1984 года! Вчера победой в матче с харьковским "Металлистом" (4:1) он досрочно завоевал золотые медали. Ура! Всеобщее ликование. Ровно сорок лет назад, в 1944 году, "Зенит" взял кубок СССР. В 1980 - бронза. И вот - золото. Мо-лод-цы! 26 ноября 1984 года. Вот и стукнуло 35. Вчера экспромтом навестили меня родственники. Вскользь и из вежливости поговорили о моих литературных делах, вспомнили родителей, нашу былую семью. Вера принесла слайды и диаскоп. Смотрели картинки времен строительства дома. - Хорошая была компания, - с грустью вспомнил Молодцов. Вера сказала, что наш дед - Павел Каралис был архитектором вокзала в г. Калуге. Вокзал во время войны разбомбили, но часть, вроде, осталась. И куда делся дед, почему отец в семнадцатом году оказался старшим в семье - никто не знает... 1 декабря 1984 года. Дежурю в ОТХ. Сегодня - восьмидесятилетие отца. Отец умер 68-ми лет. Мать - 57-ми. Бронислав погиб в 20 лет. Лев на войне - в 19. Сашенька умер в 5 лет. Феликс ушел в 49. Печальные цифры. На той неделе перепечатал рассказ и отвез Аркаше Спичке. Аркадий, помню, поучал меня: "Никогда не трактуй замечания критиков в свою пользу - дескать, они не понимают. Постарайся разобраться, в чем суть. Исключения составляют записные идиоты, непрофессиональные читатели и цензура. На них можно плевать. Но осторожно, особенно на последних". У этого огромного человека удивительно тонкий вкус. Если он сказал, что плохо, я верю, что плохо. И вскоре понимаю, почему плохо. И лажи он не пропустит, выловит всех блох. Два дня назад ударил мороз, напоминая, что осень кончается и быть зиме, и теперь оттепель. Корки льда, лужи, грязь. Наши приняли предложение США начать переговоры по широкому кругу вопросов разоружения. Тянули, очевидно, потому, что ждали поражения Рейгана на выборах. Но, увы... Отвез вчера отцовскую машинку в ремонт и перепайку шрифта - давно следовало поставить новый крупный шрифт, но не было денег. Сговорились на 60 рублях. Мастер сказал, что машинка отменная, такие, если они в исправном состоянии, стоят в комиссионках 200 рублей. Немецкая техника, долговечная. "Groma" называется. А у меня, честно говоря, была мыслишка заменить ее югославской, новой. Мастер сказал, что югославские - дерьмо. Долго не служат. Обещал сделать за две недели. Приехал домой без машинки и не нахожу себе места - как будто что-то потерял или украли. На семинаре Бориса Натановича Стругацкого, куда меня взяли кандидатом, я слышал две присказки: 1. Писатель - это не тот, кто пишет, а кто печатается. Шутка. 2. Писатель - это не тот, кто печатается, а кого читают. Это сказал Б. Стругацкий. Сказал серьезно. Еще Стругацкий говорил - передаю своими словами: "Относитесь к критике спокойно. Запомните, что какую бы ерунду вы ни написали, всегда найдется человек, которому она понравится. И какой бы шедевр вы ни создали, всегда найдутся люди, которых он оставит безразличными". "Кто успевает в науках, но отстает в нравах, тот больше отстает, чем успевает". - говорили в старину. И еще: "Величайшее несчастье быть счастливым в прошлом". Выражение: Держать волка за уши. 3 декабря 1984г. Вновь берусь за "Записки шута". Название и сюжет намерен менять. Будет "Вектор совести", возможно, "Дурак" или "Критик", допускаю "Не хочу быть ангелом", но - не "Шут". "Шут" - слишком многообещающе. Ждешь от героя россыпей юмора и шуток. А идея не в этом. Вещь д.б. с грустинкой, но оптимистическая. У соседей наверху раздаются странные звуки. Как будто огромной бормашиной сверлят зуб мамонту, и он, бедняга, стонет. Бормашина при этом буксует. 9 декабря 1984 г. Деж. в ОТХ. Вчера нашел в столе первый вариант "Феномена Крикушина" на тонкой бумаге, купленной в Сосново. Помню, как обнаружил в тамошнем универмаге пачку бумаги - дешевую и чуть желтоватую, две тысячи листов. Ольга дала деньги с неохотой, но промолчала. Я взвесил пачку на руке и сказал Ольге: - Испишу всю эту бумагу и стану писателем! Вот увидишь! Она улыбнулась недоверчиво. Я аккуратно разрезал "Феномен" для туалетных нужд. Получилась солидная стопка. Вот тебе и практическая польза... Идет дождь. Гололед. Ходил на железную дорогу звонить в Ленинград. Неудачно, у них тоже нет связи. В промзоне грязь, темнота, из земли торчит железо, могучие затворенные ворота, балки, люки...