не для войны. Поэтому воевать здесь можно со всеми удобствами. КАПИТАН: Да, следов не остается. 2-й ОФИЦЕР: Признай, недурно бы подойти сейчас к острову и изо всех орудий одним бортом, а потом другим. КАПИТАН: Разбить стекло в спальне у лорда Хоу? Он все-таки англичанин. 2-й ОФИЦЕР: Ну и что! Он высунется в ночной рубашке и будет непристойно ругаться. КАПИТАН: Если бы не "Хотспер", послал бы все это к черту. Плевал я на жалованье. 2-й ОФИЦЕР: В открытом море. Столько воды. И на этом самом "Хотспере" можно приплыть в Плимут или куда угодно. КАПИТАН: Не замочив ног. Самая милая лошадка в мире. Сорок пушек и совершенно невероятная площадь парусов. 2-й ОФИЦЕР: Если тебе так хочется, выпей за "Хотспер". КАПИТАН: Не могу. 2-й ОФИЦЕР: Почему? КАПИТАН: Не могу и все. Ты пьян, пойдем спать. 2-й ОФИЦЕР: Не хочу. КАПИТАН: Ну и черт с тобой. Сиди и пей. А я завтра отправлю тебя на гауптвахту. (Медленно раздевается, мурлыкает, потом ложится на койку.) 2-й ОФИЦЕР: Капитан, извини, я пошутил. КАПИТАН: А что такое? 2-й ОФИЦЕР: Ты же знаешь. КАПИТАН: Иди проспись. (Он встает.) Слушай, налей мне еще. (Тот наливает полный стакан и подает его капитану. Капитан делалет глоток.) Что бы мы делали без этого? 2-й ОФИЦЕР: То же самое. КАПИТАН: Да нет. Не вытерпели бы. 2-й ОФИЦЕР: Я же говорю. Ну, глотки бы друг другу перегрызли. Явление 25 (Герцог Фюрствальдский беседует с банкиром Фельдтом.) БАНКИР: Я не помню такого жаркого лета, господин герцог. ГЕРЦОГ (сухо): Я давно уже не обращаю внимания на погоду. БАНКИР: Что же вас в таком случае интересует, ваша светлость? ГЕРЦОГ: Вы все отлично знаете, Фельдт. Мне нужны деньги. БАНКИР: Вам? ГЕРЦОГ: Не все ли равно, если проценты вы получите с меня? БАНКИР: Нет, ваша светлость. Я не ростовщик и не скупщик краденого, поэтому мне совершенно не безразлично, на что пойдут мои деньги. ГЕРЦОГ: А, прекратите. Неужели вы думаете, что я потерплю, чтобы мне читали мораль? Вы деловой человек и как таковой можете вложить деньги во все, что сулит прибыль. БАНКИР: Что вы, герцог, ни в коем случае! Только в то, что сулит выгоду. Я не хочу потерять на одном деле то, что заработаю на другом. И уж во всяком случае имейте в виду, что у меня есть политические убеждения. ГЕРЦОГ: Будьте спокойны, им ничто не угрожает. БАНКИР: Возможно. Но давайте взвесим все обстоятельства. Вы просите у меня сумму, в двадцать раз превышающую ваш годовой доход, кстати, не такой уж маленький. Если бы вы собирались построить завод или основать торговую компанию, то скорее всего не просили бы денег, а позвали бы меня в долю. Единственное исключение - это если бы его величество обещал вам какие-нибудь особенные привилегии, но это исключено - я давно бы об этом знал и сам пришел бы к вам, помните, как десять лет назад... ГЕРЦОГ: Да, конечно, но... БАНКИР: Одну минуту. Это значит, что деньги вам нужны на какое-то политическое предприятие, и, судя по сумме, довольно крупное. Но - прошу прощения, господин герцог, я вынужден говорить правду - в одиночку вы не способны на крупное предприятие. Значит, за вами кто-то стоит, и это наверняка персона очень влиятельная, можно даже попытаться угадать, кто именно, странно только, что у него мало денег. Можно угадать даже, о чем идет речь - в конце концов крупных политиков очень мало, а крупных дел - и того меньше, и к тому же, зная вас, можно предположить, что ваш коллега - аристократ. Но все это частности. Интереснее другое - чем все-таки вы собираетесь со мной расплачиваться? ГЕРЦОГ: Деньгами. БАНКИР: Деньгами? Едва ли у вас их будет достаточно. А кроме того, неизвестно, возьму ли я с вас деньги. Скорее всего вы рассчитываете заплатить мне одной из тех политических услуг, которые вроде бы ничего не стоят, а на деле оказываются весьма накладными. То есть по сути дела государственными деньгами. Разумеется, я не против. Но это не значит, что я готов рисковать и вообще на все готов. ГЕРЦОГ: Вы ничем не рискуете. Я дам вам надежное обеспечение, достаточное, чтобы вас успокоить. Что вы предпочитаете - земли, города, замки? А может быть, табачную или текстильную монополию? Собственно, мне нужны не столько деньги, сколько возможность незаметно их вкладывать. Если бы я начал использовать собственные или подручные средства, об этом сразу же стало бы известно. БАНКИР: Разумеется, ведь у вас нет свободных денег. ГЕРЦОГ: У меня большие финансовые возможности. БАНКИР: Наверное. Но, тем не менее, вам нужны деньги, а не кредит. ГЕРЦОГ: Конечно. Во-первых, кредит не дает возможности пользоваться деньгами незаметно, он прямо-таки рассчитан на гласность. БАНКИР: Вот глубокое рассуждение! ГЕРЦОГ: А затем, мне совершенно незачем рекламировать свои отношения с банкирами, например с вами. БАНКИР: Простите, ваша светлость, но вы меня не совсем поняли. ГЕРЦОГ: Я вас совсем не понял, Фельдт. БАНКИР: Господин герцог, мой банкирский дом - один из крупнейших в Европе. А это значит, что, несмотря на мою политическую индифферентность, моя