ны в плащах с капюшонами управляли мощными кранами, а на строительной площадке девушки перебрасывали кирпичи, как наши каменщики. Какие же мозолистые должны быть у них ладони! Мимо парами прошли ребятишки, которых вел высокий мужчи- на, вероятно, учитель. Они смеялись, пели и ничем не отличались от английских детей. Только на многих мальчиках были фуражки, напоминающие военные, а на всех девочках без исключения - коричневые шерстяные чулки, какие носили школьницы в дни мо- его далекого детства. Вид у всех детей был здоровый и веселый. Я остановил какого-то молодого человека и показал ему листок с адресом школы, написанным по-русски. Он ничего не стал объяс- нять, а повернулся и любезно проводил нас до самых дверей боль- шого, не очень современного здания, которое стояло в одном ряду с остальными домами и более походило на конторское. Спрашивать разрешения войти оказалось не у кого, и я, опять забыв благоразумие, взял и вошел без разрешения, а капитан покорно последовал за мной. Внутри меня тотчас озадачила глубокая тишина, особенно странная в школе. Мы очутились в длинном широком коридоре, где стены были увешаны яркими литографиями, изображавшими всевозможные спортивные соревнования, а также подвиги русско- го оружия. Последние завораживали высокой романтичностью головы у-солдат забинтованы, штыки наперевес, красивые лица, глаза бесстрашно устремлены вдаль. В стеклянной витрине ле- жали почетные грамоты и дипломы. В коридор выходило множество дверей, и я пошел вдоль них, стучась в каждую и дергая ручку. Все были заперты, и я, утратив всякую надежду, в предпоследнюю дверь стучать не стал, а про- сто повернул ручку. Дверь открылась, и я, еле устояв на ногах, влетел в боль- шую комнату. На меня растерянно уставились какие-то женщины. Их было много. Они расположились за длинным столом, во главе которого восседал могучий мужчина с рублеными чертами лица. Он тоже уставился на меня, пожалуй, даже с еще большим не- доумением. Естественно, я ввалился в учительскую... и только тут сообра- зил, что являю собой странное зрелище. В плавание я взял толь- ко рабочую одежду, и на мне был макинтош, в котором я ездил по вызовам. Манжеты и воротник у него обтрепались, всюду виднелись следы соприкосновения с рогами. Когда отрывались пуговицы или отпарывались карманы, я предпочитал не пору- чать макинтош заботам Хелен, ибо он, как я его ни чистил, хранил в своих швах стойкий запах скотных дворов. А потому чи- нил его сам, используя голубые нейлоновые нитки, предназна- ченные для зашивания ран пострадавших животных. Их болтаю- щиеся концы придавали моему костюму дополнительную жи- вописность. Глаза женщин продолжали потихоньку вылезать на лоб, но мужчина, видимо, уже достаточно мной налюбовался - он вскочил и быстро скрылся за дверью в глубине комнаты. Не требовалось быть великим сыщиком, чтобы прийти к выводу, что он бросился к телефону. Внезапно я осознал всю глубину моего легкомыслия, но муже- ственно проглотил поднявшийся в горле комок, улыбнулся обая- тельнейшей как мне хотелось верить улыбкой и произнес во- просительно: - Мадам Журская? Одна из женщин кивнула, остальные уставились теперь на нее, и она побледнела. Уж не знаю, каким злодеем она меня сочла, но перепугаться перепугалась. Капитан почувствовал, что настало время вмешаться. Он вы- ступил вперед и принялся быстро объяснять по-немецки, что я председатель Ассоциации родителей и учителей в Дарроуби, но это обстоятельство по понятным причинам особого впечатления не про- извело. Я продолжал стоять посреди учительской, а женщины продол- жали смотреть на меня. Любую из них нетрудно было бы вообра- зить за учительским столом в английской школе. За исключением одной мисс Смуглянки с восточным разрезом глаз. Я же явно про- изводил на них далеко не столь приятное впечатление. На выручку ко мне вновь пришел капитан, человек поистине неистощимой находчивости. Он спросил, нет ли среди них препода- вательницы английского языка. Из-за стола поднялась самая хо- рошенькая, но тут дверь у меня за спиной распахнулась и в учи- тельскую вошли два человека весьма внушительного вида в ще- гольской форме с погонами в звездочках на плечах и отлично вычищенных сапогах. Они начали быстро переговариваться с муж- чиной, вновь водворившимся на свое место во главе стола, и то и дело сурово на меня поглядывали. Он разводил руками, по- качивал головой, и не надо было знать русский язык, чтобы понять суть его слов - я ворвался сюда неведомо откуда и зачем, он обо мне никакого представления не имеет, но моя физиономия очень ему не нравится. Не хочу преувеличивать, но, пожалуй, не будь со мной капита- на Расмуссена, меня тут же увели бы в участок. Однако он тотчас начал растолковывать по-немецки, кто я и зачем сюда пришел. Спасло меня еще и то, что молоденькая учительница англий- ского языка завела со мной разговор про школу. Я сел рядом с ней у стола, и двое блюстителей закона и порядка подошли к нам. Я все время ощущал их грозное присутствие, а они оглядывали меня с головы до ног, несомненно сбитые