Койотова услышала, как Веселуха раздвигает шторы: в комнату влился серый свет, запахло травой и землей неожиданно сильно. - Водички, - ах, от вас током бьет, пардон, как вас зовут, я ужасно... - Ада, - проговорила Койотова. - Не надо воды. - Правильно, - подхватил директор откуда-то сзади (Койотовой казалось, что он обвевает ее крыльями), - чаю с бальзамом и печеньем. Что-то мигом забулькало, и через долю секунды Веселуха уже сидел напротив нее, а на столе круглились две чашки из фарфора с радужными переливами, и из чашек испарялся чай с бальзамом. Койотова схватила чашку и отхлебнула, но хотя она работала журналисткой, а эти дамы умеют пить горячее, язык так и обожгло. - Пейте... как я, - вполголоса приказал Веселуха. Он наклонил свою чашку, отставил - и, взяв блюдце, бесшумно отхлебнул из него, как купчиха, не сводя глаз с Койотовой. Та последовала его примеру, и мир вновь стал реальным. Койотова ужаснулась. А этот тип посмотрел на нее - теперь, на свету, стало видно, что глаза у него яркого и красивого серого цвета, а волосы - светлые с металлическим отливом - и сказал учтиво: - Вообще-то ваше прошлое меня не касается, и я заранее прошу прощения за любопытство. Но мне ужасно интересно: кому такая очаровательная женщина хотела на меня нашпионить? Из горла Койотовой вырвалось хищное фырканье, и она стащила с головы парик. Глаза Веселухи изумленно округлились: - Но у вас же превосходные волосы, зачем, в такую жару... из-за меня, да? Койотова хотела опять фыркнуть, но вместо этого произнесла трагическим тоном: - Да, из-за вас... жестокий мучитель моего сердца! Я хотела нашпионить на вас Самецкому, главе холдинга "Лилит". И странное дело: произнося эти слова, Койотова не испытывала больше никакого помрачения духа. Она говорила их вполне сознательно, а этот гад по ту сторону стола откинулся в кресле... у Койотовой засвербело во всех укромных местах, по телу разлилась теплая волна, но самое идиотское - губы ее растянулись в пленительную улыбку. А Веселуха, казалось, не испытал при этом известии никакой печали, он только сказал рассудительно: - Ну и ладно, все равно это дело прошлое. "Сволочь!" - подумала Койотова, собрала в кулак всю свою волю и спросила как могла жестко: - Почему - прошлое? Веселуха пожал плечами: - Потому что нам действительно очень нужна переводчица. Узнав о новой неудаче, Самецкий взвыл, растоптал ногами пять новых телефонов и изорвал в клочки свой платок из валансьенских кружев. - Сука! - рычал он. - Ну, все, Веселуха, ты у меня поплачешь! С этими словами он придвинул к себе старый телефон, лакированный и бордовый, с крутящимся диском, и стал набирать по нему номер своего человека из правительства Санкт-Петербурга. Номер начинался с цифры "три". Когда Самецкий понял, что случилось, он немедленно взял себя в руки, дождался, когда к телефону подойдут, и сказал: - Алло, это 333-33-33? Вызовите, пожалуйста, неотложку, у меня палец в телефоне застрял. Долго ли, коротко, в конце концов Самецкий вызвонил своего человека, объяснил ему в общих чертах, что нужно сделать с Веселухой и его фирмой, и вздохнул свободно: эти люди шутить не любили. На следующий день, как только солнце заиграло на черной воде Фонтанки, а над тополями поднялась плавная пыль, в "Амарант" нагрянула Комплексная Проверка. Многие считают инспекторов, осуществляющих такие проверки, ужасными людьми. В свое время правительство, обеспокоенное мнением о них, учредило конкурс литературных произведений на тему "Положительный образ налогового инспектора". Первое место по праву заняла старая мудрая Книга, в которой в качестве второстепенных героев фигурируют многочисленные раскаявшиеся мытари. Так вот: те люди, что нагрянули в "Амарант" прекрасным летним днем, тоже были в душе очень хорошими. А уж на вид! Дешевые хлопчатобумажные рубашечки, белые брюки, босоножки из ремешков - и прочее - госпожа Денежкина сразу умилилась и сказала им: - Мы давно вас ждали. - А мы хотели сделать вам сюрприз, - слегка расстроился один из проверяльщиков. Наталья Борисовна порозовела, вышла за дверь и шепнула Веселухе: - Этим гостям надо угодить получше! Но Веселуха был не такой человек, угождать людям, которые ему не по душе, он никогда не стал бы. - А где у вас тут огнетушитель? - Ну, где бы вы его повесили? - любезно поинтересовался Ян Владиславович. - Где он был бы наиболее уместен? - Хоть бы вот в этом углу. - Извольте. Инспектор протер глаза: в углу действительно висел новенький огнетушитель последней модели. - Но ведь его там не было, - уточнил он. - Что такое "не было"? - прикинулся Веселуха. - Понимаю, что вам, в силу вашей профессии, время кажется набором дискретный точек: первый, второй квартал, наконец, "отчетный период". Я готов уважать вашу модель, но ведь в ее рамках достаточно трудно