адиславовича Веселуху и в Питере, и в Москве. Если бы все это писал один человек, ему не хватило бы и ста лет. Теми первыми статьями можно было бы выложить огромное поле. Веселуха не любил потом вспоминать их. Они были приторны и безвкусны, как всегда бывает, когда ключик подходит к замку точь-в-точь, когда влюбляются без всякого расчета, внезапно и кратко. Потом тошно вспоминать об этом, особенно, если расстались мирно, и тем более, если не расстались. Первым, конечно, успел журнал "Специалист". В пятницу на планерке редактор журнала сел, выставив вперед одну основательную ногу и подобрав под себя другую, и важно сказал: - Ну, что я скажу? Статья Кати Рунновой умна, но далека от совершенства краткости... Коротенькая заметка Пети Варвара коротка, но дебильна. И так далее весь номер... Достоинство во всех этих статьях только одно: все они посвящены господину Весе... представителям среднего класса. Здесь редактор не выдержал и прыснул. На сем обсуждение номера было закончено; вслух редактор говорить больше ничего не стал, потому что высказывать такие вещи вслух было бы неуместно. Но по его цветущему виду, и по лихо закрученной плюшке, которая лежала рядом со стаканом горячего чая на редакторском столе, и по румянцу тридцатилетней Кати Рунновой, и по фотографиям Веселухи, в неумеренных количествах развешанных по стенам, было ясно, что журнал "Специалист" куплен на корню. Причем куплен не деньгами, а чем-то нематериальным, отчего происходящее выглядело особенно по-идиотски. - Журналистика - жесткая вещь, - говорил важный Петя Варвар. - Мы же не можем так, за бесплатно!.. - Не можем, - вертел головой фотограф Эннушкин. - Но очень хотим... - Если мы будем больше писать о представителях среднего класса, - оправдывался редактор лицемерно, поглаживая животень, - нас будут больше читать. Номер истекал медом, но никому не показалось слишком сладко. В закусочной "Идеальная пышка" на Невском, где средний класс прямо-таки гнездился, особенно по утрам, в придачу к номеру брали еще и по кремовой булочке, а кое-кто всыпал в свое "Капуччино", "Эспрессо" или "Борджиа" еще и сахар. Но жратва застревала у рта: повесть о Веселухе с продолжением заинтересовала средний класс неимоверно. Синхронно шелестели страницы. - А...скажите, можно узнать, что вы там такого прочитали? - спросил наконец некто Федор некого Василия. Средний класс не расположен к уличным знакомствам, он - нездоровый индивидуалист. Но после прочтения "Специалиста" Василия потянуло знакомиться. - Про господина Веселуху изложено, - сказал Василий. - Директора фирмы "Амарант". - Да-а, - сказал Федор, сглатывая. - А можно ознакомиться? Средний класс вообще-то ужасно не любит, когда читают через плечо. Но на улице все лужи были с поволокой, - солнце ослепляло, утро было резкое, синее, ясное, и свежий номер "Специалиста" так приятно пах, - Василию захотелось поделиться. - На, Федор! - сказал он. - Почитай тоже! Федор углубился в Веселуху, а Василий огляделся: все кафе читало "Специалист", и дамы по временам восторженно вздыхали, глядя на Веселуху в фас и профиль. С первого октября вступило в силу новое соглашение компании "Амарант" о поставке приборов (...). В контрактах Веселуха не оговаривает направление использования приборов, потому что специфика прибора такова, что клиент призван самостоятельно находить прибору то применение, которое в наибольшей степени отвечает (...). Предложив такой вариант, Веселуха ссылается на законодательство Польши и Германии (...). - Развязаны руки для дальнейших действий без консультаций с собственниками акций. - "Я прогнозирую дальнейший рост продаж на 680%, что принесет нам (...)", - заверил менеджер по продажам Павел Ненашев. Это амбициозное заявление было сделано (...). Что бы там не говорили пессимисты - средний класс(...)!!! Правда, о научных изысканиях Веселухи "Специалист" трактовал мало, справедливо полагая, что синей врезки из трех абзацев хватит, чтобы понять, что Веселухе нужно немедленно и не рассуждая вручить кучу денег принародно и проследить, чтобы он донес их до дома. Но "Специалиста" читают не все. Кое-кто больше любит газету "Спекулянтъ". Газета эта въедливая, с синкопами в неожиданных местах, с немного визгливыми переходами и затаившимися хриплыми откровениями - как хороший джаз. Фотографии в этой газете, как правило, бывают на редкость удачными в смысле "прыща с человеком на заднем плане". Министра обороны США Зару Тустру "Спекулянтъ" запечатлел с таким выражением лица, как будто она попробовала кислой капусты из банки, простоявшей всю зиму между рамами, и убедилась, что она стухла. Думский чин Вольфганг Малодей-Соцарт получился горбатым. Но Веселуха умудрился даже во въедливом "Спекулянте" выглядеть достойно. Правда, без штук не обошлось и тут. Фотография Яна Владиславовича занимала пол-полосы; он