никакая не еврейка. Это - чистая правда, но зато по армянским законам - я никакая не армянка - так как у них все считается по отцу. Но никаких армян вокруг не было, а были, как обычно только евреи и русские. Евреи были крещеные и некрещеные, а русские, как обычно, делились на антисемитов и юдофилов - и никого в середине - так что им всем было, что сказать по моему поводу. Но я, обозначив себя, как жертву религиозного парадокса, от всех этих бесед отбоярилась. А между тем, у меня собственное мнение по этому вопросу - но я не люблю спорить с людьми на всякие серьезные темы. Я не люблю латинизмов, да и владею ими плохо - и в результате, меня может кто угодно переспорить - а хули ж не переспорить - когда сыпешь непонятными словами. Поэтому я не люблю споры и даже вообще простые разговоры недолюбливаю, а предпочитаю, чтобы беседа со мной носила характер моего монолога. Для этого нужно читать проповеди или, на худой конец, писать философские трактаты. Насчет евреев и России мне как раз пришлось записать все свои мысли на бумажку - записала я их прошлым летом в Захар Михалычевой квартире, потому что он все время уходил и оставлял меня одну. И было много времени, для приведения в порядок разных разрозненных мыслей, которые давно уж брезжили тут и там. Я уже писала, что, по моему мнению, слово "выкрест" - в современном мире являет собою не еврея, нацепившего на себя крест, а любого россиянина отцепившего от себя Русскую идею. А Русская идея для меня на сегодняшний день полностью совпадает с той, которую когда-то принято было называть Еврейской. Все это звучит сложно и запутанно, но для этого я навела порядок, и вышел трактат, а название - не мое! Его придумал Володя Мандельсман - тот самый человек, который всем запомнился на похоронах Иосифа Бродского - лохматый красавец, похожий на статую Зевса, он заламывал шапку и горестно восклицал: Умер! Не успел мне справку, что я гений подписать! Кто теперь поверит без его подписи! Если вам никогда не приходилось делать себе в Америке грин-карту по гениальности - то вы конешно, не поймете всю глубину Володиной утраты, но вот там у нас в Джерси-Сити, в доме где живут художники со всего мира - и почти все они проходили эту сложнейшею процедуру, собирания бумажек (оказывается доказать, что ты - гений, все же труднее, чем доказать, что ты - еврей), никто бы Володиному поведению не удивился. В результате, все как-то утряслось - справка, оказывается, уже была готова, она просто затерялась в гардеробе "Русского Самовара". Во всяком случае, я Володе выдаю личную справку, что он гений - от имени Джульетты (и Духов!) - потому, что он придумал чудное название для моего философского трактата: "Евреи и Россия. Двести - вместе!" ЕВРЕИ И РОССИЯ. ДВЕСТИ - ВМЕСТЕ! Мы не сеем Мы не пашем Мы валяем дурака- С колокольни Хуем машем, Разгоняем облака! Частушка. ЕВРЕИ - это программа, внутри программы ЧЕЛОВЕК, рассчитанная на энное колличество лет. Цель ее - дальнейшее созидание человека, отрывания его от животного в сторону БОГА. Евреи - БЫЛИ ЗАДУМАНЫ как носители совести, высокой духовности и особой способности к сопереживанию. Вышеперечисленные качества усиливаются через боль и страдания. Не испытавший боли вряд ли сможет ей до конца сопереживать. Отсюда - БОГОИЗБРАННЫЙ народ, отсюда - ЗАВЕТ, т.е. договор о сотрудничестве, договор о ЛЮБВИ как о высшей точке человеческого бытия, договор, который окончательно перестал выполняться одной из сторон в прошедшем веке. Всякая программа имеет конец. Иудаизм утверждает, что в конце ВСЕГО, последними на земле останутся евреи, и поразительным образом, христианство - с этим соглашается. Это кажется странным, но если принять мою теорию - все становится на свои места - может уйти племя, раствориться этнос, но программа "ЕВРЕИ" - останется до конца программы "ЧЕЛОВЕК". Этнос, к которому я имею счастье принадлежать, долгие века и годы являлся основным носителем этой программы, но на сегодняшний день он устал. Он ветшает, и я чувствую, как старая кровь тянет к земле - прочь от неба, к телу - прочь от духа. Слишком долго евреи тащили возок. ОСЛИК УСТАЛ. ВОЗНИЦА понимает это и вот уже несколько веков ищет место, куда можно "влить" - "слить", евреев. Он пробовал в Испании, там ПОЧТИ вышло, но - не вышло, а вышло только ФЛАМЕНКО - самая сильная музыка боли и любви, которая есть на земле. И эта смесь еврейской, цыганской и мавританской боли, теперь называется испанской душой. Пробовал с немцами, с поляками, все это брожение по Европе, короткое, (мы не осознаем, насколько короткое - насколько ничтожный промежуток времени - вся НАША эра). Все это были "ПРИМЕРКИ", куда бы, в кого бы нас поместить. Двести лет назад с Польшей попали сюда. Польшу сдали Екатерине с евреями. Нащупывание