уду сажать, землю копать: хорошее занятие - лучше, чем в нашем дерьме ковыряться. Пусть другие пыхтят. -Это мы сами решать будем, кто где ковыряться и пыхтеть будет.- Первый секретарь никому не позволял решать кадровые вопросы, а в особенности - провинившемуся.- Думать буду,- пообещал он, подпуская дыму.- И "за" и "против" есть... Но и другие имеются - это ты точно подметил. -Анна Романовна?- усмехнулся Пирогов. -А отчего нет? -Так она вроде беспартийная? -Ничего. Сейчас это позволяется. -Потом, у нее муж срок отбывает...- Пирогов глянул испытующе и потупился: совесть его была нечиста, но он приглушил ее голос.- Пусть не в местах заключения, но все же... И не первый раз уже... Не пропустят... Этого Воробьев ему, конечно, спустить не мог: -Потому и с характеристикой тянешь?.. "А вы потому и торопитесь?"- хотел возразить Пирогов - вслух этого не сказал, но это ясно прочиталось на его круглом, раздумчивом и как бы замешкавшемся лице. Воробьев уже вспылил было и едва не выставил его вон, но сдержался. Он не знал ни связей Пирогова, ни причин его вызывающего и дерзкого поведения, ни даже того, как снимаются главные врачи районных больниц: кругозор второго секретаря неизбежно уже первого, и ему надо было обвыкнуть на новой должности и получше с нею освоиться. -Да!..- протянул он - вместо того чтобы обложить Пирогова площадной бранью, как он того заслуживал.- Не знаю, чем заниматься. Не то уборкой, не то касторкой вашей... Что ж так? Не можете ни в чем разобраться? Как чепуху лечить, так - пожалуйста, как сложней что - на тебе! Давай профессора!.. На кой вы учились все? -Кто чему,- невозмутимо отвечал Пирогов.- Я, например, окулист по образованию, а здесь чем только не занимаюсь. -Окулист - это который глаза смотрит?- Воробьев не то дал ему временную потачку, не то решил напоследок, пока не поздно, извлечь для себя выгоду, которую, как мала бы она ни была, никогда не упускал из виду.- Таблицу умножения проверяешь? -Вроде этого,- согласился Иван Александрович. -А я и не знал. Нужно провериться. Плохо видеть стал. Читаю когда. Так-то, издали, все как на ладони вижу. А сейчас, как назло, читать много приходится. Бумаги все - до книг руки не доходят. Тут библиотекарь принес одну - да вон, валяется... "Крестоносцы" - не знаешь? -Не читал,- скупо отвечал тот.- Не могу ничего сказать. Воробьев кивнул в знак согласия: словно был одного с ним мнения. -Вот и я тоже полистал - гляжу, не то что-то. Не в ту степь библиотекарь наш ударился... Поможешь с очками, значит?.. Он считал вопрос решенным, а перемирие, необходимое ему - заключенным, но Пирогов и с этим пустяковым делом не смог справиться по-человечески. -Можно, но я вам и так скажу. Сколько вам?.. Вопрос был недальновиден и неделикатен: у начальства, как у женщин, возраста не спрашивают. Воробьев так его и оценил - по существу и по достоинству: -А так нельзя подобрать? -Можно, но все-таки? Воробьеву пока нечего было скрывать: -Сорок восемь. -Плюс две с половиной диоптрии. К пятидесяти все три будут... Но проверим, конечно!- поспешил успокоить он первого секретаря, по лицу которого уже поползла откровенная язвительная трещина.- Инфекциониста нет, а это - пожалуйста. -Я тебе ветеринара, вместо него, дам.- На Воробьева снизошло, видно, вдохновение.- Сам говоришь: пополам с ними работаешь. -Больных ему показывать?- не поверил ушам Пирогов. -А что такого? Если разобраться не можете... У него глаз хороший. Чучела хорошо делает... Так Ивана Александровича никогда в жизни еще не прикладывали. Но он выдержал удар с честью: -Можно. Вместе с профессором. Консилиум устроим. Один другого стоит. -Порешили, значит.- Воробьев пришел в хорошее расположение духа: оттого что проучил невыносимого умника.- Устроим им очную ставку. Или, как ты говоришь, - симпозиум? -Консилиум. Но можно и симпозиум: такого, все равно, не было. -Вот. Разберетесь там с насморком вашим. Скотину только в это дело не впутывайте. Пусть вспышка людьми ограничивается...- и отпустил его душу на покаяние... -Кто ветеринар у нас?- спросил Пирогов Таисию. -А вы не знаете?- изумилась она. -Не приходилось до сих пор. Теперь придется познакомиться. Больных придет смотреть: Воробьев так распорядился. -Правда?!- Таисия засмеялась.- Да ничего мужик. Свойский. Хотя и застенчивый. -Даже так?.. Откуда вы все знаете?..- Таисия предпочла не отвечать на этот вопрос.- Грамотный?- Пирогов будто и вправду хотел пригласить его консультантом. -Да все больше по старинке: запал да зажег, а современных болезней не знает. Как у нас Валентин Парфеныч. Лошадей любит. Хоть и нет их теперь. К коровам хуже относится, а про лошадей все вам расскажет. -Которых нет... А Воробьев - охотник? -Вы и этого не знаете? -Нет. -Начальство надо знать, Иван Александрович. Без этого впросак попасть можно!..