был изображен с гитарой, в кепке набекрень, немного поддатым, с расхлебнутым ртом. Взгляд у Веселухи был победоносный. Под фотографией красовалась надпись: "Лиговская шпана". Увидев эту надпись, Веселуха пришел в негодование и хотел судиться. А добыта надпись была так: - Ну, скажите нам, скажите, - умолял журналист, тайно проникнув в цех разработчиков, - вы как-нибудь дразните своего шефа? - Никак не дразним, - отнекивались работники, - и вообще, сейчас морду набьем. Журналист выкатился из цеха и тут же наткнулся на того же компроматчика Рябинина. Достойнейший производственник пятился из двери, одергивая рваный свитер, и кричал: - Шпана ты с Лиговки, Ян, и больше никто! Вслед Рябинину на крылышках дружбы вылетел маленький дырокол, пущенный ловкой рукой директора, и попал журналисту "Спекулянта" в висок. Истекая кровью, журналист, однако, донес материал до полосы и там выплеснул: Ян Веселуха - по преимуществу - ученый; производством как таковым он занимается мало, препоручая (...). Однако все денежные потоки Веселуха предпочитает держать в своих руках после известной неприглядной истории (...). - Говорят, что себестоимость приборов снижается оттого, что у Веселухи есть "крыша" в лице старинных(...). После покушения Веселуха презрел человеческую речь и изъясняется с помощью наливок и настоек(...), а жена его (...). Экстравагантность и легкость извлечения доходов, головокружительный взлет(...) сочетается с глубоко научным, даже, мы бы сказали - романтически научным подходом к делу. Огромные суммы выплескиваются(...). Амарант - экзотический цветок на российской почве. Будем надеяться (...). Если "Специалист" читают специалисты, а "Спекулянтъ" - натурально, спекулянты, то газету "Санкт-Петербургские хроники" читают вовсе не хроники, а достойные люди, голосующие за Яблочкина и копающиеся в шести сотках. Их не проймешь ни глубоким анализом экономической и социальной важности появления таких типов, как Веселуха, ни пикантными намеками на неприглядные истории экономического свойства. Но Ян Владиславович должен был занять место и в их умах. Посему серьезные инженеры в кепках в тот день в метро не спали, а с интересом читали вот что. Многие до сих пор полагают, что "харизма" плохо сочетается с технической образованностью и управленческой грамотностью. Господин Веселуха - живой пример того, что этот взгляд ошибочен. Он - представитель нового поколения ученых, для которых коммерческое внедрение их разработок так же важно, как и (...). Мало их, не относящихся к государственным заказам (...). Прибор Веселухи - абсолютно новая, поражающая своей (...). - "У нас все ориентировано на потребителя, - пояснил менеджер по продажам компании "Амарант" Павел Ненашев. - Нет, даже не на потребителя, а на конкретного человека, который еще не осознал своей потребности". Фотография в "Хрониках" была несколько неразборчива, но на физиономии директора Веселухи сияла учтивость и легкая надменность благородного и богатого шляхтича, из тех, что называли во время оно "магнатами". Разумеется, все это было несколько старомодно, но ведь "Хроники" - газета почтенная, консервативная, - для людей попроще и помоложе есть и другие газеты, например, такие как московская "Споры и события", пишущая об интересных вещах в нашей жизни. Там сперва хотели сделать большое интервью с Веселухой, но, узнав, что он не разговаривает не только с журналистами, но даже с любимыми девушками и собутыльниками, сделали краткий обзор. Так как москвички успели покрутиться в Питере целую неделю, обзор больше смахивал на оду. В числе прочего было там такое: Общаться с Веселухой очень легко, несмотря на (...). Ян Владиславович, а как вам пришла в голову эта мысль? - Веселуха играет на гитаре, мелодия навевает (...). Еще год назад Веселуха и его друг, Михаил Рябинин, собрали свой первый прибор в сарае, и работал он "чуть ли не на дровах", - со смехом вспоминает Рябинин (...). Диковинные качества нового прибора были обнаружены совершенно случайно при загадочных обстоятельствах (...). Кто организовал то покушение - до сих пор не выяснено, но ощущение краткости земного бытия (...). Это интервью лежало на всех столиках, - на всех прилавках красовалась популярная газета "Споры и события", на всех полустанках смотрел на читателя Ян Владиславович. Тут он был лиричным, как песни Расторгуева. Он был свой в доску - и здесь тоже. В конце концов написала о Веселухе и народно-патриотическая газета "Партизаны в кустах". Они не ругали заядлого капиталиста, как можно было бы подумать, - напротив, там цитировалось высказывание Рябинина о том, что фирма "Амарант" существует для поддержки рабочих и государственного бюджета; Веселуха же упоминался как смелый директор, который, не боясь ни Чубайса, ни Сороса, держит на работе столь преданного ленинца. Впрочем, главное было еще