнает правды, пока возможно ее скрывать. Он взял старуху за руки и спросил: -- Мамо, вы мне верите? -- Верю, Яков. Что с Катюшей? -- Произошла ошибка... Нет, вы меня выслушайте. Ошибка, связанная с институтскими делами. Катя и вот этот мальчик узнали случайно кое-что... подсмотрели. Катерина скрывается от меня, боится. Мальчик оказался более смелым и пришел сюда. Ступайте пока домой, мы все выясним и... -- Что с Катюшей? -- Мамо, я же вам сказал! Прячется Екатерина. -- Где она прячется?! Ты мне брешешь, Яков Иванович! -- Ступайте домой! -- уговаривал Гайдученко. -- Как выяснится, я вам позвоню. Ступайте! Поймите, я очень спешу. Любовь Павловна вас проводит до дому. Ступайте... -- Пойдемте, пойдемте! -- вмешалась подоспевшая Любаша. -- Пойдемте, Татьяна Григорьевна! Они прошли мимо гудящей толпы. Евграф Семенович взял под козырек, отдавая честь горю бабушки Тани. Хорошо, что она этого не видела. Квадратик стоял, подняв серьезное лицо к профессору. Яков Иванович нашел, не глядя, его руку и на секунду замер. Маленькая рука была похожа на Катину и так непохожа, и все-таки... Будто он взял в руку надежду, и она сжала его пальцы -- все будет хорошо! -- Почто Катерина не возвращается? -- спросил мальчик. "Ведь он еще ничего не знает, -- подумал отец. -- Я не могу объяснять сейчас, а он ждет". -- Лепесток-то куда направлялся, на подводную лодку? Как из немыслимой дали услыхал Яков Иванович этот вопрос. Услышал и не сразу даже понял. А поняв, рванулся, оттолкнул вахтера и влетел с Игорем в лабораторию, прямо на середину, к рыбьему мечу. Между тем и в лаборатории творилось непонятно что. Радиооператор услышал в наушниках английскую речь. В его аппарате н и к о г д а не звучала речь, даже русская. Он был оператором при ультразвуковом прицеле антенны и слышал день за днем быстрое попискивание сигналов: "Ти-ти-ти". И вдруг -- английские слова! Полагая, что они могут быть связаны с Катиным исчезновением, оператор переключил их с наушников на динамик громкоговорящей связи. В лаборатории раздалось громко и хрипло: -- Командир где вода командир где вода плохо вижу задыхаюсь командир все живут в воде пустите воду. Я Мак. Начну биться и испорчу ценные приборы. Командир я Мак... Голос смолк. Все, понимавшие английский, смотрели на операторский стол и пытались понять: зачем выдан в громкоговорящую сеть такой бред? Директор от телефона замахал рукой, чтобы не мешали разговаривать с Москвой. Только старший оператор, хозяин установки, догадался, что случилось. Он вскочил на свое кресло и закричал сверху: -- Товарищи! Рыба говорящая! В эту минуту Яков Иванович и вбежал в лабораторию, волоча за собой Игоря. Они увидели, как оператор Зимин потрясает руками, стоя на кресле, и услышали хрипящий металлом голос Мака: -- Командир я Мак задыхаюсь где вода начну биться командир... Игорь не понимал по-английски. Он только смотрел на рыбину и считал общее волнение вполне естественным. Вот это улов! Не зря операторы побросали свои места и теоретики подняли головы от расчетов -- ну и рыба! Ее серповидный хвост поднимался выше Игоревой головы. Первым очнулся стремительный академик. Он промчался по залу, как белая молния, -- нейлоновый халат разлетался за плечами. Сдернул Зимина с кресла на пол, приказал ему переключить голос Мака на запись, а сам внезапно кинулся осматривать машины. Жестами распорядился поднять на столы несколько переносных приборов. Поймал за плечо пожарного: -- Поливайте рыбу водой из брандспойта! Помог раскатать шланг. Присел на корточки перед рыбьей мордой, касаясь меча халатом. И смотрел, приоткрыв рот, как рыба шевелит жабрами в такт со словами. Яков Иванович поднял его за локоть, увел в сторону, усадил рядом с директором. Посадил Игоря на табурет рядом с собой, попросил рассказать все по порядку. Игоря не перебивали, только академик сердито оглядывался сначала. Игорь рассказал про опасные координаты, про английский дом и про подводную лодку. Повторил по памяти свою телеграмму. Достал из кармана квитанцию, показал. И очень удивился, когда сердитый ученый вдруг обнял его и бросился куда-то, а директор института начал кричать в телефон и требовать... Что требовал директор -- трудно сказать. Если бы его послушались, то вся военно-морская авиация была бы отправлена искать Катю Гайдученко. Один из московских начальников отобрал у него трубку и объяснил: -- Вы член-корреспондент, ученый, а я администратор. Это мое дело по телефону разговаривать... Игорю тем не менее казалось, что про Катю забыли -- такое творилось в зале. Сквозь окно влезал хобот подъемного крана. Лаборанты зачаливали канаты за углы ковра. Хобот качнулся и перенес Мака вместе с ковром в плавательный бассейн во двор. Вездесущий начальник Проблемного отдела успел засыпать в бассейн два килограмма поваренной соли, хлористого магния и чего-то еще. Катушки магнитофона все крутились, и мигал зеленый "магический глаз" -- Мак продолжал свои несвязные речи, жаловался, что вода холодная, и требовал похвал от командира. Бассейн огораживали досками: грохотали молотки за окном, перекликались рабочие. Всему персоналу лаборатории принесли ужин из столовой. Словом, все были при деле, кроме Якова Ивановича и Игоря. Они сидели на одном стуле и ждали, когда наконец московский начальник распутает телефонную паутину и доберется до нужных людей. Больше ничего нельзя было поделать. Ничего! Они сидели рядом и думали об одном и том же. Есть ли надежда, что Катя на подводной лодке. Они ведь ничего не знали, совершенно ничего, кроме Катиного рассказа. Оба они пытались не думать о самом плохом -- что она попала в воду. Посреди океана. Но что делать, что делать? Они сидели и ждали. Чтобы не мешать москвичу своим отчаянным взглядом, Яков Иванович устроился с Игорем поодаль от телефона. Изредка подбегал академик и спрашивал: -- Ну как, Яшенька? -- Все так же, Михась, -- отвечал профессор. Тогда академик похлопывал Игоря по затылку и уходил. По третьему разу Квадратик спрятал голову. Тут же ему стало неловко. И он пробормотал, окая: -- Булавочку-то возьмите. Подле двери на стуле. Больше академик к ним не подходил. В шесть часов ве