Ксения Букша. Дом, который построим мы --------------------------------------------------------------- © Copyright Ксения Букша Email: da7da(а)mail.ru Date: 18 Aug 2004 Изд. "Амфора", 2004 --------------------------------------------------------------- Букша Ксения, 2002, С.-Петербург Роман Если знаешь, не говори; Если говоришь - не записывай; Если написал - не подписывайся; А если и знаешь, и говоришь, и пишешь, и подписываешься - не удивляйся. Народная мудрость Глава 1: На троих Почему я должен говорить тише Вообще - должен я кому здесь Я хочу тоже в полный рост, слышишь Почему ложью я продернут весь Почему я должен занижать курсы И платить втрое за любой товар Я люблю солнце - мне велят "Щурься" Говорят "Стройся" и "Фильтруй базар" И не то чтобы я такой неслух И не то чтобы больше всех хочу Но земли утроба просто лопнет, если Я хотя бы на пробу вдруг замолчу Я могу только изо всех орудий По природе столько мне дано огня И меня такого не возьмут в люди Не пристроить к делу такого меня Пропаду, как последний дурень Истеку, как мягкое олово Не расти всем колосьям в уровень Не запудрить цыгану голову Хорошие мысли кому попало в голову не приходят. Мысль ищет такую голову, которая, во-первых, сможет ее оценить. Во-вторых, сможет ее реализовать. В-третьих, не свихнется. Правда, мысли иногда ошибаются и приходят в голову неподходящим людям. От этого все беды. Но наша мысль была умненькая девочка. Она долго-долго летала вокруг Земли, выбирая, куда бы ей приземлиться, и выбрала не блаженные Штаты, не жаркую какую-нибудь Малайзию, а Санкт-Петербург. В Петербурге был о ту пору медовый сентябрьский вечер, сумерки и огни, листья всех оттенков, вихри ветра. Мысль приземлилась, осмотрелась и отправилась выпить пива в бар "Корсар", что на улице Малой Морской. Там она заказала себе пива и завертела головой по сторонам. По стенам были развешаны картинки с пиратами, нарисованные карандашом и как бы потрепанные. Бар заполнялся народом. В центре зала играл гитарист, которого звали Ян Владиславович Веселуха. Вокруг него светился воздух благородным дымным ореолом, и сиял он, и почти не двигался, только руки ходили, одна - по грифу, левая, а другая, правая, так била-молотила вверх и вниз, словно бы Веселуха зверька какого мучил. Яну Веселухе было на вид лет тридцать пять, хотя на самом деле - гораздо больше. Есть слова: "Хорошо сохранился", но только Веселуха - не хранился. Веселуха играл на гитаре вещь собственного сочинения, она называлась - "Венецианский карнавал", и звучала по-разному в зависимости от настроения исполнителя. В тот день уже первые три аккорда прозвучали как "хрясь! и - эх!", и дальше пошло лихо. Гитарист с лютым мастерством вдавался во все завитки, кидало его в синкопы - жаркий нрав был у этой музыки - но при этом сам-то Ян Веселуха сидел как влитой, не тряс сивыми волосами с металлическим отблеском, не откидывался назад. - А кто такой Ян Веселуха? - спросила любопытная мысль у мирового Ума. - Физик, - ответил ей мировой Ум. - А почему же он тогда играет в баре на гитаре? - удивилась мысль. - Он что, плохой физик? - Перекрестись, он отличный физик! Он гениальный физик, если хочешь знать. - К нему в голову приходили такие мысли! Здесь было названо с полдюжины довольно известных в физических кругах концепций. Мысль зарделась; ей бы, конечно, хотелось оказаться в такой хорошей компании, но ее смущала практическая сторона дела. - Меня смущает практическая сторона дела, - пискнула мысль, положив ножку на ножку. - Ведь если он - гениальный физик, а сам играет в баре на гитаре, значит, он - русская рохля и не может извлечь прибыль из своего гения. Мало нашего брата сгинуло в безвестности, приходя в голову таким дуракам? Веселуха играл, волнами расходились от него металлические вихри. Гитарист как будто был центром помещения, а вокруг вращалась вся окружающая жизнь, с вкусными запахами, салатами и разными людьми. - Он не рохля и не дурак. Просто его лавочка прогорела, - ответил Мировой Ум. - А в баре на гитаре он тоже не просто так играет. Ты послушай. Мысль вслушалась: от "Венецианского карнавала" хотелось пить дорогое вино и тратить деньги: в самый раз для бара. Бились рыбы в темных омутах, и герцог приводил свои войска в долину, и молния из тугих жарких туч била в ненасытную землю. - Он что, всегда был таким? - Его сделали профессором в двадцать восемь лет. В советское время продавцы в магазинах приносили ему со склада все, что там было. Женщины встают в позу, только завидев его на пути, - расхваливал Мировой Ум. - Ну-ну, - хмыкнула мысль. - Тоже мне! Это ведь не он, а его мысли! - Нет, дорогая, это его душа. Мысль положила острые локотки на стол и вздохнула. Если все обдумать, то человек-то весьма и весьма сомнительный. А если не обдумывать, то