с толку моим эксцен- тричным костюмом. Я спросил у учительницы, как ее зовут, но ее имя оказа- лось совершенно зубодробительным. Впрочем, она тут же добави- ла, что друзья называют ее Китти. То есть так мне послышалось Она рассказала, что замужем, и у нее есть шестилетний ребенок. Вдруг она судорожно сжала руки. - Я так волнуюсь! Английский я преподаю уже давно, но с настоящим англичанином еще никогда не разговаривала! У меня, наверное, очень плохое произношение. - Даю вам слово, что по-английски вы говорите много чище меня, - поспешил я ее успокоить и ничуть не покривил душой, так как мое произношение сразу выдает во мне уроженца Глазго и с точки зрения академической правильности никакой критики не вы- держивает. Китти страшно обрадовалась Она объяснила мне, что в этот день все ученики школы от- правились с директором на кинопросмотр и лекцию. Потому- то в коридоре и стояла такая тишина! А высокий мужчина - это заместитель директора по учебной части. Пока мы болтали, остальные учительницы придвинулись поближе и с интересом слу- шали все, что Китти им переводила. Даже суровый заместитель ди- ректора не совладал с любопытством и, положив локти на стол, перегнулся, чтобы лучше меня видеть. Атмосфера становилась все более дружески непринужденной, и, к немалому моему облегчению, блюстители закона и порядка отошли и прислонились к стене. Тут началась бурная игра в вопросы и ответы - естествен- но, через посредство Китти. - В каком возрасте дети у вас поступают в школу? - спросила она. Мой ответ "в пять-шесть лет" вызвал общее удивление. - А наши - в семь-восемь, - пояснила Китти, и настал мой черед удивиться. Заместитель директора очень по этому поводу разгорячился. Он стукнул кулаком по столу и категорически заявил, что, соглас- но принципам педагогики, пятилетних детей учить по школь- ным программам нельзя. Чему они, собственно говоря, способны научиться? Когда я ответил, что для начала они знакомятся с простей- шими арифметическими действиями, а также запоминают разные новые слова, он только плечами пожал. Удивило их всех и обычное время школьных занятий в Англии. У них, сообщила мне Китти, младшие дети учатся с половины девятого до половины третьего, а старшие - с половины третьего до половины восьмого. Учеников в классе около тридцати, изучают они все математические дисциплины, родной язык, физику, химию, биологию, историю. Основной иностранный язык в этой школе английский, но преподается в ней и немецкий, французскому и латыни у них не учат. Мне удалось вставить вопрос о спорте: - А игры у вас в программе есть? Китти подняла ладони и засмеялась. - А как же! Наиболее популярен волейбол, ну, а потом - плавание, хоккей, коньки, футбол, гимнастика... Кроме того, вне- школьные занятия. У нас есть много детских клубов. Тут блюстители закона и порядка, видя, что учительницы разговаривают со мной оживленно и дружески, видимо, пришли к заключению, что я достаточно безобиден, и удалились. После этого беседа стала еще непринужденней и вопросы сыпались градом. - А закон божий вы преподаете? - поинтересовался я. Есте- ственно, я знал, что нет, но мне хотелось узнать, как они ответят. На всех лицах мелькнули улыбки снисходительной жалости, а высокая брюнетка саркастически усмехнулась, и Китти перевела мне ее вопрос. - А дарвинизм у вас тоже преподают? Я кивнул. - Да И закон божий, и эволюцию, и научные теории про- исхождения мира. Это их явно озадачило. Разговор перешел на отношение к религии. Насколько я понял, у них это личное дело каждого, и, кто хочет, может ходить в цер- ковь. Религия не запрещена, и специальных антирелигиозных уроков в программе нет. Видимо, по их мнению, она должна по- тихоньку отмереть сама собой. В Клайпеде три церкви, но в других городах с таким же населением их бывает и больше. Учительницы посочувствовали мне: в Англии же такая страш- ная безработица и нищета! У меня создалось впечатление, что, по их убеждению, я приехал из страны всеобщего голода и бесплатно- го благотворительного супа. Когда я сказал, что жизненный уро- вень английских трудящихся растет и у многих есть собственные машины, они поглядели на меня с искренним недоверием, как на распространителя капиталистической пропаганды. Но я их особенно не виню: они нет-нет да скашивали глаза на мой обтрепанный макинтош, на отвисающие карманы, на пуговицы с голубыми хвостиками ниток. Уж если это квалифи- цироаанныи английский специалист, так в чем тогда ходят простые английские труженики? - Но жизненный уровень учителей у вас ниже, чем у нас, - заметила одна из моих собеседниц. Что я мог ответить? Одеты они все были прекрасно и, видимо, преуспевали. У меня сложилось впечатление, что быть учителем в России - очень престижно. - А что такое "экзамен для одиннадцатилетних"? Я попытался объяснить в силу своих возможностей, как в этом возрасте школьникам устраивается проверка на уровень развития умственных способностей, чтобы определить, какой тип образова- ния подходит каждому. Вот уж тут они меня хорошо поджарили! В хор женских голосов, как