перешел к угрозам:- Вы давайте делайте что-нибудь. А не так, как в прошлый раз: ничего нет, одни выдумки! -Я же предлагала вам больницу? -С чем? Ни с чем?!. Диагноз надо вовремя ставить! Вы деньги, между прочим, за это взяли! -Я у вас не брала ничего.- Геннадий в эту минуту потупился, а Игорь Иванович поглядел по очереди на обоих. -Значит, другие за вас взяли. Или вы через них. -Ничего я не брала.- Хоть относительно этого она была спокойна.- Ни сама, ни через кого-либо другого... И какое это имеет сейчас значение?.. -Как - какое?- взвился он, но в следующую минуту испугался мрачности ее тона и замер в тягостном ожидании. -У вас телефон есть?- неудачно спросила она, задев его больное место. -Какой тут телефон?!- рассвирепел он.- Я, когда нанимался, ставил это одним из условий: обещали - да только где он?! Там же, где тринадцатая зарплата! -У соседей есть... Геннадий знал эти места. Они пошли звонить Пирогову. Он, слава богу, был на месте и вызвался приехать. Они вернулись к инженеру. Тот, пока они отсутствовали, по-мужски ухаживал за больным: поправлял одеяло и подушки, сдвигал и раздергивал шторы, добивался лучшего освещения - делал, словом, то, что делают в таких случаях отцы и что больному вовсе не нужно. Одновременно он предавался мести, копил зло и выплеснул его наружу, едва они снова появились в доме: -Я уже составил план жалобы! Вы в прошлый раз и карточку как следует не заполнили!.. Это был шантаж с его стороны: без вымогательства, но с далеко идущей войной нервов. -Поступайте, как считаете нужным - это ваше право,- размеренно сказала она и тут же, опровергнув себя же, вскипела:- Что вы делаете?! Прекратите сейчас же!..- Это он взялся поить сына с ложечки. -Пить ему даю. У него во рту пересохло! -Не лезьте, куда не просят! Это вам не романы писать! Дело знать надо!.. Он невольно подчинился ее начальственному окрику - хотя и с оговорками и с ворчанием: -Вы, я вижу, все знаете. В прошлый раз в особенности. -Сейчас главный врач приедет. Если я вас не устраиваю. -Подождем. Что делать остается? -На работе все в порядке,- некстати подсунулся Геннадий.- Я был там сегодня. -Да мне, знаете, как-то до фонаря, что на работе вашей делается!- высокомерно и сварливо отозвался тот.- Мне здесь хватает!..- Игорь Иванович мотнул головой в сторону сына, и, хотя он был по-своему прав и его, во всяком случае, можно было понять, Геннадий опешил от такой необычной в этих краях откровенности. -Нехорошо он выразился,- сказал он, когда инженер вышел за чем-то.- До фонаря... -За сына волнуется,- объяснила Ирина Сергеевна. -Все равно... Не полагается...- и спросил прочувствованно:- А вы каждый раз в такие истории попадаете? -Не каждый. Через раз. -Все равно... Никаких нервов не хватит... Обратно на мотоцикле поедем? -Поедем, если возьмете,- без всякой задней мысли согласилась она, и он, окрыленный ее согласием, кивнул и уже представил себя на железном коне с русоволосой, рослой царевной на жестком кожаном крупе... Мечтам его не суждено было сбыться. Пирогов приехал на "Жигулях" и одним этим больно уколол сердце влюбленного: способ и средства передвижения расставляют нас по местам не в одной только столице. То, что последовало далее, подтвердило ревнивые опасения Геннадия... Иван Александрович вошел в сердце инженера, как входит ключ в хорошо смазанный замок, как врезается нож в масло. Ирина Сергеевна предупредила его о характере и литературных наклонностях отца, и он постарался на славу: был само внимание и обходительность. -Тут перитонит, она права,- как бы извиняясь, вкрадчиво и негромко сказал он, едва оглядел живот и приложил к нему пальцы: они были короткими и толстыми, но чувствительными и нежными, как у скрипача или домушника,- Ирина Сергеевна знала их прикосновение. -И что делать?- Игорь Иванович нашел наконец себе ровню и забыл на время свой гнев и склоку. -В область повезем,- отвечал Пирогов с округлой мягкостью в лице и в голосе.- У меня там знакомый в хирургии - отдам его в хорошие руки...- Он снова поглядел на малыша, как бы оценивая на глаз его шансы.- Опасно, конечно, но ничего: думаю, обойдется. Вы говорите, день всего, как состояние ухудшилось? -Вчера еще на ногах был. Смотрел энциклопедию. А что это у него? -Сейчас перитонит. А с чего началось, сказать трудно... Сколько времени это продолжается? -Месяц. Он говорил все время, что у него игла там... Может, правда, иголка по организму странствует? -Это вряд ли...- Пирогов подумал.- А вот рыбья кость, возможно. Рыбу в прошлом месяце не ели? -Да кто ж это сейчас вспомнит?.. Была б жена, сказала. А я не помню, что ем... -Правда?..- Пирогов, до сих пор относившийся к нему с пониманием и сочувственно, здесь как бы споткнулся и поглядел вопросительно. -Было б что помнить,- объяснился тот.