- Она вовсе уже расхрабрилась - тут он и подловил ее: -Сколько через больницу больных прошло?.. С заразой этой?.. Он потупился, и Таисии стало неуютно. -По фамилии?- выигрывая время, спросила она. -По фамилии потом будешь отчитываться. Когда комиссия придет... Они мясо твое ели? Которое ты в кафе торговала?.. Ты думаешь, зачем сюда ветеринар едет?.. Он блефовал, передергивал и все возвращался к истории с мясом, которая без него давно бы ушла в забвение. Пирогов, видно, любил искушать и дразнить судьбу или же обладал той обостренной интуицией, которая есть только у хороших врачей и которая сама, помимо воли, говорит иногда их устами. Таисия, по простоте своей, не могла заподозрить в нем ни столь изощренного коварства, ни еще более ей недоступного, врожденного диагностического дара и всему поэтому поверила: -Так кто ж знает, Иван Александрыч, кто что ел? Столько времени прошло!.. Так серьезно? -Хуже не бывает. Дохлого бычка больным скормили. С отрезанной головою! -Господи!- не выдержала Таисия.- Страсти какие!.. И что там, в голове, было? -А хрен его знает что!- припечатал он, и ей стало если не легче, то привычнее.- Семен удружил - век ему не забуду! Со всеми разочтусь - дайте только из дерьма этого выбраться!..- Она поглядела на него с трусливым интересом, и он, увидев его, немедленно этим воспользовался:- Черт! В груди так все и клокочет! Воробьев еще - хоть беги на все четыре стороны!.. Что делаешь сегодня?.. У нее голова пошла кругом, но тут она поняла, к чему он с самого начала клонил и устремлялся и зачем пугал ее, встряхнулась и засмеялась: -Дело есть. Просили одни зайти. -Свидание, что ль?- привычно приревновал он. -Да господь с вами. Банки иду ставить. Говорят, хорошо это у меня получается...- и поглядела на него с мимолетным женским любопытством.- Думаете, женщины только о свиданиях и думают? -А о чем еще? -Да о том, что белья бак неделю стоит, квасится, что борщ варить надо. -Врешь все... Поехали к Валентину Парфенычу - звал мириться. Развеяться надо. А то так и лопнуть можно с досады. Останетесь вот без главного. -Давление хотите сбросить? Как бы еще больше не подскочило... На один раз, что ли? -Что ты меня так плохо ценишь? Может, и несколько. -Я об этом разве?- засмеялась она.- Вы, Иван Александрыч, как мальчишка... В следующий раз, говорю, через год позовете?..- Она подумала, взвесила плюсы и минусы, решила окончательно:- Нет, в другой раз как-нибудь. Сегодня не получается... - но не удержалась от похвальбы:- Приворожила вас? А я уже заметила: кто хоть раз со мной побывал, всю жизнь потом возвращается. -Не говори ерунды.- Пирогов, хоть и был волокита, но во всем знал меру.- Я к тебе как к товарищу, а ты помочь не хочешь... Он не то шутил, не то досадовал, а она приняла его слова за чистую монету: -Так если б любовь была, разве б не бросила все да не побежала б?.. Скучно без любви, Иван Александрыч. Не так разве? Он не привык рассуждать на столь отвлеченные и запутанные темы: -Не знаю. Некогда над этим не задумываться... Ладно, ступай. Раз тебе банки дороже врача главного... Какая тут любовь может быть? В таком запале?.. Или, как он говорит, - зажеге?.. 37 Поездка в Тарасовку ничего не дала и принесла одни разочарования. Они отправились туда, чтобы отвезти Пашку и посмотреть как можно большее количество детей (взрослых решили пока не трогать). Именно этого им сделать и не дали. Да еще водитель оказался никудышный: Ирина Сергеевна познакомилась с ним в этот день поближе. Она хотела ехать одна, но Алексей Григорьевич успел присоединиться к ним: остановил машину у ворот больницы. В последние дни он стал степеннее и рассудительнее, но рассуждал и ораторствовал не меньше прежнего: все не мог наговориться вдоволь. Он начал смущать ее своим присутствием: как если бы они остались вдвоем, с глазу на глаз, в крохотной комнате и ей было неловко перед хозяевами, ждавшими их за стенкой,- это чувство возникало у нее и тогда, когда встреча происходила среди большого стечения людей, на открытом пространстве. -Ирина Сергевна сегодня прекрасна, как семь чудес света! Никогда ее такой не видел. Как только удается?.. Все, начинаю новую жизнь. Все будет по-взаправдашнему. Не базарю, не говорю лишнее - все только всерьез, надолго и по-настоящему. - Непонятно было, шутит он или дает обеты: скорее всего, то и другое вместе, но Ирина Сергеевна уже решила не придавать его словам значения.- Паша здесь? Как настроение? -Мамка не приезжает!- пожаловался тот.- Ждет, когда привезут!- Больничные няньки прожужжали ему об этом все уши, и он попугаем повторял за ними. -Завтракал хоть? -Завтрекал. -Вот и хорошо. Никогда не бывает, чтоб все плохо было... Веня сегодня?..- Он нагнулся, увидел за рулем второго больничного водителя, и лучезарное настроение его как ветром сдуло.