ехать вместе с ним к Веллингтону. МАРКИЗА: Я в этом не уверена. (Она улыбается) МАРКИЗ: Что? Он отлично знает, чего хочет... МАРКИЗА: Я не это имела в виду. Я знала одну его любовницу. МАРКИЗ: Вы не упускаете случая меня уязвить. МАРКИЗА: Вы сами виноваты. Мне слишком часто приходится исправлять ваши ошибки. Если бы не я, вы восстановили бы против себя весь свет. МАРКИЗ: Маркиза, пожалейте меня. Вы все знаете. Скажите, куда уехал Анри? МАРКИЗА (мягко) Что вы, друг мой! Я не думала, что вы примете это так близко к сердцу. Я не знаю, куда он делся, но если вы хотите его видеть, поезжайте в полночь к фон-Траубе. МАРКИЗ: Что он там делает? МАРКИЗА: Он беседует с немецким поэтом - ну этим, не помню, к сожалению, как его зовут,- и ухаживает за женой австрийского посла. Если хотите, я поеду с вами. МАРКИЗ: Нет-нет. Не нужно. У меня дела, я должен быть вечером дома. Да, конечно, я не поеду. Спасибо, маркиза. МАРКИЗА: Что с вами? Может быть, я могу вам помочь? МАРКИЗ: Наверное, нет. Прошу вас, не тревожьтесь, и не теряйте из-за меня драгоценного времени. Принцесса ждет вас, не мучьте ее сверх меры. МАРКИЗА: Мне жаль вас, маркиз. МАРКИЗ: Мне тоже себя жаль. До свидания. (Немного помедлив, она качает головой и выходит из комнаты. Слышны ее шаги. Маркиз начинает смеяться. Теперь он сидит в кресле-качалке и толкает его взад-вперед.) О чем он хотел со мной поговорить? Невероятно! (Он останавливает качалку. Звонит. Поспешно входит Андре.) Поди-ка сюда. Ты берешься доставить эту записку леди Рольтон так, чтобы об этом никто не узнал, и не позже, чем через пятнадцать минут? АНДРЕ: Конечно, ваша светлость, если вы скажете мне, как это сделать. МАРКИЗ: А если я сам не знаю? АНДРЕ: Очень жаль. Скажите хоть что-нибудь, ваша светлость. МАРКИЗ: Зачем? АНДРЕ: Я в любом случае возьмусь, но вы же на меня обидитесь. МАРКИЗ: Проклятие! Все все знают лучше меня. Чего же ты ждешь? АНДРЕ: Записку, ваша светлость. МАРКИЗ: Не дам я тебе записку. Ты ее все равно прочтешь. Убирайся. (Андре медленно скрывается в лабиринте.) Что же делать? Да, Андре! (Он появляется из лабиринта.) Ты же состоишь при графе. Почему ты не с ним? АНДРЕ: Ваша светлость, граф изволил оставить меня дома. По-видимому, сегодня вечером он хочет побыть один. МАРКИЗ: Почему? АНДРЕ: Я не знаю, ваша светлость. МАРКИЗ: Конечно, не знаешь. Но почему я так редко вижу тебя возле графа? АНДРЕ: Ваша светлость, граф почти не бывает дома... МАРКИЗ: Но ты бываешь здесь гораздо чаще. АНДРЕ: Увы, граф та мало нуждается в моих услугах. МАРКИЗ: По-твоему, я в них нуждаюсь больше? АНДРЕ: Во всяком случае, вы чаще требуете меня к себе, ваша светлость. МАРКИЗ (резко) Как ты думаешь, где граф сейчас? АНДРЕ (разводя руками): В городе, ваша светлость. Или даже за городом. Он так молод. Простите, может быть, я чересчур смел, ваша светлость, но я не вижу оснований для беспокойства. (Маркиз встает и подходит к окну) МАРКИЗ: Ты женат? АНДРЕ: Нет, ваша светлость. МАРКИЗ: Послушай, это несправедливо. Как это у тебя получилось? АНДРЕ: Вы же понимаете, ваша светлость, мое скромное положение наряду с недостатками имеет и некоторые преимущества. Я у вас уже давно. Как это ни странно, судьба располагает мною в гораздо меньшей степени, чем вами. Возьмите, к примеру, революцию... МАРКИЗ: Ну, это еще не судьба. АНДРЕ: Но похоже. Или, скажем, брак. Если бы мне изменила жена, - увы, у меня ее нет.- я бы ее побил. Клянусь всеми святыми и памятью нашего покойного короля - и еще получил бы удовольствие. Она бы сначала сто раз подумала. Увы, чем высокопоставленнее мужчина, тем больше им командует жена, или, скажем, тем более высокопоставленных любовников она заводит, что то же самое, это не считая мужчин низкого звания, которых она за любовников не считает и за которых ее можно побить. А что делать? Не драться же на дуэли? МАРКИЗ: Почему, собственно? АНДРЕ: Ваша светлость, король не любит дуэли. Потом, есть и другие причины. Иногда непонятно, кто кого должен вызывать, или же история так запутана, что непонятно, не является ли один из секундантов заинтересованным лицом. МАРКИЗ: Заинтересованным в чем? АНДРЕ: Скорее всего, э... дамой. МАРКИЗ: Ты совершенно неграмотен, Андре. АНДРЕ: Возможно, вернее даже, несомненно, ваша светлость, но только... МАРКИЗ: Хорошо, ты уж лучше помолчи. А еще лучше... Скажи лучше, что ты думаешь о моем сыне? АНДРЕ: О, ваша светлость, граф - замечательный молодой человек, в своем роде, конечно. Об этом все твердят с утра до вечера. Честно говоря, и мне, и графу это уже страшно надоело. МАРКИЗ: Кто же это говорит? Меня, честное слово, давно уже комплиментами не балуют. АНДРЕ: Да все, ваша светлость. Король Георг, король Людовик, герцог, князь Талейран, князь Меттерних, виконт де Шатобриан, лорд Байрон, граф де Марсе... МАРКИЗ: Откуда ты это знаешь? АНДРЕ: Говорят, ваша светлость. Только об этом и говорят. Если бы император был жив, то есть, я хочу сказать... он живо сделал бы его