очередного места. История тут была ПОДХОДЯЩАЯ. Ненависть и сквозь нее - любовь. Рабство, пригнувшее чувство собственного достоинства, но пригнувшее и гордыню. Трусость, но если храбрость - то отчаянная. Покорность, но если желание воли - то смертельное, неостановимое. Зависть, повсеместно разъедающая народ, как болезнь, и жалость, необдуманная и нерациональная, но, повсеместно врачующая. Пьянство и лень. Необязательность и долготерпение. Неумение совершать завершенные действия - следствие не столько лени, сколько самого определяющего качества данной местности - мечтательства. Мечтательство российское сильнее и зависти и жалости. От него и лень, для него и пьянство... МЕЧТАТЕЛЬСТВО - суть пребывание не вполне на земле этой грешной. Это - уже в сторону неба. Это - подходило. И вот двести лет назад приблизились к друг другу: РОССИЯ и ЕВРЕИ. Для реализации задуманной идеи, евреи должны были приблизиться к России ФИЗИЧЕСКИ, чтобы влить себя, свою силу, свою выживаемость, свое первобытное чувство роду-племени, не снизу - от люмпена, не сверху - из отдела кадров, а изнутри - из женского лона, из веками проверенного еврейского-цыганского правила: если ты лег с НАШЕЙ женщиной, дитя - НАШЕ. Россия практиковала это правило и прежде, хоть никогда прежде не декларировала. Так входили в нее и навеки оставляли в ней себя - и половцы, и татары. В 20-м веке наступил черед евреев - Бог нашел, наконец, место, куда их можно влить и начал эту тяжелую и кровавую операцию. Сначала - Революция. Она уничтожила сословный и религиозный запрет. Она уничтожила значительную часть населения России. Голод на Украине - при этом некоторое количество евреев уцелело, потому что до всеобщего голодного мора ушло из местечек в города, ушло в центр России - вслед за СВОЕЙ революцией. Конешно, ушли те, кто посильнее, кого решено было оставить "на развод". Ушедшие в центральную Россию с Украины, из Белоруссии, Литвы, Молдавии, многие из них спаслись от дальнейшей своей "еврейской" судьбы. По большому счету - ТОЛЬКО они и спаслись. Это случилось в середине прошлого века. Евреям пришел конец. Они больше не годились ЕМУ - для любви. Нищие хасиды погрязли в фарисействе, богатые лавошники - в золоте, ученые ассимилянты в науках и искусствах, но никто из них больше не думал о любви. Любовь ушла вместе с болью. И тогда ОН сдал их. Убрал. 80% европейского еврейства убрал смертию. Сожженными младенцами. Мне кажется кощунством обвинять в этом немцев. Молодые немцы - посажены на "гилти трип" - это несправедливо. И у России, и у евреев всегда были сложно-родственные отношения с Германией. Для меня Германия началась не с Гитлера и фашистов, а с дедушкиной фразы: Русский моряк всегда знал - в Гамбурге - уже дома. И всю жизнь - уже ПОСЛЕ ВСЕГО, он все хотел хоть на часок очутиться ДОМА - в Гамбурге. Не с Гитлера началась для меня Германия, и не Гитлером кончились евреи. Все, что происходило в прошедшем веке и с Россией и с евреями носит характер такого апокалипсического кошмара, что трудно приписать это людской воле. Легче представить себе, что все это было задумано и организовано свыше и для некоей высшей идеи. Ради которой Достоевский не согласен пролить слезу ребенка и я - НЕ СОГЛАСНА! Я лишь только осмеливаюсь утверждать, что нашего с Федор Михалычем согласия как обычно - не спрашивали. Там разбирались - СВОИ. Хоть по нашему неразумному разумению - после Иисуса, Бог не может быть - ТАКОЙ, но вся история человечества учит нас, что Он часто бывает ТАКОЙ. Стало быть, убрал смертию - почти всех. А там, в Америке - убрал сытостью и покоем. Там длиннополые хасиды - они теперь герои кинокомедий, и цветущий, переливающийся Аппер Ист-сайд, молодое поколение которого, из всех богов более всего тяготеет к Микки-Маусу, но все еще помнит, что надо возбуждаться и прихлопывать при звуках не "Янки Дудль", но "Хавы Нагила". За всех младенцев немецкому правительству по-деловому выставили счет, и все пронумерованные запястья подлежат не ПРОЩЕНИЮ, но ОПЛАТЕ. Как в "Русской правде" ...надцатого века: "Кто убьет смерда, платит пять гривен..." Все это может быть правильно и разумно - но это больше не ЕВРЕИ. Это - ряженые. И даже на оперу не тянет - оперетта. Есть еще одно место с евреями. Сразу после "уборки", главы европейских государств стали думать, куда бы деть остатки евреев, порядком всем надоевших, за время своего блуждания по Европе, с нытьем о любви и совести. Подумали и придумали карточный домик в пустыне. В надежде, что арабы добьют всех, кого Гитлер не добил. Конешно, евреи поехали туда, им ведь дали понять, что спасшихся, назад НЕ ПУСТЯТ. Все места заняты. Коренным населением. Поехали. И арабы - добили бы. Если б не Америка - она стала платить за карточный домик. ИЗ СВОИХ СООБРАЖЕНИЙ. Финансово - политических, как положено Америке. Никоим образом не сентиментальных. Во всех случаях, Европа вздохнула спокойно, решив, что евреи частично сброшены в Америку и частично в Израиль, а она - Европа, (о чем и мечтал Гитлер) - ЮДЕНФРАЙ. Святой Никола, я знаю, там у тебя, в раю хранится Гитлер - не усатый, а тот маленький, у мамы на руках - ты, как только он подрастет и начнет понимать по-русски, передай ему от меня вот что: ХУЙ ТЕБЕ, А НЕ ЮДЕНФРАЙ! Это не только от меня, а от всех евреев, которые живут сейчас в Германии и говорят по-русски. Потому что на самом деле вышло вот что: ЕВРЕИ, ОКАЗЫВАЕТСЯ, ОСТАЛИСЬ. Там, в России. Прикрытые Россией. Спрятанные от Гитлера. Дети местечек - наши бабушки и дедушки. Бабушки - кто в блокаде, кто в эвакуации - распускали над своими носатыми птенцами посиневшие куриные крылья. Дедушки - почти все воевали. Но это тоже был шанс на жизнь. Мои, оба вытянули счастливый билет. Дедушке столяру еще в финскую влетела в голову такая пуля, что сначала его год держали в госпитале, а потом отправили на военный завод, на фронт больше было нельзя - он стал глухим на одно ухо. Тот дед был - ПЕХОТА. Пехота - это часть населения, которая всегда по фигу всем остальным. Шанс ее - невелик. И повыбивало русскую пехоту в ту войну, наверное, так же, как европейских евреев - на 80%. А второй - военкор, которые " с лейкой и с блокнотом, а то и с пулеметом первыми врывались в города" - он воевал до конца и по большей части - с пулеметом. Этот дед был отчаянно храбрый, но все же шанс выжить у него - военкора был чуть больше, чем у пехоты. Но зато именно ему и светил верный шанс сгинуть в СВОИХ-НАШИХ лагерях. У столярного дедушки - ЭТОТ шанс был меньше. Он однажды получил партбилет году в двадцать четвертом, но вскоре его потерял, и бабушка уговорила его не пытаться его восстановить и никому не рассказывать, о том, что был в партии. В двадцать четвертом еще многим казалось, что и революция, и партия, и власть - еврейские. Но - не моей бабушке. Она считала, что еврейской власти НЕ БЫВАЕТ, и порядошному еврею надо держаться подальше от любой власти... Дед был столяр краснодеревщик и всю жизнь провел в реставрационных мастерских Русского музея. Наверное, он и был первый художник в нашем роду. А первый писатель - тот второй революционный дедушка. В тридцать седьмом он был редактором главной газеты Красноярского края. Тогда он убежал в первый раз. Ночью, за час до того как за ним пришли. Убежал в Москву к брату, за справедливостью. Справедливость по поводу, отдельно взятого, явившегося из невнятной местности "величиной с шестнадцать Франций", дедушки - восторжествовала. ( Остальные братья и сестры в ту пору жили в Москве - их всех повязали). А в сорок седьмом он второй раз убежал - уже из Питера, из "Вечерки" - штурманом в Мурманск на селедошный флот. Окажись пуля первого деда не умница, а, как положено, дура - отец все равно бы жил - он к началу войны уже родился. Но если бы другого деда забрали тогда, в Красноярском крае - мать моя могла бы запросто сгинуть в детдоме для детей врагов народа. Так что я живу на этом свете, благодаря могучему инстинкту самосохранения революционного дедушки. Живу - ОСТАТКОМ, ошметком ашкеназского племени и ощущаю себя - отвечающей ЗА ВСЕХ. За тех, у кого этот инстинкт вовремя не сработал. Но выходит, что не сработал почти у всех - там в Европе. Не одна я спрашиваю - отчего так случилось? Это не могло случиться само собой. Все они ушли, потому что им нужно было УЙТИ. А нам - нужно было остаться. Многие, которые из евреев, выжили и в СВОЕЙ-НАШЕЙ мясорубке. Взять хотя бы секцию переводчиков. В разоблачительных статьях сорок седьмого года неоднократно указывалось, что подлые "космополиты" ОКОПАЛИСЬ именно там. И этот ОКОП действительно помог, в отличие от другого - детской литературы, в которой, по наивности, тоже ОКОПАЛИСЬ многие, в том числе и несчастные обэриуты. В детском окопе удалось создать великую школу детской литературы, (так же как в переводном - продолжить великую школу перевода), но выжить - не удалось. Сталин заметил, что эти ребята ПОРТЯТ ДЕТОК, а это все равно, что, в прежние времена, девок портить - грех, караемый смертью. И вместо реквиема - ДЕТСКИМ поэтам, ДЕТСКАЯ песенка Вероники Долиной: Их вывели во двор поодиночке, И не было с тех пор от них ни строчки... Это - про Хармса в блокадном Ленинграде. А расстрел Еврейского антифашисткого комитета и вовсе носит странное название "НОЧЬ ПОЭТОВ" - потому что именно в эту ночь - в чистом поле была расстреляна "Книга бессмыслиц" нашего детства про "...оставил на столе деревянный пистолет..." и про "...