определить, висел ли здесь этот огнетушитель до того, как вы обратили на него внимание? Мытарь прибалдел, и они отправились в бухгалтерию, где его товарищ тряс бухгалтера Розу Львовну. За плечами Розы стоял финансовый директор Лукин, улыбался и мигал голубенькими глазками. Вообще Роза Львовна и Лукин довольно справно дружили между собой - в деловом плане. Веселуха давно это видел, и неоднократно прямо отмечал, что они "спелись", но ничего не предпринимал. - Э-э... у вас туут неко-орые нарушения, - сказал мытарь, скосив глаза на Веселуху. - Нарушения! - взвилась Роза Львовна. - Покажите! У нее росли усики, она носила эффектные костюмы ярких цветов. - Этого не может быть, Роза Львовна - золотая женщина, - Лукин подскочил к мытарю. Бухгалтер раскрыла пухлые губы. - Золотая? - недоверчиво протянул мытарь. - Да, - подтвердил директор Веселуха. - Ну... не золотая, а позолоченная местами, - (Роза Львовна возмущенно остолбенела и закачала сережками) - ...но зато вся хрустальная! - заключил Веселуха. И на этих его словах Роза Львовна обратилась в огромную вазу - руки в боки, расписанную золотым, красным, сиреневым и черным. По верху еще шел зеленый ободок. Впрочем, "обратилась" - это не точное слово, Веселуха сказал бы иначе: Роза Львовна всегда была ваза - руки в боки, а момент прозрения окружающих объясняется тем, что солнце впустило три приветливых луча в комнату. - Но мне все-таки кажется, что-то она скрывает, - нахмурился мытарь. - Тут дело нечисто. Там, в вазе, наверное, золото. - Так это легко проверить, - улыбнулся Веселуха. - Попробуйте заглянуть в вазу! - А если там золото? - мытарям показалось, что Веселуха хочет дать им взятку. - Оно ваше, - посулил коварный директор. Мытарь перегнулись через горлышко, второй, обуянный жадностью, не пожелал от него отстать, и в следующий миг сильные руки Яна Владиславовича склонили их за штаны внутрь. - У-у-у-у! - загудела ваза на два голоса. - Кто кричит громче, чем кот, застрявший в горшке из-под сметаны? - комментировал Веселуха. - Два кота, застрявшие в горшке из-под сметаны... - Мы каемся! - воззвали мытари. - Мы хорошие! Мы не то, что эти фарисеи, лицемеры! Между прочим, пока все ларьки облазаешь, устаешь страшно! А тут еще все норовят подвергнуть запрещенным Конституцией жестоким и необычным наказаниям! Веселуха притворно всхлипнул, обмахнулся платочком и велел: - Доставить вазу с содержимым господину Самецкому, у меня духу не хватает распиливать такую красоту. Отметим, что у Самецкого также не хватило духу; так и сидели мытари в тесной вазе, и быт их был суров. - Эта фирма, - бормотал Самецкий, бегая по комнате кругами, - она держится исключительно на директоре. Как только с Веселухой что-нибудь случится... Здесь Самецкий остановился и посмотрел на календарь. Первая цифра года на нем показывала "2"; девяностые годы прошли безвозвратно. Это Самецкого не остановило: - ...Что-нибудь случится, - отчетливо и холодно повторил он, - "Амарант" лопнет. И уж по крайней мере - никакого тендера! Вечером Веселуха со своей юной женой возвращались из театра через большой сад. Все кругом было тихо. С одной стороны сада высился музей, с другой была перекопанная улица, на которой шел ремонт, с третьей стояли полуразрушенные необитаемые домики из тех, что строили немцы после войны. Далеко у стены сидели влюбленные, еще дальше, совсем за деревьями, шел собачник с собакой, а больше в саду никого не было. - ...современность - это хорошо, - говорила мадам Веселуха, - но нельзя же так переигрывать! На щеках у нее были красные пятна от долгого сидения в духоте. Светло-зеленое платье, оживленный взгляд, грудь и шея белеют в находящем сумраке, - Веселуха смотрел только на жену, и, наконец, остановился и стал ее целовать, сначала в губки, а потом во все места. Мадам Веселуха ахала и радостно барахталась в его объятиях. Тут из мохнатых лопухов послышался легкий хлопок, - Ян Владиславович беззвучно расцепил руки и повалился к корням высокого дуба, орошая тропинку и траву густыми каплями крови. Мадам Веселуха бросилась в кусты, и там, лежа, вытянула из сумки мобильник. - Алло! - зашептала она, прижимаясь к грязи. - Убийство! Вспомнила про жену генерала Лохрина, обвиненную в убийстве мужа, и спешно добавила: - Это честно не я! - Эй, мать! - крикнул Веселуха от дерева. - Ты какой телефон набрала? - Ноль два, - ответила перепуганная мадам Веселуха. - А что? - Набери еще ноль три, - посоветовал Ян Владиславович и отключился. Ну, тут понаехало товарищей с мигалками, понатоптали вокруг, как смогли, нашли оружие, нашли тепленькое место, где лежал киллер, но самого его, конечно же, там уже не было. Потом приехали Рябинин и Лукин; врач не стал скрывать от них всей серьезности положения, а наоборот, как это у них заведено, брякнул что-то вроде этого: - Очень мне удивительно, что он сразу не помер! Ну, ничего, не бойтесь, еще помрет. Лукин заверил врача, что он не боится, а мадам Веселуха заплакала: ей вовсе не хотелось оставаться молодой вдовой. - Ну, не реви, - сурово сказал ей Рябинин, засучив рукава. - Вот если бы ты за него по любви замуж выходила, можно было бы и пореветь. А так реветь нечего; да он и не помрет. Эта уверенность Михаила Николаевича в том, что шеф останется жив, придала духу и всем остальным; мадам Веселуха решительно вытерла слезы и отправилась спать у стеночки и раздавать деньги врачам, а Лукин многозначительно вздохнул и шепнул Рябинину: - Это из-за тендера. Я говорил ему, что не стоит ввязываться в это дело. Теперь-то он, наверное, понял, да поздно. Рябинин в ответ только сложил губки: что-де тут размовлять. - Я мстить, как бандюки в детективах, не умею, - сварливо сказал он. - Я технарь, а не "новый русский". Пусть милиция разбирается. "Амарант" без Веселухи опустел и помрачнел. Сборщики в особенности ходили, как замороженные, да и вообще работалось плохо, руки опускались, - один Рябинин вселял во всех уверенность. - Нефиг рассупониваться! - кричал он властно. - Работать! Все будет хорошо с вашим шефом! Наталья Борисовна Денежкина плакала, а руки ее так и мелькали - она, как многие женщины, умела одновременно горевать и работать, это хорошо описано у Некрасова. На третий день из больницы позвонили и сказали, что Веселуха пришел в себя и желает дать некоторые распоряжения насчет стратегического развития фирмы, - и добавили, что компаньонам следует поторопиться. - Поторопиться! - кричал Рябинин, виляя между машинами по шоссе. - Как это понимать? Они что, хотят сказать, что Ян сейчас отбросит коньки? Лукин хотел ответить, что это очень даже может быть, но не стал разубеждать Рябинина в его справедливом гневе. В больнице сидели родственники и знакомые Веселухи: младший брат, сын от первого брака, теща, несколько приятелей и приятельниц разных сословий и состояний, и, конечно, мадам Веселуха. Они голосили и утирались большим цыганским платком тещи, держась за разные его углы. - Прекратить! - велел Рябинин, большими шагами направляясь к ним. - Вы думаете, Веселухе приятно слушать ваши вопли? - Помирает! - взвыла теща. - Сейчас помрет. Ой, спасите Яна Владиславовича, господин Рябинин! Рябинин только поморщился, - врач открыл дверь, и они с Лукиным зашли. Ян Владиславович лежал на кровати; в него со всех сторон были понатыканы трубочки и бутылочки. Лицо у Веселухи было грустное, из чего Лукин заключил, что ему, наверное, некомфортно. - Как мне хреново, - просипел Веселуха, открыв правый глаз. - Какая сволочь этот Самецкий. Не мужик, а сплошные комплексы... Помираю, и хочу, чтобы вы... - Никуда ты не помрешь! - решительно сказал Рябинин. - Ты просто притворяешься. - Не притворяюсь, - Веселуха открыл оба глаза и навел мутные взоры на компаньонов. - Приказываю вам долго жить. Рябинин, читай Ли Якокку и Хайека. Лукин, не воруй. Новые разработки... у меня в компе, но там не все... найдете на листике... Рябинин не нашел что ответить на эти горестные распоряжения, и отвернулся вполоборота, а Лукин сказал: - Это все из-за тендера, Ян, вели вычеркнуть нашу фирму из списка участников. Веселуха закатил глаза, и врач, забеспокоившись, к нему придвинулся, но Ян Владиславович неожиданно внятно и определенно сказал: - Только через мой труп. - Все, хватит, - вмешался врач, - он устал. Кыш, говорю, скажите спасибо... И он погнал Лукина и Рябинина прочь, выталкивая их в шею, - но они услышали, как вслед им Веселуха вымолвил: - Слышите! Завтра же мне отзвониться! Должно быть, на лице у Рябинина отражались разные чувства, потому что родственники и знакомые кинулись ему навстречу и хором воззвали: - Ну? Что? - Порядок, - заверил их Рябинин. - Будет жить. Но как, черт возьми, я ему отзвонюсь? Среди всей этой аппаратуры мобильник не принимает. Итак, "Амарант" принял окончательное решение участвовать в тендере. Здание было превращено в настоящую крепость; Рябинин, как потомственный дворянин имевший разрешение на охотничьи ружья, призвал предка, и они долго советовались о том, как превратить фирму в настоящий магнатский замок. Хотя сам дом был в плачевном состоянии, подход к нему был только один, что весьма удобно для обороны. Оставался один-единственный, коренной, решающий вопрос: как снизить цену? - Мы, конечно, можем на это пойти, - пожимал плечами Лукин, - но в два с половиной раза! - Дешевые приборы, - сказал Рябинин, откусив от бутерброда с медной проволокой. - Я разберу наш прибор и вытащу из него все лишнее. - Как твой младший сын, - усмехнулся Лукин, - ложкой выковыривает из борща цветную капусту. Рябинин уселся на стульчик, зажал прибор между коленками и принялся выдирать из него винтики и шпунтики. Дело