старые камеры, развешанные вдоль пирса. Затем два черных буксира, выпустив немилосердно большие клубы дыма, принялись выталкивать бандуру за мол. Вот она - мечта жизни - белый пароход, три палубы, каюта с двумя иллюминаторами и все прочее, связанное с Островом сокровищ и Наутилусом. Солнце лениво подбрасывало куски масла на сковородке залива, масло шипело и ныряло вглубь, а потом снова всплывало наружу. Прислонившись щекой к горячим стальным поручням, я прощался с пионерским лагерем "Алушта" и вспоминал месяц, проведенный в третьем отряде. Самое сильное впечатление оставил, конечно же, фильм "Золото Маккены" с индейцами, ковбоями и двумя голыми женщинами. Сеанс проходил в летнем открытом театре под стрекот сверчков. Черное небо было усыпано тяжелыми южными звездами. В кармане было еще целых две сосательных конфеты, сворованные из девчачей палаты. На задних рядах целовались старшие пионеры с пионерками. Уже через пятнадцать минут после начала сеанса мне страшно захотелось писать. - Посторожи место! - сказал я Валерке и побежал к ближайшему кипарису, где уже стоял такой же товарищ. Крымские горы оглашались дикими криками индейцев, пальбой и конским топотом. Непонятно было, кто кого любит, но это было не так важно. - Некомпанейские вы люди! - фраза, запавшая в память на всю жизнь из уст плохого, наглого ковбоя Билла, предлагавшего всем купаться голыми. Хороший, скромный ковбой Джон бросился в ледяное озеро прямо с горы в штанах и рубашке, чтобы постирать их заоодно, и тут сквозь мутную воду все мы в первый раз в жизни увидели голую индианку, которая так и липла к бедному Джону, не давая ему всплыть на поверхность и глотнуть воздуху. Вначале мне даже показалось, что она хочет утопить или задушить его. У ней было все видно, и даже спереди! Правда, не очень резко, но волосы внизу живота все-таки были видны, и она вся прямо извивалась змеей, чтобы схватить его крепче. Потом, лет через двадцать, я узнал, что Джону в этом фильме было лет шестьдесят, и меня постигло жестокое разочарование. Но тогда мы были страшно довольны. Сколько я видел фильмов и картин, где голых теток показывают сзади - подумаешь! ведь никакой разницы, если смотреть сзади, не чувствуется, - а вот спереди показывали в первый раз. Все пионеры затаили дыхание, а она все липла к нему и липла. За день до фильма мы соревновались - кто дольше просидит под водой, и сейчас я вместе с Джоном чувствовал, как все плывет перед глазами, начинает звенеть в ушах и хочется скорее добраться до поверхности. Еще был классный фильм "Пятьдесят на пятьдесят". Ничего про него не помню, кроме конца, когда усталый, но счастливый советский разведчик, перебив всех американских шпионов, идет под дождем из самолета, или это уже было в "Мертвом сезоне", и сразу так сильно захотелось домой, в Москву. Раз в неделю мы залезали на горку и подсматривали в девчачью баню, но ничего не было видно, один пар и визги, хотя мы очень старались. Правда, однажды я так наелся черешни прямо с дерева за забором, что не вылезал из сортира целый день. Чуть было не получил холеру. Еще почему-то очень ценилась на вкус "Детская" зубная паста, которую мы пожирали вместо обеда целыми тюбиками. Вот и весь пионерский лагерь. То ли дело плавание на пароходе! Я спустился в нашу каюту, где моя бабушка уже читала газету. Я решил сразу же пойти исследовать корабль дальше, но тут в каюту вошла загорелая девица, улыбнулась и сказала: - Привет, я - Оксана с Одесы. Она скинула туфли, вскочила на нижнюю койку и принялась запихивать вещи на антресоли, открывая длинные крепкие ноги, так что я даже успел увидеть кусочек белых трусиков в самом верху. Это было так сладко и заманчиво, хотя я из-за своего возраста не мог ей быть особенно интересен, что я прямо прилип к своему месту. Дверь хлопнула, и в каюте остался волнующий запах. Ужин давали в корабельном ресторане, украшенном зеркалами в деревянных оправах. Меню на четырех страницах включало неведомые блюда. Шипучий лимонад извергался из стакана облачком холодных щекотящих пузырьков, и еще было два эклера с шоколадным кремом. Потом я сожрал целую миску пьяной вишни до судороги во рту, когда тяжелый язык уже еле поднимался, прижимая очередную косточку к распухшему небу. Вид вкусной еды после месяца в пионерском лагере мутил голову. Остановиться было невозможно. Малосольные огурчики, свежий мягкий хлеб с хрустящей корочкой, жареная картошка, салат... Верхняя палуба отбрасывала свет на черные теплые волны, вдалеке горы Крыма сливались с небом и морем, береговые огни плавно переходили в звезды, и горизонт можно было определить только по мигающему маяку. Наверное, отсюда я бы уже не доплыл до берега, и как страшно, когда вода такая черная-черная, и со дна всплывают к поверхности колючие скользкие твари и затягивают вниз, опутывая руки и ноги холодными щупальцами. И всегда, заплывая на глубину, я