Анна Ванна, наш отряд хочет видеть поросят..." А из переводчиков многие выжили. Маленькая книжечка тридцать седьмого года: Киплинг - "певец апологии империалистического хищничества", НАШ Киплинг - Оношкович-Яцына, Гутнер, Фроман, Фиш... Кто они? Что с ними стало? Из фамилий даже неясно - кто мужчина, а кто женщина. Фиш почему-то снабжен полным именем - Геннадий. А мое любимое всегда БЫЛО - Оношкович-Яцына. И Костя Кузьминский рассказал: Это - женщина. И как раз жена Геннадия Фиша! Из девочек гумилевского семинара поэзии. Помните, Ирина Одоевцева рассказывает, как он учил их, ни в коем случае не становится грибами, которые называются "подАХМАТОВки. (Кто бы моим ровесникам рассказал про грибы "подоОСИновики"!) Наш "Киплинг" Гумилев - успел выучить своих девочек - мальчиков, хватило на НАШЕГО Киплинга. Жива ли Оношкович-Яцына? В шестидесятые была жива, и это уже великое счастье... Вокруг переводной поэзии остроумные евреи придумали целую систему выживания: Один переводил какого-нибудь французского поэта шестнадцатого века, другой, в качестве литературоведа писал статьи об этом поэте, третий же писал о великолепном искусстве переводчика. При этом французский поэт был лирик, воспевающий какую-нибудь даму или наоборот яростный любитель каких-нибудь НАШИХ ФРАНЦУЗСКИХ БЕРЕЗОК. ( Или что там у них полагается? Можжевельник?) Таким образом, на одной французской могилке шестнадцатого века могли выжить и выкормить потомство целых "ТРИ ЖИДА В ДВА РЯДА". При этом я думаю, что некоторые французские могилки были фальшивыми - поэтов никогда не существовало, и их сочинили сами переводчики. Так эти хитрые ребята дотянули до сорок седьмого года в полном ладу одновременно, и с собственной совестью художника, и с окружающей бессовестной идеологией. В сорок седьмом, поняв, что брать их НЕ ЗА ЧТО, начали брать - за то, что еврей. Но это опять давало - чуть больший шанс на жизнь, из севших в сорок седьмом, многим удалось дотянуть живыми до пятьдесят третьего, когда смерть начала отступать от лагерей. Шесть лет - не двадцать пять и не семнадцать. Сквозь все пытки, допросы и столыпинские вагоны, все равно - шанс был. Многие выжили и вернулись. Они то и завезли в Питер мат, в качестве разговорного языка литературной интеллигенции. Они, городской народ, узнали его там - на лесоповале и влюбились. Ну, как было не влюбиться, им, повенчанным с русским языком в семнадцатом году, (брачная простыня была красная, как положено). И с тех пор благоговейно вслушивающимся в каждый его закоулок. Я не утверждаю, что юных питерских барышень надо обучать мату. Конешно нет, пусть вырастают новые "смолянки" или Достоевские Настеньки. Но сама я от мата не откажусь, хотя бы в память о тех, из чьих рук я его получила, от "наших Киплингов на языке идиш". Они то и бросились тогда - после ПЕРВОЙ НОЧИ в крови, в пожаре - спасать добро. То, что они называли "добром" - бросились не к сундукам - к стишкам. К языку - главному трофею. И тряслись над ним все эти годы. НАШ Киплинг. Потом были НАШ Лорка, НАШ Селинджер... Все эти переводчики, редакторы, корректоры, Риты Райт, Норы Галь, потом уже из их рук мы получили всю свою Америку. Мы их застали уже старушками. Старушек как всегда больше, чем старичков. Секция переводчиков... Там спрятался и отец Алеши Хвостенко, рожденный в Лондоне, в семье левых эсеров. Туда вернулся и Старик Лихачев, не академик, но воспитатель целой плеяды питерских юношей. Я недавно видела всю эту компанию - "Секцию переводчиков", как нарицательное, в "Звезде", на семинаре. Смотрела на эти лица стариков и старух, кто-то еще жив - из ТЕХ лет. Они и не заметили, что вместе с языком взяли еще что-то неясное, как радиация. То ли русского Бога, то ли русскую душу... Про "Секцию переводчиков" я сочинила песню. Песню лебедям - от своего от вороньего имени. И мотивчик у нее блатной - "Нина-дочь прокурора". Воронья песня. ... Где лебеди? А лебеди ушли. А вороны? А вороны остались. Куда ушли? Куда и журавли. Зачем ушли? Чтоб крылья не достались. Марина Цветаева. "Лебединый стан" Надо что-то отвечать. Раз уж я взялась отвечать, то и отвечаю... от нас - воронов. Когда райские птицы свои перья уронят И простуженной глоткой захрипит соловей Я спою тебе милый, эту песню Воронью, Она горше отравы, а не хочешь, не пей! Гуси-лебеди жили по Лебяжьей канаве, Улетали навеки - обронили птенца, Эта песня - Воронья, она горше отравы, Но уж если разлили - допивай до конца. Говорят, мы не вправе, мы - из грязи, из пыли, Из прохожего места, из густого вранья... По Лебяжьей канаве - прежде - лебеди жили, А теперь наступили времена воронья. Наливай по еще, не грусти, малолетка, Не пришлося тебе на чужбине пропасть, Все ж Воронья Слободка - не заморская клетка, Да и голосом вышел ты в жидовскую масть... Допивай до конца - закуси, чем попало. Мухомором слоеным, черно-белым крылом, Этой песней вороньей - чердаков