шло туго. Вначале вместо новых дорогих кристаллов были вставлены старые - те самые кристаллы фторида лития. Потом Рябинин, следя, чтобы старые материалы были не менее надежны, чем новые, удешевил все второстепенное, убрал несколько датчиков, - сердце у него разрывалось, - и расчетная себестоимость прибора с торжественным скрежетом уменьшилась на семь процентов. - Это смех один, - жаловался Рябинин Паше Ненашеву и Лукину. - Давайте скажем Веселухе, что это смех! Веселуху уже перевели в палату. Он лежал, благодушный и радостный, мадам Веселуха сидела рядом и чесала директора за ушком, - как Рябинину не хотелось его расстраивать! - Знаешь что, Ян, - объявил он, глядя под ноги, - тут тебе Лукин сейчас объяснит. - Да, - сказал Лукин, - цена прибора должна быть меньше нашей в два с половиной раза. - Ну и? - изумился Веселуха. - Что вас держит, снижайте! - Да ты понимаешь, что такое снизить цену в два с половиной раза? - спросил Лукин язвительно. - Зато продажи будут большие, - возразил Веселуха. - Это же тендер. Снизил - и пошел, контракт сразу на большие поставки... знай, ваяй, лепи. Лукин отошел от директора на два шага, взглядом голубых мошеннических глаз его - окинул, и бровки пшеничные - поднял: "Святая простота!" - В чем я не прав? - нахмурился Веселуха. - Есть такая вещь, называется "операционный рычаг", - доложил Лукин. - Это - как изменение выручки от продаж влияет на общую выручку. Чем он больше, тем больше риск от небольших изменений цены. Скидочку пять процентов сделал - и фирма в заднице, доступно? Веселуха помолчал. - У нас он - большой, - сказал Лукин. - Что же ты молчишь, делай нужные выводы. - Какие же? - послушно спросил Веселуха финансового директора. - Пропадем мы с этим тендером, - вывел Лукин. Генеральный директор посмотрел на него и сообщил доверительно: - Знаешь, я когда в седьмом классе учился, мне страшно нравилась одна девчонка. Смотрю я на себя в зеркало и думаю: какой я урод, ну хоть бы волосы вились, что ли. Спросил у матери - отчего у одних людей вьются волосы, а у других - нет? Она мне говорит: у кудрявых серы в организме много... В общем, стал я серу из кабинета химии жрать, по чуть-чуть сначала - эффекта ноль, я взял и с горя наелся серой по уши. Когда мать пришла в нормальное состояние, учинила мне допрос: зачем, почему? Я ей и брякнул: "Хотел умереть кудрявым". - Это к чему? - удивился Лукин. - Пойми меня правильно, - сказал Веселуха. - Оборудовать вузы такими приборами - это очень важно. Стратегическое - не для фирмы, а... вообще. Студенты! Ну, загнется наша лавочка, в конце концов... Новую откроем. Лукин подумал: "Ах, как я не люблю показуху!" А вслух выругался: - Романтизм. - Да нет, - не согласился Веселуха. - Просто я науку люблю больше бизнеса. (Рябинин запрыгал от восторга.) - Все равно романтизм, - выругался опять Лукин. - Хорошо, чуть-чуть дешевле он будет... но в два с половиной раза? Я не дам тебе продавать ниже себестоимости! Это не только твоя, это и моя лавочка, все дела... не позволю... Только полный идиот... стратегические цели от тактических... все дела... Считать... до последнего патрона... А-а-а-а! Веселуха полюбовался на него, а потом сказал: - Вот видишь, Лукин, какой ты стал молодец! За родную фирму - горой! Я же говорил, что работа в реальном секторе экономики принесет тебе пользу. Лукин захлопнул рот и откланялся. Ему иногда трудно было понять, прислушался Веселуха к его мнению или нет; от этого Лукин каждый раз, выходя из кабинета начальника, трясся от злобы. Веселуха подавлял его вблизи, а вдали - раздражал безмерно. - В заявке написано: "цена прибора", - сказал Паша Ненашев, поглядывая на Лукина и Рябинина. - Примерная цена должна быть шесть тысяч долларов. У Самецкого заявлено пять семьсот. - Пять семьсот, - поднял палец Лукин, - плюс административный резерв. Подумайте, граждане, еще не поздно отказаться. - По моему слабому разумению, - подала голос Наталья Борисовна, - наш прибор должен быть дороже, чем у Самецкого, чтобы было ясно, что он качественно другой. - Там ценовая конкуренция, - возразил Паша. - Вузы все нищие. - Но глазки-то заблестят, - покачала головой Денежкина. - Мы можем намекнуть, что готовы скинут цену, если кому-то не хватит. - Итак, пишем: шесть сто... - Шесть! - выкрикнул Рябинин. - Шесть. - Шесть пятьдесят, - предложила Денежкина. - Пиши! - ...