Дважды перелезал через платформы со щебнем и прошелся по луже, приняв ее при свете прожектора за ледяную корку. Пришел с мокрыми ногами. Дамка зашла ко мне, виляя хвостом, и приложилась грязными лапами к груди. Начал читать роман "Рославлев или Русские в 1812 году", господина Загоскина. И, не дочитав, бросил. Писал, потом выпил чаю и прилег на топчан. Телевизор не работает. Я достал банку с усохшей лягушкой, которую нам принесли как средство от клопов, и принялся ее разглядывать. Очевидно, лягушку бросили в какой-то раствор, и она умирала по мере его испарения. Лягушка была маленькой, пепельно-серой и напоминала ящерку. Я, как истинный естествоиспытатель, отметил ввалившиеся глаза, вывернутые лапы и задранную вверх голову. Тяжело, бедолаге, было умирать в испаряющемся ежедневно растворе. Может, это была ее стихия - вода? Лягушка, прилипшая к дну мутной баночки из-под майонеза. Баночка прикрыта марлей. - Вот лягушка, - вслух философствовал я, держа в одной руке банку, а в другой - дымящуюся папиросу. - Клопы, оказывается, ее запаха не переносят. Народное, так сказать, средство. А знают ли об этом ученые, которые создают разные дихлофосы и карбофосы? И при этом травят другую живую природу. Э-э, наверное, не знают. Иначе не создавали бы такие бесполезные препараты. Надо выделить запах лягушки, синтезировать химическим путем такое же вещество - и порядок. Клопов не будет". Я поставил банку обратно под топчан и стал думать о сюжете своей повести. Думалось не ахти как, и я позвал Дамку и угостил ее булкой с маслом. Она подержала кусок во рту и с виноватым видом опустила его на пол. "Ага! Ты булкой брезгуешь! Ты думала, я буду кормить тебя артишоками? Да? Признавайся - ты так думала? Ты думала, что я, бедный механик, буду кормить собаку заморскими артишоками? Булку она не хочет, подавай ей артишоки. Ну и собаку я подобрал в кустах - просто королевских кровей. Артишоки ей, видите ли, подавай. Может тебе еще за анчоусами самолет во Францию послать?" Дамка застыдилась и дожевала булку. Глаза ее сразу повеселели: "Вот видишь, я все съела! Вовсе я не просила анчоусов с артишоками. Поиграй со мной!" Я ее похвалил и вышел с нею на улицу. Загадочные словечки - анчоусы с артишоками. Понятия не имею, что это такое. А нахально лезу в писатели... "Все, что мне упало с неба, - любил говорить Н., - это три жены и три статьи Уголовного Кодекса. Остального добился сам." 17 декабря 1984. Деж. в ОТХ. Вчера получил свою машинку из ремонта - ей переделывали шрифт на стандартный. Немецкая трофейная машинка, ни разу не смазанная года эдак с 1947, исправно служила мне. Она досталась от отца и старшего брата, которые, скинувшись, купили ее в 1960 году в комиссионке. Побывав в руках мастера, машинка стала работать почти беззвучно, маслянисто клацая и мягко скользя кареткой. Я подремонтировал футляр и теперь хочу оклеить его дерматином, как посоветовал мастер. Шрифт четкий и красивый. Вчера вечером печатал и радовался. А года два назад я оставил ее в электричке, выйдя на "69 км", и чуть не расстался с нею навсегда. Меня спасло, что у кассира на платформе был телефон, и она созвонилась с милицией на станции Сосново, и дежурный сержант встретил поезд и забрал с полки во втором вагоне мою "Грому". Забрать-то он забрал, но возвращать не поспешил. В тесной комнатке железнодорожной милиции мне предложили объяснить, по какому праву я имею в личном пользовании множительную технику, а именно - пишущую машинку. Назваться писателем мне не хватило духу. Я, немного нервничая, объяснил, что машинки открыто продаются в комиссионных магазинах, и я как нештатный корреспондент нескольких центральных и ленинградских газет печатаю на ней свои материалы. Возьмите, дескать, подшивку газеты "Смена" за последние месяц-два, и вы найдете там мои рассказики. Есть у вас "Смена"? - Понятно, - сказал сержант, разглядывая мой единственный документ - проездной билет с фотокарточкой. - Пиши расписку, что получил. Сев в обратную электричку, я обнял и расцеловал футляр машинки. А потом стал называть себя последними словами, но не сердито, а напевно, радуясь возвращенной потере: "Ну я и чудило с Нижнего Тагила... Ну и обормот. Раззява хренов..." С тех пор я зарекся выносить машинку из дома. В крайнем случае - привязывать ремнем к руке и в транспорте держать ее только на коленях или зажатой между ног. Немецкая трофейная машинка - это, пожалуй, единственное, что дала нашей семье война. 26 декабря 1984 г. Дежурю в ОТХ. Мой рассказ "Этажи" прочитал А. Житинский. Говорит, понравился. Я отнес его в "Неву". Вчера был в Зеленогорске. Ездил за картошкой. Мороз и солнце. Ольга потеряла 25 руб. Может, сперли на работе - не знает. На днях у Максимки в садике был новогодний концерт. Я помогал устанавливать елку, а на следующий день присутствовал. Максимка прокричал с выражением стишок: "Возле елочки кудрявой все мы весело попляшем. Раз, два! Раз, два, три, ну-ка, елка, посмотри!" Мальчики были в масках Петуха, девочки - зайчиками. Дед Мороз ходил с волшебной палкой, в набалдашнике которой зажигалась звездочка, и затевал с детьми игры. Потом - подарки из мешка. Мне понравилось. Прочитал "Варраву" - повесть Пер Лагерквиста (швед) об отпущеннике Варраве, которого отпустили, помиловав, вместо Христа. Интересен стиль повести. Необычен. Повествование движется через внутренние монологи героев, их размышления, т.