финансовая политика есть часть общеевропейской политики, и - поверьте, я отнюдь не ликую - любые политические перемены меня кровно касаются. Поэтому, занимая у меня деньги на политическое предприятие, нужно начинать не с того, сколько процентов я получу на указанную вами сумму, а с того, насколько то, что вы затеваете, выгодно мне с точки зрения чистой политики. Если речь идет об усилении австрийцев в Италии, как ни дико это сегодня звучит, - я согласен, и даже более того, я готов рискнуть. Но ни за какие деньги я не буду работать с Ротшильдами и, уж конечно, не допущу, чтобы на мои деньги поляки бунтовали против России. ГЕРЦОГ: Господин Фельдт, вы верите мне на слово? БАНКИР: Разумеется, господин герцог, ведь это мне выгодно. ГЕРЦОГ: Конечно. Так вот, мы договорились. БАНКИР: В самом деле? Ну, что ж, будем считать, что вы поймали меня на слове. Но, если я верно вас понял, придется воевать с Англией. ГЕРЦОГ: Наверняка. Я обещаю вам все военные подряды, которые вы захотите получить. БАНКИР: А если вы проиграете? ГЕРЦОГ: Тогда вы получите деньги. БАНКИР: Я имею в виду, еще до войны... то есть до переворота. ГЕРЦОГ: Я вас прекрасно понял. Вы получите... БАНКИР: Я не об этом. Моих денег вам наверняка не хватит. ГЕРЦОГ: Ничего страшного. Конечно, даже вы не можете купить свободу для всей Европы. Но, по-видимому, скоро к нашим услугам будет бюджет военного министерства. БАНКИР: Я подумаю. Ваша милость, когда вы хотите получить ответ? ГЕРЦОГ: Хотите неделю на размышление? БАНКИР: Ну, что вы, ваша светлость! Это слишком долго. Если вы согласитесь встретиться со мной завтра... ГЕРЦОГ: Завтра? Знаете что, приезжайте завтра вечером на бал к леди Рольтон, но только не раньше двенадцати. Я там буду. БАНКИР: А если вас все-таки не будет, могу я сообщить свое решение... ГЕРЦОГ: Ни в коем случае! БАНКИР: Да, леди Рольтон красивая женщина, это нехорошо. ГЕРЦОГ: Я с вами вполне согласен. И все-таки можно считать, что мы договорились? БАНКИР: О, считать можно все, что угодно. Завтра ночью я буду иметь честь сообщить вам свой ответ. ГЕРЦОГ: Прекрасно. Вы не поужинаете со мной? БАНКИР: Еще слишком рано. Если это не нарушит ваши планы, стакан красного вина и печенья. ГЕРЦОГ: Я, пожалуй, составлю вам компанию. (Входит лакей. Герцог что-то ему шепчет. Он кланяется, выходит и возвращается с требуемыми предметами. Банкир не позволяет ему налить вино в стаканы и делает это сам.) БАНКИР: Я люблю это занятие. Как можно подпустить лакея к бутылке? Вы же не положите его в постель к жене. (Герцог морщится.) Простите, я совсем забыл. (Замолкает. Неожиданно) Господин герцог, поторопитесь, он в последнее время очень плохо выглядит. Явление 26 (Леди Рольтон, граф де Панти и граф де Буа-Реми) ЛЕДИ РОЛЬТОН: Не притворяйтесь, будто я вас интересую, граф. Вам до меня нет никакого дела. Я уж не говорю о том, что вы меня покинули, мне не привыкать... ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Простите, миледи, к кому из нас вы обращаетесь? ЛЕДИ РОЛЬТОН: Не притворяйтесь... ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Вы несправедливы к Анри, миледи, а ко мне тем более. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Сейчас вы скажете, что без ума от меня. Старая песенка. Влюбленные мужчины немы как рыбы. Хотя действительно, у меня пока нет оснований на вас сердиться. ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Миледи, право, это пустяк, не обращайте внимания. Зная вас, я могу предположить, что к завтрашнему утру они у вас появятся. Негодуйте. ЛЕДИ РОЛЬТОН (пропуская его замечание мимо ушей): Завтра! Откуда я знаю, что будет завтра? ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Простите, миледи, я знаю. Завтра вы устраиваете бал. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Вы оба приглашены? ГРАФ ДЕ ПАНТИ: О да, миледи. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Прекрасно. Последнее время мне недостает кавалеров. ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: У вас скверная память, миледи. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Да, ужасная. Иногда я забываю, как меня зовут. Если бы не милорд... ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Вы никак не можете о нем забыть? (Граф де Панти дергает его за полу.) ЛЕДИ РОЛЬТОН (не замечая): Вы знаете, граф, маркиз, ваш отец, которого я люблю больше чем всех остальных, никогда не оскорблял меня при посторонних. К счастью, граф - мой друг. (Де Понти кланяется и пытается скрыть улыбку.) Да-да, не отпирайтесь. ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Простите, миледи, но отец тоже иногда называет вас своим другом. ЛЕДИ РОЛЬТОН (примиряюще): Должно быть, он имеет на это право. (Граф де Панти расправляет манжеты.) К сожалению, я старею. Несколько лет назад это право, хотя и не всецело, принадлежало императору Наполеону, и он этим гордился. ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Вы и это помните? Нет, миледи, вы клевещете на свою память. Как все странно! Вы помните то, что не следовало бы помнить, а все остальное забываете. Ведь Наполеон давно уже покойник. Как это у вас получается? ЛЕДИ РОЛЬТОН: Чем я хуже Жозефины? Правда, она француженка. ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Зачем ему еще одна француженка? Он так и не научился понимать в них толк, разве что в актрисах. Ничего не поделаешь - корсиканец, дикий зверь. Не понимаю, почему он на вас не женился. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Не все ли равно? В отличие от вас, он об этом просто не думал... ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Отправляйтесь к нему на Святую Елену! Прекрасная мысль, вы потрясете всю Европу своей преданностью и станете общим кумиром. ЛЕДИ РОЛЬТОН: А вы как думаете, граф? ГРАФ ДЕ ПАНТИ (серьезно): Я думаю, вам имеет смысл поехать. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Хорошо, я поеду. ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Возможно, отец составит вам компанию. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Я буду очень рада. ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Правда, это будет несколько утомительно. ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Миледи, вам не кажется, что граф шутит? ЛЕДИ РОЛЬТОН (чистосердечно): Нет, не кажется. ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Надеюсь, вы не сомневаетесь, граф, что она поедет? ГРАФ ДЕ ПАНТИ: Не сомневаюсь. Зачем? ЛЕДИ РОЛЬТОН: Разумеется, я поеду. Вы чудесно придумали, мой дорогой. ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Когда? ЛЕДИ РОЛЬТОН: Я еще не знаю. Если бы не бал... Вы дадите мне три дня на сборы? ГРАФ ДЕ БУА-РЕМИ: Через три дня вас не должно быть в городе. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Увы, граф, я нисколько не огорчена. ГРАФ ДЕ ПАНТИ: На чем вы поплывете, миледи? Явление 27 (Наполеон беседует с лордом Хоу.) ЛОРД ХОУ: Ваше величество, я вынужден ограничить ваши передвижения по острову. К сожалению, внутреннее положение Франции начинает внушать серьезные опасения. НАПОЛЕОН: При чем тут Франция? ЛОРД ХОУ: Дело в том, что вы были императором этой страны. Английское правительство, так же как и правительство короля Людовика, озабочено распространением всяких огорчительных настроений. НАПОЛЕОН: Что и говорить, Бурбоны непопулярны. ЛОРД ХОУ: К сожалению, многие недальновидные люди в разных странах связывают усложнение политической ситуации с вашим пребыванием на этом благословенном острове. Можно предположить... НАПОЛЕОН: Что меня попытаются освободить, не так ли? Ну, так вот, я хочу со всей определенностью заявить, что мне здесь очень нравится. Спокойная жизнь, прекрасный климат и приятное общество. Так что, даже если вся французская армия высадится у вашего порога и на коленях будет умолять меня возглавить государство, я скорее всего откажусь. Разве что они предъявят слишком уж серьезные аргументы. (Громко) Коленкур! (Он появляется быстро и неожиданно.) Прочтите милорду то, что я вчера продиктовал. КОЛЕНКУР (он успевает достать тетрадь): "Историческая миссия Франции в современную эпоху представляется мне уже исполненной, поэтому в ближайшее время следует ожидать уменьшения влияния французской нации. Я дважды становился императором французов, поэтому, может быть, я и не переставал им быть, однако вряд ли я решусь на это в третий раз. Героическая эпоха Революции и Империи не знала предательств, но меня предали не единицы и не сотни, а тысячи. Следующего монарха предадут миллионы. Править Францией после меня - неблагодарное занятие, но даже я смотрелся бы теперь жалко на месте короля Людовика. Однако, с моей точки зрения, истинное величие Франции еще далеко впереди." НАПОЛЕОН: Достаточно, Коленкур. Так вот, милорд, клянусь вам, я искренне полюбил Святую Елену. Жаль, что я в свое время не догадался присоединить его к французской империи. ЛОРД ХОУ: Вы меня не убедили. Впрочем, тот, кто владеет моим островом, владеет миром, во всяком случае - океаном. Ваше величество, я вынужден ограничить вашу свободу. Я прошу вас не покидать пределы парка. Кроме того, все ваши люди будут заменены англичанами, разумеется, кроме Коленкура. НАПОЛЕОН: Замечательно! И повар тоже? Неужели вы дадите мне английского повара? ЛОРД ХОУ: Да, конечно, ваше величество. НАПОЛЕОН: Прелестно. Я не думаю, что это приказ короля Георга. У него самого повар француз. ЛОРД ХОУ: Я ничего об этом не знаю. НАПОЛЕОН: Впрочем, я ничего не имею против англичан. ЛОРД ХОУ: Это еще не все. Вы, Коленкур, разумеется, совершенно свободны, но и вам не следует выходить за пределы парка. Если же вы все-таки захотите прогуляться по острову в одиночку, вас обыщут. НАПОЛЕОН: Бедный Коленкур! Ты даже не сможешь скрасить свое заточение чем-нибудь вроде романа. Как можно обыскивать человека, возвращающегося со свидания? Чисто английская ограниченность, милорд. Представьте, что у Коленкура роман с вашей женой. При обыске у него могут