- Едим же черт знает что... -Это точно,- эхом откликнулся Иван Александрович, которому все стало ясно.- Одевайте его. Жены так и не будет? -Обещалась прийти, если отпросится. -Ничего, нам Ирина Сергевна поможет.- Пирогов посмотрел на свою спутницу особым, деликатным, образом, не понравившимся Геннадию, но возразить ему было нечем: не он здесь распоряжался.- Женщины лучше нас это умеют,- объяснил он свое предпочтение.- У них это в крови. Мы всякий раз что-нибудь да забудем, а они, как вы сказали, все помнят. Пойду бензином заправлюсь. Ехать сорок километров - хорошо, что вспомнил. -Я за бензин плачу!- сказал инженер и, забыв принципы, попытался всучить ему розовую десятку. -Не надо.- Иван Александрович аристократическим жестом отвел его руку, чем вовсе покорил инженера, который, при всех своих непомерных притязаниях и амбициях, оставался человеком топорным и грубо скроенным.- Оставьте: мы перед вами виноваты... Сохраните для моего приятеля. -Сколько с собой взять? -Не знаю. Там разберетесь... Можете вообще не платить - он и так сделает. -Так он пусть другим делает!- завелся Игорь Иванович и пошел за более крупной суммой в спальню, а Иван Александрович посмотрел ему вслед и переглянулся с Ириной Сергеевной. Он словно нарочно не замечал Геннадия, и тот тоже не смотрел в его сторону, но украдкой ловил каждый его жест, каждое движение... Ирина Сергеевна одела малыша, снарядила его в дорогу. К дому подкатил заправившийся бензином Иван Александрович, и они поехали вчетвером, с больным ребенком, лежавшим на коленях отца, в областную клинику. Геннадий уехал домой один - на враз опустевшем и уже не столь дорогом его сердцу мотоцикле... Татьяна не могла понять, отчего он дуется. -Про деньги спрашивал,- чтоб отвязаться от нее и ввести в заблуждение, сказал он. Она сообразила, о чем речь, и сразу поверила: нас легче всего обмануть там, где у нас нечиста совесть. Взяв в свое время аванс, она намеревалась истратить его на съестное и выложить на общий стол, но почему-то до сих пор этого не сделала. Прежде она с деньгами не связывалась - тут же черт дернул ее перейти на товарно-денежные отношения. -Так прямо и сказал?- Она осеклась, но в следующую минуту предприняла попытку оправдаться:- Так это ж ты не за это деньги брал. А за то, что на рыбалку с ним ходил осенью. Червяков ему копал, целый день с ним проваландался... Действительно, был такой случай, но только Татьяне могло прийти в голову связать оба события воедино. -Он, пожалуй, заплатит,- проворчал Геннадий.- Тот еще гусь. -А мне откуда знать? Деньги - они деньги и есть, на них не написано, за что они.- Он смолчал, не стал спорить.- Ничего. Разберемся как-нибудь... Пригласим обоих. Раз это ее гроши были. Как считаешь?..- Геннадию была безразлична судьба денег (все равно не ему они доставались), но возможность провести вечер с Ириной Сергеевной пришлась ему по душе, и он, покобенившись из приличия, согласился.- Мужской день скоро? Вот и пригласим. С ним тоже полезно знакомство завести. Раз он такой влиятельный... Кажется, между ними есть что-то... Геннадий уверился в подозрениях, мелькнувших и у него тоже. -С чего ты взяла?- спросил он с неожиданной грубостью. -Думаю так. Не зря он с самого начала тут вертелся... А тебе что? -Да ничего!..- и ушел явно не в духе. Татьяна не знала, что и подумать, но потом решила, что дело в деньгах: в последнее время она все чаще склонялась к этому мнению... Операция прошла успешно. Была удалена рыбья кость, застрявшая возле аппендикса, проткнувшая кишку и вызвавшая местное и затем общее воспаление брюшины. Послеоперационный период протекал, однако, с осложнениями нравственного порядка... Примерно через неделю после их общего визита к больному Иван Александрович зашел к ней в амбулаторию. Они не виделись с тех пор, последнее их любовное свидание было месяцем раньше - все это время Ирина Сергеевна не заговаривала о новой встрече, и Иван Александрович не заводил об этом разговора, следуя золотому правилу, согласно которому лучше ждать, чем добиваться и упрашивать. -Слушай, возьми ты этого мальчишку к себе. Он в клинике не уживается. Там ничего делать не надо - положить только. Можно было б домой отпустить, но этот чудак и слышать ничего не хочет, пока швы не снимут. Пуганая ворона, говорят... Возьмешь? -Надолго?