впереди. - А этот Ян Веселуха, - томно сказала одна дама другой даме на моднявой тусовке, где бомонд и пять перемен блюд, - он что? - Он красавчик и сексуален до чертиков, - прощебетала другая дама. - Про него стоит написать в вашем журнале, только осторожно, мужчины такие обидчивые. После осторожного визита на завод стало ясно, что рассказов про дезодорант и крем от загара от Веселухи не дождешься, и рекламу под него пихать бессмысленно; с другой стороны, сочинив дело в духе "Моя первая любовь" или "Звезды пророчат удачу в бизнесе", журнал "Моды и Мередианы" рисковал получить от Веселухи по заячьей мордочке. По той же причине пришлось опустить и романтическую историю о жене. Требовалась выдумка и фантазия: каждая байка должна быть прибыльной, с одной стороны, и не нести убытков - с другой. Наконец, светские таланты восторжествовали: вышло на диво умеренно и достойно для данного журнала. Ян никогда не пьет плохих напитков; в баре мы увидели коньяк "Хеннесси", джин "Маримонда" и водку прекрасной отечественной фирмы(...). При взгляде на эту мощную фигуру поневоле становится понятно, что Веселуха - завсегдатай спортивных залов и умелец на татами, прямо как наш дорогой(...). Кабинет директора обставлен в стиле (...), и весь завод представляет из себя прекрасное воплощение мужественного духа от Zassi и Poka ne zarabotal. Немногословность, уверенность в себе, ветер с Запада, или, лучше сказать, с Северо-Запада, ибо Ян - настоящий варяг, который пахнет водкой, морозом и можжевельником - запах, разработанный фирмой Vonucci специально для русских мужчин (...). Глянцевые страницы лениво подцеплялись наманикюренными ноготками. Подруги вздыхали и терли друг другу спинки. Потом они накладывали ночной крем на сытые лица и дружно вздыхали: - Эх! Вот мужик настоящий, чувствуется! И богатый, и на работе орел, и любовник, наверное, классный!.. А мы... - А нас... Веселуха, блестящий и шикарный, снился им во сне; и студенткам, покупавшим журнал на семерых, он тоже снился. Глава 9: Без образа Чистая тьма Нашла на долины, Склонились леса под густыми снегами, Застыли ручьи по холмам Крестами - И так наступила зима Не верьте людям! Верьте людям! Человек человеку волк! Человек человеку брат! - А верим мы все равно только тем, кто внушает нам симпатию, хоть тресни, и хотя многие из-за этого полегли и некстати забеременели, лучше и надежнее способа все равно еще не придумано. Хорошо, если симпатия есть, но если она отсутствует, это не смертельно, потому что есть еще и наука - лучшая в мире, самая сложная и самая неточная. В этой науке и проводили свое время Паша Ненашев и те, кого он набрал себе в помощники для формирования имиджа компании "Амарант". - Мне нужны люди со вкусом, - заявил он, глядя в телекамеру, - с каким - все равно: настоящий Вкус только один. Если же у вас есть любимые пристрастия и принципы - спрячьте их в дупло, в мох, куда угодно, и пусть они влияют на вас тайком. Вот, например, Алисе нравится время НЭПа, она рада бы одеть весь Питер в лисьи шкурки с головами, облить кровожадными духами и увешать, как елку. Но она сдерживает себя, - правда, Алиса? Тут телекамера переехала на Алису: она как раз выходила из лимузина во вьюгу, поставив на подножку высокий ботинок с острым каблуком; в руке у нее был золотой поводок, на котором она держала симпатичную маленькую хрюшку. - Правда, - приятным хрипловатым голосом согласилась Алиса, - ну а теперь - реклама!.. Экран облился сиреневым дымом, заскакали кони, и перед жителями Санкт-Петербурга предстал ночной Троицкий мост, новехонький, только что отремонтированный, весь в огнях. На перилах, поджав ножки, сидели рыбаки, и среди них улыбающийся Веселуха с удочкой. Директор смотрел прямо на петербуржцев. - Хорошие новости, - пояснил он. - Взяли недавно анализ воды из Невы, - ни свинца, ни олова, ни мышьяка. Вода чистая, как в 1900 году - сам туда ездил, проверял. Это рыбаки питерские захотели, чтобы в Неве рыбы больше стало. Камера опрокинулась и наехала на красивую волну, темную и в отблесках фонарей: ближе, ближе. Стало видно, что это не отблески, а спинки рыб. - И золота в Неве больше, чем в других реках, - говорил поверх всего Веселухин голос, - потому что город у нас - золотой. Ослепительный закат над крепостью. Конец ноября, снега еще нет, а катки залиты прозрачным хрустальным льдом. Небо над деревьями темное, причудливых оттенков вишневого и фиолетового: так город подсвечивает. - Мне не нравится эта реклама, - сказал Веселуха Паше. - Ну хоть ты что - не нравится. Юмора в ней как-то мало. - А тут юмор и ни к чему, - обиделся Паша. - Алиса вам сейчас все объяснит. Алиса, объясните директору. И Паша поспешно удалился. Алиса Мозель теперь заведовала всей рекламой "Амаранта"; ее отдел располагался за городом, в пятнадцати километрах на восток, в новом