басовая нота органа, ворвался звуч- ный голос заместителя директора: - Распределять детей по способностям, как вы говорите, не имеет ни малейшего смысла! - Он явно был человеком с твердыми позициями. Я повернулся к нему. - А у вас все категории учатся в одном классе? Китти перевела его ответ. - У нас все дети - способные! - Сказано это было с глу- боким убеждением и абсолютной серьезностью. Из дальнейшего разговора я узнал, что в университеты посту- пает очень большой процент выпускников и что для повышения об- разования весьма популярны вечерние учебные заведения. Соб- ственно говоря, многие русские именно таким способом заканчи- вают школу, а затем университет или институт. Заместитель директора разразился новым залпом русских слов, который в переводе оказался суровой критикой системы частного образования в Англии. Он принялся доказывать, что настоящее образование там доступно только детям богачей. Когда же я воз- разил, что университетские стипендии обеспечивают возможность получить высшее образование любому человеку, каким бы ни было его финансовое положение, он только презрительно сощурился. Полагаю, я его не переубедил. Так или иначе, но разговор в целом получиюя удивительно приятным мы смеялись, шутили, спорили, возражали, согла- шались, и я готов был просидеть там хоть до вечера, но капитан все чаще поглядывал на часы. Ему не терпелось вернуться к себе на судно. Бедняга! Как он, наверное, молил бога избавить его в буду- щем от таких ветеринаров! Мы попрощались самым дружеским образом - смех, рукопо- жатия... Даже заместитель директора заметно оттаял: он вежливо проводил нас до дверей, с улыбкой, смягчавшей тяжелое лицо, пожал нам руки, поклонился и помахал вслед. А на судне меня ждали неприятности. Со мной желала погово- рить какая-то женщина насколько я понял, комиссар с государ- ственной фермы. Росту в ней оказалось за шесть футов, и сложена она была соответственно. С грубоватого лица на меня из-под черного берета сверху вниз холодно смотрели сердитые глаза. Несомненно, спус- ку давать мне она не собиралась. По-английски она не говорила, но тем не менее сразу перешла к делу. - Акха-кха-кха? - Хотя другие русские недурно изображали овечий кашель, басистые звуки, вырвавшиеся из глубин могучей грудной клетки, далеко превзошли их усилия. Я в очередной раз пожал плечами и улыбнулся бессмыслен- ной улыбкой, но на нее этот прием не подействовал. Она зажала мое плечо в стальных клещах и без малейшего усилия потащила меня в трюм, где укоризненно ткнула пальцем в линкольнов и несколько раз покашляла. Я отвечал разуверительными улыбками, которые совсем меня вымотали. У нее в руке появился термометр. Тоже ветеринар? Нет, вче- рашняя толстушка понравилась мне куда больше! Этой помощни- ки не требовались: она прижимала очередную овцу к перего- родке огромным коленом, как щеночка. Температура у всех ока- залась нормальной, но терпение великанши явно истощалось. Расхаживая между загончиками, она несколько раз наталкива- лась на меня и даже не замечала, как я отлетал к перегородке, хотя я мужчина плотного сложения да и ростом не так уж мал. Мне пришло в голову, что, сойдись мы на ринге в боксерских пер- чатках, я и одного раунда не продержался бы. В конце концов она извлекла из кармана маленький рус- ско-английский словарь и обрушила на меня град неудобопо- нятных слов. Кое-как я уловил что-то о бронхите, но тут она перешла на гневное бормотание, как будто забыв про меня, и я поторопился ускользнуть к себе в каюту. Я уже собирался нырнуть в нее, но тут из камбуза выглянул Нильсен. - Вы пропустили обед, мистер Хэрриот. Вам было трудно, у вас усталый вид. Погодите! - Он поднял ладонь. - Я что-нибудь для вас приготовлю. Стоя на пороге тесной каморки, я смотрел, как он отрезал ло- моть ржаного хлеба и принялся нарубать тоненькие кусочки вы- резки. Движения его были точными, огромный нож сверкал как молния. Затем он настрогал репчатого лука, а когда колечки со- всем закрыли разложенное по ломтю мясо, залил всю груду сырым яйцом. Посолив и поперчив, он гордо протянул мне свое тво- рение. - Говядина по-татарски! - торжественно провозгласил он. Кушайте, мистер Хэрриот. Вам сразу станет легче. Я попятился. Есть этот ужас? Сырое мясо, сырое яйцо... Не- мыслимо. Я отчаянно подыскивал предлог отказаться, но меня парализовало сияющее лицо Нильсена. Он же мой друг, камбузный гений, и думает только о том, как бы подкрепить меня в час моей нужды. Будь что будет, но сказать "нет" у меня не достанет духа. Собрав все мужество, я поблагодарил его, ухватил нагружен- ный ломоть и с отчаянной решимостью впился в него зубами. Постараюсь не дышать и проглочу, не распробовав... Но кусок оказался слишком большим, я во всей полноте ощутил его вкус... Какая прелесть! Кок сиял все больше, наблюдая изумление на моем лице. Но затем он, вероятно, уловил в моих глазах какую-то тень сомне- ния, потому что с тревогой положил ладонь мне на плечо. - Прибавить щепоточку перца? Продолжая жевать, я несколько секунд смотрел на него, а за- тем вынес свой