маршалом. МАРКИЗ: По-твоему, это предел человеческий мечтаний... Ну, а если бы он не захотел стать маршалом? АНДРЕ (с большим воодушевлением): Маршалом императора! Неслыханно. Ну, тогда он стал бы министром, ваша светлость. МАРКИЗ: А если нет? Если бы его и это не устроило? АНДРЕ: Тогда он очень привередлив, ваша светлость, прямо как вы. МАРКИЗ: Разумеется. А все-таки? АНДРЕ: Тогда он стал бы тем, чем захотел. МАРКИЗ: Гм. Вот это уже лучше. Вообще, ты не очень догадлив. Скажи, он любит женщин? АНДРЕ: Да, ваша светлость, это у него наследственное. МАРКИЗ: По мужской или по женской линии? Впрочем, откуда тебе знать! АНДРЕ: Отчего же, ваша светлость... МАРКИЗ: Скажи лучше, что тебе известно о моей жене? АНДРЕ: Маркиза - ангел, бриллиант, лучшая из женщин. Она делает вам честь, ваша светлость. Она так богата, что я сам, возможно, женился бы на ней. МАРКИЗ: Ты самонадеян. АНДРЕ: Ничуть, ваша светлость. Я просто очарован. МАРКИЗ: Пожалуй, твое восхищение мне даже льстит. Ну ничего. Скажи, по-твоему, она красива? (Андре начинает соображать. Губы его смыкаются и размыкаются.) АНДРЕ: Да, пожалуй, да, ваша светлость! Клянусь честью! МАРКИЗ: Не клянись. Как ты считаешь, она мне верна? АНДРЕ: Тут уж вам виднее, ваша светлость. Это может означать и то, и это... И вообще, ваша светлость, вы в каком смысле? (Шум. Входит Мишель) МИШЕЛЬ: Ваша светлость, леди Рольтон просила передать... МАРКИЗ: Меня нет дома. МИШЕЛЬ: Она говорит, что ей очень нужно... МАРКИЗ: Мне тоже кое-что нужно. Убирайтесь отсюда, наглецы! (Андре и Мишель выметаются) По-моему, они очень похожи. А лорд Рольтон - это еще хуже, чем леди Рольтон. Явление 12 (Граф де Буа-Реми беседует с двумя дамами.) 1 ДАМА: Скажите, граф, вам понравился лорд Байрон? ГРАФ: Как вам сказать... Он держался одновременно вызывающе и просто. По-моему, его надменность преувеличена и все дело в том, что он небогат. Он чрезвычайно вежлив и все время стремится соблюдать дистанцию, но объяснять это можно по-разному. Разговорить его трудно, но все-таки можно, один раз у меня это получилось. Он становится оживленным, начинает ходить по комнате и говорить. Он не очень красноречив, но это не потому, что он говорит неубедительно, а от легкого косноязычия. Слушать его упоительно. Он странный человек, Манфред и Дон Жуан в одном лице, и иногда кажется, что он говорит стихами, хотя никто менее его не склонен к импровизации или даже к декламации. Он оставляет потрясающее впечатление, может быть, потому что сам себя слушает и верит тому, что говорит. 1 ДАМА: Вы тоже так считаете? Лорд Рольтон, который давно его знает, говорит, что он слишком мрачен. ГРАФ: Не знаю. Мне так не показалось. 2 ДАМА: Но его стихи очень мрачны. ГРАФ: Нет, что вы! Это очень хорошие стихи. Лорд Байрон, наверное, лучший поэт в Европе. 1 ДАМА: Он сильно хромает? ГРАФ: Нет, не очень. Это не бросается в глаза. 1 ДАМА: Сильнее, чем князь Талейран? ГРАФ (со смехом): Во всяком случае, он не так часто спотыкается. И ездит в Италию, где есть на что посмотреть, а не в Америку. 1 ДАМА: Америка вам не нравится? ГРАФ: Очень может быть. Как и во всех больших странах, там слишком мало народу. Люди заняты своим делом и ни о чем не думают. 2 ДАМА: Но они выстояли в тринадцатом году. ГРАФ: Еще бы! Ведь им было что защищать! 1 ДАМА: Граф, вы подарили лорду Байрону вашу книжку? ГРАФ: Да, конечно. Но мы о ней почти не говорили. Я не решался спросить, а он как-то раз вскользь похвалил ее - только и всего. 1 ДАМА: Вы не решались спросить? Что, он вызывает трепет? ГРАФ: Нет, наверное, но я так и не решился. Он, вообще, мало говорил об искусстве. 1 ДАМА: Что же он говорил? ГРАФ: Он советовал мне ни на что не обращать внимания. Он прав. 2 ДАМА (касаясь руки графа, весьма игриво): Ведь вы же француз! ГРАФ (хмуря брови): Что вы хотите сказать? 1 ДАМА: Она шутит, граф, не обращайте внимания. Явление 13 (Граф де Буа-Реми в спальне леди Рольтон. Она полуодета и плохо выглядит.) ЛЕДИ РОЛЬТОН: Граф, вы мне надоели. ГРАФ: Почему? ЛЕДИ РОЛЬТОН: Откуда я знаю? Мне с вами скучно. (Граф бросается к ней и страстно обнимает. Она не сопротивляется, но как-то обмякает, потом вяло высвобождается.) Нет, не то. Я же говорю, вы мне не нравитесь. (Он берет ее за руку.) Да нет. Граф, убирайтесь отсюда. Я не хочу, чтобы мой муж оставил вас обедать. ГРАФ: Вы сами меня позвали. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Да, сама. Но я передумала, а он недогадлив. ГРАФ: Да что случилось? Только что вы были довольны. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Я была довольна собой, а не вами. Вы никуда не годитесь как любовник. Видите, я нисколько не устала и страшно раздражена. Ваш отец... ГРАФ: Мой отец? Он тоже? ЛЕДИ РОЛЬТОН: Я этого не говорила. ГРАФ: Это не обязательно. Так это он вас избаловал. А я-то думал... ЛЕДИ РОЛЬТОН: Никто меня не баловал. Я все-таки королевского происхождения. Мне достаточно посмотреть на мужчину. ГРАФ: Я хочу вас. