ная из гранатомета. -- Мерзавец! Не хочешь по-хорошему, сейчас заряжу магазины и пристрелю какую-нибудь сволочь! -- громко прокричал я, обращаясь неизвестно к кому. "Может быть, если попаду...", -- добавил я уже мысленно. Гурбонище молотил из автоматического гранатомета, а из кустов трещали ответные очереди. Хорошо, что в нашем тылу нет гранатометчиков. Хотя, какой к черту тыл? Тут со всех сторон фронт. Наши пушки и пулеметы стреляли без умолку. Но и "духи" не снижали интенсивности огня. Одна граната прожгла фальшборт Серегиной машины, еще одна попала в привязанный к башне пустой ящик. Прошла бы чуть левее или правее -- и отскребай останки экипажа от башни. Я вернулся обратно и залег в маленькой воронке, выбитой разрывом мины. Осколки металла кололи тело сквозь маскхалат. Но, как известно, два раза снаряд в одну воронку не падает. Перетерпим временные неудобства. Итак, спереди "духи", сзади "духи". Что творится слева за дувалом, неизвестно. Там лейтенант Ермохин тоже непрерывно молотит из пушки. Значит, и ему не легко. Ну, что ж, будем снова стрелять, благо, патронов много. Я захватил с собой в мешочке треть "цинка" патронной россыпи. Пальцы сбились и ныли от непрерывного заряжания магазинов. Жаль, что нет заряжающего. Крышка люка приоткрылась, в ней вновь показался Шкурдюк. Он издал вопль радости и восхищения. -- Ник! Живой! Начальник мой дорогой! А я думал, что тебя разнесло на куски. В клочья. -- Вот спасибо! Ну, ты мне и смерти пожелал, любезный! Скажешь тоже, в клочья, -- обиделся я. -- Так ведь мины упали туда, откуда ты стрелял! -- пояснил Сергей свои худшие предположения. -- Ага. Но только я тремя секундами раньше откатился в канаву. Уполз магазины заряжать. Представляешь, как удачно закончились патроны! Если бы последнюю очередь выпустил чуть позднее, то мы бы уже не смогли разговаривать сейчас, -- возбужденно крикнул я в ответ. -- Не чаял увидеть. Чудеса! Я уже доложил по связи, что ты погиб! Сейчас сообщу, что ошибся. Или не надо? А то вдруг опять, второй раз, докладывать придется? -- пошутил Серега. -- Не придется. Не надейся. Мое место еще рано тебе занимать. Потерпи пару месяцев. -- Договорились! -- рассмеялся Шкурдюк. Мы продолжили бой. Перестрелка не прекращалась и без нашего участия. Но ведь мы -- два офицера -- были четвертью всех штыков на плацдарме. Проклятый договор с "духами"! Чертовы бестолочи, удумавшие послать нас сюда с техникой, но без солдат. Даже оборону по всему периметру не занять. Твою мать! Быть может, это преднамеренное предательство? Внезапно со страшным грохотом и лязгом из-за высокого дувала выскочила горящая бронемашина. Она зацепила фальшбортом край глиняного забора, завалив его. Задние люки были открыты и болтались туда-сюда в такт движению. В правом отсеке лежало тело: одна нога без сапога торчала из проема, а вторая была подогнута. Другой десант дымил, и оттуда вырывались языки пламени. Огонь, кроме того, пылал на ящиках, разбросанных сверху. За рычагами почему-то сидел Хмурцев. Лицо взводного было такого же цвета, как и ярко-рыжая шевелюра. Вадик что-то прокричал мне и, не останавливаясь, помчался дальше к выходу из "зеленки". Я на секунду растерялся. Что ж там произошло, раз командир взвода управляет машиной вместо механика и несется как ужаленный. И кто, черт подери, лежал мертвый в десанте?!! Через пару минут в проеме появились два связиста, которые бежали во весь дух, догоняя взводного. Один из них на мгновение обернулся, послал куда-то вдаль очередь и помчался дальше за бронемашиной. -- Стойте! -- заорал я. -- Куда бежите? Ко мне! Стоять, мудаки! Что за паника! -- Там "духи"! Нас чуть не убили. Стреляют со всех сторон, окружают, -- сбивчиво принялся объяснять солдат. -- Разведку зажали, они не прорвались. -- Какие "духи "? Позади дувала экипаж БМП вел бой! -- изумился я. -- Нет. Она сожжена. Возле нее "бородатые". Бронемашина горит, наших никого вокруг. Четверо проскочить не смогли, лежат на поляне. -- В смысле, лежат? Убитые, что ли? -- Вроде бы, -- всхлипнул молодой солдатик и размазал слезы по грязным щекам. -- Нужно выносить тела! -- громко зарычал я на него. Солдат в панике шарахнулся от меня в кусты. Черт возьми, он сейчас не помощник! Повезло парнишке, но теперь он очумел от ужаса и не верит, что остался жив, вырвался из ловушки. Обратно его не загнать. Я постучал по башне прикладом автомата, вызывая Шкурдюка. Сергей спрыгнул на землю. -- Что случилось? -- Не знаю, но что-то страшное. Там, где был Ермохин, лежат раненые и убитые. Его БМП сгорела. Я сейчас сгоняю туда, разведаю, и попробую вытащить бойцов. Усиль огонь за канал. Если минут через пятнадцать не вернусь -- выручай. -- Понял, -- кивнул Сергей и нахмурился. Я побежал к своей машине, окликнул Якубова и приказал механику заводить машину. -- Гурбон сейчас заскочим вон в тот проем, подберем