деревянном доме посреди поля. Летом поле косили, и рекламщики угощали косарей пивом, валялись на сене с ноутбуками и, в общем, работали довольно лениво. Осенью поспели плоды и грибы, и рекламщики перестали работать вообще. Ну а зимой нужно греться изнутри. Алиса похаживала между ними с банным веником на поясе и хлестала им нерадивых девчат и парней, а сама поглядывала на небо, в котором вот уже двадцать пять лет отражалась ее еврейская красота. Черные брови, и густые кудри, и стройные ноги от шеи, и маленькие розовые ушки: даже ватник не портил Алису, и даже полы она мыла элегантно. Правда, роскошь шла ей больше. Зная это, Алиса старалась не быть бедной. - Стерва, должно быть? - поинтересовался Веселуха у Паши, впервые увидев девушку. - Да нет, - ответил Паша равнодушно, - не очень. Стервоточинка маленькая есть, но это от тяжелой жизни, а внутри она сладкая, как медовый пряник. Теперь она стояла перед директором, несколько слишком близко, как это принято у южан, и от нее пахло сандаловым деревом. - Так получилось, - начал Веселуха без предисловий, - что лицо нашей фирмы связывают со мной. Мне это, конечно, не нравится - такая публичность - но уж раз это нужно для бизнеса - объясните мне, пожалуйста, какова наша целевая аудитория, и кого я должен играть, чтобы ей понравиться. Алиса умела и любила ходить на высоких каблуках, и не падала с них лет с тринадцати, но от Веселухи исходили волны, как будто тепло отражалось от металла, или как будто луна тянула за собой море, - и Алиса чуть покачнулась. - Ну, - сказала она, глядя прямо в серые глаза директора, - целевую аудиторию мы разделили на несколько частей. Некоторым из них нравятся Большие начальники, некоторым - Свои парни, некоторым - Настоящие мужики, и так далее. Уверяю вас, что играть вам никого не надо. Ваш образ легко интерпретировать и так, и сяк. Его можно крутить очень по-разному. - Сядем, - предложил Веселуха. - Выпьем. Приятное тепло превратилось в легкий жар и трепет: наливая коньяк, Веселуха невзначай дотронулся до Алисиного локона. - Ведь это, в сущности, обидно, - продолжал Веселуха. - То есть любого человека можно интерпретировать как угодно?.. Алиса взглянула из-под ресниц: директор на нее откровенно любовался. Это плохо, но еще хуже было то, что смысл слов терял значение, а в уши лез только звук и голос Веселухи. Алиса откинулась поглубже на диван, скрестила руки (она знала: руки у нее худоваты, локотки - костлявы), и каркнула: - Как угодно тем, кто на него смотрит. Нет, побоку все маневры, не помогут они: в комнате повисла откровенная тишина. Не смотрите, Ян Владиславович, в сторону, никакая реклама не сможет вас переделать. Ваш образ ни в какие рамки не лезет. Хотя, как честный человек, вы и ушли к окну. Но то, что вы не лиговская шпана, - это вам не поможет. И вам, Алиса, тоже - как ни жмитесь, как ни прячьте коленки, можете даже крикнуть вульгарным нэпманским тоном: "Я не такая, я жду трамвая". Что бы такое сказать, чтобы это не прозвучало как намек? - думали оба, и ничего на мысль не приходило, а тишина компрометировала с каждым мгновением хуже всяких слов. Наконец, пришел Паша Ненашев, и поучительная ситуация закончилась. На следующее утро, простояв в пробках три часа, она припылила в свой родной отдел. Дизайнеры и рекламщики лежали на деревянном полу и отдыхали, задрав пузо. Над ними висел лозунг: "С харизмой рождаются, а имиджем занимаются. В.С. Черномордин". Алиса хрюкнула, свистнул ее хлыст: рабы вскочили и сели в позы лотоса. - Я видела Веселуху, - сказала плантаторша. - Это золотой человек. Работать с ним - одно удовольствие. Мало кому так везет. Если вы будете жрать водку вместо того, чтобы работать, я вас всех уволю и наберу новых. - Так новые будут трезвые, Алиска, - подал голос один из рабов, - а мы по крайности опытные. Алиса повернула острый носик и увидела Веселуху опять: он стоял на поле, на стерне, подернутой морозом, весь покорный, а руки прятал за спиной, но по тени было видно, что в руках у директора ровно тринадцать роз. Прощай, карьера, - подумала Алиса, и, не теряя ни минуты, вылетела в трубу на метле. Зима была у ворот. Лес стоял прозрачный, сухие, почерневшие от дождей травы стояли по обочинам дорог. - Даже птичка не срет в гнезде, - бормотала Алиса, развивая космическую скорость, - все-таки мужчины идиоты. Компрометировать! Подлец! - Ты еще скажи - "сволочь", - посоветовал Веселуха с земли. Он сидел у черного лесного ручья, прикрывая веником ботинки. Алиса резко развернулась и полетела прочь; Веселуха задумчиво смотрел ей вслед, она не оборачивалась. Алиса взяла курс вверх, в выцветшее небо; дышать становилось все труднее. Наконец, Веселуха потерял ее из виду. Там, под облаками, неожиданно пошел мелкий безобидный дождик, больше похожий на легкий снег, тающий у самой земли. Лес был тих. Алиса