теплые серые волны с серебристыми искрами, и хоть на Колыму за ним готова. - Ян Веселуха, - повторяла она, - Ян Веселуха. Разве это русское имя - Ян? - Ты, кажется, придираешься, - хохотнул Мировой Ум. - Ладно, а чем конкретно он занимается в физике? - спросила мысль. - Временем, - ответил Мировой Ум и отключился. Но ведь время - не стихия, не субстанция. В нем, как в доме, живут люди. Время не накормишь музыкой, даже такой благородной и уверенной. Время не зальешь светом призрачным. Нужно решить трижды триста задач и построить железный замок на бетонном острове. Об этом думал Веселуха, глядя своими серыми глазами на ночь, этого он желал всем сердцем, и грозная лилась музыка с его струн, как будто свежим и дымным ветром в грозу веяло. Вечер делался гуще и пьянее, и даже пираты на картинках опьянели, - валялись под столами и прижимались к пушкам да мачтам. Снаружи был заманчивый и медовый сентябрьский вечер. А мысль слушала его, и пила пиво, и закусывала мало. Наконец, ночь вступила в свои права, народ разошелся. Свечи все потухли у картинок, и пираты стали в темноте творить свои пиратские непотребства (блевать на палубу, склонять головы на продажные груди). Мысль поняла, что через секунду будет поздно. Она поднялась с дубовой лавки, оплатила счет, кинулась за Веселухой вслед и влетела ему в правое ухо. Так по пьянке связала она свою судьбу с этим человеком, о чем не раз потом жалела. - Ага, - сказал Веселуха в восторге, остановившись и глядя вверх, - зуб даю на холодец, что мне пришла в голову замечательная мысль. Теперь бы ее не просрать. А мысль-то была, на взгляд неискушенного человека, довольно прозаична, и ничего в ней не было, казалось бы, сверхъестественного. Это была идея прибора для определения редких и рассеянных элементов в любом составе, твердом, жидком или газообразном, по излучению, которое исходит от этих элементов. Словом, не более чем новый тип рентгеновского флуоресцентного аппарата, простого и бесхитростного, с присущими ему рентгеновской трубкой, кристаллической дифракционной решеткой, отбирающей определенные виды излучения, и детектором, регистрирующим импульсы, исходящие от объекта излучения. Все это, плюс сам объект излучения, будь то вода, фальшивая банкнота или речной песок, должно было иметь взаимное расположение. Вот и все; мысль была, конечно, хорошая, она даже вполне тянула на изобретение. Но приди она в голову не Веселухе, а кому-нибудь другому, нечего было бы про нее говорить. - Записывать! - скомандовал громким шепотом Михаил Николаевич Рябинин, лучший друг Веселухи, - записывать, тять перетять, ыть твою ллять! Где бумажка! Карандашик! Писать давай! - Зачем писать, - хрипло отозвался Веселуха, - они шептались, чтобы не разбудить многочисленных детей Рябинина, а также жену и тещу, спавших тут же, - давай сначала дернем по маленькой. - Нет, давай писать! - голос Рябинина сорвался на суворовского петуха. - Пор-рядок должен быть, сять-пересять! - Писать не будем, - пререкался Веселуха, - в Англии конституция неписаная, и вообще, все хорошее - неописуемо, а мысль изреченная есть ложь. Вот ты напишешь, и главное мы потеряем. - Что же надо сделать, чтобы его не потерять? - ядовитым шепотом осведомился Рябинин. - Закрепителя дернуть! - просипел Веселуха. Рябинин выпустил изо рта клуб дыма и потушил окурок о купидона, голубевшего во мраке на столе. Он жил в большой комнате на шестом этаже в старом доме, а кресло, в котором теперь сидел Веселуха, было еще старее, чем дом, - в том кресле сидел еще предок Рябинина, угодивший при Бироне на плаху "за справедливый нрав" (за интриги и заговоры). - Ты оффуел, - зловеще прошипел Рябинин, шаря по столу обеими руками в поисках карандаша и бумажки. - Тебя Родина не простит! - Мастерство не пропьешь, - возразил Веселуха. Наконец, искомый карандашик был обретен; Рябинин стиснул его и принялся при неверном свете фонаря, на подоконнике, заносить концепцию Веселухи на бумажку. Так прошло десять минут; потом Рябинин вгляделся в написанное и чертыхнулся. - Ну че, не нравится? - ехидно прошелестел Веселуха из недр кресла. - Я предупреждал, что так будет. Давай, неси закрепитель. Рябинин ничего не ответил; он молча встал; пятеро детей, теща и жена посапывали в разных концах комнаты. Поутру Рябинин долго будил заспанных детей и обливался с ними холодной водой. Он воспитывал их по-суворовски: учил, где какой музей и памятник, а за промахи бил липовой ложкой по лбу. Потом он тяжело вздохнул и прошел в кабинет. В кабинете стлался слоями синий дым; Ян Владиславович сидел в кресле, утомленный, и пил темное пиво. Рябинин опять смущенно вздохнул и сел рядом. - Ну, это, в общем, - сказал он. - Мне как бы на работу надо. Ты заходи, если что... Веселуха поднял брови. - На какую работу? Ты