раненых и, возможно, трупы, затем выскакиваем обратно, если повезет. Я за пушкой, а ты садись на место командира, управляй механиком. Я подошел к механику и скомандовал: -- Васька, вначале едем к машине, что за дувалом. Понял меня? -- Так точно! -- отозвался испуганный солдат. -- А потом куда? -- Потом будет видно! Далее по обстановке. Я еще сам не знаю, доберемся ли до цели. Быстро по местам! Машина развернулась и резко рванула с места, круша на пути виноградник. Едва мы миновали пролом, как я увидел силуэты "духов" в кустарнике. Поворачиваю пушку влево -- и огонь! Пушку вправо -- и вновь огонь! Разворачиваю башню назад! Огонь! Я стоял на сиденье, высунувшись из люка (так обзор лучше), и крутил головой по сторонам, стреляя туда, где появлялись "бородатые", откуда раздавались выстрелы. Вон она, наша машина, впереди дымит! До нее метров пятьдесят. Кусты на мою бешеную стрельбу откликались стонами и воплями раненых врагов. Механик гнал машину, не разбирая дороги, на предельной скорости. Минута -- и мы возле пожарища. Всего несколько мгновений, а кажется, целая вечность. Пару раз я боковым зрением замечал, что гранаты врезались в землю, не попав по гусеницам. Одна пролетела впереди машины, разминувшись с ней на доли секунды. Мы остановились возле горящей брони. Никого живого. Разбитые ящики, порванные чехлы, вещевые мешки, стреляные гильзы и прочий мусор валялся вокруг. Ни души. Гурбон заглянул в люки. Ни раненых, ни убитых. Ладно, разберемся позже, где экипаж. Тут из-за дувала выбежал окровавленный и перепуганный солдат. -- Помогите! -- завопил раненый и бросился к нам. Механик погнал машину к нему поближе. Якубов протянул бойцу руки и втащил его на броню. -- Что там в развалинах происходит? -- спросил я. -- Там засада. Я проскочил, а Ваську убили, -- с тоской в голосе сказал огненно-рыжий вихрастый солдатик. -- И чего ты бежишь? Где твой автомат? -- продолжал я расспрашивать рыжего. Спасенный растерянно оглянулся по сторонам, посмотрел на свои руки и ничего не ответил. -- Военный, ты чей? Откуда? -- тормошил я его. Парнишка, плохо соображая, с трудом выдавил: -- Я из Подмосковья. Феклистов моя фамилия. -- На хрен мне твоя фамилия. Из какой ты роты? -- рявкнул я на него. -- А-а-а! Сапер я, инженерно-саперная рота. Взводный нас прикрывал и приказал прорываться. Он где-то там, за виноградником. -- Механик, -- гаркнул я, -- гони что есть духу к винограднику. Увидишь, лежащих бойцов -- тормози! Мы с Якубовым будем подбирать тела. Вперед! Я продолжил стрельбу из пушки и пулемета, от моего огня крошились кромки стен и прореживались заросли кустарника. Попадал ли я по мятежникам -- не известно, важно, что мы заставили некоторых из них замолчать. Кто-то затаился, кто-то умер, кто-то отполз раненым. Когда БМП миновала высокий глиняный дувал, взору открылась страшная картина. На пыльной дороге вдоль колеи лежали три окровавленных тела. Механик остановился возле первого трупа. Сердце, казалось, колотилось с частотой ударов двести в минуту. Я нажал на спуск в очередной раз, чтобы подавить огневые точки, но вначале услышал щелчок -- это кончились выстрелы к пушке, а затем второй щелчок -- больше нет патронов и в пулеметной ленте. -- Наводчик! Лента есть еще? -- крикнул я, нагнувшись вовнутрь башни. -- Патронов нет, остались снаряды в левой ленте. Но пушку нужно прокачать, -- ответил мокрый от пота солдат. -- Ну, так прокачивай эту долбаную ленту! А то нам "духи" в задницу что-нибудь, накачают! -- рявкнул я. Я расстрелял оставшиеся патроны последнего магазина по густой траве за каналом и повесил автомат на люк. Теперь это бесполезная железяка. Годится только для рукопашного боя. Но кто ж пойдет махаться автоматами? Они нас расстреляют -- и все дела. -- Гурбон, у тебя патроны есть? -- с надеждой задал я вопрос сержанту. -- Нет. Магазины пустые, только гранаты остались. -- А у наводчика? -- Его патроны я тоже расстрелял, -- виновато сказал сержант. -- Я даже "мухи" все выстрелил. -- Черт! Плохо! Механик! Прикрой нас. У тебя-то патроны остались? Солдат кивнул в ответ, достал изнутри АКСУ и принялся палить по зарослям кустарника. Эх, из этой пукалки только ворон пугать на огороде. Ну, да ладно, что есть, то и есть. Последние здравые мысли покинули мою голову. Остался только всеобъемлющий липкий страх. И все-таки мозг продолжал работать в одном направлении: собрать трупы и мчаться отсюда как можно быстрее и дальше. Мы с сержантом спрыгнули с машины и подскочили к ближайшему телу. Это был Орловский из взвода связи. Машинально я отметил пулевое отверстие возле горла, рану в боку и перебитые ноги. Серый, пепельный цвет лица указывал на наступление агонии. Вернее, быструю смерть. Я схватил его за руки, Якубов за ноги, и мы бегом понесли его тело. Затолкнули труп в правый десант и захлопнули люк. А, вот чуть дальше -- второй. Та же операция и бегом к люку. В этот момент из кустов бросился к машине оборванный, окровавленный солдатик. Пули визжали и свистели вокруг. Они ударялись о камни, падали в пыль, но не задевали никого из нас. -- Быстрее, братан! Запрыгивай! -- скомандовал ему Гурбон, а я подтолкнул его в спину, потянул за воротник и штанину, чтобы солдат оказался внутри десантного отделения. -- На дороге еще убитый лежит, -- всхлипнул солдат, обернувшись. Черт! Я спрыгнул обратно, а боец захлопнул люк изнутри. С левого борта на броню карабкался раненый офицер, которому помогал наводчик. Я заставил себя броситься вновь навстречу опасности, метнувшись в колючую траву. Действительно! Вот он, еще один солдат в окровавленном маскхалате. Я упал рядом. Боец не двигается, не дышит. Значит, мертв. Меня охватило бешенство. Столько погибших! Как глупо! Проклятые полководцы, стратеги хреновы! Войти в этот ад практически без солдат! Я оглянулся: и внутри все похолодело. Машина отъезжала. Гурбон влезал в башню, а механик торопливо разворачивал БМП, сдавая кормой вправо. Вокруг не оставалось никого из своих. Только мертвое остывающее тело незнакомого солдата. Живые, конечно, рядом были. Но, это были враги -- "духи", которые принялись дружно и интенсивно поливать нас свинцом. Нас -- это меня и погибшего бойца. "Духи" бесились. Почему-то они никак не могли попасть. Несколько пуль впились в покойного. Убили еще раз.... Эх, превратиться бы сейчас в хамелеона и слиться с цветом почвы, чтобы стать незаметнее! Я распластался на дороге и вжался в густую пыль. Лифчик оказался подо мной. Теперь даже гранату не метнешь. Мое лицо упиралось в плечо и голову трупа, но сам я, к счастью, пока был живой. Судорожно дышал и соображал, каким образом выпутаться из этой ситуации. Надо как-то выбираться... "Духи" продолжали бесноваться из-за того, что не могли никак меня достать. Одна очередь вновь прошила лежащего бойца, другая пыльными фонтанчиками вонзилась в обочину. Следующий "веер" из пуль сшиб ветки и листву с наклоненной яблони. Стреляли трое или четверо с обеих сторон этой широкой поляны. Возможно, их было больше. Мне стало по-настоящему страшно. Я клял себя последними словами. На кой черт я поехал на эту войну? На кой... я полез в эту трижды проклятую "зеленку"? На кой... ... ... я оказался на этой убийственной поляне-ловушке и теперь вот жду пулю в голову? Видимо, несколько человек, подъезжая сюда, я скосил из пушки и пулемета, раз они так вцепились в меня. Кровно обидел аборигенов. А может, и не попал ни в кого, только нашумел и разворошил это осиное гнездо... Долго лежать и выжидать было нельзя. Рано или поздно достанут. Добьют. Не будут же постоянно попадать в этого парня. Пристреляются. Маскхалат, конечно, немного спасает, но приглядятся и грохнут. Я сделал над собой усилие воли и совершил кувырок и перекат в ближайшую колею. О, чудо, там, где я лежал секунду назад, прошла длинная, прицельная, злобная очередь. Стрелявший, видимо, сильно горячился -- целый магазин патронов расстрелял впустую. "Духи" перенесли огонь на мое новое укрытие. Очередь, очередь, пара одиночных выстрелов. Твою мать! Я выкрикнул в сторону зарослей несколько ругательств, сдобренных крепкими матами, и сиганул в небольшую воронку. "Духи" прямо озверели. Свист пуль усиливался. Неужели кроме меня стрельнуть некуда или не в кого? Я что, одна цель во всем кишлаке?! Хотя если б знали, что мишень дважды к Герою представляли, то, наверное, собралось бы еще человек двадцать, желающих пострелять. Оркестр из автоматчиков играл блюз, переходящий в какофонию... Все это произошло за минуту, которая тогда казалась мне вечностью. К моей гордости, я не обделался. Возможно, просто не успел. БМП уже мчалась к выходу из этой западни, и расстояние до нее увеличивалось. Лежа в воронке, я достал гранату из нагрудника и швырнул подальше, в сторону стреляющих из кустарника. "А теперь беги, беги, черт тебя побери!" -- скомандовал я сам себе. Заставить себя это сделать не просто. Вскочить, подняться, мчаться из последних сил. Ямка кажется такой спасительной и надежной! Если бы не выбрался тогда из нее -- погиб бы, наверняка. Не из автомата, так из гранатомета бы добили. Я прыгал словно дикий зверь. Бросался то резко вперед, то вправо, то влево, несколько раз падал и перекатывался. Зеленый маскхалат сделался серым, грязным, порвался и лопнул в нескольких местах. Пулей устремился в погоню за машиной и в несколько прыжков догнал ее. Догнать-то догнал, но оба задних люка закрыты! Даже у стоящей бронемашины его открыть -- проблема! Дверь обычно удается отпереть ударом ноги по ручке. Рукой и на ходу -- не реально. Но ужас и стремление к жизни делали свое дело. О, чудо! Резкий рывок за рукоятку -- и тяжелая дверца распахнулась, едва не сбив меня с ног. Она застопорилась в открытом