найти записку: "Дорогой, завтра в восемь", или, чего доброго, платок с ее инициалами. ЛОРД ХОУ: Ваше величество, моей жене сорок девять лет. НАПОЛЕОН: По-вашему, это много? ЛОРД ХОУ: Ваше величество, если Коленкур сможет доказать, что у него роман, его не будут обыскивать. Да, совсем забыл! Вам воспрещается переписка. НАПОЛЕОН: Но ведь все мои письма проходят вашу цензуру! ЛОРД ХОУ: О сир, я не могу взять на себя такую ответственность в наши смутные времена. Кроме того, у вас будет больше времени для мемуаров. НАПОЛЕОН: Я, кажется, до сих пор не жаловался на недостаток времени. Раньше я работал по шестнадцать часов. Сейчас я столько сплю. Я поправился на пятнадцать килограммов. Вы хотите, чтобы я превратился в свинью? ЛОРД ХОУ: Ваше величество, король Людовик весит больше, чем вы. НАПОЛЕОН: Конечно, он ведь выше меня ростом. Но я могу хотя бы получать письма? ЛОРД ХОУ: О, да, ваше величество. Вам будут доставлять письма от всех без исключения коронованных особ Европы, а также от членов кабинета министров Англии и Франции и от князя Меттерниха. Между прочим, я хочу передать вам письмо князя Талейрана. Разумеется, с сегодняшего дня отменяется всякая цензура. Впрочем, вы можете показывать мне их письма. НАПОЛЕОН: Благодарю вас, вы очень милы, милорд. Позаботьтесь, по крайней мере, чтобы я вовремя получал газеты. ЛОРД ХОУ: Зато, ваше величество, с завтрашнего дня вы сможете принимать гостей. Если вы не против, вашим приемным днем будет четверг. НАПОЛЕОН: У меня нет ни возражений, ни знакомых, ведь до сегодняшнего дня я ни с кем тут не общался. Ничего, я их заведу. Я надеюсь, вы хотя бы не лишите меня французских вин? ЛОРД ХОУ: В этом вопросе я могу руководствоваться только велением совести, иных указаний у меня нет. Как вы знаете, ваше величество, я не пью. НАПОЛЕОН: Ах, Коленкур, если бы ты знал, как я завидую милорду. Я отдал бы свой кодекс, ордена и первый том мемуаров, чтобы приобрести на неделю хоть часть его добродетелей. Увы - это невозможно, а жаль - ведь жизнь у меня далеко не сладкая. Может быть, на том свете будет легче? ЛОРД ХОУ: Вы напрасно туда торопитесь, ваше величество. Обратной дороги нет, а, прямая и без того ведет туда... слишком уж прямо. Иными словами, рано или поздно вы все равно туда попадете. НАПОЛЕОН: Поэтому я и не очень спешу. Зачем? (Встает.) Милорд, я попал сюда после треволнений, которые могли бы убить лошадь. Будем считать, что я все это заслужил. Но вас-то что сюда занесло, вы же человек добропорядочный! ЛОРД ХОУ: Я только исполняю свой долг, ваше величество. Даже в этой дыре. Мы, англичане, приобретаем уважение к монархии еще в колыбели. НАПОЛЕОН: К сожалению, некоторым из вас впору оставаться там до самой смерти. Я не хочу вас обидеть, милорд. ЛОРД ХОУ: Ваше величество, ради блага Англии, я стал бы даже палачом. НАПОЛЕОН: Вы, пэр Англии! Стыдитесь, милорд. Я не стал бы им даже за корону. ЛОРД ХОУ: Я тоже. На благо Англии - другое дело. НАПОЛЕОН: Скажите еще, что палачами у вас тоже становятся в колыбели. ЛОРД ХОУ: Я должен признаться, ваше величество, что не считаю свое теперешнее занятие намного более почетным. Я не губернатор, а тюремщик. НАПОЛЕОН: Увы, нет, милорд, скорее сторож. ЛОРД ХОУ: Это не имеет значения. Тюремщик ничем не лучше палача. Но, разумеется, для блага Англии это совершенно необходимо. НАПОЛЕОН: Стало быть, вы без колебаний казните меня, если... ЛОРД ХОУ: Если понадобится, ваше величество, но, поверьте, я буду очень смущен. НАПОЛЕОН: Жаль, я не могу вас наградить. Может быть, это сделает король Георг, если не попадет в мое положение. Зато вы будете упомянуты в моих мемуарах. ЛОРД ХОУ: Ваше величество... Явление 28 (Людовик XVIII беседует с премьер-министром Франции герцогом де Руалем.) ЛЮДОВИК: Увы, герцог, я давно уже не сплю с ней. ГЕРЦОГ: Мне очень жаль, ваше величество. ЛЮДОВИК: Нет, я еще могу. Но это слишком трудно. Живот мешает. Вы же знаете, я никогда не отличался большими способностями. ГЕРЦОГ: Ваше величество, ваш дед... ЛЮДОВИК: Мой дед! Он жил в другие времена. Поймите, герцог, Людовик Пятнадцатый - это звучит совсем иначе, чем Людовик Восемнадцатый. Не было революции, гильотины, эмиграции - да ничего не было. Бедное человечество, тогда еще можно было вести здоровый образ жизни. Это теперь даже трудно вообразить. По-моему, мы с вами, хоть и роялисты по профессии, дадим сто очков вперед любому либералу времен моего деда, или даже либералу типа герцога Эгалите. Мы уже не те. Столь бурные времена превращают целые народы в умалишенных. Отныне ни один французский король не будет любить женщин. ГЕРЦОГ: Увы, сир. К счастью, во Франции есть не только король. ЛЮДОВИК: Увы, мой друг, лучшие времена давно прошли не только для меня, и лишь немногие помнят их как следует. Остались легенды. Ну, да, любовницы моего деда, курица в горшке, Нантский эдикт. Ерунда. У нас теперь хартия. ГЕРЦОГ: Ваше величество, пройдут несколько лет, и все забудут, что это такое. Франция будет процветать и снова станет великой державой. ЛЮДОВИК: Может быть. Но кто бы ни правил теперь во Франции, она всегда будет более республикой, чем монархией. ГЕРЦОГ: Я слышал, ваше величество, как кто-то примерно таким же образом бранил Французскую республику. ЛЮДОВИК: Какое это имеет значение? Я не собираюсь становиться председателем Национального собрания и, кстати сказать, и вам не советую. ГЕРЦОГ: Я вполне удовлетворен своим постом, сир. ЛЮДОВИК: Я тоже. Так вы говорили о моей милой графине Перро. Повторяю, я с ней не сплю. Раньше случалось. Я все-таки не молод и еще кое-кому нужен. И потом, двадцать пять лет эмиграции. Для меня это было ужасно. Говорят, что этот оболтус граф д?