же теперь со мной работаешь. - Так это же мы так, - удивился Рябинин. - Чисто теоретически. Вчерашнее вспомнилось ему, как смутный сон: чем-то они вчера тут баловались, пили, плясали по кабинету. Какую-то красивую задачку решали. - Ну, нет, - сказал Веселуха спокойно. - Понимаешь, я чувствую, что... - Веселуха щелкнул пальцами. - Ну не могу я бросить такую красивую идею. Физически - не могу. Жалко. Идея-то перспективная, я чувствую, - Веселуха залпом допил пиво и убрал бутылку, - понимаешь, я чую в ней что-то важное, с большими последствиями для... в общем, давай попробуем! а там посмотрим... - Нет, ты точно оффуел, - сказал Рябинин жалостливо. - Мало тебе было одного раза? До сих пор долги платишь. - Да ну! - махнул рукой Веселуха. - Тот раз не считается. Это же просто цех на заводе был. Завод гигнулся, а этот цех я вытащил. А тут, - Веселуха хлопнул руками по ручкам кресла, - ничего! Ровное поле! - Вот именно, что поле, - пробурчал Рябинин. - Что тебя так восхищает? Нет уж, - твердо заключил он, - у меня пятеро детей и предки-дворяне, извини, друг, но тебе придется обойтись... Конец предложения застрял у Рябинина в горле. Он увидел в зеркале себя постаревшего на двадцать пять лет, седого и бессмысленного. Вокруг метались печальные листья. Суровое время, если потерять тебя, то и сам в тебе затеряешься! Если убить тебя, то и ты нас убьешь. На что опереться? Какой дом построить, чтобы успеть тебя понять? - Мы прогорим, - сварливо сказал Рябинин. - Тебе-то наплевать, а у меня дети малые. Я научу их танцевать румбу, выведу на Невский, и скажу: "Люди добрые! Веселуха втянул меня в ужасную авантюру, обаял, завязал мне глаза, и вот теперь мои дети вынуждены кормить своего нищего предка". - А я, - упоенно подхватил Веселуха, - буду сидеть в смрадной яме и питаться шкурками от картошки, которые мне будут бросать добрые люди. - И все это - ради идиотской идеи, которая нагло втемяшилась нам в голову. - Ради какой-то дурацкой мысли, которую мы из милости подобрали. - И дали похмелиться. - Все, хватит, - прервал его Веселуха, - пошли искать деньги. Но деньги на дороге не валяются. И не всякий умеет извлекать их из окружающей среды. Не всякому дано снимать пенки с дистиллированной воды. Гений Веселухи и золотые руки Рябинина ничего не смогли бы тут поделать. Тут нужен глаз-алмаз, темное прошлое и неслучайные связи. Необязательно? Но желательно... - А не позвать ли нам Сашу Лукина? - сказал Веселуха небрежно. Рябинин хихикнул. - Так он к тебе и пойдет. Он же у нас банкир, - в это слово Рябинин влил много горькой иронии, и недаром. Когда-то Александр Петрович Лукин был неплохим физиком. По мнению Рябинина, его уход в бизнес был предательством родного выпуска и всей физической науки. - "Шустрый!" - с ненавистью говорил Рябинин. С такой ненавистью не говорят о чужих - только о своих, родных. - Я тебе еще раз говорю, что он к нам не пойдет, - терпеливо объяснил Рябинин. - Он не тот человек. - Какой он человек, нам неважно, - молвил Веселуха. - Но он разбирается в финансовых потоках. Труднее было бы найти вещь, в которой Лукин не разбирался. У этого человека было шило в одном месте. Он, как летучий Меркурий, опылял все темные сделки Севера и Запада. Четыре дня назад он пил водку с одним из сотрудников Комитета Бесценных Бумаг по случаю погашения облигаций городского долга, и тот проболтался, что "на границе слышен шум моторов, виден блеск вражеских касок", - в общем, "все хорошо, да что-то нехорошо". Лукин нервно потер шею (галстук начинал натирать) и на следующее же утро сбежал с номинального места работы, заметая следы зелеными деньгами. Теперь Лукин сидел в кафе, положив ногу на ногу, облегченно отдувался, и читал в газете "Спекулянтъ" про то, как всех его начальников схватили, повязали и пришили им уголовное дело. А с него спрос какой? Он человек маленький. Лукин пил кофе, мир виделся ему в радужных красках. Рядом с ним лежал его маленький телефончик. - "Интересно, кто первый меня перекупит?" - думал Лукин. Он прикидывал свою будущую зарплату и сдувал пылинки с ботинок. - Ну, кто там звонит? кого Лукин осчастливит своим беспокойным гением? - Здравствуй, Лукин, - сказали в трубке. - Это Ян Веселуха. - А, да! - схватился Лукин. - Привет! Как ты там? живешь? - Ты мне нужен, - сказали на том конце. - Иди ко мне работать. - Счас, - ответил Лукин легкомысленно. - Шнурки поглажу. А как ты догадался, что я безработный? - Нутром почуял, - сказали там. - Ну, приезжай ко мне, обсудим! - Ладно, - сказал Лукин, - давно не виделись. Вспомнить, думал он беспечно, друзей, может, чем помочь. Ведь есть же на свете люди, которые... Как ему сейчас обрадуются! Зазавидуют. Ну, он не будет хвастаться. С этими мыслями мелкий жулик Лукин и вошел: Веселуха и Рябинин