- Она обрадовалась его приходу: соскучилась по нему - но выдержала нужный тон и надлежащую осмотрительность. -Дня на три на четыре, но у него счет на часы идет. Лупят его там, что ли? Отец говорит, несовпадение характеров. У меня, говорит, то же самое было... У тебя палаты свободной нет? -Если мой кабинет только. -Можешь на три дня уступить? -Могу, конечно. Что для главного врача не сделаешь? -Ну и сделай. А то он трубку оборвал: и домой звонит, и в больницу. -С работы? -Из дому! Ему после этого телефон поставили. -Вот молодец какой. Как это у него получается? -Написал, что чуть сына не потерял из-за этого. И копию контракта выслал. -Написал все-таки... А у меня вот телефона нет. -А мы с тобой такого договора не заключали... Зачем он тебе? Чтоб дома доставали? Сама не знаешь, чего просишь... Как ты живешь вообще? Не виделись столько. -Каждый день в больнице встречаемся. -В больнице!.. Что у тебя нового? -Ничего особенного... Хозяйка вот к себе в гости зовет. Нас обоих. На мужской день. -Двадцать третье?.. Что так? Она усмехнулась. -Деньги у инженера взяла и не знала, что они за мой визит. Теперь рассчитаться хочет. -И ты этому веришь? Чтоб она у этого олуха деньги взяла и не знала, за что они? Она постаралась выгородить Татьяну: -Не сама, а через Геннадия. -Это амбал, что у него в доме был?.. Тоже на простака не похож... С ними, Ирина, ухо востро держать надо... Она посмотрела ему в глаза - впервые за долгое время. -Какая тебе разница? Я с тобой хочу посидеть. Могу я себе это позволить?.. Больше ведь негде... Придешь или нет? У него сжалось сердце, и он почувствовал себя в одно время и мерзавцем, и глубоко несчастным человеком. -Приду, конечно. За тобой куда хочешь приползу и приеду,- и у нее отлегло от сердца и в душе взыграло.- Я ведь с ума по тебе схожу. Читаю истории твои, вижу твой почерк и дурею от него - разглядываю, как мальчишка, твои записи... Не веришь? -Почему не верю?- сказала она.- У самой то же самое. Только у тебя хоть дневники есть, а у меня одни только подписи - гадаю по ним о характере. Вместо строчки только точки - как в песне поется...- Он стремительно встал, чтоб выйти.- Ты куда? -Боюсь, накинусь на тебя сейчас, а сюда люди войдут, застукают... Когда это будет? -Двадцать третье? Послезавтра. -Два дня подожду,- и на этом они расстались: оба в нетерпеливом ожидании... А с сыном инженера (если снова забежать вперед) все кончилось благополучно. Она разместила его в ординаторской, он устроился со всеми удобствами и повел себя хозяином: регулярно проветривал помещение, каждое утро звал санитарку подмести под кроватью и, когда Ирина Сергеевна заходила к нему взять книгу или что-нибудь из ящиков, ревниво следил за тем, чтобы она не меняла положения вещей, аккуратно разложенных на столе и на подоконнике: -Расческу не трогайте, пусть там будет, Ирина Сергевна... И детскую энциклопедию тоже. -Почему? -Она там лежит хорошо. Дотянуться можно...- но ей казалось, что он ведет себя как молодая хозяйка, вытесняющая старую из кухни и зорко следящая за тем, чтоб та не вмешивалась в заведенный ею порядок: она даже переодеваться здесь перестала - после того, как он сказал, что для этого должна быть отдельная комната... -А пепельница зачем?- На столе, на второй или третий день после его вселения, появилась огромная пепельница - из массивного письменного прибора, какие дарят на юбилеи большим и малым начальникам.- Ты куришь разве? -Я не курю, это вредно, но ко мне ребята из отделения приходят - я для них приготовил: иначе мусорят очень. -Больше тебя не обижают? -Теперь нет. Теперь у меня комната своя, отдельная, они это уважают очень. Вообще уважают тех, у кого есть что-нибудь: машина, например, или отдельная квартира. -Это ты правильно говоришь, Кирюша.- Она сама была не прочь стать хозяйкой собственного жилья с отдельным входом и, того лучше - выходом. -Не зовите меня Кирюшей, Ирина Сергевна. Меня Кириллом звать. -И по отчеству? -Можно и по отчеству, но это уже необязательно... Отец выписал его из этой идиллии на пятый день после снятия швов - и то под нажимом Ивана Александровича, которому Ирина Сергеевна нажаловалась, что ее выжили из ординаторской и комната насквозь прокурена. Игорь Иванович явился в больницу с букетом роз, пламенеющих, как у Блока, красными факелами на белом снегу. -Откуда это?! -Из области. Прямо с самолета... Вы же денег не берете. -Вы меня еще в роман с этим вставьте... Какие розы! Сроду таких не дарили!..- Она была растрогана: инженер оказался с подходом и с понятием. -Надо марку держать. Хоть и живем в этом Петровском. Так ведь, Ирина Сергевна? -Стараемся. Не знаю, что из этого получается. -Все получится! У вас для этого есть все основания... Он излучал неловкое и неумелое довольство жизнью, и это было тем более странно, что она привыкла видеть его лицо перекошенным совсем иными и прямо противоположными чувствами: радостная улыбка его словно не знала, как пробиться на поверхность, и вырывалась наружу самым необычным и даже противоестественным образом... -Довольны, что выписываетесь? -Это - и еще, что он с ребятами поладил... Много ли человеку надо?.. Спасибо за отдельную палату, Ирина Сергевна. Век этого не забуду! -Пустяки какие. Говорить не о чем...- а сама подумала: мне б кто дал такую... 