е. почти всегда опосредовано. Автора совсем не видно. Сегодня же прочитал роман-газету "Неоконченный портрет", А. Чаковского. Интересно. О Франклине Делано Рузвельте. Автор пишет, что есть наказание, посылаемое Господом, а есть испытания - для закалки человека, и надо их различать. Испытания, думаю, могут быть не только бедами, но и напротив - богатством, славой и т.п. кайфами земными. Очень холодно. Морозы до - 25. В нашем вагончике мерзнем и при трех электрических печках - все выдувает ветром. 28 декабря 1984. Гатчина. Рано утром зазвонил местный телефон. Я, не зажигая света, снял трубку и ответил. Звонили из диспетчерской. Было очень плохо слышно. Выяснилось, что держу трубку вверх ногами. По японскому обычаю, до Нового года надо отдать все долги, сделанные в уходящем году. Раньше, если японская семья не могла этого сделать, она снималась со своего места и шла на другое, более удачливое. И от стыда перед соседями. Такой вот обычай. Может, и мне отвалить куда-нибудь по японскому обычаю?.. 1985 год С Новым годом! Прощай, 1984-й год! Сегодня узнал из печати, что родился под знаком Быка (по восточному календарю), и наступивший год принесет мне удачу. Тридцатого декабря ездили на Герцена, к Ольгиным родителям. Дед Мороз (Юрий Эдуардович) принес всем подарки, Максимка рассказал ему стишки, сплясал немного, и мы посидели за столом.. 31-го дома нарядили елку, попросили хором, чтобы она зажгла свои волшебные фонарики, и тут же, у елки, пили лимонад, жгли бенгальские огни и стреляли хлопушками с сюрпризами. Было весело и хорошо. "Елка, зажгись! Елка, погась!" - командовал Максимка елочке, а я незаметно втыкал штепсель в розетку. Максимка признался, что верит в мое умение колдовать. Мне было приятно и интересно. Шампанское, которое я сунул в морозилку, замерзло - в нем, как подводные лодки, плавали льдинки, и за пятнадцать минут до Нового года я бросился отогревать бутылку водой из-под крана. Отогрел. Шампанское в бокалах было пронзительно-ледяное. Уложив Максимку спать, мы вышли на балкон, где грохнули хлопушками и зажгли бенгальские огни. Над Васильевским островом, в низком небе, таяли и опускались огоньки ракет - то озорничали морячки. Настроение все эти дни было приподнятое и доброе. Хотелось бы прожить так весь 1985 год. Пишут подмастерья - вычеркивают мастера. 3 января 1985г. Утро. Гараж. Ночью мне снился брат Феликс. Мы с ним собирались оклеивать декоративной пленкой Ольгин рояль, а затем - стены старинного помещения с высокими потолками. Потом оказались в тесном туалете при кафе. И стали рассуждать о зарплате официантов этого кафе. Высокие стены с лепниной, сводчатые потолки. Не помню - выпили мы с ним или нет? Снилось, что я связан с партизанами, пробираюсь к ним лесом, убиваю из засады нескольких немцев; убиваю по-настоящему, безжалостно, подкарауливая их поодиночке возле карьера, где добывают гранит. Затем недолгое чувство страха - меня выследили, мне грозит окружение, громкий лай собаки, и я просыпаюсь - наша Дамка тявкает в тамбуре вагончика. Семь утра, пришел колонный Леша Туманов, и мы с ним говорим немного о работе, о предстоящем дне. Затем я иду в ремонтный бокс умываться, ставлю на плитку чайник. Приходят первые водители, и я узнаю что температура -17. 6 января 1985г. Воскресенье. Дежурю в ОТХ. Холода до 30 градусов. Читать ничего не взял - забыл, и теперь маюсь, приходится бездельничать в литературном плане. Из самоутверждения вымыл в вагончике всю посуду, навел порядок и удлинил провод у электропечки, чтобы ее можно было засунуть под топчан. Теперь готовлю обед из болгарского сухого супа и пельменей. Эл. плитка греет плохо, и ожидание обеда может растянуться часа на два. Кто-то оставил трехлитровую банку соленых огурцов, и я грызу их понемногу. Еще есть сало с перцем, колбаса, чеснок, чай, сахар, ириски. Прекрасно! Что еще надо? Чистую бумагу. А ее и не оказалось - забыл взять, хотя папку с черновиками и положил в сумку. Растяпа! Вечером сходил на железную дорогу - через три забора - и позвонил домой. 23 часа. Сегодня занимался тем, что ел, лежал на теплом топчане, читал свой дневник, выписывая из него отдельные фразы для повести, а также просмотрел 10 номеров журнала "Моделист-конструктор", которые обнаружил в ремонтном боксе. А также курил и думал. Время, как ни странно, прошло незаметно. Пора спать, но я выпил крепкого свежего чаю и почувствовал бодрость. 