сидели за столом и смотрели на Лукина жалостливыми взглядами. Лукину стало несколько не по себе. - Пришел, - приветствовал его Веселуха. - Выперли из банка-то? - Да я, собственно, там и не работал, - почему-то смутился Лукин. - Выперли, - заключил Веселуха. - Безработный теперь. Кушать хочешь? - Сколько дней не ел? - Рябинин посмотрел Лукину в глаза. - Только честно! И навалил банкиру на тарелку килограмм тушеных овощей. - Ты что, я столько не съем!.. - Идиот! - вскричал Веселуха. - Ему нельзя столько, он же голодал. Еще станет плохо по первости-то. Лукин вертел головой и ничего не понимал. Шутки он тоже любит, но, похоже, эти ребята не шутят. - Ладно, - продолжал между тем Веселуха, - ничего, поработаешь у нас, оклемаешься. - Где - у вас? - спросил Лукин машинально, и выпил водки. - У меня на фирме, - заявил Веселуха. - Не вздумай отказываться! Я знаю, что ты гордый, но мы же не милостыню тебе подаем, ты нам на самом деле нужен. Ведь ты все-таки финансовый гений. Хорошо знаешь, где какая рыба и почем. Мы, конечно, не сможем платить тебе много, но на первых порах на еду хватит... - Мама! - вскричал Лукин. - На какую еду! - На какую захочешь, - пожал плечами Рябинин. - Вкус вкусу не указчик: один любит арбуз, а другой свиной хрящик. И всунул Лукину в рот большой кусок. Тот почувствовал легкое головокружение. - Вы что-то не так поняли, - попытался он поведать сквозь мясо. - Я не голодаю, и мне ничего от вас не нужно... - Зато нам нужно, - сказал Веселуха. - Очень нужно. Лукин проглотил кусок и посмотрел на Веселуху. - Ты что, серьезно?.. - вымолвил он. - Ты... меня... приглашаешь работать к себе на свою маленькую дерьмовенькую фирмочку? - Ее еще нет, - возразил Веселуха. - Почем ты знаешь, что она будет дерьмовенькая? Это зависит в том числе и от тебя. Нет, ты, конечно, можешь по-прежнему делать деньги из воздуха и бросать их на ветер. Но я советую тебе, просто ради прикола, попробовать поработать на реальный сектор. Лукин расхохотался от души. - Нет, Веселуха, - вымолвил он, - в глазах его почему-то прыгали искры, - ты все-таки идеалист. Сейчас я все брошу... и пойду на тебя работать! Он так сыто хихикал, - поел на чужой счет, - что Рябинин от горькой зависти только крякнул. - А спорим, что пойдешь? - сказал Веселуха. - Зуб даю на холодец, что пойдешь. И прямо сейчас. Это было фирменное Веселухино словцо, обозначавшее полную и абсолютную уверенность. - Что, шантажировать меня будешь? - засмеялся Лукин. - Зачем?! - легкомысленно вытаращил глаза Веселуха. - Силой доводов, так сказать, э-э... красноречием исключительно. Лукин хихикнул еще два раза. Веселуха подсел к нему поближе, доверительно к нему обратился и начал неожиданно грустным и хриплым, прямо-таки замогильным голосом: - Неправильно ты живешь, Лукин. А знаешь, почему? Не потому, что ты мелкий жулик. И не потому, что аморальный тип. Нет, не поэтому. А потому, что руки твои не знают никакого ремесла. Ты не видишь того, с чем имеешь дело. Столяр видит свои кресла, садовод - выращенную картошку, футболист - мяч. А ты пинаешь воздух, окучиваешь пустоту, тешешь дырку. И сам ты есть отверстие мира, черная дыра, прогрызенная во времени. Я хочу оплодотворить твой талант реальным делом, применить тебя - может быть, ты оценишь, сколь много удовольствия может приносить такая работа... Так или примерно так говорил Веселуха, и, конечно, никогда в жизни не убедили бы эти слова Лукина, если бы их говорил кто-нибудь другой, или если бы он видел их написанными в книге. Он бы просто не стал их слушать или читать. Но Веселуху Лукин слушал очень внимательно, опустив голову, как пришибленный. Ян Владиславович брал его за шкирку и волок с собой, сделать Лукин ничего не мог. - Р-р-р, - тихо рычал он, как щенок. - ...только полный придурок, - твердо и жизнеутверждающе заключил Веселуха, шмякнув кулаком по ладошке. - Лукин, мне кажется, ты злишься. На кого? - Какого черта! - завопил Лукин. - Я тебе покажу! Я тебя на деньги кину! - пообещал он. - Тиран! Фокусник! - Постой, он что, согласен? - не поверил Рябинин. - Согласен! - разорялся Лукин. - Ему только дай - он на весь мир такое "согласие" наведет, помяни мое слово, Миша! Шпана с Мальцевского рынка!.. - А ты старушка-процентщица, - высказался Веселуха. И вообще, оставим в покое личности, давайте лучше выпьем. Выпить Веселуха был не дурак, особенно любил хорошие крепкие напитки - дрянь не пил, разбирался, и посмотреть на него было приятно: как он незаметно крутил рюмку за ножку, как вдыхал аромат, - и обсудить умел, впрочем, без снобизма. - А, пирог! - закричал Рябинин радостно. - Здравствуй, Ирочка. Это вплыла в комнату мадам Веселуха, - в руках у нее был фирменный пирог с грибами. Но не за хозяйственность выбрал ее Веселуха, а за редкую красоту. Женщин