25 Двадцать третье февраля, или, как его называют, Мужской день, или День защитников Родины, хоть и занял место в череде наших праздников и нашел свой угол в народной душе, но отмечается без того всеобщего подъема, с каким чествуют, например, Первое мая или Международный день Восьмое марта: это, говоря ученым языком, праздник-факультатив - хочешь, гуляй, не хочешь, сиди дома. Ивану Александровичу поэтому ничего не стоило улизнуть в этот вечер от Галины Михайловны: она подарила ему утром две пары теплых носков, и на этом семейное торжество и кончилось - для нее, во всяком случае, потому что в доме Татьяны к приему ее мужа готовились сразу трое: хозяйка, ее квартиросъемщица и обоюдоласковый Геннадий, бывший у них на подхвате и на посылках. Татьяна разделывала селедку. -Он и смотреть на нее не станет, а я стараюсь... Ест он ее? -Не знаю. Мы в больнице не обедаем.- Ирина Сергеевна нарезала тонкими ажурными кольцами дорогую копченую колбасу, купленную для этого случая в области. Она была в выходном платье и пребывала в праздничном настроении и в трепетном ожидании.- Перехватим что-нибудь - и то хлеб. -А я думала, знаешь...- намекнула Татьяна, желая хоть таким образом получить от нее подтверждение своим догадкам. -Не мешай Ирине Сергевне!- распорядился Геннадий с неожиданной заботой в голосе.- Не видишь, колбасу режет? Татьяна оторопела: -И что с того? -Нож острый. Я наточил. -И что дальше?.. Колбасу не так скромсает? -Пальцы поранит. А они ей в работе нужны. -А кому они не нужны?..- и Татьяна поглядела на него подозрительно и с невольной досадой.- Опекает тебя, смотрю. Пойди мусор лучше вынеси. И не в ведро: чтоб селедкой не воняло. Выбрось куда подальше. К соседу лучше всего... Уставился на тебя во все глаза,- сказала она, когда он вышел.- Опасная, гляжу, женщина...- Она уже и на "ты" с ней перешла, но Ирина Сергеевна была только рада этому.- Не знаешь, значит, чем твой друг без тебя питается? -Нет,- отперлась Ирина Сергеевна, но затем призналась: не было смысла скрывать то, что должно было открыться вскоре.- Не этим с ним заняты. Татьяна удовлетворенно кивнула: -Поначалу так. А потом - чего только делать не приходится. И волком завоешь, и пташкой запоешь. -А Коля где?- Ирине Сергеевне не хотелось продолжать разговор в этом духе. -Соскучилась?.. В другой комнате сидит. Не люблю звать его, когда Геннадий дома. -Не ладят? -Почему? Что им делить? Ни к чему просто... Так. Селедку я разделала, дальше что? Сыром займусь. Хлопотное это дело - важных персон приглашать. Весь стол заставить надо - чтоб скатерти не видно было... Геннадий в ее отсутствие тоже пускался в откровенности: -У вас, Ирина Сергевна, благородство во всей фигуре светится. Я в женщинах больше всего благородство уважаю и представительность... Что-то в его голосе заставляло предполагать, что Татьяне недоставало либо одного, либо другого, или того и другого вместе, но он красноречиво умалчивал об этом. -Не выдумывай. Все женщины одинаковы...- Он мотнул головой, готовясь с горячностью опровергнуть это - она его опередила:- Коля один, ничего? -А что ему сделается? Мы ему пожрать принесем, голодный не останется... Ирина Сергевна, а вы мотоцикл любите?..- и прилип к ней ищущим, преданным, собачим взглядом. -Не ездила никогда. С вами только. -Надо будет научить вас. Потом с него не слезете. Я на своем и на работу езжу и на рыбалку. И в туалет, простите за грубое слово...- и заискивающе улыбнулся, робко с ней заигрывая.- Он у нас далеко - можно и прокатиться. Особенно когда подпирает. -Где это тебя подпирает?- спросила, с сомнением в голосе, Татьяна, сумевшая неслышно подойти к ним и стать в двери незамеченной. Он нисколько не потерялся. -Говорю, мотоцикл надо Ирине Сергевне освоить. Будет по району ездить. Ей пойдет. -А мне нет? Может, меня сначала выучишь? -А ты и на велосипеде не умеешь. -Это верно. Никак не могу понять, как эта штука на двух колесах держится. И как самолет с неба не падает - тоже непонятно. -Ну вот. А вы на велосипеде ездите, Ирина Сергевна? -Езжу. -Я так и думал. -А это почему?- не отставала ревнивая Татьяна. -По тому, как она на мотоцикле сзади сидела. -Все с мотоциклом этим. Не может забыть никак. Капусты принесла. Надо было с утра вытащить - теперь сразу не разморозится. -И так сойдет. Закус хороший... Может, откроем?..- В Геннадии замолк на время ухажер и заговорил любитель спиртного. -Подождешь. -Чего ждать? -Гость придет - тогда и откроем. Хуже нет, как пить врозь. Человек придет - еще трезвый, а мы уже поддатые. Никакого взаимопонимания...- и хотя Геннадий был иного мнения, но спорить с женщинами, воевать с ними из-за слов, было не в его правилах. -Было б кого ждать,- сказал он только.- Был бы он человек - как, например, Ирина Сергевна, а то...- и не договорил: будто вспомнил данный некогда обет молчания. -А он что?.. Ты говори, говори, да не заговаривайся...