я, и тут же трухнул, что сказал неправду. А она поведала о том, что у них дома есть кот Васька, который недавно окотился, и выяснилось, что это не кот, а кошка, но ее все равно продолжают кликать Васькой, как кота. В комнату забежала Лена за стиральной доской: она и здесь, в гостях, оставалась хозяйственной. Сестра значительно, с прищуром оглядела нас. - О-о-о! - произнесла она, словно заподозрила за нами что-то недозволенное. - Я сейчас же все бабе расскажу, - выпалила она и убежала. - Пойдем, - встала с дивана Люся, - а то она точно скажет про нас что-нибудь гадкое. И я неохотно пошел за своей маленькой, но такой серьезной подружкой, досадуя или, может быть, даже злясь на Лену. Через день я уехал домой, и больше никогда не видел Люсю. Ее родители разошлись, и она куда-то уехала с матерью. Я полюбил Люсю. Долго, долго грустил о ней. Досадно было, что расстаться пришлось не с кем-нибудь, а именно с любимым, дорогим человеком. Сколько впереди меня ждало разлук с теми, с кем я хотел бы бок о бок провести всю свою жизнь! 16. ЛОПНУЛА СТРУНА Я с сестрами вернулся домой из Балабановки вечером, когда на примороженную некрасивую землю валил густой, первый в этом году, снег. Никто не обрадовался нашему приезду. Мама лежала на кровати в одежде, лицо ее было строгим и бесцветным. - Прибыли? - тихо, слабым голосом спросила мама. - Слава богу. - И снова устремила взгляд в потолок. "Что-то опять стряслось", - понял я, и в сердце моем вздрогнула тревога. - Мама выгнала отца, - шепнула мне Люба, потирая пальцами красные глаза. - Он опять задурил... Какой же он непонятный! Когда за окном установились плотные, непроглядные сумерки, приходил отец. Мама заперлась и запретила нам открывать ему. Он умолял пустить, просил прощение, звал нас, но мама грозно смотрела на каждого, кто, как ей могло казаться, хотел подойти к двери, и мы не смели ослушаться. - Пропаду я без вас, родные мои, - гулко, как из длинной трубы, доносился голос отца. - Аня, Аннушка! Не будь такой жестокой. Мама неподвижно лежала; мне показалось, что ее глаза остекленели, а вся она отвердела. Мне стало страшно и тоскливо. "Почему, почему она не хочет простить папку? Ведь это так просто - взять и простить". Отец ушел во тьму, я прислушивался с необъяснимой надеждой, как скрипел под его ногами снег. Мы не спали. Без света сидели на кроватях и молчали. Что принесет новый день? Новое несчастье? Неужели нельзя жить только в радости? Мама резко встала, сняла со стены гитару. Легонько тронула струны. В полутьме я разглядел, как она печально улыбнулась, призакрыв веки. Негромко зазвучала мелодия. Но - что-то треснуло, тонко зазвенело, и воцарилась тишина. - Лопнула струна, - дрожащим голосом сказала мама. - А ведь я легонько играла. Мы прижались к маме. Мы все еще были нашей большой семьей. "Куда уходят легкокрылые годы детства, в которых никому не надо доказывать, что ты тоже имеешь право на счастье?" - порой спрашивает себя взрослый человек. 32