Ян Владиславович обожал, но не уважал, может быть, потому, что они всю жизнь складывались перед ним в штабеля. Мадам Веселуха была на семнадцать лет моложе мужа, и это была его третья законная жена. Он подобрал ее, пацанку, провинциалку, на кафедре, как бриллиант в куче мусора, приодел, обучил хорошим манерам. Впрочем, мадам Веселуха была далеко не дура - в жизненном смысле. - Да, это я, - сказала она кокетливо. - А почему вы сначала пирог заметили, а потом меня? - Натурально, потому что он был впереди, - пошутил Веселуха. - Ира, пить будешь? - Нет, пейте на троих, - отказалась мадам Веселуха. И они выпили, и снова налили, и потом, ближе к полуночи, Веселуха взял гитару и под плеск осенних струй (ливень, холодный и рыжий, бил в окна, стоял стеной) сбацал что-то не ровное, с оттягом, с синкопами - не то джаз, не то мазурку - а Лукин, который с горя напился, сплясал с мадам Веселухой на столе, среди хрусталя, прищелкивая пальцами. "Это я-то дырка! - злопамятно думал он. - Ну, Веселуха, погоди, узнаешь ты у меня". Ах, ночь петербургская, осенняя ночь! Листья слетают, сумерки тают, птицы кричат и витают. Грибами пахнет, сыростью постельной да банной одурью похмельной, в потемках приглядной. Бледные лица во тьме, как рубахи, груди волнуются, как море, в землю впивается горький ливень, сбивает с деревьев листья. Очень просто в такую ночь некоторые выпускают душу полетать - а она и не возвращается... держите крепче, закусывайте, жгите свечи. Ах, ночь петербургская - печальная ночь. Прочь, ступай прочь! Глава 2: С прибором Нева созрела, налилась Все возвышалась в ней вода Бежала, спела и вилась Рвала и мыла горы льда Крошились брызги под мостом И капли-росы били в дом Поверх всего разлился пар Засыпал снег Тугие косы Стыл поток Рукавчик треснул и потек И затопил пологий брег А мы стояли на мосту, Который выгибался над водой, Разлитой вправо, влево на версту, Под низкой тучей и звездой, А справа крепость высока, красна Стояла третий век - зубцы и завитушки, Нам в ноябре невидима весна, И только легкий запах стружки Приносило к нам с залива Третий век тут пахнет эдак, Может, твой дворянский предок, Угодивший несчастливо В эту крепость, чуял тоже Этот запах, запах нови, Он был шишка и вельможа, В жилах пламенныя крови. Нева играет и шипит, Она сравнительно чиста, И ею, словно пивом "Пит", Мы упиваемся с моста, А Питер строит, мастерит И жизнь нелегкая проста. В осенних думах восседал Ян Веселуха на столе с ногами, держа в руке бокал молодого Божоле. В кресле скрутился калачиком господин Лукин, рассчитывая, сколько будет стоить аренда самого дешевого помещения. На полу, среди раскиданных цацек и болтов, сидел растерянный Рябинин и крутил носом. - В чем дело? - спросил Веселуха. - Кристалла нет, - объяснил Рябинин. Кристалл для прибора был - главнейшее дело. Без него можно было и не заморачиваться. - Что, на весь Питер ни одного кристалла фторида лития? - не поверил Веселуха. - Что-то ты мне голову морочишь. Не может быть. - Нету, нету, - отозвался Лукин из кресла. - Я весь город обегал. Ни на рынке, ни в супермаркете - нет. Даже в частных коллекциях нет. Увы. И они уныло поникли головами. Веселуха прислушался к завыванию ветра, всмотрелся в осенний сумрак за окном, и подумал: "В такой день хорошо играть свадьбы и заключать контракты". Плакать же в такой день совершенно ненужно и даже вредно: Нева может выйти из берегов. Веселуха вскочил со стола, взял длинную веревку, намотал ее на пояс и призвал: - За мной. Навстречу ветру ехали они, по набережной и через мост; Петропавловская крепость встала перед ними огромным хищным зубом; служитель пустил их внутрь, и они молча, только отдыхиваясь, дошли до самого верха. Дальше лестницы не было, и балки кончились. - Если друг оказался вдруг, - сказал Веселуха, стягивая пояс веревкой. - Первый я, за мной Рябинин, Лукин третий. Шпиль был мокрый и скользкий, он сужался. Несмотря на дикий ветер, с подветренной стороны на Веселуху село три стойких комарихи и пили кровь. Болото внизу колыхалось и вздымалось, гнулись травы, зрели решения, ехали машины. На булыжной площади стояли, взявшись за руки, дети Рябинина, глядя вверх. - Я наверху! - крикнул Веселуха, перекрывая гул ветра. - Начинаем! - Пошел! - крикнул Рябинин Лукину. Трое отлипли от шпиля, и на истошном ветру завопили в три голоса на всю Россию: - НУЖНЫ КРИСТАЛЛЫ ФТОРИДА ЛИТИЯ! Вздохнули - и по новой: - НУЖНЫ КРИСТАЛЛЫ ФТОРИДА ЛИТИЯ!! На три голоса, за скользкий шпиль цепляясь, голову запрокидывая: - НУЖНЫ КРИСТАЛЛЫ ФТОРИДА ЛИТИЯ!!! Но не давала ответа Россия на запрос их неистовый и серьезный. То ли не было у нее кристаллов фторида лития, так нужных для дифракционной решетки нового прибора, то ли просто занималась она своим делом. И Рябинин повис на своей