приговор: - Пожалуй... да... пожалуй, чуть-чуть. Он помахал перечницей над ломтем с его грузом и, пока я расправлялся с экзотическим яством, следил за мной с неописуе- мым восторгом. Нет, он не посрамил свой талант! "Юбберген" освободил причал около восьми, когда уже совсем стемнело. Мы тотчас заняли его место, и выгрузка началась. По- дали вагоны, гигантский кран установил сходни, и моих бедных овечек погнали по ним. Я прожил с ними буквально бок о бок шесть суток, и, хотя знал, что таким породистым аристократам обеспечен самый луч- ший уход, у меня защемило сердце. А красавицы ромни-марш с головами плюшевых мишек все трусили в слепящем свете прожек- торов и скрывались в темном нутре вагонов. Двери задвинулись, и мне стало не по себе. Они привыкли к зеленым лугам Кента. Что то ждет их впереди? По пристани сновали русские грузчики в черных плащах, выка- тывая из тьмы вагоны на освещенный участок. Мой верный помощ- ник Раун, которому все вокруг были по плечо, метался по сходням, подгоняя овец и сияя золотой шевелюрой. Не менее заметен был Юмбо (так, по-видимому, принято назы- вать младшего члена команды). Красивей юноши мне видеть не доводилось. В семнадцать лет уже широкоплечий гигант, но с ан- гельским лицом, огромные голубые глаза, густые белокурые воло- сы почти по плечи. Он выгружал оставшийся корм, и я порадовался легкости, с какой он обвязывал и прицеплял тяжелые мешки и тючки к крюку, который кран на пристани вновь и вновь опускал в трюм. Мне невольно вспомнились викинги. Если мои судовые знакомые были типичны для всей нации, то датчане - великолепный народ. Но вот под полночь последняя овца протрусила по сходням, последний мешок орехов и последний тючок сена покинули трюм. Бригадир русских грузчиков, заметив меня у поручней, помахал мне с причала. - До свидания, доктор, - крикнул он и скрылся в темноте. Я прошелся вдоль опустевших загончиков, испытывая щемящее чувство утраты, а потом поднялся в капитанскую каюту, где представитель порта должен был подписать документы о приемке груза. Явился он в третьем часу ночи - то есть в пятом по местному времени, - молодой человек лет двадцати пяти, который прора- ботал без передышки весь день, а вечером проверял наших овец и следил за их выгрузкой. Его осунувшееся лицо было перепачкано, он валился с ног от усталости, и ногти у него, как я заметил, были все обломаны. Но ясности мысли он не утратил ни на йоту. Он был уполномочен подписать документы о приемке овец общей стоимостью в двадцать тысяч фунтов и, как выяснилось, умел не только хорошо говорить по-английски, но и писать тоже. На первой накладной он написал "Примерно 20 % овец лин- кольнской породы приняты с кашлем". Я мягко объяснил ему, что в нашем языке форма множественного числа от слова "овца" является исключением из общего правила и он напрасно приба- вил еще и обычное окончание множественного числа. Хотя от утом- ления у него слипались глаза, он тут же полюбопытствовал, почему в этом случае формы единственного и множественного числа сов- падают, а затем потребовал, чтобы я перечислил все другие такие же исключения - еще одно проявление общей страсти к образо- ванию, которую я обнаружил в Клайпеде. Вслед за ним явились таможенники и занялись нашими паспор- тами. Их сменили чиновники из управления портом, предъявив- шие капитану счет столько-то рублей за услуги лоцмана, столь- ко-то за пользование кранами и так далее. Капитан в обычной своей строго вежливой форме отделал их на все корки и сказал, что они берут слишком дорого, но они только пожимали пле- чами и смеялись. Самым последним русским, поднявшимся на борт, был лоц- ман, не тот, с которым мы уже познакомились, а другой. Лицо у него было встревоженным. - В открытом море сильный шторм, - сказал он капитану. - От шести до восьми баллов, но будет хуже. Рекомендую вам пере- ждать до утра на рейде. - Он назидательно поднял палец. - Там вам придется очень туго. Капитан несколько раз прошелся по каюте. Я знал, как он то- ропится, но имело ли смысл рисковать? Наконец, он сказал. - Полагаю, вы правы. И нам лучше в море пока не выходить. В дверях каюты я столкнулся с помощником, успевшим услы- шать последнюю фразу. Он грустно посмотрел на меня. - Знаете, мистер Хэрриот, это ведь не первый такой случай. Ручаюсь, на якоре мы стоять не будем. Капитана Расмуссена штор- мом не напугать. Так что готовьтесь. Я сел было писать дневник, но меня одолела зевота, а койка выглядела чрезвычайно заманчивой. Такая неподвижная, такая удобная! И день ведь выдался на редкость длинный... 