остановилась, захлебываясь. Воздух на этой высоте был так густ, что его можно было бы резать на ломтики. В отчаянии Алиса сломала свою метелку и полетела вниз, сперва медленно, а потом все быстрее и быстрее. Она пробила головой облака и рухнула прямо на руки Яну Владиславовичу. Розы скрыли их поцелуй. - Дайте мне подумать, - попросила Алиса. - Что тут думать в этих делах? - удивился Веселуха. - Женщине мысли не к лицу. - Да? А как же я на вас работаю? - Вкус, - сказал Веселуха, - прирожденные таланты... Алиса грустно рассмеялась. - Меня уже пять раз перекупали разные конторы. Я шантажистка, стерва и, если строго, проститутка. Я сливала информацию. Воровала. - Кушать было нечего? - удивился Веселуха. - Нет, - Алиса согнулась и поправила юбку, Веселуха погладил ее ножку. - По-крупному воровала. Жульничала в карты. Просила помощи у нечистой силы. - Вот это нехорошо, - не одобрил Веселуха. - Моей жизнью, - продолжала Алиса, - управляет расчет и инстинкты. Расчет, направленный на удовлетворение инстинктов. И еще, я увольняюсь от вас. Если я не уволюсь, я застрелюсь. Потому что продавать еще и это - свыше моих сил. Я желаю всю жизнь быть независимым человеком и не жить ради других. Вам, с вашим взглядом на женщину, этого не понять... Веселуха поморщился и прервал ее движением руки. Он указал ей на черный незамерзший поток, который вился по лесу. В нем, как соломинки в коктейле, лежали серые сухие осинки, и выцветшие листья крутились в водоворотах. - Вы говорите что-то невероятное, - сказал Веселуха весьма спокойно. - Вон все вокруг уже успокоилось, скоро снег будет. А у вас март на душе, сквозняки, солнце из-за туч. Не сезон, Алиса. Простите. Он подал ей руку; они встали и пошли из леса, следуя линиям электропередачи. - Вы говорите таким учительским тоном. - Вы поглупели от любви и стали такой, какой и должна быть женщина. - Вы развлекаетесь. - Вы сами себе придумываете безвыходные ситуации. - Вы... Они уже шли по полю; Алиса взглянула на лес: небо над ним было полосами, розовой, сиреневой и серой, выглядело это эффектно; потом Алиса поглядела на Веселуху. Да он мне подыгрывает, подумала она, тая, как масло на солнце. Веселуха тоже расплывался. - Ну, пойдемте, что ли, в кабак какой, - смирилась Алиса. - Там обсудим. Они дошли до железнодорожной станции; там был кабак, хотя и совершенно без изысков, просто бетонный сарай без окон, в котором висели елочные фонарики, и стояла продавщица за стойкой из свежего дерева. - Ну, - сказала Алиса, глядя, как Веселуха курит, медленно затягиваясь, - давайте обсудим! Но Веселуха не хотел говорить. Он сыграл бы, да гитары с собой не было, и ассортимент напитков был небогат; а лиц не было видно в полумраке. Оставалось одно. - Давайте лучше станцуем, - предложил Веселуха. - В уме ли вы, - возмутилась Алиса. - Да, в уме, - усмехнулся Веселуха. - Хотя и без ума от вас. - Наверно, это я сдурела, - нервно рассмеялась Алиса. Они встали. С торжественным грохотом упали две отскобленные лавки. Они встали, и Веселуха подал ей руку, тоже очень торжественно. - Я не умею, - хрюкнула Алиса. - Джаз, - шепнул Веселуха, - вы танцуете точно так же, как и все остальные танцы. В джазе главное - синкопы. По сути, это та же мазурка, только развязнее и ближе друг к другу. Нда... не бальная мазурка из девятнадцатого века, а та, которую плясали еще... к примеру... при легендарном короле Казимире... Веселуха щелкнул пальцами, полилась музыка, и они пошли выделываться; круль Казимеж упал бы в обморок, или отдал бы им всю Литву за такой джаз. Первый русский джазмен Владимир Маяковский задушил бы их в объятиях. Продавщица и трактористы хлопали и посмеивались, глядя на то, как Веселуха хлопал Алису по тугой попке, и как она, наученная инстинктом, прилегала к его мощной груди. Была какая-то правда в их движениях, какое-то "как следует", "наконец-то" и "напоследок". - Это стихия, - иронически бормотала Алиса в полупустом вагоне, положив голову на Веселухину грудь. - Это разврат. - Это не разврат, - возразил Веселуха. - Со мной - все разврат, - отрезала Алиса и уснула. "А со мной - ничего не разврат", - подумалось Веселухе. Утром пошел снег. Сначала он шел понемножку, задувал, заметал, и был весь такой морозный, мелкий, сухой, как мука. Но небо выцвело, и хлопья стали слипаться. Чем моя любовь к Веселухе отличается от любви общей? - такой вопрос задала себе Алиса. Этот вопрос был очень важен для нее как для имиджмейкера, как для творца положительного образа. В конце концов, они любят только образ, а я люблю человека, думала Алиса. Я не приближаю к ним этого человека максимально, чтобы они могли его понюхать. Нет, нет. Я заменяю его образом, как "коммунизм" заменяется серпом и молотом. Вот он в профиль и анфас. С упрощениями, необходимыми для понимания. Второстепенное откладывается, неуместное