и подвалов, Да Лебяжьей канавкой, да соленым локтем. Этой песней лебяжьей - чердаков и подвалов, Да Вороньей канавкой, да соленым локтем. Получилось не только о евреях, но и обо всех остальных, кого революцией выплеснуло из конюхов и кухарок, в младшие научные сотрудники. Все хотели стать чем-то другим: Евреи - русскими. Крестьяне - господами. Казаки - приват-доцентами. Самое интересное, что у всех все вышло! Иногда, даже забавно - СОВЕТСКОЙ, объявляется почти вся недворянская культура - крестьянская. Ее и при Совке гнобили и теперь гоняют. А я, по старой еврейской традиции, решила побыть пока при этом сундуке... В общем, Россию гоняли сквозь строй - как обычно, в нормальном режиме времен, скажем, Ивана Грозного. Евреев - тоже, по старинке - той, еще библейской, с разбиванием младенцев об стену. Но, уже с Гражданской войны вся эта кровавая купель была общая. Заваливали друг друга по очереди - то казаки разбойников, то разбойники казаков. Кузьминский кричит, что я все сочиняю, и что после групповых изнасилований дети не родятся. Да, но это, если узнавать о том времени только из хорошей прозы. Там сплошные групповые изнасилованья. Писателям - про групповые то, всяко интересней писать. А если просто послушать мертвецов, то выходит, что в этой страшной каше шла жизнь, и пышным цветом цвела совсем другая статья: "принуждение к сожительству с использованьем..." - тут уж по-разному, кто смертью грозил, а кто и просто сулил мешок картошки. От казаков рожали евреев, а от дворян - тоже. И кто-то помешивал и помешивал большой деревянной ложкой Россию и евреев. И опять война, и опять лагеря, и опять голод... А потом вдруг странная попытка маленького Сталина, тронуть евреев - тех, что хранились у него под крылом. Он их не трогал до поры, до времени. Как всякая персона, ангажированная мелким бесом, он как-то смутно осознавал свою функцию - по сохранению остатков этого племени. И по сохранению России - вот таким, вполне моисейским способом - во тьме, в крови, не подпуская к остальному миру, и только венчая с еврейством все больше и больше. Не знаю, почему он решил их все же тронуть - одно ясно, в ту же минуту его смахнули со стола, как маленького усатого таракана. Того самого, из Чуковского. Прилетел воробышек и склевал. Тут мы как раз и родились. А вокруг стало непривычно тихо. Ни войны, ни голода, ни "черных марусь" - один только Гагарин с Белкой и Стрелкой. Кончилась репетиция Страшного Суда, с участием наших бабушек и дедушек. По Питеру прошлись так, что тут и вовсе не осталось местного населения, все чесали да чесали кровавой расческой. - Вы же и чесали! Мы и чесали - но "МЫ" уже были "ВЫ". Мы ВСЕ уже были "МЫ" и чесали "НАС". Если бы я была настоящий Исаич, я бы написала об этом книгу - с документальными свидетельствами и статистическими выкладками. Но я - Исаич-Бедная девушка. И особенно меня смущает всемирный успех его "Красного колеса". Так что я ограничусь голословными утверждениями. Вокруг нас был мир - в миру все женились уж по любви - а особенно по этой дурацкой юношеской тяге к экзотике - хоть и ясно сказано: - Не любите черный глаз, Черный глаз опасный, А любите голубой, Голубой - прекрасный! Все любились уж вовсе вперемешку - и уж вовсе по доброму согласию. В очередной раз Питер опустел в конце 70-х - и Америка получила свою первую порцию России. Тогда она еще не заметила что это - Россия. Думала, так - евреи, привычная уже напасть. Тогда в семидесятые полицейские еще не освоили выражение: "РУССКИЕ СВИНЬИ", при битье ногами по почкам. Позже это придет на смену: "ГРЯЗНЫМ ИРЛАНДЦАМ", "ГНУСНЫМ МАКАРОННИКАМ", "ЖЕЛТЫМ ОБЕЗЬЯНАМ", " КАЙКАМ" И "НИГГЕРАМ" Про русских - это уже из моих лет в Америке. Тогда, в семидесятые, из Питера отъехало много народу... Оставшиеся - опять чего-то там воевали, довоевывали свою СВОБОДУ. А потом наступила эта ПОТОМ МАЛЕНЬКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ - такая маленькая, что ее даже назвали другим словом, но все двери открылись, и мир стал ОБЩИМ. И вот тут-то, наконец, "ВЫ" стали "МЫ". Россия потянулась с котомкой на запад, не вполне осознав - чего это она бредет? НА ЗАРАБОТКИ ЧТО ЛИ? Ленивая мечтательная Россия - бессребреница, всегда довольная трешкой в кармане - на заработки - с чего бы это вдруг? А никто не догадался, что свадьба кончена и РОССИЯ теперь - ЕВРЕЙ. Ей теперь идти по свету с несносным нытьем о Боге, любви, совести, жалости... Идти с протянутой рукой, как положено блаженному юроду, навстречу миру, в котором Бога стараются заменить различными тотемами. Не важно, компьютер это, колбаса, или голливудская мелодрама - все это вещи ХОРОШИЕ, все это имеет полное право на существование, но не на ГЛАВНОМ месте, а в отсутствие Бога - немедленно выползает на ГЛАВНОЕ. Это - неправильно. Но ЕВРЕИ - они конешно этого не допустят, то есть программа, которая теперь называется не именем народа, но именем места - РОССИЯ. Когда-то русских детей унесли американские гуси-лебеди имени шестьдесят восьмого года. Тогда Америка была для нас - Великая школа свободы. Но теперь своей свободы - хоть отбавляй, а там - поражение Еврейской идеи. И пусть мелкий бес говорит, что - победа, что Еврейская идея это: КАЖДОМУ ПО КУРИЦЕ! И еще: КТО НЕ РАБОТАЕТ - ТОМУ КУРИЦУ ПОМЕНЬШЕ! Все это уже проходили, и я доподлинно утверждаю, что никогда это не было еврейской идеей. Еврейская идея говорит вот что: ОТПУСТИ ЭТУ КУРИЦУ В НЕБО - ВДРУГ ОНА ПОЛЕТИТ? ЕВРЕИ - это теперь МЫ - РОССИЯ, мы все теперь - РУССКИЕ, один общий народ. Наша кровь и плоть смешались. Мы стали сильнее. Наверное, мы теперь способны к свершению завершенных действий. Но в нас по прежнему остались жалость и мечтательство. Совесть и божеверие. Страшных мук нам, наверное, больше не положено, страшней, чем было в том веке все равно не сделаешь. Но программа - продолжается. А я евреями - с этим словом, жаль прощаться. Это было - ХОРОШЕЕ СЛОВО. Его сейчас часто можно услышать тут в Питере. Вообще в России. ЕВРЕИ - это уже не жиды и не комиссары, и не смуглые жители государства Израиль - это опять что-то безусловно СВОЕ - НАШЕ, русское, но пугающее, что-то что надо прокричать, пробить в колокол, как когда-то: ТАТАРЫ!!! И бежать! Но звонить - поздно и бежать поздно. Они вошли и надо теперь - ЭТИМ быть. Любить раскрашенного деревенского Бога. Брести с котомкой по свету. И по-прежнему, внезапно замирать посреди свершения завершенного действия, с надеждой, глядя в небо: НЕ ЛЕТИТ ЛИ КУРИЦА? МЫ ИЗ КРОНШТАДТА. Обдумавши все эти многочисленные мысли и рассортировавши их в голове, я конешно захотела их как-то донести до неразумного народа. В общем, это был уже не первый случай, кода Бедная девушка чувствует, что ей открылась высшая истина, и надо по этому поводу что-то делать. Была уже одна чудная девица, которой под деревом что-то там сообщили голоса. - Пойдем, Поля петь. По-хорошему - бутылкой по голове они не понимают. Надо пойти и рассказать им про Русскую идею. И вообще, что козлы они. Я, конешно очень храбрая, но петь-то я не умею, так что пойдем - будешь петь со мной хором. - Говорить тоже? - Только петь. Говорить, не бойся, я сама буду. Ты только стой рядом со мной, а то страшно. - Пошли! Поля почти все мои песни знала. Я договорилась с сербом Витей на какой-то неходовой будний день. Никаких гитаристов тогда не было. Я и Поля. Ну, Поля хоть - меццо-сопрано. А я - отродясь, дальше своей кухни не пела. Ладно, думаю, чего мне терять-то? У меня устоявшаяся репутация Городской Сумасшедшей, не хуже Чацкого. Нечего бояться - пора скакать к осажденному Орлеану. В это время, Костя Кузьминский выпустил мою первую книгу. Она называлась "Питерский романс", и включала в себя все мои песни о Бедных девушках и несчастной любви. Будучи еврейской Жанной Д,Арк, я решила погибнуть во имя идеи, но и одновременно как-то подзаработать. В общем, устроить презентацию этой книги. И поставить маленький спектакль. Кроме нас с Полей должны были выступить еще три человека - я хотела их показать публике. Все они должны были выйти передо мной (в роке это назвали бы "разогрев") и прочесть совершенно определенные свои вещи, которые я выбрала. Эти трое были - сам вечно опальный мэтр Кузьминский и двое людей, связанных с ним в ту пору - Володя Брук и Слава Могутин. Володя был мой близкий друг, а Славка тогда только появился в Нью-Йорке и радостно использовал любой плацдарм для выступлений. Его направил к Кузьминскому Лимон и отрадно видеть, что Славка никогда от Кузьмы не отрекся - везде его поминает как друга, и по-прежнему, сотрудничает с бруклинско-киевской компанией Костиных "деток". В общем, все эти три человека, которых трудно себе представить участниками чужого спектакля, тем не менее, согласились на этот раз пойти "под меня". Но в программке я никого из них не указала - мне хотелось посмотреть - придут ли послушать одну меня. Программку я напечатала на ксероксе и положила во всех русских местах, где прежде приходилось крушить народ бутылками. Все знали, что помимо Городской Сумасшедшей, я еще и художница. Но в программке была вовсе не выставка, а книга и концерт - что-то странное. Всем стало интересно посмотреть - что же такое Городская сумасшедшая может спеть, и в назначенный день в "Медведь" явилось человек примерно триста. Никогда больше, кроме того случая, когда ребята из "В нашу гавань приходили корабли" затащили меня в Бруклин, в театр "Миллениум", мне не приходилось выступать перед таким количеством народа. Сначала шел мой спектакль: великолепный Кузьма читал про Лысую гору, потом