ждал эти холодные щупальца, присоски, акульи зубы и прочую склизкую дрянь. Особенно страшно было купаться ночью голым, когда, казалось, рыбы должны были обязательно напасть на открытый и беззащитный кусочек тела, который от холода совсем морщился и убегал внутрь моего тела. Оксана танцевала, обнявшись без всякого стеснения с каким-то матросом, чуть не падая вниз. На танцах в пионерлагере мы с завистью смотрели на старших пионеров, которые приглашали девиц из средних и своих отрядов и запросто обнимали их так, будто играли в пионербол. Стоит, например, какая-нибудь девчонка одна, подходишь к ней, - и смело сразу берешь ее за талию, а она кладет руки тебе на плечи, и ты чувствуешь ее тело сверху до низу, - представлял себе я. Пора было уже спать, я спустился в каюту, разделся, открыл зеленый иллюминатор и тут же уснул на своей верхней полке, охваченный первыми морскими впечатлениями. Во сне я случайно ударился головой о стенку, поглядел вниз и похолодел: на нижней полке лежала совершенно голая Оксана. Сон тут же пропал, мысли мчались, спотыкаясь о непонятно почему мешающий лежать на животе орган. Она, конечно, была не совсем голая, но только чуть прикрылась простыней, под которой легко угадывались все тонкости ее горячего тела. Я решил тут же скинуть с нее простынь. Важно было только не разбудить при этом бабушку, спящую на другой нижней полке совсем рядом. Оксана лежала с закрытыми глазами. Взглянув по сторонам, я обнаружил тяжелое одеяло и бросил его вниз с таким расчетом, чтобы оно стянуло с горячей незнакомки последнюю защиту. Стащить простынь руками я боялся, ведь бабушка может проснуться в любую минуту. Естественно, фокус с одеялом не удался, я позорно промахнулся, и одеяло упало в проход. Вот беда-то! Других предметов под рукой не было. Между тем шов посреди трусов больно врезался в меня, и я быстро сдвинул его в сторону. Оксана тем временем повернулась лицом к стенке, укрывшись тонкой простынкой почти до ушей. Это было почти поражение. Как же теперь перевернуть ее на спину, не дотрагиваясь до нее руками? Ведь так мне совершенно ничего не было видно! Я уткнулся в свою подушку, лихорадочно пытаясь что-либо придумать. Может, затаиться и подождать, пока она сама перевернется? Но тогда можно проспать этот момент, и будет поздно. Может, позвать ее, она не поймет во сне, кто ее зовет, и, может быть, ляжет потом на спину, но тогда может проснуться и бабушка. Тогда, набравшись храбрости, я решил слегка толкнуть ее за плечо, а потом быстро вскочить назад на свою полку. Она проснется, ничего не поймет, и опять уснет, но уже, вероятно, лицом ко мне. Я тихо спрыгнул с полки, присел на корточки в проходе, чтобы меня было меньше видно, и стал тихонько трясти ее за плечо. Она не шевелилась. Спит как убитая! - обрадовался я. Вдруг, вся еще во сне, она перевернулась на другой бок, свесила руку вниз и наткнулась как раз на мою коленку. Ее рука скользнула вдоль моего бедра. Простыня сдвинулась вниз, и я впервые в жизни увидел так близко женские груди, блестящие коричневым шоколадом в сумраке душной каюты. Она даже пододвинулась к краю постели, ее грудь оказалась совсем рядом с моими глазами. Все это происходило как во сне, по крайней мере, глаза у нее были закрыты и дыхание было ровным и спокойным. Валерка бы не поверил, что мне так повезло! В этот момент бабушка чихнула, Оксана завернулась в простынь и снова повернулась к стене, я вздрогнул и пулей вылетел из каюты, подтягивая трусы. Писать хотелось страшно, я еле сдерживался. Шлепая босиком по гулким лестницам, я, наконец, выбрался наружу и нашел рядом укромное местечко. Танцы давно кончились, пассажиры разошлись по каютам, наверху было тепло и легкий ветерок наполнял ноздри соленым запахом моря. Не успел я перевести дух и обдумать случившееся, как вдруг в тишине ночного моря откуда-то донесся пронзительный крик, будто где-то дико мяукнула и захохотала большая кошка. Потом все опять стихло. Корабль легко резал черную воду, оставляя за собой длинную белую полосу. Иногда ночью в московской квартире я слышал такие вопли, вскакивал с постели, смотрел в окно на темную улицу, ища бандитов, но ничего не было слышно, скоро крик повторялся, но на улице опять никого не было видно, и милиционеры не бегали под окнами. Потом я догадался, что это вопили дикие мартовские кошки, гоняясь друг за другом, только было очень странно, что их крики так похожи на крики нашей воспитательницы из продленки, когда она собирала детей на обед в школьном дворе. На верхней палубе прямо надо мной хлопнула дверь, кто-то тяжелый стал спускаться вниз по лестнице. Вспомнив, что на мне только одни трусы, я решил вернуться в каюту, тем более что уже скоро начнется рассвет, и мне страшно хотелось спать. Койка Оксаны была пуста. В иллюминатор смотрела какая-то рыба и что-то пережевывала. Я залез наверх и тут же уснул... Утром в