7 января 1985г. Утро моего дежурства. Мороз за ночь спал. Полнолуние. Астрология и др. науки утверждают, что в полнолуние мужчины становятся наиболее агрессивными. Подтверждение тому - три разбитые морды в нашем гараже. На холоде машины заводятся плохо. Водители ходят с факелами из ветоши, пропитанной соляркой, суют их под кабины - отогревают загустевшую смазку двигателей, и оттого площадка похожа на древний военный лагерь. Дым, пар, темнота, отблески пламени на машинах и красных физиономиях. Вода, которую водители берут в боксе для машин - почти кипяток, ею толком не умоешься. Сегодня Рождество. И один паренек из тех, что живут в деревушках вокруг Гатчины, поздравил меня с праздником. Я его тоже. 8 января 1985г. Вчера с Колей Жильцовым были на семинаре Бориса Стругацкого. Трое участников семинара вернулись с традиционного слета молодых фантастов и приключенцев, который проводился в подмосковной Малеевке. Взахлеб делились впечатлениями. О чем только не пишут фантасты! Смешные и нелепые фразы заносились в специальный альбом - "Бормалярий". Название навеяно симбиозом имени и отчества Б. Стругацкого - Борнатаныч, так его зовут меж собой старички-семинаристы. Председатель Клуба холостяков Чукотки, некто З., написал огромный роман "Звездный шериф". Ему 45 лет. Бывший учитель. Никто не смог дочитать роман до конца. Фразы: "Профессор был настолько туп, что не видел своего конца". В жанре приключенческой литературы была представлена повесть "Топь". Один из семинаристов в Малеевке, прочитав десять страниц, сказал: - Я на эту "Топь" гать положил. Так и передайте автору. - Плюнул на пол и захлопнул папку с рукописью. 14 января 1985г. Дежурю в ОТХ. Наши выпивки на семинаре "Молодой Ленинград" утомляют. Так повелось, что после занятий все спускаются в трюм - так окрестили кафе при Доме писателей - садятся за сдвинутые столы и пьют, практически, без закуски. Шум, гам, амбиции. А утром - головная боль и пустой карман. Пил с В.С. "Не бойся, напечатаем!", - сказал он про мой рассказ "Этажи", который еще не читал. Что за этим обещанием - тонкая ирония или магическая сила совместной выпивки? У водителя Сашки Киннери, финна, сгорела вместе с домом 72-летняя мать. И, как говорят, 15 тыс. денег. Сашка был в рейсе, когда это случилось. На подъезде к Гатчине его остановил встречный грузовик с нашим шофером, и Сашка узнал о беде. Он выслушал, кивнул и медленно поехал к своему поселку. Вчера он похоронил мать и теперь сидит в кабинете начальника ОТК - грустный и трезвый. Я молча пожал ему руку и вышел. Мне показалось, он понял, что я знаю о его горе. Мы обменялись скорбными взглядами. Что в такой ситуации стоят слова для мужчин? Ничего не стоят. Да и говорить я не умею. Мороз, звезды, снег. Пил чай с сушеными на электропечке ломтями хлеба. На утро - две булочки по 9 копеек. Вспоминается присказка: деньги, как навоз - сегодня нет, а завтра - воз. Скорее бы воз. Юморески почти не пишу - кончился тонкий ручеек гонораров. Читая Конецкого с его обилием житейских неурядиц, чувствуешь себя бодрее и тверже. Все страдали. И легких путей в Литературу - не бывает. "Комнатная биография". Конецкий, я хорошо это помню, говорил мне в 1973 году, во время интервью, что писателю надо делать свою биографию. А Коля Жильцов, хитрым способом перемножив дату моего рождения - число, год и месяц, предсказал мне на начинающийся год пик активности. Лохматая дымчатая Дамка купается в снегу, заигрывает с Цыганкой, лает на меня призывно, приглашая позабавиться вместе с нею, и носится пулей по тропинке, когда мы идем к гаражу. Иногда она зарывается в снег, поджидает меня и вскидывается при моем приближении, как из засады. Кормить собак сегодня было нечем, но - я знаю - они подхарчились на соседнем посту на ССК, у пенсионера, который теперь работает вместо дяди Васи. Под утро снилось, что я купил железную печку для дачи и приволок во двор на 2-й Советской. Стал разглядывать ее вместе с Володей Подпальным и его сторожем Данилой Фомичем - и пытались приладить нестандартную трубу. Когда я втаскивал печку, они играли в футбол. Во время этого сна меня и разбудил телефонным звонком Подпальный. Он еще не проспался после вчерашней поддачи (не во сне, а наяву): - Ну что, пес литовского ордена, брезгуешь нами, чистокровными хохлами? Не пришел вчера пить, а зря... - Он помолчал, и я глянул на часы: "6". Какого черта! Выяснилось, какого: - У тебя там выпить ничего нет? А то мы с Фомичем помираем... Правда, Фомич? Я услышал, как Фомич поддакивает слабым голосом. Вчера они на пару песни пели и заставляли меня слушать в трубку: "Распрягайте хлопцы коней, да лягайте спочивать..." - Володя, сижу без копейки. И вообще - не пью и не тянет. - Не тянет... Лучшие люди гаража помирают... А у водителей нет? Пошукай... - Так еще никто не приходил. - Я глянул в окно: темнота. - Я один с собаками. Подпальный покряхтел и повесил трубку. Я вышел на мороз, размялся. Открыл ремонтный бокс, умылся теплой водой с хозяйственным мылом, обтерся, потом растер лицо колючим снегом. Выпил крепкого чаю три стакана. И хорошо стало. Сел и при свете настольной лампы написал этот кусочек - пригодится. 