замалчивается. Людей много, "образов" гораздо меньше; так я свожу данного конкретного Яна Владиславовича к какому-то из них - разному для разных групп людей. И как только Алиса говорит: "Люди слушаются его", как тут же выплывает интерьер "хай-тек", режим дня, авто, нож, часы и все атрибуты "настоящего мужчины", у него пристальный взгляд и легкая небритость, как сейчас модно, он похож на справедливого чиновника, он - идеальный бюрократ, и это уже вранье. Нет, поправляет себя Алиса, лучше так: люди слушаются его с удовольствием, он обаятелен. И тут же заносит в сторону учтивости, предупредительности, компромиссности - вранье опять. Нет: пускай люди слушаются его с удовольствием, потому что он сам - интересная личность, творческая... Но тут противоречие; Алиса думает минутку и начинает с другого края. Хороший вкус, кофе с бальзамом, обаятель, соблазнитель, обаятельный мерзавец, ковбой, пират, авантюрист, бунтовщик, шпана с Лиговки, плохой вкус - вранье. Физик, ученый, игры разума, тайны природы, не от мира сего - вранье. Власть, собственность, ответственность, Россия, ура, секретарь обкома... Вранье. Чушь. Полная ерунда. Есть мнение, что человек - это то, что о нем думают; ведь почти всех современных политиков цивилизованных стран делают имиджмейкеры; а вот тут господин Веселуха, не имея ничего против этого (он даже сам завел себе очаровательного имиджмейкера), тем не менее "не укладывается ни в какую прическу", как волосы из рекламы. Может быть, намылить его тем самым шампунем, от которого девка в телевизоре радостно повизгивает? Одеть с ног до головы в карден от картье, и пусть он в этом костюме закручивает масляные гайки, а потом в лохмотьях едет на встречу с клиентом? Или, может быть, просто - не думать о нем, и потом посмотреть, что от него останется? Но Алиса не могла не думать о Веселухе. Так вопрос о том, чем же любовь Алисы к человеку отличается от любви людей к созданному образу, вылился в множество других вопросов: как не врать? что такое личность? зачем Веселуха платит нам деньги? сколько денег на самом деле стоит такая работа? а есть ли люди, совпадающие с образом, и как им это удается? Все эти вопросы кружились около Алисы, подобно снежинкам, и мешали ей делать повседневные дела. Большой КАМАЗ затормозил в полумиллиметре от Алисиного сапога; огромные совы, хлопая крыльями, снялись с башенок Алисиного дома, когда она вошла во двор, и осыпали ее мокрым снегом. Ей почему-то казалось, что он должен прийти в тот вечер. Весь проспект был в рекламах. Алиса спустилась вниз, и, поминутно оглядываясь, зашла в магазинчик, который находился в подвале ее дома. Там горел яркий свет, полки ломились от изобилия товаров. - Дайте мне охотничьих колбасок, - попросила Алиса, - и много пива. Продавщица отвесила килограмм колбасок, и тут протянулась сзади рука Яна Владиславовича и отдала продавщице денежку. - Здрассте, - сказала Алиса манерно, закидывая лисий хвостик на плечо и мысленно представляя себе, какое у нее сейчас выражение лица. Это выражение Алиса скопировала от своей еще детсадовской подружки Любы. Она поднимала уголки рта и глаз, и хотя улыбки как таковой не было, все лицо как будто подтягивалось вверх в неуловимом проявлении доброжелательности. - Да, пиво, - в замешательстве чувств сказал Веселуха, - это то, что нам нужно. К вам, Алиса. - Ко мне никак нельзя, - возразила Алиса. - Я же не могу. А вдруг нас... "снимают скрытой камерой". "Наплевать на них". "Будут смеяться и смотреть. Вам что, а мне..." "У них пленка засветится". Алиса была не дура; действительно, на противоположном углу перекрестка, на доме, прямо за рекламой, на обледенелой завитушке около пятого этажа, сидел Петя Варвар с камерой. Пока Алисины окна были темны, он дремал, но этот свет, который он отличил от тысячи огней той ночи, разбудил его. - Тэ-эк, - сказал Петя, наставляя камеру на окно. Веселуха и Алиса между тем пили пиво и мирно беседовали. Иногда пиво располагает к дреме. Журнал "Моды и мередианы" не советует мужчинам пить пиво перед тем, как залюбить свою жену или там кого, - но они не всегда правы. - Ну, а теперь для тех наших друзей, кто снимает нас на камеру, - сказал Веселуха. - Они верят, что человек - это то, что о нем думают в данный момент... Представьте себе, Алиса, что я - серый волк. Алиса по мере сил представила. Веселуха, в свою очередь, представил себе Алису как лису. - Порядок, - сказал Веселуха. Петя Варвар наутро долго клял горькую судьбу: на пленке были запечатлены отношения между симпатичной лиской и серым волчарой из мультика "Ну погоди". Потом, за полночь, Алиса и Веселуха уселись курить. Петербург выглядел, как в первый день творения. Из бездонного красного неба сыпал снег на нашу сторону. - Что же вы молчите? - спросила Алиса. - Да это еще ничего, - напомнил Веселуха. - Некоторое время