веревке, сокрушенно цыкая зубом, а Лукин пнул шпиль носком ботинка, а дети Рябинина внизу сели, взявшись за руки, на булыжник, - но не сдался Ян Веселуха. Он мотнул головой и заорал один - злобно и вдохновенно: - Эй, вы! Срань болотная! Ишаки отвязные! Это ваш последний шанс продать ваши хреновы никому не нужные кристаллы фторида лития! Если я и соглашаюсь купить их у вас, то только из сожаления к вам, потому что больше дураков вы не найдете! Я жду три секунды и слезаю! И вот тогда где-то всколыхнулись верхи бурьяна, забулькало болото, и раздался голос - слабенький и вроде женский: - Ну бяритя, бяритя! приезжайтя! так и быть, прададим! есть у нас адин кристалл, мы им агурцы саленыи придавливаям!.. - Мы должны говорить не о том, что нужно нам, - понял Веселуха, - а о том, что нужно нашему партнеру. Лукин только головой покачал: Ян Владиславович удивительно быстро делал выводы. - А теперь нам нужен кредит доверия, - сказал Веселуха. - Ты, Лукин, лично - что можешь предложить? Ничего? Тогда - зачем мы тебя держим?.. - Не так скоро, - сказал Лукин, вытряхивая комаров из ушей. - Есть у меня одна затейка... Только не удивляйтесь и не мешайте мне. - Глупо, - пожал плечами Веселуха. - Кто и зачем будет тебе мешать, если ты принесешь нам деньги? - А если это беззаконие? - вмешался Рябинин, враждебно глядя на Лукина. "Разделяй и властвуй, - подумал Веселуха, - совок и жулик в товарищах". - Если беззаконие, - сурово сказал он вслух, - тогда... деньги отберем, а тебя, Лукин, сдадим в ментовку. Надушенный и одетый в хорошее пальто, Лукин стоял посередине Сенной площади, поигрывая золотой цепочкой. На цепочке, проносясь у него над головой и навевая крылами сон и мрак, носилась над городом гигантская моль, огромная и серая - страшная. - Дамы и господа, - вещал Лукин без выражения, - объявляется скупка зимних вещей на прокорм гигантской моли. Данный вид потребляет в день: шуб норковых шесть единиц, полушубков овчинных десять единиц, шапок-ушанок мужских семьдесят пять единиц... Собирался народ; менты с интересом поглядывали; скинхеды таились у стенки. Пара пропитых субьектов уже успели сбегать домой и толкнуть свои полупердончики; моль радостно приземлилась, сожрала мех и взмыла опять, натягивая цепочку. - А что она будет есть, если не хватит? - спросила какая-то любопытная старушка. Менты прислушались. - Может напасть, - равнодушно сказал Лукин. - У нее вообще-то яички отложены. Скоро потребность увеличится. На этом месте менты решили вмешаться. - Гражданин! - сказали они, обступая Лукина. - Давайте со своей молью куда-нибудь за город. - За город никак нельзя, - сказал Лукин,- поскольку моль требует ухода, горячей воды и центрального отопления. Она нежная. И яички. А если по вашей вине моль умрет, - Лукин отступил на шаг и значительно поднял голову, - у вас будут крупные неприятности в связи с трехсотлетием города. - Ты что ее, мужик, на трехсотлетие Петербурга откармливаешь? - поразились менты. - Да, - ответил Лукин, - на ее крылья будет нанесена карта города, а в зубах она должна держать якорь. Но вы же видите, что насекомое живет впроголодь. Уже пыльца с крыльев осыпается. Менты в замешательстве переглянулись, и Лукин понял, что его дело восторжествует. Вечером того же дня губернатор кричал на подчиненных: - Смотрите у меня! Вы там мне трехсотлетие не компрометируйте! Я ведь все вижу, как вы с животными обращаетесь! Чуть моль праздничную не уморили, позор какой! Под моль было списано много денег из бюджета; вечером того же дня Лукин, по обоюдному согласию, пристрелил тварюгу из охотничьего ружья. - Мысль была ничего, - одобрил Веселуха, - но хороши такие мысли только для "эпохи первоначального накопления". И ты мне, титан Возрождения, больше эдак не крути! Знаем мы твои "надежные схемы". - Не буду, - поклялся Лукин, а сам подумал: "Ты меня еще узнаешь, Веселуха!" Шел первый снег, - какое сладкое время для свиданий, для сделок, для конфликтов, для переворотов. И ведь знаем мы, петербургские жители, что не бывает в октябре настоящей зимы, что еще снег смоет черными дождями, но как хорошо бывает и как приятно, когда вдруг, замедляя темп, осадки начинают не капать, а вот именно оседать... В эти дни Веселуха метался на собаках по Петербургу, пытаясь заключить первый контракт. Срок кредита подходил к концу, в конце декабря маячила смрадная долговая яма. Снежинки падали на красный язык Яна Владиславовича; его волосы цвета светлого металла стояли дыбом, и пригладить их не было никакой возможности. Веселуха источал чистейшее обаяние, он влиял, скакал и интриговал, но директора заводов были и сами не промах. Они подсидели красных директоров, они грабили некогда на большой дороге, учились в бизнес-школах и начинали позорными подметалами. Некоторые из них