19 - Биггинс говорит. Я покрепче ухватил трубку, а другую руку сжал в кулак так, что ногти вонзились в кожу. Мистер Биггинс имел обыкновение долго и мучительно колебаться, доводя меня до исступления. Вызвать ветеринара, по его понятиям, значило пустить в ход последнее отчаянное средство, и для него было истинной пыткой решать, пора уже или все-таки можно немножко погодить. В до- вершение, если мне тем не менее удавалось прорваться к нему на ферму, он с ослиным упрямством избегал следовать моим сове- там. Я хорошо понимал, что так ни разу и не смог ему угодить. Он донимал меня в довоенные дни и теперь, когда война кончилась, ничуть не изменился, только немного постарел и стал еще упрямее. - Что случилось, мистер Биггинс? - Ну... телка у меня того. - Хорошо, утром приеду посмотрю ее. - Э-эй, погодите минутку! - Мистер Биггинс все еще не был уверен, стоит ли мне приезжать или не надо, хотя уже решился по звонить - А смотреть-то ее нужно? - Право, не берусь судить. Как она себя ведет? Длительная пауза. - Да вот легла и лежит. - Лежит? Видимо, что-то серьезное. Приеду, как только смогу. - Да погодите вы! Не так уж она давно и лежит! - Так сколько же? - Последнюю пару деньков, всего-то. - Она что, вдруг легла и не вставала больше? - Да нет же! Нет. Какое там! - Моя тупость его явно раздра- жала. - Неделю не ела, а вот теперь и легла. Я набрал полную грудь воздуха и тихо его выпустил. - Так, значит, она неделю болела, а теперь совсем обес- силела, и вы решили меня вызвать? - Ну, да. Глаза-то у нее вроде ясные были, покуда она не слегла. - Хорошо, мистер Биггинс. Сейчас приеду. - Э... Приезжать-то вам так уж нужно? Не то ведь... Я повесил трубку. По горькому опыту я знал, что такой раз- говор может длиться до бесконечности. И еще знал, что почти на- верное еду к обреченному животному. Но вдруг, если поторопиться, что-то все-таки удастся сделать? У мистера Биггинса я был через десять минут, и встретил он меня, как обычно: руки в карманах, голова втянута в плечи, глаза подозрительно буравят меня из-под мохнатых насупленных бровей. - Приехали, значит? Да только поздновато. Я успел опустить одну ногу на землю, но, услышав это, выле- зать не стал. - Уже сдохла? - Пока-то нет. А вот-вот - и конец ей. Я только зубами скрипнул. Телка болела неделю, я приехал че- рез десять минут после его звонка, но его тон двух толкований не допускал: если она сдохнет, виноват буду я. Поздновато при- ехал! - Ну, что же, - сказал я, справившись с собой. - Раз так, делать мне тут нечего. - И я втянул ногу в машину. Мистер Биггинс опустил голову и пнул булыжник тяжелым сапогом. - Что же, и смотреть ее не будете? - Так вы же сказали, что ей уже нельзя помочь. - Ну и сказал. А кто ветеринар-то? - Как хотите... Я выбрался из машины целиком. - Где она? Он помолчал. - А за осмотр вы особо возьмете? - Нет. Я уже здесь, и, если ничего сделать не смогу, пла- тить вы будете только за вызов. Картина была до боли знакомая. Молоденькая телка лежала в темном углу коровника. Провалившиеся остекленевшие глаза каждые несколько секунд подергивались в предсмертной агонии Температура была 37ь - Да, вы правы, мистер Биггинс. Она умирает. - Я спрятал термометр и повернулся к двери. Фермер, ссутулив плечи, угрюмо уставился на телку. Потом быстро взглянул на меня. - Куда это вы? Я удивленно обернулся. - У меня есть еще вызовы. Вашу телку мне очень жаль, мистер Биггинс, но сделать уже ничего нельзя. - Вот так и уйдете, не почесавшись? - Взгляд его стал воинственным. - Но она же умирает. Вы сами сказали. - А ветеринар кто, я или вы? И даром что ли говорят, пока есть жизнь, есть и надежда? - К ней это не относится. Смерть может наступить в любую се- кунду. Он снова уставился на телку. - Она же дышит, так или не так? А вы ее без помощи бросите? - Ну-у... если хотите, могу сделать ей стимулирующую инъекцию. - Хочу, не хочу... Это вы должны знать, а не я. - Хорошо, попытаюсь. Я пошел к машине. Телка в глубокой коме даже не почувствовала укола в ярем- ную вену. Я медленно нажимал на плунжер, и тут вновь подал го- лос ее хозяин: - Инъекции-то ваши штука дорогая. Во что мне эта обой- дется? - Право, не знаю! - Голова у меня уже шла кругом. - Небось, вее будете знать, чуть сядете писать мне свой счетище, а? Я промолчал. Шприц почти опустел, но тут телка вытянула пе- редние ноги, слепо посмотрела перед собой и перестала дышать. Несколько секунд я продолжал стоять над ней, потом прижал ла- донь к ее сердцу. - Боюсь, что все, мистер Биггинс. Он молниеносно нагнулся к трупу. - Прикончили ее, значит? - Да что вы! Она же была при последнем издыхании. Фермер выпрямился и помассировал колючий подбородок. - Чего же она настимулировала, инъекция-то ваша? Я молча положил шприц в футляр. Не вступать же с ним в пререкания! У меня было одно желание - поскорее убраться отсюда. Но только я направился к машине, как мистер Биггинс ухватил меня за рукав. - Так что у нее было-то? - Не знаю. - Не знаете, э? За инъекцию вашу мне платить, а вы не знаете. На то вы и ветеринар, чтобы знать! - Совершенно справедливо, мистер Биггинс. Но в данном слу- чае мне остается констатировать, что животное агонизировало. Причину смерти можно установить лишь при вскрытии. Фермер возбужденно одернул куртку. - Смех да и только! Телка сдохла, и никто не знает почему. Ее же всякая зараза убить могла, так? - Ну-у... конечно. - И сибирка! - Вот это нет, мистер Биггинс. Сибирская язва протекает стремительно, а, по вашим же словам, телка болела больше недели. - Да вовсе она не болела. Понурая была, и