я вообще молчал. - А почему? - жадно спросила Алиса. Веселуха посмотрел в окно, залюбовался, думая, как бы ему округлить, да так ничего и не сказал. Временами в нем просыпалась тень прежнего отвращения к человеческой речи. - Невежливо не отвечать даме! - дерзко сказала Алиса. - Да, действительно, - опомнился Ян Владиславович. - Хорошо. Я молчал по нескольким причинам. Во-первых, я не знал, чего от меня ждут, когда спрашивают. При вопросе всегда ждут какого-то определенного ответа, иногда это просто, как в случае "который час?", но меня-то спрашивали о более сложных вещах. Во-вторых, я не знал, сколько времени готов ждать ответа мой собеседник. В-третьих, я не знал, как начать, - в-четвертых, я не знал, как продолжить, - в-пятых, я не знал... - Как закончить, - прервал Алиса. - Шутки со мной шутить изволите? - Изволю, - ответил Веселуха и поцеловал ее в плечико. Алиса вздохнула, как котенок. - Значит, помощи не жди, - прошептала она. - Меня мучает этот вопрос, вы понимаете или нет? Вас ведь тоже мучили различные вопросы? - Никогда, - отмел Веселуха. - Меня никогда не мучили вопросы. Не было такого. Я сам их мучил: разделял на составные части, собирал из нескольких вопросов один большой. К вопросам, знаешь ли, не стоит относиться серьезно. - А к серьезным вопросам? - прищурилась Алиса из-за стола. - Тем более! - развел руками Веселуха. - Они просто прикидываются. Ну, если тебе совсем не избавиться от этого вопроса... Кстати, от какого? Алиса открыла рот, и тут вопросы налетели на нее гурьбой, как снежинки или летучие мыши. - Понятно, - сказал Веселуха. - В общем, попробуй что-нибудь сделать... есть ведь мой прибор, он может тебе помочь. Впрочем, я бы на его месте не стал тебе помогать. - Но мне очень нужно, - возразила Алиса. - Я ужасно мучаюсь. - Да вам только дай, - сказал Веселуха, подошел к ней близко-близко и стал ее тискать. В общем, ответ на этот вопрос был Алисе очень нужен, хотя сама она не считала, что какой-то теоретический вопрос может быть настолько жизненно важен для нее. Принципы не могут быть жизненно важными, по крайней мере, в обычной жизни (не на войне, например), - считала она. Но Веселухин спектрометр не спрашивал у клиентов, как мама у капризного ребенка: "Тебе этого правда хочется, или так себе?" Он видел насквозь, какие у клиентов потребности и насколько они насущны. "Насколько", он мерил количественно. То есть он был не только всеобщий удовлетворитель, но еще и всеобщий измеритель даже того, для чего мер и весов человек не знает. Раз Алисе был очень нужен ответ на этот вопрос, прибор решил ей ответить. И заработал. Утром, войдя в кабинет, Алиса обнаружила, что он работает очень давно, и нагрелся. Посмотреть, что за задачу ему дали, было невозможно. - Что-то замороченное, - признал вызванный на подмогу сборщик Кирилл. - Теперь его нельзя выключать, пока он не решит. - Ах, вот как, - хихикнула Алиса. - А если ответа нет? - По идее, тогда он будет утешать тебя всякими подарками судьбы, - ответил Кирилл. - Везуха тебе попрет, короче. - Насколько большая везуха? - Смотря по тому, насколько грандиозный вопрос он для тебя не сможет решить, - пожал плечами Кирилл. Алисе понравился этот подход, и она уже втайне мечтала, чтобы прибор не смог справится с данной ему задачей, и на нее, Алису, стали сыпаться всякие кайфы. Однако вопрос по-прежнему мучил ее; так, пытаясь ни о чем не думать, Алиса залезла в Интернет и стала проглядывать Форум журнала "Специалист" на тему Веселухи. Правда, высказывания были в основном о фирме, а не о личности. Особенно заинтересовала общественность тема "А что дальше". Andrew А почему дальше должно быть что-то особенное? Если "Специалист" свихнулся на тему этой симпатичной фирмочки, то дай-то Бог. Самая обычная фирма. Trader Andrew, вы тенденцию не чувствуете? Е. Бакин Однако тенденция :) Andrew Поясняю для непонятливых. Тенденция одна на всех, а Веселуха один из всех. Если они такие удачливые, то это не из-за высоких персональных качеств Веселухи, а из-за того, что рынок попер вверх. Кому как не вам, Trader, etc. Trader Тенденция, Andrew, это направление, какими темпами идти в этом направлении - другой вопрос. Andrew Ну и что? Е. Бакин ...