на всю жизнь. Я хотел бы, чтобы вы неустанно читали и перечитывали их. Хорошо было бы, чтобы их мысли стали вашими мыс╜лями, их произведения -- вашими воспоминаниями. Например, когда речь заходит о первой встрече Растиньяка с Ветреном', подлинный ценитель Бальза╜ка должен уметь сразу открыть нужный том на нужной странице. Для этого надо знать и любить Бальзака, как знают и любят близкого друга, однако изучить так же глубоко всю мировую литературу невозможно. Прихо╜дится выбирать. Постепенно вы научитесь это де╜лать -- случай и вкус вам помогут. Я же лишь укажу (595) вам пищу, которую считаю здоровой. Что-то из неф подойдет вам, что-то нет. Решайте сами. Начнем & греков. Я полагаю, вы любите Гомера, Эсхила, Софок╜ла, Аристофана. "Есть ли что-нибудь скучнее "Илиа╜ды"? -- спрашивал Андре Жид. Но "Илиада" вовсе не скучна, а "Одиссея" и подавно. Плутарх был кладезем мудрости для людей всех эпох. В нашей небольшой, но тщательно подобранной библиотеке мы отведем ему место рядом с Гомером. Где-нибудь около Платона. И конечно, независимо от того, верующий вы или неве╜рующий, Ветхий и Новый заветы, оба одинаково вели╜чественные. Затем Эпиктет, Марк Аврелий, Сенека -- проповедники стоической морали. Если вы сильны в латыни, читайте в подлиннике произведения Верги-лия, Горация, Лукреция, Ювенала, элегических поэ╜тов. В переводе их чары рассеиваются. Гомера в отли╜чие от них можно читать по-французски, в хорошем переводе сохраняет свою царственную краткость и Тацит. Теперь пропустим несколько веков. Рабле расшеве╜лит ваш ум, но еще лучше это сделает Монтень. Если бы нужно было выбрать из всей литературы до XVI века только трех авторов, я оставил бы Гомера, Плу╜тарха и Монтеня. Ален поставил себе за правило каж╜дый год перечитывать одного великого поэта; я стара╜юсь поступать так же. Отведем один год Вийону, один -- Ронсару и один -- Дю Белле. С XVI веком покончено. Перейдем к XVII. Здесь выбирать нетруд╜но: все авторы прекрасны. Но раз речь идет о книгах-спутниках, я рекомендую вам мемуары кардинала де Реца и Сен-Симона* -- образцы стиля; пьесы Корнеля, которые, буде в том появится нужда, преподадут вам урок чести; пьесы Мольера -- кладезь мудрости; "Над╜гробные речи" Боссюэ, подобные органному концерту, и басни Лафонтена. Плюс Расин, чьи пьесы вы будете смотреть на сцене всю жизнь, -- посвятите ему один год как поэту. Из писателей XVIII века я назову Монтескье. Его трактат "О духе законов" станет вам верным спутни╜ком. Из Вольтера -- "Кандид", которого вы прочтете как поэму. Короткие произведения Дидро: "Сон (596) д'Аламбера", "Письмо о слепых", "Племянник Рамо" -- ни большего ума, ни лучшего стиля нельзя себе и представить. Поэтический год отдадим Мариво. С Руссо -- проблема. Решим ее, выбрав в спутники "Исповедь". "Эмиля" и "Новую Элоизу" я прочел в жизни дважды: один раз по необходимости, перед за╜щитой диплома, другой раз в пятьдесят лет из любо╜пытства. Этого оказалось достаточно. А вот и великий XIX век. Глаза разбегаются от обилия шедевров. Не будем забывать нашу задачу. Речь идет о небольшой постоянной библиотеке. Выбирать нужно осторожно и тщательно. Бенжамен Констан? Шатобриан? Само собой разумеется. "Замогильные за╜писки"* всегда будут с вами. Местами они не уступают Рецу и Сен-Симону, хотя и слишком певучи. Рядом с ними дневник, который вел Лас Каз на острове Святой Елены. Наполеон много знал о людях и власти, у него же можно поучиться и стилю. Что касается Стендаля и Бальзака, тут я непреклонен. Прочтите их произведе╜ния все до единого, они пригодятся вам во всех случа╜ях жизни. Я неразлучен с этими двумя романистами вот уже более шестидесяти лет и, перечитывая их, вся╜кий раз открываю новые и новые красоты. Стендаль предложит вам образ жизни благородный и восхити╜тельный, хотя и несколько безрассудный. Бальзак по╜знакомит вас со всеми образами жизни, от самых по╜рочных до самых достойных. Он обнажит перед вами пружины общества. Франция мало изменилась с тех пор, как он о ней писал, и наше время, время больших потрясений, больше похоже на эпоху "Человеческой комедии", чем пошловатый конец XIX века. Шатобриан, Бальзак, Стендаль -- эти три вершины возвышаются над горной цепью. Сент-Бёв? Я не без удовольствия читаю его, как говорил Бальзак, "биогра╜фии незнакомцев"*, но человек он был ненадежный и далеко не всегда высказывал справедливые суждения о современниках. Флобер? Талант и трудолюбие позво╜лили ему, несмотря на отсутствие гения, создать два прекрасных романа -- "Госпожу Бовари" и "Воспита╜ние чувств". Жорж Санд? "История моей жизни"* и, быть может, начало "Консуэло"*. Следующую вершину (597) являет собой Гюго. Глупцы говорят, что он был не╜умен. Прочтите "Увиденные факты"*, "Отверженных" и судите сами. Возьмите Гюго-поэта себе в спутники. Гюго с ранней юности виртуозно владел французским языком, изобретал чудесные ритмы, воспевал