все. А потом свалилась, как подстреленная. Чего уж стремительней-то? - Да, но... - А у Фреда Брамли дальше по дороге в прошлом месяце корова от сибирки сдохла или нет? - Совершенно верно. Первый точно установленный случай в наших краях за несколько лет. Но корова успела сдохнуть прежде, чем он хоть что-нибудь заметил. - А мне наплевать! - Мистер Биггинс упрямо выставил под- бородок. - Про это в газете писали, и чтобы все такие внезап- ные случаи проверять на сибирку, потому как она заразная и для людей смертельная. Желаю, чтобы мою телку проверили! - Ну, ладно, - ответил я, совсем обессилев. Если вы тре- буете... Микроскоп у меня с собой. - Микроскоп? Так это почем же обойдется? - Не беспокойтесь. За такие анализы платит министерство, ответил я и зашагал к дому. Мистер Биггинс кивнул с мрачным удовлетворением и тут же вопросительно поднял брови. - Куда это вы идете? - В дом. Мне надо позвонить в министерство. Тут требуется их разрешение. Звонок я оплачу, - добавил я поспешно, потому что его лицо сразу посуровело. Пока я разговаривал с секретарем, мистер Биггинс дышал мне в ухо, а когда я спросил, как его полное имя, нетерпеливо пере- ступил с ноги на ногу. - Это еще зачем? Одна морока, - проворчал он. Я вернулся к машине и вынул нож для вскрытий. Большой остро наточенный нож для разделки жаркого, которым я, естест- венно, живых животных не оперировал. Мистер Биггинс сглотнул. - Черт! Ну и ножище! Это что ж вы им делать будете? - Возьму немножко крови. - Я нагнулся, сделал надрез у ос- нования хвоста, размазал кровь по предметному стеклышку, взял микроскоп и пошел на кухню. - А теперь вам чего требуется? - кисло осведомился ми- стер Биггинс. Я поглядел но сторонам. - Свободная раковина, огонь и вон тот стол у окна. Раковина была заставлена грязной посудой, которую фермер, сердито ворча, извлекал из нее, пока я зафиксировал кровь, про- ведя стеклышко сквозь язык пламени в очаге. Я отошел к раковине и капнул на стеклышко метиленовой синей. По белому дну ракови- ны расплылось голубоватое пятно, которое не смылось, когда я ополоснул стеклышко холодной водой под краном. - Вон как вы раковину испакостили! - воскликнул мистер Биггинс. - Да хозяйка, когда вернется, меня поедом есть будет. - Не беспокойтесь, оно сразу отойдет. Я выдавил из себя улыбку. Но он мне не поверил. Я высушил стеклышко у огня, установил микроскоп на столе и посмотрел в окуляр. Ну, разумеется, ничего кроме эритроци- тов и лейкоцитов. Ни единой сибиреязвенной палочки в поле зрения. - Все нормально, - сказал я. - Можете звонить живодеру. Мистер Биггинс надул щеки и страдальчески махнул рукой - Ну, задали вы мне чертову мороку, и все попусту, - пожаловался он. Уезжая, я подумал - и не в первый раз, - что мистера Биг- гинса ничем пронять невозможно, верх всегда остается за ним. И месяц спустя это убеждение окрепло еще больше, когда в базар- ный день он вошел в приемную. - У одной моей коровы язык одеревенел. Дайте-ка мне йоду, чтоб смазывать. Зигфрид поднял голову от книги вызовов. - Отстали от времени, мистер Биггинс, - улыбнулся он. - У нас теперь есть средства получше. Фермер принял привычную позу - втянул голову в плечи и на- супился. - Мне эти ваши новые штучки ни к чему. Чем всегда скоти- ну пользовал, тем и буду. - Послушайте, мистер Биггинс, - со всей доступной ему убе- дительностью начал Зигфрид, - язык йодом уже сто лет никто не смазывает. Мы давно с успехом применяли йодистый натрий вну- тривенно, но даже от него отказались, потому что сульфаниламид еще лучше. - Одни пустые слова, мистер Фарнон, хоть, конечно, и ученые, куда уж нам! - буркнул фермер - А что для моей коровы луч- ше, это уж мне решать. Так дадите йоду или нет? - Нет, - отрезал Зигфрид, и его улыбка погасла. - Как ветеринар я просто не имею права прописывать устаревшие, отвергнутые средства. - Он обернулся ко мне. - Джеймс, будьте так добры, принесите фунтовый пакет сульфаниламида. Под аккомпанемент протестов мистера Биггинса я пробежал по коридору в аптеку, где целые полки были заняты пакетами суль- фаниламида, фунтовыми и полуфунтовыми, в тот период он на- ходил широчайшее применение в ветеринарной практике, так как оказался куда действеннее наших былых панацей. С успехом использовался при многих инфекционных заболеваниях, служил великолепной присыпкой для ран и, как совершенно правильно сказал Зигфрид, быстро исцелял актиномикоз - или "деревянный язык", пользуясь средневековым термином. Кубические пакеты из белой бумаги были перевязаны шпага- том. Схватив один, я рысцой вернулся в приемную. По коридору поочередно разносились два громких голоса. Спор не оборвался, и когда я вошел в дверь. С первого взгля- да мне стало ясно, что терпение Зигфрида истощилось. Он букваль- но вырвал у меня пакет и начал торопливо писать на этикетке дополнительные инструкции. - Для начала дайте три столовых ложки в пинте воды, а потом... - Говорят же вам, не желаю я... - ...давайте по одной столовой ложке три раза в день... - ...не верю я во всякие ваши новомодные штучки... - ...