- но Геннадий не думал ни говорить, ни заговариваться, а только глянул с насмешкой, и Татьяна снова не поняла причины его недовольства... Иван Александрович разделся в прихожей, вошел в комнату и огляделся, излучая довольство жизнью. Он вырвался из дома к любимой женщине и был в лучшем настроении. -На улице хорошо: весной запахло. Были сегодня? -Откуда?- отвечала за всех Татьяна.- С утра режем, метем да стряпаем... - Она сразу признала в нем того, кого в народе называют котом, и почувствовала себя с ним легко и привычно: она хорошо ладила с этой разновидностью мужчин - неверных, но доступных в обращении.- И где это вы весну учуяли? Пирогов тоже пригляделся к ней: и ему нравились разбитные женщины. -Да подтаяло, как в марте, самую малость, и сыростью запахло. Хотя февраль еще. -Завтра опять подморозит. -Подморозит - не беда...- Он обвел взглядом знатока выставленное угощение, оборотился к Ирине Сергеевне:- Вон сколько всего. Я понимаю теперь, почему ты от анютинской посылки отказалась. У самой стол ломится... В его отношении к Ирине Сергеевне не было той беспечной легкости, какую он уже успел найти с Татьяной, было больше любовной уважительности, но в ней-то и высвечивается истинное желание, и Татьяна, тонко улавливавшая оттенки чувств, позавидовала Ирине Сергеевне и даже приревновала его к ней, хотя у нее не было для этого, конечно же, никакого основания. -Это она у анютинского председателя была,- распространился Иван Александрович, вышучивая свою подругу,- целый выводок у него пересмотрела и ничего не взяла за это. Ей ящик целый нанесли, а она его чужой старухе уступила. -Меня там не было,- сказала Татьяна.- А что в посылке было? -Да то же, что везде. Масло, сало, куры. Что дарят у нас? Кто-то ему принес, а он передал дальше. Так, наверно, и ходит до сих пор по кругу. -Но кто-то ест все-таки? -Начальники. Те никому ничего не отдают. -Вот мы и будем сегодня начальниками. Давайте садиться лучше. А то и самогон согреется и колбаса заветреет... А из вас двоих кто начальник? На работе один: из больницы вышли - другая?..- Она снова оглядела их - со смешанным чувством зависти и насмешки. Они составляли вдвоем занятную парочку. Иван Александрович был мягок, округл, непринужден и обходителен, Ирина Сергеевна, напротив, с его приходом повела себя с чинной благопристойностью, но за тем и за другим, за оживленностью и за сдержанностью, в равной мере угадывались сила и напор физического влечения. Оно смущало и будоражило Татьяну, и она обернулась к Геннадию: в поисках опоры и поддержки.- Где он, начальник мой?.. Что-то я его совсем из виду потеряла... Геннадий при появлении Ивана Александровича демонстративно уселся в стороне, в единственном в комнате кресле, и поглядывал оттуда на гостя, ничем себя не выдавая и не обнаруживая. Иван Александрович умудрился не поздороваться с ним отдельно, и он был на него за это в претензии, хотя напрасно расценил как личный выпад: это было в привычках Ивана Александровича. Потом, это был только повод, а не причина - на самом деле именно то, что так будоражило и приятно волновало Татьяну, его раздражало и выводило из равновесия. -Что молчишь, в разговоре не участвуешь?.. Геннадий в ответ только встал и начал открывать бутылку. Тут и до Пирогова дошло, что пора наконец обратить на него внимание. -Мы с ним уже у того инженера виделись. Вы же на заводе работаете?.. Иван Александрович был, как говорят, в своем репертуаре. Для всякого так называемого простого человека нет ничего несноснее, чем подобное начало разговора. Геннадий и до того был не расположен к нему - теперь же говорить ему с Иваном Александровичем стало решительно не о чем. Его хватило лишь на то, чтоб ответить на дежурный вопрос - с преувеличенным старанием, как делает это у доски школьник: -На заводе. -И как вам там? -Да обыкновенно,- отвечал тот с вызовом в голосе.- Что внутри, что снаружи -одинаково... Татьяна пришла ему на помощь: решила, что Геннадий плохо объяснился: -Он в цехах и на территории работает. Электрик у меня...- и пригляделась к своему другу, уже готовому к ссоре.- Опять губы надул? Что это с тобой сегодня?.. Не так сказали что?.. Вы его по шерстке гладьте: не любит, когда поперек, любит, чтоб внимание уделяли. У Ирины Сергевны это хорошо получается - тает от нее прямо... -Правда?- удивился Иван Александрович и оглянулся на Ирину Сергеевну: будто в первый раз увидел. -Ну! Она же с детьми работает - ко всем подход знает. Что дети, что мужчины -никакой разницы. -Я об этом как-то не думал,- сказал Пирогов. -А вы и не догадаетесь. Женская работа тонкая. Нет такого мужика, чтоб его баба не объехала.- Ирина Сергеевна покачала тут головой, но в разговор не вмешивалась.- Я вот живу с ней полгода и никак в толк ее не возьму. Одинаковая всегда и домой ходит, как на работу...