- Привет, Вень! А вроде Иван собирался? -В область поехал - отчет отвозить. Срочно затребовали. -В область ты ж все время ездил? Там дорога прямая. -А теперь он. Ничего, доеду до вашей Тарасовки. Показывайте только, где поворачивать. -Опять в первом ряду поедешь? -С него заворачивать удобнее. Если б все повороты знать. К ним заранее готовиться надо. -А чего готовиться? Верти - и все тут. Налево да направо. Что тебе тут - трехъярусные развязки?.. Главное, на газ жми. Что ты все время на сорока километрах ездишь? -Привычка такая. Баранку легче крутить. И время есть подумать... Вениамин был белобрысый, полнолицый, с виду благообразный, но подслеповатый, близорукий сорокапятилетний мужик, постоянно нуждающийся в руководстве и в подсказке. Он приехал сюда недавно - в связи с поздней и долго откладываемой женитьбой, трудно привыкал к новому месту и никак не мог вникнуть в его географию. На прежнем он в течение десяти лет водил снегоуборочный комбайн и с тех пор привык держаться первого ряда улицы и не превышать названной скорости. С Алексеем они были антиподы - особенно на трассе и среди оживленного движения, где их обгоняли все кому не лень - даже инвалидные коляски. -Поездка, чувствую, весь день займет. Расстояние немалое - сорок километров. Не заблудиться бы.- Алексей подсел на заднее сиденье к возвращающемуся домой Пашке.- Что это у тебя?- спросил он у него: тот держал в руке нечто мятое и бесформенное.-Конфета?- Ирина Сергеевна не была расположена к разговору и помалкивала. -Конфета. -Кто дал? -Ирина Сергевна. Чтоб сидел спокойно. -Будешь сидеть? -Буду, конечно. А то отберет. -Могу и вам дать,- сказала она.- Чтоб так же сидели,- но он уже избрал Пашу в качестве доверительного лица и наперсника. -А почему сейчас не ешь? -Дома буду. Чтоб ребята видели. -Поделишься с ними? -Нет. Чтоб смотрели. -Похвастаться хочешь? Это верно, это по-нашему. Ирина Сергевна в лавку за конфетой бегала? -Они у меня всегда с собой. Без них работать невозможно. -Накладные расходы. И на меня, говорите, есть? -Если будете сидеть тихо. -За это не отвечаю. Это только Пашка может. Потому как воспитанный. Правда, Паш? -Правда. Нас папка кочергой лупит. -А меня вот не лупили. Зря, наверно. А вас, Ирина Сергевна? Она оторопела. -Кто меня касаться смел?.. Не говорите глупости, Алексей Григорьич. Когда поедем? Чего ждем вообще?.. Машина стояла уже некоторое время с полным набором пассажиров - Вениамин этим не тяготился и сохранял завидное самообладание и спокойствие духа. -Веня чего-то ждет. Наверно, когда мотор прогреется? -Жду, когда говорить кончите. -Это ты правильно делаешь. Сначала поговорим, потом поедем, потом снова поговорим. К вечеру на месте будем. -Разве его дождешься? - упрекнула Ирина Сергеевна: не то водителя, не то Алексея Григорьевича.- Он так до вечера может. Вениамин встрепенулся. -Поехали - значит поехали. Мое дело - сторона. Вы мне только дорогу показывайте. -Вчера же туда с главным ездил? -Забываю всякий раз...- и вырулил, как начинающий, на площадку перед больничным корпусом.- Привык снегоочиститель по городу возить - там везде названия улиц были, а тут нет ничего. -Что ж у вас, круглый год снег шел?- спросил недоверчивый Алексей. -Почему? Летом - поливальные машины. Но маршруты те же. По табличкам ориентировались. -Каждый день по разным улицам ездили? -Почему? По одной и той же. Но другие же пересекаешь. И везде таблички висят.. -А упадет если? -Новую повесят. С этим строго было. -Слыхал, Паш?- оценив в полной мере мудрость его сентенций, обратился Алексей к малолетнему соседу.- Учись - и я с тобою вместе. Глядишь, и вправду всерьез говорить начнем. -Шутите все?- догадался Веня.- Надо мной вообще многие смеются. Кому моя езда не нравится. Веником дразнят. А почему? Веник - он, наоборот, метет быстро... После поворота налево или направо?..- и машина, дергаясь и виляя и передом и задом от подсказанных ей со стороны поворотов и ускорений: как лошадь в цирке, подгоняемая неумелым дрессировщиком - покатила в сторону злополучной Тарасовки. До села они добрались без приключений и остановились возле торцовского дома. -Погудите,- попросила Ирина Сергеевна. Водитель нажал на гудок, но из дома никто не вышел, хотя из окон, кажется, наблюдали. Пришлось идти без приглашения. Выйдя из машины и увидав родные стены, Паша передумал и раньше времени засунул в рот размякшую ириску. Поступок этот послужил сигналом общей вылазке: из дома высыпали трое детей разного пола и возраста и подскочили к вернувшемуся брату - встречая его радостным гиком и вырывая у него изо рта положенную им долю. -Разве так брата встречают?- усовестила их Ирина Сергеевна и, во избежание несчастного случая, раздала из своих запасов каждому по конфете, после чего те на время успокоились.- Соскучились по брату? -Соскучились, конечно,- отвечал за всех старший, Костя.