а когда пакет кончится, загляните сюда, и, если надо будет, мы дадим вам второй... Фермер смерил моего партнера злобным взглядом. - От этой пакости никакого толка не будет! - Мистер Биггинс, - произнес Зигфрид со зловещим спокой- ствием, - сульфаниламид вылечит вашу корову. - Не вылечит! - Вылечит! - Не вылечит! Зигфрид хлопнул ладонью по столу. Категорически и оглуши- тельно. - Забирайте! А если не поможет, я с вас ничего не возьму. Договорились? Мистер Биггинс сузил глаза, но я видел, что соблазнительная мысль получить что-то просто так, ничего не уплатив, взяла верх над всем остальным. Медленно, неохотно он протянул руку и взял пакет. - Вот и хорошо! - Зигфрид взмыл из-за стола и похлопал фермера по плечу. - Позвоните, когда порошок кончится. И бьюсь об заклад, на что хотите: вашей корове сразу станет много лучше. Дней через десять, возвращаясь после кастрации жеребят, мы с Зигфридом оказались возле фермы мистера Биггинса. Завидев его дом - массивное квадратное здание, с палисадником, где зеле- нела только картошка (мистер Биггинс считал всякие там цветочки зряшним переводом денег), - мой партнер притормозил. - Завернем-ка туда, Джеймс, - прожурчал он. - Наш прия- тель словно воды в рот набрал. Подозреваю, самолюбие не позво- ляет признать, что от сульфаниламида толк все-таки есть. - Он тихонько засмеялся. - Вот мы ему хвост и прищемим! Он свернул во двор позади дома. Но когда собрался по- стучать в дверь кухни, вдруг опустил уже занесенную руку, дернул меня за локоть и возбужденно прошептал: - Нет, Джеймс, вы только поглядите! За стеклом кухонного окна на подоконнике красовался наш кубический пакет и белой обертке, целый и невредимый. Даже шпа- гат не был снят. Зигфрид стиснул кулаки. - Чтоб его черт побрал, осел упрямый! Он ведь даже не попро- бовал - из чистой подлости. Но тут мистер Биггинс отворил дверь, и Зигфрид весело с ним поздоровался. - А, мистер Биггинс! Доброго утра. Мы проезжали мимо и ре- шили посмотреть, как дела у вашей коровы. Глаза под мохнатыми бровями забегали, но мой партнер про- изнес самым дружеским тоном, небрежно взмахнув рукой: - Разумеется, бесплатно. Нам самим любопытно взглянуть. - Э... а... Я вот в шлепанцах... Сел вот чайку попить... Чего вам затрудняться... Но Зигфрид уже устремился к коровнику. Обнаружить боль- ную оказались проще простого: обтянутый шкурой живой скелет - с морды свисают сосульки слюны, под нижней челюстью длин- ное вздутие. Среди упитанных товарок она сразу бросалась в глаза. Зигфрид быстро ухватил ее за нос, повернул мордой к себе, другой рукой открыл рот и потрогал язык. - Нет, вы только, пощупайте, Джеймс, - шепнул он. Я провел пальцами по твердой бугристой поверхности. - Ужасно! Чудо, что она еще хоть что-то ест. - Я понюхал пальцы. - И йодом смазано. - Да. Он сразу от нас отправился в аптеку. Тут дверь коровника распахнулась и на пороге возник запыхав- шийся мистер Биггинс. Мой партнер устремил на него печальный взгляд вдоль коро- вьей спины. - Видимо, вы были правы. Наше лекарство нисколько ей не помогло. Просто не понимаю! - Он погладил подбородок. - И бедной вашей корове, боюсь, очень плохо. Совсем истощена. Приношу вам свои искренние извинения. На лицо мистера Биггинса стоило посмотреть! - А... да ну... оно, конечно... не полегчало ей... Того и гляди... - Послушайте, - перебил Зигфрид, - я чувствую, что вина моя. Мое лекарство ей не помогло, значит, я обязан ее вылечить. - Он решительно зашагал сквозь строй коров. - У меня а машине есть раствор, который обязательно должен ей помочь. Извините, я сейчас. - Да погодите вы... я ж не знаю... - Но его возражения пропали втуне, Зигфрид уже открывал багажник. Он тотчас вернулся с флаконом - я не понял, чего, - и начал набирать его содержимое в двадцатикубиковый шприц, не спуская глаз с мерных делений и фальшиво насвистывая какой-то мотив. - Подержите хвост, Джеймс, будьте добры, - скомандовал он и занес шприц над ягодичной мышцей страдалицы, но внезапно обернулся к фермеру и сказал: - Великолепное средство, мистер Биггинс, и так удачно, что вы скормили ей наш пакет. - Чего-чего? - Без такой подготовки это средство могло бы подействовать не самым желательным образом. - Э... убило бы ее, что ли? - Не исключено, - промурлыкал Зигфрид. - Но не тревожь- тесь! Она ведь получала сульфаниламид. Игла уже почти вонзилась в шкуру, когда фермер не выдержал: - Э-эй! Да погодите же! Не колите! - В чем дело, мистер Биггинс? Что случилось? - Ничего... только вот тут неувязочка вышла... - На лице фермера отразились противоречивые чувства. - Дело, значит, такое... она, думается мне, вашей этой штуки еще не так чтоб много наглоталась. Зигфрид опустил руку со шприцем. - Вы снизили дозировку? Но ведь я, если помните, подробно все написал на обертке. - Так-то так, да я маленько не того... спутал, значит. - А, пустяки! Давайте ей полные дозы, и все обойдется. - Зигфрид всадил иглу и, не слушая отчаянных воплей мистера Биггинса, ввел корове все двадцать кубиков. Убирая шприц в футляр, он удовлетворенно вздохнул. - Ну, теперь все должно