простые и сильные чувства и не утратил своего мастерства до глубокой старости. Бодлер, Малларме, Валери, Вер-лен, которых ему противопоставляют, восхищались им и подражали ему. Впустите и их в свое святилище. А с ними Рембо, который будет вам полезен, когда вами овладеет дух мятежа, а это рано или поздно случится. "У того, кто в двадцать лет не был анархистом, -- говорил Ален, -- к тридцати годам не хватит сил даже на то, чтобы руководить пожарной командой". Пьесы Мюссе остаются самыми шекспировскими из французских пьес, забавны его "Письма Дюпюи и Котоне"*; в ранней юности меня трогали многие его стихи, но, раз надо выбирать, я выбираю Гюго. Ален презирал Тэна и Ренана: он называл их "церковными сторожами от литературы"*. Я не так строг. На "Про╜исхождение современной Франции" и "Философские драмы" стоит обратить внимание. Другая мишень Алена -- Мериме, но мне кажется, в данном случае неприязнь объяснялась не столько литературными, сколько политическими соображениями: Ален не мог простить Мериме, что во времена Второй империи тот стал сенатором. Меж тем под холодностью Мериме таилась робость чувствительного человека; ради краса╜вицы императрицы, которую он ребенком сажал себе на колени, он закрывал глаза на пороки Империи*. Его сухость была сродни стендалевской: в основе ее лежала стыдливость. Прочтите "Кармен", "Этрусскую вазу", "Двойную ошибку"; вы, как и я, не раз к ним верне╜тесь. На горизонте еще одна вершина. За пологими скло╜нами, на которых прошла моя юность -- романами Франса и Барреса, -- высится гора -- Марсель Пруст. Он не уступает в величии Бальзаку, хотя в отличие от последнего силен не изображением картины общества (мир его мал), но непревзойденным анализом меха╜низмов памяти, чувств и творческого процесса. "В по- (598) исках утраченного времени" -- поэма о времени, кото╜рое можно вернуть только с помощью искусства. Рядом с Прустом в вашем святилище расположатся его современники -- Валери и Ален. Вы знаете, что Ален был моим учителем. Я хотел бы, чтобы он стал и вашим. В трех томах "Библиотеки Плеяды", содержа╜щих его наследие, есть все: мораль, философия, опре╜деление сущности искусства и сущности религии. Его неровная, отрывистая манера письма поначалу пока╜жется вам трудной. Не отступайтесь, вы почувствуете всю ее прелесть. Лично я понял Платона, Аристотеля, Канта, Декарта, Гегеля, Огюста Конта только благода╜ря Алену. Осмелюсь сказать больше: благодаря Алену я понял жизнь и людей. Как он распахнул передо мной дверь в мир Бальзака, так я распахиваю перед вами дверь в мир Алена; это самый богатый подарок, какой я могу вам сделать. Остаются Бергсон и Клодель. Решайте сами, чем они могут быть вам полезны. Мне они дали много. Кроме того, остаются великие зарубежные писатели. Вы не можете обойтись ни без Шекспира (как и Гомер, он пополнил сокровищницу общечеловеческих мифов), ни без Лопе де Веги, ни без Свифта, ни без Диккенса, ни без Эдгара По, ни без великого Гёте, ни без Данте, ни без Сервантеса. Наконец, никто не по╜дарит вам такого волшебного ощущения жизни, как русские писатели. Нет ничего прекраснее лучших про╜изведений Толстого ("Война и мир", "Анна Карени╜на", "Смерть Ивана Ильича"). Учение его всегда каза╜лось мне надуманным, но романист он великолепный. Я ставлю его гораздо выше Достоевского. (Но, быть может, тому виной несходство наших натур.) Рядом с Толстым поместите избранные рассказы и пьесы Чехо╜ва. Нет ни одного писателя, столь близкого моему сердцу. Я хотел бы, чтобы он пленил и вас. Наконец, "Мертвые души" Гоголя, "Рудин", "Отцы и дети", "Дым" Тургенева и повести Пушкина. Джойс? Кафка? Прочтите и решайте сами, отвечают ли они вашим запросам. Итак, вот вам (кроме современных авторов, кото╜рых вы выберете сами) программа чтения на всю (599) жизнь. Вы можете возразить: "Она перегружена. Где мне взять время, чтобы прочесть столько книг, ведь мне предстоит еще проштудировать массу работ по специальности?" Тогда я назову вам походную библи╜отеку, состоящую из семи авторов: Гомер, Монтень, Шекспир, Бальзак, Толстой, Пруст, Ален. В тот день, когда вы будете знать их в совершенстве, я хочу ска╜зать, досконально, вы уже будете весьма образованным человеком. Но к этой литературной культуре вам надо добавить культуру научную, пусть даже профессия ваша на первый взгляд далека от науки. "Да не войдет сюда тот, кто не геометр".