- Народу совсем мало осталось. Подраться - и то не с кем. -А еще один где?- Ирина Сергеевна перебрала всех по головам и одного недосчиталась.- Его Петькой звать? -Славкой,- сказал Костя.- За грибами пошел. -Один? -А что такого? У нас здесь волков-медведей нет... А добавку нельзя?- попросил он.- Как старшему? -Свою должен отдать, раз старший,- выговорила ему Ирина Сергеевна, но конфету дала и уже приготовилась одарить по второму кругу и других, но те отнеслись к требованиям старшего как к неоспоримой привилегии и ни на что больше не притязали.- Родители дома? -Мать дома, борщ варит, а папка конбайн чинит. Там работы - начать и кончить осталось.- Это была любимая фраза отца, она нравилась ему своей всеобъемлющей хваткой.- Пойдем в дом - мамка сказала, занята очень...- и Костя возглавил поход в избу-землянку. -Не разоришься?- спросил Алексей у Ирины Сергеевны, которому эта сцена доставила не совсем ему самому понятное удовольствие. Ирина Сергеевна пренебрегла его сочувствием - тогда он поставил вопрос иначе:- А хорошо это вообще - детей сладким кормить? У них диатез на этой почве развивается. -Это он у вас, в Москве, развивается,- греша против истины, укорила она его и с ним - и славный город наш, не пользующийся доброй славой в отдаленных селах и весях.- А здесь я что-то не видела... Не с чего...- и вошла в дом: рослая, крупная, веская... Ярким летним днем дом не производил того мрачного впечатления, что при первом его посещении: глаз приятно отдыхал в полутьме после ослепительного блеска улицы, а от сложенных из полос дерна стен шла земляная прохлада, которой не было в насквозь пропекаемых деревянных срубах. Хозяйка стояла перед керосинкой и варила борщ. Она обернулась, увидела Ирину Сергеевну с сыном, мимолетно ему обрадовалась, но не особенно удивилась и не оставила своего занятия - спросила только, удовлетворенная его состоянием: -Выздоровел? -Не совсем,- вынуждена была сказать Ирина Сергеевна: как совестливая мастерица, сдающая работу заказчице.- Язвы во рту остались, но должны пройти. -Пройдут, конечно,- снисходительно и со знанием дела отвечала та, продолжая помешивать в кастрюле.- Раз конфету ест, значит, все в порядке... А остальные где? Вы вроде не одни из машины вышли? -Видели, как мы подъехали? -Видела, - призналась она.- Вы ж гудели... Отойти не могу: борщ варится... Ирина Сергеевна не стала уличать ее в неискренности, хотя знала, что борщ тем и хорош, что варится сам собой, но поневоле насторожилась - как всегда, когда ей что-то было неясно: это свойство всякого толкового доктора. -Все здоровы? -Да вроде... Если и болеют, разве за ними углядишь? Это когда сильно кого прихватит, мы волноваться начинаем. И вас беспокоим...- Говоря это, она словно к чему-то прислушивалась. -А Славка где? -А где ему быть? Пошел куда-то...- Славке было пять лет, и далеко он один, без братьев и сестер, пойти не мог: Ирина Сергеевна достаточно жила в деревне, чтоб не знать этого, но не успела спросить ничего больше: со двора донеслось квохтанье кур, и хозяйка встревожилась не на шутку: -На двор пошли! Чего они там не видели?!.- и, бросив все, побежала на шум, будто там могло произойти нечто из ряда вон выходящее. Ирина Сергеевна последовала за нею... Среди двора стояли Алексей и водитель. Алексей оглядывал место, где неделю назад валялся пьяный: как преступника тянет на место поступления, так и пьяницу - туда, где он лежал в последний раз без памяти и где, очнувшись, изумленно взирал на мир, будто только что родился на свет и впервые знакомится с его великолепием. Вениамин стоял столбом среди шныряющих взад-вперед птиц и тоже осматривался: не потому, что был уже здесь, а потому как раз, что еще не был. -Что вы тут делаете?- подозрительно спросила запыхавшаяся хозяйка и поглядела на хлев, в котором томилась и мычала корова, кормилица их семейства. -Да вот - смотрю, где лежал в последний раз,- охотно поделился воспоминаниями москвич.- Помню, как они меня в зубы клевали. А я, говорят, храпел так, что они с тех пор не несутся. -Почему? Несутся как положено.- Хозяйка, как и многие другие женщины, не любила, когда порочили ее имущество.- Все у нас как надо. -И хозяин не пьет?- с веселым участием спросил Алексей.- Привет ему передавайте. -Выпить захотели? -Да нет - так спросил. Тоже завязал с тех пор. -Не пьет,- подтвердила она.- У него это полосами. Как одна начинается, так другую жди. А так - все путем,- уже успокоившись, прибавила она. -Только корову взаперти держишь,- заметил, ни с того ни с сего, Вениамин, от которого меньше всего этого ждали.- Ее на выпас надо вести. Пастуха в деревне нет?- Хозяйка дрогнула, но оставила его слова без внимания - только прикусила язык и пошла угловато в дом, не пригласив их и не желая с ними разговаривать. -Неприветлива она сегодня,- заметил Алексей.