Брук - про "Русский Самовар", потом Славка - про бедных деток Кальвина Кляйна... А потом пришел наш с Полей черед. Мы вышли на сцену в огромных шляпах с цветами. Поля, учась в Ля Гвардии на факультете пения - на сцене бывала и прежде, а я - никогда. Непонятно было на кого смотреть. Я хотела увидеть родителей и не смогла. Там где-то были бывшие друзья - все они теперь считали, что я спятила, и сторонились меня. Но вот "старики" - родительские друзья, они меня хотя бы жалеют и пришли поддержать. Но я их никого не вижу и поэтому думаю, что все тут передо мной - козлы. Они предали нашу Русскую идею, и теперь я скажу им все. Расскажу им, какие они козлы. Сейчас я вам расскажу, что такое быть евреем. И с чего начинается разрушение личности. Это когда ты выходишь во двор на проспекте Обуховской Обороны. Тебе три года, и ты там спокойно гуляешь с другими детьми, но однажды они вдруг тебе говорят: Баба Катя не велела нам с тобой играть. Потому что ты еврей. Ты бежишь, конешно, в слезах домой и спрашиваешь - что это за такое "еврей" и нельзя ли тебе этим НЕ БЫТЬ? И вот тут все решается впервые. В три года. Что тебе твоя мама ответит? Мне ответили: -Можешь этим не быть. Но тогда тебе придется не быть нашей дочкой. Вот такой первый урок - верности СВОИМ. СВОЕМУ-НАШЕМУ. Дальше было много разного. И преодоление, и победа и вечный комплекс - если уж вписался ЭТИМ быть - без комплекса не обойдешься. Но об этом - неинтересно. Интереснее, про другую маму, которая ответила: Выйди и скажи им, что Баба Катя перепутала. Ты - русский. Особенно часто такое говорили детям от смешанных браков. Особенно мальчикам - им ведь иначе - драться! Разбитые носы и очки. На хрен это нужно. Обучение отречению. Потом мы росли и, СВОЕ-НАШЕ становилось все шире, и вот оно уже выросло из Яблока и Курицы и доросло до Пушкина. Вместило в себя Россию. Там в Питере - в 89-м году произошло ОТЛУЧЕНИЕ. Это было горько и обидно, и мы уехали. Но здесь-то никто никого не отлучает. Тут другое слово - ОТРЕЧЕНИЕ. Во имя чего? Какой такой идеи? Что сказала американская Баба Катя? Кем, кем, теперь надо быть? Ага, евреями еще можно, тогда - пробиваемся на Аппер Ист-сайд. Но самое то главное - быть АМЕРИКАНЦАМИ. ИНАЧЕ ОНИ НЕ БУДУТ С ТОБОЙ ИГРАТЬ. А слово "русский" надобно позабыть, потому что нет такого слова и вовсе, а есть "совок". Вот такое движение и в первых рядах - те мальчики, которых мамы пожалели когда-то... ДА все нормально, но только потом не пеняйте, что дети вырастут посторонними вам уродами - такая ВАША линия. Зато все без комплексов. Ладно, будьте американцами, а я вот побуду русской, потому что меня научили в три года быть евреем - ТО ЕСТЬ не отрекаться и терпеть за СВОЕ-НАШЕ, все, что причитается. Но зато дочь моя стоит рядом и петь мы сегодня будем вместе. Как старый моряк и его сын - юнга в кинофильме "Мы из Кронштадта. Говорила я еще много всего. Минут двадцать. Время от времени мне кричали из зала: Не пизди! Пой, давай! А я отвечала: -Кто там пасть разевает? Подите-ка, дайте ему в ухо! Это я делала вид, что у нас с Полей тут много единомышленников, в этой толпе. Чтоб не так страшно было. Типа, у нас тут целая шайка Борцов за Идею. Наверное, к концу моей речи - шайка уже и сделалась. В основном из Бедных девушек, которые давно уже и сами так думали, но сказать вслух не решались. А на призыв, дать в ухо, откликнулся только мой интеллигентный папа и пошел искать - кому там надо в ухо давать? Нашел кого-то, тот сразу извинился и выставил папе пиво, как пострадавшему отцу. В общем, я призывала народ к верности и преданности, а потом сказала, что лучше всего верности и преданности учат народные баллады и городские романсы - наше русское ФЛАМЕНКО. Моя двоюродная сестра Аня - вместо того, чтобы считать себя русским, евреем или американцем, плюнула на все и объиспанилась - это не трудно сделать, живя в Квинсе - рядом с колумбийским комьюнити. Она стала танцовщицей Фламенко и отвалила в Мадрид, но перед этим успела объяснить мне, что весь текст фламенко, В общем, сводится к фразе: " Она мне падла изменила, а я ей суке - нож под ребро!". Так что все эти "Поедем, красотка, кататься" и "Шумел камыш" - самое что ни на есть РУССКОЕ ФЛАМЕНКО. И суть его одна - ЗА ИЗМЕНУ - ПЛОТЮТ КРОВЬЮ! Вот я и сочиняю такие песни. И сейчас мы с Полей будем их петь. Народ к этому времени уже частично подразошелся, но и оставшийся народ подразошелся частично, потому что все уже приняли, как следует. Стало весело и мне тоже - уже не страшно. Мы с Полей, наконец, запели: Завяли в вазочке - цветы бумажные Ругалась верная твоя жена. Она сказала мне, что я - продажная, Что я - гулящая, мне грош цена. Она красивая, она высокая, Подушки мужнины пойдет взбивать, А я - напьюсь сейчас, стану веселая