* И да не войдет сюда тот, кто не физик, не химик, не биолог. "Введение в экс╜периментальный метод" Клода Бернара* -- один из ключей к современному миру. В первый раз все изме╜нилось для человека, когда он узнал о существовании такой науки, как математика, во второй раз -- когда понял, что наука должна считаться с фактами. Я не требую, чтобы вы читали и понимали труды специа╜листов -- физиков и гуманитариев; я требую, чтобы вы были в курсе методов их работы и направления их поисков. Разве вы сможете руководить фабрикой, го╜родом, страной, не зная ученых и их секретов? Разве вы сможете понять современного человека, если по невежеству забудете о том, что является его делом и предметом его гордости: научных исследова╜ниях? Ионеско* сказал однажды, что сам факт сущест╜вования "Тельстара"* гораздо важнее посредственных спектаклей, которые передает телевидение. Олдос Хак╜сли утверждал, что недопустимо считать образованным человеком того, кто читал Шекспира, но не знает вто╜рого закона термодинамики. Я отнюдь не считаю, что наука вытеснит из нашего общества искусство и лите╜ратуру. Наука дает человеку всевозрастающую власть над внешним миром, литература помогает ему приво╜дить в порядок мир внутренний. И то и другое равно необходимо. Разве мог бы ученый бороться с охватив╜шей его бурей чувств и сохранять необходимую для научного эксперимента свободу духа, если бы ему на помощь время от времени не приходило искусство? В лучших технических учебных заведениях Америки (на- (600) пример, в Массачусетском технологическом институ╜те) курс истории и литературы постоянно расширяет╜ся. Мир без человека, мир частиц, содержит секрет могущества; человеческий мир, мир чувств, открывает личности секрет гармонии. Я хочу, чтобы вы были либо ученым, влюбленным в литературу, либо литера╜тором, интересующимся науками. Как видите, работы у вас по горло. Перейдем к вашему досугу. Досуг Вчера у меня в гостях был молодой человек вашего возраста, он сказал мне: -- Я знаю, что вы трудитесь круглый год с утра до вечера. Люди моего поколения совершенно не пони╜мают такого образа жизни. Наша эра -- эра досуга. Уже сейчас можно предсказать, что скоро рабочий день сократится до семи часов, потом до шести часов, потом до пяти, отпуск будет длиться не три недели, а три месяца. Однако западный мир ни в чем не будет ощущать недостатка. Наука, создавая все более и более совершенные машины, придет на помощь промыш╜ленности. Заводы будут работать сами собой, людей заменят компьютеры. Труд утратит свою ценность. Ис╜тинной проблемой станет проблема организации досу╜га. Что вы на это скажете? -- Не думаю, -- ответил я, -- что стоит стремиться к эре полной праздности. Прекрасно, конечно, что люди больше не работают, как в дни моей юности, по десять -- двенадцать часов в день. Шесть часов? Пусть шесть, это немного, но еще терпимо, ведь к рабочему времени прибавляется время на дорогу. Каждый из нас сможет уделить три-четыре часа в день чтению, садо╜водству, детям, сможет заниматься спортом, ходить в театр и в гости. Ладно. Пока все прекрасно... Пойдем дальше. Представьте себе двух-трехчасовой рабочий день. Боюсь, как бы люди не почувствовали тоску и неприкаянность. Вся прелесть досуга -- в контрасте между работой и отдыхом. Сегодня нам доставляет (601) огромное удовольствие отойти от станка или отложить в сторону бухгалтерскую ведомость, чтобы заняться спортом, взяться за книгу или отправиться в путеше╜ствие. В тот день, когда никакая работа не будет пре╜рывать наш досуг, над нами нависнет угроза скуки. -- Придется к этому приспособиться, -- сказал он. -- Чтобы занять всех людей в стране, где почти все будут делать машины, необходимо все больше и боль╜ше сокращать рабочий день. Иначе возникнет вынуж╜денный досуг, то есть безработица. Кстати, разве в прошлом не было целых народов, состоящих из празд╜ных людей? Там все делали не машины, а рабы, вла╜дельцы же их становились Платонами и Сенеками. А разве средневековый рыцарь ходил на службу? Да и совсем недавно, в XIX и в начале XX века, высшее общество представляло собой кучку бездельников, от╜нюдь не жалующихся на жизнь. Чем заняты все эти светские люди в цилиндрах, описанные Прустом, кроме обедов в клубе да ужинов у любовниц? Если прежде такой образ жизни вполне устраивал меньшин╜ство, почему бы в будущем ему не стать достоянием всего народа? -- В вашем парадоксе есть доля истины, -- ответил я. -- В самом деле, средневековый рыцарь посвящал время охоте, битвам и поклонению даме сердца, а грек времен Перикла -- философии, легкой атлетике и по╜литике. Я допускаю, что продолжительный досуг пере╜воспитает людей нашего времени и привьет им вкус к достойному времяпрепровождению. Как-то раз меня попросили надписать мои книги в заводской библио╜теке. Любознательность рабочих и работниц, их тяга к культуре живо тронули меня. Дешевые издания откры╜вают народным массам доступ к творениям классиков и, несомненно, в чем-то изменяют их жизнь. Но если не хлебом единым жив человек, то и не чтением еди╜ным. Боюсь, его одолеет скука, а скука -- мать войны. Он пожал плечами. -- Ваши опасения, -- сказал он, -- в наше время смешны. Войны больше не будет; все знают, что это слишком опасно... Мы требуем права на лень. Разве это не естественное состояние первобытных народов в (602) теплых странах? В наши дни благодаря центральному отоплению все страны