- И молока не предложила. -А нет потому что,- распространился словоохотливый водитель, довольный тем, что попал в точку и посрамил сельскую жительницу.- Темный народ. Ее выгуливать надо, на пастбище вести, а они в хлеву держат. Летом сена не напасешься - на зиму потом не хватит. Куда как хорошо - летом травой кормить...- и выйдя на улицу, загляделся по сторонам: видно, в поисках таблички с ее названием... -Одним меньше стало,- произнес патетически Алексей, садясь в машину рядом с Ириной Сергеевной.- Пашу сдали на поруки. Теперь нас никто не разделяет. -Может, вперед сядете?- предложила она: его соседство ее тяготило.- К рулю поближе? -Да ты что?!- Он упорно обращался к ней на "ты" - в то время как она столь же упрямо ему "выкала".- Меня от этого тихохода в дрожь бросает!.. Уехать, что ль, без него... И правда пересесть?..- и рванулся вперед, норовя перемахнуть через спинку сиденья, но шофер уже шел к машине: вид у него при этом был самый сосредоточенный и озабоченный. -Случилось что?- невольно спросил Алексей. -Да смотрю: пыли много. Поливальную машину бы сюда. -И тебя на нее посадить? Водитель был напрочь лишен юмора: -Я снегоуборочный предпочитаю. Поливальной обязательно кого-нибудь забрызгаешь...- и даже острый на язык москвич не нашелся тут, чем ему возразить или просто ответить... Шашурины были сама противоположность - и Торцовой, и себе самим в первое знакомство с ними. -Садитесь тут: здесь и стулья удобные и солнце из окна не падает. Жарко сегодня, с утра тридцать градусов в тени было. Жена сейчас квасу достанет: у нас квас холодный, в погребе держим - единственное место, где хоть какая прохлада держится. Присаживайтесь, Ирина Сергевна. У нас в прошлый раз разговор с вами не вышел - давайте сегодня обо всем договоримся: как говорится, виноваты, исправимся - не согрешишь, не покаешься... Дом их выглядел зажиточно. Хозяин был механик, человек на селе нужный и нарасхват требуемый - он знал себе цену и держался с достоинством, умеряемым только необходимостью загладить вину и наладить отношения с детской докторшей. Он был еще молод, обходителен и обладал приятными манерами и ухватками. Жена его, если судить по верхам, по наружности, заметно ему уступала, была ему не пара. Она угловато сновала по горнице, доставала одно, прятала другое, расставляла по углам стулья и табуретки - все молча и с некой стыдливой многозначительностью во всем своем облике. Только на Алексея она поглядела иначе: воровато и с беглым любопытством и тут же отвела глаза в сторону, но и этого короткого взгляда было достаточно, чтобы муж обратил на него внимание: имел, видимо, на то свои основания - супружеское неравенство часто таит в себе былые неверности. Он был, кстати, белобрыс, она черна, как цыганка. -Всем квасу налить?- спросил хозяин, оглядывая гостей: Ирина Сергеевна и Алексей Григорьевич сели на отведенные им места, водитель же остался стоять дорожным знаком среди горницы, разглядывая не то стены, не то прикрепленные к ним семейные фотографии. -А молока нету?- вдруг спросил он и сел на диван, который был застелен белым и предназначался не для сидения: здесь, должно быть, почивали почетные гости. Лицо Шашурина вытянулось. -Молока нет... Корову не держим. Раньше была, потом решили, не нужно. Времени много занимает. Не у меня - у нее, конечно...- Он поглядел на жену, приглашая ее в свидетели, и она согласно кивнула. -Жаль,- искренне подосадовал Вениамин.- В жару хорошо утоляет...- и Шашурин, вместо того чтоб развести руками или как-то иначе выразить свою беспомощность, вскользь и недоверчиво уставился на него: будто разглядел в нем злоумышленника или кляузника. -Мы детей пришли посмотреть,- сказала Ирина Сергеевна, прерывая разговор: она стала различать уже кой-какие скрытые пружины происходящего. Если при просьбе водителя лицо Шашурина замерло на миг, то тут оно, напротив, пришло в особенное движение. -А их в этот раз и в самом деле нет! В прошлый раз я соврал: они, если правду говорить, были - только собирались к бабке, а теперь и впрямь вывезли! -Далеко?- спросила Ирина Сергеевна. -Да рядом - сорок километров. В другом только районе...- и замолк, не давая более точных сведений. -Адреса нет? -Какой там адрес? Степь кругом, а посредине роща. Туда месяцами никто не ездит - мы только навезли всякого. -Здоровы хоть?- спросила она. -Кто?- не понял он. -Дети. Я же по их части. -Здоровы. Что им сделается?.. Я им сказал, чтоб до осени не приезжали. Погода если хорошая будет стоять, можно и в октябре вернуться. Школа, конечно - но, в случае чего, и с учителями договориться можно: люди свои, отнесутся с понятием. -Жизнь, гляжу, везде одинакова,- профилософствовал Алексей Григорьевич, а Шашурин понял его по-своему: -Так нужен всем, поэтому... Я ж механик классный. И к тому же - непьющий. Привозят драндулеты свои - чиню их, делаются как новенькие. Редко когда в тупик встаю, обычно справляюсь. Сегодня вот, правда, привезли - не могу понять, что в движке творится. Или правильнее сказать - что они в мотор этот вбухивали. Чем, иными словами, заправляли... -Дай погляжу,- сказал с важностью Веня - он встал наконец, к великому облегчению хозяев, с накрахмаленного покрывала и прогулялся по комнате.