ресторане мы оказались с Оксаной за одним столиком. - Куда же ты убежал, миленький, я так хотела... "Что кончить?" - подумал я, заливаясь краской. На завтрак давали кусок ветчины, сыр, пол стакана сметаны, творог с клубничным джемом, глазунью из двух яиц и кофе с миндальным пирожным. "Может быть, это она о завтраке?" Но ее ветчина лежала нетронутая, я жадно глядел на нее, и потом она все-таки отдала ее мне. За соседними столиками сидело довольно пестрое общество. Я разглядел две-три семейные пары, несколько пенсионеров с внуками. Оксана вертелась в разные стороны, делая вид, что делает это с безразличием, но видно было, что она кого-то ищет. - Ты знаешь этого мальчика? - она указала на сидевшего рядом черноволосого парня лет двенадцати, немного старше меня, который надувался уже второй бутылкой лимонада. Было видно, что пить газировку с такой скоростью ему нелегко, газ бил в ноздри, глаза слезились, но он не сдавался и вливал в себя остатки "Буратино". Оксана фыркнула: - Надулся как индюк. У парня лимонад лился уже из ушей. На днях рождения это было обычное соревнование перед тихими нарядными девочками. Очередной спортсмен заглатывал полный стакан пузырчатого напитка, торжествующе оглядывал всех присутствующих, тут шипучая волна докатывалась до его глаза, появлялись слезы, и вся публика начинала торжествующе хлопать в ладоши и реготать, подбадривая очередную жертву углекислого газа. - Он из пятой каюты, - солидно ответил я. - А с кем он там едет? "Кто это ей нужен, и так уже нашла себе кавалеров с пол-корабля". Оксана опустила кончик языка в чашечку, пытаясь достать им кусочек сахару. - Наверное, со своим папашей, который не дает ему ключ от каюты, а ведь ему уже, наверное, очень хочется отлить часть лимонада. Оксана невинно посмотрела на меня, дотрагиваясь под столом своей коленкой до моей ноги. В нашей каюте досыпала моя бабушка, и туда возвращаться не хотелось. Честно говоря, после такой бурной ночи я был не готов к новым приключениям, и лучше было бы полежать на солнышке где-нибудь на верхней палубе, тем более, что корабль стало покачивать сильнее, и внутри меня пробуждалось неприятное чувство приближающейся рвоты. - Кстати, тут есть одна моя подружка, может, пойдем, поиграем у нее в карты? - Оксана сняла одну туфлю и кончиками мокрых от жары пальцев дотронулась до моей икры. В карты я играл плохо, но решил согласиться, думая, что подружка Оксаны тоже будет ничего. Вот во что я любил играть, так это в шахматы! Но девчонки не играют в шахматы. Обычно на пляже или в скверике я находил каких-нибудь старичков (другие встречаются реже), согнутых в симметричных позах над блестящими лакированными фигурками, через несколько минут мне становилось ясно, что я могу каждого из них обыграть, и я терпеливо усаживался рядом с ними, дожидаясь, когда меня пустят "на победителя". В душе мне был неприятен и тот, кто двигал белыми, и его противник, но я предвкушал поражение их обоих, их растерянный вид, трясущиеся руки, долгое бесполезное обдумывание в однозначных позициях и глупые коментарии, оправдывающие их ошибки. "Вот мерзкий, противный мальчишка, ах ты говнюк!" - наверное, будут они вспоминать свой проигрыш за ужином, когда настроение уже испорчено с утра. А я бы улыбался, ел мороженное и гордо молчал в течении всей игры. Самое ужасное, что часто после двух или трех партии между собой, когда терпение мое уже подходило к концу, пора было уже идти домой, а мне все так и не удавалось сыграть с ними ни одной партии, эти старые пердуны вдруг собирали фигуры в отдельную коробочку, аккуратно складывали газетки, заботливо подстеленные на скамеечки, и уходили прочь, а я оставался с носом, так и не обыграв ни одного из них! Оксана дернула меня за руку, и мы оказались на палубе под сильным ветром, кидавшем в лицо теплые капельки моря. Она посмотрела на солнце, ветер плотно облепил платьем ее фигуру, и я снова, как тогда ночью, увидел ее красивую грудь. Край глубокого выреза зацепился за запретную точку, и казалось, еще чуть-чуть - и на улице окажется все, что только можно. Мы нырнули в коридор. Она повела меня, как бы случайно, только от узости коридора, касаясь меня своими качающимися бедрами, к каюте своей подруги. Она сидела одна на разобраной постели в изумрудном открытом купальнике и расчесывала длинные черные волосы. Заметив меня позади Оксаны, она фыркнула и принялась хохотать радостным бархатным смехом. Я покраснел от смущения - все-таки разница в росте сильно действует, а я был почти на голову ниже их обеих, но подружка Оксаны внешне мне тоже понравилась. Наконец, бросив расческу и распустив волосы, она ласково улыбнулась, протянула ко мне руку и сказала: - Меня зовут мадемуазель Полина, я так вас ждала, идите же ко мне скорее! Оксана тоже развеселилась, уселась на другую койку, а Полина потянула меня за руку к себе. Я сел на разобраную постель и