пропало, - махнул рукой Лукин. "Связался с сумасшедшими", - думал он. Так проходила подготовка к тендеру в "Амаранте"; а что же у Самецкого? А Самецкий метался по правительственным кабинетам, обещал и обольщал, пил кофе с образовательными чиновниками и деканами. В "Амаранте" тряслись над качеством, а у Самецкого все было на мази. - Все равно я его сделаю! - потирал он лапки и трясся от злости. И вот настал торжественный день... В зале было полно народу; в тендере участвовало восемь фирм. Все они так или иначе позаботились об исходе. Самые красивые женщины - представительницы фирм, в том числе Наталья Борисовна Денежкина, ждали своей очереди на представление и вспоминали, что они должны сказать. - Вы что, не взяли с собой никакого листочка? - удивился Рябинин. - Нет, - помотала головой Денежкина. - Я по листику не могу, я могу только... так... Наталье Борисовне нужно было живое общение, она хотела смотреть в глаза тем, кого убеждает. Ведущий поднял руку: - Начинаем! Самецкий в зале захихикал: на что все это представление, если он принял все меры! Он - монополист, и не позволит обойти себя какому-то Веселухе. Но глаза деканов были мутны, когда методист с его завода читала доклад; в этих глазах была тоска и обреченность. - Опять как всегда, - услышал Самецкий. - Он вам сколько отката предлагал?.. нет, мне больше, он вас надул... А приборы-то так себе. - Да хреновые приборы, ломаются, говорят, как спички, - еще он их и не чинит не фига... - А я думал: может, чего нового будет... Меня студенты, на второе высшее которые, только про это и спрашивают: "А какая у вас лаборатория?" Придется Самецкого брать... Уж лучше бы я за границей... - Неужели у нас никто не умеет делать нормальные приборы?.. Слегка оживились деканы только при оглашении цены, но тут же увяли: - Ага, и чини их сам... - Вот поглядим, что нам Веселуха предложит. И тут на свет вышла Наталья Борисовна Денежкина! - Наш прибор, - сказала она, чтобы все слышали, - вакуумный, на жидких кристаллах... (Рябинин решил оставить как было, тем более что это мало помогло при снижении цены). - ...прост в обращении, а главное - любую поломку вам исправим, гарантийное обслуживание пять лет... Солнце взошло в глазах деканов, головы поднялись, - за окном стояла в жаре сладкая сонная улица, по ней летал тополиный пух, под окнами факультета, где происходило действо, тусовались абитуриенты, пытаясь надышаться перед смертью, - юные технари со всей России, кто из Томска, кто из Тюмени. Перед высоким крыльцом остановилась девятка, и из нее выбрался Веселуха. - ...а я хочу второе начало термодинамики, - донеслось до него. - А я хочу... В зале между тем был ажиотаж. Деканов не остановила даже цена Веселухиного прибора, которая была чуть выше, чем они могли себе позволить, - не остановил и откат, обещанный Самецким. Видимо, нашелся кто-то один хитрый и порядочный, а остальные не пожелали от него отстать. К тому же, почти все знали, кто такой Веселуха, а многие были знакомы с ним лично. Права была Койотова: престиж - это их бизнес. - Нам все! - орали они. - Все - нам! - Веселухин прибор! - Мы готовы по семь! - По восемь! - выкрикнул кто-то. - Пусть Веселуха выйдет покажется! Самецкий заскрипел зубами. - К сожалению, - развела руками Денежкина, - наш директор... э-э... приболел. - Нет, я здесь, - сказал Веселуха из заднего ряда, встал и помахал руками. - У кого есть ко мне вопросы - Самецкий не вынес этого зрелища. - А-а, падла! - вскричал он, выхватил пистолет и - Но не промах был декан того самого славного университета, где расцвел Веселухин гений. Несмотря на преклонные года - а в молодости декан партизанил - прыжок его был верен и точен, и выстрел пришелся в потолок. - Какие страсти, - комментировал Веселуха, не садясь, - просто девяносто третий год... - Тысяча семьсот? - обернулся к нему кто-то. А Самецкого уже вязали, и он бессильно что-то бормотал, - трудно ему даже с его связями будет выпутаться из этого положения! Деканы волной нахлынули на Веселуху, чиновники, которым Самецкий пообещал откат, в растерянности ушли, не зная, к какому берегу прибиться в данной ситуации. На улице погода портилась, бились краями друг об друга жаркие тучи, тугие молнии поблескивали в вершинах деревьев, но дождь не шел. На рынке бабы в грязных шлепанцах продавали черешню. Только одно омрачало радость: фирма, как и предсказывал Лукин, оказывалась в глубокой жопе. - Что же мы будем делать? - заломила руки Наталья Борисовна Денежкина. - По миру пойдем, - объявил Веселуха. Глава 5: По миру Небо в ямах и розах Просветы, провалы Серый дождь слепил воздух Натек в подвалы И забродил И пришлось им пойти по миру - искать денег... - Вы любите поляков? - спросил Ян Веселуха у своих подчиненных, скромно глядя в сторону. - Нет, - брякнул Паша Ненашев. - Пан без штан. С голой жопой, но в короне. Гонор. Пши, вши, ржщ. Марина Мнишек. Рябинин и Лукин поперхнулись и посмотрели на директора, но Ян Владиславович только заметил: - Ну, если уж считать, кто кому больше навредил, у поляков гораздо больше поводов не любить Россию. И, тем не менее, - Веселуха поднял палец, - заметьте! первым иностранным партнером нашей фирмы станет, скорее всего, именно поляк. - Как его зовут? - поинтересовался