стали теплыми. Вы раз сто пи╜сали, что только досуг создает питательную среду для любви-страсти и психологического анализа. Почему же то, что было верно в XVII веке, перестало быть верным в веке XX? На протяжении большей части жизни любовь -- самый приятный способ препровож╜дения времени. -- Конечно, но для расцвета любви-страсти, любви-чувства нужен был определенный моральный климат, складывавшийся под влиянием религиозных запретов, уважения к женщине, целомудренного языка. Сегодня, как вы мне сами сказали, большая часть молодежи не верит в бога, верующее меньшин╜ство находит возможность договориться с небесами. О каком уважении к женщине может идти речь, когда она демонстрирует свою наготу на пляже, на экране, на сцене. Покров тайны сорван раз и навсегда. Что же касается целомудренного языка, то уж и не знаю, где его искать. Все говорят всё, включая самые грубые слова. Чтобы избежать насмешек, самые робкие рома╜нисты считают своим долгом называть не только кошку кошкой, но каждый орган человеческого тела его лаконичным непечатным наименованием. В ре╜зультате любовь сводится к играм в постели, на диване или на траве. -- Приятным играм. -- Приятным, но однообразным. Тысяча три лю╜бовницы искушают того, кто еще не знал женщин или знал их мало. Начиная с тридцатой появляются отвра╜щение и скука. -- Я не согласен с вами, -- сказал он. -- Физичес╜кая любовь -- искусство, требующее постоянной тре╜нировки. Фантазия и изощренность помогают достичь в нем высокого мастерства. -- В один прекрасный день изнеженное и развра╜щенное общество, прогнив окончательно, рухнет. Ис╜тория Древнего Востока, античности -- прекрасные тому примеры. Половые органы даны нам, чтобы про╜должать род, вдобавок половой акт доставляет нам немалое удовольствие. Но позвольте только этой тяге (603) к удовольствию полностью подчинить себе жизнь тела и духа, и она убьет вас. -- Чудесная смерть. -- Отдельный человек может так говорить, но целый народ -- нет. Он обязан -- и склонен -- доро╜жить своей жизнью. Да и отдельный человек тоже... "Душа развратника, -- говорил Монтескье, -- презира╜ет его тело". Ему вторит Ален: "Разврат -- это круше╜ние любви, как жестокость -- крушение честолюбия". -- Все эти слова для меня пустой звук, -- сказал он. -- Обилие увлечений -- не разврат, а просто об╜новление удовольствия путем смены партнера. Вы же сами цитировали Гёте: "Всякое начало любезно серд╜цу". Я мечтаю, чтобы вся моя жизнь состояла из начал. -- Вы увидите, что это непросто. Пора начал про╜ходит. Я верю, что любовь украсит ваш досуг, но не думаю, что она заменит вам все. Тяга к искусству, спорту, путешествиям гораздо долговечнее. На этом я прощаюсь с моим гостем и возвращаюсь к вам, чтобы посоветовать вам смолоду выбрать какой-нибудь вид спорта и овладеть им в совершенстве. Бла╜годаря этому вы вступите в братство, объединяющее народы, расы, классы. Если вы прыгаете с шестом выше чем на пять метров, если вы пробегаете стомет╜ровку за десять с небольшим секунд, вы становитесь членом самого закрытого из клубов. Хорошо играя в теннис, футбол, регби, вы едва ли не в любом уголке земли будете чувствовать себя как дома. Спорт -- бес╜корыстная деятельность, которая чудесно заполняет свободное время. Спортивные игры на воде и на берегу придадут в ваших глазах новое очарование горам, морю и женщинам. Нужно ли вам заниматься каким-нибудь искусст╜вом? Искусство -- не игра, самое великое искусство является одновременно и самым серьезным. Оно дарит душе свободу и покой. Искусство даст вам то, в чем отказывает жизнь, -- мир, "внятный не разуму, а чув╜ствам". Самый лютый враг душевного равновесия -- воображение. Оно рисует нам будущее, полное невзгод и опасностей. Оно будит воспоминание о прошлом, погружая нас в пустые грезы о том, что могло бы (604) случиться--и не случилось. Искусство заворожит вас зрелищами, неподвластными вашему воображению. Общение с госпожой Бовари совершенно безопасно, вам не надо ни уличать, ни спасать ее. На сцене вы увидите людей безумных, неблагодарных, жалких. В жизни их драмы выбили бы вас из колеи. Сидя в зрительном зале, вы мирно наблюдаете за ними и очи╜щаетесь от своих страстей. Искусство предлагает духу то, в чем жизнь ему отказывает: единство созерцания и душевного спокойствия. Вы сказали мне, что кино -- прекрасное искусство; согласен. Нельзя сказать, чтобы оно часто радовало зрителей шедеврами. Есть масса посредственных и даже плохих фильмов. Но то же можно сказать и о книгах. Мне случалось пережить в кино большое по╜трясение ("Улица"*, "Короткая встреча"*, "Непоседа"), иногда у меня захватывало дух от неожиданности ("В прошлом году в Мариенбаде"*, "Клео от пяти до семи"', "Земляничная поляна"'). Видел я и кинокоме╜дии, не уступающие лучшим театральным постанов╜кам: "Положение обязывает"', "Все или ничего"*. Такие фильмы доказывают, что кино в самом деле