положении, бултыхаясь и покачиваясь в такт движению по ухабам. Я судорожно схватился за края люка и забросил свое тело внутрь. О боже! Я упал на труп Орловского, что лежал в этом десанте. Уф-ф-ф! Мое лицо касалось его лица, а живая щека терлась о его мертвую и холодную. По броне барабанили пули, и некоторые, будто злобные шмели, залетали в открытый люк, застревая где-то в глубине машины. Броню подбрасывало на ямах и кочках, но механик гнал, не разбирая дороги к спасительному повороту. Там было относительно спокойно. Там были еще две бронемашины и главное -- боеприпасы. Тяжело воевать при полном отсутствии патронов! И без бойцов. Мы за минуту домчались до Шкурдюка и, наконец, затормозили. Я выбрался из люка, чихая и кашляя в клубах поднятой пыли. -- Никифорыч! Жив?! Что с тобой? Ты весь в крови! Куда тебя ранили? -- встревожился Серега, подбегая ко мне. Я машинально попробовал стереть кровь с одежды, но сумел ее только размазать. "Лифчик" и маскхалат от головы до пят были перепачканы кровью. -- Это не моя. Это Орловских, я на нем лежал в десанте. Сережка, в моей машине нет боеприпасов, давай гони на своей машине в сторону кишлака! Там убитый солдат на дороге, а где-то рядом, может быть, еще кто-нибудь умирает! -- скомандовал я. -- Жми быстрее, но будь осторожнее! Лупят, гады, с двух сторон. Пушка и пулемет пусть не смолкают. Ну, валяй, с богом! Машина скрылась в клубах пыли, и чуть позже до нас доносились только отголоски стрельбы. Минут через десять Серега вернулся. Когда Шкурдюк соскочил с брони, взъерошенный как черт, я метнулся к нему с расспросами: -- Ну? Как добрался до солдата? -- Да, в десанте лежит, весь изрешеченный. В него, по-моему, кто-то целый "рожок" в упор выпустил. Наверное, после того, как вы уехали. Не тело -- решето! Сволочи! Там подальше был еще труп, но его сумели подобрать танкисты. Танк сзади нас едет. Из-за дувала показался танк, тащивший на буксире подорванный КАМАЗ. Следом появился еще один, на тросах у него был дымящийся тягач. Я бросился навстречу танкисту зампотеху Штрейгеру: -- Виктор, зацепи сгоревшую БМПшку. Как потом спишем машину? -- Как-нибудь да спишете. Чего ее зацеплять? Решето! В броне дырок от гранат штук двадцать. Дуршлаг. Через нее макароны хорошо промывать! -- ответил мне майор невеселой шуткой. Он махнул рукой, и колонна поползла дальше к дороге. За танкистами выехали колесные машины и броня. В это время из зарослей выбрался Ермохин с перевязанной рукой и за ним два солдата. -- Лейтенант! Сволочь! Ты почему машину бросил? У твоих позиций человек пять погибли, а может, и больше. Шлепнуть бы тебя самого за это! -- набросился я на него. -- Меня ранило! Машину подбили, боеприпасы кончились. Я не мог не отступить. Повезло, что мой экипаж выжил. Еле-еле выбрались! -- начал оправдываться взводный. -- Там, где был твой рубеж обороны, пятнадцать минут назад было братское кладбище. Учти, если смогу, отправлю тебя под трибунал! За трусость. Лейтенант шмыгнул носом и вновь показал мне на перевязанную руку: -- А что сейчас с этим-то делать? Мне бы перевязаться. -- Топай за танками вместе с экипажем. На бетонке найдешь медиков. Уйди подальше с глаз долой! -- махнул я рукой и пошел к своей машине. Якубов забрасывал станину от гранатомета на корму. АГС уже лежал на броне. -- Ничего не забыл? Барахлишко упаковал? -- Я хмуро посмотрел на сержанта. -- Так точно! Вещи и оружие собраны! Можно двигаться. Ребят, убитых, так и повезут в десанте или перенесем их на грузовики? -- Сами вывезем! -- отрезал я и поинтересовался, пристально глядя ему в глаза: -- Гурбонище! Ты почто меня в "зеленке" одного бросил на произвол судьбы? Не уж-то не видел, что я за третьим трупом помчался? Меня, как зайца на охоте, по кочкам гоняли! -- Виноват! Товарищ старший лейтенант, виноват! Я сильно испугался, запаниковал, не заметил, что вы остались! Честное слово, разве б я уехал, если б видел? Думал, вы уже в десанте сидите. -- Я лег в него, только значительно позже! С тебя в Бухаре, при встрече, шикарный банкет! Заказываешь персонально для меня главный зал твоего ресторана! -- Хоть два банкета, но после дембеля! Главное дело, нам живыми вернуться! -- вздохнул Якубов. -- Вернемся! Обязательно вернемся живыми! По теории вероятности не может на одних и тех же людей сваливаться неисчислимое множество несчастий! Думаю, свою порцию мы съели полностью. Оставим и другим чуть-чуть! -- Халва, халва, халва! Сколько не говори, сладко не становится. Но буду рад, если гарантируете, что вернемся. Обязуюсь дома устроить той в вашу честь! Пир по-нашему! -- Ловлю на слове! -- усмехнулся я и похлопал сержанта по широкой спине, а потом поддал ему коленом под зад (за переживания под перекрестным обстрелом). Последний "Урал" проехал мимо, и далее поползли БМП с повернутыми вправо пушками, в сторону канала. Интенсивный