- Может, чего увижу...- и вид у него при этом был такой положительный и представительный, что Шашурин, хоть и был не промах, тут дал осечку: потому, наверно, что волновался. -Посмотри, пожалуйста,- поверил он: тем более что ему самому не терпелось покончить с их визитом.- Я сообразить не могу... Тебе переодеться дать? -Так взгляну. Лезть в него не буду. Иногда и так слышно. По стуку...- и Шашурин, заранее проникшись уважением к столь незаурядным техническим способностям гостя, с почтением кивнул и, оборотившись к Ирине Сергеевне, из приличия засомневался: -Ничего, что мы разговор закончили? Неудобно как-то?..- но она была незлопамятна и уже отпустила ему все грехи, и прежде всего дачу заведомо ложных сведений... -Как здоровье ваше?- спросила она у хозяйки. Муж остановился у порога и прислушался к разговору. -Ничего!- заулыбалась та, довольная тем, что на нее обратили внимание.- Почихала немного: хрип, что ль, был. Теперь ничего. -А что за грипп? -Да я знаю разве? Неученая - не скажешь... Вроде как нездоровилось...- и пошла подметать пол в прихожей, которую гости, не снявши обуви, могли и запылить и запачкать. Муж, довольный ее ответами, вышел из дому. Технари пошли чинить машину. Ирина Сергеевна и Алексей Григорьевич сели в тени во дворе. Хозяйка поглазела на них из окна, затем и она исчезла... -Ну что, королева? - обратился Алексей к Ирине Сергеевне. Та рассеялась, вышла из состояния задумчивости: -Чья королева?- Она не любила неясностей. -Тарасовки. Или Петровского уезда. Выбирай, что больше нравится... Что задумалась? -Думаю, врут все,- неловко призналась она. -Врут! Невооруженным глазом видно. А ты в этом сомневалась? -Как-то не по себе... Я ж их детей лечу. -Это важно, конечно,- подразнил он ее.- Все забудешь - тебе в ноги бухнешься... Значит, надо, раз врут. Что-то они тут скрывают все, а что - неясно... Вранье - это, Ирина Сергевна, наше естественное состояние. -И ты такой? -Конечно. Врать лишнее не буду, но и правды не скажу: язык не повернется. -Откровенный ты...- Теперь и она перешла на "ты" и не заметила этого, но он, напротив, воспринял как факт первостатейной важности. -А как иначе?.. Расстроилась? -Конечно... Не люблю, когда мне лгут. И не понимаю этого. -Ты деревенская и не понимаешь? Я горожанин, столичная штучка - и то за версту чую, что дело нечисто. Что ж так? -Значит, такая простодушная... Если все так рассуждать будут, что тут тогда будет? -Не знаю. Пусть у других голова болит. Вот тоже - достойный представитель нашего племени. Не поймешь: не то дурак, не то нарочно придуривается... Он имел в виду Вениамина. Хозяин вышел с ним на двор. Шашурин нервно щурился на солнце и пытался соблюсти приличия, но это ему удавалось трудно. -Я в снегоочистителях разбираюсь,- оправдывался Вениамин.- У них щетки часто из строя выходят - так я их чинить навострился, отдираю просто, а тут совсем другое дело. -Какие щетки?- вскипел тот, не понимая. -Которые снег счищают. Не те, что ты думаешь. Тут карбюратор полетел. А может, коробка передач - так сразу не скажешь: нужно внутрь лезть, а я не при форме.- На нем был рабочий комбинезон небесно-голубого цвета, который носят только клоуны и дети ясельного возраста. -Это ты мне говорил уже!- склочно возразил Шашурин.- Зачем было крыло отрывать? Меня ж хозяин за это спросит! -Так оно на честном слове держалось... Это я посмотреть хотел. У снегоочистителя со стороны крыла доступ есть. У поливалки, правда, нет. Слушай, у тебя попить нечего? Можно и квасу. Я слышал, у тебя квас хороший?..- Шашурин обмер, потом собрался с духом и пошел, со свирепым выражением лица, в дом - за квасом.- Я тебя здесь подожду,- послал ему вдогонку Вениамин.- В тени: на солнце жарко...- и сел на корточки под навесом. Ирина Сергеевна вздохнула. -Пойду к Семену Петровичу. -Меня с собой не возьмешь? Тут и она заметила перемену в его обращении: -Мы уже на "ты" перешли?.. Да нет уж. Вдвоем с ним посекретничаем. -Один он больше тебе скажет? Напрасно так думаешь... Ладно. Мы здесь тогда посидим, с Веником. Авось, квасу поднесут... А может, и еще чего... Ирина Сергеевна и вправду зря строила иллюзии в отношении фельдшера: он оказался не доступнее и не откровеннее прочих. На правом глазу у него темнел свежий синяк, которым другие срамятся, а он словно щеголял и красовался: был оживленнее и веселее прежнего. Перед ее приходом он расставлял на стеклянных полках медицинского шкафа медикаменты и инструментарий: такие перестановки делают, когда наводят порядок в своем жилище и собираются жить хоть чуть, но по-новому. -Новые поступления?