Паша Ненашев. - Пржстрчковский? - Пан Здислав Шквара, - ответил Веселуха резко. - Между прочим, начинал, почти как мы - все сам, на свои деньги. Пригласил нас, между прочим, к себе в Торунь. Прием нам устраивает за свой счет. И это - после того, как Екатерина раскурочила Польшу на три части, а Николай и прочие сволочи подавляли любую попытку возродить государственность! Стыдно тебе должно быть, Павел Петрович!! Есть в середине лета такое время, когда в белых ночах появляется синий час, когда лопухи матереют, когда можно ночевать на земле, прижимаясь к ее теплой краюхе. Бурьяном и сурепкой зарастают обочины дорог. Солнце греет даже из-за туч, на дворе, как в бане, мокро, темно и жарко. В такое время Веселуха и его соратники и начали завоевание мировых рынков. Контракт со Здиславом Шкварой обмывали в маленькой гостиничке города Торуни - города университетского, старинного, - там некогда жил Коперник, днем попивал пиво, ночью ходил с клюкой по небесному своду, собирал звезды в лукошко. - За наш контракт! - провозглашал пан Ян. - О, за наш контракт! - подпевал пан Здись. - Повезенья в каждой справе! - Ура! - подпевал пан Ян. - Же бы все было - окей! - Так что мы теперь с вами - кто? - Парт-неры! - Су-пра-цовники! Супрацовники значит подельники. Здислав Шквара маленький, темноволосый, Ян Веселуха - высокий, и волосы у него светло-металлического цвета, но у обоих две макушки, и у обоих - красавицы жены. Жена Здися улыбалась сочными губами: Рябинин, кокетник, накладывал и подливал ей, и она мела все подчистую, успевая при этом быстро-быстро лопотать. Жена Яна Веселухи - мадам Веселуха - молча красовалась на противоположном конце стола между двух сотрудников польской фирмы, и на ее девственной тарелочке лежала одна оливка. За столом царило оживление. - Вот вы всем дамам руки целуете, - смеялась пьяненькая Наталья Борисовна Денежкина, - а я их, между прочим, бензином мыла. Я же химик. - Ну и что, - не унывал пан Здись, - с ваших ручек и уксус выпить приятно... - Ой, лис! - грозилась Денежкина. У Веселухи голова от успехов кружилась, а сердце таяло. Солнце садилось за крыши, только желтая полоса пролегла в небе. Старый грузин-бармен за стойкой смотрел прозрачными глазами на вечерние картинки: вот вновь и вновь сталкиваются бокалы, пихается в рот еда, но уже не так свободно... Вот уже кто-то обалдевшим взором поводит и видит, что кругом неожиданно стемнело... Вот две пары решили сплясать напоследок... Вот два сильно поддатых, но вежливых поляка пытаются вынести через дверь пьяную в хлам госпожу Койотову, переводчицу, бывшую шпионку, - длинные ножки расслабленно цепляются за косяк, головка запрокинута, - "Прошу, пани!.. Прошу, пани!.." Вот за окном плещутся в бассейне два русских - им-то все нипочем... Но темнеет неминуемо, и вот всех уже сдуло теплым ветром, и разбрелись все по номерам маленькой гостиницы, хватаясь за дубовые перила, пританцовывая и засыпая на ходу от перенасыщения и перепоя. А среди хрустального хлама, наливая друг другу и все более грустнея, остались сидеть паны директоры. Они глядели друг другу в глаза и тихо говорили за жизнь. - Я, было, дом свой строил на пятачке пять метров на пять. Шесть этажей отгрохал, с внутренним двориком и фонтаном. По дощечке собирал, вот как птицы гнезда вьют. Полиция пришла, говорит: "Что ты выделяешься? Выше всех строишь? Мы тебя снесем!" А я им говорю: "Только попробуйте!" - Я, было, кандидатскую писал, шесть глав за три ночи написал, бумаги не хватало, писал на старых журналах, графики рисовал при помощи штопора. Аж брызги с пера летели. Потом прихожу, а мне ректор говорит, усмехаясь: "Ты эту тему не будешь защищать, пока я жив". А я говорю: "Разбежались!" - Дурной коньяк и покер. - Дешевый портвейн и преф. Как мы пили... - И что мы пили... У вас хоть за оборонку деньги платили! - У вас хоть собственность на землю была! А наше правительство... - А наше-то, наше правительство! Акции с биржи... - Арбузы с баржи... - Был один Бальцерович, да и тот... - Один Чубайс, да и то... Свежий договор торжественно кладется в папку. Он свят. Недаром Польша стала первой страной, с которой Веселуха начал свою экспансию на мировые рынки. Пан Здись и пан Ян выходят на крылечко. Сырой землей пахнет, волнует этот запах. Острые крыши, покорные и пыльные дороги. Здесь проходили танки на Берлин. Здесь с огнями шатались по улице кандидаты в короли, рассыпая золото. И тут пан Здись отмочил штуку. - Пан директор, - сказал он, - а вы знаете, какой побочный эффект вызывает ваш прибор? - Ну? - поинтересовался Веселуха. - Неужели что-то, чего я сам не знаю? - Вам бы и в голову не пришло! - ухмыльнулся пан Здись. - Он духи женщинам подбирает. - Но я всегда думал, что лучше самой женщины никто... - Ну, конечно, - махнул рукой пан Здись. - Тонкое дело! Однако подумайте: к примеру, вы с вашей ослепительной женой пришли в парфюмерный магазин. (Магазин по-польски склад, а склад по-польски склеп.) - ...