прекрасное искусство, пожалуй, оно лучше всего от╜влекает нас от наших собственных забот и тревог. Вы полагаете, что в будущем появятся кинорежиссеры, которые займут в истории искусств такое же место, как писатели и драматурги. Почему бы и нет? Что касается телевидения, оно могло бы оказать вам и вашим сверстникам неоценимые услуги. Этот маленький экран даст вам возможность высказать то, что вы чувствуете, миллионам зрителей. Какой удоб╜ный случай и какое сильное искушение! Быть может культура чувств и образ мыслей ваших потомков зави╜сят от того, как вы используете это чудесное средство обучения. Уже сейчас в каждой (или почти в каждой) семье каждый вечер люди включают телевизор, смот╜рят, слушают, обсуждают увиденное и услышанное. Уже сейчас часть свободного времени люди проводят перед голубым экраном. Уже сейчас очевидно, что по╜всюду телевидение объединяет людей независимо от их пола, класса и даже национальности. Ах! если бы я (605) был так же молод, как вы, я бы занялся этим искусст╜вом, вернее, попытался бы превратить его в искусство. Создать во Франции телевидение, достойное Мольера и Бальзака, -- да, этому стоит посвятить жизнь. Вот это была бы пирамида! Роль массовой культуры будет неуклонно возрас╜тать. Она царит "там, где не властны ни работа, ни праздники, ни семья... Суррогатом великих ценностей становятся великие суррогаты" (Эдгар Морен'). Не за╜рабатывая больше хлеб в поте лица своего, часть чело╜вечества превращается в соглядатаев. Мужчины пред╜почитают проявлять свое мужское достоинство, глядя спортивные передачи да гангстерские фильмы. По правде говоря, я побаиваюсь, как бы насилие в искус╜стве не породило насилие в жизни. Роман "Так дерутся мужчины" претворился в жизнь, Джеймс Бонд вдох╜новляет вооруженные ограбления. В чести только мо╜лодежь. Стариков ни в грош не ставят, и им приходит╜ся молодиться. "Джеймс Дин -- Шелли массовой куль╜туры"*. Лично я думаю, что все возрасты жизни имеют право на уважение. И общество, где не почитают ста╜риков, и общество, где не любят молодежь, равно не╜совершенны. ____________________________________________________________ Общество изобилия Прежде чем пойти дальше, я хочу вернуться к спору с вашим ровесником. "Добродетели, которые вы про╜поведуете, -- говорил он мне, -- имели, быть может, смысл в ту эпоху, когда человеку, чтобы выжить, при╜ходилось трудиться не покладая рук, в эпоху, когда всего не хватало, когда изобилие было привилегией одного класса. Однако мы надеемся, что уже завтра все будут жить безбедно, женщины получат возможность не работать, мужчины -- выходить на пенсию в пять╜десят или даже в сорок лет. Мы надеемся, что наше поколение избавится от всех ваших предрассудков, всех ваших традиций, всех ваших угрызений совести, потому что добьется самой последней свободы -- сво╜боды роскоши". (606) Да, все это мне известно, я читал книгу знаменито╜го американского профессора Гэлбрейта "Общество изобилия"*. Он утверждает, что в Соединенных Штатах число граждан, которым не хватает пищи, одежды, жилья, с каждым днем сокращается. Островки беднос╜ти все еще существуют? Они вот-вот исчезнут. Уже и сейчас образы жизни различных классов приближают╜ся друг к другу. Богатые больше не смеют (и не жела╜ют) выставлять свое богатство напоказ. Наоборот, они предпочитают вести подчеркнуто богемный образ жизни. (В Париже молодые, да и не очень молодые жители богатых районов -- VIII, XVI -- валом валят на спектакли из жизни низов общества.) У рабочего и среднего служащего есть машина, приличная кварти╜ра, телевизор. Рабочий перестал быть отверженным, который, прижавшись носом к стеклу, завистливо смотрит с улицы на праздник жизни. Стол у него, быть может, не очень изысканный, но зато сытный и здоро╜вый. А завтра будет еще лучше. Нас уверяют, что обще╜ство достигнет такого изобилия, что сможет прокор╜мить нетрудоспособных и неудачливых. Проблема уже не в том, чтобы производить то, что требует потреби╜тель, но в том, чтобы убедить последнего потребить всю продукцию. Доказательство тому -- расцвет рекла╜мы. Чтобы пробудить аппетит у пещерных людей или индейских племен, не было нужды в рекламе. А в наши дни тому, кто не хочет выпускать товары себе в убы╜ток, приходится соблазнять покупателей более эле╜гантной машиной, более эротическим бельем, более роскошной обстановкой, короче говоря, искусственно создавать потребности. Испокон веков считалось, что самое важное для страны -- выпуск продукции. Зачем, однако, выпус╜кать предметы обихода, в которых становится все меньше и меньше нужды? Зачем выпускать товары, не пользующиеся спросом, -- ведь это ведет к серьезным кризисам. Получается, что в доме у рядового покупа╜теля должны, как в музее, храниться горы сокровищ. У него есть крыша над головой, пища, машина, теле╜визор? Не имеет значения, пусть изобретает себе (607) новые потребности. Если он их не