- спросила она. -Да нет. Переставляю просто... Мази внизу положу, а скальпели с пинцетами сверху. Они больше впечатления производят. -Мази в холодильнике держать надо. -Так нет его. И старые уже: все равно не годятся. Новое что-нибудь, Ирина Сергевна? - Он торопил события: хотел поскорей от нее избавиться. -Да все то же, Семен Петрович. Больных новых нет? -Каких? -Да тех, что раньше были. С язвами. -С язвами?- спросил он, будто в первый раз о них слышал.- Не жаловались. По его бодрому тону и такому же выражению лица было ясно, что и он врет тоже. -Может, скрывают?- спросила она, исследуя его пытливым взглядом. -Может, и скрывают,- покорно согласился он.- У них узнаешь разве? Народ такой - двусмысленный. Не захочет, и богу не скажет: соврет и перекрестится... Ей наскучило биться головой в стену, и она свернула разговор - притворилась, что забежала к нему случайно. -Если будет что, скажите. Я вам принесла кое-что...- и полезла в сумку за фонендоскопом: приготовила его заранее, чтобы облегчить свою миссию.- Лишний оказался. Он увидел помятую, побывавшую в деле трубку, ненадолго обрадовался: -Трубку принесли?! Это хорошо - теперь буду легкие слушать... А то что это за фельдшер без фонендоскопа? Рядом с хирургией положу - пусть видят...- и свернув трубку, как змею, кольцами, положил ее возле тупого, видавшего виды скальпеля, которым и колбасы было не нарезать.- Еще бы аппарат для измерения давления - многие интересуются. -Вы сегодня веселей давешнего? -Так вот - глаз подбили и веселюсь,- отвечал он с насмешкой, в которой звучала правдивая нотка.- Свои все... Она решила все-таки, что он шутит: -Что смешного? Плакать надо. -Так это конечно!- поспешно и с чувством согласился он.- И поплакал... Но, с другой стороны,- прибавил он со значением,- побили и забыли, теперь квиты...- и добавил в свое оправдание:- Мне с ними жить приходится. Лет десять еще протяну...- прикинул он.- Пятнадцать не выйдет: слишком уж тошно...- и она снова не поняла, говорит ли он всерьез или, как говорил Алексей, придуривается. -Надо детей в селе посмотреть. Как организовать это? Он замешкался, сохраняя на лице послушное, податливое выражение. -Нет никого. Разбежались кто куда - не сыщешь. Разъехались. Лето. -На курорты?.. Надо вызвать - тех, кто остался. Можно здесь расположиться? -Здесь?- удивился он.- Тут взрослых смотрят. Антисептика. -Не поняла? Он озадачился, потупился и заговорил совсем уже бессвязно: -Ирина Сергевна - ну их, детей, в болото. Я от торцовского никак не отойду...- и одарил ее немым, но выразительным взглядом:- Не хотят они, чтоб детей их смотрели. Оставьте их в покое... -И что ты у него выспросила?- спросил Алексей, когда она вернулась к шашуринскому дому, возле которого раскалялась оставленная на солнцепеке машина и рядом, в тени, остывали два бездельника. -Трубку ему занесла,- скупо отвечала она, не желая распространяться.- Была лишняя. -Она ему так нужна? -Сам сказал. У Торцовых. -Тебя ж тогда не было? Ты с ребенком за перегородкой была. -Не за перегородкой, а за тряпкой... Ты и это помнишь? -Обязательно. Я про тебя все рассказать могу. В мельчайших подробностях... Теперь слушать больных будет? -Не знаю. Захочет, будет слушать, нет...- и не договорила - за ненадобностью.- Во всяком случае, не будет жаловаться. -Вот именно. Ты ему весь кайф сломала. Ему так удобней было. -Ты мне только его не ломай,- негромко попросила она.- Не зуди... Нельзя ж все своими именами называть. -Сама об этом просила. Чтоб все всерьез и взаправду. -Мало ли о чем я просила... Едем - пора обратно ехать... Но до Петровского они добрались только глубоким вечером и умудрились по дороге заблудиться... То есть Вениамин благополучно и почти без подсказки довез их до районного центра, но при подъезде к нему, переоценив свои возможности, не вовремя заупрямился и, не слушая ни Алексея, ни Ирины Сергеевны, свернул где не надо - после чего они с опасным креном съехали к реке и двинулись вдоль нее по узкой колее, с которой не было уже возврата. Им встречались косые переулки, ведущие назад на шоссе, но они были или слишком узки для водителя и он не мог в них вписаться, или чересчур круты и он боялся перевернуться. Приходилось ползти дальше по набережной - если можно было назвать так узкий одноколейный проезд, с которого справа ничего не стоило свалиться в черневшую по соседству воду, а слева - пересчитать боками штакетины заборов, свисавших, наподобие рваных бус, четок и ожерелий с общего склона или даже обрыва. Ирина Сергеевна не выдержала, пожаловалась: -Я терялась здесь раньше, но это среди степи, в пургу, а чтоб посреди Петровского, среди бела дня, летом? Такого еще не было! -Не день, а вечер,- оправдывался Вениамин.