Артуа сохранился лучше. ГЕРЦОГ: Да, но он хочет вернуться к временам вашего покойного брата, к тому, что было до 89 года. ЛЮДОВИК: Да я уже говорил вам, герцог, - он мечтает о временах нашего великого деда, а собственно - почему не самого Людовика XIV? Семь поколений прошло, да и наше заканчивается. Впрочем, пусть мечтает. Я ни о чем таком не думаю и, быть может, умру в своей постели. Откровенно говоря, я никогда не чувствовал себя хорошо в Версале. Здесь, в Тюильри, гораздо приятнее. ГЕРЦОГ: Версаль слишком велик, ваше величество. ЛЮДОВИК: Может быть. Но зато у меня все еще нет ощущения, что я доживаю свой век. По-моему, король Георг умрет раньше меня. Вот дождусь... ГЕРЦОГ: Ваше величество, он друг Франции. ЛЮДОВИК: Как вы можете так говорить, герцог, он все же англичанин, и не просто англичанин, а английский король и завоеватель, и вдобавок еще немец! ГЕРЦОГ: О, ваше величество... ЛЮДОВИК: И впридачу еще душевнобольной. Ну и друзья сейчас у Франции! Так вы говорили о графине Перро. Я сделал ее мужа пэром Франции, но, к сожалению, ничем больше не могу ему помочь. У графини на него весьма разнообразные планы, но их невозможно осуществить. Вы же знаете, его нельзя использовать даже в качестве посла. Он совершенно не понимает намеков! Свои военные таланты он с блеском продемонстрировал в русской армии. ГЕРЦОГ: Царь отзывался о нем очень лестно. ЛЮДОВИК: Бенигсен только поэтому и не выгнал его в три шеи. Но, черт побери, у него когда-то был хороший вкус. Так выбрать жену! Графиня и сейчас очаровательная женщина. ГЕРЦОГ: У нее есть еще одно достоинство, ваше величество. Она молода. ЛЮДОВИК: Я думал, вы скажете "глупа", дорогой герцог. Есть немного. Но, может быть, я все-таки назначу его послом. К сожалению, он недостаточно знатен, чтобы ехать в Россию. ГЕРЦОГ: Ваше величество, во всем мире высоко ценят титулованных французов. ЛЮДОВИК: Особенно в Париже. ГЕРЦОГ: Ваше величество, я уверен, что он прекрасно справится с дипломатическими обязанностями. Тем более, что ему можно дать дельного секретаря посольства. Он очень представителен. ЛЮДОВИК: Я думаю послать его в Лондон. Маркиз де Грие успел навлечь на себя недовольство англичан. Он слишком однообразен, или, лучше сказать, слишком дотошен, и не слушается указаний. Талейран учил его, но напрасно. ГЕРЦОГ: Ваше величество, маркиз - порядочный человек. ЛЮДОВИК: Ну и что? Я тоже порядочный человек, но в жизни это мне мало помогало. Мы не можем портить отношения с Англией, вот и все. Граф Перро будет в Лондоне очень кстати. Он по крайней мере ни во что не будет вмешиваться. ГЕРЦОГ: Беда в том, что он вор. ЛЮДОВИК: Пусть уж лучше он ворует у англичан! ГЕРЦОГ: Но он возьмет с собой графиню! ЛЮДОВИК (вздохнув): Возможно. Я уже примирился с этой мыслью, герцог, но все равно вы ведете себя неблагородно - зачем лишний раз напоминать? А в общем, ничего страшного, поверьте. Да и кроме того, я уже давно не сплю с ней. ГЕРЦОГ: А как посмотрит на это прусский король? ЛЮДОВИК: При чем он здесь? ГЕРЦОГ: Может быть, он хотел бы, чтобы граф Перро стал послом в Берлине. ЛЮДОВИК: Вы мне надоели, герцог. Еще немного, и я отправлю вас в Бретань. Там опять пристрелили префекта. ГЕРЦОГ: Ваше величество, может быть, нужно просить Веллингтона ввести туда войска? ЛЮДОВИК: Англичане научат моих бретонцев пить пиво. Я не могу подвергнуть их такой экзекуции. (Входит дежурный офицер.) ОФИЦЕР: Ваше величество... ЛЮДОВИК: Да, я знаю, графиня Перро... (Офицер выходит.) Герцог, помогите мне снять туфли. Я сам не достаю. (Герцог склоняется над королевской туфлей.) Конечно, нельзя столько есть, но иначе я умираю с голоду. Я объедаю всех моих придворных. Такой живот! Если бы не лакеи, я не прожил бы и часа. ГЕРЦОГ (пыхтя): Ваше величество, а остальное? ЛЮДОВИК: Остальное я сам, или она мне поможет - неважно, главное, я не должен показывать ей свою беспомощность. (Громкий стук в дверь.) ГРАФИНЯ ПЕРРО (сначала слышен только ее голос, потом она приоткрывает дверь и просовывает в комнату голову): Я жду вас, ваше величество. ЛЮДОВИК: Одну минуту, дорогая, у меня государственные дела. ГРАФИНЯ: Хорошо, хорошо. ЛЮДОВИК: О боже! ГРАФИНЯ (высовывая, наконец, голову): Ах, это вы, герцог! (Она входит в комнату, тихо ступая по пушистому ковру, - совершенно голая. Она