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Вы сами виноваты, граф. (Он делает шаг к ней, останавливается и нерешительно на нее смотрит.) ГРАФ: Миледи, смените гнев на милость. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Чего вы хотите? ГРАФ: Разденьтесь. ЛЕДИ РОЛЬТОН (проводя рукой по его рукаву): Я как раз собиралась привести себя в порядок. Нет, граф. Оставьте меня в покое. И приезжайте вечером. ГРАФ: Никуда я не поеду. (Он садится в кресло, поднимается, подходит к небольшому столику, усаживается около него, находит бумагу и письменные принадлежности.) Нет, миледи. (Начинает сосредоточенно чистить перо.) ЛЕДИ РОЛЬТОН (улыбаясь и, может быть, успокаиваясь): Вы очень похожи на вашего отца. Я не сомневаюсь теперь, что вы родственники. ГРАФ: Вы не находите, что я похож на Карла Великого? Та же бесцеремонность. Между прочим, он тоже мой родственник. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Все равно, милый граф, спать с вами я не буду. ГРАФ: Я в этом не уверен. ЛЕДИ РОЛЬТОН (смягчаясь): Может быть, вы правы. Я очень взбалмошна, и если я говорю "нет", это еще ничего не означает. Но вы все-таки уедете, граф, иначе я стану упряма, как мул, и не так непостоянна. ГРАФ: Элизабет, вы единственная женщина на свете! ЛЕДИ РОЛЬТОН: Очень может быть. Однако, если вы хотите сообщить мне что-нибудь еще, поторопитесь. Мой муж ждет меня уже два часа. Если у него лопнет терпение, он поднимется сюда, и, как знать, может проникнуться теми же идеями. ГРАФ: Вряд ли. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Во всяком случае, он пригласит вас обедать. ГРАФ: Дверь заперта. ЛЕДИ РОЛЬТОН: У него, наверное, есть ключ. Ну так что же? (Граф подходит к ней и пытается поцеловать ее в шею.) Нет, это я уже знаю. ГРАФ: Откуда, дорогая? ЛЕДИ РОЛЬТОН: Я все-таки замужем. ГРАФ: Вы редко об этом вспоминаете. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Да, конечно. Я просто об этом не забываю. ГРАФ: Зачем вы вышли замуж? ЛЕДИ РОЛЬТОН: Я вас не понимаю. ГРАФ: Разве вы любили своего мужа? ЛЕДИ РОЛЬТОН: Я и сейчас его люблю. Иногда, во всяком случае. ГРАФ: Не издевайтесь, дорогая. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Успокойтесь, граф, я слишком мало вами увлечена, чтобы как следует мучить. Вы прелестный молодой челолвек, любимец королей, баловень женщин, но чтобы иметь у меня успех, этого мало. Я вам скажу одну вещь, вы, конечно, можете не верить, но сейчас у меня нет любовника. Это же смешно, милый граф. Нет, просто оторопь берет! ГРАФ: Миледи! ЛЕДИ РОЛЬТОН: Я одеваюсь, граф. Можете не отворачиваться. (Граф бросается в кресло и начинает играть брелоком. Леди Рольтон, нимало не смущаясь, медленно переодевается.) Как вы думаете, граф, мне имеет смысл надеть бриллианты? ГРАФ: Вам имеет смысл напудриться. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Это слишком долго. Сколько раз в день можно себя мучить? И потом... ГРАФ: Я понимаю. Ваши планы на сегодня не ограничиваются мной. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Вот именно. Вам, пожалуй, повезло. Вы были первым в некотором роде. ГРАФ: Да, мне повезло. На мне вся ваша пудра. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Вы недовольны? ГРАФ: Я не собирался лишать вас невинности, миледи. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Хорошо, граф, я это запомню. (Стук в дверь.) Кто там? ЛОРД РОЛЬТОН: Это я, дорогая. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Подождите немного, я сейчас оденусь. ЛОРД РОЛЬТОН: Вы одна? ЛЕДИ РОЛЬТОН: Со мной граф де Буа-Реми. Он вам не нужен? ЛОРД РОЛЬТОН: Я был бы рад его видеть. Он не очень занят? ЛЕДИ РОЛЬТОН: Нет, не очень. (Графу) Дорогой граф, навестите моего мужа. Он, наверное, хочет вам что-то сказать. (В это время она застегивает что-то перед зеркалом.) ГРАФ: Я ни в чем не могу отказать вам, Элизабет. (Он открывает дверь. Входит лорд Рольтон. Граф сердечно пожимает ему руку.) Я не помешаю вам, милорд? Явление 14 (Маркиз де Сомине стоит у окна и смотрит непонятно куда. Неожиданно он поворачивается спиной к окну. Лабиринт медленно отъезжает, при этом образуется значительное свободное пространство. Он открывает рот, как рыба, вытащенная из воды, и приняв какое-то решение, входит в лабиринт. Он плутает там довольно долго при свете и в темноте и затем вновь появляется на поверхности. Двор его дома. Он стоит под окном, которое ходит взад-вперед со скрипом. Делает несколько шагов. Останавливается карета. Из нее выходит маркиза. Увидев мужа, она задумывается на мгновение, но затем все-таки отпускает карету. В какой-то момент видна только ее тень. Она подходит к маркизу.) МАРКИЗ (меланхолично): Как вам нравится погода, догогая? МАРКИЗА (громко): Андре! (Маркизу) Что вы сказали? МАРКИЗ: Я не Андре. МАРКИЗА (вспыхнув): Я понимаю. Андре! (Из дома выбегает запыхавшийся Андре) Ты где был? Что-нибудь случилось? АНДРЕ (кланяясь): Простите, мадам, я не сразу понял, где вы. Услышав ваш голос, я побежал в вашу комнату. МАРКИЗ: В вашу комнату? Этот бездельник заходит в вашу комнату? МАРКИЗА: Вы недовольны этим? МАРКИЗ: Напротив, я восхищен. Теперь я понимаю, почему он никогда не бывает возле графа. МАРКИЗА: Когда вы сами в последний раз заходили в мою комнату? Андре, пожалуйста, принесите мой столик, чашку кофе и письменные принадлежности. МАРКИЗ: И мне тоже. (Андре убегает) МАРКИЗА: Зачем вам чернила? МАРКИЗ: Я буду мокать в них печенье.