пушечно-пулеметный огонь не давал "бородатым" обнаглеть окончательно и не подпускал их к дороге. "А действительно! Отсутствие на шее номерка-амулета едва не привело меня к гибели", -- мелькнула в голове неприятная мысль. Скорей отсюда! Прочь! Надеюсь, что в "Баграмке" я был в последний раз... Позже напыщенные начальники представят эту трагедию как яркий пример героизма и самопожертвования наших бойцов. Очень удобная позиция: собственные просчеты и бестолковость объявлять всенародным подвигом. Бить в барабаны, трубить в трубы, петь гимны, клясться памятью погибших товарищей. Мертвым и их родителям от этого не легче... Глава 18. Прощание с товарищами Колонна бойцов выстроилась на трассе, и командование начало подводить итоги боя, подсчитывать потери. Результаты подсчета оказались трагичными: погибло десять человек. Еще двух не нашли: Юрку Колеватова и Азаматова. Двадцать раненых. Вот такая получилась "мясорубка". Выходит, каждый второй из попавших в кишлак ранен или убит. Я пытался отряхнуть маскхалат. Чего на нем только нет! Пыль, грязь, кровь, колючки... -- Никифор, кто будет командовать батальоном? -- спросил Вересков. -- Чухвастова увезли в медсанбат. Ему руку в двух местах осколком раздробило. -- Черт! Как же так? Ну, нелепость! Бедняга Вовка! -- огорчился я. -- Руку сильно покалечило? Какую руку и в каком месте? -- Правую. Возле запястья. На нее было страшно смотреть. Месиво из сухожилий, костей и мяса, -- вздохнул зампотех. -- Опять остались без начальника штаба. -- Ты -- старший по званию, вот и возглавляй колонну. Нехорошо, если старший лейтенант будет майором руководить. Я, кажется, после сегодняшнего дня отвоевался. А где был наш новый комбат? -- Хрен его знает. Где-то при штабе отирался. А Метлюк за каналом остался с третьей ротой, с другой стороны "зеленки". Если командиры отыщутся, тогда будут они "рулить". А не найдутся -- ладно, сам поведу батальон домой, -- согласился со мной зампотех. К нам подошел Хмурцев и сообщил, что Ошуев приказал съездить в морг, в Баграм, опознать трупы. -- Но погибшие, все из разных подразделений. Кто поедет? Не собирать же команду из пяти офицеров! -- поинтересовался Вадик. Вересков посмотрел на меня вопросительно: -- Никифор! Поедешь? Ты практически всех солдат батальона в лицо знаешь. А я только механиков. Может, сгоняешь? "Вот черт! Еще одно испытание на прочность и крепость нервной системы!" -- подумал я и внутренне содрогнулся, представив то, что увижу... В морге опознать десяток изувеченных солдат! -- Да я там сам останусь при виде этой жуткой картины, лягу рядом! -- вскричал я в полном отчаянье. -- Ну и какие предложения? Собрать толпу офицеров и пусть отправляются узнавать своих подчиненных? -- Ладно, хрен с вами! А на чем ехать? -- вздохнул я. -- Спроси у Героя или у командира полка, -- ответил Хмурцев. -- Это они распорядились. На мой вопрос о транспорте, "кэп" указал на два БТРа полковых связистов: -- Бери эти "коробочки" и езжай быстрее! Я подозвал попавшихся на глаза стоящих в сторонке сержантов. -- Якубов, Муталибов! Парни, поедете со мной. Живо! -- Куда, товарищ старший лейтенант? -- с опаской спросил Гурбон. -- В Баграмский морг. -- О, шайтан! -- взвизгнул Гасан Муталибов. -- Я не могу! Я боюсь мертвецов. -- Эти мертвецы -- твои вчерашние приятели, папуас! -- Ну, чего вы сразу обзываетесь? Я ведь действительно боюсь крови и мертвых! Вы же помните прошлый год... -- Хорошо, постоишь возле дверей, позову, если кого-то не узнаю или понадобится твоя помощь! -- махнул я раздраженно рукой. -- Поехали! Кто-то должен меня охранять перед заменой, в конце-то концов! Психовали не только сержанты, но и я. Тело била сильная нервная дрожь и неприятно сосало под ложечкой. Не вырвало бы при виде крови. Очень этого не хочется... На окраине медсанбата стояли два ангара. Это и был морг. У ворот на цинковых ящиках сидели и курили три солдата-дембеля, с выбритыми до блеска головами. Чувствовался посторонний подозрительный запах (наверное, анаша). Выглядели они устрашающе и вызывающе нагло: голые по пояс с толстыми серебристыми цепочками на шеях, с огромными наколками на теле. На плечах и груди красовались броские надписи и рисунки: "ОКСВА" (ограниченный контингент советских войск в Афганистане), "2 года под прицелом", "Баграм", "ДМБ 87". Надписи кричали о героической службе парней (очевидно, в этом морге), об их боевых буднях и ежедневном риске. Тыловые герои, от безделья, испещрили себя воинственными надписями с головы до пояса. Под штанами было не видно, есть ли "иероглифы" ниже поясницы или нет. Но наверняка какой-нибудь из обкурившихся балбесов что-то боевое написал и на ягодицах. Чуть в стороне, на земле, прислонившись к забору из аэродромной арматуры, полулежали пятеро дремлющих молодых бойцов. Видимо, похоронная команда. Гасан присел на корточки в