- Она уколола, кажется, Ирину Сергеевну, но та этого не заметила.- А про вас говорят, вы по району много мотаетесь? -Вызовы делаю. -Правда?!- Она поняла его превратно.- У вас, наверно, в каждой деревне приют есть, где остановиться можно? Ночь провести?!- и засмеялась, обнажая золотой зуб - главную свою примету и украшение. -Фельдшерские пункты?- Пирогов сам не раз о них думал.- Там фельдшера сидят, место стерегут. -Не пускают?..- Она потянула рот в игривой и порочной улыбке.- И как из положения выходите? -Да так и выходим. То здесь, то там урвем...- и поглядел с любовной шутливостью на Ирину Сергеевну, которой эта откровенность показалась лишней: она предпочитала отмалчиваться, схожая в этом с Геннадием... Татьяна не унималась: -По углам ютитесь, на часы смотрите? Это неинтересно! Как школьники какие-нибудь! Это пока во вкус войдешь, настроишься... -А что делать? Может, вот Ирине Сергевне квартиру дадут - тогда легче будет. -Ты для меня или для себя стараешься?- спросила она. -Для обоих,- спокойно возразил он, а Татьяна, как водится, подумала о себе: -Съедет от меня? А я уже к ней привыкла. Частной практикой с ней занимаемся. -Слышал уже,- сказал Пирогов. Татьяна поняла намек, но не смутилась: -Это вы про те деньги? Так они за рыбалку: инженер сам ловить ее не умеет, их вот нанял - за небольшую плату. Пирогов не стал спорить с ней, оборотился к ее другу: -Он у вас рыбалкой подрабатывает?.. Ты извини меня, Геннадий,- сфамильярничал он.- Это я так, к слову, без зла всякого. -А мы на "ты" уже перешли?- натянуто осведомился тот.- На брудершафт вроде не пили? -Я старше. -Правда? А я этого не заметил...- Его слова можно было посчитать за комплимент, но впечатление было обманчивым: прозвучали они колко и враждебно, и благоразумный Пирогов оставил их без внимания... Они сели за стол, стали пить - все кроме Ирины Сергеевны. Она не хотела мешать любовный хмель с пьяным: берегла ясность мысли для любовных объятий, чтоб были ярче и памятнее, - дорожила теперь не только минутами телесной близости, но и остающимися после них воспоминаниями и не хотела, чтоб они были замутнены парами алкоголя. Геннадий мешкал за столом и все подливал себе самогона. Ирине Сергеевне захотелось вовлечь его в беседу: -Геннадию не нравится разговор наш? -Точно!- откликнулся тот.- Ни одного путного слова не сказали! -Скажи тогда,- осадила его Татьяна.- За тебя стараются, а ты еще и ломаешься... А он всегда так: станет в стороне и ждет - а потом, видишь ли, не так все сделали! -Когда я в стороне стоял?!- грозно нахмурился он. -Не стоишь, не стоишь... Смотришь только, как другие работают. -За других стараться?.. Лакеи в двадцатом году отошли! -Почему в двадцатом?- спросил Иван Александрович, поскольку остальное было ясно. Геннадий не удостоил его ответом, и Татьяна объяснила за него: -Это у него бабка так говорила. С Поволжья. Померла недавно. -Наверно, долго шло до них? -Наверно... До кого-то и вообще не дошло... Что не едите ничего? Для кого я целый день старалась?.. Ирина Сергеевна все не могла забыть про Колю. Без него стол был для нее не полон. -Коля так и будет там сидеть?- спросила она у матери, которая, похоже, забыла о сыне. Оказалось, не забыла, а все рассчитала. -А почему нет?- хладнокровно отвечала она.- У него там телевизор. -Пусть познакомится хотя бы. Они ж запоминают на всю жизнь такие вещи. -Надо разве?..- усомнилась Татьяна, потом передумала, сказала Геннадию:- Приведи его. Раз гости хотят. Может, еще пригодится... Возьмете его к себе фельдшером?- обратилась она к Ивану Александровичу, и Геннадий, уже поднявшийся за Колей, остановился послушать: как он выйдет из положения.- Пусть этот пункт сторожит. Хорошее дело, я смотрю. Если с правильного конца взяться. Пирогов не любил давать лишних обещаний. -Когда он фельдшером станет...- Он хотел сказать: "меня здесь не будет", но поостерегся: незачем дразнить судьбу и накликать на себя старость раньше времени - особенно в присутствии двух молодых женщин. Геннадий прекрасно его понял, сказал с торжеством и с открытой издевкой в голосе: -Я ж говорю: когда ему нужно, он молодой, когда не нужно, старый. У нас есть такие на заводе... - и теперь только пошел за Колькой. -Ершистый молодой человек,- заметил, когда он вышел, Иван Александрович, и это тоже прозвучало как бы шутливо, а на деле - всерьез: Геннадий допек его придирками. Татьяна попыталась выгородить приятеля: -Да обычный он... Не знаю только, что с ним сделалось сегодня... Что за вожжа под хвост попала...- и поглядела, в поисках ответа, на Ирину Сергеевну, которая поняла уже причину перемен, но прикинулась несмышленышем... Геннадий вернулся с Колей. По виду обоих, по выражению их лиц, можно было заключить, что разговаривают они редко. Мальчик боялся взрослых и избегал их общества - Ирина Сергеевна была для него редким исключением. Его спросили, сколько ему лет, в каком классе учится и кто у него учительница. -Анна Максимовна,- послушно и старательно отвечал он.