улыбается нежно и непринужденно - изящная, миниатюрная красавица с тонкой талией и высокой грудью.) Я вам нравлюсь? ГЕРЦОГ: Помочь вам, ваше величество? Явление 29 (Виконт де Сен-Ба беседует с дамой. Появляется граф де Буа-Реми. Он пытается пройти мимо.) ВИКОНТ: Анри! (Граф останавливается и нерешительно подходит к ним.) ГРАФ: Здравствуйте, сударыня. ВИКОНТ: Куда ты? ГРАФ: Я не знал, что ты здесь. ВИКОНТ: Какой сюрприз! Я тебе нужен? ГРАФ: Еще как! ВИКОНТ: А в чем дело? ГРАФ: Я хочу вернуться к нашему недавнему разговору. ВИКОНТ: К какому? А, к тому самому? ГРАФ: Ты очень догадлив. ВИКОНТ: По-моему, Панти был в ударе. ГРАФ: Да, я понял. ВИКОНТ: Не стесняйся. ГРАФ: Помнишь, о ком мы говорили? ВИКОНТ: Еще бы. Я говорил о... ГРАФ: Было сказано много оскорбительного. ВИКОНТ: И поделом. ГРАФ: Не знаю. Мы говорили очень похожие вещи. ВИКОНТ: Ну и что? ГРАФ: Я думаю, мы должны драться завтра же. ВИКОНТ: Но ведь мы, кажется, говорили о разных женщинах. ГРАФ (задумавшись): О разных? Да, пожалуй. Но ведь Панти сказал, что они все одинаковы. Выбор оружия за мной по праву оскорбленной стороны. ДАМА: Что ты рассказал обо мне, милый? ВИКОНТ: Право же, чистую правду. ГРАФ: О вас? Это невероятно. ВИКОНТ (резко): Прекрати. Драться так драться, какая невидаль. Он еще очень глуп, дорогая. ДАМА: Я ему не нравлюсь? Странно. (Граф стоит молча и комкает платок.) ВИКОНТ: Он думает, что все еще в Италии. Бонапарт ничему его не научил, и леди Рольтон тоже. Ежели драться со всеми подряд, не отличая друзей от врагов, можно угодить в сумасшедший дом или получить удар шпагой, но не более того - времена Чингиз-хана прошли, и невозможно создать вокруг себя пустыню. Да и не нужно. ДАМА: Я ничего не понимаю. ВИКОНТ: Пустяки, дорогая. Так вот, граф, мы говорили о разных женщинах. Встретимся завтра в шесть часов - если это вас не затруднит. Моим секундантом будет де Панти. ГРАФ: Моим тоже. ВИКОНТ: Час от часу не легче! Хорошо, я попрошу месье де Бельвиля. Шпага или пистолеты? ГРАФ: Шпага, разумеется. ВИКОНТ: Я закажу завтрак. Ради Бога, не говорите ничего барону. Мне надоели спектакли. ГРАФ: Я только что от него. ВИКОНТ: Что же вы сразу не сказали! А я-то распинался! Значит, в четыре. ГРАФ: Я договорился с ним на пять. ВИКОНТ: Мы успеем. (Даме.) Дорогая, вы понимаете, граф хочет меня убить. Законное желание, слов нет, но из этого вряд ли что-нибудь выйдет. Нечистая совесть портит руку. ГРАФ: Вздор! Я не хочу тебя убить. ВИКОНТ: Да-да. То же самое ты говорил этим итальянцам. Несчастные! Они имели глупость ему поверить. Он убьет человека за здорово живешь, просто чтобы не показаться непоследовательным. ГРАФ: Простите, но мне пора. ВИКОНТ: Подожди. Будут де Панти и де Бельвиль. Что ты думаешь делать после? Позавтракаем вместе? ГРАФ: Если успеем. ДАМА: Возьмите меня с собой. ВИКОНТ: Увы, дорогая, утренний воздух вам вреден. Спите спокойно. Вечером я возьму вас к леди Рольтон. ГРАФ: Мы действительно говорили о разных женщинах? ВИКОНТ: Вот чудак! ГРАФ: Тем лучше. Впрочем, это ничего не меняет. Явление 30 (Леди Рольтон в порту с двумя мужчинами. Оба они производят странное впечатление. Вокруг бродят, даже снуют разные люди, но на них никто не обращает внимания. Лабиринт переполнен.) ЛЕДИ РОЛЬТОН: Я просто счастлива, господа. 1-й МУЖЧИНА: Я надеюсь, что вы вернетесь, миледи... ЛЕДИ РОЛЬТОН: К тому времени вы обо мне забудете. 1-й МУЖЧИНА: Возвращайтесь. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Ладно. Надо же мне досадить моему мужу. 2-й МУЖЧИНА Увы, миледи. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Да, я знаю вашу песенку. Все гибнет, скоро ничего не останется. 2-й МУЖЧИНА: Да нет. Вы вернетесь, миледи? ЛЕДИ РОЛЬТОН: Что вы тут, совсем с ума сошли? 1-й МУЖЧИНА Вы едете к императору, миледи. К великому императору. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Да. Или к лорду Хоу. Так к кому же я еду? 1-й МУЖЧИНА: Посмотрите, миледи. Это море (он делает широкий жест). Где-то там - признаюсь откровенно, я и сам толком не знаю где, - эта чертова Святая Елена. А ведь вы все еще так близко от нас. Честное слово, так и хочется вас не пустить. Вы прекрасны, вы восхитительная женщина - но море и Наполеон - простите, но это слишком много. Они проглотят вас, и нам ничего не останется. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Вы дурак. Я плавала в Америку и в Египет. И Наполеон плавал, и потом, он - не самое страшное существо на свете. Я это очень хорошо знаю. 2-й МУЖЧИНА: Ах, миледи, вы ничего не знаете... ЛЕДИ РОЛЬТОН: Какой красивый юноша! (Она долго провожает взглядом сильно подвыпившего матроса.) 1-й МУЖЧИНА: Действительно, вы открываете мне глаза, миледи. 2-й МУЖЧИНА: Капитан вашего корабля - ненадежный человек. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Послушать вас, так я должна всего бояться. 2-й МУЖЧИНА: Конечно. Как вы думаете, почему я никуда не еду? Я боюсь. Поэтому у меня больше шансов... ЛЕДИ РОЛЬТОН: Это у меня их больше, раз я ничего не боюсь. Кстати, каких шансов? 