- Девять часов, скоро совсем стемнеет... Такой уж город! Ни тебе фонарей ни указателей! Разве можно по нему взад-вперед ездить?.. Солнце давно село, сумерки сгущались, все кругом показалось им чужим и ни разу не виденным: не только Алексею, бывшему тут без году неделя, но и Ирине Сергеевне, жившей как раз наоборот - год без недели. В Петровском жили наверху и к реке почти не спускались - здесь было царство купающихся ребят и стирающих белье женщин: ходил катер, но им, после открытия автобусной линии, никто из уважающих себя людей не пользовался. Положение усугублялось тем, что Вениамин не умел разворачиваться на пятачке: для этого ему нужно было колхозное поле - именно таких размеров была площадь в городе, где он до недавних времен совершал круг почета и возвращался в парк по противоположной стороне той же улицы. Один проем в овраге был шире прочих и, на удивление всем, просторный - только дороги не было: вместо нее - ровная, поросшая сухой травой наклонная плоскость. -Рискнуть, что ль?- спросил Вениамин. -Давай!- поощрил его Алексей, всегда готовый к риску.- Не гони только. Мы выйдем, подскажем. Проведем тебя - как крейсер через Дарданеллы!.. Совместными усилиями они поднялись наверх, но и тут не попали на заветную шоссейку, а уперлись в забор, ограждавший изнутри участок - видно, отведенный под строительство. -Кто ж посреди дороги забор ставит?!- разозлился Вениамин, обычно сдержанный и миролюбивый.- Ну, бляха-муха!..- Он вышел из машины, ткнул заборчик ногой, еще раз чертыхнулся:- Все! Больше не поеду!..- пошел куда глаза глядят, очертя голову. -Ты куда?!.- изумился Алексей, у которого среди немногих оставшихся у него нравственных устоев и принципов был тот, согласно которому водитель, как капитан на корабле, не имеет права покидать машину среди дороги, да еще с двумя пассажирами. -Домой пойду!- прокричал тот, не останавливаясь.- С утра не емши! Квас только пил, а у меня от него живот пучит! -О чем раньше думал? -Да вот, не подумал!- донеслось из потемок.- Сейчас вспомнил только! Как вспучило!.. Назад он уже не вернулся. -Все, финиш!- сказал Алексей.- Вдвоем остались. Теперь ясно, что не притворяется. -Ты с ним, часом, не сговорился? -О чем? И когда? -Пока я к Семену Петровичу ходила... О чем вы там разговаривали, под навесом? -Разные движки обсуждали!.. Что вы такое говорите, Ирина Сергевна?.. Это вы слишком высокого мнения о наших артистических способностях! Веник он веник и есть - какие там розыгрыши? Выбраться бы отсюда да машину назад доставить! А то засмеют завтра в больнице. Пересаживайтесь вперед, здесь надежнее. -Я слышала, наоборот: сзади безопаснее? -Это если нормально ехать, так, а если к реке раком пятиться, то лучше спереди... Не хотите? Ну, держитесь тогда! Раз вы такая бесстрашная!..- и они съехали вниз к воде, где Алексей вовремя затормозил и вывернул баранку, - машина затряслась по ухабам дальше. Они выехали на районное шоссе - вернулись, как из зазеркалья, к знакомым местам, к опознавательным знакам и путям сообщения. Надо было ехать в больницу, но Алексей надумал иначе: -Может, ко мне заедем? -Зачем? -Хозяйке сливу привез - ведро за рубль купил, идти с ним по Петровскому не хочется... Ведро еще надо назад везти. Хозяйка так сливу хотела продать, что и ведро отдала: потом привезешь, говорит.- Ведро он купил, чтоб был предлог заехать домой: она не зря заподозрила его в лукавстве. -Привезешь - куда ты денешься,- сказала она.- Тут тебе не Москва... Я и не заметила, когда ты купил его. Эти слова заключали в себе согласие (повод был и вправду уважительный), и он, хваля себя за предусмотрительность, бойко порулил к месту своего временного жительства, подавая короткие, доверительные сигналы гуляющим по шоссе парочкам и высвечивая темноту фарами. Они подъехали к дому, черневшему неправильным многогранником среди более светлого, чем он, редколистного серого сада. -Зайдешь? Я тебя с хозяевами познакомлю. В карты с ними сыграем. Они подкидного дурака любят... -В дом не пойду,- сказала Ирина Сергеевна, и в голосе ее Алексей уловил некую половинчатость, которой решил воспользоваться: -Пойдем тогда в саду посидим!- подхватил он, нисколько не смущаясь ее отказом.- Там лавочка удобная. Надо опробовать. -В каком смысле?- не поняла она. -Посидеть! В каком еще?.. Пошли? -Пойдем...- и повинилась:- Домой возвращаться неохота... Это у меня не первый раз: как из колеи привычной выбьешься, так не сразу в нее вернешься... Ты ж хотел сливу отнести? -Я и забыл совсем! Сейчас!.. Не уходи только... Этого не надо было говорить: она после его предупреждения застеснялась и едва не передумала, но затем уступила душевной лени и минутному настроению, сказала в свое оправдание: -Ненадолго... Надо этот день неудачный пересидеть, в себя прийти. Он меня из колеи вы