сторонке и закурил папироску. Гурбон схватил за шиворот узбека-земляка, обнял его и затараторил о чем-то быстро-быстро на своем родном языке. Везде у него находятся земляки и родственники! -- Эй, черти! Это морг? -- спросил я у бойцов. -- Ну... -- издал звук, судя по всему, старший. -- Что "ну"! Морг? -- рявкнул я. -- Морг, -- ответил самый стройный из них. В моем батальоне таких здоровяков не было. В горах жирок не нагуляешь! Отожрались на госпитальных харчах, в тишине и покое. От солдат слегка разило спиртным. В тенечке -- я приметил -- стояла трехлитровая банка, наполненная какой-то жидкостью и наполовину опустошенная. -- Да вы все пьяны! -- Вовсе нет! А ты по трезвому делу тут поработай! -- стал оправдываться наиболее вменяемый из этой троицы. -- Сопляк! С тобой замкомбата говорит. Повежливее! -- Виноват! -- ответил он. -- Кто тут старший? -- Я. Сержант Панков! -- представился разговорчивый. -- Какие проблемы? -- Нужно опознать десять человек, которых сегодня привезли из "зеленки". -- Тринадцать. Сегодня поступило тринадцать трупов. Может, тут и ваши. Сейчас попытаемся разобраться, кто есть кто. Внутрь пойдете или сюда выносить? Муталибов при этих словах охнул и побледнел. -- Там в помещении прохладно или духота? Запах ужасный? -- поинтересовался я у сержанта. -- Тошно? -- Нет, там прохладно и не воняет. Они еще не успели испортиться, свежие. В камере для этого поддерживается холодок. Лучше войти на "склад". Тут вы сразу сомлеете. -- Ну, открывай врата ада, привратник. ...Лучше бы я туда не заходил. Холодный полумрак "некрополя" вселял ужас. Сразу от порога, вдоль стены, стоял длинный ряд стеллажей, на которых лежали носилки. На носилках -- мертвецы, скрюченные, в тех позах, в каких их настигла смерть. Только руки и ноги стянуты веревочками, чтоб в гробы вместились, иначе окоченеют и не поместятся. Обнаженные обмытые тела молодых парней. Будто бы спящие. Но нет, они были с пулевыми отверстиями и рваными осколочными ранами. Мои солдаты и сержанты. Бывшие... -- Ваши? -- участливо задал вопрос сержант. Я молча кивнул в ответ. Я был в состоянии глубокого шока и с трудом приходил в себя. Руководитель похоронной команды взял в руки планшет, ручку, связку бирок и приготовился к работе. -- Мои! Это Орловский! -- показал я пальцем на ближайшего. Сержант что-то написал, а другой солдат повесил одну бирку на шею трупа, а вторую на большой палец ноги. -- Вот этот Насонов! Этот Филимонов! Это Гогия. Этот Ахметгалиев. Вот с наколкой на плече Велесов. Этот Башметов, Это Лапин. Тот Исламов. Боец без головы... -- Так точно! Одно тело доставлено без башки, -- буркнул санитар. -- Это, наверное, Азимов. Разведвзвод. Взводный говорил, что ему голову гранатометом оторвало. -- Я на минуту задумался. -- Других таких нет? -- Нет. Но нужно по иным признакам, по приметам определять. Родинки, татуировки... -- Значит, это точно он. Татуировок не было. Родинки -- не знаю, какие есть. Были... Маленького роста, смуглолицый, -- тихо произнес Якубов. -- Без головы стал еще меньше... -- Он таджик. А этот, лежащий, определенно азиат, -- предположил я и обернулся для поддержки к Гурбону, тот в знак согласия быстро закивал головой. Солдаты надели всем бирки, внесли записи во множество журналов и тетрадей и дали мне в них расписаться. Дата, фамилия, подпись. -- Прапорщика не было среди трупов? -- спросил я. -- Никто не признался. Мы спрашивали... -- ухмыльнулся сержант. -- Но ты, шутник! Это мой старый приятель! Он сегодня, может быть, погиб! Пропал без вести! В ухо сейчас схлопочешь за хамство. -- Ну, как я определю, кто прапорщик, кто офицер! -- начал оправдываться и заминать неловкую шутку санитар. -- Они молчат, не говорят. Голые люди -- все одинаковые. Вот еще три чьих-то тела. Не ваши? Я заставил себя пройти вдоль стеллажей еще раз, но эти парни были не из нашего батальона. Юрика тут не оказалось. -- Нет. Остальные из других подразделений. -- Ну, значит, ваших подвезут позже. Заезжайте завтра. Сейчас будем разыскивать, чьи эти, неопознанные... -- Пошел ты, знаешь куда, юморист! -- разозлился я. -- Уже иду. Меня часто туда посылают. Служба в этом заведении располагает к юмору, философии. Нам для успокоения нервов нужно выдавать водку и "травку". Иначе крыша съедет, и быстро чокнешься. Думаете, легко покойников каждый день мыть, упаковывать. Сержант-санитар вышел во двор и прикрикнул на загорающих молодых солдат. Бойцы нехотя погасили окурки и потянулись к ангару. В углу у забора стояли и лежали гробы, чуть в сторонке -- цинковые ящики. У ребят началась работа. Неприятная, тоскливая. От такого каждодневного труда, действительно, очень даже легко свихнуться. Я спросил угрюмого сержанта: -- Ты здесь постоянно или на время прикомандирован? -- Я постоянно. Уже почти год тут загружаю "Черный тюльпан". А пацаны после болезней