возникает другой вопрос :) Асмодей Вы все не о том говорите. Почему "Амарант" производит уникальные приборы - вот о чем было в статье. И они ответа правильного не дали. А правильный ответ такой: потому что их делает гендиректор Веселуха. Е. Бакин Мы все неправильные, и журнал неправильный. Так держать Trader Личность оказывает воздействие на технические характеристики? Да вы че? Тут есть место личности? Вы думаете, что то, что нам показывают под видом гендиректора Веселухи - это и есть он сам? И все байки про жену, отправленную в прошлое, про остановки времени, про параллельное житье во вторнике и в пятнице? Вас омманывают, мачики и деички! Асмодей Боюсь, что еще хуже на самом деле. То есть, еще круче. Соборное сознание не дало Алисе ничего, кроме одной маленькой догадки: ей захотелось увидеть мадам Веселуху и побеседовать с ней. Алиса толкала все двери подряд. - Мне это необходимо для того, чтобы работать дальше, - оправдывалась она перед Веселухой. - В профессиональном плане. - Съезди, проведай, - согласился Веселуха. - Спроси: "как дела? Пока не родила?" Алиса кивнула, и в следующий момент уже стояла на мосту в Лондоне и крутила головой по сторонам. - Ну, столпились! - сказала она. - Разъезжайтесь! - А вы не меня ищете? - окликнули Алису из кареты. - Ну, если вы мадам Веселуха, то вас, - ответила Алиса. Ветер задувал и поднимал пыль, из-за туч вышло солнце. Алиса заметила на противоположном берегу острое строение с огромными часами; часы были годные, то есть показывали год, - на них стоял 1650й, но Алиса заподозрила, что ее дурачат: ведь строение было все из алюминия и стекла, а часы - электронные. - Любовника моего изделие, - похвалилась мадам Веселуха, - сэра Генри Рейнсборо. Он меня содержит, а я его люблю. Якобы муж мой пропал без вести на войне, сгинул без пенсии. Алиса пригляделась к мадам Веселухе: брови у нее были выщипаны, глаза сияли, одета она была по моде, и серый ветер сдувал пудру с ее шиньона. К тому же было заметно, что она "тяжелая"; мадам проследила Алисин взгляд и бесцеремонно кивнула: - Да, живот! Отправил меня сюда с животом и без единого слуги. Как прикажете устраиваться? - Мне кажется, что вы неплохо устроились, - осторожно заметила Алиса. - В плане... не бедствуете. - Вы себе не представляете, моя милая, - мадам Веселуха положила ей руку на плечо, - сколькими условностями окружена здесь женщина! Скажем, если у вас, пардон, критические дни, - глаза красавицы увлажнились от воспоминаний о двадцать первом веке, - вам не разрешат делать масло, и вообще выполнять какую бы то ни было ответственную работу... Она, впрочем, говорила так, как будто все это для нее не важно, - обе женщины смотрели туда, откуда дул ветер. Ветер этот пах морем, повелителем этого острова, и корабли с контрабандой взрывали волны носами. - Хорошее время, - сказала мадам Веселуха серьезно, и Алиса вдруг поняла, что она не дура. - А еще хорошо смотреть на все это с балкона. Я вижу подробности. Пахнет то травами, то дерьмом, то спиртным; все про всех все знают, и даже музыка совершенно по-другому воспринимается. Знаете, я бы сказала, что она воспринимается так, как ее понимает мой муж. Только теперь я поняла тоже. Алиса слушала ее с изумлением, глядя в те же дали, что и она. Там пенные барашки в волнах крутились, и тихие всплески торговых барок слышались, а за рекой шла стройка. Алиса чувствовала, что сейчас мадам Веселуха доберется до того, что и ей, Алисе, будет интересно. - На картины можно смотреть сколько угодно и когда угодно, книгу читать не сначала, откладывать, переставлять фрагменты. - Я так делала в детстве, не хватало терпения подряд читать, - кивнула Алиса. - А музыку можно слушать только подряд. Это время в нашей жизни, которое не сжать и не растянуть. Не ускорить и не замедлить. Вот так, - торжественно заключила мадам Веселуха, - мой муж и заставляет людей обмирать. От него эффект, как от музыки. В ваш век, когда телевизор переключают с канала на канал, когда внимание у людей рассеяно, когда скорость жизни столь велика, что не хватает терпения на самые простые жизненные дела - еду, детей - в ваш век Веселуха наполняет время прежним смыслом. Он делает время постоянным, он показывает, что его невозможно сэкономить - что оно идет так же, как и в те дни, когда от Москвы до Лондона было два месяца езды... - А что мне-то делать? - ляпнула Алиса. Она чувствовала себя дурочкой рядом с мадам Веселухой, хотя та была на голову ее ниже, а старше дай-то Бог на три года - не говоря о несравнимом Алисином жизненном опыте, при том что мадам Веселуха всегда жила за счет мужа. Воздух кругом стал прозрачен и пуст, из-за тучи просияло сильное солнце. - А вам, сударыня, - сказала мадам Веселуха прежним, легкомысленным тоном, - не следует делать масло в критические дни и задумываться над сложными вопросами, когда вы влюблены... - Почему вы решили, что я влюблена? - изумилась Алиса. - Дитя мое, - мадам Веселуха улыбнулась и наклонила головку на бочок, - я не умею влиять на всех людей без разбора... наоборот, я склонна подчиняться первому, кто захочет мною командовать... но я всех вижу насквозь. Идите, и не ломайте себе голову; вы сами увидите, в чем дело. Некоторые вещи делаются постепенно; например, никакое ускорение не отнимет от беременности ни одного месяца... Мадам Веселуха погладила себя по круглому животу. Корабль на всех парусах шел по Темзе; на берегу кабак ходил ходуном - в нем пьяные матросы плясали