и выбираете. Надушили одну ручку, потом другую. Запахи смешиваются, да еще и в самом магазине пахнет так, что ничего не понять. А приборчик ваш? - воскликнул Здись. - Капнул в кюветку, женщину рядом поставил, и он сам пропищит, когда запах идет, и на сколько процентов. - Конечно, - кивнул Веселуха, - мой прибор... он все измеряет количественно. Да, спасибо! Я сам ужасно люблю такие вещи. - Еще бы! - поднял голову пан Здись. - Мы же с вами оба поляки... Да! Я хочу еще поэкспериментировать с приготовлением еды. Если выйдет что-нибудь заслуживающее внимания, сразу пришлю вам результаты. - Буду рад, - разулыбался Веселуха. На следующее утро Веселуха думал отбыть в Петербург, но неожиданно оказалось, что с ними готов иметь дело некто Вацлав Кармашек из Праги. Веселуха комментировал это так: - Придется понижать градус... Пиво после старки! Ну что ж, выбирать не приходится. На российских просторах может показаться, будто от Польши до Чехии рукой подать. Некоторые даже путают чехов и поляков. Но все это в корне неверно: в пробке на границе "Амарант" простоял часа три, а сходство сказалось только в наименовании "пан". Во всем остальном и Веселуха, и Паша Ненашев, и Лукин, и Рябинин, и Денежкина отметили большую разницу. - Русские! - фыркнул Кармашек. - Петербург! Я там был один раз, лет десять назад. И это вы называете пивом? Нет, я не поеду к вам, у вас очень опасно, а мы цивилизованные люди... Мы почти что немцы!!! На этом высказывании пробрало даже Пашу Ненашева, который гордо именовал себя безродным космополитом. - Ни хрена себе патриотизм! - подивился он. Впрочем, впоследствии оказалось, что чванится Кармашек только в трезвом состоянии, - и госпожа Денежкина сделала смелый, парадоксальный, но в чем-то верный вывод: - Я поняла. Пьяные чехи - это поляки. А пьяные поляки очень похожи на нас. - Пьяные все похожи, - возразил суровый Рябинин. - На свиней. И чем больше выпьют, тем больше сходство. И вот, когда Веселуха довел Кармашка до полного сходства (не одним пивом, надо сказать, но также и припасенной бутылкой водки "Флагман"), чех таинственно поманил его толстым пальцем в каморку, обитую темными дубовыми панелями. - А что я вам скажу, - просипел он. - Такое дело! У вашего прибора случайно обнаружилась еще одна функция. Вот я вам расскажу, а вы посидите, а то вы упадете. Сидеть в каморке было совершенно негде, и Веселуха опустился на пол. - В общем, - доложил Кармашек, - ваш прибор лечит кариес. Только не падайте. Да, лечит. Затягивает дырки в зубах... Если это дело обнародовать, все дантисты... и все мировые производители зубной пасты... хе-хе! положат зубы на полку! Чур, половину денег мне! - Ладно, а как вы это обнаружили? - спросил Веселуха, хрюкая в горсть. - Ну, - протянул Кармашек, - я тут недавно вложился в зубы... так капитально потратился! а пломба, мать ее! Кармашек сплюнул. - Ну, вот я и говорю... при нем... - При ком?? - При приборе вашем говорю... мол, вот бы проблем никаких не было с зубами! И я прям почувствовал - дырку-то затягивает... как прорубь в морозный день! - А новые зубы не растут? - давясь смехом, проговорил Веселуха. - Н-нн... не знаю, - серьезно ответил Кармашек. - Эт надо будет... проверить. Веселуха не выдержал и зашелся хохотом. Утром он рассказал про дырки Рябинину, и он тоже довольно долго смеялся. - А заказов-то прибывает и прибывает! - сказал им Паша Ненашев. - Мне еще три письма пришло: из Австрии, из Италии и из Ирландии. - В Италии сейчас выборы, - сказал Веселуха, который всегда все знал о политике. - Полетели в Ирландию. - Я в Ирландию не полечу! - перепугалась Наталья Борисовна Денежкина. - Там террористы. Давайте сначала в Австрию. - А вдруг при нас начнут банк грабить? - спросил Лукин. - Я же не выдержу и присоединюсь. - А я знаю, почему вы хотите в Ирландию, Ян Владиславович, - сказал дерзкий Паша. - Там... Веселуха порозовел: Паша был прав. И они полетели в Ирландию пить можжевеловку. "Ах, природа! партизаны! - думал романтик Рябинин, вздремывая. - Вереск! Ирландское рагу". Куча огней сияла им сквозь крутой туман: заводы, фабрики и мосты. Может быть, где-то там, за городом, были в Ирландии и те кругленькие холмики, и рябые озера, о которых рассказывали им другие, но не в том районе. Зато ирландец, с которым они имели дело, оказался рыжим, и фамилия его была О'Коннор. Это ужасно умилило госпожу Денежкину. - Вот прямо так! - смеялась она. - Может, он засланный? - Вы не принимаете во внимание, - указал ей Паша Ненашев, - что в России тоже довольно много русых голубоглазых Иванов. У меня лично есть знакомый - русый голубоглазый Иван. Ашкинази Иван Абрамович. С