18 января 1985г. Гараж. На днях дочитал роман Стивена Кинга "Мертвая зона" - про экстрасенса, в "Иностранке". Забавно. Человечество в наш жесткий примитивный век тянется к иррациональному. Даже я потянулся, написал повесть "Феномен Крикушина" и дописываю "Шута". Что это? Литературная мода или потребность? А может, иррациональное существует, и литераторы вычисляют его интуитивно? Вчера учил Максима кататься на коньках. Я поддерживал его сзади, а он, откинувшись спиной на меня и выставив вперед ноги, скользил по льду. Толкал начинающего конькобежца, естественно, я. Ему такое катание нравится. Научился держать ноги вместе и заворачивать по моей команде. Дамка с Цыганкой в панике - три собаки неизвестной принадлежности пытались проникнуть на территорию гаража. Причем, молча. Дамка с Цыганкой выставили стену оглушительного лая и даже поскуливали от испуга. Я вышел из вагончика и погнал чужаков. Мои пески воспряли духом и даже попытались преследовать противника, но быстро вернулись - мало ли что! И стали обнюхивать следы на снегу, беспокойно поглядывая в сторону ретировавшейся троицы. Уже утро, суббота, 19-е января. Вчера лег в час ночи. Идет снег, мелкий и редкий, кристалликами. Небо звездное, и с него досыпаются остатки. Вчера вечером валило хлопьями. Написал про звездное небо, а потом вышел на крыльцо вагончика и увидел, что звезд нет - затянуло. Выпил, как всегда, крепкого чаю, съел две булочки. Суббота, и выезд на линию идет медленно. Сегодня - Крещенье. Вчера писал новый план "Записок книгонелюба" и правил текст трехгодичной давности. Хочу отдать в "Аврору". Киник - чудак, одиночка, выставляющий себя и свои странности напоказ. Диоген. Виктор Конецкий. В чем-то киник и Серега Барышев. 22 января 1985 г. Деж. в ОТХ. Вчера ездили с Ольгой в Зеленогорск. Денек был морозный и солнечный, и мы прошлись до залива, пообедали в столовой, тесной от лыжников, зашли к соседу Володе - за картошкой, которую храним в его подвале. Приятно среди зимы взять в руки чистую сухую картофелину, которую сам вырастил. И не менее приятно чистить ее, срезая ножичком упругую кожуру, и видеть, что клубень сочный и белый. Я нагрузил большую сумку, и в ящике осталось еще килограммов пятнадцать, не считая посадочной - мелкой. Русская православная церковь в Зеленогорске отреставрирована снаружи. И плывет высокой белой колокольней, золотыми крестами и медными фиолетовыми куполами в голубом небе. Красиво. 20 лет назад в церкви были склады, и на школьных каникулах я подрабатывал там ночью - разгружал булку и хлеб. На месте снесенного купола колокольни виднелась деревянная будочка и росла кривая березка. Рассказывали, что во время войны в этой будке засел финн с пулеметом и приковал себя цепью. И когда пацаны спускались по улице Ленина к пляжу, обязательно рассуждали о том финне, его кандалах, цепи и возможной системе пулемета. И изображали звуком, как били наши корабли по церкви с глади Финского залива. Я помню церковь с раннего детства: грязно-белая, с оранжевыми кирпичными ссадинами на углах, истлевшее железо куполов, вороньи стаи... Лет десять назад, когда ее обвязали строительными лесами, мы с Барабашом залезли из самоутверждения на самый верх - к будочке на колокольне. Была осень, все скрипело и шаталось от ветра, накрапывал дождь, день шел к концу. Кривой березки уже не было. В обвалившейся будке зеленел мох и билась в щели скомканная газета, оставленная строителями. Сверху были видны желто-красные волны гнущихся от ветра деревьев, серая в барашках вода залива и дальше, дальше - постройки: коробки пансионатов, арочное здание вокзала, домики Лисьего носа, размытые непогодой... За минувшие выходные отпечатал "Записки книгонелюба", 21 стр. Еще не статья, но заявка на статью; если эта тема вообще кого-либо заинтересует. Отключили свет до 19 часов, и я делаю перерыв - темно и холодно в моем вагончике. За сегодняшний день - это второй раз. Говорят, в целях экономии. Перехожу в бокс - там есть свет и паровое отопление. Расположился в кабинете начальника колонны, позвонил дежурному по ДСК, тот - дежурному электрику. Не могут разобраться, почему в боксе свет есть, а в вагончике нет. Я грозил тем, что утром выход парка задержится, т.к. сейчас, без света, я осмотреть машины не смогу и придется делать это утром. Обещал составить акт об отключении электропитания на командном пункте стратегического объекта - вагончике дежурного механика. Диспетчер ДСК: Какой еще стратегический объект? Какой командный пункт? Я (уверенно): Гараж - стратегический объект, весь транспорт приписан к военкомату. Нас могут в любой момент поднять по тревоге штаба гражданской обороны или того хуже. А дежурный механик - ответственное лицо в отсутствие начальника колонны. В вагончике я находиться не могу - уже вода в чайнике замерзает, - а там связной телефон, его номер есть в военкомате. Если не дадите электропитание, пишу рапорт и звоню в военкомат. - Короче, вешал электрикам лапшу