уставился на маленький столик, где валялись карты, пытаясь определить вид игры. - Во что будем играть? - осведомился я, нахмурив брови. Они снова зареготали. - В маленького кругленького дурачка, - сказала Полина, - тебе раздавать. Я принялся медленно раскладывать карты. Девицы терпеливо следили за моими неумелыми движениями. - Только мы играем на крупный интерес, - сказала изумрудная русалка. Она подмигнула Оксане. - Первый разочек сыграем просто так, а потом уже всерьез. - Какой же интерес? - спросил я. - Интерес будет для первого и последнего выходящего. В первой партии - поцелуй, во второй партии - час наедине в запертой каюте, а в третьей - целая ночь. - А что надо делать наедине? - наивно поинтересовался я. - Ну и кавалер нам сегодня попался, не то что в прошлый раз! - и они опять засмеялись как резаные. - Веселенькое дело, а что я скажу ночью бабушке? - Скажешь, что тебя попросили сменить капитана, - сказала Оксана, давясь от нового приступа хохота. Полина на этот раз не смеялась, а вся залилась густой краской, даже коричневый загорелый живот стал еще темнее. - Вы просто издеваетесь надо мной, - обиделся я. - Не бери в голову, давай, начинай! Довольно быстро я понял, что во всех партиях я останусь дураком. Они просто разыгрывают, кому я достанусь. Девицы невинно щебетали о новых купальниках, подкидывали под меня невесть откуда взявшиеся сильные карты, и я стремительно набирал в свою колоду всякую дрянь. Зачем надо было браться за эту дурацкую игру, ведь еще в пионерлагере я часто кукарекал на тумбочке, ползал под кроватью и кричал маленьким луноходиком. Целоваться пришлось с Оксаной. Она загадочно взглянула на меня, откинула свои каштановые волосы, покорно опустила руки и закрыла глаза. - Я готова. - Она сжала губы, чтобы опять не рассмеяться. - Только пусть Полина отвернется. Полина уставилась в илюминатор, закрыв лицо сбоку левой рукой, но сквозь пальцы она, конечно, могла все видеть. Я весь покраснел и стал приближаться к мокрым дрожащим губам Оксаны. В голове зазвенело, корабль перевернулся и поплыл под воду, дыхания опять не хватало, Оксана обняла меня за шею своей горячей рукой, и я опять почувствовал легкий приступ морской болезни. - Ну хватит, хватит, а то вы что-то увлеклись! - ревниво заявила Полина. Я уселся на место. Полина достала из чемодана кулечек маленьких соленых орешков, высыпала половину и протянула их мне. Эти орешки очень странные - съел один, уже хочется следующий, и так до тех пор, пока они все не кончатся, потом хочется пить, а потом - снова орешки, потом - снова пить, и опять орешки. - А вы слышали сегодня ночью какие-то крики? - спросила Полина. - Такой крик может быть только если тебе очень хорошо, - мечтательно протянула Оксана. "Странно," - подумал я. - Мне соседка за столом сказала, что ночью в какой-то каюте долго веселились, потом вопили как резаные, а потом выяснилось, что из другой каюты пропали драгоценности - цепочка, серьги и еще что-то, - сказала Полина. - Может быть, там тоже играли в дурака? - ляпнул я без всякой задней мысли. Девицы переглянулись и озабоченно уставились на меня. - Что ты об этом знаешь? - Ничего, только я тоже слышал вопли какой-то кошки, кажется, у моего соседа есть черная кошка, он выпускает ее ночью погулять по палубе. Говорят, в трюме водятся здоровые крысы, но кошка еще никого не поймала, - сказал я, умолчав о ночном походе в туалет и о тяжелых шагах по лестнице, спугнувших меня. Тем временем я снова остался дураком, и мне предстояло уединиться на этот раз с Полиной. Она прятала глаза. - Ну, Оксана, ты иди наверх позагорай, а мы тут с моим кавалером поговорим дальше. Разочарованная Оксана поднялась, накинула на плечи полотенце и вышла из каюты. Честно говоря, Оксана была мне как-то ближе, роднее, но Полина мне тоже нравилась. - Хочешь еще орешков? - Нет, теперь я выпил бы лимонаду, - низким басом ответил я. - Тогда расскажи, что ты заметил ночью после того, как убежал от нее. "Она, оказывается, все ей уже рассказала, вот сплетница," - подумал я про Оксану. - Я совсем даже не убегал от нее, просто бабушка проснулась. - Глупенький, она тут же заснула опять...Ну ладно, ты, наконец, напился или нет? - она придвинулась ближе ко мне, так что ее горячее блестящее бедро прижалось ко мне. Я не знал, что делать, но на всякий случай решил обнять ее за талию. Ее изумрудный купальник едва прикрывал ее большие груди, который почти касались моей руки, а из-под маленьких трусиков выбивались черные курчавые волосы. - Поцелуй меня, милый мальчик! Дальше я помню плохо. Вначале мы целовались, Полина гладила меня по спине, потом погасила свет, завесила темным иллюминатор, толкнула меня на спину и легла сверху, впившись губами в мой рот. Нейлон купальника царапал мне шею, потом вдруг на мгновение она остановилась, расстегнула застежку, и я почувствовал ласковое прикосновение ее нежной кожи. Руки Полины все искали и метались по моему телу, я не мог оторваться от ее губ, потом я вдруг ощутил, что ее курчавые волосы щекочут мне живот, мурашки побежали по моей коже, а Полина уже пыталась стянуть с меня плавки, я запутался и никак не мог их стащить, Полина морщилась и улыбалась, и тут в дверь постучали... 