И вдоль по Шкиперской, пойду гулять. А мне, кто встретится, тот станет барином Видать пропащая судьба моя, Я хоть с жидом пойду, да хоть с татарином, Да хоть с извозчиком за три рубля! Пускай жена твоя - конфекты кушает Бока широкия свои растит. Быть может Бог один - меня послушает. Быть может Бог один ее простит. Вообще то там можно менять - кто кого послушает и простит. Теперь штук десять - пятнадцать моих песен все время гоняют в передаче "В нашу гавань приходили корабли" - под видом народных, и даже напечатали их в сборнике народных песен - безо всякого автора. хотя отлично знают, кто их автор, и в тот вечер, как раз и была презентация книги, где все эти тексты напечатаны. В НАСТОЯЩЕМ издательстве "Подвал" - у Кости и с НАСТОЯЩИМ копирайтом. Все равно скоро уже все скажут, что я вру, и вовсе их не сочинила, а где-то услышала. Где, интересно, я такое могла услышать? Вот такое, например, на мотив "Вывели казаки сорок тысяч лошадей...": Ой, меня убили, Ой, меня сгубили, Ой, не пожалели меня, девку молоду А я водки выпью, стану я веселой, Да разденусь голой, Да по улице пойду... А соседа встречу, Так ему отвечу: Не в моем заводе нынче глазки опускать Хочешь, чтоб любила, Пойдем со мной, милый, Будет нам могилой - моя девичья кровать Не ругайте, мама, Что иду не прямо И куда девала я свой свадебный наряд... А мне нынче, мама, нету стыда-срама, Обо мне, что хочут, Пускай люди говорят. Свадьбу мне играли - Десять дней гуляли, С нашего местечку - жид на скрипочке играл... Он меня увидел - ничем не обидел. Только душу вынул, А тело не забрал. Волос его - красный, Глаз его - опасный, Да в его картузе - звенят царские рубли. Ты Мария-Дева, тож жида любила, Расскажи, как было, а после смерть пошли... У всех народов есть баллады о том, как женщина полюбила иноверца. Но русские песни - о татарах и половцах. О татарах написана такая важная песня - первый раз я ее услышала лет в пять: на кухне шла гулянка, я засыпала, забравшись в родительскую постель, и тут пришла Жанна Ковенчук - огромная красавица - полукитаянка. Она легла рядом со мной и стала мне петь колыбельную: - Как за речкою да за Дарьею, Злы татарове дуван дуванили На дуваньице доставалася, Доставалася теща зятюшке... Дальше было про то, что он привез тещу, посадил ее качать люльку, а она поет: ...Ты по батюшке злой татарченочек, А по матушке ты русеночек, А по роду ты мне внученочек. Ведь твоя-то мать мне родная дочь Семи лет она во полон взята... Дальше дочка - ее узнает, дает ей ключи и коня, велит ей брать золота, сколько нужно хватать этого сына из люльки и бежать в Святую Русь. Маманя отвечает, что без нее не побежит. А дочка говорит, что мужа своего, татарина - не бросит и родит ему еще детей. Этого - первенца - надо везти в Россию и вырастить русским. А остальные дети - пусть будут татарами и сама она - своему "чучмеку" (так сказали бы сейчас) - верная жена. Сколько всего поместилось в эту песню. Вот она "еврейская идея" - первенца от русской матери - отдать России. Вот она идея верности - самой остаться с мужем - татарином. Вот такое СВОЕ-НАШЕ. Никто эту песню больше не помнит. Не нужна. Когда ж она стала не нужна? Может во время советской дружбы народов? Когда было все просто: стреляют в друг друга чеченец и ингуш на меже, вдруг прямо из земли вырастает товарищ Киров, берет их обоих за руки и вместе идут они строить новую жизнь. А как только товарища Кирова и Ко отменили, все немедленно бросились обратно на ту же межу, с той же винтовкой, но освобожденные от Необщего Бога, бабы, успели уже так запутать своими пездами СВОЕ-НАШЕ, что вполне пришло время для таких песен. Один вид этих, заполонивших Израиль старушек в ситцевых платочках, чего стоит... А наутро теща из Иванова, Ксенья Павловна - вела дознание... - Он откуда родом? - Да из Рыбинска... - Что рисует? - Все натуру разную. - Сам еврей? - А что? - Сиди, не рыпайся! Вот у Тоньки - без ноги да с язвою... (Вряд ли Черчилль мог предположить ЭТУ тещу - в Иерусалиме, в противогазе.) Это - Галич и вовсе не про любовь к иноверцу, а "Вальс об абстракционизме", про любовь к абстракции. О любви христианки к еврею - много баллад фламенко. Есть песни у грузин, у поляков. А по-русски еще никто не написал. Время не пришло. Не отстоялось. То есть - вот пришло и отстоялось - во мне. Я и написала. И другую - про еврейскую девушку. Ту можно спутать с "настоящей", но эту - вряд ли спутаешь - видно, что она написана кем-то, кто родился уже ПОСЛЕ ВСЕГО. -Ты бери коня, коня лучшего, Ты беги, беги мать, во Святую Русь! - Не поеду я во Святую Русь, Я с тобой дитя, не расстануся... Над зыбкой. С выцветшими синими глазами. В противогазе. Под артобстрелом. Поют смуглым детям ... Много где... СВОЕ-НАШЕ. Вот и мы с Полей пели и пели... И