на уши. Они мне - макароны: - Может, ты там замкнул чего-нибудь? Почему в боксе свет есть, а в вагончике нету? Сходи пробки пошевели. Я советовал электрикам пошевелить ногами, пройти триста метров до нашей площадки и самим во все разобраться. Иначе - рапорт и задержка в подаче автотранспорта на ДСК. Обещали. Я взял с собой Дамку, пусть погреется в кабинете. Цыганка где-то шляется, пренебрегая своими служебными обязанностями. Дамка легла около батареи и смотрит на меня - не знает, что я пишу про нее. Хорошая собаченция. В ней есть охотничья кровь; несомненно. Когда мы идем с нею через перелесок, она сходит с тропы, зарывает лохматую голову в снег и нюхает - ищет, наверное, мышиные норы. Носится по снегу. Замирает, распластавшись на снегу и вытянув задние лапы. Затем вскакивает - плавно взлетают уши, - лает на меня, призывая играть с нею. Сегодня Ваня Булдаков объяснял, как надо ставить петли на зайца. Ниточка от стального троса отжигается паяльной лампой, затем кипятится вместе с хвоей и ставится петлей-удавкой на тропе; конец привязывается к дереву. Диаметр петли - около 20 см. Капкан также кипятится в ведре с еловой лапой, а затем чистыми рукавицами кладется в рюкзак. Булдаков - румяный деревенский парень в черном тулупе. Эдакий крепыш с курчавой бородкой. Я понимаю: охота - мужское занятие. Азарт, инстинкт, чисто мужское занятие. Но говорят, что раненый заяц кричит, как грудной ребенок, только пронзительнее и обреченнее. Верещит. И зачем тогда ставить на него петлю-удавку или капкан? Что с ним потом делать? Есть?. Вышел, посмотрел - не идут ли электрики. Не идут. Вчера был на семинаре Б. Стругацкого. Заслушивали творческий отчет Андрея Измайлова и еще одного фантаста (ни фамилии, ни псевдонима не запомнил). Измайлов прочитал рассказ, который мне не понравился. Но моего мнения никто не спрашивал - я всего лишь кандидат в действительные члены. Рассказ раздолбала пожилая критикесса. Она сказала, что Измайлов принижает рабочий класс, холодно-созерцательно копается в помойках, и вообще, чуть ли не враг народа. От ее выступления пахло худшими временами. Измайлов, в свою очередь, сказал, что он знает рабочих, т.к. три года работал в заводских многотиражках. Критикесса сказала, что тоже знает, о чем говорят в народе, т.к. прогуливает ежедневно собачку, проходит мимо пивного ларька и слышит беседы. Да, бывают крепкие выражения, встречаются и среди рабочих опустившиеся личности, но не надо обобщать, принижать и заниматься критиканством, ерничаньем и т. д. Такой вышел разговор. Потом выступил Борис Стругацкий. Рассказ Измайлова никого не принижает, сказал он. Люди в его рассказе - отличные парни, и он пошел бы с ними в разведку. Почему-то принято считать, что если герои говорят грубоватым языком и не слушают Моцарта - то они несчастны? Они по-своему счастливы, работают, имеют семьи, и в этом - жизнь. Усатая и очкатая мадам заткнулась и скисла. Так ей и надо. Когда во время ее выступления умненькая девочка пыталась задать вопрос, она убийственно взглянула: "Потом, моя дорогая, когда закончу", но сама перебивала и кидала ехидные реплики выступавшим после. Попадись такой змее на рецензию - век не отмоешься. Второй семинарист, который с псевдонимом, долго и нудно занимался саморекламой в отпущенное ему для выступления время. - Я работаю на стыке жанров фантастики и истории, - хорошо поставленным, но чуть картавым голосом вещал он на всю Красную гостиную Дома Писателя. - Я открыл новое направление для себя - это стык жанров... Может, он и работает на стыке жанров, но не в литературе. Хотя текст его рассказа - гладкий. Про алхимика рассказ. После семинара все спустились в трюм. Герои дня купили двести пятьдесят коньяка на всех, и кто-то вытащил из портфеля бутылку коричневой настойки. Мы с Жильцовым, как кандидаты, сидели в сторонке и пили полюстрово. Нас никто не угощал, да мы и сами не хотели: у меня - режим, у Жильцова - язва желудка. Мне показалось, что фантасты чересчур умненькие, и писательство для них - скорее, хобби, чем дело всей жизни. Работают в НИИ, КБ, есть кандидаты наук... Пришли два электрика и наладили свет в вагончике. Поворчали насчет электрических печек - не положено. Возились долго - оказалось, что фаза заведена на группу ДСК, и они ее перекидывали внутри распределительного шкафа. Теперь нас не отключат в целях экономии. Зимовать будем в тепле. Я учился в 164 школе, в той же, где и сестра Вера. Пожилые учителя помнили ее - она была отличницей. Чего не скажешь обо мне. У Веры в классе учился Берлин - лохматый юноша с ранними усиками. Из бедной еврейской семьи. Он потешал класс артистическими выходками, играл под недотепу-дурачка. Когда его вызывали к доске, он медленно поднимался из-за парты и плаксиво ворчал: - Ну вот, все Берлин и Берлин... Как будто никого другого в классе нет. Только и