6. Дачники "Хватит читать этот бред, пора бы что-нибудь покушать," - подумал я, захлопывая Книгу Разврата. Хотя можно, конечно, есть и читать одновременно, заедая, например, прозу легким изюмом, солеными орешками или леденцами "Монпасье". Леденцы "Монпасье" - это целое детство, разноцветное, прозрачное и блестящее. Бывали плоские круглые жестяные коробочки, бывали просто маленькие рассыпающиеся в кармане пакетики по 50 грамм и, наконец, высокие жестяные банки, полные изумрудной, лимонной и апельсинной прелести. Еще бывали сосательные конфеты "Взлетные". "Театральные" мне совсем не нравились из-за мятного привкуса, а "Взлетных" я мог съесть сразу штук двадцать без остановки. На втором месте, пожалуй, стояли "Апельсинные и лимонные дольки" в чудесной цилиндрической картонной коробочке с синьорами Апельсинчиком и Лимончиком из "Чипполино", а также мармелад "Балтика" и "Желейный". Скажу честно, в то время я презирал шоколад всей душой, считая его чисто девчачьим кушаньем, а вот мармелад "Балтика" ассоциировался у меня с Революцией, крейсерами "Аврора" и "Варяг" и героическими революционными матросами. Все же теперь мое задание становится мне более понятным. Действительно, Ваганьковское кладбище, Университетская церковь, летописный амбар, Книга Учета имеют нечто общее. Немного истории, разговоры с дальними родственниками, рукописи в библиотеках - и можно будет, пожалуй, что-нибудь добавить к этой книге человеческого разврата, каждому ведь хочется оставить о себе хорошую память. Все теперь говорят о жизни после смерти, а уж тем более про загробную жизнь, каждому хочется в преддверии ухода поделиться своими воспоминаниями, просто поговорить, рассказать замечательный случай из собственной жизни, пускай не подвиг, не легенду, пусть просто небольшой эпизод, окрашенный цветом времени. Вот вам и лишний повод повидаться со своими предками, пусть и на меня посмотрят, если захотят, про наследство, конечно, думать глупо, просто интересно, как же все-таки я такой получился, откуда взялся, вдруг с Луны свалился, а Вы-то знаете своего прадедушку? Хорошо бы найти на родословном дереве какую- нибудь выдающуюся личность, и прямо про нее и начать записки. Туманное прошлое! Вряд ли оно было хуже, чем сегодня, а может быть, оно было даже более романтичным, чем наше скучное время. - Ну что, мой друг, ты готов? - вихрем влетела в комнату моя ваганьковская подруга, - а то уже так поздно, и мы можем ничего не успеть. - Дорогая, опять ты меня торопишь, ну хоть сегодня мы можем не спешить и все сделать спокойно и с удовольствием? - Какой ты медлительный, вечно везде опаздываешь и ничего не успеваешь! Вон, смотри, - и она подошла к окну, - Новиковы уже оделись и едут на дачу, а мы все теряем время, такой чудесный день, солнце, тепло, поедем скорей, ведь нас уже давно все ждут. Я тоже выглянул в окно. Был замечательный вечерний час, когда красное солнце озаряет небо, комнаты и двор нашего дома. Голые деревья набрасывают на воздух паутину веток, старые листья мечутся по углам и поднимаются ветром почти до третьего этажа. На улице никого не было видно, будто все вымерли, и лишь моя подруга из-под земли оживляла пустоту пространства. - Где же твои Новиковы? И куда вы дели мою семью? - Подожди еще немного, скоро ты все поймешь. Я вижу, - она подняла с пола рукописную Книгу Учета, - ты опять занимаешься тут какой-то ерундой, что-то все пишешь и пишешь, вместо того, чтобы найти себе, наконец, приличную работу и начать зарабатывать деньги! - Ну ты прямо как моя жена выступаешь! - Я ее хорошо понимаю, надоедает ведь всю жизнь перебиваться без денег, ходить в старье и есть макароны с сосисками. - Конечно, приятнее жить не как можешь, а как хочется, чтобы все было - дворцы, путешествия, украшения, изысканное общество, свобода, наконец, ведь самые свободные люди на земле - это, конечно, богачи... - Не смейся, болван! - ...