испытывает, ему поможет реклама. Но разве не очевидно, что, "когда один и тот же механизм удовлетворяет спрос и создает его, личность уподобляется белке в колесе: она силит╜ся поспеть за вращением колеса, которое вращается исключительно ее усилиями". Ваш сверстник полагает, что время, когда компью╜теры и машины будут делать все, а мужчины и женщи╜ны будут дни и ночи напролет предаваться любовным забавам, спортивным играм и занятиям искусством, не за горами, следовательно, важно уже сейчас сократить рабочий день и снизить пенсионный возраст. Я не согласен с ним. Во-первых, я что-то не вижу, чтобы человечество изнывало от изобилия. Во многих стра╜нах царят голод и нищета. Мы, богатые государства, должны оказать слаборазвитым странам серьезную по╜мощь, как из человеколюбия, так и для того, чтобы предотвратить всемирную трагедию. Вот задача, кото╜рая еще долго будет поглощать излишки промышлен╜ной и сельскохозяйственной продукции. Пойдем дальше: как можно утверждать, что жители богатых стран не испытывают ни в чем нужды? Мы каждый день читаем о том, что многим людям не хва╜тает жилья (я имею в виду не роскошные виллы, а самые скромные квартиры); что не хватает больниц, а из тех, что есть, одни обветшали, другие плохо обору╜дованы; что шоссейные дороги уже не отвечают по╜требностям многочисленных автомобилистов; что классы в школах и лицеях переполнены; что для науч╜ных исследований не хватает средств, что радио и те╜левидение ввиду финансовых затруднений вынуждены сократить свои программы. И это вы называете изоби╜лием? Нам, французам, предстоит еще работать и ра╜ботать, чтобы достичь такого жизненного уровня, как в Америке; а американцам предстоит еще работать и работать, чтобы их государственные предприятия под╜нялись до уровня частных; и всем нам, народам, живу╜щим в довольстве, предстоит еще работать и работать, чтобы народы, живущие в нищете, начали жить по-че╜ловечески. Не рано ли отказываться от труда и осуж╜дать его основания? (608) Вначале действовал закон: "В поте лица твоего бу╜дешь есть хлеб"*. Потом его то и дело стал заменять другой закон: "В поте лица чужого будешь есть хлеб". Вас прельщает закон: "В поте кнопок вычислительной машины будешь пить виски"? Быть может, такой день и настанет. Но до него еще далеко. Запросы людей самых разных слоев общества, особенно молодежи, неуклонно растут. А ведь вы не хуже меня знаете, что разделить можно только то, что имеешь. Итак, я не думаю, что ваше поколение доживет до двухчасового рабочего дня и пенсии в тридцать лет. И слава богу. Вы имели бы слишком жалкий вид. Я всег╜да мечтал написать "Путешествие на остров дунаси-нов" в духе Свифта. Имя этого народа происходит, если верить ученым, от английского слова do nothing'. Дунасины -- "люди, которые ничего не делают". Наука на их острове достигла такого уровня развития, что один-единственный человек может с помощью бата╜льона вычислительных машин руководить всем -- вы╜пуском продукции, ее распределением, досугом ос╜тальных людей. Этого диктатора я назвал бы Голопо-эт*; на сей раз этимология греческая: "тот, кто делает все". Голопоэт ведает всем: политикой, экономикой, искусством. Дунасины проводят свою жизнь, лежа в постели в гигантских клиниках, где поддерживается постоянная температура. Каждое утро машины реги╜стрируют их потребности: медикаменты, белье, пища; Голопоэт нажимает кнопку -- и роботы делают все необходимое. Дунасины то занимаются любовью, то смотрят цветной стереотелевизор. Голопоэт несколько веков держал при себе группу писателей и режиссеров, чтобы поставить на ноги дунасинское телевидение. А теперь компьютер-творец, держа в своей памяти про╜изведения прошлого, создает на их основе все новые и новые варианты, комбинации которых бесконечны. Остается вопрос о дофине. Ведь Голопоэт не бессмер╜тен. Кто придет ему на смену, когда пробьет его час? Но вернемся к вещам серьезным... ________________________________________________________________ Do nothing -- ничегонеделание (англ.}. ( 609) _________________________________________________________________ О том, как руководить людьми Я уже спрашивал вас: "Разве вы сможете руково╜дить фабрикой, городом, страной, не зная ученых и их секретов"? А разве сможете вы руководить самими уче╜ными -- теоретиками и практиками, -- не имея разум╜ных представлений об обязанностях руководителя? Обстоятельства сложились так, что мне какое-то время пришлось быть начальником, и я могу поделиться своим опытом. У вас, человека способного и умного, есть шансы занять ответственный пост. Вы сами по╜чувствуете трудности этого ремесла (ибо это ремесло). Впрочем, рассмотрим сначала иной, тоже вполне до╜стойный вариант: вы не хотите ни "делать карьеру" в том смысле, какой обычно вкладывают в это слово, ни командовать людьми. Если вы занимаете такую пози╜цию, я никогда не брошу в вас камень. Хорошо делать свое дело