делали по четыре ошибки в слове из трех букв. Поэтому разговаривал с ними Веселуха так. - Вашему заводу нужен рентгеновский флуоресцентный? - рявкал он. - Зачем он нам? - кисло морщились эти консерваторы. - Мы же пластмассовые игрушки делаем. - Будете смотреть, - гремел Веселуха, - чтобы в пластмассу свинец не попал, а то детки будут ее грызть, помирать, и ваши игрушки никто не будет покупать. А на вас все будут показывать пальцем и говорить: "Вон идет директор завода, который не знал, что в пластмассе был свинец". Директора обалдевали от такого напора. В кабинете становилось нечем дышать. Веселуха бил графины с водой об пол. Директора чувствовали себя обязанными что-нибудь для него сделать. Мокрый молочный снежок засыпал лениво весь Питер сверху донизу. Страсти разгорались. - Тут нам прибор какой-то хотят всучить. - Что за прибор? - Рентгеновский флюоресцентный спектрометр. - А он нам что, жизненно необходим? - Да на хрен он нам не нужен. - Просто позвони им и скажи: "На хрен нам ваш спектрометр? Он нам не нужен". И они отстанут. Просто позвони им и скажи. И вот Веселухин телефон наконец зачирикал. Веселуха долго слушал, что по нему сообщают, а потом ответил "Да", положил трубку и небрежно молвил: - Господа... Мне кажется, у нас наклевывается контракт. - Вот как! - удивился Лукин. Он уже сторговал себе приличное местечко в одном из банков, и уже воображал себе, как он скажет Веселухе "Спасибо тебе за доверие". - И что? - спросил Рябинин жадно. - Мы что, повезем прибор прямо им? нет, пусть сами приходят! Прибор хрупкий. Пусть приходят сюда. Я не повезу прибор, нет, не повезу... - Ишак ты отвязный, - нежно сказал Веселуха. На следующий день они повезли прибор заказчику. Накануне долго торговались о цене. Веселуха исходил из себестоимости, Лукин - из рыночной цены, а Рябинин пытался сочинить цену "по совести". Наконец, все было решено, и вот они поехали на "Ауди" Лукина (Веселуха свою девятку продал) к заказчику. Лукин вел хорошо, но немного резко. Веселуха сидел рядом и непрерывно курил, Рябинин трясся сзади, держа на коленках прибор, как котенка. Вот вдали показались огни завода-заказчика. Их встретил главный инженер. Веселуха взмахом руки пригласил Лукина и Рябинина: те аккуратно внесли прибор и поставили его на стол. - Ой, какой маленький! - умилились лаборантки. - Спектрометры обычно - у-у-у! - Двадцать четыре килограмма, - сказал Рябинин смущенно. - А обеспечение ему какое? - поинтересовались программисты. - Обычный ПК, - пожал плечами Рябинин. Он стеснялся, но Лукин задал тон: - Без разрушения и порчи образца! - вскричал он. - Погрешность до пятого знака по всем элементам! - подхватил Рябинин. - Сто анализов в сутки! - Прост до неприличия! - Работать может даже обезьяна! Так они распинались; характеристики у прибора были и впрямь исключительные, поверить такому всегда трудно: не обманывают ли нас? Народ переглянулся; тогда к столу вышел главный инженер, хлопнул по крышке прибора ладонью (Рябинин вздрогнул) и спросил веско, глядя Веселухе в глаза: - Хорошо, а на Западе - сколько стоит такой прибор? Народ затаил дыхание. Ян Веселуха вежливо ответил: - Наш прибор не имеет аналогов ни в России, ни на Западе... Все выдохнули и посмотрели на прибор с благоговением, а главный инженер, не желая показаться лохом, проворчал: - Это все лирика, а вы продемонстрируйте, как он работает! Может, он и не работает вовсе. Рябинин, волнуясь, поставил образец в кювету и начал анализ. Прибор мигнул, тихо пискнул и анализировать не стал. - Что это он у вас, сломался, что ли? - Да, ежкин кот, - спроста сказал Рябинин в сердцах. Ситуация назревала очень смешная, и уже кое-кто начал улыбаться, но Веселуха не дал ситуации созреть: - Да! - вскричал он вдохновенно. - Прибор сломался. Если бы этого не произошло, вы бы много потеряли! А так у вас имеется редкая возможность понаблюдать, как мы на ходу вносим доработки в его технические характеристики! - Работа над ним ведется непрерывно, - подключился Лукин. - Он становится все лучше и лучше! Рябинин засунул руку в недра прибора и что-то там подкрутил: прибор согласно моргнул, пискнул и начал анализ. Рябинин засветился, как горный гном с самоцветами. Прибор был продан. Долговая яма миновала. Острый снег сваливался в круглые сугробы; он лежал на каждой веточке, на всех мелких подробностях округи: на завитушках Расстрелли, на колоннах Росси, на младенцах, ангелах и демонах. Два бомжа тащили картонную коробку в пункт приема; в конце узкого длинного двора, перед кирпичным забором, махал голыми ветвями обтрепанный тополь. - Вот - наша резиденция, - сказал Веселуха. Шаги отдавались эхом в пустых помещениях, оклеенных белой бумагой. - На берегу пустынных волн, - сказал Лукин. - Зато на окнах забрала железные, - заступился