и покойники. - Покойники, надо тебе сказать, живут неплохо, как ты сам потом убедишься, хотя и непонятно, за счет кого. - Знаешь, мне давно хотелось познакомиться с кем-нибудь из вашего круга по-ближе. Пусть это будут, например, дачники, может, съездим куда-нибудь за город? - Вот и отлично, меня как раз приглашали сегодня вечером в деревню, тут неподалеку, собирайся быстренько и поедем. Собираться долго мне было трудно - вещей никаких в доме не осталось, поэтому я захватил с собой лишь Книгу Разврата - почитать на досуге, подал руку баронессе, мы спустились в лифте вниз и уселись в машину. Наверное, там нас все-таки покормят. "Почти как вчера," - подумал я, выезжая на Окружную дорогу навстречу заходящему солнцу. Моя дама опустила стекло, дав холодному встречному ветру возможность сразу заполнить кабину и остудить наши лица. Давно ли Вам приходилось ехать на большой скорости по хорошему пустому шоссе? У Гоголя скорость все-таки была меньше. Пейзаж за окном меняется быстро, я даже не успеваю разглядеть все новые дворцы, выложенные по индивидуальным проектам для каких-нибудь бандитов. А их становится все больше и больше, дома растут как грибы, и можно подумать, что все живут хорошо. Как-то перед выходом из дому я долго перебирал старые ботинки, туфли, сапоги, что-то уже мало, или течет, или дырявое, или совсем протерлось. Складываю все это в пакет и несу на помойку. А там уже кто-то роется. Представляю небольшой диалог: - Здравствуйте, как поживаете? - Превосходно, а Вы как? - Женские туфли Вам не подойдут?... Я воровато, оглядываяь по сторонам, пока никого вокруг нет, ставлю пакет у бака, иду к машине, а к помойке тем временем подходит новая фигура, старушка, и моего пакета у бака уже не видно, кажется, его забрал первый старик. - Хорошая добыча! Мимо нашей помойки весь день ходят пенсионеры. Готовьтесь, товарищи, записывайтесь в очередь на посещение нашей помойки в следующем году! Я уже записался на всякий случай, но надеюсь, что конец придет быстрее. А сейчас мы едем на дачу к новым знакомым, чтобы немного развлечься и поужинать. Дорога сворачивает в сторону, узкое шоссе закрывается сверху вершинами деревьев, машин совсем не видно, опять темнеет, как и вчера, и мне уже интересно, как нас встретят хозяева. В животе - приятная пустота, холод усиливает аппетит и желание сесть за красивый стол у камина. Дорога поднимается в гору от пруда, обсаженного разноцветными деревьями, через протоки перекинуты круглые мостики из нового некрашеного дерева, снега мало, и тонкий лед лежит сверху ровным полированным изумрудом. Наверное, здесь такая особая зеленая вода. Неожиданно дорогу преграждает черно-белый шлагбаум. Какая-то запретная зона. Но моя подруга предлагает мне оставить машину у шлагбаума и остаток пути проехать в коляске. И действительно, недалеко от шлагбаума в кустах мы находим коляску с двумя лошадьми и спящей на козлах фигурой. - Архип, проснись! - зовет его моя герцогиня, мужик на козлах вздрагивает и открывает глаза. Мне кажется, что это все тот же кладбищенский сторож, переодетый теперь кучером прошлого века. Мы усаживаемся на кожаные сиденья и медленно едем по проселочной дороге в густых сумерках. Такое чувство, что наша коляска действительно двигается назад по времени. Вскоре среди веток появляются огни, они зовут нас к себе, и вот мы уже у легкого двухэтажного деревянного дома, обитого деревом в финском духе, с двумя большими верандами и флигелем наверху второго этажа. Почти во всех комнатах горит свет, дымится печка, но нас никто не встречает. Кучер останавливается, буркает что-то себе под нос, герцогиня дает ему денежку, коляска растворяется в темноте, а мы поднимаемся на большое крыльцо горящего всеми огнями, но молчаливого дома. - А где же хозяева? - Не знаю, но нас приглашали на ужин к десяти часам. Наши господа обычно выходят после заката солнца. Здесь будут одни мои хорошие знакомые еще по Петербургу, мы встречались с ними у Н., потом вместе бывали на водах, он - очень милый человек, правда, немного лысый, а она - почти красавица, но долго болела, безуспешно лечилась, и потом мы с ними не виделись много лет, и вот представляешь, три дня назад я получаю от них письмо с приглашением на этот ужин, как будто мы виделись недавно, будто не было всех этих событий. Наверное, они сильно изменились, но я очень скучала без них и даже должна была вернуть им одну книжку, которую тебе передал наш звездочет - Книгу Учета, но все не было возможности. Мы позвонили. В доме никто не ответил. - Куда же они подевались? Я позвонил еще раз. - Может, попробуем войти сами? Дверь легко открылась, и мы наконец-то вошли в тепло. В прихожей на вешалке было пусто, я помог герцогине раздеться перед высоким зеркалом во весь рост - мечта моей жены, - и она принялась расчесывать свои длинные волосы. Мне особенно нравится этот метод, когда девушка опускает рывком голову вниз, открывая шею, и волосы струятся вниз водопадом. Я поправил галстук, одел легкие лакированные туфли и приложил замерзшие руки к огромной изразцовой печи в углу прихожей. Тепло от ладоней побежало к плечам, по спине и дотронулось до пяток. Я улыбнулся, закрыл глаза и радостно потер руки. Принцесса была уже готова, и мы вошли в следующую залу. Там тоже никого не было. - Наверное, мы пришли слишком рано. - Ну что ж, ведь нам так сказали. В этой старинной большой комнате на темных стенах висели такие же темные портреты незнакомых людей, между портретами я обнаружил две заколоченные двери, ведущие, наверное, в другую часть дома