и наслаждаться жизнью, не ища славы, -- один из путей к счастью. Однако это подходит только душам, чуждым всякого честолюбия. Отказываясь от карьеры, человек должен быть твердо уверен в своих силах и не испытывать потребности самоутверждаться в борьбе с соперниками. Прежде чем избрать судьбу безвестного мудреца, убедитесь, что не пожалеете об этом. Если, напротив, вы решите последовать общему примеру и ринетесь в бой, то вам следует изучить пружины общества. Вы человек незнатный и небога╜тый. В былые времена вам было бы трудно, почти невозможно пробить себе дорогу. В нашу эпоху гром╜кое имя открывает далеко не все двери, а богатство в начале жизненного пути расслабляет волю и потому не столько помогает, сколько вредит. Зато некоторые дипломы по-прежнему пользуются авторитетом. Окс╜форд и Кембридж остаются самыми престижными учебными заведениями Англии. Во Франции наиболь╜шие шансы преуспеть имеют выпускники Политехни╜ческой школы и Эколь Нормаль. Чиновники из Ми╜нистерства финансов, Государственного совета. Ком╜мерческого суда, префектуры образуют мощные кор╜порации. Именно эти люди стоят во главе государства. (610) Находятся смельчаки, которые обязаны своей карье╜рой только себе, но и они окружают себя дипломиро╜ванными специалистами. Если вы чувствуете в себе задатки ученого, писателя или художника, не вступай╜те на проторенный путь, идите своей, одному вам из╜вестной тропой, которая, быть может, приведет вас на вершину. Если же вы хотите просто сделать карьеру, то не пренебрегайте поддержкой коллег. Принадлежность к коллективу дает большие пре╜имущества. Известным врачам, крупным политичес╜ким деятелям необходимы молодые помощники. Руко╜водитель направляет их и помогает им определиться, более того, он оказывает большое влияние на их ми╜ровоззрение. Нередко в ходе работы рождается пре╜красная дружба, основанная на почтении и восхище╜нии одной стороны и уважении и доверии другой. Порой начальник становится учителем, но это вещи совершенно разные. Ален был моим учителем; мне не нужно было от него ничего, кроме идей; ему не нужно было от меня ничего, кроме понимания. Крупный ру╜ководитель требует большего. Он инстинктивно благо╜волит к тем, кто преданно ему служит. Преуспевает тот, кто входит в курс всех дел, не говорит лишнего, но может дать по первому требованию необходимую справку. Я знал идеального заведующего канцелярией, идеальную секретаршу. Они были достойны оказанно╜го им доверия. В противном случае они не занимали бы эти должности. "Деловые отношения не неиссякае╜мый источник, откуда баловень судьбы может пить сколько душе угодно; я сравнил бы их с источником, откуда может пить лишь тот, кто позаботился о подаче воды" (Ален). У незаслуженной благосклонности корот╜кий век. Тем не менее на первый взгляд путь наверх часто начинается с пустяков. Знакомство завязывается за шахматной доской или за бильярдом. Любой большой начальник много работает и нуждается в разрядке. Тот или та, кто умеет вовремя оторвать его от дела и не╜много развлечь, быстро становится своим человеком. У того, кто хорошо играет в шахматы или в теннис, умеет охотиться и ловить рыбу или, если начальник (611) человек образованный, может блеснуть в разговоре эрудицией и остроумием, много шансов преуспеть. Но помните: это еще далеко не все. Ни у сильного игрока, ни у очаровательной женщины ничего не получится, если они не умеют работать на совесть. Красивая сек╜ретарша нравится больше, чем некрасивая. Но если она пишет с ошибками, забывает о деловых встречах и совершенно не разбирается в том, чем занимается шеф, ее не спасет никакая красота. Не все достойные люди добиваются успеха; никто не добивается успеха, не обладая достоинствами. Вы человек достойный и довольно быстро сами станете руководителем. Тогда от вас потребуются и другие качества. Во-первых, объективность. Руководи╜тель должен исходить из реального положения вещей и никогда не принимать желаемое за действительное. Он должен судить о ситуации непредвзято. Стоит ему начать смотреть на мир сквозь призму своих страс╜тей -- и он пропал. Простой человек может порой быть самолюбивым. Самолюбивый руководитель опасен. Он хочет настоять на своем, не считаясь с фактами. Это невозможно. Будь Жоффр самолюбив, он не отдал бы приказ об отступлении, и французы не выиграли бы сражение на Марне. Настоящий руководитель может идти на обдуманный риск. Кто знает, не раздви╜нет ли отвага границы возможного? В 1940 году англи╜чанам казалось, что продолжать военные действия -- безумие; Черчилль пошел на риск и выиграл*. Впро╜чем, в ту пору промедление было смерти подобно. Такие случаи редки. Промышленник, чьи склады зава╜лены товарами, считает зазорным снизить выпуск про╜дукции, но ничего не поделаешь. Цифры неумолимы. Здесь тоже нужно дать сигнал к отступлению и подо╜ждать случая перейти в контратаку. Однако трезвой и холодной