(Громко) Андре! Печенье! МАРКИЗА: Вы сошли в ума? Я очень рада. МАРКИЗ: Я тоже. Вы решили составить мне компанию? МАРКИЗА: Нет, я просто захотела посидеть с вами. Вы кого-нибудь ждете? МАРКИЗ: Герцога. Он представил одну еврейскую баронессу принцу Уэльскому и собирается привести ее сюда. МАРКИЗА: Вы не хотите пускать их в дом? Или наоборот... МАРКИЗ: Совершенно верно. Как раз наоборот. Я хочу собственноручно открыть дверцу карету, предложить ей руку и препроводить ее в дом самым почетным образом. МАРКИЗА: Надеюсь, вы не будете настаивать на том, чтобы я ее приняла? МАРКИЗ: Разумеется, нет. Дама со столь безупречной родословной может иметь дело только с принцами крови. МАРКИЗА: Если бы я не знала, что вы относитесь ко мне как к собаке, вы немедленно получили бы оплеуху. МАРКИЗ: Да я их уже считать перестал. МАРКИЗА: Что вы хотите сказать? МАРКИЗ: Моя дорогая, неужели вы всерьез считаете себя знатнее этой дамы? МАРКИЗА: Я знаю четыре поколения моих предков. Мой прадед был еще в семьсот шестнадцатом году представлен герцогу Орлеанскому, регенту. МАРКИЗ: Вы слышали, наверно, что у него были весьма своеобразные вкусы. Впрочем, кто-нибудь из ее предков наверняка беседовал с царем Давидом. Правда, ей неизвестно в точности, как его звали. Но что за беда - четыре поколения предков, моя дорогая, есть у всякого человека, родившегося в относительно мирное время. Всякая родословная начинается с прадеда, то-есть с того, с кем большинству людей не удается познакомиться не только очно, но и по рассказам родителей. Я подозреваю, что эта дама - а она происходит из почтенной еврейской семьи - знает о своих предках гораздо больше вас, поскольку ей или по крайней мере ее родителям нечего было их стыдиться. Однако она не тычет их вам в лицо. МАРКИЗА: Все равно, я не хочу иметь с ней дело. МАРКИЗ: Я уже говорил - вы разборчивее, чем принц Уэльский. По-вашему, он тоже недостаточно высокороден? А даже если так? Впрочем, вас никто и не заставляет. МАРКИЗА: Разве он сейчас здесь? МАРКИЗ: Почему бы и нет? Он путешествует, стало быть... Андре! Куда ты делся? МАРКИЗА: Не кричите, пожалуйста. (Появляется Андре с двумя скамейками, несколькими подушками, двумя чернильницами и прочими заказанными предметами. Вид у него прехитрый. Он едва не роняет их, пытаясь расшаркаться перед маркизом, однако сохраняет равновесие, ставит скамейки на землю, располагает на них все остальное и вопросительно смотрит на маркизу) МАРКИЗ: Ты можешь идти, голубчик. МАРКИЗА: Подожди-ка. (Садится и пишет записку) Отнеси это леди Рольтон. (Андре, кланяясь, удаляется, искоса поглядывая на маркиза) МАРКИЗ: Бог с ним! (Появляется Мишель. Он подходит к маркизу, целует протянутую ему руку и затем вкладывает в нее записку. Маркиз быстро ее просматривает) Вы представляете, дорогая, вас хочет видеть русский посол. Так и написано. Они, кажется, совсем рехнулись. Как вы думаете, следует отказаться? МАРКИЗА: Покажите мне записку, маркиз.(Он отдает ей записку, она вяло на нее смотрит) Это по-русски. Я думаю, надо поехать. По-видимому, это тон, предписанный императором, они ведь давно уже научились изящно изъясняться. Я думаю, он собирается нас облагодетельствовать. МАРКИЗ: Вы правы, дорогая. С тех пор, как русские разместили свои войска в Европе, они совсем потеряли рассудок. Будьте добры, напишите им, что мы едем. Я пока что пойду к себе. ЯВЛЕНИЕ 15 (Безлюдный двор. Предметы, затребованные сиятельной четой и доставленные с такой поспешностью, лежат на земле. Дует ветер, хлопают ставни, пробегает собака. Она останавливается и начинает нюхать чернильницу, затем бьет ее лапой, переворачивает и в ужасе убегает. Чернила растекаются по сцене, при этом издалека слышны шум ветра и человеческие голоса.) ЯВЛЕНИЕ 16 (Граф де Панти, виконт де Сен-Ба и граф де Буа-Реми развалились в креслах и курят сигары) ВИКОНТ: Я никогда не думал, что она на такое способна. Ан нет. ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Ты еще удивляешься! Ах, что за времена! Медеи, Прометеи! Да ведь это только льет воду на ее мельницу! Вы с вашим Байроном совсем не думаете, что сочиняете. Любимое занятие женщин - уязвлять дураков, и поскольку вы строите из себя сверхчеловеков, они уязвляют вас соответствующим образом. ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: При чем тут все это? Просто чем привлекательнее женщина и чем выше ее положение в обществе, тем она распутнее. ВИКОНТ: Ей не просто все равно, с кем спать - она готова мириться с суррогатами. Ее не волнуют гигиенические вопросы. Ей даже не разнообразие нужно, она не заметит, если переспит с кем-нибудь во второй или даже в третий раз. Ужасно! Главное, она сама не знает, чего хочет. Это не мешает ей уверять, что она меня любит. ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Они почти всегда пытаются нас в этом уверить. Изменить, с их точки зрения, ничего не стоит, поскольку измена ничего не меняет - мысленно она все равно давно уже совершилась. Бросить любовника гораздо труднее и не каждой дано, поэтому лучше всего просто ни о чем не думать. Их пресловутая ветреность - не от большого ума, зато от большого опыта. ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Она морочит мне голову. Хочет, чтобы я стал таким же сумасшедшим, как она сама. Раньше я этого не понимал. У нее, наверное, нет ни одного знакомого, с которым она бы не спала. ВИКОНТ: Ага. Она ненасытна. И все-таки она не нимфоманка, это какое-то нарочитое безумие, щелканье зубов, культ чужого тела... ГРАФ ДЕ ПАНТИ: О чем ты говоришь? Я знаю только один способ не иметь неприятностей с женщинами - не иметь с ними дела. Или, если это слишком накладно, иметь, но только одновременно не меньше пяти - тогда даже не почувствуешь разницу. ГРАФ ДЕ БУА РЕМИ: Да нет. Она зверь, но зверь незаменимый, во всем мире нет женщины, которую можно было бы ей предпочесть. Я сам выбрал себе эту пытку, но только ли пытку! Ей доставляет удовольствие спать одновременно со мной и с моим отцом, и неизвестно, что больше, но, кроме того, она радуется тому, что ее муж спит с моей матерью. К сожалению, ее невозможно бросить, то есть, невозможно огорчить, это будет несчастьем только для меня, потому что она вообще не заметит потери. ВИКОНТ: У нее короткая память, Анри. Она бесчувственна, ей ничего не стоит заставить ждать или даже ревновать. ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Любая женщина, даже ангел, была бы счастлива, если бы вы оба покончили с собой, оставив душещипательные письма. Особенно, если она вас обоих любит. Как это называется... Скорее всего, ваши любовницы, хоть они и очень похожи, далеко не ангелы. ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Она не помнит, на каком она свете, и потому неряшлива и груба. Вчера она вполне искренне призналась, что забыла, с кем должна встретиться, а на ее языке это может означать только одно. Но ведь и она не нимфоманка, более того, для нее любовь значит вовсе не много. Она и не склонна предаваться ей, и, вероятно, делает все это кому-то назло, а столь оскорбительно только потому, что это проще всего. ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Бедные дети! Вы не понимаете. Я же пытаюсь вам объяснить! Единственное, что вы должны знать и иметь в виду - учтите, зарубите на носу - все женщины одинаковы. Усвойте это, и дело пойдет на лад. ВИКОНТ: Мне еще хуже, чем ее мужу. У него в разные времена было столько возможностей пользоваться ее благосклонностью, что она ему надоела. Я хотел бы найти в ней какой-нибудь обыкновенный недостаток, но не могу, хотя пороков у нее сколько угодно. Она совсем не подвержена моде. Она не высказывает глупых суждений на умные темы, потому что вообще никаких не высказывает. Поэтому она никогда не ошибается. Я не могу завести еще одну любовницу, потому что как она ни плоха, та будет еще хуже. ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Я уже сказал: "Все женщины одинаковы". Неужели это так трудно понять? Сами по себе они одинаковы. Разными их делаем мы. Не делайте, и все будет в порядке. Ты говоришь - нет другой такой. Обменяйтесь любовницами - я боюсь, вы даже не заметите разницы. ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Мы с ней ездили в Италию. Вернее, я ездил, а она провожала меня до Гренобля. В Гренобле у нее были дела. Мы ехали довольно быстро и нигде не останавливались, она довольствовалась мной и была сама кротость. В Гренобле она в первый же день переспала с кучером и с герцогом Шартрским. Герцога я бы ей простил. ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Я тоже. Он глупый и вздорный старик. Ума не приложу, почему ему не отрубили в 94 году голову, когда он попал под горячую руку к господину Бийо-Варенну. Я не думал, что он еще способен спать с женщиной. Впрочем, учтите еще одну вещь. Для женщин все мужчины одинаковы. ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Он не способен спать с женщиной. Они провели безумную ночь, впрочем, довольно невинную, но ей, видимо, понравилось. ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Так в чем же дело? Ты предложил ей свои услуги? ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Я ее ударил. Она обиделась, и я был на седьмом небе и думал, что все кончилось. Не тут-то было. На другой день она встретила меня с подчеркнутой нежностью. ВИКОНТ: Я тебе завидую. Меня встречают с подчеркнутой нежностью только по четвергам, когда у нее кто-то другой. ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Кто же у нее по четвергам? ВИКОНТ: Не все ли равно? Во всяком случае она к нему относится хуже, чем ко мне. ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Б-же мой, как вы мне надоели. Послушайте, я сплю сейчас с десятком разных женщин, не поручусь даже, что в их числе нет ваших любовниц, но даже если нет, вы же знаете, все женщины одинаковы и поэтому все десять точно такие же мегеры. Однако же у меня нет никаких проблем. Значит, дело не в них, а в вас. ВИКОНТ: Ты их просто не любишь. ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Что ты, совсем напротив, очень люблю. ВИКОНТ: Тогда они обыкновенные шлюхи. ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Все женщины - шлюхи. ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Но не все это знают. Во всяком случае, они не всем это показывают. ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Вы ошибаетесь. (Входит высокая красивая женщина и садится на колени к графу. Он шепчет ей что-то на ухо.) ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Альбер, хочешь, я тебя с ней познакомлю? ГРАФ ДЕ ПАНТИ (нарочито небрежно): Ну да. Разве вы не знакомы? (Он гладит бедро женщины) Это графиня Парижская, не так ли, дорогая? ВИКОНТ: А, вот оно что. ГРАФ ДЕ ПАНТИ: ДА, королевская кровь сказывается. Неправда, что аристократия вырождается. (Он задирает ей юбку выше колена.) Посмотрите, какие ножки! ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Тебе не жалко? ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Ничуть. Я же говорю, все женщины одинаковы. Явление 17 (В карете маркиза де Сомине, кроме него, находится маленький, горбатый, богато одетый мужчина. В его поведении чувствуется тщетно прикрываемая высокомерием неуверенность. Карета медленно едет и трясется.) ЧЕЛОВЕЧЕК: Вы доверяете своему кучеру, маркиз? МАРКИЗ: Смотря что. Во всяком случае, не меньше, чем вам, между нами будет сказано. Французы всегда слишком доверчивы по отношению к англичанам. ЧЕЛОВЕЧЕК: Все же будем надеяться, что он нас не услышит. МАРКИЗ: Надейтесь. Так в чем же дело? ЧЕЛОВЕЧЕК: Простите, маркиз, вы ему платите? МАРКИЗ: Разумеется. Иначе он бы у меня не работал. ЧЕЛОВЕЧЕК: Я не об этом. Вы оплачиваете его услуги? МАРКИЗ: Он правит лошадьми. Это обходится мне в семьдесят фунтов в год, не считая одежды. Я не думаю, что разорюсь по его милости. ЧЕЛОВЕЧЕК: Какая неосторожность! МАРКИЗ: Какая? ЧЕЛОВЕЧЕК (раздражаясь): Вы не хотите меня понять, маркиз! МАРКИЗ: Я вас прекрасно понимаю. Все-таки, что вы хотите сказать? ЧЕЛОВЕЧЕК (отчаянно жестикулируя): Я ничего не хочу вам сказать. Наоборот, это вы хотели мне что-то сказать. МАРКИЗ: Я забыл. ЧЕЛОВЕЧЕК: Да нет, я хочу у вас спросить... МАРКИЗ: Спрашивайте. ЧЕЛОВЕЧЕК: Что вы обо всем этом думаете? (Он выпаливает это одним духом.) МАРКИЗ: Пока что это меня не касается. ЧЕЛОВЕЧЕК: Как же так! Мы в преддверии больших событий и вы можете приобрести влияние, или потерять... МАРКИЗ: Да нет. Это не революция, а, собственно, хоть бы и так. Мои деньги вложены в разных странах, а сам я лезть на рожон не собираюсь. ЧЕЛОВЕЧЕК: Да? А ваш сын? МАРКИЗ (хмурясь и повышая голос): Какое отношение ко всему этому имеет мой сын? Он не занимется политикой. ЧЕЛОВЕЧЕК: До поры до времени. Мы тоже занялись ею не сразу. Вы же не можете ему это запретить. И потом, он великолепно владеет оружием. В Италии он убил на дуэли двух человек. Что будет дальше? Во Франции ему скучно... МАРКИЗ (более спокойно): Ему не скучно. Я бы не хотел, чтобы он занимался подобными вещами. Пусть пишет стихи, путешествует, потом мы для него что-нибудь придумаем. ЧЕЛОВЕЧЕК: Конечно, маркиз. И все-таки, как вам нравится положение во Франции? МАРКИЗ: Вы хотите сказать, положение Франции? Ну и вопрос! Вы же лучше меня знаете, кто там сейчас правит. ЧЕЛОВЕЧЕК: Допустим, знаю. Вы тоже знаете. Будьте откровенны, скажите, неужели такое положение вам нравится? МАРКИЗ: Ничего не поделаешь, вы, кажется, просили меня быть откровенным. У нас нет серьезного выбора. Воевать Франция по-прежнему не может. Гений Талейрана спас ее, ну так он будет спасать ее еще долго. Наполеон... Император угробил Францию, а Талейран... ЧЕЛОВЕЧЕК: Да бросьте вы... Простите, маркиз. Державы-победительницы передрались между собой, и, к счастью для вас, он этим воспользовался. Никакой.., еще раз прошу прощения, маркиз, правда, что он уже в городе? МАРКИЗ: Правда. Кстати, я могу рекомендовать вам еще одного князя Священной Римской Империи, господина Меттерниха. ЧЕЛОВЕЧЕК (с гримасой): Премного благодарен. Этим господином я сыт по горло. С вашего разрещения, я разовью свою мысль. Никакой дипломат, будь он семи пядей во лбу и прожженный интриган, как ваш князь,не может заменить полмиллиона солдат, или даже просто полмиллиона. МАРКИЗ: Тем не менее, вместо того, чтобы поужинать и принять ванну, вы сейчас поедете к нему. ЧЕЛОВЕЧЕК: Разумеется. Ведь