и на второй этаж. - На этих портретах почти все их предки за последние два века. Про них известно еще с Петра. Не то, что где-нибудь в Голландии, там некоторые находят портреты своих дедушек, живших еще веке в пятнадцатом. Обрати внимание на разницу - ведь мы здесь стали изображать из себя христиан тоже лет на двести позже, чем в Европе. Так что по французским меркам у нас скоро должен появиться свой Наполеон. Мы сели за деревянный овальный стол, за которым могло бы уместиться человек двадцать. Нынешние столы по сравнению с этим исполином - просто маленькие тумбочки. Да и гостей хороших сейчас в таком количестве не соберешь - обычно приходят человека два, три, не больше. - Где же, в конце концов, твои Н.? Уже так есть хочется, а их все нет! - Ну потерпи, потерпи, что ты как маленький, не можешь подождать и часу! Делай вид, что ты пришел сюда не ради еды. Походи вдоль стола с умным видом, заложив руки за спину, изучи картины или сядь просто в кресло с интересным альбомом с картинками. - Хорошо еще, что телевизора нет, а то вечно - придешь в гости, и все хором смотрят телевизор или включают радио по-громче. - Поговорить-то не о чем, люди стали пустые, развлечься сами не могут, то ли дело у нас! На столе, кстати, стояли только подсвечники. Как я всегда любил, когда в нашем доме не было света! Вот, посередине какого-нибудь фильма или просто так, вдруг сразу все потухало, отключалось, и в доме воцарялась непривычная тишина. Вначале надо было найти спички. Дорога на кухню казалась бесконечной, и сзади все время слышались чьи-то шаги. Еще секунда, и сильные пальцы схватят за горло и будут душить, душить, скорее бы зажечь спичку, но вот - огненная полоса во мраке, вспышка, и свет отыгрывает кусочек комнаты у темноты. Но впереди еще долгая дорога до свечки! Один неверный шаг - и спасительный огонек погибает, и снова вокруг пляшут черные демоны, зачем-то оттягивая свою победу, чирк, - и снова можно двигаться медленно вперед. Я даже специально днем долго тренировался, чтобы спичка горела как можно дольше, и когда огонь был уже посередине, пытался перехватить его за черный уголек, чтобы оставшийся кусочек драгоценного дерева не пропал даром. Зажечь заплывший воском фитиль тоже не так-то просто. Поэтому днем я заранее готовил фитили на разных свечках, чтобы они разгорались быстро и устойчиво. А воск, стекавший без толку вниз, я собирал в отдельную баночку и потом, когда накапливалось нужное количество, сам изготовлял свечи, выливая его в бумажную форму. Труднее всего было устроить внутри формы хороший фитиль из ниток, все мои нитки были тонкие и дурацкие, поэтому они шли не по середине цилиндра, а все больше сбоку, это меня страшно огорчало, я злился и в конце концов, весь залитый воском, с обожженными пальцами, выкидывал всю продукцию в помойное ведро. Наконец, в прихожей хлопнула дверь, кто-то тяжелый постучал ногами об пол, стряхивая снег с ботинок, и зашаркал туда-сюда. Потом я услышал, как кто-то другой сморкается в маленький женский платочек. Я встал с кресла и принялся расхаживать по комнате. Через несколько минут дверь отворилась, и мы увидели худенькую бледную девушку в длинной бордовой юбке, вязаной жилетке и белой блузке с воротником. Она не улыбалась и смотрела куда-то перед собой, отводя глаза. За ней вошел ее муж, действительно лысоватый полный мужчина в костюме с бабочкой. - Ну наконец-то, а то мы вас совсем заждались! - сказала моя подруга, быстро выходя им навстречу. - Наша повозка сломалась, кучеру пришлось искать другую, я ужасно замерзла и сержусь на Поля. - Она повернулась к нему и улыбнулась. - Поль вечно такой бестолковый! - Это ничего, - заступился я за него. Он тоже приятно и застенчиво улыбался. - Давайте же скорее есть! - вскричала моя герцогиня. - Да, да, у меня разыгрался зверский аппетит, - Поль выпучил глаза и потер радостно ладони друг о дружку. Все принялись бестолково ходить по комнате вокруг пустого стола. - Сегодня такой странный вечер, - начала бледная девушка, - что я уже ничего не понимаю. - Когда мы отъехали от Москвы, вдруг пошел дождь, а потом сразу выглянуло солнце, - мягко добавил Поль. - А вот у нас дождя совсем не было! - обрадовалась моя герцогиня. - Странно, все небо было покрыто тучами до самого горизонта, обложило как на неделю, у вас-то тоже должен был пойти дождь, - огорчилась девушка. Я видел ее первый раз в жизни. Все, наконец, расселись по креслам. - Нет, наоборот, мы наблюдали чудесный закат, - торжествующе воскликнул я. - Ну конечно, дорогая, ведь мы ехали совсем другой дорогой! - примирительно вставил Поль. - Все это очень странно, и у меня даже совсем пропал аппетит, - закапризничала его подруга. - А вот это уже серьезно, здесь что-то не в порядке! - Поль вскочил с кресла и принялся, нахмурившись, положив руки в карманы, ходить из угла в угол. - Какой может быть дождь в марте? - настаивала