можжевеловкой Веселуха оттянулся по полной. Ирландец почуял, что Ян Владиславович знаток, и позвал его, кроме официальной встречи, отметить день рождения его друга. Пили в каком-то большом цеху - сверху лежали тяжелые металлические балки - а оба друга О'Коннора оказались программистами. - Говорить ему? - толкнул один из них О'Коннора в разгаре пьянки. - Да говори, что уж тут, - махнул рукой тот. - В чем дело? - заинтересовался Веселуха, который уже, что называется, просек фишку. - Мой прибор завязывает шнурки? топчет кур? пишет стихи? - Хуже, - ответил программист. - Он играет в покер. - То есть до такой степени? - удивился Веселуха. - Ну, и как? Хорошо хоть играет-то? - Не садись! - заверил О'Коннор. - Мы вообще-то все смолоду мастера, но до вашего прибора нам далеко. Уделал нас всех по самое никуда. - И еще одно, - но это уже не так интересно, - добавил именинник. - У меня знакомый есть, он интернет-трейдингом занимается... ну, ценными бумагами на Лондонской бирже спекулирует... Так ваш прибор... - Спот, - сказал Веселуха, - своп... блин... стоп, то есть. Я знаю. - А, ну так неинтересно, - протянули ирландцы. - Мы уж думали... патент на новое применение. Веселуха тяжело вздохнул. - Какие же вы все меркантильные! - высказался он. На следующее утро он вышел во двор, встряхнулся, построил сотрудников клином, и "Амарант" полетел в Швейцарию. Там, поросшие еловой шерстью, возвышались горы, там дырки прорывались в сыре, а еще Веселуха крепко надеялся на пунш и грог. - Любезная моя шпионка, вы знаете немецкий? - спросил он Койотову. - Я знаю только русский, - призналась переводчица. - Просто я всегда понимаю, что мне говорит собеседник, и стараюсь ответить ему, а язык тут ни при чем. Австрия оказалась вся зеленая, белая и в клеточку, - белое небо, зеленые поля, дорожки, выложенные плиткой. Вечер и ночь Веселуха провел в удовольствиях, а на следующее утро перед отелем стояла целая толпа, и морды у всех были деловые и сосредоточенные. - Господин Веселуха, - зачастили они. - Мы считаем своим долгом предупредить вас о том, что в методике, написанной вашей сотрудницей Денежкиной, отсутствуют некоторые существенные свойства вашего прибора. Мы бы хотели знать: вы просто забыли внести их в методичку, или ваше правительство еще не дало вам лицензии на некоторые виды деятельности? Тогда мы, конечно, не будем... - Думаю, мы забыли, - сказал вежливо Веселуха. - Если вам не трудно, напомните нам, пожалуйста. Вперед вышел горный тролль с фонариком в руках, маленький, подпоясанный кожаным ремнем, и сказал: - Вы забыли написать, что ваш прибор также может применяться для обнаружения мелких и крупных подводных источников, озер, пустот в грунте и месторождений различных минералов. Веселуха рассмеялся и посмотрел на Рябинина; тот потер руки и спросил рассудительно: - Ну, а что еще? - Еще, - выступил органист из деревушки Унтераммергау, - ваш прибор превращает полынь и бурьян в эдельвейсы. - А молоко вблизи него не киснет, - важно добавила его жена. - И все это вы обнаружили за одну ночь? - Веселуха поднял брови. - Вы, наверное, не выспались. - Лучше не выспаться одну такую ночь, но стать первыми, чем пожертвовать славой и выгодой ради нескольких часов сна, - польстил герр Апфельбаум, лыжник с мохнатыми бровями -- и при этом так значительно на Веселуху поглядел, что директору пришлось срочно вырасти на два сантиметра. - Мы устроим праздник в вашу честь, герр Веселуха, - сказала некая фрау Штер. - Пойдемте скорее в гостиницу! Рябинин рассудительно потер переносицу, помигал глазами и задал окружающим вполне естественный вопрос: - Но почему же ни мы, ни наши клиенты в России не заметили всех этих дивных свойств? - Потому что мы - развитые потребители, а они - нет, - хором сказали немцы. - Потому что нам не приходило в голову задавать прибору такие вопросы, - уточнила госпожа Денежкина. - Ведь вы, Ян Владиславович, сами говорите: что у природы спросишь, то она и ответит... К этому легкомысленному замечанию все отнеслись так же легкомысленно, потому что с гор задувал свежий ветер, и стоять долго на белом свете было холодно: день был мокрый, солнышко гуляло за тучами, и хотелось грога. За столом было уютно, тесно, вкусно, до низкого потолка Веселуха мог бы сидя достать рукой, и только одно обстоятельство несколько его смущало: герр Апфельбаум все время на него смотрел, хитрый, как лис, и волосатый, как снежный человек. - "А скажите честно, - мысленно спрашивал он у Веселухи, - ведь гений и злодейство - это ну не то чтобы несовместимые, но совершенно разные вещи?" - "Конечно, конечно, - заверял его Веселуха. - Совершенно разные и даже несовместимые. У гения просто не получится хорошенько навредить кому-нибудь, кроме себя самого". - "А если гений - архитектор, - мысленно спрашивал Апфельбау