2-й МУЖЧИНА: Шансов выжить. (Короткая пауза.) Ну, или избежать смерти. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Совсем? (Опять пауза.) Мой муж только посмеется. Он уже сказал, что я к утру забуду, что собираюсь ехать, а если все-таки уеду, то к возвращению забуду, как меня зовут. У меня не такая плохая память. 2-й МУЖЧИНА: У вас превосходная память, миледи. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Ерунда. У меня очень плохая память, но все-таки не такая плохая, и потом, эти слова меня задели. Наполеон любил меня, и хотя мне от него доставалось... 1-й МУЖЧИНА: Миледи, он не любил вас. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Возможно. И все-таки мне нужно его видеть. Ему можно доверять. Этот болван был прав. 2-й МУЖЧИНА: Кого вы имеете в виду? ЛЕДИ РОЛЬТОН: Неважно. Это уже старая история. 1-й МУЖЧИНА: Скорее всего это очень важно, но Бог с ней. О чем вы будете с ним говорить? Откуда вы знаете, что там вообще происходит ЛЕДИ РОЛЬТОН: Мне нужно куда-то от них деться. Они говорят, что я на все способна. Вы же знаете, милый мой, я не развратна. Я делаю то, что должна делать сейчас, а не то, что должна буду делать завтра или через тысячу лет. Откуда я знаю, что я должна буду делать через тысячу лет? Да и будет ли Европа существовать через тысячу лет? 1-й МУЖЧИНА: Миледи, вы самая верная из возлюбленных Наполеона. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Меня хотят превратить в игрушку, в куклу, в шлюху! Дурацкий номер, ведь это невозможно, потом кричат, что ими играю, а на самом деле я не хочу с ними спать. 2-й МУЖЧИНА: Миледи... ЛЕДИ РОЛЬТОН: Я уже не девчонка, слава Б-гу, а Бонапарта среди них нет. 1-й МУЖЧИНА: Может, среди них скрываются Бонапарты в любви? ЛЕДИ РОЛЬТОН: Наполеону я простила бы даже импотенцию. Собственно, я никогда не придавала этому значения. Он приходил, даже когда был совершенно равнодушен ко мне, - не правда ли, это говорит о подлинной привязанности? 2-й МУЖЧИНА: Говорят, он заперся в своем доме, как медведь, вдвоем с Коленкуром и диктует ему мемуары. Он думает, что кто-нибудь рискнет их издать. 1-й МУЖЧИНА: Я не думал, что это так трудно - все время говорить одно и то же. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Тем более, что мы все трое говорим одно и то же. Я стала забывать, где я, - в Лондоне или в Париже. Они имеют наглость считать себя моими любовниками и там, и там. 1-й МУЖЧИНА: Миледи, с легкой руки Наполеона вся нынешняя королевская семья воспылала к вам пагубной страстью. Неужели вы теперь всегда будете желанны? ЛЕДИ РОЛЬТОН: Пока жива. (Она нагибается и начинает чертить на земле невидимые знаки.) Так. Превращение. Правда, мило? (Оба они с серьезным видом рассматривают несуществующее изображение.) 1-й МУЖЧИНА: Да, конечно. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Я назначила отплытие на пять часов. У нас есть целый час. 1-й МУЖЧИНА: Почему так поздно? Вам нужно выйти в море до наступления темноты. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Это не моя забота. В конце концов, я заплатила капитану, и он сделает все, что мне будет угодно. 2-й МУЖЧИНА: Разумеется. Если даже Наполеон... ЛЕДИ РОЛЬТОН: Не смейтесь. Он сейчас на Святой Елене. 1-й МУЖЧИНА: Наверное, ему икается. 2-й МУЖЧИНА: На этом корабле нет даже приличной каюты. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Зато он быстрее других. Я же говорю, я заплатила. 1-й МУЖЧИНА: Лорд Хоу решит, что вы заговорщица. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Я действительно заговорщица. Я не думаю, что он настолько проницателен. Даже мой муж не смог отгадать, зачем я туда еду. 2-й МУЖЧИНА (всплескивая руками): Ах, миледи, какая потеря! ЛЕДИ РОЛЬТОН: Не горюйте, рано еще. И потом, скоро война, все еще может измениться. 2-й МУЖЧИНА: Да, но в какую сторону? (Миледи Рольтон медленно уходит и скрывается в лабиринте.) 2-й МУЖЧИНА: Что ж, ты прав. Нужно чудо, чтобы что-нибудь изменилось. 1-й МУЖЧИНА: Чудо? Будет чудо. Но лучше все равно не будет. Самая красивая женщина на свете. 2-й МУЖЧИНА: Очень жаль. 1-й МУЖЧИНА: Ничуть не жаль. Так ей и надо. Лэмб ее все-таки перехватит. 1-й МУЖЧИНА: Едва ли. Я же говорю, они с Хоу живут душа в душу. 2-й МУЖЧИНА: Ну да. Бедная. 