- Но она болеет, сейчас Валентина Егоровна ее заменяет. Завуч наш. -Хорошая она? Завуч этот?..- Иван Александрович, наслышанный из верного источника, сильно в этом сомневался. -Хорошая,- отвечал Коля.- Строгая потому что. -И хорошо это? -Хорошо. Иначе мы балуемся. -Это ты его научила?- спросил Пирогов Татьяну. -Господь с вами. Сама в первый раз слышу. -В школе так говорят,- объяснил Коля.- И еще говорят, про учителей надо говорить только хорошее. Они нас учат. -Раз говорят, значит, так и есть,- рассудила мать.- Уроки выучил? -Выучил... Сочинение будет... Не напишу, наверно. -Что за сочинение? Никогда не было. -Что-нибудь из жизни... Кузьма Андреич приходил - говорит: алло, мы ищем таланты. Ему Анна Максимовна не давала это делать, а Валентина Егоровна разрешила. -Напишешь,- успокоил его Пирогов.- Если б другое что, а из жизни каждый может. Про птичек напиши - как они на ветках чирикают. -Кузьма Андреич говорит, нужно про человеческие отношения. -Еще чего?!- Татьяна близко к сердцу принимала его задания.- Какие еще отношения? -Кто к кому как относится. -Ну и напиши,- но он думал уже об этом и возразил: -Хорошо бы. Да не разбежишься... Напишу, как к Петьке Рябову отношусь, а он прочтет и мне ума врежет. -А у тебя кулаков нет - сдачи ему дать? -Есть... Но у него сильнее. -Ладно.- Мать не любила длинных речей и еще более - долгих размышлений.- Будет день, будет и пища. Дадут сочинение писать, тогда и будешь думать... Мне только покажешь, что ты там из жизни своей выбрал... Проводи его, Ген. -Чай, сам дорогу найдет,- сказал Геннадий.- Я ему в конвоиры не нанимался. -Сказали: что видишь, то и пиши,- пожаловался Коля, но они не обратили на его слова должного внимания, и он, поколебавшись, вышел - а только привыкать стал к блестящей компании... -Преподают, гляжу, по-новому,- сказала мать, когда он ушел.- Нас арифметике учили - числа складывать. -Это Кузьма Андреич экспериментирует,- сказал Иван Александрович.- Таланты ищет. -Какие могут быть таланты? На гармошке если только играть да на пуговицах бабьих? Правда, Ген?..- Ей наскучили гости, и она перекинулась к своему угловатому и шероховатому возлюбленному.- Есть у тебя таланты? -Чего-чего, а это найдется.- Геннадий, польщенный ее предпочтением, обнял ее за плечи, но это не мешало ему коситься украдкой на Ирину Сергеевну... При расставании Татьяна снова оживилась и заулыбалась. -Хорошо, что пришли. Посидели, языки почесали. Может, не так что - так вы не обессудьте: сойдет для первого разу. Привыкнуть нужно друг к другу, притереться... Пошли, значит?..- Она еще раз, на прощанье, обвела лукавым взором собравшуюся в путь бездомную парочку.- Уходят зачем-то. Здесь разве плохо?.. Куда идете хоть? -Куда господь бог пошлет, да куда кривая выведет,- сказал Иван Александрович. -Тут на бога надежда маленькая!- засмеялась она.- Черта, скорей, звать надо... Если не найдете ничего, сюда возвращайтесь. Дом большой - места хватит... Однако, где-то вы все-таки устроитесь, думаю. Ирина Сергевна часто теперь по вечерам отлучается. -Не знаю, где она шастает,- лицемерно сказал Иван Александрович и мельком осмотрелся, оценивая возможности Татьянина крова.- У вас нельзя. Дети. -И вообще не дом свиданий,- ввернул Геннадий, который, хоть и был снова как бы согласен с ним, но влепил отчетливую дерзость. Иван Александрович хмыкнул от неожиданности, Ирина Сергеевна потупилась, Татьяна накинулась на сожителя: -А ты тут при чем?!. Кто так с гостями прощается?! Тоже мне - хозяин нашелся!..- Геннадий осекся и озлился, и ей, только что смягчившей его грубость, пришлось сглаживать собственную:- Разве можно так?! Всех гостей моих разгонишь! Медведь какой! И ведь парень незлой, добрый!..- но Геннадий, запомнивший ей слова про хозяина, был занят в эту минуту не этим: в сенях, в шубе и в кружевной косой шали - как яхта под белым парусом, стояла недосягаемая и желанная Ирина Сергеевна. Она нашла себе иную гавань и была готова к немедленному отплытию, а он, испытывая жар любовной лихорадки, терзался ревностью и накипал новой, до того ему неизвестной, только что обретенной злостью. Она ушла с главным врачом, даже не глянув в его сторону, и он и это запомнил. (Один вовремя не поздоровался, другая не попрощалась - такие пустяки и решают судьбы человечества.) Иван Александрович и Ирина Сергеевна вышли на улицу. Фонари не горели, но они знали здесь каждый метр дороги, каждую тропинку - да зимой и выбора меньше: знай иди себе по накатанному... -Зачем ты так с ним говорил?