быть в порядке. Но не забудьте - немедленно же вкатите ей три столовые ложки и продолжайте по одной, пока не кончите пакета. Корова в таком состоянии, что почти наверное, этого не хватит, но ведь вы дадите нам знать, верно? Едва мы выехали со двора, как я накинулся на Зигфрида. - Какую такую инъекцию вы ей сделали? - Смесь витаминов. Они подкрепят беднягу, хотя, конечно, языка ей не очистят. Но без этого у меня ничего не вышло бы, а теперь уж он начнет давать ей сульфаниламид как миленький. Интересно будет посмотреть, что произойдет! Действительно, было очень интересно. Еще до истечения недели в приемную смущенно, бочком вошел мистер Биггинс. - Мне бы еще пакетик, а? - буркнул он. - Сию минуту! - Зигфрид сделал приглашающий жест. - Столько, сколько скажете. - Он перегнулся через стол. - У коровы, полагаю, вид стал получше? - Ага. - Слюноотделение прекратилось? - Ага. - Начала набирать тело? - Ага. Начала. - Мистер Биггинс опустил голову, словно показывая, что больше на вопросы отвечать не желает, и Зигфрид вручил ему новый пакет. В окно приемной мы следили, как он переходил улицу. Зигфрид хлопнул меня по плечу: - Ну, что ж, Джеймс! Маленькая, но победа. Наконец-то нам удалось пронять мистера Биггинса! Я засмеялся вместе с ним, разделяя его торжество, но теперь, оглядываясь на всю историю нашего знакомства с мистером Биггинсом, я пришел к выводу, что это был один-единственный случай, когда верх остался за нами. 20 Проверка на туберкулез - занятие довольно нудное, и я только обрадовался, когда в коровник зашел Джордж Форсайт, страховой агент, и завел разговор о том о сем. Я проводил ежегодную проверку на небольшой ферме братьев Хадсон Клем, старший, солидный мужчина лет сорока, старательно записывал номера в книжку. Дик, моложе его года на три-четыре, протирал коровам уши, чтобы яснее были видны цифры, вытатуиро- ванные на внутренней стороне. Я выстригал, измерял, делал инъекции, а Джордж рассуждал о погоде, результатах последних крикетных матчей и о цене на свиней. Привалившись к стене, он неторопливо попыхивал сига- ретой, будто свободного времени у него было хоть отбавляй, но меня не оставляло подозрение, что явился он сюда не просто, чтобы поболтать на досуге. И через несколько минут он-таки перешел к делу. - Знаете, Клем, начал он, - вам бы следовало застрахо- ваться как следует. Клем тщательно дорисовал последнюю цифру - Что это вы? Машина у нас застрахована, от пожара и мол- нии мы застраховались. Так какого еще рожна? - Какого? - Джордж был потрясен. Разве же это назы- вается застраховаться? Во-первых, вам обоим необходимо застра- ховать свою жизнь. - Нетушки! - Клем помотал головой. - Не верю я в это. Про что говорил, то - да, тут никуда не денешься. А остальное страхо- вать, только деньгам перевод. Из-за морды коровы высунулась голова Дика. - И я так считаю. Зря время теряете, Джордж - Ей-богу, - сказал страховой агент, - какие-то вы оба до- потопные. Или вам не хочется обеспечить вашим близким в случае вашей кончины кругленькую сумму? - А я скоро помирать не собираюсь, - буркнул Клем и пере- шел к следующей корове. - Да откуда же вы знаете, черт подери?! - А все Хадсоны до-о-олго живут, - ответил Дик. - Кое-кого чуть не пристрелить пришлось. Нашему папаше за восемьдесят, а он хоть гору своротит. Ферму он нам, конечно, отдал, да только не потому, что уже работать не мог. Джордж, изящно ступая лакированными туфлями, отбежал в сторону, ибо корова угрожающе задрала хвост в его на- правлении. - Вы, видимо, не улавливаете сути, - сказал он, - но не стану вас уговаривать. Однако (он назидательно погрозил пальцем) уж от болезней вы застраховаться обязаны. Оба брата так и покатились со смеху. - От болезней? - Жалостливая улыбка скользнула по руб- леному лицу Клема. - Так нас же никакая хворь не берет. В жизни ни разу даже не высморкались. Ни одного дня в полсилы не работали. - А откуда вы знаете, что и дальше так будет? - слабым голосом произнес Джордж. - Болезни с возрастом приходят... - Да будет вам, Джордж! - перебил Дик, протискиваясь между двумя коровами. - Сказано: не верим мы в страховку, и все тут. И ни на какие ваши хитрые полисы деньги швырять не станем. Джордж прищурился. Ему бросили вызов, и он явно намерен был его принять. - Да послушайте же... - начал он, но мы уже покончили с по- следней коровой. - А теперь куда? - спросил Джордж, не докончив фразы. - Вон туда! В сарае там у нас телушки, - ответил Клем. Телки оказались очень крупными и буйными. Я вжался в стену, а они метались вокруг, раскидывая солому. Братья раз за разом бросали аркан, но без толку, и тут над перегородкой появилась голова Джорджа. - Вот что! - твердо сказал он, и мне вспомнился юмористи- ческий стишок: "Тот, кто страховки продает, упорством хоть гранит пробьет". - От несчастного случая вы оба должны застра- ховаться! Клему как раз удалось заарканить брыкающуюся телку, и он повис на веревке. - Несчастный случай? Еще чего! Да мы знать не знаем, что это такое! - Ага! Потому-то вам и необходимо немедленно застрахо- ваться. Чем д