1-й МУЖЧИНА: Пять лет назад было ясно, что конченый человек - это Наполеон. Явление 31 (Князь Талейран и герцог Фюрствальдский в гостиной английского генерала лорда Хили.) ТАЛЕЙРАН: Давно не было такой теплой погоды. Просто нечем дышать. ГЕРЦОГ: Да, действительно, как-то душно. ТАЛЕЙРАН: Если бы не дела, я давно уехал бы к морю. ГЕРЦОГ: К морю? Вы же никогда не были любителем путешествий, да и зачем? ТАЛЕЙРАН: Я всегда любил морские купания. ГЕРЦОГ: Купания? Да, купания. Вы такой же чудак, как лорд Байрон. Кстати, вы знаете, что леди Рольтон уплыла? ТАЛЕЙРАН: Что вы хотите сказать? ГЕРЦОГ: Ей втемяшили в глупую голову, что неплохо бы повидаться с Наполеоном. ТАЛЕЙРАН (тихо): И она поехала? ГЕРЦОГ: Да. ТАЛЕЙРАН: Идиотка! Она же все знала! Не могла подождать! Она нас губит! ГЕРЦОГ: Она не хотела ждать. И потом, вы ее третировали. ТАЛЕЙРАН (после секундного размышления): Наверное, она права. ГЕРЦОГ: Вы уже догадались, что я вас сейчас оставлю? ТАЛЕЙРАН: До завтрашнего вечера. Вы не забыли? (Герцог долго его рассматривает и затем выходит. Талейран садится в кресло и принимается размышлять. Через несколько минут входит лорд Хили.) ЛОРД ХИЛИ: Простите, что я заставил вас ждать, князь. ТАЛЕЙРАН: Я неплохо провел время, милорд. ЛОРД ХИЛИ: В приятной компании? ТАЛЕЙРАН (улыбаясь): Да. Я размышлял. Скажите, милорд, что вы думаете о Бонапарте? ЛОРД ХИЛИ: По-моему, с ним давно уже все ясно. Он замурован на Святой Елене, мучает кошку и пишет мемуары. ТАЛЕЙРАН: Вы думаете, он безобиден? ЛОРД ХИЛИ: Меня это мало интересует. Хотя, в общем, я доверяю лорду Хоу. Наша разведка пристально за ним следит. ТАЛЕЙРАН: Видите ли, милорд, у меня есть веские основания предполагать, что судьбой Наполеона заинтересовались влиятельные круги во Франции и в эмиграции. Это может вылиться в еще одну попытку реставрации. ЛОРД ХИЛИ: Прошу вас, ваша светлость, выскажитесь яснее. ТАЛЕЙРАН: Увы, не могу. Скорее всего, милорд, вы информированы значительно лучше, чем я. ЛОРД ХИЛИ: Я думаю, вы преувеличиваете. ТАЛЕЙРАН (вставая): Возможно. Надеюсь, что вы правы. Будем считать, что я ничего не сказал. Я должен покинуть вас, милорд. Прощайте. (Хромая, направляется к входу в лабиринт и, не оглядываясь, исчезает в нем. Лорд Хили делает несколько шагов по направлению к лабиринту.) ЛОРД ХИЛИ: Прохвост! Чего он на этот раз испугался? Надо будет сообщить в Лондон. (Громко.) Еще бутылку шампанского! ДЕЙСТВИЕ 2 Явление 1 (Бал. Многочисленные гости.) ПОЖИЛАЯ ДАМА (маркизу де Сомине): Вы знаете, во сколько это ему обошлось? МАРКИЗ: Нет, не знаю. (Дама качает головой. К ним подходит маркиза де Сомине.) МАРКИЗА: Друг мой, вам давно уже следовало бы подойти к миледи. Она нервничает. МАРКИЗ: Я думал, она сама подойдет. МАРКИЗА: Не смотрите букой. Разве она может бросить гостей? Если бы вы видели, что творится у подъезда. (Понизив голос.) И вообще, почему это я должна вас мирить? (Громко, в сторону.) Только что прибыли. Знаете, сейчас объявили, что прибыл шевалье де Сенвиль, а вошел герцог Ангулемский. Какой конфуз! МАРКИЗ: Хорошо, я подойду к ней. МАРКИЗА (насмешливо разглядывая не успевшую ретироваться пожилую даму): Простите, я вам не помешала? МАРКИЗ: Помешали, разумеется. МАРКИЗА: Не надо дуться, маркиз. (Она берет его под руку и увлекает в противоположный угол сцены, где сияющая леди Рольтон беседует сразу с целой толпой гостей.) ЛЕДИ РОЛЬТОН: А, вот и вы, маркиз. Чем вы занимались? (Маркиз молча кланяется.) Что с вами? Вы устали? Голодны? Хотите вина? Или просто потеряли дар речи? Я должна вас развеселить, иначе вы всем испортите настроение. Я хочу познакомить вас... с этой самой... я забыла, как ее зовут, в общем неважно... с очаровательной дамой. (Своему соседу.) Так вы говорите, милорд скоро вернется? СОСЕД (с гримасой): Вернется? Его следует ждать не раньше завтрашнего утра. ДРУГОЙ СОСЕД: Миледи, разрешите представить вам сеньора Росетти, он только что из Италии. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Из Италии? Почему он из Италии? (Протягивает синьору руку для поцелуя.) Там все еще война? РОСЕТТИ: Уже нет, миледи, к сожалению. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Вы так считаете? РОСЕТТИ: Мы с вами так считаем, миледи. МАРКИЗА (она тихо берет мужа под руку): В самом деле, что с вами? МАРКИЗ: Голова кругом идет. (Синьору Росетти.) Вы понимаете, синьор, война - это любимейший конек нашей хозяйки, ради Б-га, не перечьте ей хоть в этом. Разумеется, в Италии сейчас спокойнее, чем во Франции. РОСЕТТИ (пожимая плечами): О, надолго ли! МАРКИЗ (пожимая плечами): Увидим. ЛОРД РОЛЬТОН: Чудесно. Надо иметь вас в виду. (Леди Рольтон.) Дорогая! Я не ревную, но вокруг вас слишком много мужчин. РОСЕТТИ (кому-то): Бедные дамы. ЛЕДИ РОЛЬТОН: Зато вам есть чем заняться, милорд. МАРКИЗ (жене): Кое-кто в бешенстве. Я надеюсь, ты не ревнуешь? МАРКИЗА (чистосердечно): Я понимаю, что она нашла в вас, но... МАРКИЗ (не менее чистосердечно): Я в ней до сих пор ничего не нашел. МАРКИЗА: Предоставьте это Анри. МАРКИЗ: Вот оно что! Вы все-таки ревнуете! Но кого? МАРКИЗА: Я говорю правду. МАРКИЗ: Я вам верю. Кстати, вы его не видели? МАРКИЗА: Он бледен и плохо выглядит. Кажется, граф де Панти увел его на балкон. МАРКИЗ: Позовите его, если он появится. МАРКИЗА: Хорошо. Вон там герцог Ангулемский. Он тоже не в своей тарелке. Ее любовников можно сейчас определить совершенно безошибочно - они дрожат. МАРКИЗ: Увы, дорогая, почти все мужчины, бывающие при дворе либо уже были ее любовниками, либо только об этом мечтают. (Маркиза делает шаг в сторону и через мгновение оживленно с кем-то беседует.) Неужели я в нее влюбился? Ничего