у меня дела. Более того, я думаю, вы составите мне компанию, маркиз. МАРКИЗ (размышляя): Возможно. Все возможно. (Он медленно достает из кармана часы и со звоном открывает крышку. Он смотрит на них с улыбкой.) Даже весьма вероятно. Но где вы собираетесь его искать? Он неуловим даже по ночам, как и все мужчины, которые нужны Европе. ЧЕЛОВЕЧЕК: Я рассчитываю на вас, маркиз. МАРКИЗ: Сознаюсь, я еще не видел князя. ЧЕЛОВЕЧЕК: Ни за что не поверю, что вы не знаете,где его найти. МАРКИЗ: Может быть, знаю. Наверное, знаю, но вы понимаете, леди Рольтон... ЧЕЛОВЕЧЕК: А, леди Рольтон, любовница Бонапарта! Она, наверное, отнимает у вас очень много времени. Вы знаете, самоубийственный поход в Россию был начат из-за нее. МАРКИЗ: Вы не шутите? Неужели она сотрудничала с британской разведкой? ЧЕЛОВЕЧЕК: В том-то и дело, что нет. Это была ее собственная инициатива. Фокс ее отговаривал, но она и слушать не хотела. По сути дела, император отдыхал в русских снегах от ее безмерной требовательности в постели. Временами она доводила его до белого каления. МАРКИЗ: Такая горячая женщина? ЧЕЛОВЕЧЕК: Бросьте, маркиз, как будто сами не знаете! Но я не думаю, что она сможет нам чем-нибудь помочь. Скорее уж помешает. МАРКИЗ: Моя карета к вашим услугам. ЧЕЛОВЕЧЕК: Нет, маркиз, это я в вашем распоряжении. Куда вы меня повезете? МАРКИЗ: Надо найти герцога Фюрствальдского. ЧЕЛОВЕЧЕК: Где он может быть? МАРКИЗ: Где-то здесь. (Он разводит руками.) Где угодно, даже у меня дома. У княгини де Лио, у герцога Стенфордского... ЧЕЛОВЕЧЕК: Это вероятно? МАРКИЗ: Не очень. У принцессы Пармской, наконец, у князя Талейрана. ЧЕЛОВЕЧЕК: Может быть, с него и начнем? МАРКИЗ: Не советую, это еще менее вероятно. ЧЕЛОВЕЧЕК: Что же мы все-таки будем делать? МАРКИЗ: Представления не имею. ЧЕЛОВЕЧЕК: Начнем с начала. Как найти герцога? МАРКИЗ: Мне кажется, нам следует навестить сначала его любовницу. ЧЕЛОВЕЧЕК (с громким смехом): Чтобы наставить ему рога? Право же, вы очаровательны, маркиз. Это, часом, не все та же леди Рольтон? МАРКИЗ: По-моему, нет. Это виконтесса де Бройль. ЧЕЛОВЕЧЕК: Еще одна родственница короля? МАРКИЗ: Очень дальняя. ЧЕЛОВЕЧЕК (стуча по стенке кареты): Эй! Останови! (Маркизу) Куда нам? МАРКИЗ: К виконтессе. ЧЕЛОВЕЧЕК: Эй, глухой осел! (Карета останавливается на мгновение, трогает с места. Он падает со скамейки.) Поделом мне. А она хороша, эта виконтесса? МАРКИЗ: Ей лет 35. Очаровательная женщина, но несколько странная. ЧЕЛОВЕЧЕК: Я понимаю. Чего только не бывает. Ваш сын с ней в хороших отношениях? МАРКИЗ: Почему вы спрашиваете? ЧЕЛОВЕЧЕК: Я всегда интересуюсь подобными вещами. Ведь вы с герцогом друзья? МАРКИЗ: Мой сын незнаком с ним. ЧЕЛОВЕЧЕК: Да? Я тоже. Но это ничего не меняет. Мы потеряли слишком много времени, маркиз, надо торопиться. МАРКИЗ: Ради Бога. (Громко) Джимми, скорее! Мы будем у виконтессы через минуту. Поправьте, пожалуйста, галстук. И вообще, как на вас сидит фрак! Застегните манжеты. ЧЕЛОВЕЧЕК: Зачем? Я не пойду к ней. С меня и так хватает титулованных шлюх. Если бы она была порядочная женщина... Мне, откровенно говоря, жаль и вас туда пускать. Но, я думаю, вы быстро все узнаете. МАРКИЗ: Вы хотите, чтобы я пошел туда один? ЧЕЛОВЕЧЕК: Дорогой маркиз, вообразите как худший случай - что с ней придется спать. Если вы пойдете туда один, это займет вдвое меньше времени. МАРКИЗ: Это может серьезно отразиться на судьбе Европы? ЧЕЛОВЕЧЕК: Кто знает! Одна такая дама уже отразилась на ней довольно плачевно. МАРКИЗ: Милостивый государь, в каких вы отношениях с королем? ЧЕЛОВЕЧЕК: Какое это имеет значение? Впрочем, в превосходных. МАРКИЗ: Вы напрасно отказываетесь от общества виконтессы. Она очень мила. ЧЕЛОВЕЧЕК: А! У меня есть две вчерашние газеты. Я жду вас, маркиз. (Маркиз встает и, не говоря ни слова, выпрыгивает из кареты. Его движения легки и изящны, что плохо вяжется с его обликом. На лице у него морщины и, вообще, у него изрядно потасканный вид.) ЧЕЛОВЕЧЕК: Вот молодец! Как прыгает! Господи мой Боже! Явление 18 (Виконтесса де Бройль и маркиза де Сомине) ВИКОНТЕССА: Ах, дорогая моя, мне никогда не было так тоскливо. С тех пор, как княгиня де Юкзель уехала в Италию, здесь больше не танцуют. Я так не могу. МАРКИЗА: Разве вы не приглашены на бал к лорду Рольтону? ВИКОНТЕССА: Меня никто не приглашал. МАРКИЗА: Моя милая, неделю назад вы очень резво отплясывали с его величеством, даже резвее, чем следует. ВИКОНТЕССА: Да, но мне так и не удалось как следует потанцевать. Там был герцог. МАРКИЗА: Он так ревнив? ВИКОНТЕССА: Нет, что вы, просто у него были другие планы. МАРКИЗА: Мне вас очень жаль. Но, может быть, завтра все будет иначе? ВИКОНТЕССА: Скажите, этот бал дает лорд Рольтон или леди Рольтон? МАРКИЗА: Не знаю, ведь я приглашена. Наверное, они оба. ВИКОНТЕССА (рассерженно): Так кто же из них меня не пригласил? МАРКИЗА: Может быть, они просто про вас забыли? ВИКОНТЕССА: Забыли? Возможно, но тогда это наверняка леди