рассудительности мало -- руководителю в не меньшей степени нужна пылкая и страстная душа. Он должен быть человеком сильным и волевым, способным воодушевить подчи╜ненных. Если он любит свое дело, если интересы его совпадают с интересами родной страны, армии, в ко╜торой он служит, фабрики, которой он управляет, его (612) беззаветная преданность передастся всем его сотруд╜никам. Собранный и решительный, как ученый, ставя╜щий важный эксперимент, он отдается исполнению замысла всем своим существом со всем, что есть в нем хорошего и дурного, со всеми своими причудами. Под╜чиненные любят руководителя за его странности и вспышки гнева, сменяющиеся благодушием, за его резкие отповеди и остроумные шутки. Людям трудно привязаться к абстрактной функции, но они с радос╜тью служат человеку из плоти и крови, если он талан╜тлив. Заняв ответственный пост, продолжайте вести себя естественно. Ваши сотрудники полюбят вас за это еще больше. Впрочем, такую раскованность можно себе позво╜лить только в узком кругу. С большей частью подчи╜ненных будьте справедливы, требовательны, велико╜душны настолько, насколько позволяют интересы дела, дружелюбны без панибратства. Между начальни╜ком и подчиненными должна существовать дистанция. Стойка "смирно" бывает не только физическая, но и моральная. Если вы заняли ответственный пост совсем юным, держитесь, как держался Бонапарт в Италии*. Заставьте себя уважать. Приучите тех, кем вы руково╜дите, к мысли, что полученные от них сведения будут проверены. Вы не можете проконтролировать все (да в этом и нет нужды), но обязательно сделайте выбороч╜ную проверку. В чтении смет, балансов, бюджетов есть своя суровая поэзия. Нагрянув неожиданно, можно поймать подчиненных на поразительных оплошнос╜тях. Нападение японцев на Пирл-Харбор застигло аме╜риканских солдат и офицеров врасплох. Ничто не дер╜жится само собой. Когда кругом тишь да гладь, самые лучшие работники теряют бдительность. Ваша зада╜ча -- время от времени преподносить своим сотрудни╜кам здоровые сюрпризы и будить тех, кто начинает клевать носом. Обходитесь без роскоши и излишеств. Жить в свое удовольствие и пользоваться авторитетом -- вещи не╜совместимые. Вы предпочитаете удовольствие? Дело ваше. Но если вы выбираете авторитет, и те, кто вам подчиняются, и те, кто метит на ваше место, будут (613) пристально следить за вашей жизнью. Вам простят строгость, если вы будете строги и к самому себе. Английский двор соблюдает множество устаревших церемоний, но личная жизнь королевских особ, начи╜ная с королевы Виктории, чаще всего была образцом скромности. Неурядицы в королевской семье ослабля╜ют монархию. Вы не будете королем, но, быть может, станете правителем собственного маленького княжест╜ва: учреждения, предприятия. Будьте на высоте поло╜жения. Вспоминайте рассказ Киплинга "Человек, ко╜торый захотел быть королем". Английский солдат бла╜годаря своей храбрости встает во главе индийского племени горцев и властвует над ним безраздельно до тех пор, пока не влюбляется в женщину из этого пле╜мени и не делает ее своей наложницей. Тут власти его приходит конец. Его считали полубогом, он оказался всего лишь человеком. Племя изгоняет его. Вы можете возразить: "Людовик XIV ни в чем себе не отказывал, он устраивал пышные празднества, уто╜пал в роскоши и тем не менее правил долго и счастли╜во. Напротив, Людовик XVI, образец скромности и супружеской верности, подвергался преследованиям, был оклеветан и наконец казнен". Я отвечу, что при╜чиной бедствий Людовика XVI была Мария Антуанет╜та. Именно она навлекла на безвольного короля нена╜висть всего народа. Меж тем эта очаровательная коро╜лева предавалась лишь самым невинным развлечени╜ям. Но она имела несчастье жить в эпоху, когда монар╜хия теряла свой престиж, и давала своим панибратст╜вом, которое мы с вами только что осудили, поводы к злословию. Любая женщина могла безнаказанно от╜правиться в маске на бал в Оперу -- но не королева. Вы, желающий стать королем, выберите себе достой╜ную королеву. __________________________________________________________ Женщины А теперь побеседуем о женщинах. Байрон говорил: "Невозможно жить ни с ними, ни без них". Без жен╜щин вам жить не придется -- вы будете жить с ними. (614) Я с ранней юности считал, что они дарят мужчине самые острые наслаждения, какие ему суждено изве╜дать в жизни. Я любил первые ростки чувства, первые встречи, первые шаги к сближению, первые уступки, "первые робкие ласки". Бойтесь лишить себя, из за╜стенчивости или нерешительности, подобных воспо╜минаний. Они прекрасны. Даже на старости лет они по-прежнему вызывают умиление. Кто не испытал юношеской любви, чувствует себя обделенным и ни╜когда не утешится. Совсем не обязательно, чтобы эти любовные идиллии доходили до физической близости. В предвкушении столько прелести, что его стоит про╜длить. Посвятите вашу юность нежной страсти.