слышишь: Берлин, Берлин... А что Берлин-то? У доски он строил рожи за спиной учителя, и весь класс прыскал от смеха. Как только учитель оборачивался к нему, он напускал на себя понурый вид неудачника и устремлял глаза в пол, раскачиваясь слегка. Однажды он пришел в школу в галошах, надетых на носки, и учительница выгнала его. - Как ты посмел явиться в школу в галошах! Вон из класса! Ему нечего было обуть. Жили бедно. Мать болела. Несколько детей. Но учительница ничего этого не знала и накинулась. Это были послевоенные годы. Класс шумно заступился за товарища. Ее стыдили и отказывались у нее учиться. Бунт. Потом все как-то успокоилось. Я помню, как Вера ходила в школу - в жакетке, перешитой из материнского пальто, и с кожаным обтрепанным портфельчиком. Костлявая, бледноватая. Помню тревожные разговоры отца с матерью, что надо платить за школу. Тогда платили, хоть и немного. И еще помню, что постоянно брали деньги в долг... 30 января 1985. Дежурю в ОТХ. Морозы спали. В предыдущее дежурство утром было - 33. Сегодня -5. Весной пахнет. Или я так настроился в предвкушении Зеленогорска? На листе миллиметровки во весь стол сделал схему "Записок шута". Есть 60 стр. м.п. текста: экспозиция, завязка и вот - подбираюсь к действию. Очень долго. Но не вижу путей сокращения. Может быть, и не надо? Может, это будет роман? Кто его знает. Недоволен написанным. В первую очередь - стилем. Много коротких предложений, которые хороши в рассказе, но не в повести, не в романе. Рассказ "Этажи" понравился С. Лурье, и он отдал его с хорошей сопроводиловкой Конст. Ив. Курбатову - зав. отделом прозы "Невы". Я читал ее. Там написано, что я пишу легко, занимательно и правдиво. Но Курбатов, гад, рассказ забраковал. Сказал мне по телефону, что в нем есть литературные слабости, и он вторичен. Я не стал дискутировать по телефону и намерен идти разбираться - чем именно он слаб? по отношению к чему вторичен? В "Неве" No12 вышел мой очерк "Бензин из-под земли". Сильно урезанный, но динамичный. Я там представлен как "Д. Каралис, автомеханик". Что соответствует моему общественному положению; на сегодняшний день. Сегодня обсуждали статью в газете "Труд" об НЛО. Пожалуй, это первая отечественная публикация в широкой печати на эту таинственную тему. Сейчас только и разговоров об этой статье. С самолета ТУ-134 наблюдали облако, которое летало с потрясающей скоростью рядом с самолетом и светило сильнейшими лучами то на землю, высвечивая дома и дороги, то на сам самолет. При этом облако меняло свою форму от элипса до квадрата и даже "передразнивало" контур ТУ-134. Статью комментировал председатель комиссии по НЛО, членкорр. Мы, собравшиеся в будке механиков на главной площадке, тоже комментировали. Мы - это Володя Подпальный, Володя Лебедкин, шофер с дежурного автобуса, восьмидесятилетний сторож Данила Фомич и я. Фомич больше слушал, моргая сонными глазами, чем говорил. Суть обсуждений свелась к тому, что просто так в газете не напишут, значит, что-то в природе есть. Я сказал, что в США выстроен наблюдательный пункт, с которого уже много лет ведутся наблюдения за космосом с целью установить контакты с пришельцами. А американцы деньги на ветер швырять не станут... Подпальный вспомнил, как до "химии", работая главным инженером ТЭЦ, читал машинописные конспекты доцента Ажажи, и там чего только про НЛО не написано! Я сказал, что тоже читал те конспекты. - А чего там написано-то? - осторожно поинтересовался Лебедкин. Подпальный стал рассказывать, привирая или переиначивая по-своему. Я не мешал. Лебедкин жадно курил и слушал. Фомич перестал сопеть носом и приоткрыл рот. Смотрел растерянно. Подпальный размахивал руками, изображая то полет НЛО, то реакцию очевидцев на мгновенно заглохшие двигатели машин, стоявших у переезда. - Ни хрена себе! - крякал Лебедкин. - Мобуть, шаровая молния? - подсказывал Фомич. - Какая, на хрен, шаровая молния! - убежденно смотрел на Фомича Подпальный. - Такая хреновина пролетела - размером с дом. Разве бывает шаровая молния размером с дом, Фомич? - Молния такая не бывает, - поддакивал Лебедкин. - Это что-то другое... И все движки заглохли? - Все, на хрен, как один! Даже у мотоцикла и трактора. - Так трактор-то дизельный, у него нет зажигания. Там пускач... - Какая, на хрен, разница! - горячился Подпальный. - Говорят, заглох. Им один хрен, что останавливать. Это же другая цивилизация, они и велосипед заклинить могут... - Эвона как, - выдавил Фомич. - Как врыдытели какие... Еще Подпальный рассказал, как у них в деревне на Украине смерч поднял старуху в воздух и шмякнул об землю в семи километрах. - И шо старуха? - не выдержал Фомич. - Пиз... старухе! - торжествующе объявил Володя. - Что же еще может быть... Тебя вот, Фомич, поднимет на пару километров вверх, да е... о степь! Что от тебя останется? Подумай сам. Фомич