- упрекнула она. -Это он мне дерзил, не я ему... Как я разговаривал? -Свысока... Ума большого для этого не надо. Так ведут себя, когда хотят от себя отвадить. Он подумал вслух: -Так оно, наверно, и было... Зачем он мне?.. Народ ушлый. И ей палец в рот не клади, и с ним рядом не сядешь... Он посмотрел на нее сбоку. Ирина Сергеевна была задумчива и не слишком счастлива. Правда, она не стеснялась больше возможных очевидцев, будто бы наблюдавших за ней из окон, чтоб разнести затем новость по поселку: привыкла или притерпелась к своему двусмысленному положению - но другая забота бередила ее душу. -Из-за меня хоть бы постарался,- сказала она.- Ты ж в гостях у меня был... Больше ходить не к кому... -Это верно,- вынужден был признать он.- В приличные дома нас с тобой не пустят...- но и здесь нашел отдушину:- Одно утешение, что там не лучше. Здесь до драки чуть дело не дошло, а там скука смертная. -Что ж: на свете интересных людей нет?- не поверила Ирина Сергеевна: она ведь была много его моложе. -Вот мы с тобой интересные и есть - других не надо... Понюхай лучше, какой воздух свежий. Легкие будто прочистило. -У тебя трудности с дыханием?.. Но в воздухе, действительно, произошли с утра какие-то подвижки и перемены. По-видимому, атлантические массы перекинулись через Урал и принесли с собой ростки будущего времени года: кругом ничего не изменилось, снег лежал теми же сугробами, что накануне, но в воздухе была та первая сыринка, с которой начинается капель весны и ее ручьи, и само половодье... -И правда, водой запахло... Лето скоро... Куда отдыхать поедешь? Он не понял коварства, таившегося в простом вопросе: делался беспечен и глуп от вина - как и многие другие тоже. -Не знаю еще... Может, в Прибалтику... Хочу тебя на свое место поставить - на время отпуска. Ее мгновенно разобрала досада. -И приказ уже составил? Благодарю за оказанное доверие... Эх, Иван, не будь я такой однолюбкой, не ходила бы за тобой как на привязи, давно бы тебя бросила. -Что так? -За твои ляпсусы!.. Не понимаешь?.. Любимая женщина спрашивает его, как он летний отпуск провести думает, а он ее на свое место ставит!.. Зачем оно мне? Мне на своем хорошо. До него дошло наконец. -Извини. У меня от самогона мозги мутятся. Надо было водку с собой взять... Может, с тобой еще куда-нибудь поедем... -И этого мог не говорить. Это еще хуже... Давай кончим этот разговор - пока совсем не переругались... Куда мы идем с тобой? -Во флигель - куда еще? -В санпропускник этот?..- заколебалась она, но только из приличия: такое окончание вечеринки подразумевалось само собою. Но когда они крадучись, в обход дошли до флигеля, оказалось, что ни он, ни она не взяли с собой ключа от входной двери. -На тумбочке оставил... Вот, черт!.. Но у тебя ж свой был: специально делали?- досадовал он, ища по привычке виноватого среди подчиненных. -Зачем он мне, когда мой кавалер рядом?.. Я связку выложила, она мне карман оттягивает, шубу портит. От дома только есть. -Туда идти? Там Геннадий... Может, окна открытыми оставили?..- но окна и форточки тоже были заперты: Таисия славилась своей памятливостью и осторожностью. -Форточку разобью,- решил Иван Александрович.- Потом окно вскрою. А утром столяра вызову: скажу, документ позарез был нужен....- Он начал вскарабкиваться на окошко - это далось ему с трудом и не сразу.- Сказал бы кто, что я ночью, в день защитников Родины, как тать какой, в свою больницу полезу? Ущерб ей нанесу?.. -Не надо!- трусливо одернула она его.- Тише!.. Услышат же!..- но охмелевшему Ивану Александровичу все было нипочем: он разбил стекло в форточке, влез в окно, повредил и едва не выломал непрочную раму, наследил подошвами на столе и на подоконнике... Во флигеле в ту ночь было бы холодно, но выручила вовремя подоспевшая оттепель. 26 С этого дня все словно сговорились и ополчились против них, отовсюду посыпались толчки и удары, и неизвестно было, откуда ждать следующий и как от него защититься. На другой день в больнице только и говорили что о ночном взломе. Ирина Сергеевна проснулась затемно, попыталась растолкать Ивана Александровича, внушить ему, что пора идти на работу, но он пробубнил спросонок, что он и так на ней, и уснул наново. Ирина Сергеевна подобной твердостью духа не обладала и ушла одна, понадеявшись, что он приведет флигель в порядок и вызовет столяра. Иван Александрович проспал вплоть до самой пятиминутки и вынужден был спасаться бегством: то есть наскоро влезть в штаны и пуститься рысью в зал конференций. Никто поначалу не обратил внимания на его взъерошенный вид и халат, застегнутый не на ту пуговицу. Пока он расспрашивал дежурных врачей и изучал сводку, ежедневно подаваемую в область, кто-то наткнулся на разбитое стекло и позвал больничного сторожа. Сторож был известен больнице как дядя Петя. Он использовался скорее как дворник, нежели охранник: чистил дорожки от снега зимой и от листьев в остальное время года, а еще дольше - сидел в хибарке возле