прикомандированы. Выздоравливающие. От желтухи они очухались, но психику тут наверняка подорвут. Сейчас по стакану самогонки бабахнем и пойдем упаковывать и оформлять по адресам. Спиртик есть и бражка. Не хотите дерябнуть? -- вежливо предложил сержант. -- Ты меня удивляешь! Жара! Трупы! После всего увиденного боюсь, что сразу вывернет мой ослабленный желудок наизнанку. Как ты сам-то выдерживаешь, сержант? Покойники часто снятся? Парень нервно махнул рукой и побрел к ангару. Я быстро вернулся назад к дороге, где собиралась полковая колонна. Приехал и почти сразу сцепился с зампотехом, по прозвищу Динозавр, начался неприятный скандал. -- Товарищ замполит! Вы почему взяли без спросу бронетранспортеры? -- воскликнул возмущенный подполковник Голенец. -- Что? Взял без спроса БТР? Я не на гулянку катался, а на опознание погибших. -- Прекратить пререкаться, товарищ замполит! Воевать не умеете, к дисциплине не приучены, -- продолжал тупо бубнить зампотех полка. -- Что ты сказал? Повтори! -- взвизгнул я. -- Не хами, замполит! -- Да пошел ты..., придурок! Научись называть офицеров правильно, по званию, а не по должности! В нашем батальоне даже хреновый последний солдат это умеет. -- Я вас арестую! Под трибунал отправлю. -- Ну-ну! Посади! Крыса штабная! Залезь в "зеленку", сходи в горы, а потом рот разевай. Полгода в полку в штабе просидел и думаешь, ветераном стал! -- Мальчишка! Я тебя быстро обломаю! -- и он схватил меня за рукав. Я перестал себя контролировать. Негодование переполняло меня, и вся накопившаяся ярость выплеснулась наружу. -- Обломай! Попробуй! Чем испугаешь? Я сейчас десятерых пацанов рассматривал, опознавал! Им уже ничего не страшно. А если затеешь разбирательство... -- при этих словах я схватил его за ворот х/б и за гимнастерку на груди, -- то считай, что проживешь только до первого рейда... -- Наглец! -- воскликнул зампотех полка, хватаясь в свою очередь за мое х\б. -- Под трибунал! Это угроза старшему начальнику! Все слышали? Он закрутил головой по сторонам, но наткнулся только на угрюмые взгляды офицеров батальона. Шкурдюк потянул меня за плечи назад, а Хмурцев нахально вызвался лично начистить физиономию Голенцу. Из-за машин выскочил Ошуев, услышавший перебранку. Он притянул зампотеха к себе и что-то злое громко сказал ему на ухо. Затем рявкнул на меня, чтоб я отпустил х/б подполковника и доложил о проведенном опознании. Начальник штаба, не без труда оттеснил нас друг от друга и развел в разные стороны. Я сделал пару вдохов-выдохов, чтоб успокоиться, потому что ярость продолжала кипеть и клокотать в моей груди. Меня колотило от возмущения и обиды. Сегодня раз десять меня могли убить, потом на опознании в морге, я увидел погибших ребят. А теперь этот штабной червь угрожает трибуналом и судом "чести офицеров". Сволочь! Просидел от лейтенанта до подполковника в штабе округа писарем и точильщиком карандашей, а теперь поучает, как надо воевать. "Не умеем воевать"! Мерзавец! * * * Подполковник Голенец появился в полку одновременно с замом по тылу и сразу получил убойную кличку. Если первого прозвали "Мухам по столбам", то второго за первобытную тупость и тугодумное выражение лица окрестили Динозавром. В первые же дни пребывания в полку он "отличился". Филатов во время подведения итогов боевых действий дал слово Голенцу (тогда еще майору), но лучше бы тот рта не открывал. Динозавр расшумелся: -- Стреляные гильзы ни одна рота не сдала, кольца отстрелянных сигнальных ракет и израсходованных гранат не собраны! Где корпуса расстрелянных "мух"? -- Майор, ты, что ох...! -- рявкнул "кэп" со свойственной ему грубостью. -- На кой хрен тебе эти кольца? В загс собрался? А если нужны стреляные гильзы, сходи на полигон и собери. -- Как так? -- удивился Голенец. -- А для отчетности? Ведь израсходованные боеприпасы необходимо списывать. -- Необходимо, значит, списывай. Тебе командиры рот акты представят. -- Что я должен верить бумажке? А если они утаили боеприпасы? Припрятали? Похитили? -- Утаили ... Хм-м, хм-м. И что ты предлагаешь? Каждому патроны по счету выдавать и по гильзам принимать? -- Так точно. -- Ну, если "так точно", то ступай в "зеленку" да собирай кольца и гильзы. Я тебе эту возможность предоставлю в следующем рейде! Майор густо покраснел, замолчал и сел на свое место, смутно догадываясь, что сморозил глупость. Спустя некоторое время он совершил очередной "ляп", проводя показательные занятия с технарями. Зампотех оказался не практиком, а теоретиком. За свою службу научился только писать отчеты да составлять донесения. Однако приехал он майором, а теперь уже подполковник. Вот и сегодня впервые вышел с полком на боевые, скорее всего за орденом, и сразу затеял глупый скандал. Опоздай Ошуев на минуту -- и офицеры батальона "затоптали" бы балбеса! -- Что с Колотовым? Нашли? -- спросил я у Шкурдюка, отходя