моя королева. - Милый, не волнуйся, сейчас все будет готово, еще минуту! - забеспокоилась бледная девушка. Поль прошел круга три вокруг стола, замедлил шаг и остановился у окна. Пошел снег. Мы невольно замолчали и тоже принялись завороженно следить за падением снежинок. Стало совсем тихо. Глядя в окно, Поль задумчиво произнес: - Когда умерла моя жена, я долго не мог понять, что произошло. Ходил на работу, дома готовил ужин, иногда приходили какие-то люди, мы сидели вместе часа два, о чем-то разговаривали, но есть мне не хотелось. Потом я оставался один, стелил постель как всегда на двоих, выкладывал ночную рубашку жены, две подушки, потом ложился под одеяло и тушил свет. Постепенно все звуки на улице прекращались, только шумел ветер или стучал дождь по подоконнику, или вот так же медленно падал снег, освещенный уличным фонарем. Я ждал, когда же придет из ванны жена, закрывал глаза и пытался уснуть, но она все не приходила, я вставал, ходил по комнатам, но ее нигде не было, я снова ложился и уже не мог успокоиться. Так продолжалось несколько месяцев. Сон совсем пропал, никакие снотворные не помогали, мне удавалось задремать лишь в метро или на работе. И вот однажды, когда я, как всегда, постелил нам постель и залез под одеяло, послышались знакомые шаги, жена торопливо одела рубашку и легла рядом. Я обнял ее и мы скоро уснули. Утром, когда я проснулся, было еще темно, но она уже ушла, взяв даже из шкафа кое-какие вещи. Чайник на кухне был еще горячий. Я немного успокоился и пошел на работу. С тех пор она приходила ко мне каждую ночь. Я даже поправился на два килограмма. Иногда среди ночи мы вставали и шли на кухню чего-нибудь перекусить или выпить чашку чаю. Я не думал, откуда она взялась, перестал ездить на кладбище и зажил спокойнее. Она только была бледнее, чем обычно. Мы почти не разговаривали, но я был счастлив, что она рядом со мной. Ходить по магазинам нам было не нужно, я покупал все по дороге с работы. Так прошло несколько лет. Мы молчали, следя за полетом снежинок. Поль задумался, будто что-то в его рассказе привлекло его внимание, или тоже замечтался, глядя в окно. Сколько раз я мечтал вот так же встретить умерших или где-нибудь в гостях, или на улице, среди случайных прохожих, или даже в другом городе. Можно даже не говорить ни о чем, просто раз! - и чья-то до боли знакомая фигура, походка, ты догоняешь ее, она оборачивается, узнала, и улыбается... - А где тут, интересно, печка? - очнулся, наконец, Поль. Мы поднялись стряхнуть оцепенение и чем-нибудь заняться. - Да, мальчики, сходите-ка за дровами! - томно протянула бледная девушка, - а то скоро мы тут окоченеем. Набрав в прихожей сухих поленьев, мы сложили их рядом с камином. Еще несколько минут, и пламя заполыхало почти до пояса. Мы пододвинули кресла поближе к огню. - А где же питье и закуски? Я снова попытался открыть заколоченную дверь. Вместе с Полем мы нажали на нее, дверь с треском распахнулась, и мы попали в кухню, где, к нашему изумлению, мы обнаружили два подноса с приборами и всякими явствами. Радостные, мы потащили подносы к дамам. Дальше разговор шел о погоде, еде, каминах и прелестях дачной жизни. Политики почти не касались. Бледная девушка быстро объелась и попросила Поля увести ее спать. Надо сказать, что я тоже уже достаточно насладился ужином и хотел по-скорее уединиться с моей герцогиней. Подруга Поля меня совершенно не возбуждала. Мы пожелали друг другу доброй ночи, хотя на улице уже серело, и отправились наверх через вторую заколоченную вначале дверь. В спальне стоял лютый мороз. Печная труба, видимо, проходила сквозь другую комнату, и тепло сюда практически не поступало. Я постарался завесить одеялами окна, покрытые ледяным панцирем, и спальня стала походить скорее на плацкартный вагон. Моя принцесса, видя все эти приготовления, совсем даже не проникалась энтузиазмом и, чувствовалось, что у нее нет абсолютно никакого желания раздеваться. Я разложил кровать, сделал подушки и накидал сверху несколько одеял и шуб. Мы залезли в эту пещеру в чем были, я - во фраке, моя дама - в длинном праздничном платье. Через несколько часов борьбы с холодом и друг с другом мы все-таки решили спуститься вниз и погреться у огня. Поль безмятежно спал неподалеку от камина, укрывшись какой-то скатертью. Его жена уже исчезла. Мы глотнули вина и решили уехать в Москву. Я мечтал теперь только о горячей ванне. 7. КНИГА РАЗВРАТА. из рукописей, найденных на месте крушения корабля "Адмирал Нахимов" Товарищ Жданов - Проверка документов, проверка документов, откройте немедленно! Мы кое-как оделись, приняли невинный вид и открыли. В каюту вошел боцман и офицер в белом кителе. - На корабле - кража и изнасилование. Мы ищем человека с рыжей бородой, высокого роста, с татуировкий на плече. В коридоре стояла гудящая толпа пассажиров, женский скандальный голос произнес: - Ничего себе