Рольтон. Она очень забывчивая особа. Лорд Рольтон мог обо мне не вспомнить, это я понимаю, но забыть? МАРКИЗА: В таком случае вам есть резон поехать. ВИКОНТЕССА: Да, но я сама пригласила гостей на завтра. МАРКИЗА: Скорее всего, они отклонят ваше приглашение и поедут на бал. Кого вы пригласили? ВИКОНТЕССА: Я уже точно не помню. Кажется, вас. МАРКИЗА (улыбаясь): Это пустяки. Заехать за вами? ВИКОНТЕССА: Право, я не знаю. Может быть, они не пригласили меня по другим соображениям? МАРКИЗА: Это будет прекрасный бал. Он обойдется милорду в сорок тысяч франков. Немного дороговато, но зато об этом будут говорить. ВИКОНТЕССА: Нет, я не поеду. Конечно, моя дорогая, вы можете ехать, дело ваше, но это же просто неприлично - вводить в расход бедного лорда Рольтона. МАРКИЗА: Там будут все по-настоящему светские люди, других не приглашали. Если вы не поедете, о вас невесть что подумают. ВИКОНТЕССА: Вы уверены? А что, собственно? МАРКИЗА: Вы только представьте себее! Там будут принц Уэльский, герцог Ангулемский, принцесса Пармская, герцог Стенфорд, герцог де Нюайль, мой муж, князь Талейран... ВИКОНТЕССА: Вы не шутите? МАРКИЗА: Что вы! Лорд Рольтон очень популярен в обеих столицах. Ваш друг герцог Фюрствальдский говорит, что этот бал может повлиять на судьбы Европы. Я, правда, не понимаю... Признаюсь, моя дорогая, мне надоели наши беспокойные политические времена. Заснуть бы лет на сто... Как вы себя чувствуете? ВИКОНТЕССА: Неплохо. Вы уже слышали, я купила поместье близ Труа. Прелестное местечко! Нужно будет съездить туда летом. Вы не составите мне компанию? МАРКИЗА: До лета еще далеко. Это из конфискованных земель? Кошмар. Откровенно говоря, я не считаю, что сейчас безопасно приобретать недвижимость во Франции. Ничего не случается только в Англии и в России, а ведь земля - это навсегда... Дело в географическом положении... Англия - остров, а Россия континент. Она слишком велика. Отец дал мне деньги, но я никак не могу решиться. ВИКОНТЕССА: Вы думаете, война еще не кончилась? МАРКИЗА: Я в этом уверена. Даже мой муж, который со мной почти не разговаривает, как-то обмолвился. Есть люди, которые перестают беспокоить окружающих только в гробу. ВИКОНТЕССА: Вы правы. Я поеду завтра на бал. Пожалуй, я приеду часам к одиннадцати. Жаль, что так получилось. МАРКИЗА: Ничего страшного. По этому поводу я собираюсь переманить к себе мадам Бертье. ВИКОНТЕССА: У кого же мы тогда будем шить? МАРКИЗА: Вы, моя дорогая, всегда сможете шить у нее, то-есть, у меня. Но я отниму ее у всех этих дамочек, попавших ко двору только потому, что они в состоянии заплатить три тысячи франков за платье. Я не хочу поощрять расточительный образ жизни, нашей буржуазии. Необходимо сохранить мадам Бертье для настоящей знати. ВИКОНТЕССА: С некоторых пор это слово вызывает много нареканий. МАРКИЗА: Что вы хотите сказать? ВИКОНТЕССА: С некоторых... с тех самых пор, как стало не совсем понятно, что оно значит. Конечно, лорд Рольтон аристократ. Но что вы скажете о герцоге Рейхштадском? Внук одного императора и сын другого - он всего только потомок мелкого корсиканского помещика. И еще - разве не настоящий аристократ барон Джемс Ротшильд? Вы только посмотрите, какие у него лошади! И манеры! У него давно уже свободный доступ к королю. МАРКИЗА: Я его никогда не видела. ВИКОНТЕССА: Вы много потеряли. МАРКИЗА: Это правда, что он умеет держать себя в обществе? ВИКОНТЕССА: Как настоящий король, даже лучше. МАРКИЗА: Выходите за него замуж. (Она поворачивается спиной к виконтессе) Я хочу пить. (Виконтесса дергает сонетку. Входит лакей.) Явление 19 (Мишель, Андре, трактирщик и две дамы в грязной, плохо обставленной комнате. Андре положил ноги на стол. Мишель почти лежит на скамейке. По идее, они играют в карты, но дело идет вяло. На столе стоят бутылки, пустые и полные. Дамы хихикают в углу. Они слегка смахивают на двух особ, с которыми беседовал граф де Буа-Реми.) ТРАКТИРЩИК: Мишель, тебе больше ничего не надо? МИШЕЛЬ (неопределенно указывая в угол): Вон ту! АНДРЕ (трактирщику): А тебе какое дело? (Мишелю) Пойди и возьми. Вот так. (Он приподнимается, но явно не желает спустить ноги со стола. Остается в том же положении.) МИШЕЛЬ: Лежи. Я с ней сам поговорю. ТРАКТИРЩИК: Могу подать жареного зайца. Все равно как сегодня убит, честное слово. Собственными руками снимал с него шкуру. МИШЕЛЬ: Кошачью? ТРАКТИРЩИК: Показать? МИШЕЛЬ: Да я не отличу ее сейчас от змеиной. Ладно, давай своего кролика. Ты хоть когти состриг? АНДРЕ: Ладно тебе. Какая разница? МИШЕЛЬ: А счет? АНДРЕ: Хозяин, поставь ему в счет кошку, ладно? ТРАКТИРЩИК (указывая рукой на одну из женщин): Это она поставит ему в счет кошку. Я хоть и трактирщик, но человек вполне порядочный. МИШЕЛЬ: А чем занимался твой отец? ТРАКТИРЩИК: Тем же самым. И в его времена люди ели, пили и спали. МИШЕЛЬ: Ты хочешь сказать, что ничто не изменилось? (Бьет кулаком по столу.) А англичане? А русские? А пруссаки? Разве мы их не били? ТРА