вновь засопел. - Да, Фомич, ты когда идешь в свое садоводство, поглядывай по сторонам, - захихикал Лебедкин. - И прогнозом погоды интересуйся. А то улетишь куда-нибудь к едреней фене, старуха искать будет... Меня подмывало рассказать компании, как я видел НЛО в Мурманске в зиму 1968 года и что при этом чувствовал, но сдержался - разговор пошел шутейный. Возвращался я к себе на площадку в темноте, через занесенную метелью стройку, а потом - пустынной дорогой. Было слегка жутковато, хотя я и понимал, что все это - от разговоров. Еще и Дамка где-то потерялась. Прибежала, когда я уже вошел в вагончик и разделся. Только сейчас обнаружил, что одного из героев в рассказе "Этажи" я назвал Данилой Фомичем - как нашего Фомича. И говорит он так же, и похож чем-то. Непроизвольно получилось, сам он у меня выписался таким. 4 февраля 1985. 7 час. утра. Спал плохо - в вагончике холодно. Печки грели вполнакала. Полнолуние. Поземка, северо-западный ветер. Не дождавшись кипятка, пью едва теплый чай и выхожу на улицу - осматривать машины. 19 февраля 1985г. Деж. в ОТХ. Солнце светит. И даже немного греет. Купили с Ольгой десяток луковиц красных гладиолусов сорта "Оскар", семена цветной капусты, огурцов, астры, флоксов. Флоксы, бегонию и настурцию я посадил в горшочки. Нашел книгу "Цветы" моей матери. В ней нашелся листок с ее записями - побледневшие чернильные строчки. Знакомый по детским годам почерк. Помню записки матери в школу: "Глубокоуважаемая Ольга Константиновна! Дима вчера неважно себя чувствовал - у него болел живот, и я взяла на себя смелость не пускать его в школу на занятия. Надеюсь, Вы не осудите меня за такую предосторожность. Его готовность к урокам я проверила..." Вчера дома выпил трехлитровую банку пива, под селедку. Давно не пил, месяца полтора. "Шут" идет медленно. Многое не нравится, переделываю по несколько раз. Скука откуда-то приползла, сунула свое серое рыло в мой вагончик. Холодно. Временами испытываю отвращение к бумаге и словам. Когда прихожу в Дом писателя, меня бьет током от гардеробщицы - через алюминиевый номерок. Причем, бьет только от одной - худой и старенькой; от второй, пожилой и дородной - не бьет. Когда ухожу и подаю номерок - все в порядке: статическое электричество уже разрядилось. Может, это и не статическое электричество, а творческая энергия, творческий запал, которые угасают после пустых окололитературных разговоров и слушания плохих рукописей на семинаре. 23 февраля 1985. Дежурю в ОТХ. Сегодня шел с электрички на работу и увидел куст, осыпанный красными фонариками - снегирями. Снегири покачивались на ветках и клевали какие-то зернышки. Я остановился и долго смотрел на них. Давно не видел снегирей. Дамка, убежавшая вперед, нетерпеливо поджидала меня. По утрам морозы, но солнце с каждым днем все выше пристраивается на небосклоне. Вчера разглядывал рыже-золотой серп молодого месяца. Тонкий-тонкий, как выкованный искуснейшим ювелиром. Стругацкий предложил сделать интервью не только с ним, но и с членами его семинара. Я сказал, что надо согласовать такие изменения с "Авророй". Действительно надо согласовать. Вчера выпили с Ольгой яблочной настойки - в честь дня Красной Армии. Читаю Феликса Джонсона - "...Да поможет мне бог", 1958г, пер. с англ. О временах маккартизма в США. Забавный роман. Читается на одном дыхании. Написан ясно и напористо. Все на месте. Отличная композиция. И немного киношно: перед мысленным взором бежит картинка за картинкой. Славные диалоги. Высокопрофессиональная вещь. Есть чему поучиться. 8 марта 1985 г. Утро холодное. Солнце сквозь морозную дымку. Вода в кране замерзла, и я умылся снегом. Выпил крепкого чаю. Заканчиваю дежурство и еду в Ленинград. 28 апреля 1985 г. Дежурство в ОТХ. Воскресенье. Дописал рассказ про Кошкина. Назвал "Маленькая битва в первом веке нашей эры". 32 стр. Писал почти месяц. По это причине не писал в дневник. 15 мая 1985г. Зеленогорск, отпуск. Занимаюсь рассадой. Соскучился по письму. Накопились мысли и фразы. 29 мая 1985г. Кончается отпуск. Целый месяц я вкалывал, как негр на плантации, а дел не убавляется. Как пишут в газетах, весна торопит земледельца. Почти весь участок - в грядках. Матово светится пленка на дугах. 3 июня 1985г. Первый день вышел на работу после отпуска. Теперь можно и отдохнуть немного: поспать, посмотреть телевизор, почитать, пописать. Начиная с апреля месяца, я пахал, как новенький трактор. Выстроил теплицу, вырастил рассаду и наделал грядок. Заработали на сегодняшний день 200 руб. Вчера в Зеленогорск приезжали Молодцовы. Ходили по случаю Троицы на кладбище. Сегодня Духов день. Что за день - не знаю. Говорят, праздник важнее, чем Троица. Холодно: +10. Старик-финн сказал, что теперь 6 недель будут холода. В конце мая ходили с Ольгой в Дом Писателя на творческий вечер А.Житинского. Ал. Ник. был застенчив, г