Веселуха. - Перестройка, - отозвался Рябинин из угла. - Чего? - Перестройка, говорю, - сказал Рябинин. - Журналы восемьдесят девятого - девяносто третьего. Кто-то свалил. - Пусть лежат, есть не просят, - указал Лукин. - С налогами хуже. - Да ну, налоги, - махнул рукой Веселуха. - Налогов мы вообще платить не будем. - Это как, интересно? - подбоченился Лукин. - Сами говорили - без схем! - А тут никаких схем и не надо, - ответил Веселуха. - Я же временем занимаюсь. Ну, создадим на нашем участке поле того времени, когда были маленькие налоги. - Да когда ж они были маленькие? - резонно возразил Лукин. - И как это налоговой объяснить? они же не физики. Трубы играли над Петербургом в миг, когда Веселуха вынес из здания с башнями лист, усеянный подписями и печатями. Все было составлено самодержавно. Остальные могли быть сколь угодно крепкими парнями, но хозяином становился Веселуха, и, по сути, только он, хотя по форме весь этот торт назывался ЗАО НПО "Амарант". - А логотип? Какой у нас будет логотип? - Это очень важно. - Вот такой. - Это гробик? - Это кристалл! - А я такой хотел, смотрите. - Это глисты? - Это рентгеновские лучи!!! Когда проспались, поднимался серый день, снег таял, а второго прибора, законченного три дня назад, на столе не было. - Черт, - проскрипел Веселуха, хватаясь за голову, - его же уже Кириши купили. Что мы им скажем? - Что его украли. - А может, это они его вчера забрали? - Нам нельзя много пить, - сказал Рябинин мрачно. - Нельзя много пить за начало работы. Вот, например, в моей родной деревне однажды мужики начали строить дом. Накопили на цемент. Причем долго копили, год. Потом купили этот цемент, разгрузили его, жидкий, около ямы под фундамент, и решили на радостях выпить. Хе-хе. Веселуха откинулся назад, но забыл, что там, сзади. А сзади что-то было вроде пружинки, отчего на дворе стемнело, как в ящике. Край родимый погрузился во мрак, только лаяли собаки, даже машины на Гороховой притихли и не ехали. Небо в окне, перегороженным железным забралом, было полуобморочного цвета: красноватого, сиреневого, местами почти белого - и это была ночь. Внизу было темно, каркали вороны, проносясь низко над снегом. - Веселуха, я, кажется, знаю, - догадался Рябинин. - Это мой дворянский предок прибор унес. - Зачем ему? - Да начальник его на Монетном дворе монету портил, а разницу себе воровал, - объяснил Рябинин, - ну вот, предок мой не будь дурак, хочет это злоупотребление вскрыть и начальника подсидеть. - Умный ты, правнук, - послышалось из угла. Предок был невысок, но крепок и хорош собой, насколько можно было разобрать в полумраке. Одет он был в простой казакин берлинского сукна, и шапки не снял. - Так что я ваш приборчик заберу, ладно? - по-свойски молвил предок, присаживаясь на корточки перед мужиками. - Всеж-ки я его у вас заберу, у вас от одного прибора не убудет, вы еще их наделаете. А долг перед предками и перед Отечеством надо помнить. - Да, да, - соглашался Рябинин, глядя на предка во все глаза и пытаясь различить в нем сходство с собой. Веселуха оторвался от стены и встал: был он выше предка на голову, хоть и моложе лет на пятнадцать. - А вот это вы видели, ваше высокопревосходительство? - спросил Веселуха и показал предку шиш. - Прибор ему, понимаешь! Задаром! - Так я же за Отечество радею, - повысил голос вельможа. - Этот мерзавец Курятинский нам монету портит, а государыня не знает ничего! - За Отечество, - буркнул Лукин, - сам, небось, на его месте будешь так же... - За Отечество - пожалуйста, - согласился Веселуха. - Можем скинуть цену - слегка. - Я вам не купец торговаться, - надулся предок. - Хотите - от налогов вас избавлю, это могу. - А ты знаешь, какие у нас налоги? - поинтересовался Лукин. - А то, - ответил предок, - как не знать. Налоги у вас - грабительские. Сорок с выручки, тридцать с прибыли... Что ж вы, милые? Фонды выбыли? Амортизационный срок? А у нас и на это налог. И прощать не в российском опыте - как на западе, что ни попадя... - Чем шире живешь, - подхватил Веселуха, - тем больше плати! Как ни крути - отдашь нам - немного, о нет! - прибыли девять десятых в бюджет! - Неси на блюдечке с синей каемкою! - Ах, производство наукоемкое? - Ах, там еще и проборов гора? - Ура!!! - В узел рубли увязывай! - И - ни в чем себе не отказывай! - Наша гордость, радетель, рачитель! - Наш... российский производитель! Рябинин и Лукин, раскрыв рты, слушали эту крамолу, не то раешник, не то джаз, а предок и Веселуха, пьяные, плясали и выпендривались: - Сорок с прибыли? - Тридцать с выручки? - Ах надыбали! - Нет ли дырочки? - Куча законов - не пропадем! - Не перепрыгнем, чай, обойдем! - Всех обойду! - Все украду! - Спрячу! - Страчу! - В тень уйду! - Хамство да барство, что за государство! - Руки в боки - дене