от штабных машин. -- Нет, -- ответил Сергей. -- Кто видел, что его убили? -- Афоня. Он говорит, что очередь прапорщика прошила сверху донизу. Юрка заметил ДШК и решил зайти сбоку, захватить трофей. Прошел с двумя бойцами. Одного из них ранило, перебиты обе ноги. Афоня его вытащил. А к технику и второму убитому солдату было не подползти. Они лежали в десяти метрах от пулемета. Сам ведь знаешь, Никифорыч, людей было мало. Двадцать человек ранено! -- виновато ответил Шкурдюк. -- Н-да, и двенадцать трупов! Такого полтора года не было, со времен гибели группы Масленкина! -- воскликнул я и от досады хлопнул себя по лбу кулаком. Голову и так ломило, в ушах звенело, виски сжимало тисками. Опять сегодня контузило... ...Юрку жалко. Всех жалко, но Юрку особенно. Он был моим инструктором в училище. Черт дернул занять ему полтинник на прошлой неделе. Ведь зарекался! Как кому дашь взаймы, так этого человека и убивают. Но если б Юрка не взял денег в долг, наверное, все равно бы погиб. Видно, у каждого своя судьба. Вернувшихся из "зеленки" офицеров вызвал в свой кабинет комдив. Мы сели на две БМП и помчались в штаб дивизии, получать нагоняй. А в чем мы виновны? В том, что начальство пошло на глупый договор с "духами"? Что враги начальничков обманули? В том, что противник бросил в бой школу гранатометчиков для проведения учебных стрельб по малочисленной мотострелковой колонне? Что пятьдесят гранатометчиков лупили по нам из гранатометов, как из автоматов, не жалея боеприпасов? Не мы "духам" подсказали, когда и куда идем... В результате подбит танк, тягач, дотла сгорели КАМАЗ и БМП! Еще восемь бронемашин получили пробоины, а нам даже оборону было не с кем занять, без пехоты, без солдат! Три километра сплошного огня! Вошли шестьдесят, а на своих ногах вышли двадцать восемь человек. И все для того, чтобы провести колонну из шести машин. Один какой-то идиот создает посты и заставы в центре "зеленки", а другой, не умнее, договаривается о "перемирии". Можно сказать, что такими действиями заранее предупредили наших противников о проведении операции. Могли бы еще в штаб мятежников телеграмму послать с уведомлением о наших действиях. А напоследок какой-то штабной "стратег" распорядился идти на боевые без достаточных сил! Привыкли на картах стрелки рисовать да донесения писать. Показушники! -- Как вы могли? -- воскликнул при виде нас новоиспеченный генерал. Звание генерал-майора командир дивизии получил ко Дню Победы. А эти потери испортили ему празднование торжества. Сорвали мы запланированный банкет. Начальник политотдела сидел, откинувшись, в кресле и тупо смотрел в потолок, находясь в глубокой прострации. Шок от всего случившегося сразил полковника наповал. Севостьянов тяжело дышал и громко вздыхал. -- Что за бардак был во время прохода колонны к заставе? -- продолжал громко выговаривать нам красивым, хорошо поставленным голосом командир дивизии. При этом он почему-то все время смотрел на меня. -- Откуда такая беспомощность? Грязные, пропыленные, измученные, мы выглядели убого рядом с холеным генералом. Новый комбат стоял, потупив взор, в сторонке, будто его это не касалось. Зампотех вообще не поехал на экзекуцию, а остался возле техники. Держать удар пришлось мне и офицерам роты. Ильшат Гундуллин, перед рейдом, принял дела у Острогина (Серега в полку подписывал бумажки, рассчитывался с имуществом, собирался домой, и вот такая беда)... -- Эх, вы-ы-ы! -- вновь воскликнул генерал. -- Вояки хреновы! -- В чем наша вина? -- наконец отозвался я, не выдержав упреков. Во мне все клокотало, слова и фразы вырывались изо рта будто помимо моей воли. Я вновь потерял контроль над собой, и от гнева меня качало из стороны в сторону. Глаза застилал туман, из них брызнули слезы досады и жалости к погибшим. -- Так в чем мы все виноваты? В том, что на каждые сто метров было по два-три человека и бронемашина? Что по каждой БМП стреляли три-четыре гранатометчика? Почему вы на нас натравили "духов" со всех окрестностей? -- Товарищ старший лейтенант! Приказываю замолчать и не пререкаться! Виноваты! Не уберегли солдат и не оправдывайтесь! -- А я и не оправдываюсь! Мне сегодня дико целый день везло! Я увернулся от миномета, не попали в меня четыре автоматчика! Я самолично под огнем с сержантом вынес двух убитых и спас двух раненых. За собой никакой вины не чувствую. Не я организовал эту бойню, не я спланировал. Я только свою дурную башку под пули подставлял! -- Ростовцев, успокойся, -- подал из кресла голос Севостьянов. -- Никто, конкретно вас не обвиняет. Но кто-то ведь виноват! -- Я внимательно посмотрел на него и, думаю, начпо по моим глазам понял, кого я считаю главным виновником разыгравшейся трагедии... В этот момент напряженную тишину разорвала громкая телефонная трель аппарата "ЗАС". Командир дивизии подошел к телефону и задумался